Пути прерий неисповедимы... (джен)

Время тянулось неимоверно долго. Несколько раз Азирафаэль останавливался, чтобы свериться с картой, хотя Кроули и так знал окрестные дороги слишком хорошо. Несколько раз Кроули, кажется, терял сознание. Ненадолго. По крайней мере, его спутник этого не замечал, иначе непременно воспользовался бы ситуацией. Револьвер Кроули предусмотрительно зажал между коленями так, чтобы дуло его было направлено в сторону Азирафаэля, хотя не в него самого — сейчас Кроули не был уверен в собственных рефлексах, а случайно пристрелить спутника после неудачного пробуждения не хотел. Хотя свои способности он явно переоценивал — в очередной раз он очнулся от звука упавшего револьвера.

— Ну всё, хватит! — Азирафаэль потянул поводья, заставляя пегого жеребца остановиться.

Что ж, ожидаемо. Терпение вознаграждается, а он сумел дождаться того момента, когда пленитель уже ни черта не сможет сделать. Кроули слабо улыбнулся. Он слишком хорошо знал людей.

— Поехали, — велел он скорее для проформы, прекрасно понимая, что ситуацией уже не управляет. Может, и впрямь стоило согласиться на перевязку, когда у него были силы. Правда, доверие никогда не было его сильной стороной, а в тот момент казалось, что он лишится чувств от малейшего напряжения, чем спутник непременно воспользуется. Сейчас Кроули с прискорбием понимал, что тогда он еще мог горы свернуть. Воистину, всё познаётся в сравнении!

— Нет! — упрямо заявил Азирафаэль. — Мы никуда не поедем, пока не перекусим и не обработаем твою рану!

Кроули мысленно усмехнулся очерёдности действий. Еда для его нового знакомого, похоже, стояла в ряду жизненных приоритетов аккурат после книг — нервное напряжение у того выливалось в виде бесконечного монолога, так что информации для выводов было более чем достаточно. Всё было решено, однако природное упрямство не позволяло Энтони промолчать.

— Чёртов ангел! — он ухитрился поднять выпавшее оружие, удивляясь, почему спутник не спихнул его из повозки сразу, как тот выпал. Этот нехитрый жест заставил притихшую было рану на боку снова открыться. — Я же сказал, с-сам разберусь!

Боль была такой, что голос то и дело срывался на шипение, что, вкупе с бешеный лицом заставило Азирафаэля отпрянуть. Кроули попытался было вырвать у него поводья, но это потребовало резко наклониться в сторону, чего сейчас делать явно не стоило — глаза заволокла пелена.

Следующим, что он увидел, были отблески костра, пробивающиеся через узкую щель. Когда голова согласилась выдать хоть одну вразумительную мысль, Кроули понял, что лежит в повозке. Он пошевелил руками, надеясь проверить, насколько крепко связан и сможет ли освободиться, но с удивлением обнаружил, что верёвок нет, а запястья затекли исключительно из-за долгого лежания в неудобной позе. Обычно Кроули даже спал как веретено, но в этот раз усталость и боль сподвигли его на неподвижность. Ощупывание пространства вокруг себя немного прояснило ситуацию. Он лежал в небольшом закутке, очевидно, оставленном хозяином для ночлега, а вокруг высились стопки крепко перевязанных книг. Ни многострадального ружья, которое всю поездку воображал себе Кроули, ни револьвера, ни какого бы то ни было другого оружия в пределах ощупывания не было. Он, само собой, не надеялся, что спаситель будет так великодушен, что оставит ему револьвер, но проверить стоило. В конце концов, он выглядел достаточно хреново, раз Азирафаэль не стал его даже обездвиживать; может, он решил, что и оружием он сейчас воспользоваться не в состоянии?

Зря.

Не то, чтобы теперь Кроули чувствовал себя хорошо, но, определённо, лучше. Бок всё ещё болел, однако куда глуше, а отдых хоть немного, но восстановил силы. Кролуи встал на четвереньки и подполз к разрезу ткани.

Азирафаэль кашеварил у костра. Выходит, озвученный порядок действий он всё же изменил. Кроули неожиданно понял, что чертовки голоден, и желудок поспешил подтвердить это громким урчанием. Азирафаэль, очевидно, услышавший возню, поднял голову и встретился взглядом с Кроули прежде, чем тот успел шмыгнуть назад, в тень палатки.

— Тебе пока не стоит вставать, — наставительно заявил он. — Я принесу еды, как только она будет готова. Я только-только смог добраться до котелка — пришлось устраивать в повозке маленькую перестановку. Ты слишком длинный.

Но Кроули, углядевший в пыли неподалёку от костра что-то, подозрительно напоминающее бутылку вина, уже выполз из повозки и пошатываясь, поднялся на ноги.

— Что это у тебя? — спросил он, указывая на бутыль.

— «Шатонёф-дю-Пап», — отозвался Азирафаэль, — вернее, то, что от него осталось. Большая часть ушла на то, чтобы обеззаразить рану...

Дальше Кроули слушать не стал — вычурные названия ему ничего не говорили, но пригодность для обработки раны означала достаточно высокий градус алкоголя, а это как раз то, что было нужно, чтобы хоть немного собраться с мыслями. Он, решительно подобравшись к бутылке, вырвал пробку и присосался к ней, как страдающий жаждой в пустыне к бурдюку воды. Азирафаэль открыл было рот, намереваясь, очевидно, разъяснить этому дикарю, что подобное вино из горла не пьют, но лишь вздохнул, признав тщетность подобный поучений, и заговорил о ране Кроули. Из монолога выходило, что о пулевых ранениях он знает куда больше, чем положено книжнику. Хотя, если честно, в этих местах это племя встречалось нечасто, но мысль свою Кроули всё же озвучил:

— А пули ты тоже из фермерских коров вытаскивал?

— Нет, — Азирафаэль как-то сразу сник. — Брат считал, что мы должны быть готовы ко всему, в том числе и к подобным неприятностям, так что мы... тренировались.

Кроули попытался представить, как могли проходить эти тренировки, и скривился. К настоящим раненным горе-практикантов в большом городе не подпустил бы ни один врач, тренировки на скоте отпадали — это была скорее шутка, но отвечал Ангел серьёзно. Оставались покойники. Нет, Кроули был даже благодарен долбонутому на всю голову братцу Азирафаэля, но такой практики он и врагу не пожелал бы. Правда, мертвецы и алкоголь перевели его мысли в новое направление.

— Что, испугался, что драгоценные книги провоняют мертвечиной? — насмешливо спросил Кроули, блаженно откидываясь на песок и ощущая, как вино — надо признать, отменное! — согревает внутренности.

— Прости, что? — не понял его Азирафаэль.

Кроули усмехнулся шире:

— Да брось, каждой собаке понятно было, что далеко мне в таком состоянии не уехать. Тебе оставалось только дождаться, когда я сдохну, и предъявить в ближайшем городе. На плакатах с моей физиономией ведь значилось «живого или мёртвого». Так что, испугался, что труп по такой жаре подпортит книги?

Над костром повисла тишина. Через пару минут Кроули понял, что она уж слишком затянулась — за это время даже самый отчаянный тугодум подобрал бы достойный ответ. Он привстал на локтях и взглянул на спасителя. Тот не сводил с него полный ужаса взгляд, и только движение Кроули вывело его из оцепенения.

— Как... Как ты... — голос Азирафаэля дрожал от негодования, а слова никак не желали складываться в предложения. — Да что за человеком надо быть, чтобы додуматься до такого?!

Кроули пожал плечами.

— Здесь? Самым обычным, Ангел, придётся тебе к этому привыкнуть. Тогда на кой чёрт ты меня заштопал, если не для этого?

— Не мог бы ты прекратить поминать нечистого, — Азирафаэль, похоже, здорово обиделся, и теперь будет цепляться к каждой мелочи. Кроули знал такой тип людей. — А что ещё я должен был делать — позволить человеку умереть практически у меня на руках? Любая жизнь священна. Никто не заслуживает такой смерти, даже без исповеди и прощения!

Кроули вспомнил самодовольную усмешку Хастура, оскал Люца и вечно хмурую гримасу его приёмной дочурки. Валяющегося в луже собственной крови священника, отчаянные слёзы жены фермера, не сумевшего вовремя отдать Ланцу должок, печальные глаза матери, полный разочарования голос отца...

— Не все могут получить прощения, Ангел, — почти шёпотом ответил он.

Азирафаэль, выплёскивавший своё возмущение в остервенелом размешивании каши, замер и поднял взгляд.

— Все, — уверенно заявил он. — В библии сказано...

— Читал я твою библию! — перебил его Кроули. — Даже там не все. Демоны, например. Они же падшие ангелы, верно? Но прощения им нет. Если уж ты у нас ангел, то я очень даже сойду за демона, — он ещё раз приложился к бутылке.

— Думаю, ты наговариваешь на себя, — голос Азирафаэля прозвучал неожиданно мягко.

— А плакаты с моей рожей исключительно в эстетических целях развешаны, да? — с усмешкой спросил Кроули. — Я почти готов признать, что у законников в этой стране есть вкус! Да и не ты ли совсем недавно говорил, что я бандит со всеми вытекающими?

— Я, э... — Азирафаэль замялся, будто разрываясь между устоявшимися доктринами об устройстве мира и собственным опытом. — Думаю, я несколько поспешил с выводами.

— Серьёзно? И чем же я заставил тебя усомниться в своей злобности? — осведомился Кроули.

— Думаю, если бы ты хотел меня убить, то давно бы сделал это, — Азирафаэль отчего-то покраснел.

— Если бы я тебя убил, — парировал Кроули, — то сам бы уже валялся мёртвым. А сейчас, знаешь ли, нечем, мой револьвер у тебя.

— Да хоть этой бутылкой...

Кроули удивлённо посмотрел на спасителя, потом на бутылку. Подобная мысль ему в голову как-то не приходила.

— Не-е, — протянул он после недолгого молчания, — там же ещё вино! И вообще, ты какой-то неправильный пленник! Лечишь парня, взявшего тебя в плен, подсказываешь, как тебя можно убить...

На лице Азирафаэля появилось виноватое выражение — казалось, он готов был прощения просить за свою неправильность. Все это было до того абсурдным, что Кроули расхохотался. Чёрт, да за сегодняшний день он смеялся больше, чем за последние пару лет!