Закалка дружбы (джен)

Куштрим вышел из подземки первый, за ним Федор, Гелика и Илли.

Их путь лежал к старому заброшенному монастырю неподалеку от метро. В давние времена он функционировал, но это было настолько давно, что та религия, которой он служил, перестала существовать. Она стала частью истории и идолом для культистов — отверженных «благим» обществом, как и многие другие неугодные. Все эти люди и мутанты стекались сюда — за пределы купола «Москва». Их было много, но эта бушующая река не представляла угрозы защищенному обществу, однако для местных каждый день был борьбой за жизнь и игрой в прятки со смертью.

Через несколько кварталов глазам друзей предстала разваленная красная кирпичная стена, местами обтянутая металлической сеткой и колючей проволокой.

— Мы на месте. Гели, давай! — омотревшись по сторонам, дал команду Федор.

Волчица мягкой поступью подошла к забору и, навострив когти, стала быстро перещипывать сеть.

Вокруг не было ни души. Только вдалеке были слышны современная поп-музыка, болтовня и пьяные смешки обитателей этих мест. Своей жизнью живет даже вшивая помойная дыра с горами грязи на улицах, а так же с десятками наркоманов и пьянчуг, развалившихся то здесь, то там на лавках, по углам и в подворотнях.

Федор и друзья видели все это. Ему было одновременно и жаль их, и не жаль. Единственное, что он знал, так это то, что он никогда не позволит себе дойти до такой жизни, даже если окажется примерно в таких же условиях.

Куштриму хотелось бы им всем наподдать как следует. Преподать жизненный урок и показать, что плохой образ жизни чреват не только самоубийственной опасностью, но и, как называл это рептилоид, «физическим порицанием». Федор, когда услышал эту фразу от него, сразу рассмеялся и стал вести себя под стать пафосу друга детства.

А Илли, казалось, вообще ничто не волновало. Для нее существовали лишь любимый прикид и любимая музыка. Даже сейчас, глядя на ее лицо, Федор понимал, что ей окружающая обстановка скорее безразлична, нежели страшна. Об этом ясно говорила ее поза — руки в карманах, одна нога подогнута, стоит на расслабоне, опершись о кирпичную часть забора, и ничто ее не заботит.

Нимфа почувствовала пристальный взгляд парнишки и стрельнула в него глазами. Вопросительно качнув головой, получила только дружескую улыбку и и виноватые кивки. В ту же секунду она достала из левого кармана одежды пару пластинок жвачки и протянула Федору. Он поднял ладонь и отмахнулся — мол, нет, не будет. Илли пожала плечами и зажевала обе пластины сразу.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросил Куштрим.

— Последняя проволочка, — мягким высоким голосом отчиталась Гелика, — сейчас будет готово.

Прошло еще где-то с полминуты, и послышался скрежещущий звук падающей металлической сетки, потом глухой удар о заросшую травой и сорняками землю на пустыре.

— У тебя когти после такого не болят, Гель? — озаботился Федор.

— Бывает иногда, но это если нужно перещипывать что-то слишком быстро. Сейчас все будет нормально.

Он понимающе кивнул.

— Ладно, давайте внутрь, пока нас еще не успели заметить.

Четверка вошла на территорию монастыря и медленным спокойным шагом проследовала до главного входа.

Вдруг по всему периметру забора загорелись фонарные столбы. Они горели через один, так как трущобные районы почти не поддерживались. Им скорее доставалась избыточная энергия, пущенная на обеспечение купола, но эта часть была ничтожно мала. Ее хватало лишь на освещение домов и скудные просветы на самых главных улицах.

— Давайте внутрь, — Федор взбежал по ступенькам центрального здания и поторопил друзей.

Отворив дверь, он удивился, что она не заскрипела, как старая развалина.

Юные сталкеры пробрались в заброшку и поспешно закрыли за собой двери. Здесь оказалось темновато, хотя сквозь многочисленные окна, находящиеся под потолком, пробивались лучи света и освещали внутреннее убранство помещения.

Все достали мобильники и повключали на них фонарики.

Внутри монастыря оказалось много интересных вещей. Но, даже несмотря на то, что территория находилась под охраной… хотя сеточный забор трудно отнести к охране — сюда явно кто-то частенько захаживал.

Друзья разделились на две группы — на девочек и мальчиков. Гелика с Илли пошли по часовой стрелке по овальному залу и стали рассматривать всяческие иконы, писания, книги и прочие храмовые атрибуты. Нашлись даже несколько древних свитков на латыни. Впрочем, они могли быть не такими уж и древними, ведь, если снова вспоминать историю, то территория от Охотского моря и до самой Прибалтики принадлежала Карфагену, который, в свою очередь, еще на стадии своего основания возродил латинский язык и говорит на нем и по сей день. Во всяком случае, если верить городским легендам.

Федор и Куштрим не слишком долго пробыли вместе. Рептилоиду не особо интересно было шататься по религиозным строениям. Ему больше нравились военные заброшки, бункеры, заводы. Иногда ему было приятно побродить по наркопритонам, что категорически не нравилось Федору.

Ему нравилось совсем другое. Во-первых, это была его идея посетить монастырь, а во-вторых, он всегда выбирал более или менее безопасные места для сталкерских вылазок. Чаще всего это были либо жилые строения, либо, как максимум, закрытые больницы. К тому же сохранившиеся медикаменты можно было припасти для себя или по дешевке сбагрить где-нибудь.

Но больше всего его привлекали ощущения, черпаемые в таких местах, как это. Здания, отданные под служение Непостижимому, дарили Федору эстетическое удовольствие. Его настроение и дух воспаряли от пребывания там, где когда-то давно проходили многочисленные службы во имя высших сил, не подвластных человеческой мысли. Эти вещи нельзя было ни ощутить, ни понять, если не считаешь их важными для себя и, тем более, не веришь в них.

Федор подошел ближе к алтарю и остановился прямо перед трибуной, с которой когда-то давно вещали проповеди священнослужители. Он стал рассматривать мириады тонких коричневых свечей, торчащих из водопадов собственного воска, застывшего над кафедрой.

Юный сталкер на глаз определил, где висит портрет, а может быть, и самая главная икона монастыря. Брезент, защищающий произведение искусства от порчи, сполз в сторону. Примерно в трех метрах над землей, в окружении наполовину сгоревших свечей, висело изображение человека с лицом, закрытым белой маской, в белой рясе и фиолетовой мантии с панагией на шее. В левой руке он держал талмуд с серебристой обложкой, скрывающей под собой синеватые страницы.

Федор склонил голову в знак почтения и прислонил ладони к груди.

Куштрим увидел это и решил подойти. Несмотря на то, что ящер в целом был склонен к агностицизму, он не мешал своему другу отдать дань уважения реликвии.

Когда Федор закончил свой небольшой ритуал, он опустил руки и поднял голову. Повернувшись к чешуйчатому товарищу, глаза которого блестели во мраке, он вопрошающе взглянул на него.

— Ты бы еще на колени встал, — Куштрим решил подколоть его и ухмыльнулся. Одна из его бровей подпрыгнула вверх, а плоская губа потянулась в сторону.

— Ему не нужно преклонять колени, — слова Федора были как никогда серьезны, но в то же время в них не было негодования.

— Эй! Куштрим, Федь! — откуда-то сверху донеслись голоса девчонок. — Пойдите-ка сюда! Мы нашли лестницу на колокольню!

— Какие шустрые, — удивленный ящер скрестил руки. — Ладно, погнали, глянем, чего там интересного.

— Давай, — Федор еще раз взглянул на старую икону и пошел на зов подруг. — Уж все лучше, чем верить в Великого Древнего, спящего на дне океана? А? — решил он подтрунить над Куштримом.

Он похлопал рептилоида по плечу и поспешил вперед и вверх по лестнице к одноклашкам.

— Ну, хитрый, словно лис, Федька! — рептилоид ринулся вслед за ним.