Змеиное ущелье (джен)

В замке Коваш по случаю совершеннолетия графа Чезаре фон Верциани давали бал. Верциани жили на отшибе цивилизованного мира, но это событие привлекло не только местное дворянство — прибыли графы и герцоги соседних окрестностей. По случаю приезда значимых особ замок впервые за долгое время оживился. Слуги и служанки зажигали свечи под потолком, тщательно вытирали пыль и забивали лучших свиней.

Замок Коваш, как уже было сказано, находился в провинции. Хороший земельный надел позволял графской семье жить безбедно. В их распоряжении было две деревни, где крестьянские дети росли, чтобы преумножать богатство Верциани и далее. Наделом и замком владела старая графиня, муж её умер почти полвека тому назад. Всем было, конечно, очевидно, что младшие дети — байстрюки, но об этом не говорилось напрямик, а сама графиня Катержина относилась к слухам равнодушно.

Две деревни располагались следующим образом: одна лежала на севере, а вторая на северо-западе, они носили названия Старая и Новая Ограда, соответственно. К югу, через небольшую парковую зону, скалу, на которой стоял замок, разрывала узкая расщелина. Быстрая и неглубокая речка, бурлящая внизу, носила имя «Вацлава», от имени герцогини Бржиза. Говорили, два века тому назад молодая жена герцога, услышав о наступлении неприятеля на замок, тайно бежала и бросилась вниз, от этой легенды и пошло название. Говорили ещё, что дух леди-невесты до сих пор можно увидеть в низине, если в летнюю полночь спрятаться неподалёку.

Само же ущелье давным-давно прозвали Змеиным. Не столько потому, что в нём было чрезвычайно много гадов, сколько потому, что оно было узким и длинным в протяжённости.

Спуститься вниз со скалы не представлялось простым делом: чтобы оказаться в низине, необходимо было проделать путь вдоль реки по течению, а потом уже идти обратно через заросли болиголова, скрывавшие вход, по мокрым камням. Внутри речка углублялась, но вряд ли нашлось бы место, доходившее до пояса взрослому мужчине.

Солнечные лучи даже в зените не достигали дна. Гадюки и скользкие камни реки в равной степени вызывали как детское любопытство, так и материнское беспокойство, — но как бы женщины ни ругали чумазую ребятню, последние всё равно постоянно наведывались в расщелину.

Как никто другой Элишка, старшая дочь графини, знала, что истории о призрачной леди-невесте — выдумки. Она сама и являлась их причиной. Ночами она иногда гуляла по дну расщелины в одиночестве, ускользая из замка через тайный ход.

Ход она обнаружила еще будучи ребенком: единственная сестра среди братьев, она невольно вовлекалась в мальчишечьи шалости. Братья её — Иржи, Марек и Шимеон умерли к совершеннолетию, и у старой графини вдовицы осталось двое детей: сама Элишка и прекрасный как принц Чезаре.

Про Элишку среди слуг ходили дурные сплетни, — дурнушка на вид, она сторонилась людей и выглядела нечеловечески равнодушной. От матери ей достались глубокие тёмные глаза, но чертами лица она походила на южанку: смуглая кожа, нос с горбинкой. Катержина поддерживала добровольную изоляцию дочери. Приезжие женихи получали отказы, а затем, когда Элишке исполнилось двадцать три года, предложения и вовсе стали редкостью.

Образование она тоже получила самое примечательное: в годы её юности с ней занимались приезжие учителя, а служанок и гувернанток к занятиям не допускали, но что утаишь от внимательных ушей? Поговаривали, что девочку обучали на неизвестных, страшных языках, и что книги, служившие ей учебниками, были написаны кровью, — наверняка украденных младенцев.

Хотя деревенские люди не были образованы и частенько ошибались, выбирая ведьм из местных одиноких старух, в тот раз они оказались недалеки от истины: Элишку воспитывали не так, как воспитывают обыкновенно барышень, и сама семья Верциани хранила тайны куда более страшные, чем боязливые волхвования пожилых девственниц.

Иржи, старший брат, умер, когда Элишке было всего четырнадцать. Он был укушен чёрной гадюкой незадолго до вступления в права наследования. Безутешная от горя мать носила траур год.

Через три года погиб и Марек, сорвавшись в Змеиное ущелье во время прогулки.

Шимеону было двадцать один, когда умер и он, не успев побыть графом и половину года. Загадочная лихорадка привела к параличу, а затем и вовсе унесла его жизнь. Элишка была младше его всего на год, а Чезаре — на пять.

К тому времени, конечно, слухи расползлись далеко за пределы маленького графства. Горькое сожаление Катержины и траурные одежды никак не могли скрыть странной последовательности смертей, приходившихся на совершеннолетие юношей. Никто не смог бы выставить прямых обвинений, да и многие не верили в виновность матери, но за происходящим все следили с любопытством.

Именно этот нюанс и стал ключевой причиной желаний посетить праздник в честь вступления молодого теперь уже графа Чезаре в законное право.

Из всех братьев он был самым очаровательным, — округлое светлое лицо, тёмные большие глаза с длинными ресницами и чёрные волнистые волосы. Некоторая капризность и избалованность только оттеняли наивную доброжелательность характера юноши, и за редким исключением его любили все.

Особенно его любила Элишка.

День ото дня она становилась мрачнее и тише, и чем чаще тяжёлый взгляд матери падал на неё, тем больше мрачнела Элишка. Причиной была страшная тайна, содержание которой знали трое: сама Элишка, мать да строгий учитель и врач, человек в чёрном, кого боялись, пожалуй, все, кроме Катержины, — Гаспаро Фрейре де Скорпаца.

Тайной, терзавшее сердце несчастной, были смерти её невинных братьев. Руками дочери Катержина устраняла препятствия, отдалявшие её от власти. Лишь Шимеон, любимый сын, заставил графиню усомниться в привычном ходе мысли, но вскоре и к его рту гибкие смуглые руки сестры поднесли отравленное вино.

Душевное расстройство Элишки выразило себя в кошмарных сновидениях, и в этом не было ничего странного. Но за несколько дней до праздника она проснулась с совершенно неожиданным и новым чувством: то был какой-то мерный шум, некое цоканье, равномерное и равнодушное, схожее с тиканьем часов. Звук этот отчего-то показался ей безраздельно жутким, и она спряталась под одеяло.

Звук не стал тише.

В её комнате никогда не держали часов.

Элишка вскочила с постели — босые ноги коснулись холодного пола— и опрометью бросилась из комнаты, надеясь, что это поможет.

Но звук продолжал преследовать её.

Доктор Скорпаца жил в комнате справа, и он вышел в тот самый момент, когда Элишка собиралась кинуться к лестнице, в тщетной попытке убежать от неизбежного.

— Вернитесь в комнату, девочка, — ядовитый голос Гаспаро прогремел эхом по пустым коридорам замка.

— Доктор Скорпаца, — Элишка обернулась. Жуткое тиканье сводило с ума. Оно стало тише, когда её внимание обратилось к вышедшему человеку, но не исчезло. Нет, теперь она слышала и неясный, пугающий гул.

Скорпаца подошёл к ней и мягко заставил опустить руки, — сама того не заметив, она подняла их к голове, словно пытаясь защититься от этого человека. Она всегда боялась Гаспаро, потому что тот обладал над ней непонятной властью, и она чувствовала себя вынужденной подчиняться его голосу и пронзительному взгляду.

— Ну же, — велел он, поднимая свечу выше и надвигаясь на Элишку, — возвращайтесь. Или вас беспокоит что-то?

Он склонил голову. Элишка видела в полумраке, что доктор прислушивается.

— Вы слышите... — тихим вздохом сорвалось с её губ, но она не стала продолжать, испугавшись.

Скорпаца отвёл глаза.

— Я дам вам микстуру, моя дорогая, — сказал он, — и всё пройдёт.

Они вернулись в комнату, где она выпила противное маслянистое лекарство. Звук и в самом деле затих через несколько минут, и Элишка смогла спокойно заснуть.

Происшествие это сказалось на ней в худшую сторону, молчаливая и нелюдимая, она совсем закрылась в себе и испуганно шарахалась даже слуг.

Тем временем близился день праздника — и, увы, смерти — Чезаре фон Верциани, и ничто не могло предотвратить неизбежного.

Перед самым началом вечера Элишка пригласила Чезаре сбежать ненадолго из замка. Несчастный доверчиво проследовал за своей будущей убийцей.

Вместе они спустились к залитому солнцем ущелью, переговариваясь. Элишка слушала тёплый смех брата и улыбалась в ответ. Речь зашла о местном привидении, Чезаре клялся, что видел леди-невесту, а Элишка утверждала, что это пустяк, химера. Она не могла поделиться истинными причинами неверия, и воспоминания ввергли её обратно в уныние.

Чезаре заметил это.

— Отчего вы такая грустная в последнее время, милая сестра? — спросил он.

Они стояли у самого обрыва. Элишка посмотрела вниз, избегая встречаться глазами с Чезаре.

— Из-за смерти, — тихо сказала она. — Разве вы забыли о проклятии, дорогой Чезаре?

Брат рассмеялся.

— И вы называете меня суеверным! — воскликнул он. — Ну что за вздор, деревенские сказки! Неужто наш отсыревший замок так дурно действует на вас?.. Да о каком таком проклятии вы говорите?

— Мне рассказывала нянюшка в детстве, — Элишка была бледна и серьёзна. Она вдруг прямо посмотрела на брата, нахмурив чёрные брови: — Все наши братья погибли в вашем возрасте, Чезаре. Вы плохо их помните, я знаю, но послушайте меня, в деревнях говорят…

Чезаре поднял руки, желая успокоить её, но она покачала головой.

— ...Говорят, что наш отец причинил много горя семье Хегедюш. Говорят, что их последний отпрыск заколдовал наш род. Это странно звучит — может быть, вы не поверите мне, — но бегите, мой милый Чезаре, бегите пока не поздно!

Её сбивчивая речь, горящий взгляд и активная жестикуляция произвели на Чезаре удручающее впечатление. Несмотря на солнечность и свежесть дня, он вдруг почувствовал нечто тёмное и пугающее, — будто синее прозрачное небо заволокло грозовыми тучами.

— Пустяки, дорогая сестра, — отмахнулся он. — Я стану прекрасным графом. У меня большие планы на этот замок, он слишком старый и мрачный… Я уверяю вас, матушка оценит мои идеи по достоинству.

Чезаре стоял на самом краю ущелья.

Элишка неожиданно потянулась к нему и крепко обняла.

— Мне жаль, — тихо сказала она. — Вы мой возлюбленный брат, и я боюсь за вас.

Засмеявшись, Чезаре крепко обнял её.

— Что это? — вдруг удивлённо спросил он. — Я слышу какой-то удивительный гул.

Элишка побледнела и отпрянула прочь. Чезаре поспешил успокоить сестру:

— Мне почудилось, — улыбнулся он. — Это просто ветер.

Но в прежнее расположение духа Элишка не пришла, и они вернулись в замок в полном молчании.

Возвращение, казалось, привело её в чувство. Она вновь оживилась и следовала за братом по украшенным залам, полушёпотом отвечая на воодушевление Чезаре, — он говорил о будущем.

— Близится вечер, — вдруг сказала Элишка задумчиво, перебивая его. Они сели вдвоём в одной из комнат, удалившись от остальных. — Слышите? Часы бьют восемь.

Чезаре никак не мог взять в толк, отчего сестру беспокоит время. Он улыбнулся и предложил ей выпить с ним вина, но она отказалась.

— Это ваш подарок, — сказала она, глядя, как губы брата касаются края чаши.

Заскрипела дверь, Элишка обернулась и вздрогнула. Их посетила старая графиня Катержина:

— Пришло время для процедур, Элишка, доктор Скорпаца ждёт вас, — она улыбнулась и повернула голову к сыну: — А вы, Чезаре, — вы центр нашего праздника и вам должно оставаться на виду, а не прятаться.

Элишка вежливо ответила, что они вскоре выйдут, так как есть некие обстоятельства, о коих она собиралась поговорить с братом. Мать просила их не задерживаться, но препятствовать не стала.

Дверь за матерью закрылась, и Элишка обратилась к брату:

— Мне жаль, — сказала она снова, — вы мой возлюбленный брат, но мой долг выше привязанности.

Чезаре увидел короткий блеск — Элишка сделала движение, смысл которого открылся ему не сразу. Сперва он почувствовал неудобство, но затем его тело пронзили необычайная боль и холод, и он понял, что умирает, — чувства его оставались сумбурными и неясными. Он вскрикнул, и Элишка обняла его, тонкой кинжальной иглой пронзая сердце любимого брата.

— Может ли это быть? Элишка? — не веря, спросил он. — Неужели и остальные?..

— И остальные, — едва слышно шепнула она.

Руками он ещё цеплялся за золотую парчу её платья.

Элишка ждала, когда душа покинет тело Чезаре, затем она опустила его на диван и встала на колени, умоляя о прощении. Глаза её были закрыты, и вдруг сквозь собственный шёпот она снова расслышала мерный гул и удивительное тиканье. Так, находясь в этом странном положении и прислушиваясь к звукам, характер которых всё ещё не могла постичь — звуки эти пугали её до безумия, — она не услышала скрип открывающейся двери.

— Элишка, ваша матушка... — голос Гаспаро вырвал её из фантасмагорической причудливости монотонного гудящего постукивания и вместе с тем озарил неожиданным пониманием. Она обернулась и взглянула на человека в чёрном так, словно видела впервые.

— Господин Скорпаца, — Элишка поднялась. — Вы пришли, потому что время принимать лекарство?

Гаспаро бросил взгляд на тело позади неё. А затем на неё саму — её смуглая рука сжимала окровавленный кинжал.

— Это так, — подтвердил он несколько растерянно. — Но то, что я здесь вижу… это...

— Ваши руки, господин Скорпаца, — сказала она, — почему ваши руки всегда пахнут часовым маслом?

Гаспаро сделал шаг назад. Его лицо исказилось страхом разоблачения, так же как её лицо — горьким торжеством.

— Она безумна! — закричал он, призывая остальных. — Она — убийца!

Люди вбежали в комнату.

Элишка выронила оружие и дрожащей рукой показала на Скорпаца.

— Как могу я быть убийцей, — прошептала она едва слышно, — если я заводная кукла?

Она продолжала говорить и когда её схватили. Она умоляла тюремщиков отпустить её и обвиняла в произошедшем мать и семейного доктора. Необычайная говорливость Элишки прекратилась, когда её посадили в кэб, чтобы увезти из замка. С тех пор она молчала, молчала и на суде, низко опустив голову, безвольная и безжизненная.

Несмотря на убийство, Элишка так и осталась в замке: перед королевской судебной комиссией господин Гаспаро Фрейре де Скорпаца свидетельствовал о необходимости содержания безумной в родном доме. Он привёз её обратно, но она умерла через несколько дней от лихорадки, — тело её осматривал сам Скорпаца.

Графиня правила ещё четверть века и умерла в глубокой старости.

На том история древнего рода Верциани и закончилась.

Есть одно небольшое обстоятельство, которое мы скрыли от читателя и которое может показаться занятным непристрастному взгляду: Катержина фон Верциани, урождённая Хегедюш, была увезена графом фон Верциани ещё совсем юной девушкой. Влюбившись без памяти, граф получил отказ от семьи Хегедюш, но, не смирившись с поражением, забрал её силой, — ценой жизни её родственников.

Замок же и поныне стоит над Змеиным ущельем; он заброшен. В середине прошлого века обрушилась стена в подвале, и обрушение открыло тайную комнату — по всем признакам использовавшуюся для алхимических деланий. Там до сих пор стоит прелюбопытная заводная кукла, и кто её видел, утверждают, что внутренности куклы с удивительной точностью воспроизводят реальную человеческую анатомию.

Говорят ещё, что если в лунную полночь проделать долгий путь по течению реки вниз, а затем, пробравшись через заросли болиголова, войти в ущелье, то под самым замком иногда можно увидеть на мокрых речных камнях бледную тень склонённой над рекой девы. Кажется, что она плачет. Впрочем, местные избегают ущелья лунными ночами: по поверьям дева предвещает смерть.

Местные зовут её, как и реку, Элишкой.