Ложь (джен)

Габриэль Эстронзо был милым, наивным мальчиком, растущим с горячо любимой матерью в самом сердце Сицилии.

Он имел светлые золотые волосы, хрупкое телосложение и большие, невинно распахнутые синие глаза. Габриэль очень любил мир, любил жизнь и маму. Папы у него не было, а мама говорила, что он потерялся и до сих пор не нашелся. Габриэль со всей детской верой молился, чтобы его папу нашли хорошие полицейские и привели домой, а он, Габриэль, смог бы следить за папой, чтобы он больше не терялся.

Когда Габриэлю было четыре, мама привела домой страшного человека. Внешне он был красив, но все естество ребенка буквально вопило: он опасен. Мама сказала, что это его новый папа.

Габриэль чувствовал, что не нравится папе, но сделать ничего не мог. Не мог он ничего поделать и с необъяснимым ужасом, охватывающим его в присутствии этого человека.

Ровно через месяц папа повел его погулять, и, стоило им выйти из дома, в глазах мальчика потемнело. Очнулся он уже в этом жутком месте, где помимо него были еще дети.

Врачи постоянно говорили об экспериментах, Пламени и каком-то господине Верде. Порой они говорили, что господин Верде не должен узнать, что они проводят опыты над детьми.

О том, что такое опыты, малыш Габриэль узнал очень скоро. Опыты — это кожаные ремни на запястьях, холодный стол и уколы. Опыты — это боль. Чудовищная, разрывающая внутренности боль и животный страх перед людьми в белых халатах.

Он боялся. Этот ужас невозможно описать, но и почувствовать его никто не пожелал бы и врагу. Мальчика ломали, физически и морально, и он был перед этим бессилен.

К пяти годам он почти не изменился, но в глазах порой мелькало что-то отчаянно-безнадежное. Габриэль даже не удивился, когда во время очередного эксперимента почувствовал холод и спокойствие.

Мальчик чувствовал, что нечто невероятно сильное находится рядом, такое же растерянное, как и он сам, даже не открывая глаз. Он был рад, что все наконец то закончится, и, будто зная что делать, рывком дернулся в сторону, больше не ощущая своего тела.

Душа Габриэля, светлого мальчика, преданного семьей, ярко, счастливо засияла, чтобы через мгновение исчезнуть из мира живых.

Отчего-то он был уверен, что это существо позаботится о его теле и защитит маму от того страшного человека. А еще он был уверен, что это существо устроит очень веселую жизнь тем ученым…

* * *

Гарри молчал весь вечер, изрядно этим испугав соседей по камере, и просматривал жизнь Габриэля. Он понимал, что даже за эти три дня ученые мафиозной Семьи Эстранео могут сотворить с ним многое, а потому не расслаблялся, хотя сейчас вряд ли смог бы им что-то сделать.

Потому то, что уже с рассветом дверь открылась, его не удивило.

— 013, за мной. — безразлично бросил он, и мальчик, внутренне поежившись, направился за ним. 013 — его имя в этой лаборатории.

Повсюду были двери в камеры других подопытных, и за некоторыми из них мальчик слышал крики и плач. Сердце еще не до конца прогнившего Героя дрогнуло, но он быстро взял себя в руки. Уж чему чему, а терпению Судьба его научила. Он еще отмстит и за Габриэля, и за каждую душу, погибшую здесь, и за каждую слезинку находящихся здесь детей…

Он поймал на себе взгляд мальчика, лежащего на операционном столе, и невольно вздрогнул. Столько боли, отчаяния и ужаса он еще никогда не видел.

— О, заинтересовался, да? — видимо, новый конвоир еще не успел научиться сдерживать гордость за свою работу, а потому присел возле Гарри, хвастаясь. — Это Рокудо Мукуро, обладатель сильнейшего Пламени Тумана. Сейчас мы проводим один интересный эксперимент, и если он будет удачен, Рокудо станет идеальным Туманом. — в глазах мужчины загорелось Пламя, и Гарри мысленно скривился: истинный Фанатик своего дела.

Мукуро тем временем выгнулся так, что мальчик всерьез обеспокоился о его позвоночнике, а ученые по ту сторону стекла что-то равнодушно записали в блокноты.

Вновь поймав взгляд мальчика, он одними губами прошептал: «Держись», и мальчик едва заметно криво, благодарно улыбнулся, явно уже забыв, что такое улыбаться, и вновь выгнулся от невероятной боли, закричал так громко, что Гарри услышал это даже через звуконепроницаемое стекло.

Как Гарри сейчас жалел, что не может использовать магию…

* * *

Стоило конвоиру довести Гарри до одной из дверей, как мальчика больно взяли за руку и положили на знакомый из воспоминаний Габриэля стол, тут же затягивая крепкие ремни на тонких запястьях.

— Эксперимент номер 0462, вживление Пламени всех типов в носителя слабого Неба. — произнес в диктофон ученый, и Гарри напрягся. Вживление Пламени? В воспоминаниях Габриэля такого не было…

Гарри лишь внешне был невозмутим. На деле же внутри он почти паниковал. Доступа к магии нет, он заперт в детском теле и жизнь его полностью зависит от каких-то фанатиков. Не испугался бы здесь лишь безумец.

Ученый тем временем начал втыкать в вены Гарри какие-то трубки с иглами и включать какие-то приборы.

— Все готово, можно начинать. — сообщил он еще одному ученому, и тот кивнул. Мужчина нажал на какую-то кнопку, и Гарри моргнул, ощущая легкий зуд по всему телу.

Что-то внутри него встрепенулось, сопротивляясь чужому Пламени Солнца, и зуд начал нарастать, постепенно перерастая в боль.

Вены горели огнем, боль стала невыносима, и Гарри закричал, срывая связки, срывая голос.

Боль топила сознание, разум, оставляя лишь знакомый ужас, горящий огнем в стремительно темнеющих глазах.

Все вокруг расплывалось, когда к горячему Солнцу прибавилось равнодушное Облако, спокойный Дождь, мягкий Туман, искрящаяся Гроза, агрессивный Ураган и Небо невероятной мощи. Казалось, все, но в вены потекли нечто ледяное, мрачное и спокойное, покрывающее внутренности льдом…

…и мир померк.

* * *

В голову потекли знания. Было чувство, будто его приняли за компьютер и скачали кучу информации о Пламени и его использовании.

Он знал, как лечить Солнцем, и как этим же Солнцем разобрать человека на молекулы. Знал, как лучше всего использовать Облако, как можно и как нельзя работать с Туманом. Знал, как воздействовать Дождем и как поступать, работая с Грозой.

Знал, как лучше всего использовать Небо и… Мрак.

Холодный, спокойный и мощный Мрак, дарящий прохладу и уверенность — вот чем было последнее, восьмое Пламя.

Все исчезло так же резко, как и появилось. Знания остались, но тьма, в которой они появились, пропала, рассеянная сиянием восьми ярких и сильных огней.

Первое Пламя было темно-фиолетовым, обособленным от всех остальных. Несмотря на его спокойное состояние, даже сейчас Гарри ощущал его опасность.

Второе было кроваво-красным, бурным и агрессивным, но при этом абсолютно преданным. Пламя ластилось под руку Гарри, излучая доверие и детскую верность. Невольно мальчик улыбнулся, глядя на это.

Третье совмещало в себе все оттенки оранжевого, от самых темных до слепяще-светлых. Оно горело как все огни вместе взятые, совмещая и равномерное сияние, и мягкий свет, и холод, и непостоянство простого огня.

Четвертый огонь был ярко зеленым, словно летящая Авада Кедавра, и Гарри невольно вздрогнул. Пламя, будто было голодно, облетело мальчика со всех сторон, и, не найдя пищи, вернулось на место. Гарри был готов поклясться, что оно ворчало, недовольно потрескивая вспышками Авады.

Пятое Пламя сияло мягким золотым огнем, излучая свет и понимание. Гарри усмехнулся — даже Солнце у него не как у всех, энергичное, а мягкое и понимающее. Словно в опровержение мыслей мальчика, огонь взорвался вспышкой обжигающего света, заставив другие огоньки отшатнуться от него.

Шестое было непостоянно. Его ярко синие, насыщенно-сапфировые всполохи будто демонстрировали легкое безумие и непредсказуемость, далекость от всех, но у Гарри было отчетливое чувство, что за любой из огоньков этот Туман порвет кого угодно, будь то хоть Мерлин, хоть так любимый всеми Бог.

Седьмое спокойно, даже флегматично горело светло-голубым, будто вода в чистом пруду, и порой Гарри казалось, что оно незримо улыбается. В опасности этого Пламени сомневаться не приходилось. Чем умнее черти, тем тишe омут. Такие, как он, днем улыбнутся на оскорбление, а ночью особо жестоко убьют твоих близких на твоих же глазах. Хорошо, что это лишь Пламя, а не человек…

Восьмое излучало знакомые Гарри холод и тьму, находясь в отделении от всех. Создавалось ощущение, что этому огню не нужна семья — впрочем, так оно и было. Пламени Мрака не нужно Небо…

Мальчик нечитаемо усмехнулся, закрыв глаза. Похоже, месть Эстранео переносится на… сейчас.

Примечание к части

Ну... вы хоть критикуйте, что ли, а то все хорошо да хорошо...вот жопой чую, что что то не так, так что либо вы жалеете мою нежную психику, либо моя жопочуйка меня подводит, в чем я сильно сомневаюсь. Но спасибо за коменты. Как только допишу хотя бы до пятидесятой страницы, начну новый фик по Реборну, наверное...