Пегая кобыла (джен)

Появившись в Старой галерее как был, в дорожных сапогах и мокром плаще, отец Герман обнаружил всех унаров целыми и невредимыми. Позднее время не способствовало подробному разбирательству, и он ограничился тем, что развёл их по комнатам.

Паоло стал последним: его келья располагалась в самом дальнем от галереи коридоре. Он был рад этому обстоятельству: Ричард сильно захмелел и нуждался в поддержке, иначе его состояние бросилось бы священнику в глаза. Но Паоло цепко держал Дика за плечи и в нужный момент осторожно втолкнул друга в его комнату. Хвала Создателю: отец Герман, похоже, ничего не заметил.

Нужно было лечь и постараться согреться — после сидения в выстуженной галерее зуб на зуб не попадал, но Паоло медлил. В окно его комнаты светила полная луна, и ему казалось, что странное видение, случившееся с ним совсем недавно, ещё не закончилось. Словно что-то унюхало его, увидело и теперь понемногу тянуло к себе, не желая отпускать. Паоло поёжился от странного чувства. Этот бык в дубовой аллее… Закрытые веками каменные глаза не давали ему покоя. В них чудилась какая-то тайна, и живое любопытство толкало приподнять завесу над ней.

Пораненный палец снова начал кровить, и Паоло безотчётно поднёс его к губам, чтобы слизнуть кровь. В это мгновение дверь его комнаты тихонько скрипнула, словно кто-то изнутри коридора осторожно повернул ключ в замочной скважине. Паоло замер с пальцем во рту. Его охватил внезапный ужас — настолько сильный, что волосы на голове зашевелились сами собой.

Дверь слабо чавкнула и начала открываться. Паоло в панике зашарил правой рукой по бедру в поисках кинжала, которого не было: унарам не позволялось иметь при себе оружие. Он хотел было отступить в угол кельи, но не успел: тяжёлая дубовая дверь распахнулась полностью.

На пороге стоял отец Герман по-прежнему в сапогах и дорожном платье.

Паоло перевёл дух. Что такое на него нашло!

— Унар Паоло, — негромко сказал отец Герман мягким голосом, — я заметил, что вы поранились. Покажите мне.

— Что? — спросил Паоло, вынимая палец изо рта. — А. Да. Поранился. Пустяк.

— Пойдёмте со мной, — настойчиво сказал отец Герман. — Я залечу ваш палец.

— Это ерунда, — запротестовал было Паоло, но отец Герман возразил ласково и решительно:

— Пойдёмте. Не стоит дожидаться, пока ранка загноится.

Они вышли в коридор. Отец Герман поднял свечу, которую оставил на полу, и Паоло почему-то показалось, что она мерцает зеленоватым огнём. Впрочем, он тут же понял причину этой иллюзии. Весь коридор был полон клочьями голубоватого тумана — того же самого, который стлался по саду. Должно быть, отец Герман, вернувшись ночью в Лаик из столицы, забыл запереть за собой входную дверь.

И точно: дверь во двор была распахнута настежь! Паоло, до сих пор с удивлением созерцавший туман у себя под ногами, поднял голову, чтобы обратить внимание отца Германа на этот факт. Но священник шёл гораздо быстрее, чем он: зеленоватый огонёк его свечи уже исчез, как будто его никогда и не бывало. Паоло завертел головой, отыскивая своего провожатого, и в эту минуту чьи-то тонкие пальчики вцепились ему в плечи.

— Паоло! — шепнули ему прямо в ухо упругие мягкие губы. — Паоло! Я всё-таки нашла тебя!

Этот голос был хорошо ему знаком!

— Лонча! — воскликнул он, порывисто оборачиваясь.

Леонсия, его троюродная сестра, тоненько засмеялась, запрокинув голову: густые и чёрные локоны, как змейки, заструились по её спине. Зимний туман обволакивал её хрупкую фигурку голубоватой вуалью.

— Ты меня узнал, ты меня узнал! — восклицала она своим мелодичным голосом, словно пела. — Паоло, я так рада!

Леонсия не сильно изменилась с того дня, когда он последний раз видел её. Это было год назад, и именно тогда пятнадцатилетний Паоло пылко влюбился в свою кузину.

— Что ты здесь делаешь? Как ты здесь оказалась? — расспрашивал он, схватив её за руки.

— А я сбежала! — радостно похвасталась она. — Отец привёз меня в столицу, а я сбежала! Вылезла из окна и приехала к тебе! Помнишь, как я тебе обещала?

— Помню! Но ведь тогда ты была совсем ещё девочкой! — ответил Паоло, смеясь.

— Мне уже четырнадцать! — надула она губы и тут же, не выдержав, весело фыркнула. — Ну же, пойдём, погуляй со мной по саду!

— Нужно позаботиться, чтобы тебя кто-нибудь не увидел, — спохватился Паоло. — Где твоя лошадь, Лонча?

— Бродит где-то! — легкомысленно отмахнулась она. — А ты скучал по мне, Паоло? Скучал? Скажи откровенно!

— Скучал, Лонча, — серьёзно признался Паоло, ласково глядя в её тёмные глаза. — Очень скучал!

Леонсия привстала на цыпочки, опираясь на его руки и внимательно заглядывая в глаза, словно желала прочитать в них правду. Её свежее разрумянившееся личико оказалось на одном уровне с его, и он почувствовал на своих щеках её порывистое дыхание. Она смотрела серьёзно, задумчиво, словно решая какую-то сложную задачу, а потом вдруг потянулась к его губам так по-детски доверчиво, что его сердце болезненно стукнуло и затрепыхалось где-то в горле.

Мягкий поцелуй ударил его словно молния. Волна неожиданного жара прошла по его телу сверху вниз и, закружившись водоворотом где-то внизу живота, вдруг рванулась обратно наверх так стремительно, что Паоло показалось, будто его дыхание вышло из горла в нежные губы Леонсии вместе с самой жизнью. Он ухватился обеими руками за её стан, превозмогая головокружение, медленно приоткрыл глаза — и встретился взглядом с пустыми каменными зрачками.

Перед ним стоял бык — нет! Человек с бычьей головой, увенчанной массивными рогами. Холодный каменный рот упруго прижимался к его губам, а огромные глаза были широко распахнуты. Они сияли равнодушной зеленью, светящейся, как болотная гнилушка.

Так вот какого цвета глаза у камня!

В горле у Паоло родился отчаянный вопль, полузадушенный каменным поцелуем. Юноша в ужасе шарахнулся прочь, выворачиваясь из кольца твёрдых рук, всё крепче сжимавших его рёбра. Массивная голова давила на его челюсть, жёстко впиваясь в губы. Паоло трепыхался, отбиваясь ногами и бессильно колотя кулаками оживший песчаник, должно быть, оставляя на нём кровавые следы.

«Дик! — родился у него в голове странный крик. — Дик!».

Каменная хватка на миг ослабела, и Паоло свалился на плиты двора. Ползком он кинулся сам не зная куда, содрогаясь от грохота медленных шагов чудовища у себя за спиной. Бежать! Бежать! Взгляд его случайно зацепился за что-то в глубине двора. Четыре копыта лениво процокали на уровне его головы. Лошадь! Должно быть, та, на которой приехала Лонча. Только бы добраться до неё!

Паоло рванулся к низенькой кобыле, которая лениво блуждала чуть поодаль от него. Заметив Паоло, она подняла морду и оскалила зубы в радостной ухмылке — точь-в-точь так смотрит уличный мальчишка за секунду до того, как запустит в вас камнем из рогатки. Но это откровенное злорадство показалось Паоло настолько простым и человеческим после каменного поцелуя, что он расхохотался сам и обхватил лошадиную шею руками.

Едва он сел на кобылу, как жар прошёл. Волнение в теле улеглось, и в голове у Паоло прояснилось. Теперь он отчётливо видел двор, озарённый светом луны и покрытый слабым налётом инея. Пустой двор. Паоло с грустью осознал, что никакой Лончи здесь не было: его завлекал морок, наведённый человекобыком. Враг тоже исчез, вероятно, затаившись где-то в тени за оградой. Но Паоло больше не боялся его. Нежити нечем поживиться у нежити: ей нужно живое. Человекобык не получит сегодня своего. Только нужно предупредить Дика. Он Повелитель Скал. Он должен знать, что природа его камня была извращена.

Паоло чуть тронул каблуками бока лошади, но она упрямо замотала головой. Она совсем не хотела идти к Дику. Ей было весело и без него. Она медленно повернулась вокруг своей оси, помахивая задом, словно демонстрируя наезднику свою красоту и стать. «Разве нам не хорошо вдвоём?» — отчётливо говорила её морда.

— Паоло! Рэй Кальявэра! — вдруг охнул кто-то у дверей.

Паоло обернулся: на пороге дома стоял отец Герман в домашней куртке и смотрел на него с потрясением и с ужасом во взгляде.

И Паоло подумал с непонятным удовлетворением: «Он сам позвал!».