Отражения, или Шерлок, послушай! (джен)

Шерлок Холмс был самым странным соседом, которого военный врач Джон Ватсон видел в своей жизни. А повидал он немало! Казармы, университетское общежитие, и всё такое прочее… В общем, в жизни Джона Ватсона было достаточно таких моментов, которые он хотел бы забыть, и среди них — не самые приятные соседи. Тем не менее, каким бы раздражающим ни был Шерлок Холмс, его не хотелось забыть, хотя и особой радости он порой не доставлял.

Особенно Джона Ватсона раздражала привычка Шерлока во время скуки или особо интригующих размышлений играть на скрипке; да боги с ней, с этой скрипкой! Если бы он умел на ней играть! Пусть Джон Ватсон и не разбирался в музыке так же хорошо, как тот же Майкрофт Холмс, — он определенно понимал, что звук скрипки его раздражает… Да и не только звук скрипки.

Джон готов был смириться с тем, что периодически в доме номер 221-бэ по Бейкер-стрит раздавались скрипуче-пиликающие звуки, которые извлекал именно его кудрявый остроскулый сосед. Он готов был терпеть это; даже несмотря на то, что не понимал всей прелести и спокойствия — мифического, по мнению Джона, — которое обретал Холмс-младший во время игры. Но ведь это был не единственный раздражающий звук, который издавал Шерлок!

Шерлок Холмс имел множество дурных привычек. Он часто стучал пальцами какой-то ритм в раздумьях, сидя на кресле. Он часто говорил с черепом, бог милосердный, Джон даже не запомнил имени этого предмета антропологичских раскопок! Шерлок мог часами звать его, Джона, даже когда его не было рядом, просто для того, чтобы Джон подал ему что-то — самому Шерлоку было то ли лень, то ли недосуг вставать и делать что-то самому. Шерлок мешал чай в чашке, стуча о её края и стенки ложкой, и это тоже был раздражающий звук. Шерлок шлёпал босыми ногами по полу, выходя из ванны, и часто забывал надеть полотенце; проклятый — но такой интересный — Шерлок имел дурную привычку говорить во сне!

И Джон Ватсон очень сильно удивлялся, когда просто мирился с закидонами своего соседа. То ли дело было в сознательности самого бывшего военного врача, то ли дело было в том, что звук его трости тоже раздражал Шерлока, но даже если на то были какие-то другие причины… Что ж. Как Шерлок мирился с существованием рядом Джона, так и Джон мирился с существованием Шерлока и его «тараканами». В конце концов, Шерлок был гением! Он изобрел дедуктивный метод!

Но иногда даже сквозь ангельское терпение Джона прорывалось недовольство.

«Шерлок, пожалуйста, выключи этот звук…»

Гением быть трудно, а гением, которого никто не понимает — труднее вдвойне. Шерлока раздражали и выводили из себя почти все вокруг! Глупая девчонка из морга, которая слишком шумно дышала, когда Шерлок думал над очередной загадкой; звук часов у постороннего посетителя или работника университета, который внезапно зачем-то зачастил в лабораторию… Его раздражало едва слышное гудение ламп в морге, где он работал над трупами в своей манере, его раздражали тупость и недалекость, его… Шерлок признавался сам себе — на то он и был гением, в конце-то концов! — что его раздражают все вокруг. Но когда в лабораторию вошёл он…

Это могло бы стать интересным. Афганистан или Ирак?.. Вошедший вслед за Стэнфордом был… Да он был обычным! Почти таким же обычным, как и все остальные, и это его вежливо-нейтральное «Простите?» — оно тоже было как клише, как штамп. Совершенно обычным. И у него была трость, трость, которая стучала при ходьбе, но звук почему-то не раздражал. Вошедший вслед за Стенфордом заинтересовал Шерлока чем-то, чего с первого взгляда его гений распознать не смог. И, по всей видимости, у Шерлока не получилось разгадать Джона Ватсона до сих пор, но тогда, в их первую встречу, он — на удивление, без обычной злости и раздражения — повторил свой вопрос. «Афганистан или Ирак?» — наверное, всё началось именно тогда.

Шерлока раздражали все вокруг. Миссис Хадсон с её неуместной заботой о «худом Шерлоке», старший брат-идиот Майкрофт, считавший, что за ним, Шерлоком, надо приглядывать, чёртов сучий сын Лестрейд, возомнивший о себе невесть что... Пусть он был начальником Скотланд-Ярда, это не отменяло его тупости — в глазах Шерлока, конечно! Им постоянно приходилось объяснять очевидные для него вещи, они не видели полноты картины, не могли осознать всей красоты и загадочности этого мира, не могли позволить себе с головой нырнуть в решение очередной загадки, в…

Они выводили Шерлока из себя. Все до единого!

Кроме, пожалуй, одного человека.

«Афганистан или Ирак?», так он спросил. Только позже додумался спросить имя — его звали Ватсон. Джон Хэмиш Ватсон.

Это был интересный опыт. Шерлок никогда раньше ни с кем не мог ужиться, все его соседи так или иначе в конечном итоге не выдерживали тяжести сосуществования с гением и уходили, бросая его в одиночестве — что ж, он привык к нему. Привык к тому, что остаётся непонятным, что его высказывания очевидного и выводы, которые для него лежали на поверхности, для других оказывались откровением свыше. А Шерлок просто был наблюдателен, для него на этом строился мир: на логике, на наблюдательности и дедукции. Он знал о своих соседях всё; с первого взгляда он навскидку мог назвать, что за человек перед ним, какая у него профессия и есть ли любовник или любовница — соответствие полу не столь важно.

Шерлок привык к одиночеству. К чему он не мог привыкнуть — это к тяжести этого одиночества, когда круговерть лиц случайных соседей даже для него становилась утомительной. Шерлок любил подмечать детали, коллекционировать их, но… Наверное, в этом «но» и крылась — нет, не проблема, а небольшая тайна Шерлока Холмса, консультирующего детектива.

Он был до ужаса, просто непотребно… любопытен.

А Джон Ватсон был загадкой. И когда они стали.. Ну, скажем так, сожителями — боги, как это убого звучало в голове Шерлока! — тогда любопытство взыграло в Шерлоке на полную. И он сделал самую, за последнее время, сумасбродную вещь в своей жизни. Он не стал сразу проявлять все свои самые гадкие черты характера, по крайней мере, постарался. И уже буквально на следующий день за спиной звучало почему-то греющее душу «Шерлок, послушай!» — и негромкий стук.

Этот стук, на удивление, совсем не раздражал Шерлока. Даже наоборот, наверное, он был чем-то сродни его игре на скрипке — не настолько, конечно, чтобы заменить это прекрасное занятие, но всё же! И уже по окончании того странного, забавного, весьма любопытного дела, в котором впервые прозвучало имя Мориарти, тогда он уже, наверное, привык и даже радовался. Радовался очередному «Шерлок, послушай!» — и негромкому стуку. Трости ли или пальцев с мозолями на подушечках и тыльной стороне ладони, которые стучали по клавиатуре, выводя название очередной записи в блоге.

Джон уставал. Джон уставал от жизни, медленно загибался в рутине и серости дней, они убивали его больше, чем ранение, чем травма и невозможность нормально ходить, его убивало буквально всё в этом сером однообразии! Его убивали и фальшь, и недомолвки, и живое сочувствие, и.. Да что только его не убивало, проще действительно было задуматься об этом!

Но как только Джон Хэмиш Ватсон оказался в поле зрения Шерлока Холмса — всё пошло наперекосяк. И, как бы Джон ни притворялся и не скрывал это всеми своими, на самом деле, немалыми силами, он был доволен таким поворотом событий. Ведь он уже давно, почти с самого возвращения с войны, ждал этого вопроса. Этого глупого и совершенно неожиданного в любой ситуации вопроса, когда пронзительные глаза смотрят в самую душу и задают тот самый, давно уже похороненный под слоем рутины и самоубеждения, что это просто сон, вопрос. «Афганистан или Ирак?»

С этого вопроса всё началось, и Джон был рад. Шерлок был упрям, как упрям мог быть только баран, смотрящий на новые ворота — хотя после встречи с Майкрофтом Холмсом у Джона закралось подозрение, что это — фамильная черта. Шерлок был любопытен, словно котёнок, уже научившийся бегать и выпускать когти, но еще не научившийся соизмерять опасность с риском для жизни и своими собственными возможностями. Гений Шерлока затмевал буквально всё, но интуицией, тем самым пресловутым ничем не объяснимым шестым чувством Джон не просто ощущал, он твёрдо знал, что его место рядом с этим взбалмошным непоседливым гением.

Но Шерлок никого не слушал. Никого, кроме — может быть, в редких случаях — Джона. Это пришло не сразу, но сам факт того, что это было, грел душу. Стоило только Джону устало вздохнуть, сесть в кресло — в машину, присесть на лавочку, опереться о столб и с немым укором взглянуть на Шерлока — они оба уже знали, что последует дальше. Вполне себе озвучиваемый вопрос, который их обоих уже дано забавлял, и у каждого вызывал свои, особые ассоциации.

«Шерлок, ты можешь хоть раз послушать меня?»

И Шерлок слушал, порой горделиво вздёрнув нос, а порой — виновато потупив взгляд, словно нашкодивший щенок.

Инспектор Лестрейд не был дураком, но и гением его было назвать весьма сложно. И потому, скрепя сердце и сцепив зубы, в тех случаях, когда ребята из Скотленд-ярда не могли ничего понять в новом деле, приходилось звать Шерлока Холмса. И — с некоторых пор — его сопровождал Джон Хэмиш Ватсон.

И они оба бесили Лестрейда невероятно, неимоверно, просто до белых точек перед глазами! ОБА смотрели на него так, будто он идиот, но Грегори Лестрейд идиотом не был!

Хотя на фоне этих двоих — это могло показаться и глупым высказыванием. Они оба, каждый по-своему, были гениальны.

О гениальности Шерлока Холмса Лестрейд знал давно; в конце концов, этот «консультирующий детектив» конкретно так достал не только Лестрейда, но и весь Скотленд-Ярд своими… выводами. Эта его дедукция, о которой в своём блоге Шерлок написал скучнейшую статью, — она была одновременно и простой, и невероятной для постижения нормальным человеком. Ну вот кто, кроме Шерлока, мог сподобиться использовать такой метод повсеместно? Только чёртов Холмс!

Джон Ватсон был гениален по-другому. Он был гениален в своей простоте и открытости, в своём извечном душевном равновесии и понимании окружающих так, как будто видел их всех насквозь. И, будь Грегори Лестрейд проклят, но он не понимал, как, как эти двое уживаются вместе?!

И, конечно, этот их взгляд. О, да, этот взгляд конкретно так достал Лестрейда!

Они оба смотрели так, как будто тут всё понятно.

Для Шерлока Холмса такой взгляд был привычным и нормальным, он смотрел на всех не с превосходством, а с сочувствием. По всей видимости, считая их ушедшими в развитии от питекантропов и австролапитеков не так далеко. Для Шерлока Холмса всё, всё вокруг было очевидно, — но не для Лестрейда, чёрт подери!

А Ватсон?! Джон Хэмиш Ватсон смотрел на всех окружающих так, как будто видел их души, эмоции и чувства насквозь! Как он смотрел на Лестрейда, прожигавшего Шерлока полным ненависти взглядом; как он смотрел на Мориарти в том бассейне, как он смотрел на Шерлока… Им обоим было понятно что-то, чего не улавливал сам Грегори, они оба видели и понимали больше, чем сам Лестрейд! И это бесило.

«Когда они уже прекратят смотреть так, как будто тут всё понятно?!»

Майкрофт Холмс считал, всегда считал себя умным, а главное — наблюдательным человеком, который способен обратить даже недостатки других себе на пользу. Что ж, его брат, Шерлок, доказал ему обратное. Шерлока Майкрофт не понимал.

Шерлок всегда был странным для Майкрофта, еще в детстве, но уж когда Шерлок вырос… Его странности затмили даже его ум. И Майкрофт ни черта не понимал, когда дело касалось Шерлока.

Майкрофт не просто так забрался так высоко по карьерной лестнице — для Майкрофта это был способ сберечь брата, помочь ему, хотя бы попытаться помочь… Шерлок был грубым — намеренно, а не из-за недостатка воспитания, — социально неадаптированным, оторванным от реальности; и, что самое главное, Шерлок был бестактным и самовлюбленным! Это было худшее из возможных сочетаний его худших качеств, так считал Майкрофт. И ему не было понятно, что же такого находят в Шерлоке… впрочем, это была тема для совершенно других размышлений.

Майкрофт не понимал, как Шерлок делает такие выводы, лишь взглянув на человека. Майкрофт не понимал, почему Шерлок продолжает отвергать его помощь. Майкрофт не понимал, почему Шерлок, при всей своей гениальности, отвергает работу как таковую -так ему казалось. Почему отвергает руку помощи, почему подбирает себе таких друзей — Боги, к Шерлоку вообще применимо это слово? — которые перенимают черты характера Шерлока… Да Майкрофт переставал понимать вообще что-либо, когда дело касалось Шерлока! И, с некоторых пор, его сожителя, Джона Ватсона.

Ватсон был простым человеком, Ватсон был таким же, как сотни других. Но глаза, похожие на пистолетные дула, и спокойный, всегда спокойный и вежливый тон, что бы ни произошло, — они казались Майкрофту Холмсу еще более непонятными, чем Шерлок.

Как-то раз Майкрофт спросил у Шерлока, почему всё происходит именно так. Это было незадолго до того, как Шерлок нашёл ту комнату на Бейкер-стрит, они сидели в офисе Майкрофта и говорили. Точнее, говорил Майкрофт, а Шерлок только отнекивался и грубил. Старший Холмс спросил, почему?, и Шерлок ответил, что это очевидно. Майкрофту хотелось вскочить и закричать, эти загадки, которые то и дело подкидывал ему Шерлок, бесили больше, чем что-либо еще!

«Шерлок, пойми, что мне ни черта не ясно!»

Если смотреть со стороны на эту странную парочку, Шерлока Холмса и Джона Ватсона, становилось иногда смешно, а иногда грустно. И только те, кто мог смотреть глубже — только эти люди понимали, что в этой парочке всё не так просто, как кажется на первый взгляд.

Шерлок Холмс был ведущим звеном в этой компании, он был не то чтобы заводилой, просто именно его работа доставляла столько хлопот и интересных моментов. Именно Шерлок привносил в жизнь этих двоих то самое разнообразие, риск и адреналин, за которым гнались оба приятеля — и каждый по своим причинам. Достаточно было только вспомнить их первую встречу; первый разговор…

— Вы же были на войне. Видели много смертей, много ранений.

— Да, видел.

— И в переделках бывали.

— Бывал. Насмотрелся в избытке ужасов всяких.

— Больше не хочется?

— Кто вам сказал?..

Шерлок Холмс видел мир в чётких логических задачах, уравнениях, формулах и линиях непонятной никому, кроме него, системы координат. Шерлок был гением логики, точность его ума поражала — точно так же, как и, казалось бы, мерзкий характер. Джон Ватсон был другим. С первого взгляда ни черта о нём нельзя было сказать; он был с виду таким же, как и сотни других, — пока не посмотришь ему в глаза.

Если посмотреть в глаза Шерлоку Холмсу, там видны были усталость, лёгкое презрение, мимолетный интерес и настолько сильная погруженность в свои мысли, что мгновенно пропадало желание говорить с ним. Если посмотреть в глаза Джону Ватсону, то сначала можно было отшатнуться, настолько этот взгляд напоминал пистолетное дуло; и только потом — если задержать взгляд и не отвести его — то можно было понять, что как-раз таки Джон Ватсон в плане общения с людьми являлся самым опасным из них. Потому что каким-то образом Джон Хэмиш Ватсон умел видеть души. Это можно было бы назвать метафорой, но, помилуй Богоматерь, хватило же им при первой встрече только одного взгляда друг на друга?..

Ватсону часто были непонятны выводы Холмса-младшего. Он часто повторял, что не понимает; и на фоне дедуктивного гения он действительно смотрелся полным дураком. Но стоило задать вопрос Шерлоку, как тот, притворно вздыхая, что его окружают идиоты, пускался в объяснения.

И мало, очень мало кто видел и понимал, что порой и Шерлок спрашивает у Джона совета. Пусть это было незаметно; пусть Шерлок делал это в своей излюбленной грубой манере; пусть это были даже не вопросы — а намёки на вопрос, — но Ватсон каким-то чудом, даже не глядя на Шерлока, понимал, чего тот хочет.

Просто Шерлок опирался на факты и логику, а Джон — на эмоции и интуицию, в существование которой Шерлок долгое время не верил. Всё было очень просто, — они сложились, как пазл, идеально дополняя друг друга. И какая кому разница, что там думают другие — главное, что они оба прекрасно знали правду и им уютно молчать об этом.

И уютно не задавать этот набивший оскомину вопрос.

«Может, я глуп, но объясни всё внятно…»

Шерлок Холмс увлекался только одной вещью — загадками. Это военный врач Ватсон понял уже давно; в конце концов, проведя столько времени рядом с Шерлоком Холмсом, нельзя не начать понимать его. Хотя бы начать понимать.

И — как однажды признался сам Шерлок — Джон Ватсон был одной из тех загадок, которые Шерлоку хотелось разгадать. Просто потому, что Джон Хэмиш Ватсон был, как шкатулка с потайным дном.

— Можно ваш телефон?

— А с вашим что? Вам надо позвонить?

— Нет, я предпочитаю смс…

Доверчивый — так Шерлок сказал бы при первой встрече с Джоном. Доверчивый, глупый, невнимательный, добрый — простой. Обычный, так бы сказал Шерлок. А потом — потом Шерлок открыл для себя второй слой. Под мягкой обивкой в шкатулке скрывались секреты.

Шерлок, послушай…

Мягкий и ненавязчивый. Всегда эфемерно-заботливый. Почти незаметный и незаменимый. Профессиональный. Доктор, — лечебная пилюля для Шерлока Холмса и его уставшей от одиночества души, которую терзали все кому не лень, не понимая и не принимая его гения. Джон — пусть не всегда понимал, но принимал, он был для Шерлока сродни компрессу на рану.

Потом Шерлок открыл для себя кое-что другое в Джоне. Джон любил риск. Впрочем, это было понятно еще тогда, когда Шерлок пришёл к выводу — достаточно очевидному, на самом деле — что хромота Джона — это пост-травматический синдром. ПТСР, проще говоря. Джон был чем-то, кем-то большим, чем просто Доктором.

Джон был военным.

И это нравилось Шерлоку так же, как извечные увещевания Джона, его совсем не нудное, хотя и слегка раздражающее «Шерлок, послушай!». Всё равно что сам Холмс, что Джон — они оба понимали, что всё это напрасно. Что, как только Шерлоку подкинут очередную задачку, которая не решится его мозгом с полщелчка, меньше, чем за несколько минут, — Шерлок тут же с головой окунётся в это новое приключение, стремясь добраться до разгадки, как пёс, напавший на след, — и конечно же потащит за собой Джона.

Они оба прекрасно знали это. И внутренне улыбались, предчувствуя очередную загадку.

«Шерлок, послушай… О боже, да всё напрасно»

И с улыбкой неслись навстречу новому приключению, дулом пистолета упёршемуся в лоб.

Джон Хэмиш Ватсон не просто так именно вернулся с войны. Он выжил там, он пережил всё, что произошло, и вернулся, чтобы понять, что всё, за что он боролся, оказалось эфемерным.

Но Джон Ватсон не унывал; потому что его интуиция просто вопила о том, что всё будет хорошо. Рано или поздно.

Джон всегда гордился своей интуицией, втайне, конечно. Никто не поверил бы ему, расскажи он кому-то правду, а если бы и поверили — гнить бы Джону в лабораториях каких-нибудь МИ-6! Джон обладал настолько развитой интуицией, что её можно было бы назвать предвидением.

Наклонись, — кричала интуиция. Джон наклонялся. В осточертевший песок с каменной крошкой впивалась снайперская пуля, минуя русую макушку с проседью.

Не иди туда! — шипел голос на задворках сознания. Джон останавливался, единственный из всего отряда. В следующее мгновение: стрекот пуль, и Джон — единственный выживший.

Поговори с ним, — нашёптывала интуиция, и Джон заговаривал со старым университетским знакомым, который и привел его к Шерлоку.

Он опасен, — утверждала интуиция. Джон соглашался. Он простак, — шептал голос внутри, и Джон снова соглашался. Он не от мира сего, — буквально крик где-то в глубине сознания, и Джон снова соглашался, но опасности для самого Джона тут не было. И Джон Хэмиш Ватсон протягивал телефон незнакомцу, протягивал руку для рукопожатия при знакомстве и шёл к трупу женщины в розовом, потому, что там был Шерлок.

Потому что интуиция нашептала: «Он важен» — и Джону снова нечего было возразить.

Разве что хотелось возражать постфактум. Шерлок не слушал никого; он презирал понимание опасности, он не видел разницы между перебежать дорогу на красный и сунуться под пулю. Он не понимал ни опасности Мориарти, ни того, что мог выбрать не тот пузырёк, не ту таблетку — и погибнуть. Это завораживало, и это пугало.

Но самое главное, Шерлок не слушал его, Джона! Когда Джон говорил, подчиняясь практически истерическому припадку интуиции, что там опасно, — он имел в виду, что Шерлок может там погибнуть! Но Шерлок только улыбался слегка безумной улыбкой и летел навстречу новым приключениям.

Возможно... Возможно, потому, что знал: Джон пойдет за ним?

Даже если Шерлоку вздумается сунуться в пекло, Джон, снова тяжело вздыхая, пойдет за ним, чтобы уберечь дурную голову кудрявого соседа от очередной смертельной опасности.

Джон не просто Военный, он — Воин. И, как бы ни печально было это признавать — Убийца. Наверное именно поэтому, когда интуиция взвопила впервые не о самом Джоне, а о ком-то постороннем, Джон не сомневался ни секунды. Вскинул пистолет, привычно прицелился, сводя планку и мушку в одно целое, и нажал на курок. Спасая Шерлоку жизнь, а себе — нервы. Тогда Джону казалось, что еще одного такого случая он не переживёт, ведь сердце стучало как бешеное, а кровь в висках, казалось, пульсировала так, как никогда прежде. Даже на войне, казалось Джону, такого не было…

Но разве что-то могло хоть раз пойти так, как хотел Джон?

Шерлок не слушал ни предупреждений, ни увещеваний; на него не действовали компромиссы, увещевания и угрозы. Шерлок был себе на уме. Ультиматумы он не воспринимал тем более… И Джону ничего не оставалось, кроме как смириться.

В конце концов, даже его травма оказалось всего лишь следствием недостатка адреналина, а что уж говорить о…

Джолн предпочитал молчать. Обо всём, кроме одного: Шерлок, хватит рисковать собой!

Шерлок только отмахивался, и Джон, скрепя сердце, шёл вслед за ним, с головой — как в омут — бросаясь навстречу очередной смертельной головоломке.

В конце концов, кто, если не он, приглядит за Шерлоком и вытащит его из очередной передряги за шкирку?..

А Шерлок даже привык, особенно к усталому вздоху Джона:

«Ладно, тогда… тогда я пойду с тобой».

Джон всегда был терпелив, учтив, спокоен и уравновешен. Ну — почти всегда. Всё же доктор Ватсон был человеком, и, как и у каждого человека, у него были свои тараканы в голове. Один из них — хотя казалось бы, что это естественный «прибабах» — Джон желал благодарностей. Хотя бы простого «спасибо», не говоря уже о банальном «извини», когда Шерлок чудил что-то совершенно невероятное.

Джон не возразил, когда Шерлок непроизвольно, как нечто особенное, назвал его всего лишь заменой черепу. Он смолчал, когда Шерлок не поблагодарил его за тот выстрел… И даже не извинился за то, что ушел без предупреждения, влез в передрягу без его, Джона, крепкого плеча поддержки. Доктор Ватсон вообще о многом молчал.

«Шерлок, не иди туда, ты ввяжешься в крупное дерьмо», — порывался сказать Джон.

Но не издавал ни звука, наблюдая за горящими глазами, движениями. Полными энтузиазма и самим Шерлоком, таким живым и… настоящим?..

«Шерлок, будь осторожен, она опасна!» — вопила интуиция, и хотелось завопить Джону. Но он снова молчал, когда просто нутром чувствовал, что эта женщина привнесет что-то новое… В жизнь Шерлока, а значит — в жизнь Джона тоже.

А Шерлок продолжал быть… собой, наверное. Шерлок срывал его со свиданий, Шерлок тащил его в небытие и — как синий кит — выныривал из него, таща за собой Джона. Шерлок продолжал соваться в самое пекло, в своей манере вопя о том, что это «Великолепно!». Шерлок по-прежнему игнорировал желания Джона — точнее, жалкие попытки того отдалиться от Шерлока и не привязываться сильно. Шерлок игнорировал работу Джона, его бытовые потребности, да он игнорировал даже верность Джона!

И доктор Ватисон не мог понять — кто он для Шерлока? Почему Шерлоку так трудно хоть раз сказать «извини»?

И иногда у доктора Ватсона сдавали нервы. Он уставал быть тенью и верным псом и уходил.

— ...Для меня важно одно — работа! Запиши это в свой блог. А ещё лучше брось навязывать миру своё мнение!

Шерлоку было скучно. Безумно скучно. И Джон тут ещё...

— Куда это ты?

— На улицу! На воздух!

И Джон уходил, раздражённо поправляя воротник куртки.

У-хо-дил…

«Ты можешь хоть раз сказать "Извини"?..»

Она — это угроза. Должна была быть угрозой, но черт подери, этот псих нашел, чем её поймать на крючок. Что надеть, чтобы встретить Его? Она заинтересована, она в замешательстве, и от предвкушения бежали мурашки по коже. Она — Та Женщина, но похоже, что во всех ее фантазиях и мыслях теперь будет только Он. Тот Самый Мужчина.

Шерлок Холмс.

Он гений, и гений невероятный; его вычислительные способности, его цепкий ум, его увлечение загадками… Она хотела стать той самой единственной загадкой, которую Шерлок никогда не забудет. Конечно, случались досадные помехи: чёртов Мориарти, верная тень Шерлока — Джон, старший брат Шерлока — Майкрофт, который и…

Это всё не важно. Она хотела Шерлока — и она получит Шерлока.

Вот только… Шерлок всё подмечал, но не вёлся; Шерлок всё понимал, но не отвечал. Она инсценировал свою смерть, она пряталась и убегала, она просила у Шерлока защиты — а… Шерлок просто играл с ней? Или же нет?

Он знал, куда смотреть. Он понял, за такой короткий срок понял, что пароль к сейфу — это её параметры. Он видел её тело, смог заглянуть в душу, он поразил её своей.. как он говорил, дедукцией? Его ум, его разум, его мышление — даже его внешность — всё в нём привлекало её! И что ей было делать, если она казалась неинтересной ему?

Джон Ватсон был уверен, что Шерлок… грустит. Что Шерлок в депрессии. Но разве Шерлок так умеел?

Она думала, что нет. Оказалось, что сентиментальность в самой извращенной её форме присуща даже Этому Мужчине. Он скучал? Она не знала наверняка и, даже улетая за границу и спасая свою жизнь — подвергая её новой опасности, — не может понять, что же такое этот Он, Тот Самый Мужчина? Кто такой Шерлок Холмс?

Шерлок спасал её. Снова. Будучи там, он одновременно был тут, и казалось, что впервые в жизни — она ошиблась.

Она сказала ему, что он не забудет её никогда, но, похоже, это она не могла забыть его больше…

«— Шерлок, забудь.

— Может быть, раз в другой?»

Однажды Джону Ватсону стало страшно.

Просто однажды его интуиция — то, что он так прятал и чем так гордился — возопила не на шутку. Он чувствовал, что какими-то словами, чем-то, что не понять тому, кто не знал гения Шерлока Холмса, Шерлок прощается…

А Джон уже привык.

Привык к побудкам в любое время, потому что Шерлоку было скучно — ему нужна ручка, у него гениальная идея, он знает, кто убийца, ему нужны свободные уши... Джон привык к тому, что всегда, всегда вынужден слушать не голос разума, а интуицию — потому, что каким-то чудом она хранила не только самого Джона, но и стала хранителем Шерлока Холмса. Долбаный «консультирующий детектив» как будто врос в Джона, стал второй его половинкой. Говорили, что так чувствуют себя близнецы — но ведь Джон и Шерлок… слишком разные.

Или наоборот — они две стороны одной медали?...

И Джон начал бояться. Бояться, что однажды Шерлок просто… Ну, Джон не был уверен, что именно случится — но просто Шерлока больше не будет рядом.

Хотя Джон ничего не говорил Шерлоку — тот всё и сам прекрасно понимал. И пожимал плечами. А Джону хотелось закричать:

«Шерлок, не смей! Не смей говорить "прощай"!»

Джон не мог видеть мир так, как его видел Шерлок. Впрочем, была верна и обратная ситуация: Шерлок не мог увидеть мир так же, как видел его Джон. И в этом — друг в друге — они находили силу и слабость друг друга.

Шерлок видел мир в чёткой формуле. В логике цифр. В цепях взаимосвязей и выводов, по сути — решений уравнений с разными переменными, порой вообще не относящихся к математике. Для Шерлока весь мир был строгой логической моделью, подчиняющейся только и исключительно законам логики. Джону это не было понятно; но разве это было так важно? Не для Шерлока, ему не трудно было объяснить — но только Джону.

Джон — аномалия в мире Шерлока, но без этой аномалии стройность его логических цепочек давала трещину.

Джон видел мир в ярких красках. Это была картина, где были использованы все цвета, вся палитра, существующая в мире. Джон видел звук, видел не только цвета, но и эмоции, видел души людей, их чувства и стремления, улавливал малейшие колебания настроения… Конечно же, он не понимал Шерлока. Но и Шерлок не понимал его! Не понимал, как можно променять строгость — на чувственность, упорядоченность — на полнейший хаос.

Джон воспринимал мир через призму чувств и ощущений, даже таких мифических, как интуиция.

Шерлок воспринимал мир в строгости логики и последовательности взаимосвязей, в строгой системе координат и сложных многосоставных формулах с несколькими переменными.

Но всё чаще и чаще, чем больше Джон и Шерлок узнавали друг друга, в их глазах то и дело возникало признание-вопрос.

«Ты гениален, слышишь! А я вот глуп…»

И Шерлок пускался в объяснения. Или Джон, когда Шерлок задавал вопрос одним только взглядом. Не произнося вслух, но признавая, что может чего-то не понимать. Например, чувства людей.

Миссис Хадсон была весьма необычной женщиной.

Оторва — в молодости, верная жена — в поздней юности, домохозяйка — в зрелости, вдова — немногим позже, а на пенсии — всё вместе. Ведь сдерживаться не было повода; мужа нет, а квартиранты… Квартиранты и сами с причудой!

Хотя Шерлока она любила, по-своему, как вредного сына, или внука, или младшего брата с прибабахом — но любила. И даже все его странности.

Шерлок мог накричать на неё. Шерлок мог попросить приготовить еды, хотя она не домохозяйка! Шерлок мог палить из пистолета в стену. Шерлок мог ругаться, курить, приходить и уходить так поздно или рано, что миссис Хадсон могла только возмущаться! Шерлок мог пострадать, Шерлок мог сорваться куда-то, кричать о чём-то своём, мог приносить проблемы и доставлять неудобства, но он был Шерлоком. И когда его что-то беспокоило — это доставляло неудобства и миссис Хадсон.

Как с теми громилами-американцами. Фу, насколько невоспитанной могла быть молодёжь! Миссис Хадсон было стыдно за них, — они не то что Шерлок!

Или тот ужасный взрыв, кто его устроил, Мориарти? Ужас! Как у него только рука поднялась на прекрасную Бейкер-стрит и на её очаровательный дом!

И всё же, так вышло, что говорили они редко. Но когда выпадал случай, весь дом 221-бэ по Бэйкер стрит замирал. Потому что слышал:

«Может, расскажешь, (я заварю нам чай)?»

Джон не понимал.

Джон боялся.

Джон был в растерянности, в отчаянии, в ужасе… Джон опустошён.

Сегодня был тот самый момент, когда сердце остановилось — сделало кульбит — и понеслось вскачь. Сегодня утром Джон посмотрел на Шерлока, и…

Шерлок видел это в глазах Джона. Шерлок замечал это в его движениях, — то, какими нервными они стали. Шерлок видел это в его сузившихся глазах, в чуть крепче, чем обычно, сжатых кулаках, в совершенно и абсолютно въевшейся в Джона военной выправке, сейчас превратившейся в абсолют. Шерлок видел бледные губы Джона, играющие желваки на скулах и полный тревоги голос, ввинчивающийся в уши. Хотя говорили они о чём-то обыденном. Видимо, Джон снова что-то увидел…

Джон паниковал. Сердце билось настолько быстро и громко, что напоминало перезвон колоколов. В ушах стучало. Холодный пот катился по спине. Так не могло быть, так не бывает… Шерлок был константой в мире Джона. Пусть странной, изменчивой, гибкой, непостоянной — но константой, каким бы оксюмороном это не звучало! Шерлок, казалось, был всегда. И Джон не мог представить, что Шерлока…

Шерлок видел, что что-то напугало Джона. Он даже догадывался, что именно так напугало — но ничего не мог поделать. С Мориарти надо было кончать. Мориарти был одержим Шерлоком — а Шерлок был одержим работой мозга. Шерлок считал себя совершенной вычислительной машиной, он считал себя тем, кто мог просчитать любую ситуацию, он мог вычислить всё… И единственным нарушением этого «всего» был… нет, не Мориарти. Не Майкрофт, как бы тому ни хотелось считать обратное. Единственным, кого не мог просчитать Шерлок — был Джон. Джон Хэмиш Ватсон.

И от этого было легко на душе, хотя Шерлок и с трудом понимал, как это. Существование Джона имело смысл, доказывало Шерлоку, что он — не машина. Что он жив, что он человек… и что для него еще не всё потеряно.

Джон смотрел, как Шерлок уходит. Смотрел и понимал, что не может ничего сделать. Понимал, что Шерлок всё решил, а если он решил — то достигнет своей цели любой ценой. Это же Шерлок. И Дзжон не выдержал, и когда полуденное солнце заходило за облака, он окликнул Шерлока.

— Я видел тебя сегодня. Шерлок, я… видел твой труп…

А Шерлок ничего не ответил и ушел.

И Шерлок упал.

Шерлок умер.

Но вместе с ним — умер и Джон…

Афганистан, полевой госпиталь

Военный доктор пришел в себя. Человек, чьи глаза полковник еще вчера мог бы назвать мертвыми, снова был жив — и телом, и душой. Джон Хэмиш Ватсон был лучшим в его дивизионе, — и полковник не желал его терять.

Рваные раны от осколочной гранаты, гнойник на месте попавшей в рану земли и вырезанные куски мяса — полевые условия. Уродливые швы на груди и спине, пробитое насквозь бедро, когда истекающий кровью доктор тащил выживших бойцов из-под пуль.

И там, где еще вчера были холодные, стеклянные синие глаза, теперь плескались два живых аквамариновых озера, глубоких и таинственных.

— Значит, Шерлок Холмс, — сказал док и усмехнулся. Предвкушающе скалился, можно сказать!

Джон Хэмиш Ватсон, человек, едва не погубивший душу на войне, вдруг понял, что ему делать дальше. Ведь там, в лондонском университете его юности, в лаборатории, кропя над микроскопом, его будет ждать его судьба. Его вторая половина, его тень — или его свет. Тот, ради кого стоит жить. Шерлок Холмс. Уильям Шерлок Скотт Холмс…

Джону было наплевать, знает ли так же о нём Шерлок, как и сам Джон, но одно было точно ему известно.

То, что он с нетерпением будет ждать сакрального вопроса, опираясь на трость и гордо распрямив плечи перед своей судьбой.

«Афганистан или Ирак?»

* * *

Госпиталь, отделение реанимации, Лондон.

Майкрофт нервно ходил из угла в угол в коридоре перед палатой. Майкрофт Холмс — он, конечно, был всемогущ, в пределах Британии, но… Но он не мог спасти своего младшего брата. Шерлок уже три дня лежал в коме.

Шерлок был умным ребенком, гениальным сыном гениальных родителей и был братом гения, также ставший гением. Шерлок был удивителен, очарователен в своих фобиях и -патиях — как он сам называл себя, он был высокоактивным социопатом. Вот только ничто из вышеперечисленного — ни хорошая физическая форма, ни поистине гениальный мозг не спасали Шерлока от такого. От издевательств. От избиения. От грани жизни и смерти.

И когда медсестра вскрикнула, Майкрофт ворвался в палату, только чтобы застать своего брата, сидящего на больничной койке с вытянутой вперед рукой, с шалыми, как будто блестящими от слёз глазами и… Майкрофт не мог поверить своим глазам. Шерлок улыбался!

— Шерлок?

— Его зовут Джон. Джон Хэмиш Ватсон…. И он — мой, — залихватски ухмыльнулся Шерлок.

Двадцатидвухлетний гений знал, что больше его жизнь не будет пуста и напрасна. Что он не загнётся от скуки, не утонет в рутине, не зачерствеет, и его мозг никогда не будет простаивать. У него появилась цель. Цель, загадка, смысл жизни и отвратительная черта — Джон Хэмиш Ватсон, и пусть он где-то там, далеко, но рано или поздно Инь-Ян встанет на место. Он — часть друг друга, и теперь Шерлок знал, что нужно только дождаться… И застолбить за собой ту лабораторию в Университете. Просто, чтобы задать тот самый вопрос, ответ на который он знал и так.

«Афганистан или Ирак?»

* * *

Шерлок, пожалуйста, выключи этот звук.

Он раздражает, выводит меня из себя.

Шерлок, пожалуйста, — слышен негромкий стук -

Шерлок, ты можешь хоть раз послушать меня?

Хватит смотреть. как будто тут все понятно.

Шерлок, пойми, что мне ни черта неясно!

Может, я глуп, но объясни все внятно.

Шерлок, послушай... О боже, да все напрасно.

Шерлок, постой, не стоит туда идти.

Ладно, тогда... тогда я пойду с тобой.

Ты можешь сказать хоть однажды мне «извини»?

Шерлок, забудь... может быть, раз в другой.

Шерлок, не смей... не смей говорить «прощай».

Ты гениален, слышишь, а я вот глуп.

Может, расскажешь (я заварю нам чай)?

Я тебя видел сегодня.

Шерлок, я видел твой труп.