Сильванские луны. Часть вторая: Сеющие ветер (гет)

Едва появившись вдали, Вороний кряж одним своим видом придал им сил. Туманная полоса гор у горизонта была воплощённой надеждой на то, что они уже близки к цели — что у них хотя бы есть цель. Отвечая своему имени, невысокая гряда встретила их вороньим граем — и твёрдой землёй. Боги, надёжный камень под ногами после зыбкого соляного песка казался почти что счастьем. Как же мало всё-таки человеку для него надо...

Лексий никак не мог привыкнуть к мысли, что они идут туда, куда он сказал. Да что уж там — что, по сути, именно из-за него этот поход и начался... Подумать только! Он всю жизнь был обычным парнем, который охотнее подчинялся, чем решал, а сейчас ему доверили дела государственной важности. О том, что́ с ним сделают, если Лексий в итоге окажется кругом неправ, думать не хотелось. По ночам он просыпался и вглядывался в темноту, но Лунолис больше не приходил. Было бы чертовски обидно терять время на пустые блуждания по милости призрака...

Они подошли к подножию гор под вечер и, разбив лагерь, собрались обсудить дальнейшие планы. Сошлись на том, чтобы обшаривать местность в парах: мало ли, что там встретится на пути. Приняв решение, отряд с чистой совестью разбрёлся отдыхать, а Лексий решительно сказал Раду:

— Радомир, плевать, что о нас подумают, я хочу идти с тобой.

Как ни противоречиво это звучало, волшебников учили быть реалистами, и Лексию не нравилась мысль о том, что Рад, не знакомый с магией, может встретиться с похитителем Амалии один на один. Нет уж, так Лексию было спокойнее и за друга, и за себя — всё-таки само присутствие Рада при любых обстоятельствах придавало ему уверенности в завтрашнем дне...

В теории Лексий, конечно, вполне мог постоять за себя сам, и не только с помощью чар. За время своего обучения в школе он успел наиграться со шпагой и взяться за боевой меч — в этом походе волшебники тоже были вооружены такими. Правда, с настоящим врагом Лексию сходиться ещё не доводилось: до сих пор его единственным противником был Элиас. Мечи для тренировок были тупыми («Совсем как ты», не преминул прокомментировать Элиас), но Лексию ни разу не удавалось выйти из поединка без пары-другой синяков. Даже в бою ради забавы его соперник был не согласен играть в поддавки — впрочем, как и всегда.

— Хочешь дельный совет? — как-то раз сказал Элиас после очередной разгромной победы.

— Валяй, — хмыкнул Лексий, поднимаясь с земли. Братец и не подумал ему помочь: он давно объяснил, что — ещё чего не хватало! — сроду не подавал руки́ разным Ринам.

— Если когда-нибудь окажешься в настоящем бою, лучше сразу беги.

По зрелом размышлении Лексий даже не нашёлся, что ему на это возразить.

На рассвете поисковый отряд разделился, условившись снова встретиться в лагере вечером. Не каждому оттийцу в пару достался волшебник, но Лексий был за них спокоен: при взгляде на этих бравых парней верилось, что, если одного из них и можно одолеть, то уж вдвоём-то им точно никто не страшен. Если вдуматься, для сильванина мысль не самая светлая...

Им с Радом досталась живописная горная тропа, полого идущая вверх вдоль говорливой быстрой реки. Её крутые берега становились всё выше, и какое-то время спустя гул потока, умноженный эхом, уже доносился со дна глубоко врезавшегося в камень ущелья. Признаться честно, Лексий не слишком любил высоту. Он шагал, лишний раз не смотрел вниз и пытался прислушиваться, но слышал только реку. В конце концов Лексий рассердился на себя: само собой, так у него ничего не выйдет! Он слишком много думал. О пропавшей царевне, о том, что там ждёт в неизвестности, навстречу которой они шагают, о том, какие заклинания похититель мог использовать, чтобы скрыть своё убежище, и о том, существует ли оно вообще... Мысли мешали. Они были слишком громкими. Нужно было не думать, а чувствовать...

Лексий так глубоко задумался о том, что надо поменьше думать, что аж вздрогнул, когда у него над головой, шумя крыльями, пронеслась пара воронов. О да, приятель, да ты настоящий пример концентрации и собранности! Образцовый волшебник!

Подняв голову, Рад проводил чёрных птиц взглядом.

— Знаешь сказку про короля-ворона? — задумчиво спросил он.

— Никогда не слышал. Что за сказка? — чтобы услышать хоть что-то, нужно было отвлечься, и Лексий с готовностью ухватился за разговор на постороннюю тему.

— Здешние Амур и Психея. История про девушку, которую позвал замуж говорящий ворон. Он поставил ей условие, что в течение определённого срока будет приходить к ней только по ночам, и она ни в коем случае не должна пытаться его увидеть. Разумеется, в итоге она погубила всё своим любопытством — раньше времени зажгла лампу… Ворон оказался заколдованным королём; потерпи его жена ещё один только день, заклятие бы спало. Потом она, конечно, проходила через разные приключения, пытаясь всё исправить... Конец довольно забавный: расколдовать никого не удаётся, ворон остаётся вороном, но его жена, нисколько не смущённая, со словами «Если ты не можешь спуститься ко мне, то я сама к тебе поднимусь» тоже превращается в птицу. И они, как водится, живут долго и счастливо.

— Ого, — глубокомысленно высказался Лексий. — Почти хэппи-энд. Я думал, в здешних сказках всегда все умирают. Ну, как в истории про парня, ставшего монстром...

— В той про железного Генриха? — уточнил Рад. — Да, помню... — он вдруг умолк, и его взгляд стал странно далёким. — А знаешь, мне кажется, я даже как-то раз встретил одного такого.

От неожиданности Лексий даже отстал на полшага.

— Генриха? Настоящего?

— Ну, я точно не знаю. О таком ведь напрямик не спросишь, — Рад пожал плечами. — Но было похоже. Я тогда ещё служил в княжеском ополчении... Потом много думал о том человеке. О том, что, может быть, у него и нет никаких обручей на сердце, просто таким становишься, когда очень долго воюешь... — он невесело усмехнулся. — Не самая радостная мысль. Не хочется думать, что и я, не ровен час, когда-нибудь таким стану…

Лексий снова вспомнил о следующей весне. О времени, когда Радмил Юрье поведёт своих людей в бой против страны, которой он, Лексий ки-Рин, присягнул на верность.

Боже, как же далеко они забрели от дома.

Над деревьями впереди кружили вороны. Лексий мимоходом подумал, что у них, наверное, гнёзда вон в тех жмущихся друг к другу неприветливых елях. Он без особого интереса проследил за птицами — и резко остановился, когда его взгляд зацепился за что-то белое. Не такое, как мёртвая соль или высохшее на корню дерево без коры — белое, как покрашенная стена.

Не оборачиваясь, Лексий вытянул руку, останавливая Рада. Там был дом. Прелестный двухэтажный особняк в архитектурном стиле, вышедшем из моды лет сто назад, столь же неожиданный и неуместный в скалистом безлюдье, как свадебное платье на похоронах, но явно обитаемый. Лексию сообщило об этом сердце, которое вдруг гулко и отрывисто стукнуло: нашли. Он глубоко вдохнул и приказал безмозглой мышце биться ровно. Тише, маг. Если тебе сейчас что-то нужно, то это спокойствие…

— Там? — Рад прищурился на белый фасад, как будто им обоим и так не было понятно, что больше негде. Лексий молча кивнул, но удержал друга, когда тот собрался сделать шаг в том направлении.

— Не так быстро, — предупредил он. — Видишь, сколько на ёлках воронов? Сейчас как заорут...

Лексий добрым словом вспомнил Брана, заставлявшего его снова и снова учить стихи: натренированной памяти понадобилось совсем немного, чтобы вспомнить чары, делающие тебя незаметным. Они миновали птиц без потерь — ни один из пернатых не обратил на них внимания и не подал голос. Эта удача не успокоила, наоборот, Лексий занервничал только больше. Что-то слишком уж просто…

Двустворчатая дверь не была заперта. Переступая порог, Лексий отметил, что основной строительный материал этого здания — волшебство: без него дряхлые стены держались на честном слове. Мысль о том, что кто-то тратит драгоценные жизненные силы на люстры и обои, вызывала странные чувства. Должно быть, человек среднего достатка ощущает нечто подобное, услышав сплетню о том, как какой-нибудь самодур-богач купил себе остров. Такие поступки принято осуждать, чтобы не признаваться самому себе, что ты завидуешь…

Незваных гостей с порога встретили ленивые взгляды полдесятка кошек. Родственницы Базилевса возлежали на любых горизонтальных поверхностях и даже ухом не повели, когда чужаки принялись обыскивать их дом. Если кто-то пытался использовать котеек в качестве сторожевых собак, то план определённо провалился.

Первый этаж был пуст, но плита на кухне ещё не успела остыть. Лексий с Радом переглянулись и, не говоря ни слова, направились наверх. Толстый ковёр на лестнице и в коридорах глушил шаги. Может быть, никого нет дома? Может быть, просто ловушка? Иначе почему так тихо?..

Первые две двери на втором этаже вели в спальни. Лексий заглянул в подчёркнуто дамский голубой будуар — ни души. Дверь в следующую комнату была приоткрыта; он сразу услышал, что в ней тоже никого нет, и хотел было пройти мимо, но что-то внутри вдруг шепнуло ему: стой.

Отворённая им дверь скрипнула — совсем тихонько, но в безмолвии этот звук и тот казался пушечным выстрелом. Внутри были потухший камин, брошенная в беспорядке постель и письменный стол, на котором, растянувшись во весь рост, вкушала дневной сон чудовищных размеров рыжая кошка. Лексий без особого интереса поднял несколько бумаг, которые мог взять, её не потревожив, просмотрел ту, что сверху — и чуть не уронил остальные. Заклинания! Он перебирал листы и не верил своим глазам — это точно были черновики какого-то заклинания, правда, ещё не законченного...

Кошка зевнула, сладко потянулась и демонстративно перевернулась на другой бок. Лексий посмотрел на место, которое она только что занимала — и вдруг разучился дышать, как золотоискатель, заметивший красноречивый блеск на каменистом речном дне. Медленно, не отводя глаз от стола, словно боясь, что находка может исчезнуть, если выпустить её из виду, он отложил взятые им черновики, и, очень осторожно протянув руку, вытащил из-под кошачьего пуза один-единственный лист бумаги. Лексий понятия не имел, что на нём, он ещё не успел прочитать, но он вдруг ясно, очень ясно понял: ему это нужно. Нужно всерьёз, как никогда и ничто другое.

Стоячую воду тишины вдруг прорезал высокий женский крик. Кошка вскочила с поднятой дыбом шерстью и опрокинула чернильницу, залившую полстолешницы чёрным морем. Лексий вздрогнул, сунул лист в карман и бросился на звук.

Влетев в гостиную, откуда кричали, он увидел, как Рад, ушедший вперёд, держит за плечи цветущую юную женщину. Лексий резко затормозил на пороге. Неужели нашли! Так вот она какая, царевна… Стоп, а что, если гендерные штампы играют с тобой злую шутку? Вдруг это не она? Ты же никогда не видел царскую дочь в глаза, и кто сказал, что похититель не может быть похитительницей…

Чушь. Здесь не ошибся бы даже не-волшебник: при всём несходстве молодого белого личика с одним знакомым Лексию царственным ликом в Амалии всё равно отчётливо виделось что-то от Клавдия. Но, в самом деле, если это — несчастная жертва, то почему она ведёт себя не так, как полагается? Вместо того, чтобы броситься спасителям на шеи, одновременно или по очереди, она билась у Рада в руках, будто кролик в силке. Тщетно: его хватка была бережной, но всё равно стальной.

— Она пыталась убежать, — сказал Рад, словно оправдываясь.

Лексий глубоко вдохнул и осторожно приблизился к царевне. Может, с перепугу она просто не поняла, кто друг, а кто враг? Мало ли, через что ей пришлось тут пройти. Хотя, если честно, она не кажется ни измученной, ни уставшей, вон, даже платье чистое...

— Ваше высочество, — он постарался, чтобы его голос звучал ровно и успокаивающе, — меня зовут Лексий ки-Рин, я — подданный вашего отца...

С тем же успехом он мог заговорить с ней по-русски. Царевна не потрудилась к нему прислушаться — она была слишком занята борьбой за свободу. Даже это выдавало в ней тепличную домашнюю девочку: любая другая девушка давно догадалась бы пустить в ход ногти или зубы...

Не теряя надежды, Лексий предпринял ещё одну попытку:

— Мы здесь, чтобы-...

Амалия оглянулась через плечо и снова вскрикнула, как перепуганная птица. По крайней мере, в первую секунду Лексий подумал, что она испугалась — потому что в другом конце комнаты появился человек. Всё-таки не похитительница. Похититель. Этот темноволосый мужчина в том возрасте, когда сознательные волшебники уже на всякий случай пишут завещания, не мог быть никем иным. Он застыл на пороге, вцепившись рукой в косяк; подслушать его мысли было непросто, он хорошо их защитил, но его выдало его собственное лицо — потому что это точно не было лицо загнанного в угол преступника.

Это было лицо человека, у которого отнимают самое дорогое, что только есть у него в жизни.

Лексий понял, что́ это значит, ещё до того, как увидел, с какой страстной мольбой Амалия устремила на вошедшего полные слёз глаза. Как будто просила его о спасении.

Одной «пропасти» тут было маловато, но от полноты чувств Лексию в голову не пришло ничего покрепче. Боги! Неужели он всё это время был прав? Добровольный побег, причём не иначе как ради тайного венчания! Только слепой не заметил бы, что эти двое влюблены друг в друга, как школьники! Айду, в самом деле, а почему нет — Клавдий никогда не дал бы родной дочке добро на мезальянс с каким-то волшебником, а девице, которая знает мир в лучшем случае по книжкам, проще простого наделать глупостей «во имя любви»...

Лексий предостерегающе вскинул руку и громко сказал:

— Эй, на вашем месте я бы не двигался с места!

Ну, предположим, он не двинется, и что с того? Очнись, приятель, это же волшебник — ему всё равно, с какого расстояния превратить тебя в жабу! Лексий ещё с утра произнёс над собой и над Радом защитное заклинание, но оно спасало отнюдь не от всего. Иногда единственным способом обороняться было понять по первым словам из уст противника, что он задумал, и успеть сообразить, чего бы такого наколдовать ему в ответ...

Только поможет ли это с врагом, который может позволить себе колдовством чинить дома? Откуда у него вообще столько силы?

Мужчина в дверях, бледный как смерть, молча кивнул и сделал полшага назад, показывая, что приблизиться он не посмеет. Странный какой-то. Лексий на его месте давно уже применил бы к вторженцам что-нибудь самое неприятное из своего арсенала, но сжатые губы незнакомца не произносили ни единого звука. Лексий искренне понадеялся, что не пропустил никакого важного открытия в мире магии, позволяющего колдовать молча.

Амалия разрыдалась в голос.

— Да отпустите же меня! — всхлипнула она. — Вы что, не видите, что я хочу остаться!..

Только боязнь отвлечься и дать противнику шанс помешала Лексию смачно выругаться вслух. Небо, как же эта дамочка в беде всё усложняет!

— Правда? — вдруг спросил Рад.

Этот серьёзно, без издёвки заданный вопрос застиг царевну врасплох. От удивления она даже перестала плакать, шмыгнула носом и кивнула.

— Этот человек не держит вас здесь силой? И вы по своей доброй воле хотите остаться с ним?

Она бросила взгляд на мужчину в дверях и с ноткой вызова сказала:

— Хочу.

— Даже зная, что ваш отец ищет вас и ждёт дома?

Он задел нужную струну: царевна заколебалась и поникла. Ещё бы, когда у тебя под боком красавчик-чародей, об оставленном позади папаше, наверное, думаешь в последнюю очередь... Лексий не сводил взгляда с незнакомца и видел, как тот впился в девушку своими светлыми, отчаянными глазами. Почему? Почему он не пускает в ход своё волшебство? Боится за судьбу заложницы?..

Наконец переставшая биться, обмякшая у Рада в руках, царевна тихо проговорила:

— Но я люблю его.

Рад глубоко вздохнул.

— Хорошо, — сказал он спокойно. — Тогда я сейчас вас к нему отпущу.

Лексия словно ударили по затылку чем-то тупым и тяжёлым.

— Нет, — резко вмешался он. — Ты этого не сделаешь.

— Пожалуйста, не говори за меня.

Когда Рад начинал говорить таким тоном, Лексий сразу понимал, что спорить бесполезно. Он мог хоть захлебнуться своей злостью — ни одной косе было не одолеть этот камень.

— Мы должны вернуть её отцу, — напомнил он, стараясь не терять рассудок. — Ты понимаешь, что если мы этого не сделаем, то развяжем войну? Да, я знаю, Регина этого хочет, но ты! Неужели и ты тоже?!

Амалия переводила затравленный взгляд с одного горе-спасителя на другого. Сказать по правде, вся эта сцена с самого начала пошла как-то не так...

— Алексей, — произнёс Рад ровно и твёрдо, — ты ведь понимаешь, что, если большие люди хотят войны, война будет. В любом случае. Если есть причины, то повод всегда найдётся. Мы всё равно на вас нападём. От того, останется эта девушка тут или будет силой водворена домой, ровным счётом ничего не изменится — не считая того, что она будет несчастна. Лично я не вижу смысла её мучить. Ты ведь читал Достоевского, правда? Если высшую гармонию нельзя построить на одной-единственной слезинке ребёнка, то я тем более не хочу пытаться строить её на чьей-то сломанной жизни. Ты сам поступай как знаешь, но, правильное или нет, это моё решение.

Он посмотрел в глаза Амалии и обратился к ней:

— Только пообещайте мне взамен одну вещь. Всего одну, но твёрдо, ладно? Ваш отец очень о вас тревожится. Дайте слово, что вы лично свяжетесь с ним и всё ему объясните.

Глаза царевны вновь обратились к её возлюбленному; тот ответил ей коротким кивком.

— Обещаю, — сказала она.

Рад удовлетворённо кивнул.

— Хорошо.

Айду! Он же это не серьёзно! Он не может-!..

Лексий набрал в грудь воздуха, чтобы сообщить другу, что тот сумасшедший, но не успел: Рад выпустил Амалию из объятий.

Лексий ещё мог бы схватить её. У него было мгновение, которого хватило бы на то, чтобы произнести заклинание — или дотянуться до неё просто так. Он даже протянул руки, чтобы перехватить беглянку...

Но они вдруг отдёрнулись сами. Так пальцы безотчётно отдёргиваются от горячего чайника — ещё до того, как ты поймёшь, что обжёгся.

Лексию вдруг стало очень ясно, что если он попытается удержать её по пути к тому человеку, она взорвётся. Что заклинание, о котором им говорили, сработает — прямо сейчас, стоит ему только схватить её за руку. Это знание было таким же простым и верным, как знание о том, что человеку нужно дышать.

Царевна ветром в шуршащем платье пробежала через гостиную и бросилась к незнакомцу в объятия. Тот обнял её так крепко, словно больше не прожил бы без неё ни минуты. Амалия спрятала лицо у возлюбленного на груди, а тот поднял голову, и Лексий увидел, как изменилось выражение этих глаз: теперь в них серой сталью блестела угроза.

— Уходите, — глухо произнёс мужчина, и что-то в его голосе говорило, что теперь этот человек не будет просто стоять и смотреть.

Лексий мгновенно приготовился защищаться, но Рад сказал:

— Да, мы сейчас уйдём.

Его непоколебимое спокойствие обезоруживало, оглушало, лишало всякого шанса на сопротивление. Когда Радомир в самом деле развернулся и направился к дверям, Лексию не оставалось ничего иного, кроме как совершенно машинально пойти за ним следом. Если честно, в тот момент он на минуту перестал ясно понимать, что он делает. Доля абсурдности происходящего явно в разы превышала допустимую норму.

Когда Рад уже переступал порог, мужчина вдруг окликнул его:

— Подожди!

Рад обернулся.

Незнакомый волшебник смотрел на него, плотно сжав губы, и, кажется, напряжённо размышлял.

— Что мне для тебя сделать? — наконец спросил он дрогнувшим голосом. — Я могу колдовать… больше, чем другие. Я должен тебя отблагодарить.

Лексий чувствовал, что этот человек не блефует. Если на то пошло, при таком раскладе дать им уйти живыми уже само по себе сойдёт за благодарность… Лексий решительно не мог понять мотивов этого чудака: если он такой великий волшебник, то что мешало ему магией вырвать свою драгоценную Амалию из вражеских лап? Разве что…

Разве что он колдует за счёт её сил. У девицы ведь их немерено, им говорили, а он… Что, если без неё он просто-напросто не способен на волшебство? Чёрт! Почему самые нужные и важные догадки всегда приходят, когда уже поздно?!

Какое-то время Рад молчал. Когда тебе предлагают желание, всего одно, но любое, выбирать, наверное, непросто…

— Если сможешь, — наконец сказал Рад, — останови эту проклятую мельницу.

Человек одарил его внимательным взглядом и молча кивнул.

Тогда Рад развернулся и вышел.

Лексию ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Он понимал, что он побеждён. У них был шанс, они его упустили, и пытаться что-то исправить было бы самоубийством.

Ему дали задание, и он бездарно его провалил.

Незваным гостям дали беспрепятственно покинуть дом. По пути их провожали безразличные кошачьи взгляды. На крыльце дневной свет ударил Лексию по глазам и вернул его в реальность. Обогнав Рада, он резко остановился прямо перед ним, заставляя друга оказаться с ним лицом к лицу.

— Зачем? — с трудом выдохнул Лексий. — Чёрт тебя побери, зачем ты это сделал?

Рад без труда выдержал взгляд друга; ни один мускул у него на лице не дрогнул. Лексий ещё со школы знал, как любой гнев и любая обида разбиваются об его спокойную холодную броню.

— Я, кажется, уже объяснил, — бесстрастно сказал Рад.

Лексий устало опустил плечи и провёл ладонью по лицу.

— Ты хоть понимаешь, что́ это значит? Ты хоть понимаешь, что ты-...

И тут до него дошло: а ведь Рад не понимает. Он не знает самого главного. Не знает, что оставил в руках у неизвестно чего добивающегося колдуна не просто влюблённую в него дурёху, а существо, у которого больше волшебной силы, чем у кого бы то ни было из ныне живущих.

Лексий хотел было раскрыть Радомиру глаза на истинный смысл его поступка — но потом передумал. Человек перед тобой, несомненно, благородный и прекрасный, как показала жизнь, даже чуть более благородный и прекрасный, чем хотелось бы… Но он не только твой друг. Он подданный оттийской королевы. Лексий не был самым пылким сыном Сильваны, он вообще не был ей родным сыном, но он точно не хотел бы, чтобы тайна его страны попала в руки к Регине Локки...

Регина. Он вспомнил о ней, и у него по спине пробежал холодок.

— А что скажет на это твоя обожаемая королева? — спросил он вслух. — Что Пантей и прочие скажут, когда узнают, что её видный подданный саботирует поиски пропавшей сильванской царевны? Как, по-твоему, ей понравится, что ты выставляешь её в невыгодном свете?

Рад пожал плечами.

— Если она сочтёт нужным меня наказать, она это сделает.

Он говорил об этом так хладнокровно, словно ему было всё равно.

— Ладно, — сказал Лексий, сдаваясь. Пусть этот странный человек думает и делает что хочет. В конце концов, он выбрал сам. Некоторым другим сегодня не дали такой роскоши. — А что Клавдий сделает со мной?

— А при чём здесь ты? — хмыкнул Рад. — Ты же не виноват, что какой-то дурной оттиец всё сделал не так. Ты, конечно, изо всех сил старался спасти положение, но не вышло, вот и всё. Кстати, если попытаешься рассказать, как всё было на самом деле, я буду настаивать, что ты был под чарами и ничего не понимал, так что лучше даже не суйся. Я сам начал это дело, и, клянусь чем угодно, я не хочу, чтобы ты пострадал из-за того, в чём не виноват.

Не виноват? Ага, как же. Как будто Лексий не мог ничего сделать. Как будто он не мог-... Лексий вдруг вспомнил ощущение, которое ударом тока поразило его рядом с Амалией Иллеш. Как будто стоишь у парового котла, который вот-вот взлетит на воздух...

— Так не пойдёт, — отрывисто сказал он. — Господи, Рад, я никак не пойму, ты герой или идиот, но это нерпавильно, должен быть другой выход...

А какой? Сделать вид, будто они вообще ни с кем не встречались? Что они не нашли ничего, кроме камней и птиц? Лексий ухватился было за эту мысль — и с отвращением её отбросил: кроту понятно, что Рад не согласится лгать. Для какой-нибудь благой цели — может быть, но не для спасения собственной шкуры…

— Ки-Рин! Это вы?

Он вздрогнул, узнав голос господина Ренки. Они были немножко знакомы ещё в Урсуле, до этого странного похода. Коллега уже был в преклонных для волшебника годах, ему перевалило за тридцать семь, и, поговаривали, он всеми правдами и неправдами избегал необходимости лишний раз колдовать... Сейчас он был вот вообще некстати. И как только его сюда занесло — уходил вроде совсем в другую сторону? И куда он дел напарника-оттийца? Не иначе, под шумок столкнул с ближайшего обрыва...

— Ого! — господин Ренки с удивлением воззрился на дом, виднеющийся у Рада за спиной. — Что это там? Вы уже были внутри?

Рад закусил губу и мотнул головой.

— Про́пасть! — в его голосе очень правдоподобно звучала смесь злости, досады и стыда. — Я всё объясню...

И он объяснил. До конца дня он повторил свою историю раза три, чтобы все в лагере точно услышали. Даже после третьего раза Лексий так и не сумел уловить детали. Всё было как в тумане. Он странно рассеянно слушал, как Рад убедительно играет человека, который волей-неволей вынужден признать свою ошибку, погубившую всё дело. Даже не пытался вникнуть в доносящийся в ответ ропот недоверия, недоумения и гнева. Односложно отвечал на вопросы, которые задавали единственному очевидцу, и вспоминал, как когда-то очень давно, совсем в другой жизни, прогуливал уроки ради каких-нибудь глупостей, а Рад выгораживал его перед учителями. Он всегда был таким честным, что, когда приходилось лгать, ему верили…

Лексий не был знаком с оттийским уставом, но процедура, кажется, требовала разоружить допустившего столь серьёзный промах и доставить его в Леокадию к начальству для дальнейших разбирательств. Рад безропотно отдал подчинённым свой меч. Его не охраняли, не ограничивали его передвижения — на него теперь просто смотрели так, будто не узнавали. Никто от него такого не ожидал. Ещё бы! Лексий знал его куда дольше, но тоже никогда не подумал бы, что сегодняшний день кончится вот так...

Пока лагерь, гудя от возбуждения, на разные голоса обсуждал, как быть дальше, Лексий улучил минутку и ускользнул от костра. Лист бумаги, подобранный в доме на горе, обжигал его сквозь карман. Может, после всего, что сегодня случилось, было уже поздно, но он должен был узнать, что же он нашёл…

На пустыню спускались сумерки, разобрать текст без огня было нелегко, но первые же строчки заставили Лексия забыть, как дышать. Не веря сам себе, он залпом прочитал страничку до конца и безвольно опустил руку, с трудом переводя дыхание. Судьба, должно быть, так шутит. И… это не смешно. Если и смешно, то только ей одной.

Это было заклинание, открывающее портал. Лексий был уверен — то самое, по вине которого они здесь оказались. То самое, которое он два года тщетно искал в библиотеках и за которое в своё время отдал бы что угодно...

Он снова уставился на листок, и его сердце пропустило удар: около первой строчки было начертано до боли простое и знакомое «1<».

Ну конечно. Он мог бы и догадаться. Разорвать ткань реальности и выйти вовне — это вам не шуточки... Вот только легче от логичности этого факта не становилось. Последняя капля для этого сумасшедшего, в порошок стирающего дня.

Так, значит, пути на Землю нет. Не может же он попросить кого-нибудь пожертвовать ради него жизнью. Да пусть даже только частью, всё равно не может. Когда чары неподъёмны для одного, можно объединить усилия, но никогда не знаешь, какое заклинание станет для тебя последними. Даже если бы они поверили в его историю, Лексий не готов был рискнуть судьбами своих друзей.

Ему вдруг захотелось разорвать лист и пустить по ветру. Какой в нём смысл? Лунолис был прав. Ему никогда не вернуться домой...

— Ки-Рин?

Элиас приблизился так бесшумно, что Лексий едва успел спрятать листок обратно в карман.

— С тобой всё нормально? — осведомился братец.

— Да, — неловко солгал Лексий, отворачиваясь, чтобы Элиас не видел его лица, но тот вдруг взял его за плечо и развернул обратно.

— Про́пасть, да что же на самом деле произошло с вами в том доме?! — потребовал он.

Наверное, Лексий был совсем уж не в себе, потому что за раздражённым подозрением в этом резком голосе ему послышались нотки тревоги.

— Ты сам слышал, — горько фыркнул он. — Этот… оттиец всё испортил. Ты был прав. Какая уж тут с ними дружба...

У него так не болело сердце за «этого оттийца» с тех самых пор, как того похитили степняки.

Две голубоватых чужих луны бок о бок вставали из-за соляных волн.

Чародей не мог поверить, что на этот раз судьба дала им поблажку.

Амалия дрожала у него в объятиях — да что уж там, его и самого, признаться, здорово трясло. Ничего, он заслужил, чтобы его как следует встряхнули за шкирку. Он оплошал. Да, прошлой ночью обстоятельства... выбили его из колеи, но он не мог позволить себе терять хватку. Только не сейчас. Не сейчас, когда он ближе, чем когда-либо, подошёл к своей цели...

На какое-то мгновение он поверил, что Амалию отнимут. Поверил — и сам не понял, что́ боялся потерять больше: любовницу или магию...

«Я люблю его!..» Айду, да что эта пичуга, бросившаяся на шею первому встречному, понимала в любви! Чародей хотел бы быть хоть вполовину так же уверен. Он понятия не имел, любит ли он её, но это было не важно. Точно не сейчас.

— Нам надо уходить, — сказал он, отстраняя её от себя, чтобы посмотреть ей в лицо.

Царевна снизу вверх уставилась на него мокрыми от слёз глазами.

— Почему? — спросила она. — Неужели ты не сможешь нас защитить? Я ведь здесь. Возьми мою силу!

Чародей поморщился.

— Не всё так просто, — вздохнул он. — Если за нами придут, я не суметь в одиночку дать отпор многим, особенно волшебникам. У магии своя математика. Магия — это искусство. Она не предназначена для войны. Какой бы у тебя ни был запас сил, если врагов слишком много, тебе может не хватить собранности или просто-напросто времени произносить заклинания... Нелепо, я знаю. Но что есть, то есть. К тому же, — он внутренне передёрнулся, — мы ведь с тобой не хотим никого убивать, правда? Я бы предпочёл обойтись без этого, а ты?

Он почувствовал, как она вздрогнула всем телом от одной мысли об убийствах. Всевидящие, да она ведь ещё совсем дитя. Глупое, балованное, не видевшее жизни дитя. После их странной, похожей на жаркий сон прошлой ночи он чувствовал к Амалии совсем не то, что раньше, но на секунду ему снова захотелось, чтобы — ради её же блага — на её месте оказался кто-нибудь другой.

Чародей знал заклинания, специально созданные для того, чтобы убивать людей. Он с радостью поменял бы их все на пару хороших воспоминаний из детства. Нет уж. Пока боя можно избежать, он приложит к этому все усилия.

Амалия шмыгнула носом.

— Куда же мы пойдём?..

Чародей ненавидел этот вопрос. Он так и не придумал для них надёжного убежища. Никакая глушь не казалась достаточно мёртвой. Клавдий Иллеш наверняка нескоро успокоится, пытаясь вернуть единственную дочь. Клавдий Иллеш...

Не остановится даже перед войной.

Юноша, которого Чародей почти не запомнил на фоне того, второго, говорил что-то о том, что сильванский царь собрался воевать с королевой Оттии. В последние годы Чародей был далёк от политики, но эти слова навели его на мысль.

Он сжал плечи Амалии и серьёзно посмотрел ей в глаза.

— Ты не передумала? Ты будешь со мной до конца?

Та кивнула, храбро сжав губы.

— Буду!..

В этот момент Чародей был отвратителен сам себе. Он вырвал это обещание обманом — потому что умолчание тоже обман. Но Амалия была ему нужна. Амалия была нужна ему, как никто и ничто... даже если её отцу очень не понравилась бы компания, в которую Чародей намеревался её втянуть.

У них не было выбора. Нужно было бежать. Нужно было попытаться.

Чародей пообещал себе, что сполна отдастся мукам совести как-нибудь потом, когда у него будет на это время.

— Хорошо, — сказал он вслух. — Хорошо.

Вскоре они покинули дом. Остались только кошки да вороны.