Цветы, камешки и перышко (джен)

Маленькие ручки, дрожавшие от безудержного горя, вытащили из ящика комода резную шкатулку розового дерева, искусно украшенную великолепнейшей резьбой. На ней были изображены раскидистые деревья, благородные олени, шустрые белки, маленькие мыши и ленивая речка. Грани шкатулки были обрамлены тонкими гирляндами изогнутых ветвей с множеством резных листочков. Шкатулка была небольшой, но достаточно объёмной для того, чтобы вместить все бесценные сокровища эльфёнка.

Будь сегодня обычный день, ручки эльфёнка открыли бы резную крышку палисандровой шкатулки с почти благоговейным трепетом. Но увы, сегодня был необычный день…

Сегодня крышка шкатулочки была небрежно откинута с нескрываемой яростью, — что бывало нечасто. Сегодня всё шло наперекосяк. Сегодня малыш испытал чувства и эмоции, с которыми прежде никогда не сталкивался. Сегодня его невинный мир разбился на тысячи крошечных осколков и пролился на землю градом слёз.

Крохотные пальчики лихорадочно копались в шкатулке, отталкивая книжечки с красочными сказками, первые детские каракули, первый выпавший зубик — пока, наконец, не выудили из неё бесценные для мальчика сокровища: букетик красных роз, разноцветные камешки и невесомое золотое пёрышко. Все эти маленькие несущественные вещицы, по правде говоря, не представляли никакой ценности для всего остального населения Арды, но для мальчика каждая из этих бесполезных вещиц была воспоминанием — счастливым воспоминанием, драгоценным мгновеньем.

Окружив себя этими преисполненными радости мгновеньями, как защитными оберегами, малыш попытался унять горькие рыдания и погрузиться в безмятежный сон, где не было места ни горю, ни боли, с которыми он столкнулся этим вечером.

Ранее, тем же вечером.

В комнате стояла мёртвая тишина, если не считать скрип пера, старательно выводившего кривые буквы на пергаменте. Поэтому не было ничего удивительного в том, что как только кончик пера перестал царапать пергамент, это не осталось незамеченным. Спустя пару секунд перо с мягким стуком упало на столешницу, чернильница с лёгким щелчком закрылась, пергамент с тихим шелестом был отложен в сторону, а ножки стула с громким скрежетом отодвинулись назад.

Король эльфов Эрин Гален оторвался от отчёта южного патруля, который он сосредоточенно изучал всё это время, удобно раскинувшись на мягкой кушетке, — такой неожиданно приятный контраст с тяжёлыми и жёсткими креслами в его кабинете — и теперь внимательно наблюдал за тем, как его маленький сын спокойно уселся в центре комнаты.

— Леголас, — строго заметил отец, — что ты делаешь?

— Играю с моими солдатиками, — спокойно ответил мальчик.

— А что ты должен сейчас делать? — Король явно начал терять терпение, и без того ему несвойственное.

— Играть с моими солдатиками, — так же спокойно повторил сын. Маленькая армия, состоящая сплошь из деревянных эльфов-солдатиков, с грохотом высыпалась из карманов Леголаса на пол — это зрелище заставило Трандуила улыбнуться.

— Нет, малыш. Думаю, это неправильный ответ. Ты не мог так быстро справиться с заданием, которое тебе дал твой наставник.

— Я справился, — ответил Леголас, не отрывая взгляда от ожесточенного сражения, развернувшегося на полу гостиной.

— Тогда покажи мне, — настойчиво потребовал отец.

Разочарованный вздох слетел с губ Леголаса, но мальчик покорно поднялся с пола, подошёл к письменному столу, взял с него исписанный корявыми буковками пергамент и протянул отцу:

— Вот. Наставник попросил меня написать сочинение о моих друзьях. Я написал.

— Да, но он также сказал тебе… Леголас, не смей уходить от меня, когда я с тобой разговариваю! — Трандуил опасно сощурился, когда его маленький сын снова уселся на пол, скрестив ноги, и выстроил своих солдатиков в шеренгу. — Леголас, я не разрешал тебе сесть на пол! И я всё ещё говорю с тобой о твоём задании!

— Я знаю, ada. Я тебя слушаю, — невозмутимо ответил мальчик.

— Я так не думаю, — констатировал Трандуил.

Леголас замер на секунду, но не оторвался от своего увлекательного занятия, а лишь посмотрел взрослому эльфу в глаза: 

— Ada, я знаю всё, что ты хочешь мне сказать. Мой наставник попросил меня почитать полчаса. Я знаю…

— И почему же тогда ты этого не сделал? — спросил Трандуил; в его стальном голосе уже зазвучали отчетливые нотки раздражения.

— Я почитаю. Но не сейчас, — всё так же спокойно ответил мальчик.

Эльфийский Владыка в ярости швырнул отчёт на диван — с куда большей силой, чем требовала ситуация. На завтрашнее утро Король запланировал важное совещание с командирами его войска; все отчеты он должен был изучить сегодня. На детские шалости и капризы у него совершенно не было времени.

— Ты будешь делать то, что сказано, или будешь наказан. Выбор за тобой. И на твоём месте я бы не стал медлить с решением.

— Наказан? — удивлённо вздёрнул бровь Леголас. Солдатики были вмиг позабыты, мальчик внимательно посмотрел на отца, явно не понимая, что происходит, и из-за чего отец накинулся на него. — Ada, я не нарушил ни одного правила. Я никого не ослушался.

— Разве я так много требую от тебя? — тяжело вздохнул Трандуил. — Я просто хочу, чтобы ты вернулся за свой письменный стол, открыл книгу и прочитал то, что задал тебе наставник. Я не хочу больше спорить с тобой об этом, не усложняй всё. Неважно, что ты там себе считаешь, но ты только что ослушался меня!

— Нет! — упрямо заявил Леголас.

— Леголас…

— Nana всегда разрешает мне! — с нескрываемым раздражением запротестовал эльфёнок. — Полчаса я делаю задание, которое даёт мне мой наставник, затем nana разрешает мне поиграть пятнадцать минут, а потом я читаю. Nana говорит…

— Nana сейчас у своих кузин в Лотлориэне, — фыркнул Трандуил, не дав сыну договорить. — Если всё то, что ты только что сказал, правда, то почему я — твой отец — ничего не знаю об этом?!

Леголас упер взгляд в пол — его доблестная армия только что бросилась в атаку на армию врага. Ребёнок чуть мягче, но всё с тем же оттенком неприкрытого раздражения ответил: 

— Может быть, она думала, что ты это знаешь. Хотя откуда ты можешь это знать? Ты ведь больше времени проводишь в своём кабинете, чем со своей семьёй. Ты и со мной-то сидишь лишь потому, что nana уехала, и за мной некому присмотреть.

— Что?!

— Работа для тебя на первом месте, — тихо прошептал Леголас. — А я на втором. Так всегда было. И поэтому ты ничего не знаешь обо мне.

Шокированный словами, слетевшими с губ его маленького сына, Трандуил в ярости вскочил на ноги и в считанные секунды угрожающе навис над малышом, увлечённо игравшим с деревянными солдатиками.

— Да как ты смеешь?! — прошипел Король. — Сначала ты перечишь мне; затем врёшь, глядя мне в глаза, — а теперь ещё и дерзишь?!

— Но я… — робко пролепетал Леголас, но отец не стал слушать его оправдания.

— Ты сейчас же вернёшься за свой письменный стол и будешь читать до тех пор, пока я не разрешу тебе встать из-за него, а затем ты отправишься прямиком в кровать! А это… — прорычал Трандуил, со всей силы пнув ногой доблестных солдатиков, преграждавших ему дорогу к сыну — к негодованию мальчика, его воины разлетелись во все стороны. — Это останется у меня до тех пор, пока твоя nana не вернётся.

Маленькие ручки сжались в кулачки, малыш всё так же упрямо сидел на полу и не сдвинулся с места, несмотря на то, что ряды его бойцов заметно поредели.

— Это нечестно, — едва сдерживая слёзы, прошептал Леголас. — Всё, что я сказал, — это чистая правда.

Сильные руки воина поставили упрямого мальчика на ноги и тисками сжали его запястья, заставляя посмотреть разъярённому отцу в глаза — огонь, полыхавший в этих изумрудных, а ныне тёмно-зелёных* глазах мог бы даже всемогущего Саурона обратить в кучку пепла.

Со слезами на глазах малыш упёрся каблуками сапожек в пол и вывернулся из мёртвой хватки отца. Оказавшись на свободе, он инстинктивно отпрянул назад и замер. Остановиться его заставили две вещи: во-первых, ярость, исказившая прекрасное лицо отца — такая ярость, какой он никогда раньше не видел и о существовании которой он даже и не подозревал, по крайней мере, не по отношению к нему; а во-вторых, внезапная, обжигающая, как пламя, боль, опалившая его правую щеку.

Леголас оцепенел.

Трандуил с немым ужасом смотрел на лицо своего малыша — на нежной крошечной щеке уже начал расцветать красным отпечаток его тяжёлой руки. В комнате повисла мёртвая тишина.

Растерянный отец остолбенел. Он пытался понять, что только что произошло, и не мог поверить, что он действительно это сделал — ударил своего единственного сына, своего мальчика…

«Неужели я мог сделать такое? Я бы никогда не причинил Леголасу боль. Нет, это просто невозможно. Я был зол, но не настолько зол, чтобы… я бы не стал. Я не мог этого сделать!».

— Adа… — тоненький голосок вывел грозного Короля из оцепенения, и мужчина увидел, как медленно опускается его поднятая вверх рука. Сердце замерло у него в груди, а мысли завертелись в голове с удвоенной скоростью.

«Нет… Нет?.. Нет! Я не бил Леголаса. Это бред какой-то! Я не мог! Я… Валар, я и в самом деле ударил его! Я ударил своего малыша, бесценное сокровище моей жизни. Я ударил его…».

— A-аda?

Не в состоянии смотреть на слёзы, ручьями стекавшие по лицу его мальчика, — слёзы, виной которым был он сам, — Трандуил принял поистине королевское решение — он повернулся к сыну спиной.

— Убирайся прочь, Леголас. Ступай к себе в комнату… Иди куда хочешь, только не попадайся мне на глаза. Сейчас же!

— Не прогоняй меня, — прошептал малыш. — Прости меня, пожалуйста…

— Живо, кому сказал!

Послышалась какая-то возня на полу — маленькие ручки второпях собирали войско, разлетевшееся по всей комнате вследствие непредвиденной атаки разъярённого «Саурона». Малыш впопыхах распихивал павших бойцов по карманам и шмыгал носом, пытаясь не разрыдаться перед разгневанным взрослым эльфом.

— Ненавижу тебя! — бросил отцу Леголас на прощание. Спустя мгновение тяжёлая дверь с громким стуком захлопнулась за уносившимся прочь мальчуганом, едва сдерживавшим подступавшие к горлу предательские рыдания.

Трандуил тяжело вздохнул и так и остался стоять в гордом одиночестве, повернувшись лицом к окну.

«Эллериан, дорогая, твой муж болван и никудышный отец».

Король эльфов, шокированный и преисполненный отвращения к своей персоне, с минуту стоял, не двигаясь, хотя ему показалось, что прошло не меньше часа. Он не знал, как иначе справиться с обуревавшими его эмоциями и чувствами. Трандуил не мог поверить в то, что он сделал с собственным эльфёнком; принять то, что он уподобился своему отцу, что он такой же, как Орофер…

С тяжёлым вздохом он в отчаянии упал на стул у письменного стола и закрыл лицо руками. Его жены, Королевы Эллериан, не было с ними всего три дня, а мальчишки, которых она так неосмотрительно покинула, уже умудрились развернуть масштабные боевые действия и развязать междоусобную войну. Король не сомневался в том, что когда Эллериан вернётся и узнает, что произошло в её отсутствие, она никогда больше не оставит своего малыша наедине с его бестолковым и вспыльчивым отцом.

«Когда же я так разозлился, что моим единственным аргументом в споре с собственным сыном стало насилие? Наверное, тогда, когда Леголас озвучил то, что я и так прекрасно знаю. Я мало времени уделяю ему… Я даже не думал, что будет так больно услышать правду из уст моего сына…».

С тяжёлым вздохом, вобравшим в себя все оттенки печали и отчаяния, Король переключился на книги, разбросанные по столу, и начал методично складывать их в аккуратную стопку. Он не был педантом, просто ему нужно было чем-то занять свой воспалённый мозг и отвлечься от ужасных мыслей о том, что он сделал с любимым сыном.

«Почему? Почему я позволил себе зайти так далеко в своей слепой ярости? И из-за чего? Из-за правдивых и невинных слов моего мальчика?!».

Злясь на самого себя, что он так поступил с малышом, Трандуил в ярости водрузил сборник упражнений сына по правописанию на идеально ровно сложенную стопку книг, возвышавшуюся перед ним. Страницы книги зашелестели и перевернулись, как если бы на них подул неизвестно откуда взявшийся в наглухо закрытой комнате сильный ветер, открывая его взору спрятанное посередине, аккуратно сложенное пополам письмо. Острый взгляд Короля тут же узнал почерк Эллериан, — ровные, элегантные буквы — такой приятный контраст с закорючками Леголаса, которые Трандуил иногда с трудом мог прочитать.

Смирившись с фактом, что он вряд ли почерпнёт что-нибудь приятное для себя из этого письма, Трандуил вынул листок пергамента из книги и, разгладив его ладонью, положил на стол. Зарывшись рукой в серебряные волосы, он бегло пробежал взглядом по изящным строчкам и едва подавил в себе желание расхохотаться во весь голос. И расхохотался бы, если бы не давящая боль в груди. Конечно же, письмо, оставленное для него женой, полностью подтверждало все слова Леголаса.

Трандуил,

Если ты присматриваешь за Леголасом, пока он делает уроки, проследи, пожалуйста, за тем, чтобы между чтением и письмом у него было пятнадцать минут свободного времени. Пусть поиграет с солдатиками или сходит на кухню и съест немного фруктов, — он ещё маленький, и ему сложно долго усидеть на одном месте, — эта небольшая хитрость помогает ему быть внимательнее. Может быть, тебе тоже стоит перенять этот опыт и применить его в твоей работе, учитывая то, что ты сутками напролёт пропадаешь в кабинете без сна и отдыха?

С любовью,

Эллериан.

У известного своим тяжёлым нравом Короля эльфов вырвалось неприличное ругательство — ругательство, которое скорее ожидаешь услышать в лагере орков, нежели в стенах роскошного дворца. Тонкие изящные пальцы скомкали письмо — их обладатель испытал неописуемое удовольствие, разрывая листок пергамента на мелкие кусочки. И снова тягостные мысли и вопросы завертелись в его голове, только в этот раз они были ещё более беспощадными.

«Почему ты не слушал Леголаса? Почему тебе даже в голову не пришло, что мальчик говорит тебе правду? Почему ты оттолкнул его, когда он так нуждался в тебе?».

Оставив без ответов донимавшие его вопросы, Король Эрин Гален резко вскочил из-за стола и почти уже вылетел вон из комнаты, чтобы разыскать сына, но вдруг остановился, как вкопанный. На полу одиноко лежал один из деревянных солдатиков Леголаса. Воин устремил невидящие чёрные глаза в потолок и обессилено сжимал в крохотной ручке деревянный меч. Создавалось впечатление, что маленький боец был тяжело ранен во время жестокого сражения и теперь беспомощно ждал, пока его боевые товарищи придут и спасут его.

Какое-то время Трандуил молча смотрел на игрушку сына, а затем швырнул на стол обрывки письма и наклонился, чтобы поднять с пола бойца, не подававшего никаких признаков жизни. Этот солдатик, как впрочем, и вся остальная деревянная армия, когда-то принадлежал Его Величеству Трандуилу. В те далёкие времена он был таким же несмышленым мальчишкой, каким был сейчас его собственный малыш. С ноткой ностальгии Король вспомнил, что потеря одного бойца, казавшаяся ему теперь столь ничтожной, когда-то была сравнима для малыша Трандуила с глобальным катаклизмом, способным перевернуть с ног на голову весь его хрупкий детский мир. Без сомнения, Леголас тоже горько оплакивал бы сокращение численности состава его доблестного деревянного войска.

— Я отнесу тебя к твоему главнокомандующему, — тихо пообещал Король. — Возможно, так я смогу возместить причинённый ущерб.

Ответа, как и ожидалось, не последовало.

Не удостоив деревянного солдатика больше ни единым словом, Трандуил в спешке покинул личную гостиную королевской семьи и направился по длинному коридору прямиком в спальню сына. Подойдя к заветной двери, он в нерешительности замер, собирая всю свою храбрость в кулак, чтобы переступить порог.

«Валар, почему сражаться в Войне Последнего Союза против прислужников Саурона было куда проще, чем посмотреть в глаза сыну?».

«Потому что ты виноват, болван!» — ехидно заметил мерзкий голосок в его голове.

Изумрудные глаза опустились вниз и остановились на деревянном солдатике, которого он сжимал в руке. На краткий миг ему показалось, что выражение на, казалось бы, абсолютно лишённом эмоций личике изменилось, и теперь эти чёрные глаза смотрели на него с некой долей злости и осуждения. Казалось, солдатик спрашивал его: 

— «Эй, остолоп, ну и чего ты топчешься перед этой дверью, как баран? Почему ты оттягиваешь неизбежное? Во всём случившемся виноват лишь ты. И так как это целиком и полностью твоя вина, ты должен немедленно пойти и извиниться перед сыном за свои несправедливые слова и поступки. Или ты хочешь, чтобы он и дальше переживал из-за того, в чём он абсолютно не виноват, просто потому, что его отец не может переступить через свою гордыню и чувство вины?».

Эта мысль подтолкнула Трандуила под его упёртый зад. Осторожно приоткрыв дверь, отец нерешительно заглянул внутрь, боясь, что сын, возможно, не захочет видеть его после их недавней стычки.

В комнате было темно — малыш погасил все свечи и лампы. Единственный свет, озарявший комнату, исходил от кровати, где, свернувшись калачиком, спал Леголас, — эльфийское сияние этого крохотного комочка обычно ослепляло своей яркостью, но горе, сковавшее разум и тело малыша, омрачило и этот мерцающий серебряный свет*. Это зрелище одновременно зачаровывало и удручало.

— Ion nin, — сокрушённо выдохнул Король. — Мне так жаль.

Он шагнул во мрак комнаты и подошёл к кровати сына. У кровати стоял маленький столик, — как раз на уровне головки Леголаса — чтобы мальчик мог с лёгкостью дотянуться до разложенных на нём «сокровищ», призванных успокоить разбитое сердечко юного Принца: маленького букетика красных роз, трёх сияющих зелёных камешков и одинокого золотого пёрышка. Трандуил c трудом сдержал выступившие на глазах слёзы от одного вида этих простых вещиц — и мучимый угрызениями совести мужчина отвёл глаза в сторону, понимая какую боль он причинил своему Зелёному Листочку*.

Тяжело вздохнув, отец присел на краешек кровати, матрас прогнулся под весом его тела, и нежно стянул одеяльце с личика сына, чтобы взглянуть на него. Трандуил выставил малыша за дверь, и тот рыдал, свернувшись калачиком на своей кровати, до тех пор, пока не впал в забытьё. Леголас ещё ни разу не сталкивался с таким горем и несправедливостью за свою короткую жизнь, и потому его маленькие глазки были сейчас закрыты — что было крайне нетипично для детей бессмертных созданий*. На его раскрасневшихся от рыданий щёчках всё ещё виднелись белые дорожки — следы горьких слёз. Несомненно, это свидетельствовало о глубоких переживаниях малыша — на длинных чёрных ресничках, подрагивающих во сне, застыли высохшие капельки горя.

Трандуил со вздохом поставил деревянного солдатика на столик рядом с цветами, камешками и пёрышком, а затем наклонился, чтобы с трепетной нежностью погладить сынишку по влажному личику. Поцелуями он осушал слезинки, застывшие на ресничках Леголаса, но не особо преуспел в этом. На маленьком личике появились новые слёзы — правда, на этот раз его собственные.

Трандуил редко позволял эмоциям вырваться из-под слоя непробиваемой брони, которой он окружил своё отнюдь не каменное сердце. На самом деле, последний раз он позволил себе эту слабость, когда его отец погиб в битве при Дагорладе, но это было очень давно… ещё во Второй Эпохе. Но осознание того, какую боль он причинил своему мальчику, и что он был причиной его слёз, — Трандуил никогда не чувствовал ничего подобного раньше — разрывало его сердце на части. Это было выше его сил, больше чем-то, с чем он мог бы стойко справиться…

— Леголас, прости меня, — прошептал он, зарывшись лицом в золотые волосы сына. — Прости, что не слушал тебя. Прости, что не поверил и обвинил во лжи. Я был слеп, penneth, я был ослеплён яростью. И мне нечего сказать в своё оправдание, кроме того, что мне очень жаль… Валар, мне так жаль.

— Ada?

Как только сын зашевелился, Трандуил тут же отпрянул от малыша, разрывая тесный телесный контакт, выпрямился и напрягся, как натянутая струна.

— Ты проснулся, — смущённо и несколько растерянно пробормотал взрослый эльф. — Я не хотел тебя разбудить, penneth. Засыпай!

— Ты говорил со мной, — прошептал сын.

— Да.

— Что ты мне говорил?

На мгновение Трандуил оцепенел. Длинные тонкие пальцы погладили малыша по правой щеке, как будто это нежное прикосновение могло стереть красный отпечаток, оставленный ими ранее — след от пощёчины всё ещё отчётливо горел на щёчке Леголаса.

Когда Трандуил смог, наконец, выдавить из себя нужные слова, его голос был едва слышен в тишине тёмной комнаты: 

— Я сделал тебе больно, любимый. Я знал, что делаю, и знал, что причиняю тебе боль, но у меня не хватило сил остановиться. Почему? Я не знаю, что ответить тебе на это. Я знаю, что не заслуживаю прощения за то, что я сделал с тобой. Но если ты всё же смог бы найти в себе силы простить меня…

— Мне не за что тебя прощать, — перебил отца Леголас. — Это моя вина. Я вывел тебя из себя, и ты имел полное право… Ты имел полное право наказать меня. Если кто и должен просить прощения…

— Нет! Нет, ты ничего не сделал! Но я понял это слишком поздно, — прервал его Трандуил. — Я нашёл письмо твоей мамы, адресованное мне. Она объяснила мне, что у тебя есть свободное время для игр между занятиями. И это именно то, что ты пытался мне сказать. Всё, что ты сказал мне сегодня, — это чистая правда.

— Нет, это не так, — пробормотал юный Принц. — Я сказал, что работа для тебя стоит на первом месте, а я на втором. Я сказал, что ты мало времени проводишь со мной и nana. Я… сказал, что ненавижу тебя. Мне не стоило так говорить. Прости меня.

Говоря это, сын отвёл взгляд. Трандуил снова нежно погладил малыша по пухлой щёчке, длинные пальцы приподняли подбородок Леголаса вверх, заставляя его посмотреть отцу в глаза.

— Я благодарен тебе за то, что ты не побоялся сказать мне это в лицо. Твои слова заставили меня задуматься над тем, что, посвятив всего себя работе и служению королевству, я позабыл о том, что действительно стоит для меня на первом месте — о моей семье. Так не может и не должно дальше продолжаться. С этого дня всё будет иначе, Леголас. Когда ты будешь нуждаться во мне, я буду рядом. Обещаю, отныне у меня всегда будет время для тебя, — отец замолчал на мгновение и скользнул взглядом по прикроватному столику, на котором были разложены «сокровища» его малыша. — Правда, одно твоё заявление, брошенное мне сегодня в лицо, всё-таки было ложью.

— Ada, я вовсе не…

— Ты сказал, что я ничего не знаю о тебе. Это ложь, — отец снова прервал Леголаса, не дав ему разразиться потоком извинений. Его сыну не за что было извиняться перед ним.

Трандуил кивнул в сторону «бесценных» сокровищ, аккуратно разложенных на столе детской ручкой, и с лёгкой улыбкой на губах прошептал: 

— Я знаю, почему ты достал именно эти вещицы из своей шкатулки воспоминаний. Они делают тебя счастливым, а твоему сердечку нужна была хотя бы толика радости этим вечером. Я знаю, что значит каждый из сувениров, что лежит на твоём прикроватном столике.

Леголас недоверчиво покосился на отца.

Трандуил всё с той же лукавой улыбкой на губах продолжил: 

— Вот эти розы ты сорвал в нашем саду для твоей nana. Ты был так расстроен, узнав, что они завянут ещё до того, как солнце сядет на западе. Один из наших целителей, услышав об этом, приготовил специальный эликсир из редких трав, от которого растения не увядают и могут цвести вечно. Даже сейчас каждые два месяца ты всё ещё капаешь по несколько капелек на лепестки этих роз.

Личико его сына засияло чуть ярче во мраке, большие сапфировые глаза, окаймлённые длинными чёрными ресничками, — такие же, как и у его матери — с удивлением посмотрели на отца.

Трандуил, поняв, что нащупал нужную ниточку к сердцу малыша, продолжил: 

— А эти камешки ты нашёл тогда, когда твоя nana впервые взяла тебя с собой в Озёрный город. Течение реки принесло их с горных приисков и выбросило на берег. Твои зоркие глазки первыми нашли их, и хотя никто не возражал против того, что эта находка — твоя добыча, ты отказался оставить их себе. Ты спросил, наверное, у каждого жителя этого городка, не считая разве что собак, кошек, да лошадей, не они ли потеряли эти особенные камешки. Лишь убедившись в том, что у камешков не было безутешного владельца, ты взял их себе.

Малыш зачарованно слушал отца, слегка наклонив голову набок, — Леголас бессознательно копировал его жесты и позы, равняясь на своего кумира.

— А это пёрышко… Оно пополнило твою коллекцию всего два года назад, когда я был с официальным визитом в Имладрисе. Ты нашёл сову на тренировочном поле. На неё напала какая-то крупная хищная птица, несчастная сова была тяжело ранена, но ты решил, что ей ещё рано отправляться в чертоги Мандоса. Ты завернул её в свою тунику и принёс к целителям и они научили тебя, как правильно ухаживать за ней, чтобы она поправилась. Сова прожила в твоей комнате почти целый месяц, пока окончательно не поправилась и не улетела. На прощание она оставила тебе вот это пёрышко. В благодарность за то, что ты вылечил её и спас ей жизнь.

От воспоминания об этом поступке его малыша у Трандуила выступили слёзы на глазах — совсем иные слёзы, нежели те, что катились по его щекам, когда он шептал слова извинения на ушко сыну.

Но Леголас вернул его с небес на землю.

— Ada, но на столике ещё кое-что стоит. Солдатик, — невинно заметил звонкий детский голосок.

«Хитрый лисёнок*. Весь в папу», — с улыбкой подумал Трандуил. Но мальчишке было не взять одного из самых изворотливых и прозорливых дипломатов Средиземья голыми руками. — «Но папа хитрее».

— И солдатик, конечно. Он старший лейтенант в твоей армии, но ты подумываешь о том, чтобы повысить его до звания капитана. Недельки через две, — спокойно заметил Трандуил, краем глаза наблюдая за реакцией сына, — у малыша челюсть отпала. — Он очень обрадуется, услышав эту замечательную новость, ведь у него большая семья и много голодных ртов, которые нужно кормить и защищать от разных напастей. Его зовут Мигильдур.

Принц не поверил своим ушам — он ошарашенно смотрел на своего ada, не понимая откуда тот располагал столь конфиденциальной информацией о личном составе его деревянной армии. Но затем крохотное личико озарилось догадкой и, надувшись, как индюк, малыш проворчал:

— Ты знаешь это лишь потому, что когда-то эти солдатики принадлежали тебе.

— Это так. Когда-то они действительно принадлежали мне. Но видишь ли, этот боец никогда не получил бы повышение в моей армии. Он был ужасно неповоротливым солдатом и постоянно ронял свой меч, а во время битвы лук нередко его подводил, а стрелы летели куда угодно, — порой даже в его боевых товарищей — но только не во врага, — театрально закатил глаза Трандуил, с победоносной улыбкой заметив, как слезинки стекают по щёчкам сына тонкой струйкой — только в этот раз его малыш плакал от счастья.

— К тому же, в моей армии этого неумёху звали Бейниан, а не Мигильдур, — невозмутимо добавил Трандуил.

Последняя фраза попала точно в цель, Леголас был повержен.

«Ada знает меня».

В тёмной комнате воцарилась мёртвая тишина, но она недолго витала в воздухе, отражаясь эхом от стен, — всего-то каких-то пару бесконечных секунд, за которые Трандуил мог бы поседеть, не будь он пепельным блондином, — Леголас бросился в объятия отца, премило шмыгнув носиком, и разрыдался от счастья. Малыш прижался к отцу своим крохотным тельцем, как будто от этого объятия зависела его жизнь. Никогда ещё он не был настолько близок со своим ada. И хотя Леголас рыдал на широкой груди Короля эльфов, смех и улыбки порой прорывались сквозь этот нескончаемый ливень. Ada позаботился о том, чтобы все грустные воспоминания об этом вечере стёрлись из головы Леголаса, оставив место лишь для одного — счастливого — воспоминания: 

— «Ada любит меня».

— Малыш, иногда я сутками пропадаю на важных совещаниях и встречах. И порой мне нужно разобрать целый ворох срочных бумаг, которые я никому не могу доверить просмотреть и изучить за меня, — тяжело вздохнув, прошептал Король. — Но не проходит ни минуты, чтобы я не думал о тебе. Ты всегда в моём сердце и в моих мыслях, ion nin. Ты мой сын, Леголас. И несмотря на то, что я не могу знать каждую мельчайшую деталь о тебе, — хотя я искренне стараюсь знать о тебе всё, даже когда меня нет с тобой рядом, — ты должен помнить, что я люблю тебя всем сердцем. Больше жизни. И никогда не перестану любить.

— Я тебя тоже люблю, Ada. Даже, когда я злюсь на тебя и говорю, что ненавижу… Не верь мне. В такие моменты я тебе действительно лгу.

Когда слова закончились, — сын и отец сказали друг другу всё, что давно хотели сказать, но не решались — а секунды тишины превратились в минуты, Трандуил понял, что его эльфёнок снова уснул, свернувшись клубочком на его груди, предпочтя её своей мягкой кровати. Этой ночью он даже и не подумал вернуться к срочным докладам, всё ещё терпеливо ожидавшим его в гостиной. Они могли подождать до завтра. Сейчас у грозного Короля эльфов было другое — более важное и безотлагательное дело — он нежно гладил сына по золотым волосам и наблюдал за тем, как тот мирно посапывает, свернувшись калачиком в его руках, словно в личной кроватке.

Король был занят. Его Величество должен был запечатлеть этот трогательный момент в своей «шкатулке счастливых воспоминаний» — у себя в голове. В конце концов, ему было больше семи тысяч лет, и крохотной шкатулочкой из розового дерева он уже никак не мог обойтись.

Трандуил охранял безмятежный сон своего Зелёного Листочка, пока солнце не встало на востоке, окрасив в красный кроны деревьев.

Когда наступило утро и Леголас проснулся со счастливой улыбкой на губах, отца уже не было рядом. Король отправился на совещание с командирами. Но мальчик не расстроился. У его ada были обязанности. Он ведь заботился о целом королевстве…

Малыш открыл палисандровую шкатулку и осторожно сложил в неё свои «счастливые воспоминания»: неувядающий букетик красных роз, три зелёных камешка-путешественника, золотое пёрышко спасённой им совы, а ещё героя войны Мигильдура.

Солдатика, невзирая на армейские правила, за его доблесть и заслуги перед королевством сразу повысили до звания генерала. А стало быть, он мог спокойно разбирать бумажки в своём кабинете, обшитом розовым деревом.