Осознанное падение (джен)

— Полиция Чикаго, стоять на месте! — как гром среди ясного неба раздается оглушающий крик, и в первую минуту Антонио даже не может понять, узнает ли он голос. Конечно, он слышит эти слова не в десятый, и даже не в сотый раз, — это число давно уже перевалило за тысячу, но впервые его сердце заходится в таком бешенном ритме.

В голове остается одна мысль — он не должен быть здесь.

— Копы, копы, — раздается со всех сторон. Люди бегают, паникуют; подчиняясь неизвестно откуда взявшимся рефлексам, Антонио прячется в нише под лестницей — конечно, черный ход наверняка перекрыт, но пока копы будут заняты остальными, у него появится возможность сбежать.

Из последних сил он пытается рассуждать здраво, но это трудно. В кармане заманчиво трясется упаковка таблеток, и желание принять хоть одну становится непреодолимым, но он не может себе этого позволит — если у него возьмут анализ крови, сразу обнаружат оксикодон в крови. Господи, как он до этого докатился?

А ведь каких-то три месяца назад он наотрез отказался принимать эту дрянь — слишком много видел наркоманов, зависимость которых тоже началась с травмы. Но плечо болело, более слабые обезболивающие не помогали, а брать больничный Антонио считал ниже своего достоинства, да и подводить коллег не хотелось. Обещая себе, что не будет злоупотреблять, Антонио стал пить по одной таблетки перед сменой, но как всегда не вовремя на него навалилась куча внеурочных, и количество таблеток пришлось резко увеличивать.

Первая упаковка закончился через полтора месяца.

Три дня Антонио честно пытался прожить без таблеток, но после того, как плечо разнылось в самый неподходящий момент, — во время задержания преступника, все равно пошел к врачу.

К таблетке перед сменой добавилась еще одна — перед штурмами и задержаниями. Он понимал, что поступает неправильно, но в тот раз Берджесс его спасла, и он больше не имел права ее подводить.

Меньше чем через месяц, отправляясь за третьим рецептом, Антонио впервые ощутил, что падает.

Впервые в жизни Антонио испытал сочувствие к наркоманам, которых они арестовывали. Ломка была невыносимой, кости противно ныли целыми днями, избавиться от жажды не получалось, даже выпив литр воды, а головная боль стала вечной его спутницей. Антонио превратился в один сплошной комок нервов, и если на работе он пытался сдерживаться, чтобы другие не заметили перемен в его поведении, то дома он давал волю гневу, срываясь в основном на дочь. Он был омерзителен сам себе, но знал, что через это надо пройти, иначе он никогда не сможет слезть.

И только тот факт, что упаковка окси так и лежала нетронутой в бардачке, помогал ему держаться. Она была вещественным подтверждением его силы воли, пока перед очередной операцией у него не заныло плечо.

Сегодня доктор Аппельбаум отказался выписать ему четвертый рецепт на оксикодон, и теперь Антонио прячется в темной нише, не особо надеясь, что его не заметят — в конце концов он хорошо знает, насколько профессиональны его коллеги, а в том, что это они, у него уже нет сомнений.

Впервые в жизни ему страшно, хотя он и понимает, что может соврать, что работал под прикрытием.

Чувства Антонио обострены до предела. Особенно остро он ощущает, как пульсируют ссадины на кулаке, который он в порыве злости разбил о зеркало, не найдя дома таблеток. Он прислушивается к звукам, доносящимся сверху, и пытается по ним восстановить картину происходящего и определить, кто где находится, но все равно пропускает момент, когда Бёрджесс сбегает по лестнице в погоне за пытающимися сбежать наркоманами.

Антонио отсчитывает тридцать секунд и срывается с места, рассчитывая, что когда он окажется на улице, Этуотер и Рузек будут как раз заняты задержанием тех, за кем гналась Бёрджесс. И практически не прогададывает.

В конце концов, опыта у Антонио было больше, чем у всех них вместе взятых.

Убегая по темным переулкам, он слышит звук погони. Будь он в лучшей форме, наверняка бы смог уйти, ведь каким бы хорошим копом не была Бёрджесс, Антонио все же мужчина, более сильный и более быстрый.

Но организм предает, он чувствует это с каждым шагом, бежать становится тяжелее и тяжелее, как загнанный зверь он вынужден прятаться между мусорными баками, прекрасно понимая, что просто пытается отсрочить неизбежное.

— Полиция, стоять! — кричит позади него Бёрджесс, но ее голос едва различим за бьющим набатом в висках пульсом.

Поворот, еще один, держаться в тени, снова поворот, Антонио пытается запутать след, в надежде, что его потеряют из виду, но за очередным поворотом его поджидает тупик. В порыве отчаяния он попытается перелезть через забор, но влажные ладони лишь скользят по дереву.

— Полиция Чикаго! Слезай! Слезай, или я сейчас выстрелю! — кричит Бёрджесс, и Антонио практически физически ощущает, что действительно находится под прицелом.

Антонио поднимает руки и медленно разворачивается, чтобы посмотреть в лицо своей судьбе. Он уже знает, что будет врать.

Плечо болит. Дно неумолимо приближается.