Узник (джен)

Не то чтобы Гарри не любил работу по дому. Неправильно было бы так говорить. Нет, он вовсе не испытывал к ней какой-то особенной нелюбви — не любил он приятелей Дадли. Работа по дому наводила на Гарри тоску, даже большую, чем длиннейшие нотации тёти Петуньи. Впрочем, если бы кто-то предложил Гарри выбрать между тем же мытьём посуды и очередной тётушкиной речью о том, как важно быть нормальным, послушным и трудолюбивым ребёнком, пожалуй, Гарри бы предпочёл посуду.

И всё же, мытьё посуды было ужасно тоскливым и бесперспективным занятием. Одно и то же! Наполнить раковину чистой тёплой водой… Налить туда средство… взять губку для столовой посуды… сначала мыть чашки и чайные ложки, затем — блюдца, потом — большие ложки, ножи и вилки, затем — тарелки. После нужно было взять губку уже для кастрюль и отмыть их. И только после этого шли сковородки — и не забыть опять сменить губку!

Потом слить воду. Протереть раковину. Открыть кран с холодной водой и пустить её тонкой струйкой — очень тонкой. Потому что вода стоит дорого, и её следует экономить. Ополоснуть все приборы, чашки, тарелки, кастрюли и сковородки. Выключить воду. Вытереть посуду. Расставить её на сушилке. Протереть специальной тряпочкой кран и раковину — от брызг.

И так — дважды в день! Это в будни — а в выходные все три раза. В будни Гарри сразу же после завтрака отправлялся в школу, чем и был избавлен от своей домашней работы. А вот в выходные спешить ему было некуда — и его вновь ждала раковина.

Честно сказать, полы мыть было куда интереснее. А уж стрижку газона и вовсе можно было счесть приключением! Хотя Гарри это всё равно не слишком-то нравилось.

Когда его переселили в кладовку — вернее, в коморку под лестницей — Гарри начал представлять, что он заключённый. Он видел по телевизору, что заключённые тоже исполняли самые разные хозяйственные работы — и теперь, моя посуду или подстригая газон, Гарри представлял, что его бросили по ложному обвинению за решетку. Скажем, его обвинили в том, что похитил секретные чертежи. Или украл весь британский золотой запас. Или… Не важно, главное было в том, что он придумывал способ выбраться из тюрьмы и найти настоящих виновников.

Ему нравилось придумывать самые невероятные и хитрые преступления, которые он мог бы разоблачить — не банальные убийства, конечно, а что-то особенное, романтичное. А какая в убийствах романтика? Это его почему-то немного пугало. А вот украсть, например, любимую диадему Её Величества, это да! За возможность потом вычислить этого вора и вернуть диадему в Букингемский дворец можно расплатиться и самой нуднейшей работой на свете.

Эта игра так его увлекла, что Гарри решил придать своей кладовке соответствующий вид. Особо здесь было не размахнуться, конечно, но всё-таки кое-что он мог сделать — и Гарри решил нарисовать на стене настоящую тюремную дверь. Из толстых досок и с окошком, плотно зарешеченным толстыми прутьями. В конце концов, если старые вещи Дадли можно было счесть арестантской робой, нужна же ему приличная камера.

Восковые мелки ложились на бумажные обои легко и ровно, но Гарри не торопился. Он хотел нарисовать настоящую дверь — насколько это возможно, конечно, для десятилетнего мальчика. Очень упрямого и старательного мальчика, пусть и не слишком-то умеющего рисовать.

К счастью, ни тётя, ни дядя не имели обыкновения заглядывать в его жилище, и Гарри не нужно было никуда торопиться. Он рисовал и рисовал — и через три недели дверь была готова. Гарри очень гордился собой: она выглядела совсем настоящей! Особенно в слабом свете ночника. Но лучше всего ему удалась замочная скважина с торчащим ключом — настолько, что хотелось взять за него и повернуть. И просто выйти туда, куда эта дверь откроется.

Теперь, ложась спать, Гарри смотрел на эту дверь — и представлял, как она вдруг берёт и медленно открывается…

…Сириус Блэк проснулся от странного скрежещущего звука — резкого и такого же громкого, как крики матушки. Дементоры, что ли, снова? Вот он так и знал, что не надо возвращаться в человеческий облик — и холодно, и снится всякая муть! Остался бы псом… псом было не так погано, зачем ему вообще снова быть человеком? Пёс из него куда лучше. Псом можно выть…

Звук становился всё громче, и Сириус, наконец, понял, что это просто скрипят старые петли — но что это за дверь? В его камере она была совсем в другом месте, и уж точно не могла располагаться в стене, за которой ревело холодное злое море.

Да нет, бред какой-то.

Но дверь будто всегда там была.

Сириус окончательно разлепил глаза — и увидел, как она медленно, со скрежетом приоткрылась. Из-за двери выглянула лохматая мальчишеская голова, и когда он встретился с ребёнком глазами, его сердце мучительно пропустило удар.

* * *

— Не знаю я, что случилось! — Петуния Дурсль нервно комкала в руках полотенце. По её дому уже второй час ходили полицейские, изучая, кажется, каждый дюйм и отдельно уделяя внимания дверям и окнам. — Мы заперли дверь на ночь — и с утра она была заперта! И окна были закрыты — но, может быть, Гарри вылез и закрыл его за собой?

— Мэм, это совершенно невозможно, — уже в который раз говорил пожилой дородный инспектор. — Ваши окна невозможно снаружи закрыть так, чтобы вы этого не увидели.

— Ну, может быть, паршивец сделал себе запасной ключ, — в отчаянии проревел Вернон Дурсль.

— Мы, разумеется, опросим всех мастеров в округе, — пообещал инспектор. — Но вы сказали, что у вас есть три связки — вот они все, в наличии, — он показал на лежащие на столе ключи и, покачав головой, добавил: — Что же должно было произойти с ребёнком, чтобы он тайно сбежал из дома босым и без куртки! В ноябре-то… И, что куда интереснее, так это условия, в которых он проживал — но об этом вам придётся поговорить с чиновниками из опеки.

Однако, проблемы Петунии Дурсль не шли ни в какое сравнение с теми, что обрушились на голову коменданта Азкабана. Министра Фаджа едва не хватил удар, когда во время министерской инспекции пятого ноября обнаружилось, что камера одного из самых опасных преступников в современной истории давно пуста. Камера в одной из самых страшных и охраняемых магических тюрем в мире, откуда ещё никто не сбегал!

Проклятый Блэк. Проклятая чокнутая семейка. И Мордредом проклятая работа. Как бы ему самому не стать заключенным в своей тюрьме...