Цена поверхностных выводов (джен)

Горло властной рукой сжимала боль, лоб пылал, а глаза слезились. Когда жар чуть отпускал, всё тело охватывал озноб. Такой, что руки-ноги ходуном ходили. Особенно туго приходилось по ночам. Жар терзал всё тело, из душной полудремы лишь на полчаса-час удавалось провалиться в сон, не приносящий, впрочем, особого облегчения. Грань между сном, бредом и реальностью казалась размытой, и Эрни иногда и сам не понимал, бредит ли он, снятся ли ему сны или он просто слишком ярко грезит наяву.

Днем бывало легче, но ненамного. По утрам жар отступал, но усиливалась боль в горле. Даже глотать трудно было. Есть не хотелось, да и вообще делать что-то, двигаться куда-то не было никакого желания. Ещё и ломота какая-то в руках ощущалась. К вечеру же опять приходил жар.

Началось всё пару недель назад. Было начало марта, небо прояснилось, и ещё невысокое солнце ласково согревало землю. Эрни решил ближайшие выходные посвятить подготовке своего сада к весне. Сад был разбит при коттедже, который двенадцать лет назад приобрели тогда ещё супруги Макмиллан. Эрни тогда как раз вернулся к Сьюзен после годичной размолвки, и они решили начать заново совместную жизнь. Решено было перебраться на новое место, вот по случаю и был куплен участок земли с коттеджем, затерявшийся среди холмов Девона. Сьюзен взяла на себя обустройство дома, а Эрни занялся садом. Когда жена забеременела, он частенько представлял себе, как их ребенок будет играть в этом саду, по ходу игр осваивая свою пробуждающуюся магию, удивляясь и радуясь.

Теперь же Эрни жил один в коттедже с садом. Уже шесть лет прошло с тех пор, как Сьюзен вместе с их дочкой Амелией покинула его, но он продолжал всё свободное время посвящать саду. Возясь с цветами и подстригая кустарники, он вспоминал прошлое. Правда, в последние месяцы свободных часов выдавалось немного. Стивен, продавец в лавке Макмиллана, рассчитался ещё перед Рождеством, нового продавца нанять всё никак не получалось, и Эрни приходилось крутиться там самому. Он даже рад этому был, ведь так он постоянно был на людях, а не в одиночестве пустого коттеджа. Но сад всё же нельзя было забрасывать, и первые выходные марта он целиком посвятил садовым работам, несмотря на зарядивший с субботнего утра дождь.

Недомогание Эрни почувствовал уже к вечеру понедельника, но особого значения ему не придал. Тем более, что в начале недели в лавке случился наплыв покупателей, да ещё и сделанные ранее заказы как раз доставили. Он так закрутился с делами, что спохватился выпить Бодроперцовое зелье только вечером в четверг. Это были остатки старых запасов, от которых сохранилась всего пара порций. В пятницу стало легче, но слабые симптомы простуды — похоже, это недомогание было обычной весенней простудой — ещё оставались. Эрни решил, что они пройдут сами собой, и всю субботу провел в лавке, разбираясь с накопившейся документацией.

Утром в воскресенье ему резко стало хуже. Боль в горле усилилась, появился жар, временами чувствовалась ломота в руках, кружилась и болела голова. Вечером он принял предпоследнюю оставшуюся порцию зелья, но утро понедельника не принесло ожидаемого облегчения. Жар сменялся ознобом, глаза слезились, а сил почти совсем не было. Кое-как он промаялся тот день в лавке, в которой так некстати случился наплыв посетителей, а как только наступил вечер, сразу же аппарировал в свой девонский коттедж. Поужинать сил не было, да и аппетит отсутствовал, так что, оказавшись дома, Эрни тут же отправился спать. А утром понял, что просто не сможет провести ещё один день за прилавком.

Эрни провел дома уже неделю. В первые дни он ещё иногда выбирался из постели и даже на короткое время выходил в сад. Но столь ожидаемое облегчение — ведь нельзя же так долго болеть обычной простудой! — всё не приходило, и Эрни решил пока перейти на постельный режим, чтобы поберечь силы. Последнюю порцию Бодроперцового зелья он принял на выходных, но в этот раз оно не принесло и временного облегчения. Макмиллану казалось, что после приема ему стало даже хуже. Жар спадал всё реже и реже, появился сухой кашель. Эрни подумалось, что это уже совсем странно. Болезнь наотрез отказывалась проходить, несмотря на принятые меры. Что он делал не так?

* * *

Почему он постоянно всё делал не так со своей жизнью?

Живя в мире, общаясь с людьми, Эрни не раз совершал жестокие ошибки, дорого обходящиеся и ему, и окружающим. Эрни трагически недоставало прозорливости. Казалось, он слишком поверхностно воспринимает реальность, не умея отличить видимое от истинного. Убеждаясь в очередной раз в ошибочности своих суждений, он клялся себе, что впредь уже не будет спешить с выводами, не примет решение, не рассмотрев ситуацию со всех сторон. Но в следующий раз он вновь позволял действительности обмануть себя, увлечь по дороге миражей.

Так было на втором курсе обучения в Хогвартсе, когда Эрни поспешил обвинить своего однокурсника, Поттера, в нападениях на студентов и настроил против него большинство учащихся. Сосредоточившись на распускании слухов, он не смог уберечь Джастина от нападения. В итоге его единственный настоящий друг не погиб лишь благодаря счастливой случайности. Подобное случилось и спустя два года, когда Эрни столь увлекся своей неприязнью к Поттеру, что не усомнился в личности нового преподавателя Защиты от темных искусств. А ведь можно же было догадаться, что бывший аврор ни за что не стал бы использовать Непростительное на учениках... В итоге погиб Седрик. Седрик, бывший для Эрни идеалом, подражать которому он так стремился.

Да, из всего этого Макмиллан вывел кое-какой урок. Он уже больше не ставил под сомнения правдивость слов Поттера и Дамблдора, но вот в отношениях с другими людьми продолжал делать глупейшие ошибки. Так, он принял дружескую расположенность Ханны Аббот за влюбленность. В таком заблуждении он провел весь четвертый и пятый курсы. Лишь в конце шестого, когда Эрни, ожидая начала открытой войны с Волдемортом, решил окончательно объясниться с Ханной и сделать ей предложение, он понял всю глубину своих заблуждений. Ханна не испытывала к Макмиллану ничего, о чем ему честно и сообщила. И даже поведала о своем увлечении Невиллом. Эрни до сих пор помнил, как ему было больно это слышать. Но ведь кто виноват, что он успел себя убедить во взаимности собственных чувств к Ханне? Постигшее разочарование было пережить нелегко. Именно из-за обиды на Ханну и Невилла он остался глух к призыву присоединиться к занятиям возрожденной Армии Дамблдора. Лишь к концу учебного года он понял, что борьба с Пожирателями важнее личных обид. И когда началась Битва за Хогвартс, он вступил в бой без сожалений и сомнений.

После победы над Волдемортом и окончания Хогвартса Эрни почувствовал некоторую растерянность. Много дорог было открыто перед ним, но ни одна его к себе не манила. Лет пять он провел, занимаясь то одним, то другим делом, какое-то время даже помогал Лавгудам в издании "Придиры", а после внезапной смерти отца и получения наследства решил открыть собственную лавку принадлежностей для занятий гербологией. Вскоре одним пригожим апрельским вечером случилась встреча с бывшей однокурсницей, Сьюзен Боунс. Она жила одна и работала в Министерстве, в Отделе магического хозяйства. Они разговорились. На следующий день пообедали. Стали проводить вместе выходные. И Эрни сам не заметил, как влюбился, впервые в жизни по-настоящему.

Свадьба состоялась в следующем мае. Первое время было наполнено тихим счастьем. А потом он встретил Септиму, молоденькую практикантку Отдела магического хозяйства, работавшую под началом жены. Эрни до сих пор не знал, что он тогда нашел в юной глупышке, но месяца три она занимала все его мысли. В итоге они даже начали встречаться, но расстались уже после пары свиданий. Эрни было с ней откровенно скучно. А спустя некоторое время об этой его интрижке узнала Сьюзен, и они разошлись почти на целый год.

Эрни сейчас было особенно тяжело вспоминать свою тогдашнюю глупость, укравшую у него год жизни со Сьюзен. Он заворочался в кровати. Тут же его сотряс приступ кашля. Макмиллан не мог вспомнить, осталось ли у него ещё зелье от кашля, а вставать и проверять не было сил. Он подремлет ещё пару часиков, а вот потом уже обязательно встанет.

А в мире между тем вовсю шла весна. Яркая, буйная. Смотря в окно на расцветший сад, Эрни думал, что такой весны он давно уже не видел. Наверное, с прошедшей молодости. Скоро должна зацвести вишня. Сьюзен любила цветение вишни. Для неё Эрни высадил в саду два дерева. Сейчас это были уже высокие, выше дома деревья, в этом году они должны будут расцвести особенно пышно. Но Сьюзен это не увидит, не замрет, улыбнувшись, под водопадом осыпающихся лепестков.

Как так случилось, что он упустил Сьюзен? Эрни ведь был уверен, что после его возвращения их семейная жизнь вернулась в благополучное русло: переезд в Девон помог оставить в прошлом недавнюю размолвку, а рождение дочери открыло для них новую, счастливую страницу. Он не увидел, не почувствовал, как в семейном гнезде поселилась привычка. Эрни был уверен, что их размеренное существование в девонском коттедже и есть подлинное счастье. Жизнь шла вперед как часы, что будучи раз заведенными, наматывают время круг за кругом. Незаметно для глаза замедляя свой ход.

Круговорот быта убаюкал Эрни, и он не заметил тот момент, когда жена начала смотреть на него равнодушным взглядом. Как на чужого. А к чужому и отношение иное, не такое, как к своему, родному. Начались семейные неурядицы, странные, глупые ссоры. Эрни старался не придавать им значения, но однажды, после третьей за неделю ссоры, не сдержался, наорал на Сьюзен, метнул магией стул в шкаф с посудой и аппарировал домой к Джастину. Друг с женой очень удивились, но приютили его на ночь. Когда же следующим вечером Эрни вернулся в коттедж, он нашел там лишь пустоту. Сьюзен ушла, забрав с собой Амелию и все вещи. Даже колдофотографий от них не осталось.

С того времени Макмиллан всего пару раз видел Сьюзен и ни разу Амелию. Развод и вовсе оформляли в отсутствии обоих супругов. Поначалу Эрни глодала обида; ему казалось, что его предали. Лишь полгода спустя он понял, что отдал бы всё, что имеет, чтобы только вернуть их семейную жизнь назад. Но повернуть всё вспять уже не было никакой возможности. Насколько Эрни было известно, у Сьюзен после развода никого не было и она так и жила одна с дочкой. Интересно, как там сейчас Амелия? Наверное, очень выросла с тех пор. Летом ей будет уже одиннадцать, значит, осенью ей идти в Хогвартс. Позволит ли ему Сьюзен проводить дочку до поезда?

* * *

Кашель усиливался. После его мучительных приступов болело в груди. Дышалось тяжело, будто через марлю. И было очень жарко. Эрни чувствовал, что начинает проваливаться в жаркую темноту. Темнота манила покоем, ограждала от необходимости что-то делать. Предлагала свободу от потребности что-то решать и от опасности совершения ошибок. Но он не может позволить себе соскользнуть в объятия темноты. Он ведь хотел ещё увидеть Сьюзен и Амелию. Нужно было встать и обратиться за помощью. Жаль, что он так и не пополнил запасы Летучего пороха, закончившиеся ещё зимой. Аппарацию же он сейчас мог не выдержать. Нужно послать сову к Джастину, чтобы тот вызвал к нему целителей. В крайнем случае с помощью друга он попробует обратиться за помощью к маггловским врачам — уж больно недуг Эрни не походил на волшебные заболевания.

Сейчас же важно было просто встать. Собраться с силами и встать. Это станет шагом к выздоровлению. Он спасется от болезни и сможет попытаться исправить свои оплошности. Научится не совершать новых ошибок, перестанет делать поверхностные выводы. Увидит ещё раз Сьюзен. Встретится с дочкой. Возможно, даже проводит её в Хогвартс.

Но сначала нужно просто встать.