Канонир (джен)

За ветер добычи, за ветер удачи!

Чтоб зажили мы веселей и богаче!

Р. Л. Стивенсон, "Остров сокровищ"

Я знаю о пушках все. Родная мать знает о них меньше. Тридцать лет я хожу по морям. И вот что я тебе скажу: в пушках есть надежность. Гладкий чугунный тяжелый ствол. Ничего не обещает, но и не врет. Если знать, как с ним обращаться — удача будет на твоей стороне. Пушка тебя не обманет и не предаст. Не будет гулять на сторону, не переметнется к тому, кто платит больше.

Конечно, к пушке нужен подход. Но если его знать — эта маленькая железная девочка никогда тебя не подведет. И сам Дьявол не переманит ее на свою сторону. На рейде проследить, чтобы кожух-рубашка был всегда надет да прибойник не ржавел. В бою — высчитать количество пороха. Прицелиться. Учесть скорость ветра и сделать поправку на тяжесть ядра. Стрелять надо картечью. Лучше бить по слабому и живому. Даже с близкого расстояния пушечное ядро может отскочить от корабля врага, наверняка бьет только картечь. Направляешь пушку в самую гущу: там, в ее жерле, внутри гроздья железного винограда, ну, или на крайний случай — куски железа и гвоздей, скрепленные заботливой рукой. И в каждой из частиц смерть. При удачном выстреле Дьяволу будет чем поживиться. Но если нет картечи, хороший выстрел — когда снарядом разносит в щепки часть корабля, причем бить лучше по мачтам, чтобы не ушли далеко, а щепками валит еще и команду. Двойная удача.

Если бы эта крыса Трелони взял с собой на борт картечь... Но нет, это же противоречило его христианскому духу, чтоб ему гореть в аду. Хорошо иметь христианский дух, когда у тебя денег столько, что ты не торгуясь можешь купить лучший корабль. И даже если сухопутная крыса наемщик Блендли обдерет тебя как липку, ты в накладе не останешься. Вот если бы у меня была картечь под рукой — не многие вылезли бы из той шлюпки.

Этот собака доктор, может, и всплыл бы еще. Ну, его бы мы убивать не стали. По крайней мере, не сразу, пока он мог бы еще принести пользу. Чертовы южные моря полны лихорадки. А вот индюку Трелони я лично вспорол бы его толстое брюхо. А капитан… Капитан бы умирал очень долго. И очень медленно. Вся команда нашла бы, как приложить к этому руку.

Жизнь проста, как лезвие ножа. Бей если уверен, бей, если сильнее. Бей первым. Вовремя избавляйся от лишнего балласта и не забывай обид.

Тридцать лет я плавал по морям. Видел и плохое, и хорошее, и штили, и штормы, и голод, и поножовщину, и мало ли что еще, но поверь мне: ни разу не видел я, чтобы добродетель приносила человеку хоть какую-нибудь пользу. Прав тот, кто ударит первым.

Деньги решают все, они будут и женой, и братом, и врачом, и капелланом. Правда, они идут к деньгам. И если ты не родился, как этот толстый мешок Трелони, в богатенькой семье, в правильном месте и с серебряной ложкой во рту — ты всю жизнь будешь протирать колени да подбирать ошметки с хозяйского стола. Я много видел в жизни. И многое умею. Но истина одна — образованный и богатенький может позволить себе все, даже наш брат джентльмен удачи, и вместо того, чтобы сушиться на солнышке, становится губернатором острова с хорошим пенсионом. Золотыми монетами можно откупиться от болезни и закона, старости и одиночества.

Мертвые не кусаются. Вот и вся моя вера. Я послал мальчишку в трюм за вином, а сам добрался до старого приятеля. Протертая ручка кинжала удобно легла в руку. Жаль, я не успел вытереть кровь этого никчемного плешивого моряка. О’Брайен его звали, да. Клянусь громом, этот О’Брайен был распоследней скотиной. Не люблю ирландцев. Ещё никогда их красные рожи не приносили удачу настоящим морякам. Как приятно было воткнуть нож в его мясистый бок. К сожалению, за удовольствие приходится платить. И теплая кровь поползла по моему бедру.

Что ж — это была неплохая игра. Я сделал свой ход и почти проиграл. Почти, но теперь на корабль явился этот заносчивый щенок. И у меня появился шанс. Чертов щенок — юнга, любимчик богатеньких господ — приперся на мой корабль и задирает нос: «Называйте меня капитаном».

Но ничего, скоро выпадет мне очередь ходить, там-то мы и посмотрим, как ты пляшешь, щенок. Мы еще повоюем.

Еще совсем недавно я сидел на мели в Бристоле, как дырявая маркитанская лодка, и был готов отправиться в любой рейс. А потом появился этот надутый павлин, Трелони, и я понял: удача, эта портовая шлюха, наконец-то повернулась ко мне. На пристани только глухой не знал, куда Трелони снаряжает корабль. И только слепец не видел, что он собирается за сокровищами. В этих местах я знаю только один остров, на котором запрятаны сокровища. Я видел это своими глазами. И был рад, что не оказался среди тех, кого Флинт выбрал в помощники. Мы ждали его несколько дней. Птицы кружили над островом, иногда оттуда раздавались глухие звуки выстрелов, но никто из нас не решился высадиться на берег. А потом мы увидели, как возвращается Флинт. Один, бледный как смерть, но живой, а те шестеро, что отправились с ним на остров, так и остались там.

Ну и дьявол был этот Флинт. Хитрый, беспощадный и изворотливый как смерть. Когда ты в команде у таких, как он, держи нос по ветру: пока на рейде вам в одну сторону — нет ничего лучше, чем идти в его кильватере, но как только он заложит на другой галс — держись от него подальше.

Попасть в команду оказалось парой пустяков. Этот глупец Трелони так спешил, что нанял бы и слепого Пью, подвернись тот ему под руку. А уж моей боцманской дудке этот самодовольный индюк радовался как младенец. Разрази меня гром, телячьи мозги — это телячьи мозги, на чью бы шею не была надета эта голова. Что ж, у меня появился шанс вспомнить старое ремесло да наткнуться на сгнившие кости тех шестерых, что сопровождали Флинта. Я стал подумывать, как бы мне лучше обстряпать дельце, но тут появился Джон. Не сказать, что я был рад встрече. Но я не дурак и сразу понял, что с Долговязым будет проще. Окорок у нас голова. Хоть и говорит иногда как капеллан, а все же когда был квартирмейстером у Флинта — добычу делил честно. Нет, тут не в доверии дело. Лучше заключить сделку с Дьяволом, чем поверить Долговязому Джону. Но у него голова на плечах, а не пустой бочонок. Если не хочешь сорвать весь куш сразу, а я уже слишком стар и потрепан жизнью для такого, так вот, если не собираешься перейти ему дорожку, то лучше плыть в свете его иллюминаторов. Особенно в тех гиблых местах, где земля качается под ногами как морская палуба. Где воздух пропитан желтой лихорадкой, а камни — кровью зарезанных за пиастры и галеоны. Соленая жаркая вода не дает прохлады, и дьявол, смеясь, поджидает тебя на каждом шагу и в пучине морской.

Море, чертово море — забирает у тебя всё, тащит за волосы и не выпускает. Оказавшись на суше, ты как медуза — высыхаешь. Глупо, но жизнь моряка от плаванья, в котором он мечтает о суше, до следующего плаванья, когда на суше он прогуляет все и возвращается в порт абсолютно нищим. Деревянная теплая палуба под босыми ногами. Запах просмоленных и плавящихся от жары канатов, грубые сухари и солонина, солонина и сухари, и от рези в животе спасет только ром.

Каждый раз, выйдя в море, думаешь — этот последний. И каждый раз, оказавшись на суше и подсчитав жалкие гроши, понимаешь — впереди следующий рейс.

У человека нет друзей среди людей, только приятели. Каждый из них с радостью вонзит нож в спину, если представится такая возможность. И уж не дай бог перейти дорогу кому-нибудь из сильных. Они не пожалеют времени, чтобы отправить тебя рыбам на корм. Мои самые надежные друзья — короткий морской кинжал да эта жесткая дудка, выдающая приказы резкими, громкими как окрик свистками.

У настоящего джентльмена удачи два защитника — ром и деньги, и два друга — острый нож и холодный расчет. Жизнь у них тяжелая, они рискуют попасть на виселицу, но едят и пьют, как боевые петухи перед боем. Они уходят в плавание с сотнями медных грошей, а возвращаются с сотнями фунтов. Добыча пропита, деньги растрачены — и снова в море в одних рубашках.

Да, я знаю о пушках все. Именно поэтому Флинт сделал меня канониром. Наш брат, нищий, может положиться только на себя. Только на свой опыт и знания, которые вбила в него жизнь. А я смыслю в пушках, и у Флинта был за главного, когда дело касалось пороха и снарядов. Склад с оружием был под моим началом, и никто не смел мне перечить.

Помню, когда я еще служил на королевской шхуне, капеллан все говорил нам: «Мертвые не оставят вас в покое, будут висеть как мельничные жернова у вас на шее».

Чушь. Россказни сухопутной крысы. Можно все, главное, чтобы нож был чистым.

Когда Долговязый Джон набился нашему помощнику капитана в друзья, я сразу понял: работа будет легкой. С первого взгляда было видно, что Эрроу жидковат для своей должности. Он боялся команды, боялся капитана, и он доверял Сильверу, изливая ему душу вечерами, выкуривая трубку у кампуса. Первый закон моря — не доверяй никому. Джон ловко придумал, как подпаивать незадачливого помощника капитана, и дальше уже было дело случая. Лишний балласт на корабле не к чему. Мы с Джобом вполне могли справиться и без этой протухшей крысы. И вот, когда отплыли достаточно далеко от порта и ночь выдалась безлунной — даже младенец мог бы обстряпать это дельце. Нож вошел легко по рукоятку. Этот пьяница Эрроу даже не слышал, как я подошел из-за спины.

Не торопясь, я вытер нож о его сюртук. Всплеск темных маслянистых волн — и ничто уже не напоминало о помехе. На следующее утро капитан лишь пожал плечами, Долговязый Джон одобрительно кивнул, а кое-кто из матросов понимающе ухмыльнулся. Дело сделано, и мы еще на один шаг ближе к богатствам. Кстати, поскольку нам с Эндерсеном пришлось взять на себя часть обязанностей недолговечного помощника капитана, крыса Трейлони обещал нам прибавку к жалованью. Клянусь громом, как будто эти жалкие подачки могут покрыть все их должки.

Так вот послушай, брешет все этот капеллан, да и все святоши вместе с ним. Нет ничего ужасного в том, чтобы отправить кого-то на корм рыбам. Особенно, если он тебе мешает. И предоставляется такая возможность. Брешут все про духов и возмездие. Я даже не помню всех, кого отправил на тот свет. Разве что самого первого.

Это было в порту. Я был щенком, полным надежд и веры в удачу. И не хотел бить первым. Я не мастер танцевать, а уж говорить красиво никогда не умел. Просто стоял там и улыбался ей. Но женщины — шлюхи, им нужна корма позатейливее да поплотнее набитые трюмы. Ну, и гладкие слова.

Он ещё улыбнулся мне тогда: извини, не в этот раз, приятель. И они ушли вместе. Ненавижу ирландцев и ирландские танцы. В трактире было много народу, шумно, я был юнцом, но не олухом. Я затаился. Всего-то и надо было подождать два дня. Тут как с пушкой, главное — рассчитать, когда бить. Он возвращался поздно, что-то напевал под нос. Долговязый, худой. Волосы длинные, собраны были в хвост, а он их вытащил оттуда и раскидал по плечам, чертов павлин. Нож вошел легко, как будто в масло. Повернув его для надежности, я развернул красавчика к себе. В удивленных широко распахнутых глазах равнодушно отражалась луна. Жаль только, он кажется даже не понял, кто отправил его к праотцам.

Табак горчит от жары, жевать его стало так привычно, что я скорее замечаю, когда его нет. Подсохшая было рана начала кровоточить от движения. Ничего, скоро этот щенок выйдет из трюма, поможет мне привести судно в бухту, а уж там… Он, конечно, молод и прыгуч, но на моей стороне опыт. Уже к вечеру эти двое будут кормить рыб за бортом, а я придумаю, как подлатать свой подпорченный киль.

Всё-таки хорошо, что мальчишка принес мне рому. Ром — лучшее лекарство и лучший друг. Ромом продубилась шкура. Постепенно я стал замечать, что яркость красок без рома уже не та. Вижу все черно- белым. И и голова не та без рома. Зато если глотну хоть немного — вся моя старая посудина оживает, тело наливается силой, как в молодости. И мой старый баркас может еще послужить своему хозяину.

Жизнь проста — как лезвие ножа. Хлопает жесткая парусина, брызги волн и заманчивая зелень глубины. Кажется, там прячется прохлада, но если в самую жару нырнёшь в морские волны — будет только хуже — жажда, скрипящая и зудящая от морской соли кожи. А, вот и он — мальчишка, возомнивший себя капитаном. Вряд ли он сможет меня обыграть.