30 октября 1981 (гет)

Волдеморт взмахом руки отпустил угодливо приседающего доносчика и раздражённо зашипел. Вот уже больше месяца это стадо никчемных болванов, гордо именующих себя его последователями, не могло найти выродка Поттеров!

Рыжеволосая грязнокровка, так приглянувшаяся молодому Снейпу, и очкастый выскочка упорно прятали малолетнего Спасителя, на которого так надеялся невыносимый маглолюбец Дамблдор. Ничего! Недолго им осталось бегать…

Волдеморт обхватил голову руками, пытаясь избавиться от невыносимой боли, которую приносила мысль о мальчишке из пророчества. Словно сама Смерть стояла за его спиной, сдавив виски ледяными пальцами, и презрительно усмехалась, намекая, что сколько сколько бы ни пытался, как бы ни старался, уже рождён тот, кто станет его погибелью.

В ярости он вскочил на ноги и заметался по залу, где принимал просителей, швыряя разрушительные заклинания направо и налево, не замечая, что погрёб под обломками развороченных стен нескольких домовых эльфов, замерших по углам в ожидании приказаний. Отчаянию его не было предела, и оно хлестало из него сырой мощью, уничтожая мир вокруг. Если он не мог жить вечно, то ничто не должно существовать!

Внезапно тихий звук привлёк внимание Волдеморта, вырвав из состояния исступлённого бешенства. В чудом уцелевшее окно стучалась сова — чёрная сипуха, которая могла принадлежать только одному человеку.

Волдеморт вздрогнул, разом превращаясь из Лорда и Повелителя, могуществу которого не было равных, в нищего полукровку Тома Реддла. Он медленно подошёл к окну и впустил птицу, подставляя ей руки в качестве насеста, ведь неповреждённых поверхностей, пригодных для посадки, в комнате не осталось.

Сова не возражала. Она бестрепетно позволила отвязать письмо и уселась поудобнее, больно впиваясь когтями в кожу, всем своим видом демонстрируя, что без ответа обратно не собирается.

— Боюсь, что нам придется перейти в другой зал, — заметил Волдеморт. Он уже успокоился, от недавнего неистовства не осталось и следа. — Здесь нет письменных принадлежностей.

Птица благосклонно ухнула и устало прикрыла глаза, ей пришлось проделать немалый путь. Аккуратно, стараясь не потревожить свою пернатую спутницу, он проследовал мимо учинённого им беспорядка, мимоходом равнодушно отмечая отсутствие слуг. Никудышные людишки попрятались, чуя гнев господина. Скоро он спросит с них за их недостойное поведение, но сейчас важнее было другое.

* * *

Волдеморт рассеяно крутил в руках полученное письмо и улыбался уголком губ. Дорогой пергамент, казалось, грел пальцы, а написанное отвлекало от очередного разочарования, ожидавшего уже через несколько минут. Слуги доложили о прибытии неожиданного гостя — недавно завербованного шпиона, внедрённого в самое сердце Ордена Феникса.

— Мой Лорд, — пискнули сзади.

Волдеморт обернулся, смерив тяжелым взглядом вошедшего невысокого пухлого юношу, рыхлого, круглого, как шар, дрожавшего от ужаса, но всё равно подленько, угодливо улыбавшегося. Его кривые зубы и маленькие крысиные глазки вызывали омерзение, однако, он мог быть полезен.

— Хвост. Ты принёс мне хорошие новости?

— Хорошие, мой Лорд, очень хорошие, — закивал Хвост, едва не захлёбываясь слюной от восторга. — Они прячутся под Фиделиусом.

— Разве это хорошая новость?! — взревел Волдеморт, занося палочку для смертельного проклятья.

— Стойте, мой Лорд. Я хранитель, я!

— Что? Они сделали хранителем своей безопасности мерзкую крысу?

— Они решили, что никто не подумает на меня. Что я слишком малозначимая фигура.

— И ты решил доказать им, что это не так? — усмехнулся Волдеморт, едва сдерживая отвращение. — Решил поведать всему миру, что Питер Петтигрю достоин большего? Что ж. Такие новости заслуживают награды. Мортморде аэтерум!

Из палочки Волдеморта вырвался ослепительно зеленый луч, имевший, однако, немного другой оттенок, чем Непростительное заклятие. Вскрикнувший Питер схватился за левую руку, задыхаясь от боли. На покрытой веснушками коже отчетливо проступал череп с выползающей из его рта змеёй.

— Спасибо, мой Лорд! Спасибо!

Хвост готов был целовать полы мантии своего господина, он и не рассчитывал на такую удачу, когда шёл с докладом, но его брезгливо оттолкнули.

— Вон!

— Но, мой Лорд, разве вы не хотите убить Поттеров прямо сейчас?

— Не сметь!

Питер не успел издать и писка, как невидимая рука ухватила его за горло, выбивая воздух из лёгких.

— Я и только я принимаю решение, когда прерваться жизням. Не ты, не ваш любимый Дамблдор, а я! — Волдеморт наклонился над задыхающимся Хвостом, с интересом глядя, как тот царапает шею, пытаясь глотнуть кислорода. — Я хозяин твоей жалкой жизни, как и жизней преданных тобой друзей. Когда я решу оборвать их, ты узнаешь об этом первым. Убирайся!

Скулящий Питер шлёпнулся на четвереньки и, не поднимаясь, попятился прочь. Горло саднило, на руке зудела метка, и впервые он понял, что, придя за властью над другими, сам стал самым жалким из рабов. Со всей доступной ослабевшему телу скоростью он выполнил приказ своего господина, оставляя того одного.

— Время навестить старого друга, — пробормотал Волдеморт. Теперь у него было, чем её порадовать.

* * *

Величественный лондонский особняк рода Блэк не портило даже соседство с уродливыми магловскими домами. Аппарировав на порог, Волдеморт деликатно постучал в дверь металлическим молоточком с набалдашником в виде головы ворона. Дверь открылась сама по себе, и он попал в тёмный коридор, ведший в гостиную, где гостя ожидал пожилой домовой эльф.

— Хозяйка ожидает вас в парадной столовой, — провозгласил он. Прозвучавшая фраза на мгновение разбила гнетущую тишину, окутавшую старый дом, будто саван. — Позвольте вас проводить.

Их путь был освещен лишь одинокой свечой в морщинистой лапке эльфа. Лидеру Пожирателей смерти было под силу осветить простеньким Люмосом половину Лондона, но он слишком ценил волю хозяйки дома, с недавних пор предпочитавшей тишину и уединение.

— Марволо, — тихий, сухой голос, внезапно неприятно напомнивший старческое дребезжание, оторвал Волдеморта от созерцания изысканно накрытого стола, за которым мог бы разместиться десяток человек. Сейчас же их было только двое. — Я рада видеть тебя.

— Приветствую мою леди, — церемонно произнес Волдеморт, с болезненной нежностью окидывая взглядом затянутую в траурное платье фигуру.

Леди Вальбурга Блэк — единственная, не считая домовиков, обитательница когда-то полного жизни родового особняка царственно опустилась на отодвинутый для неё стул и принялась за еду, поддерживая положенную за столом беседу о погоде. Статная и безупречно сдержанная, она была прекрасна даже в своем горе. Идеальный пример истинной леди из чистокровного семейства магов.

Реддл смотрел на неё и не мог насмотреться, как когда-то давно, когда он был выросшим в магловском приюте юнцом, впервые попавшим в общество аристократов. Она была его путеводной звездой, недостижимым совершенством, ради её благосклонного взгляда он готов был умереть и убить, и даже вызубрить правила ненавистного этикета.

Как же он восхищался ею тогда! Как же желал! Даже сейчас, спустя годы, когда её волосы поседели, прежде ярко-синие, блестящие глаза стали блеклыми, почти прозрачными, а движения утратили былую легкость и грациозность, в ней оставались воля и властность, делавшие её неотразимой для него.

— Вал, я нашел его. Мальчишку Поттеров.

Он встал из-за стола и опустился на колени перед единственным существом на всем свете, кому позволял видеть себя прежним, слабым и уязвимым.

— Ты уверен, Марволо?

Взгляд Вальбурги, по-прежнему пронзительный и острый, скользнул по расположившемуся у её ног мужчине.

— Конечно. Уже завтра все закончится. Завтра, моя леди, — он по очереди поцеловал её пахнувшие сиренью ладони и крепче сжал их, выдавая свой тайный восторг, свое упоение близкой победой. — Поздравишь меня, Вал?

Не дожидаясь ответа, Волдеморт подхватил свою собеседницу на руки, целуя сжатые губы, и аппарировал в спальню. С комфортом устроив Вальбургу на кровати, он стянул с себя сюртук, оставаясь в безупречно белоснежной рубашке, не переставая любоваться худощавым телом своей давней любовницы.

Брак между Вальбургой и Орионом был договорным, как и принято в чистокровных семьях. И хотя они испытывали друг к другу большую симпатию и теплую привязанность, верности не хранили. Единственным непреложным условием сохранения своего брака считая отсутствие бастардов. И все же Марволо редко позволял себе прикоснуться к леди Блэк. Но сегодня у него был повод!

— Вал, — прошептал он, притягивая женщину к себе, лаская бережно, почти целомудренно. — Вал…

Запах её прохладной гладкой кожи сводил с ума. И становилось наплевать, что следуя неписанным законам, Вальбурга не проявляла инициативы, оставаясь сдержанной и холодной. Держать ее в объятиях, целовать губы, владеть хоть на миг было уже достаточно.

* * *

— Не убивай мальчика, Марволо, — глухо сказала Вальбурга, глядя, как Волдеморт натягивает сюртук. — Дети ни в чем не виноваты.

— Он единственное, что стоит между мной и победой. Я должен.

— Победой? Ты лишишь наследника еще один древний род. Остается все меньше чистой крови. Посмотри на меня, Марволо. Я потеряла обоих сыновей, — горько сказала она. И Волдеморт вдруг впервые воочию увидел, как сильно она изменилась, как иссушило ее горе. Вместо прекрасной величественной женщины — сгорбленная старуха. — Орион ушел вслед за Регулусом. И ради чего? Ради чего мы должны лишаться будущего?

— Мы построим новое будущее. Такое, как мы хотели, Вал. Нужно лишь избавиться от мальчишки.

— Марволо, отдай его мне. Я воспитаю его и он не помешает твоим планам.

— Нет.

— Марволо…

— Нет! Слышишь, ты, нет!

— Он всего лишь ребенок.

— Не смей мне перечить!

Волдеморт мог рявкнуть на Мальсибера или на Долохова, они признавали его первенство несмотря на то, что стояли у истоков Пожирателей смерти. Но Вальбурга была истинной Блэк, чистокровной леди, которая никому не спустит оскорбления. В одно мгновение ее плечи расправились, взгляд заледенел, а растрепанные волосы и мятая одежда стали смотреться королевским одеянием.

— Покиньте меня, мистер Реддл, я более не желаю видеть вас в своем доме.

— Как пожелает леди, — кое-как выдавил Волдеморт и вышел за дверь, на миг устало привалившись к косяку. — Прощай, Вал, — прошептал он, зная, что никогда сюда не вернётся, ведь оставляет в этой комнате всю сохранившуюся у него человечность. Но он не сожалел. Ему, как новому Мерлину, были ни к чему сердечные привязанности.

— Прощай, Марволо.