Сибириада (джен)

Ушел Гарри, а Рон так и остался стоять, непрощенный, ошарашенный, с отвалившейся челюстью, брошенный-покинутый другом. Сейчас он, как никогда, остро осознал, что именно чувствовал Гарри, когда он обвинил его в предательстве.

Разошлись зрители, опустели трибуны, уковылял придавленный виной Рон, и только один человек долго ещё сидел на опустевшем стадионе — Северус Снейп. Сидел по той причине, что ноги противно дрожали… Сначала он с потайным замиранием в душе смотрел, как сражаются с драконами иностранные студенты — Виктор Крам с китайским огненным шаром и Флер Делакур с валлийским зеленым, с драконами мелкими, некрупных пород. Седрику, его родному, знакомому ему, как облупленному со всех сторон, не семь лет, а все семнадцать, с пеленок, студенту достался дракон покрупнее — шведский тупорыл. За него Северус попереживал, искренне гордясь юношей и восхищаясь его мастерством в области трансфигурации. И честно похлопал своему ученику. А вот при виде огромной шипастой хвостороги ему резко поплохело, так как он сразу вспомнил, КОМУ предназначен сей гигантский экземпляр. Четырнадцатилетнему сопляку. И, видя, как этот мелкий недоросль выходит на арену, Северус моментально и срочно забыл, кто его отец, выдвинув на первое место непреложную и самую главную истину — он сын Лили. И если он сейчас погибнет, если эта пятитонная тварь ему хоть один волосок подпалит…

Пока он мысленно грыз ногти и копал могилу безвременно погибшему мальчику, Поттер засвистел какую-то бравурную мелодию. На посвист, под живенькую, жизнерадостную «шли солдаты на базар…», к Поттеру притопала избушка. Дракон распластался практически в обмороке, вжимаясь в камень и крепко закрыв глаза. Поттер… этот невозможный, несносный мальчишка, спокойно подошел и забрал трофей!!! Теперь Северус его точно похоронил, закопав поглубже и навалив сверху многотонную плиту. За испуг. И напрасные переживания.

И вот он сидел теперь в гордом одиночестве, ждал, когда перестанут дрожать ноги. И думал. А чего это он за этого засранца так испереживался? Он что, сын ему рОдный? Да, почти, признался он сам себе, при других обстоятельствах это вполне мог бы быть его ребёнок.

Украдкой осмотревшись по сторонам и никого не увидев, Северус позволил себе улыбку, быструю и неумелую — а всё-таки хорошо, что у мальчишки есть заступники! Вон, цепную избу на дракона спустили. Интересно, а что она такое? Почему она так страшна для огнедышащих ящеров?

Когда маленько отпустило и в ногах исчезли последние ощущения ватности, Северус покинул стадион, привычно налившись желчью и презрением к гадостному очкарику.

Гарри, радостный и счастливый, праздновал победу в Большом зале среди своих новых друзей, одиннадцатиклассников русской школы Сибириада. Сейчас, месяц спустя, после долгих тренировок они стали просто родными, и Гарри всех их знал поименно, а не только соседей по комнате. Никита, как уже известно, был Финистом — Ясным соколом, молодец-оборотец, так же, как и дядя Миша — выворотнем, русским оборотнем-перевертышем. Данилка Нечаев был молодым чертиком и в будущем обещал стать не хуже отца, во всяком случае, задатки у него есть, как приговаривал Василий. Юрка — простой ведьмак, собирался стать целителем. Трое других парней из соседней комнаты тоже были приличными такими магами, звали их Ромка, Семен и Валентин. Из четырех девушек только три являлись представительницами человеческой расы: Лида, Настя и Женя, а четвертая, Олеся, была ундиной, то бишь русалкой.

В это сложно поверить, но десять русских парней и девок, растянувшись цепью на одной длинной лавке и возложив руки друг другу на плечи, оказались громче целого зала школяров, а уж когда они затянули песню слаженным хором в десять неслабых глоток… Хор Пятницкого удавится.

Сибирь — таёжные урманы,

Сибирь — равнины и поля.

Кочуют белые туманы

В степных владеньях ковыля.

Сибирь, Сибирь, твои пространства

Необозримы, как моря.

Ты несравненна и прекрасна,

Ты навсегда любовь моя.

Сибирь, в тебе своё начало,

Сибирь, в тебе своя душа:

То раздаётся шум Байкала,

То слышен голос Иртыша.

Сибирь, Сибирь, твои пространства

Необозримы, как моря.

Ты несравненна и прекрасна,

Ты навсегда любовь моя.

Сибирь, Сибирь — сестра Урала,

Сибирь — владычица морей.

Как мать моя, ты понимала,

Что значу я в судьбе твоей…*

Тягучая, тянущая нота так щемила что-то внутри у Гарри, что он чуть не расплакался, слушая дружное пение рослых сибиряков. Так душевно они пели, ладно да складно, а слова незнакомой песни почти не нуждалась в переводе, так же, как не нужны переводы английских песен для русскоязычного человека.

Для Гарри отныне эти парни и девушки были не просто кто-то там посторонний и безликий, нет, за неполные два месяца они стали родными и такими понятными, словно он их с рождения знал. Таково свойство необъятной русской души. Стоит пообщаться с русскими хоть пару часов — и всё, побратимы и друзья навек, уж так они располагают к себе тех, кого допускают в свою душу… А Гарри они допустили, прямо настежь распахнули широкие двери, приняв под свое надежное и верное крыло одинокого мальчика-сироту.

Впервые за свою короткую жизнь Гарри познал, что значит настоящая семья. Семья — это когда все близки, честны, искренни и откровенны друг с другом, семья — это взаимное доверие и чувство локтя, когда ты твердо знаешь, что каждый член семьи придет к тебе на помощь, что никто тебя не бросит, не предаст…

И зная, что это ненадолго, всего на семь месяцев, считая от конца ноября, Гарри старался как можно больше времени проводить в компании ребят, стремясь наверстать то, чего лишила его сама судьба — жизнь в полноценной и дружной семье. Его стремления и тайные надежды, конечно, были замечены отцом и сыном Нечаевыми. Василий и Данила, видя, как Гарри тянется к ним, временами бросали друг на друга озабоченные взгляды. Потому что это было неправильно, потому что это ни в чьи планы не входило, чтобы к ним привязался кто-то. Но и оттолкнуть ребёнка они не могли и скрепя сердце открыто улыбались в ответ на доверчивый гаррин привет.

А время шло. Отгремел ажиотаж вокруг первого тура, давно забылись драконы, шлифовал декабрь морозным наждаком окрестности Хогвартса, присыпав их рассыпчатым белым инеем и снегом. Впали — к счастью! — в глубокую спячку соплохвосты Хагрида. А вредная МакГонагалл поставила перед студентами невыполнимую и просто кошмарную задачу — найти себе партнершу для танцев на Святочном балу.

Неделю назад Гарри сказал бы, что найти партнера для бала — пустячное дело, не чета поединку с драконихой. Но после поединка он согласился бы еще на десять схва­ток.

Пригласить на бал девушку! Страшнее ничего не при­думаешь. В этом году многие ученики не поехали домой на рождественские каникулы. Он-то, конечно, всегда оста­вался, не ехать же в самом деле на Тисовую улицу. Но в прежние годы оставшихся можно было по пальцам пересчитать. Нынче из старшекурсников не уехал никто. И все помешаны на Святочном бале, по крайней мере, девчонки. Сколько же их в Хогвартсе! Он только теперь это заметил. И все они шептались и хихикали по закоулкам замка, давились смешками, если мимо проходил мальчик. А сколько волнений и разговоров о нарядах для предстоящего праздника!

— И что они ходят все вместе? — спросил Гарри у Невилла, увидев стайку девочек, которые поглядывали на Гарри, хихикая. — Как тут к одной подойти и пригласить?

— Может, оттащить её в сторону с помощью лассо? — предложил Невилл. — Ты уже выбрал, кого заарканить?

Гарри не ответил. Выбрать-то он выбрал, а пригласить не хватает духу. Чжоу на год старше его и такая краси­вая! Да еще играет в квиддич. В общем, пользуется огром­ным успехом. Но Невилл, кажется, подозревал, что творится в душе у Гарри.

— Знаешь что, — сказал он, — тебе нечего волновать­ся. Ты — чемпион. Ты только что победил венгерскую хво­сторогу. Спорим на что хочешь, у тебя от девочек от­боя не будет?

— Ты-то кого-то пригласил? — огрызнулся Гарри, занервничав от его испытующего взгляда. Невилл криво ухмыльнулся.

— Джинни Уизли я пригласил. Что? Слабо?

— Фу… — передернулся Гарри. — Она же ронова сестрица. Только не говори, что она тебе нравится!

— Нормальная девчонка! — построжел Невилл. — Боевая и храбрая, в самый раз для танцев на один вечер. А тебе что, девочку надо на всю жизнь пригласить? Кто хоть на примете у тебя?

— Чжоу… — покраснел от смущения Гарри. — Чжоу Чанг из Когтеврана.

— А, — с сочувствием посмотрел на него Невилл. — Тут ты опоздал. Она с Седриком встречается.

Гарри с досадой уставился на него — ну во-о-от, единственная интересная девушка во всем Хогвартсе, и та занята. Приуныв, он поплелся прочь по коридорам замка, впрочем, не забывая смотреть, не мелькнет ли где одинокая девичья фигурка, ибо намек Невилла он понял: если ему нужна партнерша на один вечер, то для этого сойдет любая девчонка, которой не обязательно обещать золотые горы и вечные свидания с букетами-шоколадами. Впереди показалась женская, отнюдь не девичья, мощная фигура сибирской директрисы, поравнявшись и поздоровавшись с Поттером, Косолапкина вдруг тормознула его.

— Товарищ Поттер, пригласите, пожалуйста, Олесю Найденову. Всего на один вечер. Надеюсь, это вам несложно?

— Нет, мэм, — вежливо ответил Гарри. И последовал совету директрисы, так как уже знал, что она дурного не посоветует.

У остальных чемпионов дела обстояли более-менее сносно и терпимо. У Седрика девушка уже была, и постоянная, Флер удалось окрутить Роджера Дэвиса, очаровать его вейлочарами. А Виктор…

Виктор ловил Гермиону. Впервые она запала ему в пламенное сердце в тот самый миг, когда он кинул свое имя в Кубок и, уходя к столу, увидел её. Милую кареглазку, скромно и тихо сидящую с книгой на коленях. Они встретились взглядами… Черные очи дюжего болгарца и карие, теплые и спокойные, глаза Гермионы. И не было в этих добрых глазах того оголтелого фанатского огня, который в последнее время Виктора уже просто отпугивал, заставляя его, высокого и сильного мага-спортсмена, шарахаться от представительниц слабого пола. В общем, влюбился Витя по самые гланды в милую лапушку-Гермиону, которая не преследовала его с визгом, помадой и дикой просьбой расписаться у неё на сумке. Напротив, Гермиона старательно избегала его поползновений, прячась то в библиотеке, то среди своих друзей, на которых у Вити вскоре выработался рефлекс испанского быка — при виде парней он уже чуть ли не пар из ноздрей пускал и землю ногами рыл.

При парнях Витя стеснялся подойти, хоть те и на три года мельче его, но самомнения у них могли быть и круче, в конце концов, это их территория, а следовательно, и прав у них на Гермиону больше. В библиотеке он тоже не мог подойти к красавице, потому что за ним жадно следили фанатки. Но он был упорен и терпелив: приходил в библиотеку, брал книгу и садился её читать, украдкой любуясь милым курносым профилем, каштановыми прядями, небрежно заправленными за маленькое розовое ушко, на одну, особенно упрямую прядочку, выбившуюся из прически, Витя прямо умилялся — ну совсем как у мамочки и у младшей сестренки! В Большом зале старался сесть так, чтобы всё время видеть Гермиону.

Наверное, он всё-таки перестарался в своих преследованиях, потому что Гермиона вскоре начала его откровенно опасаться и стала так виртуозно исчезать, словно раньше времени научилась трансгрессировать.

Но однажды…

Француженка Флер придралась к грубым английским блюдам.

— Эта ваша еда слишком тьяжолая. Моя красивая ман­тия будет мне мала! — недовольно воскликнула она как-то вечером в Большом зале. Гарри, Невилл, Рон и Гермиона как раз выходили оттуда. Витя привычно и как бы сам по себе двинулся следом.

— Бедняжка! Какой ужас! — с иронией посочувство­вала Гермиона. Но Флер уже вышла в холл и не слышала её слов. — И чего себе воображает!

— Гермиона, а с кем бы ты пошла на бал? — заинтересовался вдруг Рон, оценивающе оглядывая фигуру подруги, явно собираясь её пригласить. У Вити при этом сердце так и рухнуло в желудок — ну всё, опоздал!.. Гермиона не успела ответить Рону.

— Ты, Уизли, наверное, совсем того! — послышался за спиной голос Малфоя. — Думаешь, кто-нибудь при­гласит на бал эту грязнокровку, да ещё с лошадиными зубами?

Руки Виктора среагировали мгновенно — не глядя, он цапнул тощего белобрыса за шею и, низко нагнув, упер носом в свое колено.

— Что ты сказал, гаденыш? — тихо прорычал он в посеревшее от страха ухо.

— Пустите… — сдавленно просипел белобрыска. Витя назидательно встряхнул его, глянул в сторону своей принцессы и тут же ощутил себя рыцарем — Гермиона смотрела на него с таким восхищением, с такими теплыми нежностью и благодарностью…

И пока Рон пыхтел, наливался гневом и собирался достойно ответить Малфою за те же секунды, сердце Гермионы было покорено Виктором Крамом. К тому же оказалось, он так мило коверкает её имя, неправильно произнося его.

Настал Святочный бал. Из подземной гостиной по лестнице поднялись слизеринцы. Впереди вышагивал Малфой в черной бархат­ной мантии с высоким воротником. «Точь-в-точь пастор», — вдруг подумалось Гарри. Малфой вел под руку Пэнси Паркинсон в светло-розовой мантии, обильно ук­рашенной рюшками и бантами.

Дубовые входные двери тяжело отворились, и в холл вошли гости из Дурмстранга во главе с профессором Каркаровым. В раскрытые двери Гарри ус­пел заметить перед замком на лужайке возведенный вол­шебством грот, полный розовых кустов, среди которых высились каменные скульптуры Деда Мороза и северно­го оленя. Над кустами и скульптурами порхали разно­цветные светляки. Это были настоящие живые феи, толь­ко совсем крошечные.

— Участники Турнира, пожалуйста, пройдите сюда, — прозвучал голос профессора МакГонагалл. Она объяснила чемпионам, что пока им надо постоять здесь: они войдут в зал парами, церемон­но, после того, как все остальные усядутся за столы. Флер Делакур с Роджером Дэвисом встали первыми у самых дверей. Подошли Сед­рик с Чжоу, Виктор с Гермионой, Гарри одобрительно кивнул ей — она выглядела прекрасно: волосы, обычно напоминавшие воронье гнездо, гладко расчесаны и скру­чены на затылке в красивый блестящий узел, легкая ман­тия небесно-голубого цвета, да и походка совсем другая, наверное, потому, что плечи не оттягивает тяжелый ра­нец. И она улыбалась так счастливо…

Двери в Большой зал распахнулись, и толпа хлы­нула в зал. Поклонницы Крама, те, что устраивали засаду в библиотеке, проходя мимо, казалось, готовы были убить Гермиону. Пэнси Паркинсон вытаращила глаза, и даже Малфой позабыл от изумления ругательные слова. Один только Рон, поравнявшись с Гермионой, не удостоил её взглядом. Когда все наконец уселись по местам, МакГонагалл велела оставшимся встать друг за другом парами и сле­довать за ней. При их появлении весь зал захлопал, и про­фессор МакГонагалл повела их к большому круглому сто­лу в дальнем конце, за которым сидели судьи.

Стены зала серебрились инеем, с темного, усыпанно­го звездами потолка свисали гирлянды из омелы и плю­ща. Длинные обеденные столы исчезли, вместо них — сотня столиков, каждый человек на десять. На столиках уютно горят фонарики. Заиграла музыка. Олеся улыбнулась Гарри и повела на середину танцпола, а за ними двинулись остальные три пары — пора было открывать бал.

Примечания:

**ПЕСНЯ О СИБИРИ**

Музыка: Ю. Чичков, слова: В. Боков