Воротынский континуум, или Будни победителей (джен)

Снег запорошил давно не паханное поле, лёг пышно взбитой периной и перестал. Колеса тяжёлого грузовика не могли примять его, только поднимали в воздух хлопья и снежинки. Михась — водитель — любовался этой красотой из окна. Ему хотелось высунуть руку и посадить парочку снежинок на ладонь, но чутьё подсказывало, что этого делать не следует.

Многое здесь, в Воротынском континууме, было странным: этот снег, вечная зима (ни тёплая, ни холодная; без ветров, слякоти и гололёда), строения, люди и то, чем они занимались. Впрочем, для Михася это было привычным: поговаривали, что снаружи люди уже победили последствия войны, но он этого не застал.

Проехавший мимо на опасной скорости мотоцикл отвлёк от воспоминаний: Михась узнал в наезднице Нинку — новенькую девчонку, попавшую в континуум вместе с мужем; поговаривали, будто бежали они от не одобривших брак родителей. На ней было обнажавшее бёдра в коротких плотных рейтузах красное платье в крупный белых горох, на голове — косынка, на голых ногах — валенки.

— Огонь — баба! — Михась хохотнул и нажал на газ, пытаясь удержаться следом.

Нинка не думала тормозить, приподнималась в седле, напирала грудью на руль. Короткая юбка крылом билась у неё за спиной, обнажая крепкие округлые ягодицы. Выбившиеся из-под косынки рыжие кудри языками пламени облизывали ткань. Михась ругнулся, досадуя на надетые девушкой рейтузы, и облизнул губы. Поднятый мотоциклом снег залетел в кабину через оставленную им для проветривания щель. Снежинки растаяли на руках каплями воды, уселись на руль светлячками.

Да, Нинка казалась той ещё оторвой. Не то чтобы Михась осуждал её (сам он был просто преступником), но считал влюблённость чем-то слишком мелким и незначительным, чтобы отрезать себя от общества.

Через несколько минут грузовик окончательно отстал, и, вглядываясь в облако порхающих перед ним снежинок, Михась обдумывал появление Нинки. Ведь спешила она к мужу в поля, и судки с горячим наверняка были приторочены у неё где-то под боком — голод невовремя напомнил о себе, не хотелось ему жрать всухомятку бутерброды с колбасой. Ведь неизвестно, найдёт Нинка мужа в полях или нет. Должность у косаря была со всех сторон прибыльная, но и опасная: собирали они обломки разрушенных во время войны машин и останки погибших.

Спору нет, Нинкин косарь был крут: не каждый решился бы вот так пропадать в полях — Михась, например, был счастлив, гоняя свой грузовик из пункта А в пункт Б, хоть и он был не промах. С детства сопровождал отца-браконьера на охоте, научился стрелять в одиннадцать лет и… с тех пор обитал в мире воров, убийц и мошенников. Куда там Нинкиному Юрчику.

Тогда среди вытесненных из городов людей каждый выживал как мог, а потом, в мирное время, кому-то места не нашлось. Не было выбора у Михася с таким отцом и дядькой — криминальным авторитетом, он и пошёл по пути наименьшего сопротивления: делал всё, что говорят, не задумываясь о последствиях. Так просто.

Куда было Юрке, всё ещё пахнущему мамкиной шампунькой и шмыгающему интеллигентскими соплями, до Михася. Его удел — довольствоваться крохами вымытого из старых микросхем золотишка, когда Михась... по мелочам не разменивался.

И пусть не было у него ни гордости, ни доброй памяти о родителях, ни историй, которые можно было рассказать друзьям в пивной под чебуреки и пельмени, сидел он там в уголке и кривился, да занозой разъедала его душу злоба и зависть. Все, что оставил он позади, и даже то, чем он болезненно гордился, было грязным, стыдным. Оттого и поднимался яд к языку, когда прислушивался он к разговорам товарищей. Тяжело быть изгоем, а быть лишним среди изгоев ещё тяжелее. Не появлялись в континууме те благополучные, честные и чистые, которые нашли себе место в послевоенном мире жёсткой дисциплины и разумных ограничений.

На этот раз от тягостных размышлений Михася отвлёк рокот двигателя, который предупредил о приближении лихой компании задолго до того, как вездеход, выбросив пламя из выхлопных труб, появился за окном. В пивной — сооруженном из бетонных балок внутри трёхэтажного здания с расстрелянными стенами и частично отсутствующей крышей шалаше — сразу стало веселее. Вскочивший было со своего места Михась уже вернулся к еде, когда развесёлая компания косарей вошла в пивную. Нинка была в центре внимания: платье на ней — на этот раз почти строгое, изумрудно-зелёное с пышной юбкой — подчёркивало талию и стройные ножки в туфельках на небольшом каблучке, как только не замарала она их по дороге? Юрка — чернобровый красавец под два метра ростом — теребил ус и краснел.

— Ну я же просил. Зачем так громко? — пробасил он, поглядывая на друзей.

«Чёртов подкаблучник!» — Михась кривил рот и пофыркивал. Его тошнило от лицемерия.

Впрочем, Нинке всё это явно нравилось, она висла на локте у мужа, прижималась щекой к плечу, поднимала голову, сверкала лукавым взглядом и смеялась.

— Что ж, по-твоему, нам было выбрать? Велосипеды? Так твоя жена на велосипеде испортит и платье, и туфельки, — урезонил Юрку старший товарищ.

Компания заняла три ближайших столика, и Михась оказался заперт в своём углу — на него даже не оглянулись. Разглядывая мощные спины окружавших Нинку косарей, он невольно дёргался.

Официантка вышла к ним, повязывая свежий передник, и помахала белой салфеткой по столешнице, ожидая заказ: конечно, у героев водились денежки, а в большой компании они закажут много ещё и под водочку. Михась и так чувствовал себя обойдённым, а слушая перечисление блюд, и вовсе приуныл: проглотил слюну и принялся с остервенением кусать свою котлетку.

— Чего только не встретишь в полях, Ниночка, а ты больше так мужа не подставляй. Ему одно дело — себя беречь, чтобы к тебе целым и невредимым вернуться, а совсем другое — тебя от опасности прикрывать. Понимать должна.

— Прав Глеб Иванович, Ниночка. Чего только не встретишь в полях. А на мотоцикле, без оборудования и тёплой одежды, сгинуть недолго, — пропел в унисон со старшим ещё один ценитель Нинкиных прелестей. — Ты думаешь, одни мы за обломками охотимся? Вот нет! Они тоже. Роботы. Те их части, в которых не все нейронные связи разорваны… — продолжал косарь громким полушепотом.

— Чур тебя! Только разумными их не называй, — прикрикнул на него Глеб и тут же, хлебнув из щедро наполненной рюмки, присоединился к разговору. — Реплицируются они. Вот!

— Собирают себя из обломков, — пояснил Юрка жене незнакомое слово.

— И ведь принимают самые странные формы, почти сказочные.

— Да куда там почти?! Бабу Ягу видал? А избушку её?

Михась выпрямился на своём месте и обратился в слух. Ему хотелось вмешаться в разговор: «Координаты? Время встречи? Азимут? Скорость перемещения объекта?»

— Да куда там реплицируются? Они теперь бионические, видал? Любые нейронные структуры достроят своими, лишь бы искра оставалась в них какая-то. Назвал бы душой, если бы не знал, что это не так. И главное — абсолютно не предсказуемы. Некоторые просто агрессивные, а другие дружить пытаются.

— Главное, — поправил Глеба помощник, — что им из континуума не выбраться, а то натворили бы бед.

— Континуум, конечно, с одной стороны — спасение, — произнёс Юрка, глубокомысленно потирая подбородок, — а с другой — проклятие.

— Да брось! — осадил его Глеб, но под сияющим восхищением и любопытством взглядом жены Юрка продолжал:

— Во-первых, он расширяется, — косари перестали есть и замерли. — Во-вторых, ведёт себя так же непредсказуемо, как роботы, которые в нём живут: никакие законы физики здесь не работают с единичной вероятностью.

— Ну знаешь? Пойдёт снег или нет, свезёт или нет — это всегда половина, а не единица: смотришь в окно — есть снег, а не смотришь — нет его. Это тоже закон физики.

Попытка отшутиться была пропущена мимо ушей, а Михась даже привстал от возбуждения. Недаром он, забытый и недоученный, книжки читал — и ведь додумался раньше этого городского домашнего мальчика.

Созданный для того, чтобы удерживать недобитых во время войны роботов, континуум представлял собой спиральную конструкцию из пространства и времени, которая, конечно же, была подвижной. Будучи единожды пробит для того, чтобы впустить людей, туннель перемещался и мог оказаться на любом витке, открывался случайно и через неравные промежутки времени.

Михась думал, что учёные из внешнего мира уже давно научились предсказывать положение туннеля, но оказалось наоборот. Он готов был душу прозакладывать, чтобы узнать, когда они возникают, куда ведут и как вернуться обратно, но… Будь он хоть вполовину не так обижен на этих честных людей, давно бы встал из-за стола и попытался присоединиться к разговору, но... скопившаяся за всю его жизнь где-то под солнечным сплетением тяжесть роняла его обратно на жёсткий стул.

— Нет, ты послушай, — продолжали разговор косари, пока Михась страдал в одиночестве. — Парень дело говорит. Есть тут у нас и искривления, и завихрения.

— Учёных нам бы сюда, а не искателей приключений, — выдохнул Глеб.

— Да кто их пустит?! Тут же возрастной ценз и физическое здоровье. Где ты здоровых видел из переживших войну?

— На кой они нам?! Не надо усложнять. Наша работа простая: собрать обломки, части машин, очистить континуум и захлопнуть его. Уйти. Всё! А все эти размышления и попытки докопаться до добра не доведут.

— Это не тот путь, — Юрка умничал, потирая подбородок. — Решение о создании континуума не могло быть полностью продуманным. Человечество принесло часть планеты в жертву, чтобы остановить войну. — Михась не преминул отметить, что в словах неприятного ему Юрки было больше занудства, чем полагающейся косарю удали. — Можно было рассчитывать на успех вашего плана, если бы обломки удалось собрать раньше, чем роботы стали восстанавливаться, а теперь... Нужно решать проблему радикально.

— Чего ты решил, салага?! — проговорил Глеб сквозь смех. — Жить надоело? И ведь как завернул: «Зло возродилось! Бу-у». Ты, думаешь, первый, кто решил на репликантов идти? Может, ты и прав, только когда хоронить будут, если не тебя, то тех, кто с тобой, что думать будешь?

— Почему бы не попробовать? — попыталась вступиться за мужа Нина.

— Потому что все, кто пытались, Ниночка, либо здесь остались, либо ушли отсюда через свои сорок с лишним дней и не вернулись. Мы здесь ведём партизанскую войну, среди нас нет профессиональных военных.

— Значит, надо бить тревогу и звать. Человечество вело партизанскую борьбу несколько лет — роботы были сильнее. Наши силы ещё не восстановились настолько, чтобы задумываться о том, что происходит в континуумах. А значит, мы должны понять, что происходит, и предостеречь или стать авангардом.

— Перед толпами врагов! — Михась испытывал почти отеческую гордость за осадившего Юрку Глеба. — Заслонить амбразуру грудью! — продолжал говорить он насмешливо и жёстко. — Где вас, молодых, этому учат? В каких университетах?

— Тут дело не в осторожности, отсутствии сил и неопытности, вопрос только в том, окажемся ли мы в безопасности, когда покинем континуум.

В следующее мгновение одному из собеседников Юрия не хватило слов, чтобы выразить своё возмущение: он вскочил, опрокинув стул, и ударил по столу открытой ладонью.

— Ты в трусости нас обвиняешь, парень, или в глупости?!

На шатком столике зазвенела посуда. Коротко вскрикнула и отпрянула от стола, спасаясь от разлившегося компота, Нина. Юрка поднялся следом и лёгким движением спрятал её у себя за спиной.

— Спокойно! — прикрикнул он на драчунов.

— Пацан совсем берега попутал! — жаловался Глебу психанувший. Остальные тоже были не готовы внять голосу разума.

Михась не мог скрыть злобного удовлетворения — косари собирались драться: у местных героев были слабости.

— Чего ты добиваешься от нас, парень?! — вопрошал обиженный.

Попытка Глеба отодвинуть его от Юрки прикосновением открытой ладони к груди была ошибкой. Тот перехватил протянутую к нему руку за запястье и заученным движением борца перебросил старшего через себя. Глеб лёг спиной на ближайший столик и расколол его своим весом. Теперь Михась оценил своё положение — он был зажат в углу, а все пути к бегству перекрыты, участвовать в драке ему не хотелось.

Он поспешил выбраться из своего закутка, переступая обломки, но в этот момент Глеб, поднявшись, решил дать сдачи. Михася спас малый рост — целившая в челюсть противника рука старшего прошла над его головой, пошевелив волосы. Его лишь слегка повело, и он устоял бы, если бы на его пути не оказались чьи-то ноги. Пытаясь удержаться от падения, он схватился за талию стоявшей неподалёку Ниночки.

Тело под его руками оказалось упругим, приятно вздрогнуло и сжалось, но Михась не подумал об исполнении своей мечты, даже когда увлёк девушку на пол и усадил на себя. Её крик заполнил уши. В следующее мгновение Михась оттолкнул от себя Нинку и на четвереньках побежал к выходу.

— Что это было? — эти восклицания и смех неслись за ним следом.

Кажется, из-за него косари забыли подраться. Нет, Михась не гордился собой. Его разрывали противоречивые чувства, ни одно из которых нельзя было назвать хорошим: стыд, зависть и сожаление. Его фантазия заставляла дослышать за смехом и гоготанием косарей слова, которые они не произносили.

— Ты видел его?

— Не заметил?

— Где он прятался?

— Вот червяк!

Михась думал о том, что был рождён вором, и поэтому ему не было места среди этих людей. Нет, он не чувствовал своей вины — даже не видел ничего неправильного в том, как живёт. В конце концов, он действительно ничего не решал. Он продолжал преступать, искать границы допустимого, пределы, рёбра прочности. Всё, что могло быть преодолено, сломано, разбито, он ломал, перешагивал и разбивал.

* * *

Михась шёл по заснеженной улице, глубоко засунув руки в карманы, горбился и воровато озирался, пытаясь спрятать голову в плечи. Дома — бетонные или кирпичные осыпающиеся коробки, в которых каким-то чудом из металлических балок были сооружены каркасы, делавшие эти конструкции условно пригодными для жизни, — смотрели на него подслепыми провалами окон. Всё это имело вид удручающий — бревенчатые бараки и то казались уютнее, а свежевыкрашенная красная телефонная кабина среди них и вовсе была нарядной.

Михась зашёл внутрь, прикрыл за собой дверь и выдохнул, опершись спиной о стеклянную стенку. Сейчас, когда его никто не видел, он мог быть другим — любым, каким только захотел.

Он выпрямился, снял трубку и протолкнул жетон.

— Сударыня, — пророкотал бархатным баритоном, — хочу заказать песню для наших славных косарей. Да, передайте от Георгия. Конечно, хотелось бы знать, когда ждать в эфире?

Михась повесил трубку, предварительно рассыпавшись в благодарностях, и даже узнал имя телефонистки. Он был уверен, что запомнился, — бархатный рокочущий баритон Георгий. У него оставалось полтора часа, чтобы добраться до убежища и отдохнуть. Он миновал перестроенные районы и явственно представлял теперь, как среди окружающих его руин шла война.

Гигантская рука закачивавшего бетон на высоту многоэтажного дома робота врезалась в стену. Сталь сталкивалась с бетоном снова и снова, звенело и разбивалось стекло, металл гнулся и скрежетал, камень крошился. Оказавшиеся неподалёку были обречены. Натешившись со стеной, робот замечал и их, его рука раскалывала и сдирала асфальт. Люди прятались под землёй, в канализации, но и там им не было покоя — их выслеживали чистильщики, кабелеукладчики и гоняли, точно крыс.

Никто не ответил Михасю на вопрос, как и почему это случилось. Возможно, он спрашивал не тех, но для большинства это было так же внезапно. Самым странным было то, что все окружавшие на тот момент процветавшее человечество умные механизмы сошли с ума одновременно: от услужливых роботов-проводников и заправщиков до мешавших расплавленный металл в печах. Поговаривали, будто к войне привело применение нечётких регуляторов, которые позволили роботам самостоятельно оценивать действительность, и простейший сбой пределов, в которых колебались нечёткие величины, привёл к тому, что роботы возомнили всех врагами...

* * *

Ноги привели Михася на заваленный некрупными обломками пустырь. Он огляделся — припорошивший поверхность снег не мог скрыть отпечатавшиеся на подмороженной глинистой почве знакомые следы.

Он сделал шаг, потом второй, поверхность под его ногами зашевелилась. Мелкие обломки, покрывавшие её, слипались с глиной, приобретая форму. Через несколько мгновений перед ним оказалась голова огромной рептилии. Вслед за ней из-под земли появились когтистые лапы — и Михась отпрянул... Он всегда пугался этих когтей и угрожающего выражения на морде, с которым открывались и закрывались защищённые двойной склерой глаза.

Через несколько тягостных минут гигантский ящер узнал его и широко разинул пасть, приглашая внутрь. Держась за огромный клык, Михась преодолел частокол зубов и встал на верхнюю ступень эскалатора, уезжавшего в глотку. После нескольких секунд в темноте он оказался в щедро освещенном зале, отделанном мрамором. Разница между этим помещением и окружающими старый кинотеатр руинами оставляла ощущение нереальности. Михась боролся с ним каждый раз, когда спускался и выходил. На этот раз его встречала праздничная иллюминация — луч лазера высвечивал на каменных стенах оживающие афиши. Их герои — красивые люди-голограммы — выходили из стен, жили своей жизнью, смеялись и танцевали.

Михась быстро потерялся среди них, настолько они были реальны, и не сразу решился открыть дверь в кинозал, увлекшись игрой света. Внутри его уже ждали. Подельники — его друзья — ни разу не нарушили данное слово. Светился вогнутый экран, на бархатных креслах, расставленных в полутора метрах друг от друга, сидели двое. Он один знал, чем они жили, дышали, о чём думали и почему скрывались. Они были обязаны ему если не жизнью, то благополучием. Именно поэтому в этой компании Михась мог расслабиться и быть собой.

— Идём на экс? — произнёс сидевший по правую руку от него Олег — угловатый подросток, бледный, крючконосый, с огромными голубыми, подёрнутыми поволокой глазами, во взгляде которых всегда читалось желание убивать.

— Кого ловим? Объясни! — сидевший по левую руку от Михася Григ всегда требовал объяснений.

Михась слегка повернул голову и ухмыльнулся. Он опекал своих подельников, старался не быть настырным, не давить авторитетом — в общем, не совершать ошибок, которым был свидетелем.

— Сам не знаю, — хохотнул он, представляя, как вытягивается круглое лицо Грига и исчезает скрывающий мелкие веснушки румянец. — Засиделся я просто, хочется приключений: завалить зверя, разобрать на запчасти, намыть золотишко, завалиться в пункт приёмки, чтобы все рты пораскрывали. А то, глядишь, откроется опять тот туннель и сиганём в него, а?

— И мне хочется, — выдохнул Григ, он со всем соглашался.

— Как же твоя медкомиссия? — перебил Грига сидевший с каменным лицом Олег. — Туннель для тебя откроется через неделю, может, раньше. Что будет, если ты окажешься болен? Ты не сможешь вернуться. Что будет с нами?

— Я думаю, всё будет хорошо! — улыбнулся Михась. — В худшем случае, спрячусь с вами вот здесь.

Михась почувствовал, как Григ заёрзал на своём кресле, пытаясь возразить, но...

— А что мы будем всё это время есть? — опередил его Олег. — Ты же знаешь, что не всегда можно избежать туннеля, — тебе это, скорее всего, не удастся. Или вырежешь себе чип, как мы? Тогда давай прямо сейчас!

— Поймаем робота, заработаем... Успею и пройти, и вернуться, — попытался успокоить парней Михась.

— Есть какой на примете? — спросил Григ, пытаясь разрядить обстановку.

— Баба Яга, — произнёс Михась и сам рассмеялся собственной дерзости.

— Это без меня, — наотрез отказался Олег и в подтверждение серьёзности своих слов даже привстал с кресла.

— Гиблое дело. Лютая вещь. На кладбищах обретается, черепушками и костями в городки играет, — подтвердил его слова Григ. — Косари с ней часто сталкиваются, когда останки собирают.

— Да не собираюсь я Ягу ловить. Я про то, что за косарями бы проследить. Роботы вокруг них вьются, как бы по служебной необходимости.

— Поговорить не проще? — переспросил Олег, скривив рот в усмешке.

— Чтобы они заподозрили и донесли? Тогда точно голодать придется, — ответил Михась.

— Когда пойдём? — улыбнулся Григ.

— Кто-то на то свет торопится, — Михась пропустил эту колкость мимо ушей, он был уверен, что друзья хотят того же, что и он сам, — приключений!

Ночёвка напомнила Михасю дни — а точнее ночи — его детства, когда он был по-настоящему счастлив под потрескивание костра, пробирающей усталости долгого конного перехода и сытного ужина из свежеприготовленной на углях дичи. Робот-кинотеатр заботливо притушил экран, вокруг устроившихся на мягких креслах парней проросли от пола до потолка деревья, по веткам расселись совы, под ногами копошилась мелкая живность, а на потолке загорелись звёзды.

Прежде чем уснуть самому, Михась оглядел спящих друзей: рядом с ними он чувствовал себя нужным и даже важным — ему нравилось это ощущение. Олег спал чутко, ворочался, бормотал во сне; Григ по-детски посапывал и причмокивал. Михась заснул последним, чувствуя полное блаженство.

Робот подал своим гостям завтрак в восьмом часу — Михася разбудил дразнящий запах кофе. Остальное было вкусным, но точно не полезным. Кинотеатр расставался с гостями с каким-то сожалением… едва ли ему были свойственны эмоции. Григ тоже оглядывался до последнего, стараясь различить голову гигантского ящера за туманом и падающим снегом. Олег делал вид, что злится на эти сантименты, перебирал скарб в рюкзаке и наматывал верёвку на плечо.

— Не затягивай так сильно, потом размотать не сможешь, — подшутил над ним Михась и похлопал Грига по спине.

Через полчаса пути впереди показались поля — глинистая почва, изъезженная колесами и гусеницами, усеянная металлом и битым камнем, обожженная и примороженная, бесплодная. Странный снег поднимался из-под ног. Снежинки мушками кружились, добираясь почти до колена.

— Косари не выйдут сегодня. Напились вчера и дрыхнут, — слова Олега сочились ядом.

— Ничего ты не понимаешь в людях, — возразил ему Михась. — У них чувство долга. Деньги на опохмел есть, а человечество спасать надо.

Михась оказался прав. Косари задолго предупредили о своём присутствии рёвом моторов и вырывавшимся из выхлопных труб пламенем. Друзья залегли в овражке и передвигались теперь почти ползком.

— Вот бы нам по воздуху, на каких-нибудь бесшумных мотоциклах летать над облаками, надоело на пузе ползти, — недовольный шёпот Грига отвлёк Михася от размышлений о том, привлекает роботов рёв двигателей или отпугивает.

— Ты туда не поднимешься, — ядовито ответил Олег раньше, чем Михась успел открыть рот. — Сплошная турбулентность от этих завихрений пространства-времени.

— Поднимется, — поспешил он спасти от крушения очередную хрустальную мечту Грига.

— Просто вниз полетит, — продолжал язвить Олег.

— Не факт, — попытался возразить Михась, но налетел на ноги внезапно остановившегося Грига и от неожиданности выругался. — Что стряслось?

— Красное лежит, шевелится, — пояснил Григ причину внезапной остановки.

— Баба! — уверенно заявил в мгновение обогнавший друзей Олег. — Девка! Молодая, красивая такая, с жопой, — уточнил он после минуты раздумий.

Действительно, впереди, на том краю овражка, маячило и шевелилось что-то красное.

— Нинка, — догадался Михась и нырнул за спины парней.

На девушке был красный болоньевый комбинезон, лишь слегка измазанный в грязи. Спорное решение для того, кто стремится не привлекать внимания. Прикрытая облегающим капюшоном голова приподнималась и опускалась.

— Это точно не робот, — глубокомысленно заявил Григ.

— Что натолкнуло тебя на эту мысль? — съязвил Олег и добавил, обращаясь к Михасю: — Что теперь делать будем? Сорвёт нам баба эта охоту. Обратно ползти?

— Ползём обратно, пока не заметила, — согласился Григ и поспешил перевернуться.

— Все равно оглянется, её бы поймать, связать, рот заткнуть и уложить в сторонку, — от этих слов Олега у Михася потеплело в животе, потом засвербило где-то внизу и опустилось тяжестью к бедрам.

— Да что ты такое думаешь? — возмутился он, а Григ остановился, как-то обречённо крякнул и пополз вперед.

— Хорошие у неё выпуклости, — констатировал Олег. — Соразмерные, всё в меру, именно такие, как надо.

— Куда?! — возмутился Михась, но было поздно.

Нинка оглянулась не сразу, сперва дрыгала ногой, пытаясь сбросить руку Грига, и перевернулась, только когда он сжал её ногу и потянул. Её рот открылся прежде, чем ладонь Грига легла на лицо, но крик получился тихим и коротким. В следующее мгновение Григ навалился на неё всем телом.

Олег уже спешил на помощь, разматывая верёвку, которая через несколько секунд впилась в скользящую ткань комбинезона, проваливаясь в складки, и заскрипела от усилий, с которыми Нинка пыталась сбросить путы.

— Бесполезно. Верёвка скользит, костюмчик дутый, ты подтяни штанины и ноги ей вяжи.

— Лучше держи, чтобы не пикнула.

— Да не слышно всё равно.

Григ и Олег переругивались, занимаясь своим чёрным делом.

— Это тебя не слышно, а её слышно, даже когда стонет, а не верещит.

— Чем рот заткнуть?

— На платок.

— Этой — платочком? Она перегрызет.

Михась лежал поодаль, чувствуя, как кровь бьётся в висках. Нинку к нему повернули уже связанной, с кляпом во рту и следами слёз на чумазом лице.

— Ну и что теперь? — спросил Михась, оглядывая творческую работу парней.

— Как это что? — удивился Григ.

— Здесь оставим и дальше ползем, — кровожадно заявил Олег.

— Костюмчик тепленький, не простынет. Полежит немного и найдут, — смягчил положение Григ.

— А куда возвращаться будем? Она же сдаст, — возразил Михась, сплюнув в сторону.

— Надо, чтобы не нашли? — кровожадно переспросил Григ, и Нинка испуганно заныла.

— Убери кляп, любопытно, что скажет, — распорядился Михась.

— Не кричи, слышишь? Поняла? — Олег несколько раз встряхнул Нинку, прежде чем вытащить кляп. Рыжие влажные кудри выбились из-под капюшона, прилипли к лицу.

Мысль о том, что под этим глянцевым плотным костюмчиком она вся такая влажная и отчего-то голая, хотя Михась и понимал, что это не так, заставила его облизнуть мгновенно пересохшие губы.

— Я никому ничего не скажу, — затараторила она, едва сумела выплюнуть набившуюся в рот ткань, а в следующее мгновение куснула Олега за руку, рванулась, почти вскочив на ноги, и отчаянно закричала. Веревки, намотанные поверх комбинезона, соскользнули, и Нинка сумела сделать шаг, а потом и второй.

Укушенный Олег упал на Грига, и они, запутавшись в собственных конечностях, какое-то время пытались оттолкнуть друг друга и встать на ноги. Михась, оглушено наблюдая за этой вознёй, думал о том, что стоячий воздух мог не донести до косарей крик, но фигурка в красном костюмчике, пусть и заляпанном сейчас грязью, должна была быть замечена. Он загрустил, прощаясь со свободной жизнью, когда воздух вокруг него стал меняться: ощутимо потеплел и завибрировал, а в следующее мгновение его прибило к земле нисходящим воздушным потоком.

Михась вскрикнул. Его друзья покатились по земле, точно пожухшие листья, и сбили его с ног. Он попытался удержать их в объятиях, но следом его чувствительно приложило Нинкой. Её грязным башмаком. Прямо промеж глаз. Усилием воли Михась заставил себя держать глаза открытыми — фигурка в красном комбинезоне поднималась в воздух, отчаянно вереща, а чёрное пятно, уносящее её, вот-вот должно было скрыться за облаками.

— Дракон! Это был дракон! — кричал кто-то поодаль.

— Это была Нина! — кричал другой куда более истерично.

Михась ощупал пространство вокруг себя, прохрипев пересохшим горлом имена друзей. Попавшая под руку ткань тут же была смята. Он притянул Олега к себе за грудки и прохрипел ему в лицо: «Куда он полетел?» В ответ Олег указал пальцем в небо. Дракон скользил тёмной тенью по-над облаками, и его силуэт вот-вот должен был растаять вдали.

— Транспорт, чёрт тебя подери! — выругался Михась и рванул из овражка, ничуть не беспокоясь о косарях. — Летает! Ты понимаешь?! — выкрикивал он на ходу, оглядываясь то на Грига, то на Олега и потрясая руками для того, чтобы друзья осознали силу момента.

До ближайшего оставленного косарями мотоцикла им оставалось несколько шагов — столько же, сколько Юрке, торопившемуся на помощь жене. Григ и Олег с разбега перепрыгнули мотоцикл и набросились на подбегавшего косаря.

Нападение было для него неожиданным, и всё-таки он был сильнее их двоих, а они — злее. Временная победа сменялась поражением — Юрка едва успевал сбросить с себя парней, когда они накидывались с новой силой, и всё-таки крикнул косарям, чтобы они поспешили следом за уносившим Нинку драконом.

Михась оседлал мотоцикл, завёл двигатель и потянулся к друзьям.

— Быстрее! — он попытался вырвать Грига из клубка дерущихся тел, но, освободившись, Юрка тут же сбросил Олега.

— Езжай! Мы держим его, — выкрикнул Григ, оглянувшись, и тут же словил левой в челюсть.

— Вы кто такие и откуда взялись? — подал голос Юрка, и Михась слез с мотоцикла, чтобы помочь друзьям.

Он уже готовился сработать на добивание, когда шум двигателя за спиной, заставил оглянуться — мотоцикл медленно удалялся от побоища.

— Эй, постой! — двухколёсный монстр с повышенной проходимостью на высоких, точно для броневика, колесах, конечно же, не слышал, но всё равно увеличивал скорость.

Через пару минут избитый Юрка обогнал задохликов, заставив Михася в очередной раз пожалеть о потерянном детстве. Он не терял надежды догнать этого мастера спорта в беге на короткие дистанции, только вот мотоцикл был не согласен.

Юрка оседлал норовистого железного коня в прыжке. Михась сжал зубы и заныл, пытаясь бежать быстрее, но мотоцикл почему-то остановился, а Юрка оглянулся и ждал.

— Это… Спасибо, что ли, — нашёлся Михась, забираясь на мотоцикл следом за Олегом.

— Видел, куда полетел? — прорычал Юрка сквозь зубы.

— Туда! — уверенно указал Олег и приказал тем же тоном. — Подвинься, мы сели не все.

Под ногой у парней оказались закреплённые по сторонам мотоцикла метательные установки. Не очень удобно. Юрка тупо гнал мотоцикл, ничуть не заботясь о пассажирах, Грига подбрасывало, едва не роняя на колесо.

— Почему это они в другую сторону едут? — спросил он Олега, оглянувшись и перекрикивая шум двигателей, когда пламя, вырывавшееся из выхлопных труб вездехода, исчезло из вида.

— Так он огнедышащий. Они по выхлопам едут, а мы — к голове.

— Эх! — известие вызвало у Юрки противоречивые эмоции от желания побыстрее достичь цели до сожаления о том, что не может предупредить друзей.

Олег уверенно указывал дорогу. Юрка давил на газ так, что мотоцикл, бешено вращая колёсами, пролетал часть пути едва ли не по воздуху, рассекая верхний слой почвы. Михась готов был молиться, сжимая коленями норовистого железного коня и придерживая Грига — паренька нещадно трясло. Под колёса попадались камни, обломки и черепа. Юрка каким-то чудом удерживал руль, и теперь Михась видел за облаками силуэт дракона.

Он не сообразил, где оказался, пока человеческие черепа, поднявшись из-под колес, не покрутились перед ним в воздухе, в последний раз щёлкнув тут же отвалившимися челюстями.

— Куда ты нас завёз?! Поворачивай! — закричал он в ужасе.

— Это не я! Твой дружбан дорогу показывал, — огрызнулся Юрка в ответ.

Следующий пролетевший мимо череп был пущен кем-то невероятно сильным слева и заставил Михася пригнуться. Снаряд вернулся бумерангом, будто тот, кто бросался им, за время его полета успел обогнуть мотоцикл.

— Да что это такое?! — воскликнул Юрка, выводя мотоцикл из заноса.

— Слева! — выкрикнул глазастый Олег, и Михась посмотрел в указанном направлении.

— Вывози! Гони быстрее! — схватил он Юрку за плечи и затряс.

Чёрное облако медленно приближалось, освещаясь изнутри всполохами молний, и обретало форму. Сейчас Михась мог разглядеть небольшой антропоморфный корпус, целиком состоявший из двигателей: двигатели-руки, двигатели-ноги объединялись каким-то корпусом, соплами наружу. Сквозь выхлопы мерещилась копна седых волос, голова, какое-то лицо. Едва позволив рассмотреть себя, робот кинулся на мотоцикл с такой скоростью, что взгляд Михася не успел сфокусироваться.

— Падай! — Михась отдал приказ одновременно с тем, как Юрка нажал на газ. Парней сдуло с мотоцикла, будто ветром.

Баба Яга остановилась, выбирая жертву. Михась отползал, прикрывая собой и подталкивая друзей. Шум двигателей жуткого робота холодил сердце — Михась был уверен, Баба Яга смотрела на него. Если бы Юрка не развернул мотоцикл и угрожающим рёвом не отвлёк ведьму, она бы выбрала более крупную добычу: трое против одного. В следующее мгновение Юрка поднял железного коня на дыбы, а выпущенные из метательных орудий гарпуны просвистели в воздухе.

Конечно же, он промазал. К счастью, не достал до парней. Гарпуны безвольно повисли на цепях и потянулись обратно к мотоциклу по земле. Баба Яга на мгновение растаяла, сжавшись в точку, а потом набросилась на мотоцикл. Юрка сидел, вцепившись в руль, пока его машина, подхваченная невидимыми руками за гарпуны, кружилась в воздухе, точно пушинка.

Нет, даже кричать он не мог — ветер не давал вздохнуть.

Прежде чем подняться и перейти на бег, Михась оглянулся. Мотоцикл, точно жухлый лист, несло прочь по полю — Юрке было несдобровать и всё-таки... Если только ему удастся пережить эту трепку... Осознавшие свою ошибку косари на вездеходе и ещё одном мотоцикле уже показались на горизонте.

Нет, в победу над Бабой Ягой Михась не верил. С безопасного расстояния оглядывая маячившего в метре над землёй робота, он замечал, что в его конструкции что-то коротит. В следующее мгновение он схватил первый попавшийся под руку обломок (в том, что он оказался металлическим, не было ничего удивительного) и выбросил руку вперед.

Через пару секунд он пожалел о своём порыве. Обломок долетел и воткнулся остриём в проржавевший корпус. Робот заметался, разбрасывая вокруг клубы дыма и распадаясь на детали, будто удар запустил в его неустойчивой конструкции цепную реакцию. Дуговые разряды поднимались над поверхностью, давая начало маленьким молниям, которые вскоре окружили робота со всех сторон.

Электричество, собравшись в столп, против всех законов физики ушло ввысь, заплясав отсветами в облаках. В следующее мгновение небо потемнело, а световое шоу сменилось настоящей грозой. Кинувшийся было к мотоциклу Михась быстро вернулся обратно. Он был не в силах помочь Юрке. Олег и Григ тянули его назад.

Молнии на какое время стали единственным источником света, а земля дрожала — ощущение чего-то тяжелого, падающего за спиной, и другого, не менее крупного, надвигавшегося с большой скоростью спереди, заставило друзей прижаться друг к другу и замереть. В следующее мгновение молния высветила несущуюся к месту недавней битвы избушку на курьих ножках и упавшего с небес дракона.

— Горыныч! — закричал Григ, окрестив этим именем летающего робота. Его корпус, изъязвленный ударами молний, дымился.

Решение было принято мгновенно.

— Лови его, — скомандовал Михась, подталкивая растерявшихся парней к дракону. — Взлететь! Другого выхода нет! — пояснил он свои намерения. — Вперёд! Давай-давай!

Григ пришёл в себя первым, стал вытаскивать из рюкзака свитый из нескольких слоёв медной проволоки пруток, раскручивая его конец на манер лассо.

— Быстрее! — подпрыгивал от нетерпения Олег.

Через пару минут отчаянной борьбы общими усилиями пруток царапнул поверхность робота и зацепил чешую. Поводивший головой туда-сюда Горыныч открыл пасть и выдохнул дым. Под покрытой плотным слоем копоти поверхностью заплясали дуговые разряды. Грига сперва протащило пару метров по глине, а потом понесло.

— Держись! — закричал Михась, цепляясь за парня.

Ему удалось замедлить движение, пока что-то неожиданно мягкое не попало под ноги, помешав их контакту с поверхностью. До того медленно отползавший дракон отчаянно мотнул головой, и цепляющиеся за цепь Михась с Григом взлетели в воздух.

— Отпусти! — попытка перехватить пруток из его рук была ошибкой, теперь Михась не мог отпустить лассо ещё и потому, что пруток зацепился за рукав. Горыныч пытался сбросить лассо. Молния опасно близко била в землю. Падение обещало быть непредсказуемым: то ли бросит под ноги подбегающей избушке, то ли просто разобьёт оземь, а если Олег вцепится в пруток, то и вовсе всех троих утянет под лапы дракона. В конце концов, Михася вместе с Григом выбросило на теплый бок Горыныча, и они, отчаянно цепляясь за покрытую копотью металлическую чешую, сумели оседлать хребет дракона.

— Не отпускай пруток! — отчаянно закричал Михась, когда его конец вырвался из рук вместе с рукавом и частью перчатки, прихватив кожу.

Григ не слушал или не слышал — он переползал по хребту дракона туда-сюда, стараясь снять петлю с чешуи. Наконец ему это удалось.

— Держи ровнее, — скомандовал Григ, вручая Михасю свой конец. Сейчас лассо опасно колебалось, изгибаясь длинной петлёй между рук Грига и Михася, а Горыныч приходил в себя и грозил сбросить седоков. — Тяни! — закричал Григ, когда петля скользнула под шею робота.

Михась повиновался, не думая о разорванной ладони и впивающейся в кожу проволоке, и через мгновение натянул лассо наподобие поводьев. Величие замысла Грига медленно укоренялось в его голове.

— Мы сейчас взлетим! — прошептал он в предвосхищении. — Олежа! Ты где? — знакомая рука ухватила Михася за щиколотку, и он, наклонившись, подцепил друга за шкирку и помог тому забраться на дракона.

Едва его руки охватили Михася за пояс, как он резко отпустил натянутое лассо. Горыныч, почувствовав, что петля на его шее ослабла, переступил пару раз более твердо.

— Ему слишком тяжело, — прохрипел Олег из-за спины Михася. — Он не взлетит.

Михась ещё раз изо всех сил натянул поводья — Горыныч замер на месте, замотав головой.

— Подкормить бы его. Закинь ему в пасть, а то не взлетит, — проговорил Олег, протягивая Михасю на раскрытой ладони припасенные батарейки. Тот был слишком занят, чтобы взять их. На очередном шаге Горыныча его подбросило, батарейки взлетели в воздух, упали на холку робота, покатились по морде — робот вытянул шею, щёлкнул пастью, ловя угощение, и распахнул крылья.

Михась отпустил поводья — Горыныч взял разбег. Молния ударила в паре десятков метров перед мордой вместе с вырвавшимся из груди Михася криком восторга, потом вторая, и там, впереди, вглядывавшимся в темноту парням показалось что-то красное, шевелящееся на земле.

— Стой! Там кто-то лежит! — закричал Григ и натянул свой повод.

Михась выпустил из рук свой конец прутка, чтобы не остановить разбег дракона.

— С ума сошел! — выругался он. — Мы взлетаем!

Следующий удар молнии осветил пространство белым светом и явственно обозначил едва шевелящееся на глинистой почве тело в красном болоньевом комбинезоне.

— Нина! — крик будто ниоткуда взявшегося Юрки подтвердил реальность видения, а через несколько мгновений косарь и вовсе нарисовался на пути Горыныча, замахал руками, пока не обрушился со слабых ног на тело жены.

— Не вздумай останавливаться! Он перескочит, слышишь? Перескочит! — кричал Олег.

— Быстрее бери свой конец! Раздавит! Сейчас раздавит! — вторил ему Григ.

«Мы должны взлететь. Поймают! Вернуться не смогу, парней выдам», — с этой мыслью Михась свесился с бока дракона, пытаясь поймать мотающийся в воздухе пруток.

Через пару секунд отчаянной борьбы он лёг в израненную руку, и Михась с криком потянул повод на себя.

Юрка напрасно пытался оттащить Нинку с дороги — сам был слишком слаб. Дракон остановился в метре от сжавшихся в объятиях влюбленных, задрал голову к небу и замотал ею, пытаясь сбросить лассо.

Михась сполз с дракона, утянув за собой друзей.

— Бегите! — скомандовал он. — Прочь отсюда! Прячьтесь!

Сам он не успел последовать своему приказу.

— Что ты за?.. — грубый окрик заставил его оглянуться.

Михась оглянулся, чтобы отбросить ухватившую его за плечо руку — прорвавшиеся к Горынычу косари обматывали робота цепями. В следующее мгновение Михася отбросило куда-то вбок, к внезапно возникшему свету, и понесло. Он успел оглядеть уходящий прочь от него туннель и очнулся в сверкающей белизной комнате.

— Берестов Михаил Иванович? — буднично произнесла склонившаяся над ним медсестра, помогая подняться и одновременно прижимая сканер к его предплечью.

— Сорок два полных дня и шесть часов. Время пребывания в континууме для вас уменьшается, это опровергает гипотезу о расширении. Я должна сообщить профессору.

Михась не возражал. Впрочем, как обычно. Для него переход сменялся апатией. Сейчас он перебирал в памяти последние воспоминания: яркое окно, зеркально утащившему его в реальный мир порталу открывшееся за спиной Нинки и Юрки. Там было светло и празднично. Михасю померещились пальмы, белый песок и океан.

Михасю предстоял привычный осмотр — с ним справлялись обычные механизмы без участия медсестры — и двухнедельный карантин в местной очень чистой и по-настоящему удобной гостинице.

А потом... Он был уверен, что этого «потом» для него не случится. Косари сообщат о совершенном водителем преступлении, его чип не будет перепрошит, и вернуться в континуум не удастся. Михась чурался людей. Всякий, кто пытался заговорить с ним, казался врагом — тем, кто выдаст. Все встречавшиеся ему улыбчивые, чистые и необычно открытые люди ходили парами, а то и строем, смотрели проницательно и даже сочувствующе и, конечно же, были уверены в собственной непогрешимости, будто пыль не касалась их мягких белых кроссовок. Михась вздрагивал, стоило им заговорить или хуже того — прикоснуться, и ждал конца — возвращения во внешний мир и ареста.

И всё-таки через две недели он сидел в привычном кресле перед знакомой медсестрой, которая, поместив его руку в программатор, улыбалась доносящимся с улицы звукам демонстрации.

— Вы у нас герой, — произнесла она, потупив взгляд. — Кто бы мог подумать, — добавила с большей искренностью.

Трибуны с улицы сыпали лозунгами.

— Пока люди, добровольно подвергающие свои жизни опасности внутри континуумов, уничтожают наших врагов, мы должны…

Программатор завершил работу с привычным щелчком, Михась вынул руку из охватывающего её рукава и уверенным шагом поспешил к разогреваемому медсестрой порталу. Его тело на мгновение вознеслось к горним высям, а потом благостно опустилось в привычный поток и понеслось по течению. Очнулся Михась возле вокзала, под ногами хлюпала родная грязь, а компания, окружавшая его, казалась как никогда необычной. Он выдохнул с облегчением и рассмеялся.

Первым его внимание привлёк смотревший на Михася с не меньшим удивлением двухметровый гигант, абсолютно черный и даже шерстистый. Нет, Михась был готов поклясться, что руки, шея и лицо, выглядывавшие из-под спортивного костюма и просторного не промокающего плаща с капюшоном были покрыты короткой бархатистой шерсткой.

Михась какое-то время переминался с ноги на ногу, стесняясь спросить, мерещится ли ему, или что-то и вправду поменялось, а потом отвернулся и направил свои стопы прочь.

— Постой, товарищ! — окликнул его великан со странным мурлыкающим акцентом. — Скоро придет автобус. Он едет через весь город.

Михась не нашел в себе сил поблагодарить или что-нибудь ответить, но остановился и даже приблизился, заставив себя промычать что-то нечленораздельное.

— Вот так наши и попадают в континуум, — продолжал объяснять шерстистому один из двоих стоящих рядом людей, — без копоти и пыли. У каждого в предплечье зашит чип, через сорок три дня он срабатывает, и тебя выкидывает обратно.

— Как же без чипа?

— Да не волнуйся! Прокормим. За каждым из нас хорошая должность и продуктов дают — ешь от пуза. Наверняка за нашими там сейчас тоже кто-то из ваших приглядывает.

— Точно! Не боись! — мурлыкнул шерстистый и ответил на дружеское похлопывание по спине своим.

Автобус предупредил о своём приближении вспышкой пламени. Михась ожидал увидеть один из знакомых вездеходов, но автобус оказался автобусом — одним из тех, которые запомнились с детства. На его крыше, там, где у таких моделей принято было быть газовому баллону, оказался обмотанный цепями Горыныч.

Михась, точно во сне, последним вошёл в открывшиеся перед ним двери. Внутри было опрятно, лишь немного поддувало в проделанные когтями дракона в крыше отверстия, да поскрипывал гнущийся под ним металл. Автобус ехал рывками, иногда пролетая остановки, но это не помешало Михасю прилипнуть к стеклу — он впервые видел город из окна.

«Автовокзал — Пустырь», — горело на отражавшемся в стекле световом табло.

Город не изменился, хотя, пожалуй… стал не так малолюден. И всё-таки Михасю было неприятно остаться наедине с водителем — другие пассажиры вышли задолго до пустыря. Высадившись, он долго ждал, когда автобус исчезнет из вида, прежде чем сделать шаг. Знакомый ящер вылез из-под земли и предупредительно закогтил землю, прежде чем, признав друга, открыл пасть.

Михась поспешил внутрь. Его пронесло по подвижной дорожке к эскалатору. В освещённом фойе встретила мешанина образов и голосов.

— Григ! Олег! — кричал Михась, открывая одну дверь за другой.

Пробегавшие мимо голограммы перекрикивали его и смеялись в уши. Парни оглянулись на ставший уже отчаянным крик только в третьем зале, замерли, вытаращив глаза, будто увидели привидение. Григ кусал куриную ножку, а Олег собирал вилкой со сковородки жареную картошку.

— Откуда еда? — возмутился ожидавший встретить голодающих без него парней Михась.

— Косари подогнали. Дядя Глеб подкармливает нас, — объяснил Олег, ещё раз откусывая от окорочка.

— Ты голодный? У нас осталось, — заметил Григ. — Всё ещё теплое в том одеяле. Ешь.

Михась закрыл лицо руками и разрыдался.