Межконтинентальное (гет)

Ошибаясь великое множество раз, подняться на ноги, отряхнуться, выпрямиться привычно. Это рефлекс, это отработанный мышцами шаг, выцарапанный иглой на пластинке. Поставишь крутиться — и льётся звук для руководства: «Вот сейчас ты отнимешь колено от камня», тянущегося вплоть до момента, когда ты снова бежишь, норовя метнуться для новой ссадины. Грунт не выглядит чужим: вот он, как свой, и даже сохранил запекшуюся корочку после твоих прошлых упущений и недоглядок.

Однако для Сакуры было впервой любить кого-то, кроме устоявшегося и привычного образа, уже имеющего свои очертания в памяти, как след на диване.

Она уставшая и так давно взрослая, чтобы принять мысль о нужности отношений. Начитанная — это уже для кивка в ответ на вопросы о важности для здоровья.

Сакура Харуно все прекрасно понимает, и ей самой уже жутко надоело свыкаться с последней мыслью на день — представлять себе, каким образом бы сложилась ее жизнь с тем или другим парнем, рисовать подробности, чтобы на утро кисточка разума опрокинула синий ей на глаза. Просыпаться усталой просто из-за мыслей в некоторой степени обидно, и ее огненная натура бурлит от понимания, как все неверно.

Надо сказать, в ней все клокочет и от негодования складывающейся ситуации:

— То есть ты отклоняешь предложения поклонников, — смеясь, утверждает ее подруга Ино. Сакура охотно соглашается, про себя отмечая, что с той же легкостью, что сейчас Яманака откидывает длинный локон ото лба. Открывшиеся взору ясные глаза хитро щурятся гусиной лапкой на коже: и без сравнения все понимает, отчего ещё ярче заходится смехом. И легкое издевательство льётся слишком мягко. — Сейчас сама зовёшь Кибу?

— Ну вот, прекрасно же все понимаешь, — Харуно огрызается тоже нежно, едва раскрывая зубы для укуса. Это как мазнуть челюстью.

— Более чем, — охотно соглашается, перенимая слова на добрый счёт. — Еще от всего чистого сердца поделюсь стратегией поведения.

Тяжелый характер Сакуры, велящий делать все наперекор, отчего-то размыкает клещи, пропуская певучие слова. Голос Ино нежным перезвоном руководит и оседает.

Встреча назначена в восемь. Мало похоже на свидание, но для Кибы считается прогрессом. Редкие разговоры с девушками и не позабытая любовь, задетое сердце, неприятие женских запахов до тошноты.

Долгие жалобы Ино, с которой любви не сложилось, закрепла цементом, и она, поддержавшая затею Сакуры прийти к изменениям, знала, как поступить. Последовали нарекания, как не стоит обходиться с подругой, чем ему грозит, и долгие обсуждения за выпивкой.

Киба скорее сдался, и все же заинтересованно узнавал Сакуру.

Где проводит выходные, состав семьи, как часто ест и как — забывает напрочь, не отнимая действительно чудесных рук от лечения.

Инудзука Киба в курсе, что Сакура любит смеяться, широко раскрыв рот, что от самого этого смеха веселее, чем от ее рассказа, догадывается, как умело поддевает в разговоре. Его не пугает весомый интеллект.

Шествуя до договоренного места, он перебирает все факты, проносящиеся по пальцам на манер чёток. Гладкие бусины откатываются по нитке, разум Кибы спокоен. Он нисколько не волнуется, и улыбка при встрече не выходит нервной.

Все довольно естественно, раз уж они знакомы, но довольно нелепо от амплуа. Накинутая роль даёт о себе знать.

Киба чуть дергает кончиком носа от пудрового запаха. Это и матовое лицо, и духи. Сакуре идёт игра, и эта стать пудровой девочки, сладкой и не вызывающей.

— Даже если ты мужественная, никто не должен вспомнить о силе. Скрой платьем, выполни образ, — голос Ино методично звучит, точно из наушника и идеальной записи. Сакура улыбается нежными карандашными губами, водит ладошкой по колготкам, мысленно сдерживая себя в рамках общения.

— Ты не опоздала, — оглашает Инудзука, — обычно девчонкам только дай волю собираться.

— Я могла опоздать, — по воле комфорта искренне выпаливает девушка, снова смеясь.

— Я бы подождал у входа, — простодушное поддержание разматывает разговор, давая легко его продолжить.

— Мне было бы неловко заставлять тебя ждать, ты пришёл после миссии.

— А ты меня не оторвала, — и в улыбке раскрылся уже его клык. Сакура ненадолго засмотрелась.

Наличие поверхностных знаний друг о друге должно ограничить общение, поставить блокады, чтобы их обойти и выведать что-то новое. Однако их нет. Харуно не заговаривает о Хинате, не поднимает тем о разведении псов и не упоминает Ино. Словно по договоренности, Киба вторит. С ним легко, и они забываются в слое спокойствия, не замечая моментов молчания.

Сакура думает, что, может, и стоило давать шансы парням, проявлявшим инициативу, двояко принимая, что тогда бы не стала рассматривать Инудзуку, принимая его за данность мироздания. Живет себе.

Киба размышляет, что знает о силе Харуно, об упорстве, и видит ее красоту, только едва усиленную по воле случая. Он видит ее железом под слоем пудры. Как ни странно, ставшим от образа мягче, и шлейф по правде приятно тянется.

Что важнее.

Кибу впервые не тошнит от запахов.