Константа (гет)

Джинни мягко улыбается Гарри за завтраком. Она надеется на хороший день вдвоем, если, конечно, не случится форс-мажоров. Впрочем, сегодня их ничего не предвещает, и можно расслабиться, побыть наедине с любимым мужем. Дети в Хогвартсе и почти две недели держатся без отработок, у Гарри выходной, на дворе — теплый сентябрь, и небо за окном синее-синее — такое, что хочется в него окунуться. Джинни мечтательно вздыхает. Можно будет сначала погулять по Лондону — погода-то изумительная!

Осень в этом году выдалась образцово-показательной: с золотыми листьями, шуршащими под ногами, чудесной солнечной погодой почти без туманов и дождей. Всю первую половину сентября Джинни наслаждалась жизнью. Она пила эту осень, смакуя ее, как хорошее вино. Вдоволь набродилась по магловскому Лондону, составляя краткие заметки про Вронского — Джинни заказали его биографию — популярный нынче жанр. Но ложью было бы сказать, что Джинни, гуляя по городу, думала только о книге. Скорее, она изумлялась собственному чувству ностальгии, вспоминая, как они с Гарри еще до свадьбы бродили и разглядывали город. Хорошие были времена.

В один из таких ностальгических дней Джинни занесло в Лондонский зоопарк, и она будто бы наяву увидела себя и Гарри, стоящими перед террариумом. Любимый тогда рассказал про своего кузена и боа-констриктора, которого выпустил на волю. Гарри даже попробовал пошипеть на парселтанге, но змеи, дремавшие под необычным для Джинни светом, не откликнулись. Он еще смущенно улыбнулся и пожал плечами.

— Это, наверное, к лучшему?

Вместо ответа она поцеловала Гарри, вкладывая в поцелуй всю свою нежность.

Трудно было поверить, что с того дня в зоопарке прошло почти двадцать лет. Джинни в тот день так ничего и не написала, лишь задумчиво молчала весь вечер дома.

Да, хорошая в этом году осень — есть, что вспомнить и есть, что запомнить.

Джинни задумчиво качает головой, возвращаясь к завтраку. Гарри, тихо усмехаясь, произносит:

— Как думаешь, сколько еще продержатся мальчики, прежде чем Слизерин с Гриффиндором встанут на уши?

Джинни улыбается.

— Думаю, немного, хотя Лили убеждала Хьюго, что нужно сдерживать Джейми.

Гарри фыркает:

— Даже у Лилс это не получится... Какое счастье — этот выходной! Никаких хулиганов, преступников, потерпевших и всего прочего. А главное — никаких заявлений на мое имя на недостаточную почтительность моих сотрудников!

— Неужели, миссис О’Флаэрти вновь приходила на этой неделе?

— Да, таскалась каждый день ко мне в кабинет, как Джеймс на отработки на втором курсе, — Гарри ерошит свои по-прежнему непослушные волосы. Джинни сочувственно кивает — о миссис О’Флаэрти она наслышана. Еще одна разновидность тетушки Мюриэль, от которой нельзя избавиться. Особенно такому забавному молоденькому аврору, как Солсберри. Он и так робеет от того, что работает под началом самого Гарри Поттера.

— Утверждает, что Солсберри недостаточно вежлив к ней, но другого следователя не хочет! Старухе нравится, как Солсберри становится на вытяжку. И она продолжает гнуть свою линию и медленно разъедать ему мозги. Видите ли, эти ложечки пятнадцатого века — особо редкий артефакт, о котором уже никто и не помнит, что он делает. И неизвестно, когда они пропали. Но Солсберри должен их найти — потому что должен! Семейная реликвия, как же!

— Да, ты говорил, что по этому делу ни одной зацепки. Но с другой стороны, это же хорошо, что нет других дел. Более опасных, — Джинни кончиками пальцев касается щеки мужа и меняет тему. — У тебя есть идеи на сегодняшний день?

— Ну, подозреваю, что они есть у тебя, — Гарри ловит пальцы жены в воздухе и переплетает их со своими. Встряхивает волосами — и у Джинни что-то сладко сжимается внутри, как и двадцать лет назад. У Гарри вспыхивают глаза. Идиллию нарушает Кричер, скрипуче говорящий:

— Мистера Гарри ждать к обеду? Старый Кричер не видит миссис Гарри днем уже две недели, — не упускает возможности наябедничать домовик. Ох уж этот Кричер — незаменимый ворчун их семьи. Джинни каждый раз готова фыркать на «миссис Гарри», но это все же лучше, чем «жена мистера Гарри сомнительного происхождения», как было вначале. Откуда Кричер выкопал такой оборот, Джинни и Гарри понятия не имели, но до рождения Джейми домовик то и дело сбивался на это обращение, особенно когда Гарри не было поблизости. На взгляд Джинни, старый домовик просто поддразнивал ее, Гарри же нервничал из-за этого. Но после появления на свет первенца — как отрезало.

— Джин, мы обедаем дома? — Гарри, не расплетая пальцев, добродушно усмехается и внимательно смотрит ей в глаза. Джинни открывает рот, чтобы ответить, как вдруг в комнате материализуется патронус — еле различимый суслик — и срывающимся голосом Солсберри произносит:

— Мистер Поттер, срочный вызов. Код ноль пять.

Гарри мрачнеет. Код ноль пять — Джинни выучила это давным-давно — ситуация с захватом заложников, и Гарри просто обязан там быть — вести переговоры. Ничего не говоря, Джинни высвобождает руку и целует мужа. Он коротко ее обнимает, проверяет палочку и бежит к выходу. Джинни застывает около входной двери, слушая хлопок аппарации. Гарри был бы не Гарри, если бы не прописал себе в служебные инструкции этот код, обязывающий его реагировать на подобные ситуации. Предыдущий глава аврората не требовал оповещения, полагая, что дежурные авроры сами разберутся. Когда Гарри менял служебную инструкцию, Гермиона ещё горько смеялась. Мол, он просто дает себе индульгенцию на то, чтобы не менять свою работу на сугубо административную. Но Гарри и без кода срывался бы на каждый вызов — он просто не мог по-другому.

Джинни отходит от двери, садится на кухне. Кричер молча подает ей крепкий черный кофе. Она сжимает в руках чашку, замирая в собственных мыслях. Каждый раз, когда Гарри вот так уходит, Джинни просто просит, чтобы он вернулся. Торгуется с судьбой, предлагая ей себя. Только не Гарри. Как тогда, на шестом курсе Хогвартса, когда к власти пришел Волдеморт, она каждый день просила неизвестно кого — Мерлина? Моргану? Богов? — чтобы Гарри и ее семья выжили. Джинни тяжело вздыхает. Каждый раз, когда он так уходит — перед глазами встает его тело на руках Хагрида. Этот момент до сих пор преследует Джинни в ночных кошмарах, только иногда вместо Гарри там лежит Ал, в углу большого зала вместо Фреда — Джейми, а Лили погибает от руки Беллатрикс. Джинни тяжело вздыхает. Этот страх — константа в ее жизни, эту постоянную ей не изменить. Так же, как не изменить ее любовь к детям, ее любовь к Гарри. Это две стороны одной медали, неотъемлемые части друг друга. По-другому быть не получится, да и не надо. Он не может не быть героем, а она не может не бояться за него.

Джинни грустно улыбается, вспоминая Рона, — он уверен, что сестра влюблена в его друга всю жизнь. Вот только брат не прав. Как и многие дети магов, Джинни с детства слышала о Мальчике-который-выжил, не думая особенно о нем. Только как-то раз обидевшись на всех братьев разом — Фред и Джордж не принимали ее в свою игру, Рон уткнулся в шахматы — Джинни придумала себе верного рыцаря, храброго защитника от невзгод. Правда, образ защищаемой леди быстро наскучил Джинни, и она вместе с Гарри просто спасали мир. Когда же Джинни увидела Гарри вживую — милого, растрепанного и немного испуганного мальчика, почти такого же как Рон, — она смутилась и немного разочаровалась. Это было не то, что она представляла себе, совсем нет. Больше образ Гарри не участвовал в ее играх. Взрослая Джинни лишь мысленно усмехается той юной девочке. Как же она тогда смущалась при виде Гарри — ей было очень неловко перед ним за свои детские фантазии. Тогда, на ее первом курсе, из-за этого все и решили, что она влюблена в Гарри. Это выводило из себя еще больше. И та дурацкая валентинка, сочиненная Колином, — минуты жуткого позора перед всей школой. А Колин просто хотел поддержать ее, уверенный, что Джинни нужно признаться в своих чувствах. Ей же хотелось реветь во весь голос — какие чувства, кроме неловкости и того, что он — друг ее брата? Как было объяснить всем, что она не влюблена — ей же одиннадцать! — а смущена из-за детских фантазий?

Даже Том, которому она поверяла буквально все, умудрился все истолковать неверно. Впрочем, что взять с крестража? Джинни до сих пор разделяет безносое чудовище Волдеморта и Тома. Потому что Том создавал иллюзию сочувствия, уверял, что пытается ее понять, делился с ней своими воспоминаниями. Трудно было принять правду о нем. Впрочем, и Том, и Волдеморт — монстры, но — разные, только это, наверное, неважно. Особенно теперь. Волдеморт давно мертв и не угрожает ее семье вот уже более двадцати лет. Но иногда Джинни хочется знать, был ли Том с самого начала монстром? Была ли хоть капля правды в его рассказах о детстве и себе?

А Гарри действительно оказался ее защитником — спас ее от Тома. Наверное, вот тогда Джинни и поняла, что настоящий Гарри куда как лучше придуманного, — он не просто спас ее, он попытался понять, не осуждая. А ведь сама Джинни была уверена в те минуты, что она монстр, — не меньше Тома Риддла.

Помня о Томе, Джинни заваливает своих детей совами, надеясь, что с ними такого не произойдет. Гарри поступает примерно также. Гарри вообще старается вникать во все проблемы детей и его очень тяготит разлад Джейми и Ала из-за факультетов. И если бы Джинни уже не любила Гарри, она бы полюбила его только за это. Но Джинни просто любит, потому что Гарри — это Гарри. И это тоже константа.

Только бы он вернулся!

Оглушительно скрипит входная дверь, падает подставка в виде тролля — Джинни бросается к выходу. Гарри, усталый, утыкается ей в волосы и шепчет:

— Обошлось.

Это такое счастье, когда он приходит домой — целый — и можно его обнимать. Это счастье, и гораздо большая константа, чем все ее страхи.