Ход короля (гет)

Ему удивительно везет на умных девушек. Слишком умных, возможно. Поразительно талантливых, невозможно сообразительных, до безумия гениальных.

Они — королевы, шествующие по жизни в багровых туфельках, усыпанных шипами. И шипы эти вывернуты так, что вонзаются в нежную кожу. Они сильные настолько, что это невыносимо — даже находиться рядом.

Иногда Рону кажется, что это его злой рок. Слишком много в нем, шестом сыне в любящей семье, гордыни, избалованности, обывательской тяги к комфорту. Он не рыцарь и не верный паж, он не умеет преклоняться пред чужими достоинствами, не умеет быть сильным в искреннем смирении. И всё же эти удивительные девушки все равно оказываются рядом с ним.

Он бы и рад обустроить свой быт тихо, уютно, без лишних затей с кем-нибудь вроде Лаванды Браун. Милая девушка, ласковая до приторности, похожая на сахар-рафинад, который сладок поначалу, а потом невозможно кислит во рту, пока наконец не почистишь зубы. И все же Рон знает, чувствует: у них бы все равно ничего не вышло. Лаванда из тех, кого нужно вести за собой к светлому сказочному. Он вести не умеет, скорее сам тянется за кем-то, кого считает достойным.

От таких мыслей во рту кислоты не меньше. Кажется, даже серной. Или соляной… Рон не помнит, какая из них страшнее, но они, странным образом не касаясь десен, разъедают душу.

Он выставляет шахматы на стол, медленно, методично расставляет фигуры по нужным клеткам. Можно довольствоваться и простым взмахом палочки, но это не то. При использовании магии взаправдашней теряется магия, даже таинство, подготовки к игре, когда застываешь вдруг во внезапном немом предвкушении, когда разворачиваются в уме всевозможные партии, которые могут встретиться на этом клетчатом черно-белом поле войны. Он сам не решил еще, какую будет играть сегодня, какую из задачек пытаться осилить.

Книжка в тонком черно-белом же переплете небрежно валяется на стуле рядом. Рон прорешал ее почти всю, лишь пара задачек остались еще неразгаданными. Казалось бы, чем не повод гордиться? Но он, Рон, не обольщается — этого мало. Да и не нужно никому. Кому вообще нужны эти шахматы? Букмекерам на турнирах, разве что. Так Рон далек от этой гильдии и турниров настолько, насколько это вообще возможно.

Он не гроссмейстер, у него нет чутья, нет цепкого равнодушного ума, методично рассчитывающего все расклады и варианты.

Однако доска, маггловская, отливающая матовым блеском в мареве свечей, по-прежнему манит его. И фигуры, немые, неподвижные, ждут его первого прикосновения, первой команды. Сегодня он не выстраивает их в комбинацию из задачника, а расставляет стройными рядами, как для обычной игры. Он делает так, только когда ждет…

Заварочный чайник горячий, даже носиком посвистывает. Рон тщательно убирает, прячет скорее, единственную пепельницу, две бутылки с огневиски. Проходит по квартире, задумчиво постукивает пальцами по подбородку, и, поразмыслив, левитирует на самые дальние антресоли банку с веселящим порошком из магазина Джорджа. Ему так спокойнее. У Бет поразительный талант обнаруживать скрытое, совсем для нее не предназначенное.

Не то чтобы Рон пытался ее как-то переделать, но некоторые вещи, которые он считает губительными, старается пресекать. Деликатно. Ну, как ему кажется. Вроде бы он совершенствуется. Вот в детстве он, волнуясь за сестру, чуть не наломал таких дров, гоняя от нее кавалеров… Да и позже с Гермионой вышло нездорово. Знал же, что она трудоголик с посттравматическим синдромом, но не до такой же степени, чтобы начать жить на энергостимулирующих зельях. Ну, Рон и решил вмешаться в чужую жизнь. Дурак, одним словом. Они сильно рассорились тогда и до сих пор едва готовы перемолвиться словом. Гермиона все еще считает, что он ее предал. Однако она все же перестала быть такой бледной, а круги под глазами не такие черные. Впрочем, на душе у Рона до сих пор горько и противно. Не то от нее, не то от себя самого.

С тех пор пришлось стать умнее, вкрадчивее, в чем-то тверже, в чем-то податливей. В конце концов, Джорджа он таки из запоя вытащил. Потом из депрессии, потом из зависимости от эйфорического порошка… Первые победы. Маленькие, но такие значимые. И никто не должен знать, какой ценой они даются самому Рону.

Иногда Рон думает, что ему бы прямой дорогой на Слизерин, так мастерски он научился лгать. Всем вокруг, а в особенности самому себе. Когда он научился высаживать по две пачки в день? После войны, это точно. Да, кажется, совсем недавно они вместе с Гарри учились курить на задворках аврорских курсов, когда в горле едко першило от горького мерзкого дыма, а парни постарше — магглорожденные — смеялись и подкалывали “этих неженок”. Гарри потом бросил, не без облегчения поддавшись угрозам Джинни, а Рон вот пристрастился. Как же давно это было… Всего пять лет прошло, но кажется, что целая жизнь. Он уже дядей успел стать, а собственную жизнь так и не наладил.

Трель звонка прорывает печальные завесы неприятных мыслей, и Рон идет открывать, мимоходом на мгновение замирая у зеркала. Мимолетный взгляд в глаза собственному отражению, и противные мысли захлопываются в глухой деревянный сундук, ключ от которого Рон безжалостно выбрасывает в пенящееся море воображения, только на губах появляется мягкая спокойная улыбка.

Бет появляется на его пороге всегда ровно в семь. Тонкая, звенящая, острая словно дамасская сталь. От нее всегда веет странным потусторонним холодом, будто она одной ногой уже не в этом мире. Рон давно уже отчаянно старается помешать ей встать другой ногой в могилу.

— Проходи, — он улыбается тепло, говорит тихим спокойным голосом. Помогает ей снять пальто, закрывает дверь, пока она летящим легким шагом проходит в комнату. Все это время он старательно не смотрит ей в глаза. Слишком многое боится увидеть в них.

Расширенные зрачки и лихорадочный болезненный блеск, к примеру.

Еще меньше ему хочется увидеть дрожащие руки или дергающуюся щеку. Бет не замечает этот тик, а для Рона он — верный признак проигрыша. Его, Рона, проигрыша. И отнюдь не в шахматах.

Когда он возвращается в комнату, Бет уже сидит в кресле. Забралась с ногами, обхватив колени, и не сводит глаз с потолка, только губы шевелятся чуть заметно, будто в молитве. На самом деле в расчетах.

Рон уже привык, что Бет может смотреть в потолок часами. Это даже красиво со стороны. Хоть и страшно порой.

— Так волнуешься перед турниром? — спрашивает он с неизменной улыбкой. Тон легкий, небрежный, ни капли фальши. Фальшь Бет чувствует еще до того, как она произнесена.

Бет наконец отрывает взгляд от потолка и впервые смотрит на него. Пристально, неотрывно, бесцеремонно. Она всегда так смотрит. Непривычные люди пугаются, но у Рона богатый опыт общения с Полумной — поэтому его сложно смутить такой мелочью. Наоборот, он с радостью отмечает, что глаза у нее не красные, не блестят, и зрачки вполне нормальные.

Бет — не красавица. Ну, на его, Рона, вкус. Глаза у нее широко расставлены и слегка навыкате, с безуминкой, взгляд застывший, вечно требовательный, а внешность настолько кукольная, что кажется насквозь фальшивой. Скорее всего, смотри он на нее со стороны и скажи ему кто-нибудь, что перед ним гениальная шахматистка, Рон бы не поверил. Но он давно научился смотреть не на внешность.

— Волнуюсь, — теперь она смотрит куда-то мимо него. — Вариантов слишком много, а уму недостает ясности.

— Все наладится, — он проходит мимо нее, достает чашки. — Чай будешь? А печенье?

— Печенье не хочу, — она мотает головой, и этот жест настолько трогателен, что у Рона неожиданно щемит в груди от приступа нежности. — У тебя тут так спокойно…

— Мне повезло, — он тихо смеется и ставит перед ней чашку с ароматным напитком. — Пей, Элизабет!

— Не называй меня так, — хмурится она. — Просто Бет. Мне нравится приходить к тебе. Кстати, я стала лучше спать в последнее время.

— Пей, — повторяет Рон и сам отпивает из своей кружки, будто подавая пример. Неплохой прием. С Джорджем, по крайней мере, работало. А резкий вкус травяного настоя глушит совсем другой вкус. Брат бы опознал сразу и устроил бы знатный скандал, но откуда талантливой маггле Бет знать про зелья? И хвала богам, что не знает.

— Ты в принципе не признаешь ничего крепче? — шутливо хмурится она. — Ты не пьёшь, не куришь, не глотаешь таблетки. Чем ты тогда живешь?

"Тобой!" — хочется ответить ему, но Рон прикусывает язык. Так себе ответ. Бет это не нужно. Ни он не нужен, ни его чувства, в которых он и сам не уверен. Бет должна выздороветь и стать счастливой, тогда Рон хотя бы закроет перед самим собой гештальт. Возможно, однажды помирится с Гермионой и наладит собственную жизнь. Но сначала Бет. Она принесла в его жизнь смысл, он хочет отплатить ей тем же.

— Нашими встречами и чаем, конечно же! — усмехается он. — И вообще я за здоровый образ жизни.

— Повезло тебе… — Бет выдыхает это так тихо, что можно принять за шелест ткани на платье.

— И тебе повезет, — хмыкает он и придвигает к ней доску. — Сыграем? Удиви меня!

— Я тебя за пару шагов обыграю, — бесстрастно хмыкает она. — Ты не смотришь дальше пяти ходов вперед.

— Научи.

— Зачем мне конкурент? — она уже не смотрит на него, только на доску. И взгляд этот уже совсем другой, живой, заинтересованный.

— И то верно. Черные или белые?

— Белые.

— Дамы вперед, — Рон смеется, а внутренний шепот подсказывает, что сегодня все получится. — Кстати, может поспорим?

— На что? — Бет поднимает голову, взгляд раздраженный, она не любит, когда ее отрывают от игры.

— Если я выиграю, с тебя желание.

— А если я — с тебя тысяча, — равнодушно отвечает Бет. — Желаний.

— Один шанс на миллион, что мне повезет, да? — Рон улыбается.

— В шахматах не бывает случайностей и шансов, — отрезает Бет. — Только стратегия.

— Как и в наркотиках, — бросает Рон и садится напротив. — Ты обещала, что попробуешь сыграть завтрашний матч без таблеток. Верно, Бет? Тогда почему я нашел их в кармане твоего пальто?

— Я их не пила, — ровным звенящим голосом отвечает Бет. — Мне просто спокойнее, когда они рядом.

— Конечно, ты же знаешь, что я всегда вижу, когда ты под кайфом. Твой ход, Бет.

На самом деле нет. Только в последнее время научился видеть. Бет живет под ними так давно, что способна быть естественной даже под жестким кайфом. Алкоголь, к слову, она переносит куда хуже.

Рон до сих пор не представляет, что нужно было смешать и в каких дозах, чтобы начать умирать прямо на полу его квартиры. Так они и познакомились.

Несколько его новых приятелей из шахматного клуба одно время собирались у него, чтобы без проблем совмещать полезное с приятным — шахматы с виски. А в тот раз они притащили с собой какую-то девчонку, совсем юную еще. Он сначала подумал, что она чья-то младшая сестренка, но рыжим в этой компании был только он сам.

Когда ему со смешками предложили сыграть с ней, Рон не отказался. И совсем не удивился, с треском проиграв. Такие малышки и оказываются самыми непредсказуемыми, гениальными. Рон давно нарывался на щелчок по носу: каждого из этой компании он обыгрывал раз по пять точно.

Они играли на кухне, его тесной маленькой кухоньке. Потом Рон ушел в гостиную, потом сходил во двор покурить, потом ходил куда-то еще, потом провожал пьяную в ниц компанию, даже не заметив, что рыжеволосой девчонки там нет. А потом вернулся на кухню и обнаружил ее, бледную, почти синюю, лежащую у холодильника, сотрясающуюся в судорогах и захлебывающуюся в рвоте.

Рон уже не помнит подробностей, ни как поднимал ее, ни как посылал в панике Патронусов всем, включая Гермиону, ни как все, включая Гермиону, примчались на помощь. Надо быть совсем идиотом, чтобы напоить магглу отрезвляющим зельем, выводящим из организма токсины. Один шанс на миллион, что это сработает.

Рон оказался идиотом, а Бет — счастливицей, как мрачно прокомментировала Гермиона. Потом посмотрела на эту девочку, на Рона, который почему-то продолжал держать ее на руках, боясь отпустить, шлепнула на стол аптечку, куда громче, чем заслуживала ситуация, и ушла, звучно хлопнув дверью. До Рона тогда даже не дошло, что у него, кажется, еще остался шанс. Джинни любезно разъяснила это уже много позднее.

Рон пообещал себе, что воспользуется этим шансом чуточку позже. Он пока не мог. Не мог оставить эту девочку на произвол судьбы. У него внутри все замирало и начинало мелко трястись в тихом бешенстве, когда он представлял, что на месте Бет могла бы быть Джинни, когда понимал, что эту, еще совсем юную, гениальную девочку, национальную гордость, бросили умирать, просто забыв про нее в пьяном угаре. Она бы и умерла, вернись Рон десятью минутами позднее.

И вот эта девочка перед ним. Сидит как ни в чем ни бывало и снова принесла в кармане пальто свою персональную смерть. Прав был медик из Мунго, зависимость — она не в теле, она прежде всего в голове. Даже если помочь убрать телесную нужду, без воли человека эти усилия — ничто.

Шепоток в голове подсказывает, куда поставить фигуру. Рон точно знает, как действовать, и даже не задумывается, что именно делает, просто поступает по наитию. Приятное чувство, от него тоже очень легко впасть в зависимость. Удивительно, как Гарри справился.

Бет хмурится, считает что-то в голове, а Рон впервые задумывается: что если затея провалится? Тогда он потеряет и Бет, и весь достигнутый ранее результат. Гермиона окажется права: он просто подлец и предатель, простить которого невозможно.

Подставляем коня — снова — как тогда, на первом курсе. Только на этот раз никто не зарядит ему каменной пикой по голове. Размениваем пешку. Еще несколько странных нелогичных ходов расставляют ловушку, которая вот-вот захлопнется.

Шах.

И мат.

— Этого не может быть! — у Бет трясутся губы. — Нет! Как? Как ты выиграл? Я не смогла разгадать тебя! Давай еще раз!

Рон качает головой и, протянув руку, гладит ее по щеке. Бет дергает головой, как упрямый теленок, но руку все-таки не отбрасывает.

— Это больше не сработает. Я у тебя не выиграю. Один шанс на миллион, помнишь? Работает только один раз.

— Но... как ты все-таки это сделал? — Бет хмурится и едва ли не плачет. — Как ты смог обыграть меня?

— На абсолютно трезвую голову, — честно отвечает Рон. — Это магия, Бет! Просто магия! Очень нечестная магия.

— Я не верю в магию, — мрачно сообщает Бет.

— Но в наркотики ты веришь, — резонно замечает он. — И не брезгуешь ими пользоваться даже на турнирах. Помогли ли они тебе в этот раз, Бет?

Она смотрит испуганно, словно пойманная за руку. А Рон прет напролом, забыв про здравый смысл.

У любого шанса на миллион есть объяснение. Бет — не маггла, она — сквиб. Рон понял это далеко не сразу. На Бет действуют все магические зелья и она может видеть волшебство. Рон чуть сердечный приступ не получил, когда увидел, что Бет спокойно перебирает его волшебные книги и журналы, которых магглы видеть не должны по определению. К счастью, ни одна из книг ее не укусила, а отличить диковинные движущиеся рисунки от собственных наркотических видений Бет была не в состоянии.

Как ее угораздило родиться такой, кто были ее родители, почему Бет так и не удалось ни разу соприкоснуться с магическим миром? На эти вопросы ответов нет ни у Рона, ни у нее самой. Она — сирота, выросшая в приюте, а затем в приемной семье. Вот и все, что он о ней знает.

Феликс Фелицис в собственном кармане обжигает ногу и шепчет, что все правильно, что Рон делает все правильно и все получится. Дважды Рон доверял ему свою жизнь. Один раз понарошку — спасибо Гарри за ту шутку перед матчем. Один раз взаправду, и сумел не только не погибнуть, но и спасти Гермиону, оттолкнув с пути заклинания. Мимоходом, даже сам не запомнил. Сейчас третий раз в его жизни, и Рон очень надеется, что последний. Это чувство голой обостренной интуиции и бездумности опасней любого наркотика, а Рон собирается провернуть очень опасную шуточку.

— Ну так что?

— Давай своё чёртово желание! — шипит Бет, не глядя на него. — Что ты хочешь? Чтобы я у тебя в ро…

— Выиграй завтрашний матч без таблеток, — четко проговаривает он, не давая ей досказать эту грубую глупость. — Тебе они не нужны, чтобы выиграть. Но ты должна сама в это поверить.

Бет смотрит недоверчиво, задумчиво вертит между пальцев фигурку слона, закусывает губу, словно от боли.

— Теперь ты знаешь, что такое проигрыш, это не больно, — Рон хлопает ее по плечу. — Со мной не больно, Бет. Ты гениальная шахматистка, но это не навечно. Я не хочу, чтобы однажды, проиграв кому-то более значимому, чем я, ты собирала себя из кусков, разрушив перед этим полностью. Шахматы — твоя жизнь, но они не должны стать ее проклятием. Все проигрывают однажды и делают выводы.

— Что ты знаешь об этом? — горько спрашивает она. — Ты такой идеальный, такой правильный…

— Я воевал, Бет, — Рон впервые говорит об этом хоть с кем-то, даже с лекарем из Мунго не смог, хотя Гермиона предлагала. — И проигрывал много раз. Предавал друзей, трусил, ссорился со многими людьми, убивал… Потом в… академии пил, курил, пытался жить как в последний раз. Это было весело, знаешь. Подруга убеждала учиться, работать, строить новый мир, а я не хотел. Я хотел покоя, спокойной, счастливой, сытой жизни.

— И как? — Бет впервые смотрит на другого человека с каким-то подобием эмоций в глазах. С интересом.

— Да никак, сижу и, как моя подруга, уговариваю взбалмошную девчонку не разрушать свою жизнь, только надеюсь, что результат будет лучше! — Рон машет рукой и безнадежно смеется. — Так что, обещаешь?

— Я… — Бет растеряна.

— Ломки не будет, — быстро вставляет Рон. — Обещаю. И голова будет ясной.

— Как?..

— Магия, — он подмигивает ей. — Так что если веришь мне, то обещай. Я приду болеть за тебя.

— Тебя туда не пустят, — качает головой Бет. — Если бы ты сказал раньше, я бы достала тебе пропуск.

— Я же волшебник, помнишь? — Рон всплескивает руками. — Мне не нужен пропуск, чтобы посмотреть на твой матч.

— Вдруг у меня не получится? — совершенно по-детски спрашивает она. И это так не похоже на хлесткую, резкую, упрямую Бет, что Рон едва удерживается, чтобы не обнять ее.

— У тебя не может не получиться, — он берет её за руку. — Смотри!

Он наливает в её чашку горячего чая, водит над ней руками, будто совершая сложные магические пассы.

— Я заколдовал твой чай, добавил в него каплю зелья удачи. Оно такое золотистое, знаешь... Теперь чай волшебный! — Бет смотрит скептически, слушает вполуха, но все-таки слушает. — Если выпьешь его, то у тебя получится что угодно, даже самая безумная затея! Тебя будет вести за руку сама удача! Будешь чувствовать, как поступить правильно! — он с шутливым поклоном подает ей чашку.

— Все ты врешь, — хмыкает Бет, но подносит чашку ко губам.

— Но знаешь что, — Рон останавливает её руки и пальцем поддевает подбородок, заставляя посмотреть на него. — Зелье не сработает, если ты в него не поверишь. Обидно будет лишиться такого подспорья, верно? Если веришь мне, что я приду завтра, что ты завтра победишь, то пей! Если же нет, то... лучше не надо.

Бет смотрит ему в глаза долго, неотрывно. Держит чашку у рта одной рукой, а вторую протягивает и проводит по его волосам, мягкая ладонь скользит по его щеке, задевая остатки рыжей щетины. Это ничего не значит, привычно убеждает себя Рон. Бет — гений, ей позволены разные странности. Главное, чтобы она больше не попадала из-за них в беду. С ним, Роном, не попадет, это он пообещал себе железно, потому и не реагирует никогда ни на какие ее жесты, какими бы откровенными они ни казались.

Бет чуть наклоняет голову и делает глоток. Один, другой, пока не выпивает все до дна. И со стуком ставит чашку на стол.

А затем перегибается через подлокотник кресла, обхватывает руками за шею и целует. Пылко, захватывающе, по-юношески бесхитростно. Для своего юного возраста Бет поразительно потрясающе целуется. Такой жест более чем откровенен.

Гениальные девочки всегда целуют его первыми. Это их неотъемлемое право и его злой рок. Кажется, он уже об этом думал. Или нет? Думать вообще плохо получается.

Лишь спустя несколько минут он вспоминает и с трудом заставляет себя отстраниться. Элизабет слишком юна, она для него практически еще девочка. И он все еще не разобрался в своих чувствах к Гермионе. Однако Феликс Фелицис подсказывает, что отталкивать Бет сейчас равнозначно проигрышу партии, поэтому он с нежностью касается ее щеки и проводит пальцем по влажным алым губам.

— Сначала победи! — ласково шепчет он и щелкает ее по носу. — Спасибо, что поверила!

— Если я выиграю завтрашний матч, то поверю в магию, — бормочет Бет, а затем запускает руку под юбку (Рон даже отвернуться не успевает), с негромким щелчком отстегивает что-то от ноги, извлекает маленькую коробочку и протягивает ее Рону. — Возьми! Там остаток. Я знала, что ты найдешь те, что в пальто.

— Все получится, Бет! — он осторожно сжимает в пальцах коробочку и поднимается на ноги. — Я знаю!

И прежде чем уйти на кухню и основательно наплескать ледяной воды себе в лицо, он наклоняется и бережно целует ее в лоб.

* * *

Машина притормаживает в проулке, аккуратно втискиваясь в узкое пространство между другими автомобилями. Редкий случай, когда Рон ей пользуется, однако района он не знает, поэтому аппарировать рискованно. Да и не очень он эту аппарацию любит.

Великая вещь — “Конфундус”, открывает любые двери. Рон с его помощью даже на права сдавал. Правда, там не столько по неумению, сколько по неудачному стечению обстоятельств. Кто же знал, что интрижка, заведенная в баре, окажется сердечной привязанностью его экзаменатора. Пришлось решать проблему радикальными методами.

Здесь Рон даже не дает себе труда задуматься, насколько аморально то или иное действие. Просто машет пустым листом бумаги перед каждым служащим. И не может сдержать довольной усмешки: это самый известный шахматный турнир, проходящий в Лондоне. Многие его приятели пожелали бы оказаться здесь, а смог только он. Приятно иногда быть взаправдашним волшебником.

Правда, если вспомнить, что турнир ему этот даром не нужен, да и не слишком интересен, то хорошее настроение несколько падает. Он просто должен оказаться здесь ради Бет.

Она там, напряженно смотрит на доску и мыслями совсем не в этом мире. Рон встает так, чтобы его можно было увидеть с того места, где сидит Бет, осматривается по сторонам, оценивая публику и быстро понимая, что это не то место, где ему захочется задержаться.

Слишком рафинированная интеллигентность его и смущает, и тревожит. Он в нее не верит. Та же нарочитая маска, что и у Бет. Рон отлично знает, что за ней кроется, а в этом обществе даже не хочет узнавать. У гениев и героев свои тараканы, так что пусть сами меряются, у чьих усики длиннее.

Рон краем глаза поглядывает на большие часы. На работу он сегодня опоздает, а может, и вовсе не успеет. Джордж уж как-нибудь простит. Скорее бы женился, что ли... Тогда бы Рон наконец задумался, чем бы ему самому хотелось заняться. Хотя идей у него нет, но хочется найти занятие для души, с отдачей, с чувством, что приносишь пользу, а не просто затыкаешь какую-то дыру в чужой жизни. Одно Рон знает точно, обратно в авроры ему неохота, хоть он там и двух лет не прослужил.

Прошли те времена, когда он мечтал о славе старосты и лучшего ученика школы. Прославился уже после войны, с тех пор по улице с девчонкой пройти нельзя, чтобы чертовы газетчики не раздули из этого сенсации и не настрочили два-три бульварных романа. Он — слишком простой парень для всего этого… мракобесия. Сначала было даже лестно, потом тошнить начало.

Часы тикают, и гулким гонгом стучат по деревянной доске съеденные фигуры. То быстро, одна за другой, то спустя долгие-долгие томительные интервалы. Все это время Бет практически не поднимает головы от доски. Его она все еще не заметила. Рон на это и не рассчитывал, он будет ждать, сколько потребуется, пока она не закончит. А потом постарается забрать отсюда как можно скорее, каким бы ни вышел исход.

Ноги гудят, но Рон не отходит от колонны. Единственная поблажка, которую он себе делает, — приваливается к ней плечом и уже с интересом приглядывается к расстановке фигур, пытаясь определить расклад.

— Что думаете? — человек в длинном пальто, подозрительно напоминающем мантию, прислоняется к другой стороне колонны. — На чьей стороне сегодня фортуна? На кого бы поставили?

— Я думаю, что фортуна будет на стороне Элизабет Хармон, а ставок не делаю принципиально, — холодно отвечает Рон и окидывает собеседника неприязненным взглядом.

Что-то в нем напрягает с каждым сказанным словом. То ли невзрачная, неопределяемая внешность, то ли водянистые серые глаза, точно впитывающие в себя все, на что посмотрят.

— Вы из её сторонников? Раньше вас не видел, а я бывал на многих ее матчах, — продолжает нежеланный собеседник и кивает. — Джон Смит.

— Рональд Уизли, — нейтрально отзывается Рон, напрочь игнорируя предыдущий вопрос. Хоть чему-то у Гермионы научился на политическом поприще. — Рад знакомству, — максимально безрадостным тоном добавляет он.

— Взаимно, мистер Уизли, взаимно! — мистер Смит улыбается, но до глаз его улыбка так и не доходит. — Очень неожиданно встретить такого, как вы, в таком месте, как это. Будьте осторожнее со ставками.

— Такого как я? — Рон нахмуривается. — Что вы имеете в виду?

— Мисс Хармон меняется с каждым матчем, будто расцветает. Неудивительно, с её-то талантом! — доверительно произносит мистер Смит, но в голосе его сталь. — Её ждет великое будущее, если в него никто не вмешается! Как вы считаете?

— Полагаю, вам об этом известно лучше меня, — Рон пожимает плечами. — Я всего лишь любитель, а не профессионал.

— Мнение любителя подчас определяет судьбы профессионалов, — Смит тонко улыбается, будто делает какой-то непонятный Рону намек. — До встречи, мистер Уизли. Мы еще обязательно встретимся, — он прикладывает руку к краю котелка и быстро уходит, растворяется в толпе.

У него плохо гнется рука, слишком осторожные движения. Это бывает либо у калек, либо… у тех, кто носит палочку в рукаве! Мистер Смит, если это его настоящее имя, — волшебник. И теперь он знает, что Рон был здесь. Хорошо это или нет, кто бы знал, но у Рона встречный вопрос. Какого чёрта волшебникам нужно от Элизабет Хармон?

Толпа взрывается ликующими аплодисментами, и замешкавшийся Рон успевает увидеть, как недавние соперники серьезно пожимают друг другу руки. Затем сияющая Бет поднимается на ноги, оглядывается по сторонам и сталкивается с ним взглядом. От её счастливых глаз у Рона в груди что-то содрогается и падает, больно задевая сердце. Точка невозврата пройдена. Он победил!

Сегодня он отведет её к знакомому целителю, а потом к какому-нибудь из маггловских врачей. Они подтвердят, что организм Элизабет больше не зависит ни от наркотиков, ни от транквилизаторов. И пусть будут прокляты те, кто подсадил ее на них еще в приюте! Пусть подавятся! У Бет больше нет зависимости! Физически.

Как же хорошо, что Бет все-таки понравился травяной чай. Резкий вкус прячет за собой много разных зелий. Хорошие зелья, проверенные на родном брате. Неоднократно проверенные...

Сегодня Рон сделал так, чтобы зависимости не было и в голове. Один сеанс легилименции закрепит сегодняшнюю победу, как яркий маяк, служащий барьером от повторения. Впрочем, теперь Бет может справиться и сама. У неё крепкая воля. По крайней мере, Рон хотел бы в это верить.

Это похоже на сказку, это и есть сказка. Маггла невозможно вылечить так легко, всего лишь потчуя чаем пару раз в неделю. Бет заслуживает сказки, по его, Рона, мнению.

Бет шагает к нему, быстрее и быстрее, почти бежит. Рон улыбается и протягивает к ней руки:

— Я же говорил, что я волшебник!

— У меня получилось, Рон! У меня получилось! — шепчет она ему на ухо, обнимая. — Твое волшебное зелье сработало! Я поеду в Лас-Вегас!

— Еще бы оно не сработало, — довольно хмыкает Рон. — Тебе надо что-то еще здесь?

— Еще несколько ритуалов…

— Жаль, так бы я предложил сбежать! — Рон подмигивает ей. — Хочу тебе кое-что показать!

А Элизабет Хармон — невероятно — улыбается в ответ и энергично кивает:

— Тогда бежим!

Еще бы зелье удачи не сработало! Рон, конечно, достал его по блату и за полцены, и то едва хватило зарплаты, пришлось одалживать у Джорджа.

Только подливал он его не Элизабет, а себе, и не в день матча, а накануне — вечером. На матч пришел практически в конце, когда изменить уже ничего нельзя. Какой шанс, что удача будет на их стороне? Один на миллион, разумеется!

Только кое о чем Рон все-таки забывает.

Удача всегда имеет обратную сторону.

* * *

Бет уезжает и зовет его с собой. Рон улыбается ей мягко, ласково, качает головой и просит только не возвращаться туда, откуда он ее вывел.

Бет обещает.

Рон долго машет ей рукой в аэропорту, потом разворачивается и стремительными шагами идет между этими странными конструкциями, которые зачем-то нагромоздили себе эти магглы. На душе пусто и как-то легко.

Электронные двери разъезжаются перед ним и забывают съехаться обратно, когда он проходит. Рон только надеется, что его магия не заставит барахлить весь аэропорт.

Он делает два шага, приближаясь к спасительной табличке, позволяющей курить, прислоняется к стене и запускает руку в карман. Пачка почти полная. Он точно не уйдет отсюда, пока не сделает хотя бы три затяжки. А потом подумает, что ему делать дальше.

Вариантов много: наконец-то напиться, сходить в шахматный клуб, пойти в неурочный день на работу, уволиться, уехать из Англии ко всем чертям. Рон напряженно морщит лоб и пытается вспомнить, какие же цветы любила Гермиона. Нет, не вспомнить. А знал ли вообще когда-нибудь? Какие дарил, помнит. А какие любила?..

Спросить, что ли, у Джинни? Рон давно уже не общался с сестрой, да и с Гарри — тоже. Да он даже семью навещал последний раз на прошлое Рождество. Последняя реабилитация Джорджа вынула из него все силы, так что он практически сбежал в маггловский мир. Возможно, настала пора возвращаться.

Джинни точно забросает его вопросами, особенно про Бет. Она предлагала Рону привести ее на семейный ужин, но он тогда отказал. Это было бы слишком странно, да и выглядело бы, будто их отношения ближе, чем есть. К тому же Бет бы испугалась его шумной семьи, даже если бы никто не использовал магию.

Двое прохожих останавливаются неподалеку от него, разглядывают, переговариваются о чем-то Рону неслышном, он закатывает глаза и отворачивается к стене.

Сейчас бы он взял Бет с собой без особых размышлений, просто потому что это Бет. Уверенная в себе, бесстрашная Бет.

Да, пожалуй, у Рона найдется, что рассказать Джинни. Он закрыл долг перед самим собой, он свободен. Теперь малышка Бет справится без него. Хватит с него гениальных девочек, ему пора начинать обустраивать собственную жизнь. Бросить курить, к примеру.

Рон уничтожает окурок незаметным щелчком палочки и поворачивается. И в тот же миг на его запястьях смыкаются чужие руки.

— Мистер Уизли, верно? — отрывисто говорит один из тех самых прохожих, и хватка у него железная. — Именем Аврората магической Британии вы арестованы за магическое вмешательство в жизнь магглов и неоднократное нарушение Статута! Убедительно просим вас не сопротивляться аресту. Пройдемте с нами!

Рон молча пожимает плечами и послушно идет за своими провожатыми, мимоходом отмечая про себя, что вести его можно было бы и более профессионально, как их с Гарри учили. Будь он преступником, у него было уже около пяти возможностей дать деру и запутать следы. Впрочем, Рону это не нужно, это просто какое-то недоразумение.

Он обводит взглядом небоскребы вокруг, смотрит на маггловские улицы, бесконечные потоки машин и неожиданно улыбается. Все-таки магия есть везде, не зря он когда-то поверил Гермионе и научился ходить по маггловскому миру. Где еще встретишь такой размах и простор? Рон закрывает глаза, чувствуя как скручивает внутренности, когда их троих уносит в вихре аппарации.

Где-то в Лас-Вегасе Бет пожимает руку невысокому пареньку в ковбойской шляпе, и глаза её горят.

В аврорате мистер Смит встречает Рона ослепительной улыбкой, больше похожей на оскал, и Рон отчего-то сразу понимает, что это недоразумение рискует затянуться надолго, может, даже на весь срок Азкабана. Где-то они с Бет перешли дорогу сильным мира сего. И как его, Рона, только угораздило?

У всего есть своя цена, даже у сказки. Кому-то придется заплатить.