Золотые ворота (гет)

— Джек! Взгляни… Вот, это всё, что она оставила, — женщина подала письмо парню, нервно теребя край летней накидки.

— Читали? — разглядывая конверт, спросил тот.

— Нет, оно для тебя, — сказал седоволосый мужчина, приподнявшийся с дивана, попутно накидывая жилет.

Джек пристально рассматривал конверт, но открыть его всё не решался.

— Я… дома прочту, ладно? — потупив взгляд, ответил он на встревоженные взгляды обоих.

Не торопясь, Джек шёл на автобусную остановку. Ветер вроде был не сильный, но пронизывал до костей. По телу бегали мурашки, не только из-за ветра, но и от волнения, или, точнее сказать, предвкушения… Он хотел поскорее доехать до дома, сесть за свой рабочий стол и прочесть это письмо.

Чем быстрее, тем лучше.

Внутри было так жарко и волнительно… Руки не слушались, и письмо чуть было не угодило на пыльный асфальт.

На улице было лето, он хотел бы веселиться и отдыхать, но проклятое чувство вины и безысходности не давало покоя. Или это такая шутка?

Элиз всегда была веселой и жизнерадостной девушкой, готовой прийти на помощь кому угодно и когда угодно. Так зачем ей было сбегать? Может быть, кто-то её заставил... или убедил это сделать?

Дома пахло сочным жареным мясом, и что-то потрескивало на сковороде…

— Есть зацепки? — вытирая руки о кухонное полотенце, спросила мать.

Джек всё думал, стоит ли говорить родителям о письме девушки? Правильно ли это? Просто, если он о нём всё-таки сообщит, мама не отстанет от него, пока он в точности не перескажет его содержание.

— Ничего особенного, — туманно взглянув на мать, ответил он.

— Не могу понять… Зачем надо было устраивать весь этот спектакль? Если она просто хотела привлечь внимание нашей семьи, то на такие жертвы идти не стоило, — это было сказано таким язвительным тоном, что Джек на секунду призадумался — а его ли это добродушная мама?

Проигнорировав вопрос матери, он решил сменить тему.

— Они хотели позвонить в полицию, чтобы начали розыск.

— Какой в этом смысл? Разве она не сама сбежала из дому? Если это была её воля, зачем тогда её искать? Она ведь взрослый человек… — опершись на стену, возмущенно вмешался в разговор отец.

— Не пойму… Она всегда была славной девочкой, к чему эта драма?! — всё не унималась мать.

Джеку захотелось уйти, и он сослался на то, что у него от жары разболелась голова. Иначе эта беседа могла бы затянуться надолго…

У себя в комнате он принялся распечатывать письмо, поглядывая в окно. Это жаркое июльское солнце ещё совсем недавно казалось таким задорным и поднимало настроение.

А сейчас…

Непреодолимая тоска… Так сложно дышать.

— Почему так плохо и грустно? Что могло случиться? И почему именно мне выпала эта участь? Именно я должен читать эти чёртовы письма! Почему эта ноша легла на меня?

Ему было не лень читать письмо. Он просто ужасно волновался. Он не хотел узнавать страшные тайны девушки… Или она знает о его романе с Кейт? Он сначала подбивал клинья к Элиз, но потом… Кейт ему показалась более разумной и в какой-то мере привлекательной.

— Может, в любви решила признаться? Будет сложно сказать, что я чувствую к Кейт. Она огорчится и обидится. Хотя я сам в этом виноват, отчасти… Не нужно было уделять ей столько внимания.

Наконец, он распечатал конверт и развернул аккуратно сложенное письмо.

«Дорогому Джеку Уолтеру:

Как хорошо ощущать себя частью чего-либо, не так ли? Нам только кажется, что мы хотим быть независимыми, но на самом деле всегда ищем спину, за которую можно спрятаться.

Я всегда стремилась к независимости, но когда это наступило, то есть когда исполнилось то, чего я так долго хотела… Оно резко потеряло свой смысл. Я почувствовала подавленность и разочарование».

Джек в недоумении поднял глаза к потолку… Потом судорожно перевел дыхание и начал читать дальше.

«Мысль, что когда-нибудь я буду сама зарабатывать деньги и иметь собственную квартиру, казалась мне такой заоблачной и… Я жила только лишь этим. Это поддерживало меня, ободряло, не позволяло опускать руки.

Я добилась стабильности, хорошей зарплаты, но пустота внутри меня так и осталась там, глубоко в сердце. Я не могу её изъять оттуда. Во мне пусто.

Да, мои заветные мечты исполнились, но эта потерянность и безысходность по-прежнему разъедают меня изнутри! Положение в обществе, деньги, карьера… Всё потеряло свой смысл, всё приелось.

Когда я смотрю на лазурные облака, подсвеченные солнечным светом, мне становится так паршиво на душе… Так скользко, мерзко. Я потеряла ориентир.

Я отчаянно искала свою цель, предназначение, но всё впустую.

У меня есть одежда, еда, косметика, любящие родные, подруги, уважение коллег… Но по-прежнему что-то во мне вызывает нескончаемый поток тоски и грусти, выражаемой слезами.

Я обещала быть сильной, не плакать по пустякам. Да, поначалу я считала это пустяком. Думала, пройдет.

Нет… Не прошло. И не пройдет. У меня всё хорошо в жизни, нет никаких проблем. На личном фронте тоже вроде нормально. Чисто теоретически я должна быть счастлива. У меня есть всё, чтобы быть удовлетворенной.

И меня пугает это. Я не счастлива. Ни один мужчина не делает меня счастливой и свободной. Я веду себя как пай-девушка, никогда не позволяю переходить границы дозволенного. Я — это я.

Все меня хорошо знают, не так ли, Джек? Я кажусь всем веселой оптимисткой. Многие вдохновляются мной. Берут с меня пример.

Многие мне завидовали, да и сейчас завидуют. Зачем? Да и чему завидовать?

Все кругом думают, что я довольна, что мне хорошо и спокойно на душе.

Но проходя мимо меня или же здороваясь со мной, никто… ни единая душа не разглядела во мне разбитое в хлам сердце. Сердце, которое рвётся на кусочки, когда видит счастливых людей, детишек или стариков! Сердце, которое действительно не понимает, как им это удалось?! Как? Ведь многие из них живут небогато! Не носят дорогой одежды, не ложатся спать в теплом уютном доме, не едят вкусной еды…

Но, несмотря на это, они счастливы! Они чувствуют это… Они это чувствуют! Они чувствуют свою принадлежность кому-то! Они чьи-то, они кому-то нужны, кем-то любимы.

Может, от них не требуют быть веселыми, точнее сказать, им не приписывают пожизненный статус развеселого оптимиста, их принимают разными: добрыми и злыми, довольными и возмущающимися! Они такие, какие они есть.

А я… А со мной что не так? Люди привыкли видеть во мне жизнерадостную девушку, и другого разглядеть не могут! А я! Я что, не человек?! Да! Я имею неплохое чувство юмора… Я могу помочь, подбодрить, когда кому-то приходится несладко! Но мне тоже бывает грустно.

Пусто… Но люди не видят, они слепы.

Они даже не подозревают, что за весёлой улыбкой может скрываться жгучая боль… Тоска…

Нет! Они лишь нарисовали картинку, которая мне к лицу! Я должна улыбаться, веселить всех и вся! Всех подбадривать, говорить, что у них всё получится… А меня кто утешит? Кто подбодрит?! Кто…

Таких нет… Люди привыкли мне жаловаться на всякую мелочь, по поводу и без повода. Они привыкли…

И в этом отчасти виновата я сама. Я вовремя не дала им понять, кто я есть… Что я не робот… А человек, испытывающий такие же эмоции, как и они.

Но уже поздно. Я устала…

Прощайте…

Элиз Минсэйчер.

До свободы осталось 8 дн.».

Руки Джека дрожали… Он чувствовал обжигающую боль вины… А ведь он именно такой её и считал! Развеселой оптимисткой!

Он не знал, как на это реагировать… Что с этим делать. Разве она могла такое написать? Разве могла? Разве могла Элиз Минсэйчер такое написать? Она всегда казалась ему большим ребенком… Такой наивной и простой… Он бы никогда не подумал, что она вообще способна на подобные чувства.

Как же он ошибался…

— Чёрт, — прошептал Джек, приподнимаясь на кровати. — Ну вот никак не усну!

В голове снова и снова всплывали слова «развеселая оптимистка». Как бы по-идиотски ни звучала эта фразочка, он никак не мог от неё отделаться. И ворочался, безуспешно пытаясь заснуть.

Подумал, не спуститься ли на кухню — но там родители с сестрой закидают вопросами. Надо было просто отвлечься. Не думать, не беспокоиться.

А вот как это сделать? Фиг его знает!

Водя пальцем по стене, он всё прокручивал в голове письмо девушки, и никак не мог стереть какое-то горькое послевкусие.

Хотелось свалить куда-нибудь и не париться ни о чём.

Джек отличался довольно-таки ветреным характером. Часами сидеть и думать, что же там с Минсэйчер и куда она могла деться — это не про него! Обычно, когда кто-то пытался его чем-то загрузить, он сразу же об этом забывал, и уж тем более, не осмысливал. Вообще не мог долго ни о чём думать. А сейчас...

Главное — зачем? Кто она ему? Всего лишь хорошая знакомая, ну, или подруга, без разницы.

Ему не хотелось беспокоиться. Хотелось, чтобы всё было на своих местах. И всего-то!

Но как же этого добиться? Это уже другой вопрос. Самому ему вовсе не улыбалось все это разгребать. Было бы классно, если бы она не писала ему этого письма! Он бы вообще о ней не думал. Сделал бы вид, что ему не всё равно, прикинулся бы таким печальным и грустным, ну, как будто он за неё переживает… Так, для вида. И делов то!

А так… Она почему-то именно ему адресовала это чёртово письмо! И все сразу усложнилось. Значит, он, чёрт возьми, играет какую-то роль в её жизни.

Несмотря на свою прирожденную ветреность, Джек Уолтер был очень впечатлителен, и по этой причине серьезно отнёсся к тому, что прочитал. Руки у него тряслись, голова кружилась — так он был поражён. Кто б мог подумать, что она на самом деле не такая простушка, какой казалась?

— Так! Всё, я так больше не могу, — прошипел он, ударив себя по лбу. — Не могу заснуть, значит, и не буду.

Он вскочил и поспешно начал приводить себя в порядок. Может, Кейт могла бы развеять его грусть-печаль?

Взяв телефон с тумбочки, он написал сообщение Келли Кейт, которое было благополучно проигнорировано.

Тогда Джек принялся названивать ей. Они договорились встретиться в одной уютной кафешке, рядом с которой был вполне себе классный парк аттракционов.

Ночь выдалась звёздная и тихая. Однако лето не без дебилоидов, которым плевать на то, что у кого-то сейчас проблемы или какое-то горе. Они весело горлопанили на всю улицу, не обращая внимания на неодобрительные взгляды людей.

На улице было совсем не холодно, только изредка в лицо дул лёгкий ветерок. А вот в кафе оказалось довольно-таки душно, у Джека аж в горле сразу пересохло.

Келли Кейт, как всегда, была на высоте. Лёгкое летнее платьице, волосы распущены, на плечи накинута джинсовка. А больше всего в ней Джеку нравились её волосы. Нет! Она, как бы сказать, вся была красивая, но её волосы…

Обычная блондинка с голубыми глазами, но с какой-то изюминкой. А от ее волос Джей был просто в восторге. Фиг его знает, почему! Может, потому что они ухоженные и такие гладкие.

Он частенько на неё заглядывался, особенно когда её личико обдувал лёгкий ветерок и волосы разлетались в разные стороны… Когда лучи утреннего солнца падали на её локоны, можно было подумать, что они золотые.

И, кстати, в отличие от Минсэйчер, Келли Кейт почти никогда не надевала каблуки.

Ну вот зачем их носить? Ещё когда он только начал общаться с Элиз, его смущал тот факт, что он ниже её на несколько сантиметров. А то и больше!

Неудобно как-то… А вот Кейт каблуков не носит. Джеку как-то пофиг, почему. Просто ему так легче, когда девушка ниже его ростом Так свободнее разговаривать, и держится он тогда увереннее.

— Прекрасно выглядишь, — медленно приподнимаясь с места, с улыбкой проговорил Джек.

— Правда? Да я даже не старалась, — усмехнувшись, произнесла она, садясь за стол.

— Я думал, ты болеешь, я волновался! — театральным жестом приложив руку к сердцу, прошептал Уолтер.

— Ты о том, что меня не было на работе?

— Да. С каких это пор ты стала прогуливать? — приподняв левую бровь, спросил он.

— Да так… Ничего особенного.

— Только не говори, что ты в кого-то влюблена! Я же не выдержу.

— Да нет же, о чём ты! — рассмеялась Кейт, но тут же посерьёзнела и опустила глаза. — Просто я ездила к родителям Элиз Минсэйчер.

— Опять Минсэйчер! Что ж такое! Устал повсюду слышать о ней!

Девушка недоумевающе посмотрела на раздражённого Джека.

— Почему все и вся говорят о ней? — несколько смягчившись, бросил он.

— Что ты имеешь в виду? О ней все беспокоятся, особенно её родители, ведь её нет уже больше пяти дней. На звонки не отвечает… — Кейт отвела взгляд в сторону, похоже было, что она сама волнуется за неё не меньше родителей.

Ведь Минсэйчер всегда помогала, когда было нужно. Вообще, она старалась всем помогать. И не зря… Многие её коллеги были очень встревожены и возмущены, когда узнали, что Элиз пропала — они думали, что виною тому новая сотрудница, которая, будучи в плохом настроении нагрубила Минсэйчер, но та ей ничего не ответила.

Просто Элиз сделала замечание новенькой, но вовсе не колко и не обидно, просто посоветовала.

— И ты туда же! — вздохнул Уолтер.

— Куда это — «туда же»?

— Вы о ней волнуетесь больше, чем требуется! Она ведь взрослый…

— И ты туда же? Да, она взрослый человек. И что с того? О ней не нужно заботиться? Может, у нее что-то случилось…

— Мне это не понятно, Кейт, к чему эта драма? — он вдруг вспомнил, что именно так совсем недавно сказала его мама, и его это удивило.

— Не вижу здесь драмы. И мне не понятно, где ты её разглядел, — Кейт, видимо, была задета словами Джека.

— Да вы все как один тараторите о ней! Будто ни о чем другом поговорить нельзя! — уже переходя на крик, выпалил он.

— Джек, да что с тобой? Она разве тебе не подруга? И даже если тебе нет до неё дела, почему ты так злишься? — Кейт нахмурилась, в её голубых глазах будто вспыхнули огоньки, настолько её взбесило его поведение.

— Давай это прекратим… — глубоко вздохнув, прошептал он.

— Ты это начал. Тебе и решать, когда это заканчивать, Уолтер.

— Уже Уолтер? Ты никогда прежде меня так не называла, Келли.

Келли молча уставилась в окно, явно расстроенная. Она никак не ожидала такого поведения от друга. А что, в сущности, она такого сказала? Да ведь ничего!

Просто Уолтер позвал её в кафе, чтобы забыть о Минсэйчер и расслабиться. А Келли опять заговорила о ней! Мама с папой говорят об Элиз постоянно, сестра вопросами закидывает, любительница чужих бед. Коллеги на работе всё спрашивают: «Ну что там с Элиз?»

И Кейт с ними заодно!

— Да просто вы все как сговорились! Так защищаете её... Так о ней волнуетесь! А я более чем уверен, что она просто отдохнуть решила, и всё!

— Кто знает, может, так оно и есть, — кивком поблагодарив официанта, принёсшего коктейль, ответила Келли.

Снова этот темный потолок… Он так надеялся на романтичный ужин с Кейт, а вышло, что она только ударила по больному месту. И снова эта разъедающая тоска и непонятная ноющая боль в груди. Да что не так? Почему он это чувствует? Уснуть не получится, он знает. Как быть?

Глаза не смыкаются, а в голове одна мысль. Минсэйчер…

Что могло пойти не так?

Просто его жизнь была настолько размеренной, без происшествий, что он не мог смириться с тем, что его привычный мир меняется, и потихоньку он тоже становится другим. За эту неделю он передумал о многом. И не понимал, что именно от него требуется. Он не мог разобраться в своих чувствах. А этот груз так давил, не давая вздохнуть.

Хотелось просто все вернуть…

Но не получится — никаких сомнений в этом не было. Всё стало таким другим.

Стоит лишь одному пазлу исчезнуть, и картина уже не та.

А ведь наша жизнь и складывается из таких пазлов. Из людей…

И вот её нет, и всё сразу меняется.

Чувства, к которым он так привык, приобретают совершенно другой оттенок, да и значение тоже!

Но самое сложное — не привыкнуть, а поверить в это до конца.

Где-то в глубине души он знал, что надо что-то делать! Что-то предпринять…

Но он боялся столкнуться с препятствиями.

А если это розыгрыш? Вот он начнёт её искать, убедит подать заявление в полицию, а Элиз вернётся и скажет, что это был розыгрыш! Но ведь сейчас не первое апреля… Не хотелось быть осмеянным, да ещё в придачу получить титул «Жениха Элизабет»

Он сам не знал, что с ним. То ли он такой злой из-за того, что все волнуются и говорят только о Минсэйчер? Или, может, потому что он сам взволнован и чувствует опасность, которую никто, кроме него не разглядел?

Кто знает…

— Джек, после работы тебе нужно будет заехать к Минсэйчерам, — медленно произнёс отец Джека, удобно расположившись в кресле.

Мать только одобрительно кивнула.

— Зачем? Я недавно у них был, — Джек всем своим видом выказывал возмущение.

— Тебе так трудно? Они нашли ещё что-то...— отец посмотрел на сына непроницаемым взглядом. — Еще одно письмо.

— При чем здесь это? Мне не трудно, просто не могу понять... — во взгляде Джека читалась разъедающая изнутри тоска.

— Что именно тебе разъяснить? По-моему, всё предельно ясно, разве нет? — не упустила возможность высказаться и только что подошедшая сестра Джека — Майя.

— О чём ты? — Джек уже с трудом сдерживал раздражение.

— О том, что она давно по тебе сохнет. И вот решила устроить предоставление с этими письмами. Ну, ты сам подумай...

— Заткнись, будь добра! Не припомню, чтобы ты была особенно близка с Элиз, — Джек повысил голос, остатки самообладания потихоньку покидали его.

— А я и не говорила, что дружу с ней. Я даю здравую оценку этой нелепой ситуации! Точнее сказать — дебильности, происходящей в нашем доме, на твоей работе и в доме Минсэйчеров!

— Ты достаточно сказала, Майя. Иди собирайся в школу, — мать строго взглянула на шестнадцатилетнюю дочь.

Девушка не стала упрямиться и, встав с дивана, направилась на второй этаж.

После того, как Майя удалилась, отец окинул сына скучающим взглядом. Было видно, что ему все это не слишком интересно.

— Они говорят, что в почтовом ящике нашлось письмо, предназначенное тебе.

— Ты думаешь нам с отцом так приятно выслушивать жалобы матери Элиз? Она каждый день мне названивает и спрашивает, не объявлялась ли их драгоценная доченька?!

Мать не думала, что её слова так заденут сына.

Не успела она договорить, как Джек выскочил из-за обеденного стола, опрокинув тарелку с супом, и выбежал на улицу, громко хлопнув дверью.

Ведь ни один из них даже не подумал, каково сейчас ему?! Последнюю неделю Джек был сам не свой. Эти странные сны... Прожигающие насквозь мысли об Элиз. Они восприняли это всё как шутку, им это кажется каким-то весёлым номером! Почему тогда ему так не кажется?

Несмотря на то, что мать с отцом просили заехать к родителям Элиз после работы, он решил это сделать сейчас. И чем быстрее, тем лучше. Хотя кто знает? Может, это письмо даже не имеет отношения к Элиз? С чего он это вообще взял? Ведь письмо могло прийти на их адрес просто по ошибке...

Он нерешительно набрал номер миссис Минсэйчер, чтобы она заранее открыла входную дверь.

Руки у Джека вспотели, да и на лбу выступили мелкие капельки пота. То ли от всё усиливающегося жгучего волнения, то ли просто оттого, что на улице жарко.

— Проходи,— мать Элиз ласково улыбнулась ему и приглашающим жестом указала на дымящуюся чашечку кофе на журнальном столике.

Джек тыльной стороной руки отёр пот со лба и вошёл в гостиную.

— Мы решили письмо не читать... — неуверенно произнесла хозяйка, одновременно протягивая Джеку конверт.

—Я прочту его на работе, — Джек встал и направился к выходу, так и не притронувшись к кофе.

Миссис Минсэйчер, видно, хотела поговорить с ним о чем-то ещё — однако не вышло. Джек уже заводил мотор своей машины. Но женщина ничуть не смутилась, она сочла, что Джек просто беспокоится о ее дочери.

Солнце нагрело машину до такой степени, что Джек, спохватившись, включил вентилятор.

Солнце пекло, голова слегка кружилась, а в горле пересохло. Его раздражение достигло апогея.

— Привет, Джек,— устало произнесла Кейт, завидев его у дверей офисного магазинчика.

Джек ничего ей не ответил, боясь, что нагрубит девушке без причины.

У него совершенно не было настроения для милой беседы с привлекательной девушкой. Хотелось только сбежать подальше от людских глаз, запершись в своём кабинете.

Но девушка, видно, не собиралась отступать.

— Хочешь холодного чая? — Келли протянула ему только что купленную бутылку.

— Я как раз иду в магазин, сам куплю,— он уже хотел уйти, но Келли попыталась развернуть Джека к себе лицом, взяв его за локоть.

— Что это за письмо? — она с явным интересом уставилась на конверт.

Он промолчал, пытаясь высвободиться.

— Для кого оно? Кто тебе его прислал? — кажется, молчание Джека только подогрело ее интерес с письму.

Он решил не грубить, но у него плохо получилось скрыть распирающие его гнев и недовольство.

— Келли, мне кажется, это не твоё дело. Шла бы ты заниматься своими делами. Так было бы лучше для всех,— не выдержал он.

— Для кого — для всех? Ты, кажется, бредишь из-за жары! — она бросила на Джека жалостливый взгляд.

Что за день сегодня такой? От всех приходится убегать, и Кейт не исключение. Её дотошные расспросы никак не помогут Джеку отделаться от этого письма, что бы там ни было.

Поэтому единственный выход — это просто сбежать, как и от родителей Элиз.

Джек рывком высвободил свой локоть, затем, смерив Кейт холодным взглядом, взбежал по лестнице в свой кабинет.

Достаточно вопросов на сегодня.

Наконец-то он один. Можно спокойно собраться с мыслями и проанализировать всё, что произошло за эти дни. Нужно просто успокоиться, и без особого волнения, а не как в тот раз, прочесть письмо.

На этот раз конверт был светло-розовым. Пора с этим покончить и забыть.

Джеку на секунду показалось, что он слышит стук собственного сердца. Он чувствовал, что на этот раз будет что-то странное и волнительное.

«Привет, Джек. Надеюсь, я тебя не сильно отвлекаю. Возможно, тебе вообще всё равно, что со мной происходит и где я сейчас, но всё же мне есть что сказать.

Я знала, что противна тебе. Это было легко прочесть по твоим жестам и вздохам. Когда я была рядом и рассказывала тебе что-то, пытаясь развеселить, ты всяческими способами пытался избежать моего общества. Тебе наверняка казалось, что я бегаю за тобой, что я безумно в тебя влюблена. Но... любить тебя было лишь моей установкой. Моим долгом...

Моя мама всегда мечтала о том, чтобы мы, несмотря ни на что, сблизились. Эта идея казалась мне невоплотимой, нереальной, ведь я совершенно ничего к тебе не чувствовала. Но я чувствовала долг перед матерью и отцом. И вскоре я поняла, что любовь — это не чувство, это дела. Для того, чтобы влюбиться, прилагать усилия не нужно, а вот для того, чтобы полюбить кого-то... Полюбить чьи-то недостатки и изъяны. Вот это требует напряжённой работы над собой и своими чувствами!

Я боролась с собой. Перестала перечить матери с отцом. Идея о нашем сближении захватила их умы настолько, что каждый вечер мне приходилось давать отчёт матери. Это было более чем глупо. Это было идиотски тупо.

Думаю, что мама делала это из лучших побуждений.

Итак... Я над собой усердно работала. Пыталась влюбиться в тебя. Мне давалось это с трудом. Каждый вечер я плакала в подушку. Мне не с кем было поделиться своими мыслями и переживаниями.

В своих убеждениях я была совершенно одинока...

И тут я вдруг осознала, что для нашего сближения недостаточно усилий только с моей стороны, нужно ещё и твоё согласие и принятие.

Но тогда... Когда я увидела, как ты смотришь на Келли Кейт, это убило меня. Просто уничтожило. Морально раздавило. Все мои жертвы были совершенно напрасны и бесполезны. Такова была правда на тот момент.

Когда я рассказала об этом маме, та была настолько разочарована и расстроена, что начала спрашивать совета у своих подруг и других родственников. Вскоре о намерениях мамы узнала наша соседка, затем другая... И так далее...

Многие мои знакомые и соседи узнали. Вся округа говорила и судачила об этом.

Мне было очень сложно смотреть тебе в глаза, а находиться рядом с тобой стало невыносимо для меня. Мне было ужасно стыдно и неловко.

И вот с утра до обеда я пыталась держаться рядом с тобой, а с обеда до вечера выслушивала радостные вопли Келли насчёт ваших с ней отношений и розовых соплей...

Спасибо за то, что прочёл. Второе письмо для Сэма Фоллера. Просто передай его ему

До свободы осталось 3 дня».

Тишина... Вокруг ни души. Джек ежится от резких порывов холодного ветра.

Он оглядывается вокруг. Мелкие капельки дождя скатываются по лицу, заставляя поморщиться от холода. По всему телу мурашки.

Так темно и сыро... Хочется увидеть хоть кого-нибудь. Пройдя несколько шагов, Джек понимает, что находится на проезжей части. «Кажется это мост», — думает он, подойдя к обочине и посмотрев вниз. Вода под мостом необычайно прозрачная, такая, что на её дне можно разглядеть мелкие камешки...

Холодный ветер воет, не давая Уолтеру сосредоточиться на своих мыслях.

Дождь усиливается, и Джека это бесит. Его рубашка промокла, да и джинсы тоже. Хочется поскорее убежать отсюда. Не чувствовать на себе эту противную влагу, закрадывающуюся под одежду, стекающую по бледному лицу, рукам...

Уолтер принимается разглядывать этот странный мост. Конструкция красного цвета. Хотя... Может, это бордовый? Кто знает.

Подняв голову вверх, Джек понимает, на каком именно мосту он находится. Такой громоздкий... Такой красный и величественный. Ну конечно же, Золотые ворота.

Неожиданно он чувствует на затылке горячее дыхание. Чья-то холодная рука дотрагивается до его шеи и заставляет развернуться на сто восемьдесят градусов.

— Келли? — но нет, это не Келли Кейт. Джек крайне удивлен тем, что видит — перед ним стоит промокшая до нитки темноволосая девушка. На её губах печальная ухмылка. Мокрые волосы прилипли к белой, как мрамор шее, а в глазах голубоватого оттенка еле заметная тоска и скорбь.

— Нет, Джек. На этот раз не Кейт. На этот раз я, — девушка отходит на шаг дальше от Джека и переминается с ноги на ногу. Видно, ей очень холодно, и мелкие мурашки покрывают все её тело.

Джек с явной заинтересованностью осматривает девушку с ног до головы... Почему её лицо так ему знакомо?

— Кто ты? — он хочет убрать со лба девушки прядь намокших волос, но та лишь вздрагивает и нервно переводит дыхание.

Он повторяет свой вопрос ещё раз.

А губ девушки касается едва заметная усмешка.

— Я Элиз Минсэйчер. Не узнаёшь?

Уолтер отшатывается. Элиз? Нет, она не может так выглядеть.

Его взгляд падает на изорванное кружевное платьице, белое, но посеревшее от дождя. А затем на босые ноги... По ним стекает вода... Она такая беспомощная и жалкая! Это не может быть Элизабет! Ну, не может.

— Ты босая?! — восклицает он, но девушка молчит.

Он не в силах оторвать от неё глаз. Сейчас, именно сейчас она так прекрасна...

Складок на её платье — хотя навряд ли это платье, просто ночнушка, наверное — становится всё больше. Дождь усиливается, а девушка дрожит всё сильнее. По её щеке скатывается капелька дождя... А может, это слеза?

Они стоят молча, как будто ждут чего-то.

Лицо девушки искажает гримаса боли... Брови сведены у переносицы. Она плачет, обхватив себя руками, а ноги дрожат то ли от холода, то ли от беспощадной тоски, которую можно прочитать по ее лицу.

Волосы развеваются на холодном ветру, который сдувает их то в одну сторону, то в другую.

Неожиданно девушка хватает Джека за руку и тащит куда-то.

Он идёт за ней, как завороженный.

— Куда мы... — хочет спросить он, но она будто не слышит, да и не собирается слушать.

Ветер хлещет обоих по лицам. С шага девушка переходит на бег.

Она ведет его по другую сторону моста.

Джек чувствует слабость в ногах и начинает отставать.

Девушка, поняв, что Уолтер не в силах так быстро идти, шепчет:

— Потерпи, ещё чуть-чуть.

И через некоторое время:

—Мы пришли, — она подводит Джека к перилам и начинает что-то искать, судорожно переведя сбившееся дыхание.

А Джек стоит как вкопанный и не может произнести не слова. Как немой...

Она осматривает перила со всех сторон, что-то ища. Затем её встревоженный взгляд останавливается на одном из столбов, поддерживающих мост. Или, как кажется Джеку, это вовсе не перила, а как будто одна большая сплошная арка посередине моста.

Элизабет дотрагивается до его плеча, как бы привлекая внимание, а тот, оторвав взгляд от этой громадной арки, вопросительно глядит на неё.

— Посмотри сюда, — говорит Элиз полушепотом.

Она нагибается, а затем и вовсе приседает на корточки. Джек делает то же.

Она грустно, но с едва заметной усмешкой глядит на Джека, закрывая какую-то надпись на перилах. Затем убирает руку.

Джек наклоняется ещё ниже, чтобы разглядеть надпись.

На красном металле мелкими буквами выцарапан незатейливый стишок.

«Золотые ворота, золотые ворота,

Где моя свобода?

Укажите путь туда,

К небу распростёртый».

Когда Джек отрывает взгляд от надписи, Элиз уже нет рядом. Её вообще нигде нет. Нигде.

Побродив вдоль дороги ещё немного, Джек снова возвращается к тому же месту, и обнаруживает с другой стороны перил другую, тоже еле заметную надпись, которая гласит:

«До свободы осталось 12 дней».

Он подходит к другому столбу и видит те же слова, только цифра не 12, а 17.

На следующем то же самое — только 34.

И на каждом своя цифра.

А на последнем... «До свободы остался день».

Внезапно Джек чувствует, что земля уходит из-под ног, в глазах у него темнеет... А затем — резкая вспышка света.

Вместо шума дождя Джек слышит что-то писклявое, тонкое, пронзающее... Будто ультразвук насквозь пробил его сознание. Это крик. Это отчаянный крик Майи, он наверняка это знает. Ведь её душераздирающий писк ни с чем не спутаешь.

Уолтер разлепляет глаза, пытается разглядеть человека, сидящего на полу возле его кровати. Это Майя, она сидит и скулит, как щенок...

— Джек! Чёрт... Ты мне руку порезал! — продолжает она вопить, держась за окровавленную руку.

Джек так ничего и не понял, но всё-таки нашел в себе силы привстать. Поднявшись с кровати, он бросил взгляд на Майю, которая всё также кривится и стонет возле разбитого стеклянного шкафа.

Осколки буквально везде. «Как это произошло?»

Видно, один из осколков угодил прямо в руку Майи.

Не в силах выдержать жалостные всхлипы своей младшей сестры, Джек опустился на колени рядом с ней.

— Да прекрати ты скулить... Дай взглянуть, — он изо всех сил старался говорить уверенно и спокойно, хотя это зрелище повергло его в шок.

Джек попытался разжать руку Майи, отчего та лишь вскрикнула и заныла ещё сильнее.

— Ну, в чём дело? — разгневанный отец вбежал в комнату и строго посмотрел на обоих.

— Уолтеры младшие! Вы дадите поспать? — вбежала следом миссис Уолтер.

Мать с отцом в изумлении смотрели на рыдающую дочь и на Джека, который выглядел очень растерянным, заспанным и взъерошенным.

— Майя, детка! Что случилось? Как ты так? — отец первым пришел в себя и попытался помочь дочери встать.

Миссис Уолтер всё ещё не могла прийти в себя после увиденного... Разбитое зеркало, осколки по всей комнате, плачущая дочь, которую мистер Уолтер уже повёл вниз, чтобы обработать кровоточащую рану.

Мать коротко спросила:

— Ты настолько ненавидишь Майю? — как будто ей и в голову не могло прийти, что Джек сделал это ненароком да и вообще во сне.

Джек собирался возразить, но мать лишь строго подняла на него серо-голубые глаза и бросила напоследок: «Позже поговорим».

Джек чувствовал такую безысходность, что готов был разбить ещё что-нибудь или же ударить кого-нибудь — никак не объяснить что вышло это спонтанно, случайно.

Он прошмыгнул в дверь как можно скорее, чтобы остаться незамеченным, и зашагал к автобусной остановке.

Что может помочь отвлечься от горького послевкусия этого кошмарного сна? Солнце печёт, и пот каплями стекает по лбу Джека, и на футболке остаются влажные пятна. Мозг Уолтера раз за разом пытается исполнить приказ своего уставшего хозяина — не думать об Элиз и о более чем странном сне, но ничего не выходит. Что-то непонятное вновь принуждает его лишь изредка отвлекаться на рев моторов позади него.

Уолтеру даже неизвестно, что хуже. Ехать на работу в душной маленькой машине отца или же спокойно сидеть и пялиться в окно автобуса, где не менее жарко и душно, а рядом сидят школьницы и обсуждают свои школьные дела настолько громко, что уши закладывает! Или какая-нибудь бабуля «совершенно случайно» толкнет Джека в бок своей тростью, как бы намекая, что нужно уступить место.

Сейчас Уолтер направляется прямиком в кабинет к Фоллеру. Ведь в этом дурацком письме написано: «Передай Фоллеру».

Так это замечательно! Часть ответственности будет и на Сэме! Теперь совесть будет мучить не только Джека, но и его коллегу.

Потому что те два письма, что Джек прочёл, произвели на него немалое впечатление. О многом нужно подумать и многое пересмотреть...

Но ведь так не хочется верить этим бредням влюбленной в него Элиз! К чему эта возня? Что ещё за принуждение со стороны её родителей? Они действительно настолько глупы, что думали об их возможной женитьбе с Элизабет?

Глупцы? Нет... Идиоты...

Даже недалекая Минсэйчер поняла, что он максимально холоден к ней и вовсе не питает никаких чувств...

Но, с другой стороны... В глубине души Уолтер был удивлен, что такая, как Элиз, может такое писать и, тем более, чувствовать так. А он-то думал, что девушка вовсе не замечает его попыток улизнуть во время нескладывающегося разговора...

Джек даже и подумать не мог, что всё настолько серьезно.

Она пыталась его полюбить? Пошла на такие жертвы ради него? О нет... Ради родителей, точно! Какой дурак бы так сделал?! Ах, да! Элизабет Минсэйчер бы так сделала...

Во сне она была такой беспомощной, будто нуждалась в помощи. Будто звала, намекала всем своим поведением на то, что ей нужна помощь... Что ей плохо и одиноко. Как банально! Но ведь сон был настолько реалистичным, что Джека до сих пор трясет при одном воспоминании об её лёгкой ночнушке...

Слёзы... Дождь... Что за чёрт?

Золотые ворота...

Какой бред несусветный!

Джек вспомнил ту странную волну обжигающего волнения... Такую лёгкую, но в то же время глубокую панику, которую он ощутил, притронувшись к перилам.

Такой сильный дождь был... Ветер. Она оставила его одного в этом ужасном, страшном, безлюдном месте. Убежала.

Таких чувств Уолтер ещё никогда не испытывал... Сейчас он даже и не замечает презрительные взгляды людей, что проходят мимо него, стоящего посреди коридора и пытающегося припомнить все подробности сна... Всё до мелочей.

Одежду, вкус дождя, скорость ветра... То, как развевались её волосы на ветру... Каждую зацепку.

— Порез не глубокий, но, кажется, шрам всё же останется... — обреченно вздохнул местный доктор.

— Шрам? Но как же! — завопила Майя, чуть ли не крича от досады и обиды...

— Детка, шрам — это даже модно...— попытался успокоить дочь встревоженный отец.

Мать только легко погладила расстроенную девушку по спине.

Она сейчас думала, как бы ей поскорее встретить сына с работы и хорошенько проучить наглеца за то, что удрал, как последний подлый трус, боящийся наказания за свою вину...

Он взрослый молодой человек! Что, в конце концов, за поведение? За что можно было так разозлиться на свою младшую сестру? Миссис Уолтер, конечно, знает, что Майя и Джек никогда не отличались особенным дружелюбием по отношению друг к другу, но это уже ни в какие рамки не входит!

А вот мистеру Уолтеру, сидящему за рулём машины, уже не терпится узнать, как всё это случилось. И, конечно, шанс разъяснить всё первой выпадает пострадавшей.

Миссис Уолтер сразу же принялась готовить обед, как только они приехали из травмпункта.

А мистер Уолтер, не медля ни минуты, принялся расспрашивать «бедную и напуганную» девушку, как всё это случилось.

Усевшись за стол первым, Уолтер взглядом предложил дочери сесть напротив него. Та поспешно опустилась на стул и приняла такой хмурый и страдальческий вид, что отец наклонился и поцеловал её в лоб, нежно гладя по раненной руке.

— Расскажи, как это всё произошло? — ласково глядя на дочь, спросил Уолтер.

— Этот мерзавец хорошенько получит! Это уже никуда не годится... — возмущенно, со злобой вскрикнула мать Майи.

Майя не знала, что ответить. Рассказывать о том, что брату приснился какой-то кошмар и поэтому он схватил медную статуэтку, бросив её в зеркало, было как-то неудобно и невыгодно. Ведь оба родителя так нежны к ней сейчас, а брата обвиняют. Этого она и хотела.

Тем более, что это было действительно больно и страшно! Не успела она зайти в комнату, как тысячи осколков разлетелись по комнате, и хорошо, что только один крупный угодил ей в руку. Этот звон разбивающегося стекла, ворочающегося на кровати брата она не забудет...

А она ведь жутко боится крови! И когда кусок зеркала попал в верхнюю часть её руки, девушка почувствовала такую боль, что готова была завыть. А когда ещё и увидела стекающие по коже одну за другой струйки темно-красной крови, тут она уже не могла удержаться от крика. Всё кричала, пока брат не проснулся, а капли всё кап-кап...

Всё это жуткое и чудовищное промелькнуло в ее сознании. Она задумалась, а вот что ответить родителям, так и не решила.

Соврать и выставить брата извергом? Или сказать правду, всё начистоту...

А главное, что такого могло присниться брату, что он даже предметами швыряется?

Мистер Уолтер заметил, что дочка о чем-то усиленно размышляет, и по её взгляду понял, что она не хочет ни о чём разговаривать.

Миссис Уолтер прекратила резать овощи и умоляюще посмотрела на мужа, как бы давая ему понять, что дочь лучше сейчас не трогать.

— Крошка, иди к себе, — подойдя к столу, почти шепотом проговорила она. — Я позову тебя обедать.

Майя уже давно забыла, о чём её минуты три назад спросил отец. Она полностью погрузилась в свои размышления...

Тогда, на лице бормочущего что-то брата был такой дикий ужас... Он даже вскрикнул, когда она вошла, а потом уже бросил статуэткой в зеркало...

— Занят? — с безразличным взглядом спросил Джек у Фоллера, светловолосого парня с наивными глазами, и добавил: — Тебе письмо от Элиза... — Уолтер запнулся, сам не осознавая, почему.

— От Элизабет Минсэйчер? Она нашлась? Нет-нет... Я сейчас свободен, садись. Я принесу кофе, — тот подорвался и, суетясь, направился к чайнику.

— Сэм... А можно просто воды? — устало и хрипло отозвался Уолтер.

Фоллер повернулся и, посмотрев на коллегу, сразу понял, в чем дело.

— Да... Сегодня плюс тридцать четыре градуса. Очень жарко... Сейчас принесу воды.

На столе Фоллера, как всегда, царил «творческий беспорядок», как говорила Элиз. А на самом-то деле это был обычный бардак! И никакой не творческий... Минсэйчер всех оправдывает, даже тех, кто этого недостоин.

Кабинет, в котором работает Фоллер, намного просторнее, чем у Джека. Множество стеллажей и ещё какой-то непонятной ерунды. Всякие фотографии и заметки, вырезанные из газет. И на что они ему?

Кабинет условно разделён на две части: одна предназначена для Сэма Фоллера, другая — для Джона Райтэ.

Ни с Джоном, ни с Сэмом дружеских отношений как таковых не было, да и вряд ли будут, ведь Сэм — полный идиот, влюблённый в каждую третью девушку... По крайней мере, так Джеку кажется.

Ну, а Джон вздумал за Келли Кейт ухаживать. И это не на шутку взбесило Джека, потому что он давно был влюблен в нее. Она порой казалась сущим ребенком, но в то же время была умна и горда.

Но... Сейчас что-то в сердце Джека изменилось кардинально. Он больше по вечерам не заглядывает в кабинет к Кейт, да и ужинать ее не приглашает...

Она стала его раздражать, впрочем, как и всё вокруг него. Всё стало таким другим и непонятным, чужим.

Всё вмиг обесценилось... Всё стало пустым.

В начале лета он ведь так отрывался с коллегами! Джека, конечно, нельзя назвать пьяницей, но иногда он здорово выпивал.

Сейчас же просто сил не остаётся на отдых или развлечения... Мысли постоянно мрачные и депрессивные.

Когда Джек хочет позвонить Келли и, по старой доброй привычке, позвать её прогуляться по парку, то в груди становится так тесно, и почему-то нет тех пламенных порывов влюбленности, как месяц назад... Всё поменялось и обесцветилось, испортилось...

Раньше Джек был уверен, что никому не уступит Кейт. Что готов на все ради неё...

Всё это испарилось и выветрилось за несколько последних недель, а сны, в которых появлялась Келли Кейт, окончательно отбили желание думать о ней и восхищаться ею как женщиной.

Столько непонятного и необъяснимого снилось Джеку последнее время...

— Джек... Джек, дружище... Ты вроде про письмо что-то говорил... Джек! — Фоллер усиленно махал рукой перед его лицом.

Джек вернулся в реальность, в душный кабинет, пытаясь отогнать все эти приставучие, гадкие мысли.

Если бы он знал, каким каменным и нездоровым казался Сэму Фоллеру его взгляд. Если бы знал...

— А... Да, так и есть, — тяжело вздохнул Джек, — держи.

Он достал из портфеля помятый конверт и вручил его Фоллеру.

Тот лишь очень странно посмотрел на Джека, но тот даже не заметил остро-внимательного взгляда.

— Просто прочти, так сказала... — он снова запнулся. Что за чёрт...

Фоллер всё ещё недоумевающе смотрел на Джека, ведь нервозность его движений была настолько заметна, что даже простодушный и не отличающийся особыми познаниями Сэм заметил это.

Уже с минуту Фоллер стоял и смотрел вслед Джеку и на так и не закрытую дверь.

Лёгкий ветерок — сквозняк.

Стакан воды так и стоит. Уолтер даже не притронулся к нему, лишь сунул в руки Сэма письмо и, подорвавшись, вылетел за дверь.

По коридору Джек шёл, словно только что встал с кровати, да ещё врезался в Джона Райтэ, уронив портфель. Райтэ бросил на упавший портфель брезгливый взгляд и бросил лишь: «Прости».

Майя недоверчиво смотрела на брата, пытаясь понять, розыгрыш это или всё серьезно.

— Прости меня, любимая сестрёнка, — шептал Джек, присев на корточки возле сестры. — Это тебе.

Он положил на кухонный стол бежевую косметичку и коробку любимых конфет Майи.

Бедная девушка не успела опомниться, как холодная рука брата принялась гладить её по больной руке. Майя чуть было не подавилась супом, который должна была съесть ещё в обед.

Зелёные глаза девушки распахнулись, а зрачки сузились.

Что с братом?

На кухню влетела недовольная мать, которая уже давно была готова растерзать сына за недавний инцидент, но увидев представшую ее глазам картину, смягчилась и, сложив руки на груди, поспешила удалиться, чтобы не мешать.

Джек ещё раз взглянул на сестру и почти спокойным, размеренным шагом направился к себе в комнату.

А Майя всё сидела и расширенными глазами таращилась на новую модную косметичку...

Потом вскочила и быстрым шагом направилась в свою комнату. Ей хотелось побыстрее воспользоваться подарком брата.

А Джек, валяясь на кровати, всё думал, что написано в письме, которое Элиз попросила передать Фоллеру.

Он смотрел в одну точку на потолке. Тем временем на телефоне осталось множество пропущенных звонков и сообщений от Сэма...

Кейт мучала совесть. Может, не стоило соглашаться идти в этот клуб? Да и поздно уже... А Райтэ всё ещё нет...

Она сидела за небольшим столиком и пристально вглядывалась в толпу танцующих.

Её почему-то не покидало чувство, будто Джек Уолтер где-то здесь, рядом, наблюдает за ней издали. И смотрит на неё обвиняющим и обиженным взглядом.

Последнее время их отношения зашли в тупик. И сейчас она пришла сюда, чтобы Джек начал ревновать. У нее был план заморочить голову Джону, создать видимость, что он ей симпатичен, и тем самым спровоцировать ревность Джека.

Но сколько бы девушка ни смотрела, никакого Джека там не было.

Зато черную кожаную куртку Райтэ можно было заметить где и когда угодно. Взъерошенные черные волосы, глубокие карие глаза... Он всегда уверен в себе, всегда знает, что ответить. Всегда добивается того, чего хочет.

Подойдя вплотную к Кейт, Джон оглядел её с головы до пят. На ней было бирюзовое обтягивающее платье, волосы распущены, одурманивающий фруктовый аромат духов.

«Джон такой резкий», — промелькнуло в голове Кейт. Этим он и отличается от Джека. Тот очень спокойный, медлительный. Да, он от рождения ветреный и впечатлительный. Возможно, поэтому Джон и Джек никогда не будут общаться и не станут друзьями. Коллеги по работе, и на этом всё. Они разные...

— Может, выпьем чего-нибудь? — хитро ухмыляясь, предложил Райтэ.

Девушка кокетливо опустила глаза и взмахнула светлыми волосами, что взволновало его ещё больше.

Раньше Кейт была холодна к нему, при встрече пыталась как-нибудь улизнуть — может, стеснялась. А сейчас такая раскрепощённая и открытая именно для него. Это бросалось в глаза.

Но Джону Райтэ давненько приходила в голову безумная идея: «А что, если сделать её своей?»

Он ни на секунду не сомневался в своих внешних данных, да и занудой его сложно было назвать.

У него в запасе было сколько угодно всяких «шуточек», которые заставляли девушек смущённо хлопать глазами, вот как Кейт сейчас.

Это только забавляло Райтэ, было ему приятно. Он любил вводить девчонок в заблуждение или же попросту пошло подшучивать.

Так хочется разложить всё по полкам в своих мозгах. Просто побыть одному... В комнате так душно и тесно, что Джек решил прогуляться по ночному городу.

Людей на улице совсем нет, воздух такой душный, как будто несвежий. Джек хотел просто вздохнуть и отогнать навязчивые и заставляющие копаться в себе мысли.

Всё слишком сложно, чтобы быть правдой. Хочется просто не верить в эту чепуху... Но вся суть в том, что Джек прекрасно понимал, что это далеко не чепуха.

Хмурое ночное небо ему говорило, что надо действовать. Об этом шептала скрипучая скамейка, на которую он только что присел. Деревья напевали замысловатую песенку... Всё пыталось что-то ему сказать.

И он слышит. На улице как никогда пусто, и только изредка проезжают запоздавшие машины... Все спешат по домам.

Джек сложил руки на коленях, облокотившись на спинку старой ржавой скамьи. Каштановые волосы трепал душный и горячий ветер.

Он снова сделал попытку вздохнуть полной грудью, но не смог...

Он с трудом вдохнул всю эту влагу, внутри всё будто обожгло, а он всё втягивал воздух в себя... Думал, это прекратит его страдания, и станет легче.

Только сейчас он понимает, как ей было неловко и больно тогда.

— Занят завтра? — широко улыбаясь, прошептала Элиз на ухо куда-то спешащему Джеку.

— А? Да, занят, очень занят, — он счастливо улыбнулся. — Мне пора, мы с Кейт идём ужинать в ресторан...— он собрал в портфель какие-то бумажки, навел порядок у себя в кабинете, а из глаз, казалось, вот-вот посыплются звездочки...

Тогда он думал, что Кейт — девушка его мечты. Джек буквально сох по ней. Ценил каждую секунду, проведённую рядом с ней.

— Ладно тогда, пока! — крикнула Элиз вылетевшему в дверь Джеку, достав из маленькой сумочки резинку, чтобы собрать волосы в конский хвост.

А он ведь обернулся тогда... Он видел слёзы на только что весёлых и озорных глазах. Элиз думала, что он ушёл, и маленькая слезинка капнула тогда на её блузку.

Он помнит... И понимал ведь, что закончится это плохо.

Осколки впивались в спину. Было очень холодно, потому что дождь не прекращался, и каждую секунду порывистый ветер бил по лицу всё сильнее.

Она была все такая же радостная. Лицо словно подсвечено изнутри солнечным теплом. Она как солнце.

Такая яркая… В темных глазах много-много светло-коричневых лучиков. А вместо тоненькой ночнушки — нежно-фиолетовое платье… Она снова промокнет!

Элиз посмотрела на него и уголки её губ приподнялись в ласковой улыбке, хоть глаза оставались печальными. Фиолетовое платье стало тёмно-синим…

Девушка счастливо прикрыла глаза и шёпотом выдохнула:

— Пахнет лавандой… — она раскинула руки в стороны и добавила ещё тише, так, что он едва смог расслышать: — Лавандовое лето…

Лучики из глаз куда-то исчезли — она всё дальше и дальше… Силуэт девушки блекнул. Отдалялся и блекнул! Джек хотел возразить, крикнуть, позвать её, удержать, но всё заволокло серой дымкой.

Он хотел сдвинуться с места, но не смог. Хотел закричать, но как будто лишился голоса. И ни

единого звука не было слышно. Живого звука… Как в изолированной комнате, как с заложенными ушами.

Мелкая лихорадочная дрожь пробрала… Начало трясти.

Он взглянул на свои руки — они дрожали.

— Джек! Проснись! Ты меня слышишь? — мать с силой трясла его, уже хотела отхлестать по щекам, но он широко распахнул глаза, испуганно уставившись на нее.

— Что… Прекрати меня трясти, — тихо попросил он, проведя пятерней по голове.

— Да ты весь дрожал! Как осиновый листок… И кричал на весь дом: «Постой! Постой! Не спеши!», — возразила миссис Уолтер, обеспокоенно глядя на сына. — Что тебе снилось?

Джек посмотрел в глаза матери и лишь отмахнулся:

— Бред какой-то… Не помню, — затем он поднялся с кровати и, шатаясь из стороны в сторону, направился в ванную комнату.

Женщина бросила на сына угрюмый взгляд и вышла из комнаты — надо было закончить уборку на кухне.

В голову невольно закрались неприятные мысли по поводу состояния Джека, ведь вчера ей всё же удалось добиться от дочки какого-никакого объяснения того, что произошло.

Дочь уклончиво объяснила, что, кажется, брату снился кошмар, а она... ну так, просто зашла в его комнату, и со своей «везучестью» — именно в тот момент, когда злосчастная вещь пробила стекло. На вопрос, что она забыла в комнате старшего брата, девушка так и не ответила, но миссис Уолтер и не стала допытываться.

Во всяком случае, мать решила внимательно понаблюдать за сыном, приметить какие-то изменения… Мало ли что могло приключиться. С такими кошмарами и убить можно!

Благо, что сегодня Джек уже ничем не швырялся, а только ёрзал и жалостливо просил кого-то остановиться и не уходить.

Теперь она будет сама будить сына на работу — будильником он никогда не пользовался, его всё время кто-нибудь будил. То мать, то сестра…

Но Майя, разумеется, и порога этой комнаты без надобности не переступит. По крайней мере, хотя бы месяц.

Сегодня у Джека долгожданный выходной… Он хотел было набрать номер Фоллера — пожирающее любопытство изнуряло и не давало покоя. Но странность!

На телефоне восемь пропущенных звонков и три сообщения…

— Вот чёрт… — зло прошипел он, пытаясь расчесать лохматые волосы. — С беззвучного забыл убрать.

Сообщение было более чем странным: «Джек, приходи на работу завтра».

— Что за чушь… Выходной же сегодня, — пробурчал он и, отложив телефон в сторону, с досадой принялся рассматривать синяки под глазами и сеточку мелких морщин. С каких это пор у него морщинки? Или они были и раньше, просто он их не замечал?

Натянув джинсы и растянутую белую майку, Уолтер спустился вниз с одной мыслью: «Хоть бы мама не заметила меня, а Майя не кидала дурацких взглядов в мою сторону, пока будет из горла пить газировку и шустро нарезать колбасу для бутербродов».

Скорее всего, после затяжного зноя будет сильный дождь. Так обычно бывает. Уолтер очень не любил дождь — ну просто ненавидел. Не то чтобы ему сильно нравилось жгучее солнце, но оно во всяком случае вызывало намного меньше раздражения, чем капли ледяного дождя. А ещё небо обычно серое, скучное в дождливые дни… Это тоже очень бесило.

Сейчас на улице по-прежнему было очень душно, и воздух был кислым, неприятным. Таким противным, что аж не хотелось делать очередной вдох.

Но мелкие капельки дождя уже прорвали серые облака и стремительно летели вниз, на жителей Вайс-стрит.

Солнечные лучи уже не пекли голову, наоборот, стало прохладно, так что даже уши замёрзли, и на белой майке дождь уже оставил первые следы…

Джек остановился и стал наблюдать за непоседливыми капельками. Они как будто танцевали — то в одну сторону летят, то в другую. Впервые он залюбовался дождём. Хотя Уолтер по-прежнему ненавидел прохладную морось. Всё равно раздражает. Всё равно хреново… Но в данный момент это завораживает и даже успокаивает.

Джек немного посидел на скамейке в парке и решил, что хватит с него любопытства. Оно раздавило все его усилия, направленные на то, чтобы не думать о своих странных снах и об ощущениях, которые оставались после них.

Хотелось просто освободиться, забыться…

Делать особо нечего, так что он может и съездить на работу, заглянуть к Сэму Фоллеру. Правда ведь, может? И как только эта мысль возникла, затрезвонил телефон.

Дождь потихоньку превратился в сильный ливень, поэтому, прежде чем ответить на звонок, Уолтеру пришлось для начала найти укрытие.

Небольшой магазинчик с ободранной дверью. Скорее даже, ларёк… Пожалуй, подойдёт.

— Уолтер, где тебя, носило? Сколько можно тебе звонить? — услышал он раздражённый голос Сэма. — Отвечай… Ну, издеваешься надо мной? Уолтер, к черту шутки… — уже более спокойно буркнул Фоллер, услышав на другом конце тихий смех коллеги.

— Чего тебе? На какую работу ты хотел меня отправить сегодня, у меня ведь выходной. Известно тебе? — Джек пытался смеяться негромко, дабы не привлечь ненужного внимания других покупателей, да и усталые взгляды продавщиц дружелюбностью не отличались.

Но Сэм всегда так забавно возмущался. И обычно, когда Фоллер возмущался и злился, остальные в офисе лишь смеялись.

— Джек, не по телефону… — сейчас голос коллеги действительно был серьезным и даже печальным.

— Давай обсудим это… Ну, скажем, в «ДориЛай», что у Нэвстривского сквера? — с трудом выговорил Сэм. — Далеко ты оттуда?

Джек посмотрел в грязное окно с пыльным подоконником и увидел, как нужный ему сейчас автобус уезжает с остановки.

— Чёрт побери… — вздохнул он устало. — Далековато, но я приеду. Жди тогда.

— Хорошо, время ещё есть, сейчас обеденный перерыв. У тебя сорок минут. Вертись как хочешь, но если мы не встретимся в этом кафе, то я нагло, без приглашения, заявлюсь к тебе домой… — Сэм всё ещё тараторил что-то, а Джек уже бежал к остановке, чтобы не пропустить ещё один автобус, который проезжал как раз мимо сквера, одновременно пытаясь не выронить телефон из мокрых рук.

Ливень прошёл, но заметно похолодало. Проведя пятерней по голове, Джек обнаружил, что волосы совсем мокрые, вода пробралась даже под майку, и стало жутко холодно и противно до чёртиков. Он весь дрожал.

Тёплое и уютное кафе. Простые девчонки-подростки, подрабатывающие официантками, сразу посмотрели в его сторону, и одна из них, схватив рулон салфеток, быстрым шагом направилась к нему.

— Нужны салфетки? — немного смущённо осведомилась рыженькая девчонка, протягивая салфетки. — Мы всем предлагаем… Так что берите, — добавила она.

Она так на него смотрела, будто, если он возьмёт у неё эти проклятые салфетки, то совершит подвиг.

— Спасибо… Как раз думал, где взять что-нибудь… Чтобы обтереться, — Джек выдавил улыбку и поспешил удалиться к свободному столику.

Девчонка лишь украдкой посмотрела на Джека ещё раз и куда-то ушла. И чего она на него так уставилась? Вот же...

Сэма пришлось ждать ещё добрых минут двадцать. Было очень неловко сидеть вот так и ничего не заказывать — кошелек-то дома остался. Официанты проходили мимо и озадаченно глядели на него, даже немного смущённо — неужто настолько это глупо? Сидеть и ничего не заказывать?

Фоллер, кажется, тоже зонтик дома забыл. Весь мокрый и возмущенный, направляется он к столику, за которым его с нетерпением ждёт Уолтер. Светлые волосы Сэма прилипли ко лбу, а мокрая рубашка, как всегда, была помята. Кажется, ему не приходило в голову, что рубашки можно погладить. Не-не, кажется, он ни разу о таком не думал.

К Фоллеру тоже подбежала девчонка в белоснежном переднике и протянула пару салфеток. Тот тепло улыбнулся и взял несколько, прошептав: «Премного благодарен».

Что за глупая манера — говорить, как лорд какой-нибудь.

— Так ты уже тут, — глупо улыбаясь, сказал Фоллер. — Я думал, что ты не поспеешь за мной.

— Успел, как видишь. Что-то срочное? — Джек закинул ногу за ногу и поудобнее откинулся на спинку диванчика.

Сэм только вздохнул, поправил волосы, падающие на вспотевший лоб, а затем достал из пакета то самое письмо, которое ещё вчера Джек сам сунул ему в руки и понёсся прочь из душного кабинета.

— Или это розыгрыш, или… — Сэм не договорил, а положил письмо на деревянный стол, накрытый цветной скатертью. — Сам прочитай.

Глаза Джека забегали, а ладони стали совсем мокрыми. Лоб заблестел, и на нем проступили мелкие капельки пота. Он разодрал конверт и принялся разворачивать красиво сложенную бумажку.

— Джек, скажи, она ведь тебе тоже писала письма? — Фоллер поставил локти на стол, сложил руки в замок и пристально посмотрел в глаза Джека. — Отвечай… — почти прошептал он.

Уолтер почувствовал что-то неладное, мурашки забегали по телу, а лицо стало ещё бледнее.

«Что-то стряслось, что-то произошло», — молнией пронеслось в сознании.

Про то, что Элиз присылала письма на его адрес, знают все, однако о том, что в них написано… Никто.

— Два письма. Мне приходило два письма, — как загипнотизированный, произнёс он, разглядывая бумагу.

— О чём она тебе писала? — обычно спокойный голос Сэма становился всё более раздражительным и нетерпеливым.

Джек молчал… Пересказывать содержание тех посланий совсем не хотелось, ведь то темное, то личное, о чём писала ему девушка, озвучивать было стыдно.

Уолтер лишь потупил взгляд и стал смотреть в одну точку, чувствуя себя как нашкодивший ребенок, которого отчитывают.

Руки Сэма как будто напряглись, а выражение лица стало таким гневным и нетерпеливым, что тот был сам на себя не похож.

— Рассказывай всё, Уолтер… Я это серьезно сейчас, — он рвано выдохнул. Однако напряжение как будто уменьшилось.

Джек был немало удивлён быстрой смене настроения коллеги. Минут десять назад он подмигивал официантке, а сейчас… Будто читает весь его страх на лице. Будто всё понимает.

— Это личное. Я не могу… — по спине Уолтера прошел холодок, когда Сэм бросил свирепый взгляд и стукнул рукой по столу. Брови сведены у переносицы, а ладони сжаты в кулаки.

— Личное?! Ты говоришь, что то, что она тебе писала — личное?! Прочти это письмо, идиот… Прочти его… — Сэм был вне себя от ярости. Были бы они одни в кафе, так он, наверное, уже задушил бы этого паршивца Джека.

Уолтер начал барабанить пальцами по столу.

— Читай, я тебе говорю! — Сэм указал на письмо. — Сегодня я заеду к тебе, ты возьмёшь те два письма, и поедем к родителям Элиз. Это понятно?

Джек ударил ногой по ножке стула и подскочил.

— Нет! Я не могу показать те письма! Это слишком… — он запнулся и снова сел на место.

Фоллер будто его не слышал. Смотрел куда-то в окно и шепотом матерился.

— Сегодня в полседьмого я приеду к тебе домой, — шептал он. — Ты возьмешь письма… И мы поедем к её родителям! Это ясно?! — последняя фраза была больше похожа на рык разъяренного зверя, нежели на человеческую речь.

Уолтер всё так же смотрел в одну точку, не поднимая головы. Ему было совестно и страшно…

Тем временем Фоллер схватил в руки пакет с портфелем и выскочил на улицу, громко хлопнув дверью. Девушек-официанток явно удивило поведение только что улыбающегося клиента.

«Надо торопиться. Нужно всё уладить…» — стучало в висках у Сэма.

Он ведь знал, что что-то тут нечисто…

Этот нездоровый и обеспокоенный взгляд Уолтера ещё вчера заставил его задуматься и переживать. Об Элиз уже все болтают. И молодые сотрудницы, и начальство, и даже та самая идиотка, что нагрубила Минсэйчер — не из-за чего-то, а просто так. Из-за плохого настроения!

Если бы она раньше рассказала, что какой-то влюбленный ублюдок её изнасиловал! Если бы раньше…

Если бы он знал, что её лучшая подруга Мэгги умерла ещё полтора года назад… Если бы заметил смены её настроения.

Она натягивала на себя счастливую улыбку. И, наверное, как только заходила в свою комнату, снимала маску мнимой радости и веселья…

Сегодня в половине седьмого он обязательно всё расскажет родителям Элиз. Они выяснят, где она, что задумала. Всё выяснят.

А пока нужно сообщить мистеру и миссис Минсэйчер, что нужно звонить в полицию и начинать розыск. Это слишком неожиданно…

Слишком быстро. Если бы этот недоумок Джек хоть что-нибудь рассказал ему раньше, времени было бы больше… А так…

Видно, она собирается прыгнуть с моста. Не оригинально…

Это даже хорошо. В запасе есть завтрашний день. А ещё сотрудникам полиции будет легче её там отыскать. Калифорнийский мост — известное место. И там дежурят… Просто нужно сообщить. Немедленно…

Джек бредёт к своему дому по знакомым дорожкам. Голова низко опущена, а руки ему деть некуда. Обычно он носит с собой рюкзак или портфель, а сейчас руки ничем не заняты, разве что в одной он держит письмо, и идти как-то непривычно и некомфортно.

Он поминутно сжимает пальцами письмо, чтобы убедиться, что не выронил его. Бумажный конверт стал совсем мятым и влажным. Воздух наполнен прохладной свежестью, как всегда после дождя.

— Джек, где ты был? — с недовольством в голосе спросила миссис Уолтер, рассматривая сына. — Ты обедал?

Тот лишь приоткрыл рот, чтобы что-то сказать в оправдание. Но в голову ничего так и не пришло, поэтому Джек угрюмо посмотрел на мать и попытался сменить тему.

— Я сегодня собираюсь к Минсэйчерам вместе с Фоллером. Надо что-то решать с этими... — он взглянул на чуть ли не скомканное письмо и устало вздохнул.

— Опять письмо? — на этот раз мистер Уолтер всё-таки оторвал взгляд от каких-то документов и добавил: — Дай-ка его мне.

Джек поперхнулся газировкой, которую взял в холодильнике.

— Зачем? — его волнение и беспокойство не ускользнуло от проницательного взгляда матери.

— Джек, что-то произошло? Ты стал плохо спать, — она сложила руки на груди и села на стул, сверля его взглядом.

Джек уже готов был взвыть. Стоило ли рассказывать им обо всём этом?.. Хотя всё равно бы узнали.

Дело было даже не в том, что письма личные, хотя отчасти его это тоже волновало. Он боялся осуждения. Может, родители ничего особенного ему не сказали бы по этому поводу, но Сэм... Он выглядел таким злым и замотанным... Будто знал что-то страшное, но всё же сомневался, правда ли это. Прямо как и сам Джек пару недель назад.

Ему ещё тогда всё показалось слишком странным или даже страшным. Именно поэтому он не хотел брать на себя ответственность. Всё, о чём она писала, не было шуткой. Она будто его к чему-то готовила. Предупреждала. Намекала...

Джек снова будто улетел в свой воображаемый мир, где была полная звукоизоляция.

— Джек, ты меня слушаешь? — не унималась мать, чуть повышая голос, чтобы сын обратил на неё внимание.

— Что? — Джек поднял полуопущенную голову и попытался сосредоточиться и ответить на вопросы родителей.

— Дай сюда это письмо, Джек, — повторил мистер Уолтер.

— Что... Что произошло? Зачем оно тебе? — Джек побледнел, а лоб снова заблестел из-за выступающего пота.

— Нам звонил мистер Минсэйчер. Он вернулся из командировки и просто в ярости от того, что его дочь непонятно где и с кем, — на одном дыхании произнёс отец. — А ещё позвонил Сэм и просто сказал сообщить в полицию. Объявлять в розыск, писать заявление. И всё тому подобное.

— Они просили те самые письма, которые Элиз тебе писала. Ты же их не выкинул? — с надеждой в голосе спросила мать. — Кажется, что-то произошло.

«Нужно просто сказать, что я выкинул эти чёртовы письма, и всё!» — подумал Джек. Но тут же вспомнил, что Сэм уже знает о них. Ведь он сам ему рассказал.

— Я... Мне нужно отдохнуть. Ведь мы сегодня с Сэмом поедем к ним домой... Я захвачу их с собой. И это тоже, — пытаясь говорить без дрожи в голосе пробубнил он.

Мать и отец переглянулись.

— Дай мне это письмо, — мистер Уолтер, прокашлявшись, привстал и протянул руку.

— Я ещё сам его не читал... Я прочту и дам его тебе, — бормотал Джек, но мистер Уолтер настаивал на своём.

— Не дури. Давай сюда это проклятое письмо и иди на все четыре стороны! — голос отца уже не был таким спокойным и безразличным. Он уже полностью отложил бумаги и целиком сосредоточился на сыне.

Мистер Минсэйчер сегодня разговаривал с ним таким тоном, что даже безразличному мистеру Уолтеру показалось, что ситуация более чем серьезна.

Джеку ничего не оставалось, как просто отдать письмо отцу, который чуть ли не выхватил его из рук.

Раз даже поведение отца изменилось, что уж говорить о взбудораженной семье Элиз.

Мысли в голове путались, и занять себя чем-то полезным было очень трудно. Давно уже Джек не играл на гитаре. Раньше много практиковался... Всё надеялся сыграть мелодию для Келли Кейт. А сейчас...

Почему-то больше не хочется посвящать ей песни. А раньше он даже пытался сочинять...

Джек с усилием встал со своего кресла-качалки и направился вниз, чтобы взять гитару. Последний раз он вроде там её оставил...

Может, это поможет отвлечься от горьких мыслей. Может, тогда он хоть на секунду перестанет размышлять об Элиз, о письмах, о поведении Сэма.

Аккорды Джек уже не помнил, но пальцы всё-таки по памяти воспроизвели так долго разучиваемую им песню. Мелодия именно по его настроению. Меланхоличная и грустная. Будто бы знал Алан Уолкер, что это случится с ним. Сам того не замечая, Джек подхватил ритм и вполголоса запел:

Where are you now

Was it all in my fantasy

Where are you now

Were you only imaginary

Where are you now

Он прикрыл глаза и негромко, почти неслышно, напевал как никогда подходящую к случаю песню.

Ему действительно хотелось знать, где сейчас Минсэйчер, что делает. Всё ли с ней в порядке.

Почему же всё так? Это не было розыгрышем, и Элиз не вернулась... Её по-прежнему нет. Родные беспокоятся и, видно, Кейт тоже... Да и он.

"Где ты сейчас? Может, всё это лишь мои фантазии?"

* * *

— В общем, идём мы с Кейт с дня рождения Пола, и тут к нам подходит какой-то странно одетый и, кажется, подвыпивший тип. Мол... — Элиз весело рассказывала что-то Джеку, и тот вроде её внимательно слушал.

— Да! Потом он пригласил нас к себе домой поужинать... В три часа ночи! Можешь себе представить? — уже вовсю смеясь, пыталась договорить Кейт.

— Он же тебя не тронул? Кейт, это не дело. Тебе нужен телохранитель, — воскликнул Джек, широко улыбаясь и ударив себя кулаком в грудь.

— Нужен. Только где ж его взять? — кокетливо рассмеялась девушка.

— Я буду твоим телохранителем... Тебе нельзя ночью одной гулять по темным улицам! Бабайка утащит!

— Так вот... А потом, когда мы отказались, он вызвался нас провожать до Лотфил-стрит, но мы... — Элиз заметила, что ни подруга, ни Джек её уже не слушают, а лишь играют банальную романтичную сценку: Кейт стеснительно хлопает глазками, а Джек отпускает глупые шутки про телохранителей...

И ей снова нет здесь места. Снова она лишняя. Опять...

* * *

Воспоминания нахлынули на Джека. Ему почему-то захотелось немедленно взглянуть в глаза Элиз. Нужно было убедиться, что с ней всё в порядке. Что ничего не случилось. Захотелось доказать, что он теперь знает и понимает её намного лучше... Теперь для него Элиз не развесёлая девчонка, над которой он насмехался в компании приятелей по работе.

В гостиной послышался чей-то шепот и скрип входной двери, прервавший размышления Джека. Придется оставить воспоминания на потом. Он отложил гитару и направился встречать Фоллера. Ведь уже шесть вечера.

— Проходи, проходи, Сэм, — настойчиво предлагала миссис Уолтер.

— Нет, спасибо... Скажите Джеку, что я его жду, нам пора ехать, — заявил Сэм.

— Проходи, Сэм! Расскажешь, что там у Минсэйчеров стряслось, — силясь улыбнуться, беззаботным тоном произнесла мать.

Пока Фоллер всячески отнекивался от предложения зайти и выпить по чашке чая, Джек взбежал по лестнице на второй этаж, чтобы взять в комнате два письма, мастерку и зонт — вдруг опять дождь пойдет.

Сэм, как оказалось, приехал на своей машине. Не говоря ни слова, парни уселись и так же, без единого звука, добрались до места назначения.

Один внимательно следил за дорогой, другой же делал вид, что увидел снаружи что-то занимательное, и смотрел в окно.

Уже возле калитки Сэма и Джека встретил мистер Минсэйчер. Было видно, что он не успел ни переодеться, ни принять душ после приезда из командировки.

Его карие глаза смотрели на парней с плохо скрытым раздражением. Небритое лицо, мятая несвежая рубашка, руки сложены на груди.

Когда Джек увидел мистера Минсэйчера, его снова охватила паника, и гнетущие мысли опять начали сверлить мозг. Ему хотелось поскорее разобраться со всем и освободиться от давящей тяжести.

Мистер Минсэйчер, видно, уже давно ждал молодых людей. Сначала он подал руку Сэму:

— Здравствуйте, — кивнул Сэм.

Тут серьёзный взгляд Минсэйчера упал на Джека.

— Вы Джек Уолтер? — хриплым басом спросил он.

Джек закивал, как китайский болванчик, в подтверждение.

Секунд пять мужчина оценивающе смотрел на Уолтера, совсем не обращая внимания на что-то бормочущего Фоллера.

Наконец он перестал смущать Джека строгим взглядом и рукой указал на входную дверь:

— Заходите, — он дождался, пока оба гостя зайдут в дом, и закрыл дверь.

— Будете чай? — беззаботно улыбаясь, предложила миссис Минсэйчер, когда все трое уже сидели в столовой. Джеку было неприятно поведение этой женщины. Сейчас она казалась ему ещё глупее, чем раньше. Она выглядит такой радостной, как будто они просто пришли в гости, а не для того, чтобы обсудить исчезновение ее дочери.

Да и за эти недели, пока её муж был в командировке, она не сделала ровным счётом ничего для того, чтобы найти Элиз, если, конечно, не считать её каждодневных раздражающих звонков. Разумный человек здесь, разумеется, мистер Минсэйчер.

— Нет, спасибо, — буркнул он за всех и вздохнул. — Присядь, Дори.

Женщина послушно села, оглядывая всех с глупой улыбкой.

Сэм выжидающе посмотрел на Джека. Тот понял намёк и положил на стол два письма, которые достал из широкого кармана мастерки.

— Что это, Том? — с детским любопытством в глазах спросила Дори у мужа. Но тот, не обращая на нее внимания, подвинул письма к себе и, разодрав первый попавшийся конверт, принялся читать.

Мистер Минсэйчер, не отрываясь от чтения, спросил:

— Это все письма?

— Нет, сэр, есть ещё одно, — ответил Сэм.

— Где оно? — мужчина отложил в сторону помятое письмо и взял другое.

Сэм снова посмотрел на растерявшегося Джека.

— Мой отец взял его почитать, — еле слышно пробормотал тот.

— Как давно Элиз не появлялась на работе? — чем дальше Минсэйчер читал, тем угрюмее становилось его лицо.

— Около двух с половиной недель, — отирая пот со лба, ответил Сэм.

Минсэйчер отложил в сторону и второе письмо, глубоко вздохнул и посмотрел на жену, которая всё это время не отрывала от него взгляда.

— Иди, завари гостям чай, Дори... — женщина словно просветлела после этих слов и, вскочив со стула, направилась в кухню.

Во взгляде ее мужа явно видна была усталость, руки, словно обессилев, опустились на колени. Оглядев обоих парней, он строго произнёс:

— Что написано в третьем письме? Нужно её отыскать... Совсем ничего не понимаю.

— Третье письмо предназначалось мне, — шепнул Сэм, — а два первых, как вы поняли, Джеку...

— Да, я это прекрасно понял! — раздражённо воскликнул Том Минсэйчер. — Что написано было в третьем письме?

— С ней обязательно нужно поговорить... Она писала мне очень странные вещи, и... — невпопад подал голос Джек.

— Ты понимаешь, что для того, чтобы с ней поговорить о чем-то, её нужно найти? — сердито глядя на него, ответил Том. — О чём было написано в третьем письме? Вы мне ответите наконец? — агрессивно массируя руками виски, завопил он.

Нервно теребя рубашку, Сэм попытался ответить спокойно, так как у Джека это точно бы сейчас не получилось.

— Она... Очень тоскует по своей подруге Мэгги, — пытаясь не сорваться, начал Фоллер. — Пол Скотт беспокоил её, и... — Сэм выдохнул, прикрыв глаза, чтобы не было видно выступивших слёз.

— Пол Скотт — её кузен. Сын моего брата, — недоуменно возразил Том.

— В каждом письме была надпись: «До свободы осталось...» — сказал Джек.

— Это как-то связано с Полом? — осведомился мистер Минсэйчер.

Джек виновато поднял глаза на Сэма, который, кажется, готов был убить его за то, что он его перебил, но тут же подхватил:

— В конце третьего письма Элиз написала, что поедет к «Золотым воротам»... Если подумать, то...

— Ты думаешь, что она хочет прыгнуть? — в недоумении воскликнул Уолтер.

Мистер Минсэйчер сразу насторожился и возразил:

— Элиз не так глупа, чтобы решать свои проблемы уходом из жизни. Абсурд... — Том пытался говорить спокойно и негромко, чтобы не показывать внутреннего волнения, которое пожирало здравый рассудок. Он хотел спрятать нервозность, заставлявшую его лихорадочно дергать ногой под столом. Он явно не хотел, чтобы остальные видели его состояние...

— Это я виноват... — тихо и без предисловий прошептал Джек, роняя голову на руки.

— Не глупи, Джек. Ты далеко не всё знаешь. Просто поверь... — попался успокоить его Сэм, положив ему руку на плечо.

— Не смеши меня, парень, умоляю... По твоему, из-за того, что Дори прочила тебя ей в женихи, и что ты к ней был равнодушен, она так поступит? — Том испустил нервный смешок, который перешёл в истерический, хоть и негромкий, смех.

— Это не всё... Её лучшая подруга... умерла и... — Сэм не мог сказать правды сейчас. Просто не мог.

Он мог лично задушить эту скотину — Пола Скотта, но сказать отцу Элиз правду... не мог... Сейчас нужно ехать к мосту. А всё остальное — потом.

— Что бы там ни случилось, и что бы она там ни вздумала сделать, она объявлена в розыск... Её ищут...

— Фото у них есть. Её найдут, и мы с ней обо всём поговорим тогда. И о подруге и обо всем... — смотря в одну точку, на одном дыхании выпалил Минсэйчер.

С плеч Джека как будто камень упал. Теперь эта ноша, эта тяжесть вины была не только его. Теперь и мистер Минсэйчер её чувствовал, и миссис...

Он не один за нее переживает. И Сэм тоже. Теперь он не одинок...

— Нужно туда ехать... — нарушил двухминутную тишину Сэм.

— Куда? — сидя в одной позе и нервно дёргая ногой, спросил Том.

— К Золотым воротам... Надо срочно туда, — немного успокоившись, поддержал Сэма Джек.

— Одно только хорошо: на мосту дежурят волонтёры-добровольцы. Да и полицейские тоже, — подумав, добавил Фоллер.

— Выезжаем сейчас же, но для начала — в полицейский участок, в который я звонил, — не моргая, перевел на парней стеклянный взгляд Том.

Сэм и Джек переглянулись и почти синхронно кивнули в знак согласия.

Джек и Сэм понимали, что можно ведь подождать и до утра, а не ехать на ночь глядя. Тем более, что путь не близкий. Но ситуация была серьезная, да и переубедить Тома тоже не получилось бы.

Сэм подвез Джека до дома, чтобы тот предупредил родителей об отъезде, собрал некоторые вещи и забрал третье письмо. Вдруг пригодится, ведь всякое может случиться.

— Джек! — окликнул его Сэм, когда тот вышел из машины и уже почти переступил порог дома. — Не забудь забрать письмо у своего отца.

— Да, я помню. Не беспокойся об этом... — голос Джека всё ещё немного подрагивал. Может, потому что наконец-то своё горе и то, о чём трудно думать и беспокоиться одному, он смог разделить хоть с кем-то. Пусть даже и не с друзьями.

Отец, видно, уехал куда-то по работе, а мать готовила ужин. Хотя, может, и нет... Сейчас сложно на чем-то заострить свое внимание, ведь голова забита совершенно другими вещами.

— Джек! — позвала миссис Уолтер. — Будешь есть? Почему так долго? — донимала она его вопросами. С некоторых пор мать заметила, что аппетит сына стал куда хуже, да и предпочтения поменялись.

— Мама, сегодня ночевать не буду. Нужна помощь Тому Минсэйчеру... — Джек попытался посвятить мать в происходящее максимально быстро и без лишних подробностей.

— Так, сядь для начала, положи себе еды, а потом поговорим, — не обращая внимания на спешку сына, предложила она.

— Я же говорю... Очень спешу, мама, — сказал Джек, осушив стакан воды.

— Куда вы собрались? Это как-то связано с Элиз? Ну и драма! Конечно, давай! На ночь глядя ещё поедешь... Зачем? Куда? — возмущенно восклицала женщина, удерживая сына за плечо.

Он только глубоко вздохнул и устало сжал голову руками, отставив стакан в сторону.

— Да... Элиз сейчас нужна наша помощь, — Джек крепко схватил мастерку и добавил: — Моя помощь.

— У Майи выпускной, между прочим, сегодня, — так не вовремя вспомнила мать.

— Поздравляю её от всего сердца... Где письмо? — перебил Джек.

— Какое? То, что ты отдал отцу? Он куда-то поехал с ним, — вытирая посуду, ответила мать.

— Чёрт побери! Чёрт... — выругался Уолтер. — Он скоро вернётся? Оно сейчас мне нужно, — ещё более раздраженно сказал он.

— Да... Думаю, скоро, — женщина подняла глаза на сына и попросила: — Объясни мне, что произошло?

— Нет времени... Его просто нет. Меня снаружи ждёт Сэм. Как буду в Калифорнии — перезвоню, обещаю, — заверил он мать, на что та лишь вздохнула и что-то прошептала.

— Пока... Береги себя, Джек, — она подошла и обняла сына за плечи.

Фейерверк цветов... В центре Калифорнии слишком многолюдно и шумно: с одной стороны группа подростков — ржут как ненормальные, с другой любовные парочки, с третьей ещё что-то важное у кого-то происходит. Город огромный и разноцветный, ведь сейчас вечер — начинается самое движение, и если ты случайно оказался в центре города, то можно смело назвать это место пеклом.

Сэм уже пятьсот раз проклял третье письмо, которое им было нужно...

— Говорю, отца дома не было... Как мне, по-твоему, его надо было забрать? — возмущался Джек на упрёки Фоллера.

— Не вини его, Сэм, — подал голос обычно молчаливый Том, — не смог забрать, значит не смог, — мужчина повернул голову вправо.

Далее они шли молча, и каждый думал о своём.

Сэм ломал голову над тем, как высказать Тому ужасные догадки по поводу его дочери и этого паршивца Скотта. Его угнетало то, что ублюдок этот был её двоюродным братом. Элиз буквально вскользь упомянула о том, как Скотт надругался над ней, но этого оказалось достаточно для бурного воображения Сэма. Ещё больше его волновал сам факт — почему Элиз именно ему написала это письмо? Ему и Уолтеру.

Джек чувствовал сильную усталость и вялость. Ехали они достаточно долго, да и поесть он не успел. Жутко хотелось спать, и шел он на ватных ногах.

Мысли же были самыми разными. «До свободы осталось...» — странная фраза. Он думал о своих снах, и его немало удивило, когда Сэм сказал про мост Золотые ворота, ведь ему это снилось во сне. А ещё он думал: «Где этот чёртов полицейский участок, к которому нам надо подойти?»

Том Минсэйчер позвонил в полицейский участок, оповестив о пропаже дочери, и по интернету подал заявление на розыск. У него потребовали фотографию — он её предоставил, затем попросили явиться в участок, ведь нужно разобраться во всем поподробнее.

Том не понимал, как такое могло случиться. Его Элиз всегда была веселой и радостной — не замечал он за ней ничего странного, ничего вызывающего подозрения.

Том часто пропадал на работе, потому что Дори сидела дома. Том решил, что так будет лучше, ведь на дочь деньги тратить уже не нужно — она сама себя обеспечивала, работала. А на двоих с женой им вполне хватало того, что он зарабатывал.

Единственное, что беспокоило — он и Элиз стали очень мало общаться. Он в постоянных разъездах, а Дори...

Глупая женщина, однако очень послушная. Никогда не перечит и не возмущается, но ума у неё недостаёт, поэтому вряд ли она бы заметила что-то странное. Вся её жизнь — это уборка, готовка, болтовня с соседками.

Видимо, когда Элиз подросла, женщине стало совсем скучно, ведь дочь съехала на свою квартиру, муж работает, и в доме стало ещё тише.

Хотя Элиз достаточно часто их посещала — почти каждую неделю заезжала поговорить, рассказать, чем занимается, как живёт.

Как Том понял из письма, жена хорошенько так капала на мозги дочери, раз та даже сбежала.

Он не мог сполна понять ситуацию, но ему этого хотелось. Том почувствовал, что отношения с дочерью охладели, да и внимания он ей уделял мало. Работа дальнобойщика забирает много сил и времени.

Общались они на уровне «привет-как дела-пока». Получится ли что-то изменить, когда они её найдут?

Когда парни сказали, что она хочет свести счёты с жизнью, Том, хоть и взволновался, но не поверил. Он просто не мог разрешить себе верить в такое — что за бред?

Элиз не голодает, не болеет чем-то страшным и неизлечимым... Что могло её сподвигнуть на такой шаг?

Письма он читал вскользь, как бы между строк, и мало что удалось по-настоящему понять. Он просто хотел скорее выехать из дома, чтобы дать полицейским больше данных.

Всё, что он понял — Дори достала Элиз постоянными разговорами о замужестве. Джека в женихи ей прочила... Это же его глупая Дори, что можно было ожидать от скучающей одинокой женщины?

— Лимберия... — вдруг воскликнул Том, глядя на табличку, прикрепленную к дереву. — Лимберийский парк... Здесь рядом полицейский участок, — было видно, что Том тоже измотан и был бы не против присесть и отдохнуть.

После Том велел идти сто метров вправо, так было указано у него в карте на телефоне, а затем влево четыреста метров.

— Что-то я не вижу участка... — буркнул Сэм, почесывая место, куда его укусил комар.

— Где-то близко, я уверен, — заявил Том. — Можно спросить у местных, а то заблудимся во дворах.

Минут десять они ожидали подходящего человека, чтобы спросить, где же участок, в конце концов.

На глаза Сэму попалась вполне себе приличная, нормально одетая женщина лет сорока. Она, видно, шла из магазина, потому что несла в руках тяжёлые сумки.

Сэм, встав со скамейки, пошёл ей навстречу. Том лишь вздохнул с облегчением — самому сейчас у кого-то что-то спрашивать совсем не хотелось. Руки опускались, а голова гудела, словно по ней били кувалдой или молотом. Джек тоже остался на удивление непоколебимым и спокойным.

— Извините, может, вам помочь с сумками? — преградив путь невысокой женщине, спросил Сэм.

— Нет, что вы... Спасибо, я справлюсь, — удивленно, но вежливо ответила она.

— Ладно... — Сэм замялся. — Тут, кажется, поблизости где-то полицейский участок, да? — как можно безразличнее спросил Фоллер.

— Да... Совсем близко, — кивнула женщина, — вот туда повернуть и пройти минут пять. И будете на месте, — закончила она, всё ещё размахивая рукой в воздухе, показывая дорогу.

— Спасибо вам большое! — искренне улыбнулся парень. — Может, всё-таки помочь?

— Нет-нет... — запротестовала женщина. — Мне тут совсем близко.

Сэм ещё раз искренне поблагодарил женщину и направился обратно к скамейке.

— Я понял, как туда дойти. Тут совсем близко, — заверил он, накидывая на плечи куртку.

Том и Джек поднялись и без слов пошли за ним.

* * *

— Обождите тут, сейчас полицейских позову, — сказала уборщица — старушка в синем халате с ведром в руке. — Только вам туда нельзя без полицейских... Обождите только тут, а я их позову.

— Уже поздно... — заметил Джек. — Думаете, сейчас следователь нас встретит или только дежурный персонал? — спросил он с надеждой.

— Нет... В любом случае, кто-то из тех, кому я звонил, должны быть здесь, — заверил Том.

— И те, и те будут... — добавил Сэм.

Прошло около десяти минут, и возле вахты очутился седой мужчина лет пятидесяти, в помятой рубашке и с бейджиком.

— Здравствуйте, — сонным голосом пробормотал он. — Что вам угодно?

Том встал на ноги и, подойдя поближе, заявил:

— У нас срочное дело... Сегодня я подавал заявление в розыск, а сейчас приехал дать больше сведений, чтобы розыск был продуктивным, — строгий и грубый голос Тома прорывал сонную пелену, что окутывала помещение.

Неопрятный мужчина косо посмотрел на двух парней, сидящих на кушетке позади Тома, и понял, что отвертеться не получится.

— Хорошо... Идите за мной, я проверю, есть ли вы в базе данных, — процедил дежурный. Видно, он был очень недоволен тем, что какие-то люди с улицы прервали его отдых, а точнее, трапезу.

Мужчина зашёл в просторный кабинет и сел за компьютер, затем начал набирать что-то на клавиатуре и кликать мышкой.

— Говорите, сегодня подавали заявление? По интернету, что ли? — ухмыльнулся он, повернув голову в сторону Тома.

— Да, сегодня, — почесав затылок, ответил Том.

— Хорошо... Хорошо! В какое время? — с тем же противным выражением лица задал вопрос дежурный, который явно не хотел заниматься всей этой «ерундой».

Тому было сложно вспомнить точное время отправки, поэтому он призадумался, не зная, что ответить.

— После обеда, — наконец сказал он, — примерно часа в три...

Дежурный что-то непонятно прохрипел, периодически кликая мышкой и что-то набирая на клавиатуре.

— Вот это заявление? Смотрите фото, — дежурный отодвинулся от компьютера, подпуская Тома.

— Да... Это оно... Его рассмотрели? — громко спросил Том.

— Может, рассмотрели, а может, и нет, — пофигистическим тоном проговорил дежурный. — В любом случае, сейчас поздно. Приходите завтра... — неприятно морща нос, похожий на картошку, добавил он.

— Но нам нужно срочно! Не могли бы вы... — схватив себя за волосы, чуть ли не взвыл Том.

Джек был взволнован не меньше, но понимал, что вся эта система «великих сыщиков», давно прогнила, поэтому лучше быть повежливее. Так хоть какой-то прок будет.

— Хорошо, сэр. Мы тогда завтра приедем? Можно, я оставлю свой номер телефона? Если что-то будет известно о девушке, которую необходимо найти, вы... нам позвоните? — Джек пытался говорить спокойно и вежливо, но держать себя в руках оказалось очень сложно.

— Конечно... Конечно! Как иначе, друзья? — бодрым, но в тоже время язвительным тоном ответил дежурный.

Сэм похлопал Тома по плечу, давая понять, что он не один. Что они все волнуются и очень устали.

* * *

— Где мы ночевать будем? — немного успокоившись, спросил Том, когда они шли по какой-то улице.

— Об этом мы как-то не подумали... — заметил Сэм. — Я и поесть не против.

— Деньги у меня есть. А спать можем в машине, сейчас лето — не холодно.

— Знаю здесь неплохое кафе, — хрипло пробасил Том, раскурив сигарету.

В голове Джека крутилась одна странная мысль... Он не мог понять, почему.

«До свободы осталось...»

Он как будто хотел что-то вспомнить, но не мог. Уставший, воспалённый мозг не мог нормально выдавать информацию.

Джек чувствовал, что очень слаб, ведь кошмары и странные видения по ночам его так и не покинули.

Он часто просыпался посреди ночи, весь потный и напуганный. И когда подскакивал, распахивая глаза, слышал свой сдавленный крик.

Он понимал, что эта фраза что-то значит... Может, что-то из психологии? Кто знает Элиз очень хорошо? Кто смог бы пояснить?

Сумасшедшая идея — позвонить Кейт.

Нет... Этого делать он не будет.

Нет. Определённо нет!

Девушка вряд ли поможет, а только будет сыпать соль на рану, расспрашивая о своей «подруге».

* * *

Ночной город всегда казался Джеку чем-то таинственным, особенно, когда улицы были пусты, и машины не разъезжали по дорогам, а усталые или же наоборот — веселые прохожие не брели по дорожкам и тротуарам.

Когда он был маленьким, всегда хотел застать момент появления на небе первой звёзды. Но так и не получилось — ведь сколько бы раз малыш Джек ни поднимал лицо к небу, результат был неизменным: либо на небосводе ещё не было ни одной, даже крохотной звёздочки, либо их была уже целая куча — разбросанных по небу.

Сейчас они идут, и слышно только, как подошвы обуви то опускаются на тротуар, то отрываются от него.

Такое странное чувство в душе Джека возникало лишь однажды — кажется, что катаешься на карусели, и в животе что-то приятное и щекочущее — волнение, смешанное с трепетом и с жаждой приключений.

Хотя сейчас оно возникло явно не из-за желания каких-либо приключений. Страх играл с ним, щекотал его, позволяя на несколько секунд подумать, что не всё так паршиво, как кажется, но затем снова накатывал, заставляя все внутри сжиматься. А когда такое происходило — всё остальное уходило на второй план и смешивалось в неразборчивый сгусток.

Всё сейчас, как будто в стиле ретро.

Ничего не понятно...

Думать о чем-то другом страх просто не оставлял шанса. Он руководил, управлял словами и действиями, мимикой и жестами.

И каждый раз, когда Джек пытался вспомнить те времена, когда они с Кейт чувствовали себя такими окрылёнными и счастливыми, невидимые оковы снова сжимали грудь, не позволяя вздохнуть.

Она не так красива и умна, а лишь кокетлива и довольно симпатична.

Том и Сэм что-то обсуждают, но Джек и не пытается вникнуть в суть их разговора, а лишь кивает головой, со всем соглашаясь.

Глубокие карие глаза не дают сосредоточиться, а неаккуратные складки на мокрой ночнушке не позволяют оторвать взгляд и подумать о том, что заказать из еды, например...

Фиолетовое платье, медленно намокающее под крупными каплями дождя... Красивое и главное — такое родное лицо смотрит на него.

А потом силуэт резко начинает тускнеть. Девушка, словно мираж, отдаляется и меркнет, её будто подхватывает ветер. И вот она исчезает, будто ее и не было...

Мираж тает, как и всё остальное, когда Джек вспоминает детали таких ясных и невероятно правдоподобных снов.

Спать в небольшой машине Тома было, откровенно говоря, не очень удобно. Всё тело ломило, да из них троих никто и глаз этой ночью не сомкнул.

То Сэм шумно переворачивался на другой бок, то Том о чем-то рассуждал вслух. Заснуть в такой обстановке было сложно.

Но даже если бы в машине было тихо, всё равно никто бы не спал. Все трое лишь притворялись, закрывали глаза, но заснуть так и не получалось.

Хотя под утро Джеку всё-таки удалось вздремнуть, но совсем недолго, ведь в восемь часов кто-то позвонил Тому, и тот отвечал на заданные вопросы: «Да. Да, Хорошо!» возмущенным тоном.

Снова раскаленное солнце поднялось над землёй, и машина сильно нагрелась, поэтому Джек, как только понял, что поспать ему не удастся, решил поскорее покинуть эту парилку.

Том вышел покурить и вытрясти коврик. Его движения были нервными, неточными, казалось, у него жар, но в то же время кожа покрылась мурашками. Этот бедный коврик Том тряс с такой силой, что даже Сэм очухался от странного шума и тоже последовал примеру Джека.

— Что он делает? — протирая глаза руками, спросил Сэм.

— Снимает стресс, — коротко ответил Джек.

Никто из парней не решался подойти к Тому и спросить, в чём, собственно, дело?

Но долго ответа на этот вопрос ждать не пришлось, потому что как только Том увидел, что оба парня уже проснулись, он быстрыми шагами направился прямо к ним.

— Собирайтесь, — прикрикнул Том, выпучив глаза. — Времени совсем нет, слышите меня?

Парни, разумеется, понятия не имели, что Тому позвонил тот самый следователь, которого они вчера как раз и не застали в отделении полиции.

— Что произошло? — испуганно глядя на копошащегося в бардачке Тома, воскликнул Джек.

— Заявление рассмотрели, и тех данных, что я дал, оказалось достаточно... — Том достал влажную салфетку и отёр пот с лица, ведь умыться было негде.

По вздутым венкам на его шее было предельно ясно, что что-то случилось.

Голова просто гудела, выспаться не удалось. Джеку хотелось снова провалиться в сон, потому что таким вялым он себя еще никогда не чувствовал.

К тому же хотелось есть, ведь вчера из заказанной в ресторане еды Джек ничего не съел.

Жара не давала сосредоточиться на происходящем, мозги просто плавились. Хотелось чем-нибудь смочить горло, но никаких намёков на то, что они зайдут в магазин, не было.

Том шёл быстро и прерывисто дышал, держа в руке какую-то папку. Он немного сбавил скорость, когда увидел, что парни отстают, затем гневно посмотрел на обоих.

Сэм не выдержал такого напряжения, тем более, он ровным счётом ничего не понял. Куда они идут? Что вообще могло случиться, пока он дремал?

— Что случилось? Ты можешь объяснить, Том?! — ещё издалека начал орать Сэм. — Остановись и объясни, куда мы так торопимся... — завопил он, отмахиваясь от Джека, который пытался его успокоить.

Том остановился и, круто развернувшись, быстро дошел до недоумевающих парней.

— Мы идём за разрешением в тот участок, в котором мы были вчера, чтобы... — Том глубоко вздохнул, попытавшись восстановить сбитое дыхание, затем продолжил: — За разрешением на опознание, — закончил он, держась за бок. Видно, ему и самому было тяжело так быстро идти.

— Какое познание? — раздражённо переспросил Сэм.

— Опознание, — поправил приятеля Джек.

На лице у Джека было четко написано, что он безумно боится всего этого. Боится, что всё закончится плохо, ведь слово «опознание» в ситуации, которая сложилась у них, означает только «опознание трупа»

Он перестал чувствовать, как сильно печёт голову безжалостное солнце, и как на майке появляются пятна пота.

Пот был холодным, и стекал маленькими струйками, оставляя на спине тонкие полосы. Затылок весь горел, голова трещала, и ужасно хотелось пить.

Джек лишь смотрел в лицо Тому, чтобы найти поддержку, чтобы найти надежду и веру в то, что всё обойдется... Что всё нормально.

Том разглядел этот страх в его глазах, но помочь с ним справиться, увы, не мог.

Он и сам его ощущал... Ощущал запах собственного страха, даже, наверное, его вкус... Терпкий, горький вкус на языке.

Грудь распирало от сдерживаемых рыданий, хотелось стонать, кричать. Том отказывался верить в то, что сейчас с ним происходит — действительно. Что это реальность.

Тому было сложно осознать, что он готов прямо сейчас расплакаться. Нет сил держать это в себе. Хотя... ведь ещё толком ничего не известно, может, это ошибка. Ещё можно верить в лучшее.

Как только он узнал от Дори, что на квартире Элиз уже около трёх недель не появлялась, да и на работе тоже — заволновался, почувствовал тревогу.

Он начал расспрашивать Дори о каждой мелочи, и только через полчаса жена заикнулась про письма. Но женщина восприняла их лишь как повод порадоваться за дочь. Мол, она отношения с будущим женихом укрепляет такими «таинственными» письмами.

Причём говорила это Дори со счастливой материнской улыбкой на лице...

Затрезвонил телефон и вывел всех из транса. Как ни странно, это была Кейт. Меньше всего Джеку хотелось сейчас с ней разговаривать.

Просто нет желания. Просто мысли о другом.

— Это Келли Кейт... — шепнул Джек.

— Ответь на звонок. Мы с Сэмом купим еды и воды.

Джек кивнул обоим и присел за столик открытого летнего кафе.

— Джек! Как я рада тебя слышать! — радостно крикнула Кейт в трубку. — Где ты? Как ты? Как дела? — посыпались вопросы.

— Я тоже рад. В Калифорнии. Нормально, — сухо и коротко ответил Джек на все вопросы.

Кейт умолкла... Джек ни капельки не жалел, что так грубо разговаривал с девушкой. Слишком она любопытная, и для того, чтобы отвечать на её глупые вопросы, не самое подходящее время.

— Я тоже еду в Калифорнию... Где ты? Нам нужно встретиться, — холодно продолжила она немного обиженным тоном.

Джек уже представлял, как Кейт кривит свою мордашку от обиды. Глупая...

— Езжай. Я в Калифорнии. Не нужно нам встречаться, — спокойно сказал он.

— В чём дело? Что-то произошло... Я по голосу слышу... Рассказывай, — настаивала девушка.

Как же Джеку не нравилось, когда его просили о чем-то рассказать... Да еще приказным тоном! К горлу подступило раздражение, и хотелось ответить дерзко.

— Я занят сейчас. Да, произошло. Безумно рад, чтобы ты по утрам чистишь уши и можешь хорошо меня слышать. Это же прекрасно, нет? — с издёвкой в голосе заметил Джек.

Так хотелось её разозлить... Уколоть...

Девушка понимала, что с парнем что-то неладное, видимо, из-за Элиз. Кейт звонила маме Джека, и та ей всё объяснила. Сам он на звонки и смски не отвечал.

— Я подъеду к Канфинд-стрит... Там встретимся, — неуверенно предложила Кейт. — Через час буду там... С Джоном... — чуть тише добавила она.

— Подъезжай. Мне там делать нечего. Будь через час, мне без разницы. Хоть с Трампом, — ещё более наглым тоном сказал Джек.

И что на него нашло?.. Он сам не понимал — просто, как слышит этот противный голос, который раньше так любил, всё выворачивается наизнанку, и так хочется съязвить, уколоть... Обидеть...

Так хочется увидеть Элиз. Чтобы все было как раньше. Как месяц назад... Элизабет — красивое имя. Оно всегда нравилось Джеку, приятное на слух, хоть и распространенное.

— Я... прошу... — тихо всхлипнула девушка, шмыгая носом. — Элиз и моя подруга... Я должна быть в курсе, — закончила она и положила трубку.

Чего она такая приставучая? Однако её светлые гладкие волосы и красивые голубые глазе уже не имеют эффекта...

Вот раньше он мечтал, чтобы она его спросила о чем-нибудь. Даже если это просто «Как дела? Как прошел день?»

Ему было важно её внимание. Было важно, чтобы она спросила его о чем-нибудь... Пусть даже неважном.

С Элизабет они давно работают вместе... С Кейт — может, года два или один с половиной. Не так уж долго.

Раз она даже умудрилась слезу из себя выдавить, придется ей всё разъяснить. Раз она подруга Элизабет... Ну, пусть знает. Имеет же право. Подруга ведь!

— Держи... — Том протянул Джеку пластиковую тарелку и вилку. Затем достал кетчуп и картошку фри в пакетике.

Джек громко расхохотался, но всё взял и снова сел за стол.

— Почему ты смеёшься? — Том окинул Джека непонимающим взглядом.

— Хороший сухпаёк, — смеялся тот, — питательно и полезно. — Он приподнял пакетик над головой и добавил: — Долго выбирали, однако.

— Там магазин пустой. Сами удивились... Что там люди к вечеру будут покупать, если уже с утра, кроме картошки, ничего нет, — возмутился Сэм, макая картошку в кетчуп.

— Ешь, Джек. Нам некогда... — отозвался угрюмый Том.

— Чего Кейт звонила? — спросил Сэм.

Джек оторвался от еды.

— Она просила меня приехать к Канфинд-стрит через час. Она беспокоится за Элизабет, — последняя фраза прозвучала язвительно.

— Если что-то срочное, то можешь езжать... — отозвался Том. — Я перезвоню, если ты понадобишься.

— Ты уверен? — виноватым голосом уточнил Джек.

— Да... Раз такое дело... Объясни девушке, что скоро мы найдем Элиз... И всё будет хорошо.

Кажется, в том, что всё будет хорошо, Том и сам сомневался, но знал, что нужно держать себя в руках. Не поддаваться панике, ведь как только паника наполняет лёгкие, дышать становится всё труднее и труднее, а сосредоточиться ещё сложнее.

* * *

Днём это место выглядит более приветливым, нежели ночью.

Самый обычный полицейский участок, с самыми обычными сотрудниками, дежурными и чудаковатым вахтёром.

Сэм ещё не мог переварить информацию о том, что они с Томом пришли сюда за разрешением для опознания трупа.

Он ведь так и знал... Так и знал! Знал, что закончится это плохо. Но ведь можно верить, что это всё ошибка.

— Нам в этот кабинет, — пояснил Том, указывая на ещё несколько людей у двери.

Очередь была небольшая — три человека: старушка сидела и разбирала какие-то бумажки, молодой парень лет девятнадцати и мужчина в преклонных годах.

В участке уже не было так тихо, как вчера вечером, и это легко было объяснить, ведь с самого утра начиналась работа.

— Думаешь нам ещё долго здесь сидеть? — задал вопрос Сэм, когда в кабинет вошёл молодой парень.

— Думаю, что нет. Самое страшное уже миновало, — с усмешкой ответил Том.

— Ты о чём? — проводя ладонью по голове, уточнил Сэм.

— Старушка уже позади... Теперь нам нечего бояться, — прошептал Том, чтобы никто не услышал.

Да... Сэм был согласен с Томом. Страшнее старушки в очереди, наверное, ничего нет. В кабинете она просидела около пятидесяти минут, и вышла вся раздраженная, бурчала себе под нос что-то о несправедливости.

Молодой парень пробыл в кабинете совсем недолго. На то она и молодежь — всё быстро, всё шустро. Спешат...

А пожилой мужчина куда-то ушел к тому моменту — не вытерпел. Ушёл куда-то, так и не вернувшись.

Том вздохнул с облегчением, когда из кабинета вышла женщина, одетая в полицейскую форму и пригласила их зайти.

Да и у Сэма как камень с души упал. Ожидать, наверное, самое сложное, будь то радостное событие или же наоборот — прискорбное.

Как только они зашли, женщина предложила сесть.

— Здравствуйте, мистер Минсэйчер, — поздоровался седой мужчина, сидящий за другим столом. — Вы ведь Минсэйчер, я ничего не спутал? — осведомился он.

— Да, я Минсэйчер. Вчера, кажется, было поздно что-то решать, и нас отправили сегодня.

— Утром вам звонили, так?

— Да, — кивнул Том.

Сэм решил не вмешиваться в этот разговор. Когда его спросят — ответит.

— Вы подали заявление на розыск Элизабет Минсэйчер 19.07.17 в 16: 23, так?

— Да, это моё заявление, — руки у Тома немного подрагивали, поэтому он спрятал их под стол. Не хотел он, чтобы следователь оказался свидетелем его переживаний.

— Слишком сильно переживать не стоит, я просто выдам вам разрешение на опознание. Есть пара трупов, которые не были опознаны, — спокойно начал объяснять следователь. — Уже пару недель лежат, нужно что-то делать.

— Хорошо... — единственное, что смог выдавить Том, а Сэм положил ему руку на плечо.

— Разрешение на опознание двух. Есть предположение, что умершие не местные, а приехали отдыхать, ну или ещё по каким-то причинам, и, следовательно, скончались вдали от дома, в Калифорнии.

— Да, — неосознанно качнул головой Том.

— Не переживайте. Это лишь моя обязанность. Трупы лежат, мне нужно найти родственников, так как они скончались на моей территории, скажем так... — постукивая ручкой по столу, объяснял полицейский.

— Могу я задать вопрос? — оживился Сэм, услышав, что «опознание» лишь формальность.

— Конечно, пожалуйста, задавайте, — тут же отозвался следователь.

— Как там... обстановка возле «Золотых ворот»? — неуверенно спросил парень.

— Там патрулируют волонтёры, количество самоубийц, разумеется, меньше. Это то, что я могу сказать вам точно. Большего не знаю, моя территория здесь, — развел руками мужчина.

Сэм опустил голову — стало легче. Но почему так щемит в груди? Он не знал... Страх отступил, потому что бояться больше нечего, ведь следователь сказал, что направить на опознание — его обязанность, а на мосту патрулируют...

— Вот, — мужчина подал Тому бумажку, — вас сразу пропустят, тут моя подпись. Но только вас. Разрешено только близким людям: родителям, сестрам, братьям, — заключил он. — Всего доброго, а адрес на обратной стороне.

— Спасибо, всего доброго, — Том взял бумажку, тяжело вздохнул и, встав с места, направился к двери.

* * *

В морг они добрались быстро, на машине. Даже не пришлось ни у кого спрашивать, как туда пройти, всё и так было понятно.

Том шёл медленно, не торопясь. К таким моментам нужно готовиться.

Он вспоминал детали последнего разговора с дочерью и с женой перед командировкой. Он был совсем обычным, ничего особенного не произошло в тот вечер. Том помнит, как сказал Элиз, что уезжает на месяц в командировку — и всё.

А Дори, как всегда, что-то готовила к ужину. Ничего особенного не произошло. Совершенно ничего странного...

Хотя... Элиз как будто хотела поговорить о чем-то. Она часто вздыхала, так обычно вздыхают перед тем, когда хотят сказать что-то, или рассказать какую-нибудь историю.

Ещё Том вспомнил ту самую Мэгги — лучшую подругу дочери. Смуглая девчонка с длинными ресницами и со смешными ушами. Это всё, что он помнил.

Девочка жила на соседней улице, а как именно девочка познакомилась с Элиз, Том вспомнить не мог.

Однажды Мэгги пришла к ним в гости и сказала, что они переезжают в другой город. Как раз в Калифорнию.

Элиз тогда училась ещё в начальной школе. Девочка была впечатлительной и очень долго тогда проплакала из-за этого отъезда подруги.

Том не знал, насколько эта Мэгги была дорога Элиз, не знал, насколько хорошо они дружили, ведь он сильно в это не вникал.

Да и сейчас вспомнить это достаточно трудно — слишком много времени прошло.

Может, тогда, в тот вечер она хотела поговорить о своей подруге? Нет... Сэм сказал, что она умерла полтора года назад вроде... Спустя столько времени вряд ли Элиз вернулась бы к этой теме.

Но Том не знал наверняка.

Да... Элиз о чем-то хотела поговорить с ним, но что бы это могло быть? Ни одной здравой мысли.

— Вот... — Сэм указал на многоэтажное здание, — мне кажется, мы пришли.

— Да, пришли. Ещё немного пройти. За этим заданием, — прохрипел Том и снова достал сигарету. Он всё пытался вспомнить тот июньский вечер во всех подробностях. И ещё эту смуглую девочку, что переехала как раз в Калифорнию.

* * *

— Вот, — Том показал санитару в синем халате помятое разрешение.

— Ожидайте, — высокомерно глядя на обоих, буркнул санитар.

У Тома сейчас было такое озлобленное и уставшее выражение лица, что любой бы испугался с ним спорить, но только не сотрудник морга.

— Следователь сказал, что нас сразу пропустят... — разглядывая мрачное помещение, шепнул Сэм.

— Так и должно было быть... — процедил Том, скрестив руки на груди, и сел на твёрдый железный стул, громко постукивая ногой по идеально чистой плитке.

— Не волнуйся, Том... Всё обойдется. Раз следователь сказал, что нас пустят, значит... — начал успокаивать его Сэм.

— Ты прав, надо успокоиться. Нужно успокоиться, — Том говорил шепотом, как будто произносил успокоительное заклинание от всех проблем.

Они сидели уже около получаса, а никаких признаков того, что их туда пустят, не было.

Наконец появился мужчина средних лет в маске и целлофановой шапочке большого размера.

— Только что с нами связался следователь, сказал, немедленно провести вас в прозекторскую, — совершенно безэмоциональным тоном проговорил он.

Сэм оживился, а вот Том, наоборот, стал ещё угрюмее.

— Обычно, прежде чем допустить, я спрашиваю, есть ли какие-то определенные черты у умершего, но... раз такое дело... — прозектор приподнял брови.

— Какое дело? — не удержался Сэм.

Прозектор вздохнул и провёл пятерней по голове.

— Один труп уже более трёх недель лежит, нужно избавляться. Четыре человека вызывали на опознание... — с тоскливым выражением лица объяснил он. — Чем быстрее найдём родственников, тем лучше. Так что можно и без привычных церемоний, так скажем.

У Тома не нашлось слов в ответ. Элиз пропала как раз недели три назад... Да и родных найти не могут, потому что они не из Калифорнии. Дикое совпадение? Или стоит ожидать страшного?..

— Вы, — указал прозектор на Тома, — идите за мной. А вам, молодой человек, лучше подождать здесь. В разрешении, как я вижу, упомянут только один.

Сэм кивнул головой, но на самом деле оставаться здесь одному очень не хотелось. Эта режущая по ушам тишина выбивала из колеи.

Изредка проходили работники морга, шаркая бахилами. Было настолько тихо, что Сэм был рад негромкому перешептыванию санитарок.

Том пытался не отставать от прозектора, но ноги не слушались, они как будто одеревенели.

Он старался смотреть в затылок прозектору, а не осматривать коридоры, по которым тот его вел.

Хотя ничего особенного Том не видел. Коридоры были почти пусты, только изредка можно было заметить железные стулья, стоящие рядами. Людей же было мало, да и все они сидели по кабинетам и комнатам. Том это чувствовал...

Несмотря на то, что был день, в коридорах было темно, и ещё прохладно. Если бы прохладно было в каком-нибудь магазине — это нормально, а в морге...

Прозектор совсем не обращал внимания на Тома, еле за ним поспевающего.

Эта пустота казалась такой неестественной, даже зловещей. Ясное дело, никто не будет трупы выставлять прямо в коридоры, но всё же... Было слишком пусто, и давящая на уши тишина просто угнетала.

Том слышал, как сильно бьётся его сердце... Футболка была вся мокрая, ноги в кроссовках тоже вспотели.

Хотелось сбежать отсюда куда-нибудь подальше, но Том понимал, что это глупо.

— Мы пришли, — голос прозектора прозвучал максимально громко. Они зашли в небольшую комнату со стенами, выложенными зелёной заплесневелой плиткой.

Том огляделся, но никаких трупов не было видно.

— Где же... — почти шепотом спросил Том. Ему казалось, что в таком месте говорить нужно тихо. Не шуметь и не в коем случае не срываться на крик.

Прозектор не ответил — ушел в соседнюю комнату.

Через полторы минуты он вернулся — перед собой прозектор катил ужасно скрипящую железяку на колесах — Том не знал, как это называется.

На железной каталке лежала белая простыня. Человек под ней был настолько худой, что его не было видно за складками белой ткани. Не было видно ни рук, ни ещё какой-то части тела. Казалось, что каталка пуста.

— Подойдите поближе, — попросил прозектор, расположив каталку возле заплесневелой стены, рядом с которой стоял ободранный стол и несколько стульев — по виду, очень старые.

Том медленно ступал по холодному полу. С чего он взял, что он холодный? Он не знал — чувствовал. Всё здесь было холодным и пустым. Это не выдумка воспалённого мозга и не обман зрения. Всё как будто лишено жизни, все синее и серое.

Или просто в глазах поплыло...

Том остановился в полушаге от трупа.

Сердце не стучало... Кажется, совсем остановилось... На лице у замершего в ожидании Тома залегли глубокие морщины. В висках стучало... Сердце затихало...

Эта комната будто бы состояла лишь из холодного пола и словно замёрзшего воздуха, который было сложно вдыхать.

Странное сочетание духоты, и в тоже время стужи. Было душно, но казалось, что в комнате невидимая кромка льда, покрывающая все поверхности.

Он не заметил, что в руках прозектор держит какие-то бумаги.

— Если вы узнаете, занесу в протокол, — все также невозмутимо сказал он.

— Разве... Вы занимаетесь таким? — Том оторвал взгляд от белоснежной простыни.

— Вообще-то не должен, но что поделаешь... Ещё и не такое приходилось делать. Это должны делать сотрудники полиции, — он хмыкнул, нагнулся к трупу и добавил: — Вроде вашего следователя, сидящего сейчас в уютном кабинете и попивающего кофе.

Ещё с минуту оба просто стояли: прозектор что-то записывал в документ, а Том не знал, как заставить себя дышать. Он как будто задержал дыхание и не мог позволить себе нормально вздохнуть.

Только сейчас он заметил, как здесь душно... Вот почему так сложно дышать.

Волнение накрыло с головой, а в ушах зазвенело, когда прозектор отложил бумаги на деревянный столик и откинул простыню.

— Узнаете? — как будто с надеждой спросил он спустя немного времени.

Том всматривался в лицо молодой худенькой девушки. Хотя нет... То была не девушка, она больше походила на скелет, обтянутый тонким слоем бледной кожи.

Коже вот-вот прорвется и выступят острые кости.

Впалые щеки и глаза вызывали жалость. Было физически больно смотреть на это. Половины волос просто не было, а ресницы как будто выцвели. Рот был приоткрыт, но зубов в нём не было. Лицо в синяках и порезах. Оно просто было синее, и только местами можно было заметить красные чёрточки — порезы. Одна щека была разодрана, и была видна застывшая кровь, которая стекла по этой же щеке на шею. Никто даже не обрабатывал огромную рану.

Мужчина, заметив взгляд Тома, решил пояснить:

— Она была найдена в одном из заброшенных домов. По многочисленным травмам и порезам можно сделать вывод, что её пытали, издевались. Но выпавшая часть волос говорит о том, что у девушки были проблемы со здоровьем. Возможно, рак, а может, и нет... — прокомментировал прозектор, выжидающе глядя на Тома.

Сердце снова забилось в обычном ритме. Не его дочь... Не Элиз... Не его... Не она... А на лице ни улыбки, ни вздрагивания — ничего. Всё внутри...

Прозектор заметил, что у Тома никакой реакции, и спросил:

— Нет? — голос был таким ровным и веселым, будто бы они разговаривали о футбольном матче. И Том с облегчением ответил:

— Не она... Не Элиз, — его голос немного дрожал.

С одной стороны, работник морга был рад видеть просветлевшее и расслабленное лицо мужчины, а с другой — что тогда делать с этим искалеченным телом, лежащим на кушетке?

— Хорошо... — вздохнул прозектор, отложив документы. — Немного подождите... — он быстрым движением снова накрыл простыней лицо девушки и, взявшись за ручки каталки, повёз её в другую комнату.

Том не понимал, что творится в его голове. Воспоминания били фонтаном, хотелось закричать и расплакаться как ребенок. Хотелось поддержки...

Через пару минут прозектор вкатил в комнату другой труп. Поставил его на том же месте, где и в прошлый раз. Взгляд у него был уставшим и немного раздраженным, а отчего именно, Том не знал.

На руке, обтянутой серой кожей, что-то блестело. Может, браслет? Но все же вещи и драгоценности снимают...

Таким же лёгким движением руки прозектор откинул простыню с рыжеватыми пятнами — явно несвежими.

Будто тысячи булавок воткнули в грудь... Сердце ухнуло куда-то вниз, дыхание стало ещё медленнее, а только что радостное лицо словно постарело на двадцать лет.

Резинка. Резинка Дори.

Ноги подкосились, Том пытался ухватиться за кушетку, на которой лежало тело, но это оказалось бесполезным. Он мешком рухнул на холодный пол.

Последнее, что эхом отразилось в памяти — крик прозектора: «Кэролайн! Воды сюда, живо!»

И темнота.

— Я пока помою посуду, — натянуто улыбнулась девушка.

— Не стоит, дорогая... Тут совсем немного, я и сама справлюсь, — женщина пыталась отговорить дочь.

— Но я хочу хоть чем-то помогать... — не обращая внимания на строгий взгляд отца, произнесла Элиз.

— Элиз, не стоит. Ты у нас в гостях, — произнёс мужчина, поддерживая жену.

— Гость... — печально повторила девушка, настраивая температуру воды в кране. — Верно, но я и дочь, — снова тоскливая улыбка.

— Тогда хотя бы волосы завяжи, сейчас же очень жарко! — отчего-то радостно воскликнула женщина, глядя на рядом висящий термометр.

— У меня нет с собой резинки, — нахмурилась девушка. — Ты же знаешь, что я...

— Знаю, что тебе нравится, когда волосы распущены... — простонала Дори. — Но раз вызвалась мне помогать — завязывай волосы!

— Ладно... — лениво протянула Элиз.

— Вот, забирай, — мать протянула ей красивую резинку с чем-то блестящим посередине.

Резинку девушка надела на руку, но мать даже не заметила, а вот отец как раз повернулся к ней

— Элиз... — начал было он, но девушка жалобно, умоляюще посмотрела. Ну что с них взять, с молодых?

* * *

— С чего начать? — покачивая головой в разные стороны, спросил парень.

— С самого начала... — предложил доктор, заглядывая ему в глаза.

Внутри как будто взорвалась бомба, из каждого кусочка которой вытекал опасный, противно пахнущий яд.

Прошёл год, а в голове такая же каша... Кто во всем виноват? Он — Джек.

И кошмарные ночи в ожидании утра все время напоминают.

Он то нервно подёргивает рукой, то хватает первую попавшуюся вещь и швыряет её в стену. Он не может остановиться, ведь вина поглотила здравый разум. Джек пытался вернуть хоть каплю той былой рассудительности и беззаботности, но ничего так и не получилось.

Он пытался найти причину своих страхов и страданий, но лишь растравлял старые раны. Хотя они и не собирались затягиваться.

Мозг его был полон страхов, непонятно откуда взявшихся, болезней, апатий, фобий...

Когда он спал — видел кошмары. Нет. Они вовсе не были страшными и пугающими, если поразмыслить хорошо. Но то, что он видел, проникало в самые глубины подсознания и заставляло винить и ненавидеть себя и всё вокруг.

«Монстр!» — так однажды крикнула Майя, когда брат назвал её страшной занудой и уродиной в придачу, а спустя пару дней выкинул в окно её любимую косметичку.

И он верил. Да... Он был монстром.

Границы между снами и явью не было. Всё было запутано...

— Не могу... Не могу... — как раненый зверь завыл он, дёргая себя за волосы здоровой рукой. Вторая была сломана — в гипсе.

После похорон Элизабет Джек пошёл в ту самую квартиру, где девушка провела свои последние дни... Часы... Минуты...

Но там находилась полиция, скорая, и много людей в халатах, которые брали экспертизу, проверяли отпечатки пальцев...

Джек непременно хотел пройти в эту квартиру, взять какую-нибудь вещицу Элизабет себе — на память.

Но пускать его туда никто, конечно, не собирался, а после получаса уговоров покинуть лестничную площадку хорошенько встряхнули и вышвырнули.

Но Джек решил не сдаваться. Решил попытаться ещё... Но на этот раз с ним никто церемониться не стал. Просто пнули, а он и полетел кувырком с лестницы.

— Спокойно, Джек. Вы непременно справитесь... — высокий худощавый мужчина подошёл к пациенту. — Не дергайте так волосы! Не надо! А то станете таким же лысым, как я! — шутливо погрозил психиатр пальцем.

— Она писала мне... А я такая сволочь... Такой кретин... — шептал Джек. Он с ногами залез в кресло и, обхватив худыми руками колени, тихо заплакал.

— Продолжайте... Говорите дальше! Абсолютно всё, что помните.

— Она была такая мокрая! Моя Элизабет промокла... — качаясь из стороны в сторону, скулил Джек, опустив голову между согнутых колен.

— Отлично, продолжайте! — желая ободрить его, воскликнул доктор. Он не понимал, о чём толкует Джек, но знал одно — ему нужно выговориться.

— До свободы осталось восемь дней... Как же я не понимал! Я скотина... Я монстр, — всхлипывал Джек, содрогаясь тощим телом.

— Восемь? — участливо поинтересовался доктор, ставя стул рядом с креслом Джека.

— Да... Неделя до её смерти... — захлёбываясь в собственных слезах, выдавил парень.

— Как... Как она умерла? — спросил доктор, поднимаясь со стула, чтобы заварить чай.

— Она принимала что-то... — Джек поднял голову и перестал качаться — задумался.

— Наркотики? — предположил доктор.

— Наверное... А потом... — Джек замер.

— Что? Не останавливайтесь... Слышите? — приказал доктор, ставя приготовленный чай перед ссутулившимся парнем.

— Она бросилась в окно... — шептал Джек, остановив пустой взгляд на бейджике доктора.

Он всё ещё смотрел в одну точку. Руки уже не тряслись, да и качаться он перестал.

— Выпей это, — доктор подвинул кружку ближе к нему. Но Джек так и смотрел в одну точку безумным взглядом.

— Скажите мне, мистер Роднелл, — начал он.

— Что? Спрашивай... — всё так же внимательно глядя на парня, спросил доктор.

— Я болен? — взгляд Джека стал более осознанным.

— Да, ты болен, — спокойно ответил Роднелл. — Но знай, любую болезнь можно вылечить, а твою так тем более, — искренне улыбнулся он.

— Элизабет хочет, чтобы я лечился... — задумчиво прошептал Джек.

— Верно... — протянул доктор и загадочно спросил: — Ты знаешь, какой первый шаг на пути к выздоровлению?

— Какой? — удивился Джек.

— Выпей этот чай, — улыбнулся доктор. — И печенье съешь обязательно!