Просто деревяшка (джен)

Мистер и миссис Грейнджер никогда не думали и тем более не говорили о том, что они являются самыми обычными, заурядными людьми. Просто потому что у них не было причины ставить перед собою такой вопрос. Доктор Грейнджер, худощавый мужчина существенно за сорок, забросивший преподавание в пользу куда более прибыльной врачебной практики. И его жена, как ни странно, тоже доктор Грейнджер, только тридцати семи лет. Ставшая его ассистенткой только для того, чтобы оплачивать счета за съемную квартиру и жить отдельно от своих не в меру заботливых родителей. И не успели они оглянуться, как с того момента прошло четырнадцать лет, и они обзавелись не слишком большим, но удобным домом в пяти минутах от площади Столетия в Бирмингеме, на первом этаже которого располагался их совместный врачебный кабинет. Так что им совсем не приходилось стоять в пробках. Ну разве что в ванную по утрам. Впрочем, это было вполне обычно.

Доктор Грейнджер, если бы вы его соизволили спросить, ответил бы, что это абсолютно обычная ситуация, когда люди ведут бизнес на первом этаже своего дома. А в его родном Винчелси так делают все и каждый. А то, что он уродился дантистом, а не рыбаком или пекарем, так это дело житейское. А доктор Грейнджер добавила бы, что ей очень нравится вид из окон, и ради него она готова терпеть любые неудобства. Тем более что она любит и ценит своего мужа. Как и он любит и ценит ее. Собственно, в любви докторов Грейнджер друг к другу тоже не было ничего необычного — она была заурядна. Как и у всех.

И если бы вы вдруг все же заподозрили (а вы наверняка так и поступили) их в незаурядности, то доктор Грейнджер бы вас совершенно не понял. Он бы рассказал, что для мужчин его возраста нормально руководить небольшим предприятием. Путь не частным врачебным кабинетом, а, скажем, газетным киоском или булочной. Или вообще продавать что-нибудь. Предположим — сверла. Да любые сверла, хоть для бормашин, хоть для электродрелей. В свою очередь, доктор Грейнджер добавила бы, что незаурядность — палка о двух концах. Что нищие в рабочих кварталах Бирмингема куда более незаурядны сейчас, нежели в годы ее юности. Вот тогда успешная молодая девушка была куда более незаурядна, чем хотелось бы. Но тогда она такой и не была. И вообще, оставили бы вы их в покое. Им совершенно все равно, считаете ли вы их обычными или нет. Они вообще не задумываются над подобными проблемами. И единственное чудо, которое с ними случилось в жизни — это их дочь, Гермиона.

Чтобы избежать недомолвок, отметим сразу, что Гермионе имя дала бабушка, профессор кафедры истории древнего мира. Именно бабушка со своим вздорным характером обожала древние мифы и всякие чудные имена. А еще бабушка была заносчива, требовательна и просто обожала совать нос в чужие дела, искренне полагая их своими. И именно от такой матери в свое время сбежала в съемную квартиру молодая студентка старших лет обучения, ставшая к настоящему времени доктором Грейнджер. Впрочем, в этот раз повзрослевшая доктор Грейнджер мудро решила с матерью не спорить. Тем более что имя ей понравилось. Доктор же Грейнджер в свою очередь решил не спорить с женой, хотя он от такого имени для дочери в восторге не пребывал. На том и сошлись. Молодые родители вздохнули с облегчением, а новорожденная одним своим существованием обеспечивала стойкое переключение внимания бабушки на себя. И впоследствии чета Грейнджер будет указывать именно этот момент как первое проявление мистической силы. Гермиона уродилась в бабушку.

О том, что Гермиона растет девочкой незаурядной, доктора Грейнджер узнали на первом же родительском собрании в младшей школе. То есть они подозревали и ранее. Но объяснить происходящую с Гермионой таинственность они смогли только много позже, когда уже вынужденно влились в целую цепочку событий, происходящих с дочерью. После долгих разговоров со странно выглядящими людьми. Доктор Грейнджер вполне искренне полагал их консультантами, хотя и ощущал некоторый подвох, в то время как доктор Грейнджер была более подозрительна и не забывала добавлять кавычки. “Консультанты”, впрочем, были приветливы, улыбчивы и достаточно компетентны по меркам докторов Грейнджер.

Так вот, Гермиона была любопытна. Точнее, даже так. Если бы Гермиона была бы впитывающей воду так же, как сейчас информацию, губкой, то нам бы пришлось испытать серьезную обеспокоенность судьбою мирового океана. Гермионе было интересно все. Она с легкостью, разбуженная среди ночи, могла бы назвать все графства Британии, спутники Юпитера и вообще — список всего чего угодно, чего бы вам взбрело в голову. Если она, конечно, его знала. Так вот, если она вдруг не знала, то никакая ночь не остановила бы ее от прочтения чего-то по теме. Гермиона зарывалась в книги, как кроты в запущенный английский парк. Полностью игнорируя сверстников, Гермиона, кажется, воспринимала людей как ходячие и ухудшенные версии книг. От перманентного чтения же Гермиону останавливали только замки на комоде, куда обеспокоенные родители прятали книги совсем уж взрослой тематики. Например, медицинские энциклопедии.

“Консультанты” объяснили и это. Детская магия. Дети хотят или не хотят чего-то особенно сильно. Обычно дети хотят игрушку или сладкое и получают желаемое с помощью своей детской магии. Известны случаи, когда дети хотели к маме, и их желание исполнялось, приводя в полное изумление окружающих. Дети чуть постарше хотят более сложные вещи. Кому-то понравиться. Вылечить больного. Красивую одежду или внешность. Брошенные, ожесточенные дети хотят спрятаться от опасности или причинить боль. Но все эти проявления объединяет одно. Детская магия проходит всегда. Исключений не было. Сложно сказать, почему именно. Консультанты полагают, что это потому, что, взрослея, люди перестают столь концентрированно хотеть.

Гермиона хочет знать. Просто знать. Неважно, что именно. Доктор и доктор Грейнджер не были удивлены, что о таком господа и дамы “консультанты” еще не слышали. И хотя, спустя какое-то время, ничего удивительного в этом они не нашли, доктор Грейнджер уже решила, что это ее дочь такая уникальная. Потому что бабушка, вот почему. Доктора же Грейнджера больше интересовал практический вопрос — что с этим со всем делать. И, конечно, ответ на этот вопрос нашелся. Гермиона отправилась учиться в Хогвартс. Закрытую школу-пансионат смешанного типа. Весьма недешевую, но подъемную для семьи двух врачей. Секретную школу. Единственную школу в стране, где учили детей, как продолжать хотеть и вплетать эти желания с помощью странных слов и жестов в пугающую действительность. Предстояло уладить массу вопросов: документы, свидетельства, бабушка, прочая родня, бабушка, знакомые и друзья, социальные службы, бабушка, бабушка, бабушка. Все это непросто, даже с помощью “консультантов”, но это того стоит. Потому что Гермиона станет волшебницей.

Доктор Грейнджер посчитала это замечательным. У дочери будет желаемое — огромное количество интересной информации. Она будет вдали от заботы родителей, а значит, научится самостоятельности. И учителя присмотрят, чтобы ничего не случилось. При этом Гермиона будет приезжать на каникулы. А еще Гермиона будет подальше от влияния бабушки. Самое главное — сама доктор Грейнджер будет пореже видеться с матерью. И, кстати, доктор Грейнджер в этом вопросе был полностью солидарен с женой. Теща его утомляла до невозможности. А с дочкой можно переписываться. Вот если бы у доктора Грейнджера был сын, то он, возможно, и не отправил бы его в такую школу. Но ни футболом, ни серфингом, ни поклейкой моделей кораблей Гермиона не заинтересовалась. Что несколько ранило самолюбие доктора Грейнджера, надо сказать.

И вот спустя всего четыре неполных месяца Гермиона вернулась домой другим человеком. Это стало заметно не сразу. Долгожданная встреча прошла довольно тепло. Потом часовая прогулка от вокзала Кингс-Кросс до вокзала Виктория, полная разговоров об этой школе. Доктора Грейнджер уверились в том, что школа, столь отличная по своему содержанию, весьма обычна по своей форме. И школа эта была настолько увлекательна, что Букингемский дворец, мимо которого проходил их путь, вовсе не привлек внимания Гермионы. Это было первым тревожным звоночком. Потом был поезд до Бирмингема. Домой они вернулись очень поздно и лишь успели пожелать другу спокойной ночи, как уже спали, умотанные двумя поездками в поездах.

А уже утром докторам Грейнджер все стало ясно. Стоило только посмотреть на растерянное лицо Гермионы. На то, как она задумчиво смотрела на волшебную палочку, лежавшую на ее рабочем столе все эти дни. Как она порою оглядывалась и замирала в растерянности. Как она иногда откладывала книгу и несколько минут просто смотрела в потолок. На ее удивленный взгляд в сторону подарков под декоративной елочкой в канун Рождества. Гермиона уже стала волшебницей. И среди обычных людей ей уже совсем непросто. Даже если эти люди — ее родители. Даже если это — ее любимая бабушка, с которой на рождественском ужине Гермиона вела себя несколько сдержанно. Хорошо, что сама бабушка этого не заметила, но некоторая неловкость не ускользнула от доктора Грейнджер. И, конечно, вечером, после ухода гостей, обеспокоенные родители не могли не воспользоваться возможностью расспросить дочь.

И Гермиона объяснила им, что ей казалось — она нашла друзей. В смысле — настоящих. Двух мальчиков, которые, ну, в общем, позаботились о ней в трудный момент. Гермиона чуть покраснела на этом месте. Доктор и доктор Грейнджер подумали каждый о своем, конечно, но прав оказался отец. Гермиона впервые, хоть чуточку, но врала своим родителям. Так вот, Гермиона думала, что она дорога друзьям, как они дороги ей. Она скучала не только по школе, но и по ним тоже. Она ждала от них писем, хоть они и не договаривались о них. И она оставила им подарки — просто по упаковке шоколадных лакомств, ничего такого. Но она ожидала ответного подарка. А их нет. Они оба ничего ей не прислали.

Заботливые родители поспешили успокоить Гермиону. Наверняка что-то помешало мальчикам. Выяснили, что у Гарри есть сова, и он мог бы прислать какую-то весточку от них обоих. И, кстати, сова есть у братьев Рона. Но, может, они просто подумали о том, что неловко посылать сову обычным людям. Доктор Грейнджер на этом месте оценила перспективу здоровенного филина в своей столовой, подумала о матери и всячески поддержала незнакомых мальчиков в такой неловкости. Или же, быть может, им не позволили учителя. Наверняка все их внимание ждет Гермиону в школе. Они не забыли, раз уж они уже позаботились о Гермионе. Один раз. На этом месте доктор Грейнджер подмигнул дочери, отчего та снова покраснела. Но только слегка. Ведь не могло же им на самом деле что-то помешать? Профессор из Хогвартса показалась доктору Грейнджеру такой надежной по рассказам Гермионы..

Гермиона вдруг широко открыла глаза. Могло, могло же произойти. Она подбила своих друзей поискать книгу. В библиотеке, в Запрет… хм, в закрытой секции. И ей практически удалось не покраснеть снова. Ничего опасного, просто их могли поймать учителя. И наверняка разозлились. И назначили наказание. В том числе запретив выходить в совятню. Гермиона шумно вздохнула и разжала кулачки. Все будет хорошо. А ведь она так волновалась.

Доктор Грейнджер обняла дочь. Гермиона наконец начала интересоваться не только книгами. Ей стали интересны взаимоотношения между людьми. Детская магия проходит, оставляя Гермионе обычные детские переживания. И пусть Гермиона стала волшебницей, ее мать рада тому, что у нее все будет хорошо. И как заботливая мать она, конечно же, не рассказала Гермионе о том, что сегодня услышала в новостях. Новости в эти каникулы совсем не интересовали Гермиону, и это был хороший знак. Так что ей совершенно незачем знать, что вчера ночью десятая платформа вокзала Кингс-Кросс, где они все вместе стояли всего несколько дней назад, обрушилась. Наверняка это просто совпадение.

— А как хоть зовут тебя, приятель?

Том сегодня был недоволен с самого утра. Уже четвертый посетитель за сегодня не назвал его по имени. Четвертый из четырех — и это было плохим знаком. Все они были одинаково странно одеты, но это как раз неудивительно. В “Дырявом Котле” обычно странно одеты все. Все зашли с маггловской стороны, но для ночи после Рождества это нормально. Первый попросил “меню”, что бы это ни было, и в ответ на отказ покинул помещение в возмущении. Второй честно попросил выпивки и расплатился мятыми бумажками. Третий хотел кофе и, кажется, ушел разочарованный. А вот четвертому приспичило поговорить, и он решил познакомиться. И спросил имя бармена. Что было в высшей степени странно — кто же не знает этого имени?

А бармена так давно звали просто Томом, что он уже забыл свою фамилию. Не было ни единого шанса, чтобы волшебник мог не знать это имя. Вот уже скоро сотню лет Том стоял за стойкой в этом месте. Разливая, обслуживая, беседуя и с некоторых пор всячески управляя заведением под названием “Дырявый” — или даже скорее — “Протекающий Котел”. Есть некоторая ирония в этом названии. Маггловские дети, увидевшие первую настоящую магию в день, когда получили волшебную палочку, не задумываются об этом. Они считают бар воротами в волшебный, сказочный мир. В который они просачиваются, как в дыру в этом самом протекающем котле. На самом деле же все не совсем так. “Дырявый Котел” — это дно Косого Переулка, это отдушина, через которую волшебники выходят в мир магглов, это граница, форпост, фронтир. Котел протекает, но совершенно в другую сторону. Ведь волшебство находится внутри котла, а не снаружи.

И на этом фронтире, словно страж волшебного мира, стоит он, Том-без-фамилии. Дядюшка, когда-то поставивший его на место бармена, сказал называться всем только по имени. Это вызывает доверие, говорил он. Ты становишься ближе к людям, когда называешь их по имени, Том. Преодоление барьера неловкости. Бармен должен располагать к себе, быть твоим другом. О, дядюшка хорошо натаскал Тома, научив его мудрости поколений. И продолжал поучать со своего портрета и после смерти. Ведь именно Тому он завещал свой форпост, сделав его бессменным часовым на этой границе.

И вот сегодня, утром после Рождества, бар открывался в полдень. Но все пошло наперекосяк еще раньше. Дядюшка на портрете недвижимо дремал, хотя при жизни был ранней пташкой. Крыльцо за ночь замело снегом. Бетси, уборщица, не явилась в срок на работу. Все бы ничего, но Тому пришлось самому прибирать последствия вчерашних гуляний, а Рождество в “Дырявом Котле” всегда отмечали знатно. Хорошо еще, что ни один из посетителей не спустился.

Том быстро поставил сковороды на огонь, для верности чиркнув спичкой “на счастье”, как завещал дядюшка, и пошел собирать мусор в зале. И вот когда он уже приступил к расстановке мебели, с кухни дотянулся запашок. Кляня себя на чем свет стоит, Том бросился спасать яичницу, которую не сжигал с юности. Быстрым и привычным движением Том попытался погасить огонь, но у него ничего не вышло. Это настолько поразило Тома, что у него ушло долгих пять секунд, прежде чем он попробовал еще раз. С тем же результатом. В этот раз Том не стал медлить и быстро снял с огня сковороды. То, что должно было стать четырьмя порциями первоклассной яичницы с сыром и беконом (для самого Тома и для трех посетителей, оставшихся на Рождество в комнатах наверху), выглядело совершенно непрезентабельно. Том очень живо себе представил физиономию дядюшки, и у него даже слегка заныло правое ухо — такого бы ему не спустили при жизни покойного владельца. Том потер ухо и взмахнул палочкой еще раз, убирая последствия кулинарной неудачи. Ничего не произошло.

Крякнув от досады, Том перехватил палочку поудобнее, расслабил плечи, вытянул руку, произнес четко и по слогам, словно школьник: “Э-ва-нес-ко”. С тем же результатом. На какое-то время Тома это озадачило. Он еще раз попробовал потушить огонь, проветрить кухню, наколдовать воду. С завидным постоянством ничего не происходило. Надо сказать, что Том был человеком приземленным и конкретным. И запасливым. Так что он не стал удивляться или что-то выяснять. Решив для себя, что он заболел и колдовать ему сегодня не светит, Том просто открыл форточку, потушил огонь и залил обгорелую яичницу колодезной водой из ведра. После чего, положив палочку за стойку, вернулся к уборке зала. Но на душе у него было паршиво.

В полдень он открыл бар как ни в чем ни бывало. Снял засов с крыльца, отворил заднюю дверь. Отыскал метлу. Маленькие безобидные чудачества располагают людей, говорил дядюшка. Поэтому Том делал с метлой очень странную вещь — он подметал ею двор. Вернее, Бетси, чтоб она провалилась, подметала, но сегодня Том взялся за дело сам. Когда он вернулся с заднего двора, в зал уже зашел первый посетитель.

На двадцатом посетителе Том понял, что переживает нашествие магглов. За неполных три часа он уже устал отвечать, что меню у него нет, бизнес-ланчи, что бы это ни было, он не подает, кофе не готовит, и галлеоны — не галлоны. Помимо этого он стал обладателем довольно большого количества мятых бумажек, продав дюжину тостов, три бутылки виски и даже вчерашнее жаркое. Том выслушал похвалы своему дизайнеру интерьера (это был он сам, так что ему было приятно), получил визитку стекольщика, выслушал исторю о сомерсетском кабане и даже принял бронь столика на четверых на восемь вечера. Том держал оборону своего форпоста, улыбаясь посетителям, несмотря на растущую панику. Никто из магглов не порывался попасть на задний двор, и никто не пришел с заднего двора.

Ближе к трем часам со второго этажа спустился Фрэнки и с такой невозмутимостью потребовал фирменного сидра, что Том чуть не прослезился. Опухшее лицо Фрэнки, запах перегара от огденского, фиолетовый сюртук и протянутые три сикля показались Тому особенно родными. Но это была краткая передышка. Фрэнки выпил сидр чуть ли не залпом, пожелал Тому счастья и вышел на задний двор. Только для того чтобы вернуться через три минуты в гораздо более скверном расположении духа. Ему не удалось открыть барьер.

Надо ли говорить, что Том, которого Фрэнки привел с собою на задний двор, тоже не справился с этой задачей. Не справились с нею ни миссис Джерси, спустившаяся к четырем, ни Бенджи, проснувшийся к ужину. Даже дуралей и мошенник Уилкис, пришедший с улицы пропустить стаканчик, не смог ничего сделать с барьером в Косой Переулок. И никто не открывал его с другой стороны. К этому времени зал был полон магглов, и Тому было уже не до этих проблем.

Обслужить двадцать клиентов одновременно — это несложно. Обслужить двадцать клиентов без магии, а значит, без кухни — сложно, но посильно. Обслужить двадцать новых клиентов, задающих странные вопросы буквально на каждом шагу — это для Тома оказалось чересчур. Все эти новые слова вроде «безналичный», «телевизор» или «розетка» вводили его в ступор. Но Том не был бы Томом, если бы ступор его остановил. Честность — лучшее оружие, так завещал дядюшка. Открытость, искренность. Том отвечал. В этом зале нет ничего безналичного, сэр, Телевизор, равно как моновизор и мультивизор — отсутствуют. В розетках подают мороженое, и это не сюда, это к Фортескью. К концу вечера в фоновом шуме разговоров магглов все чаще мелькало что-то одобрительное, сравнивающее его заведение с театром. И Том понял, что они придут завтра. И что, кажется, ему нужна помощь. Или хотя бы помощник.

Четверка же магов все это время не сидела без дела. Угостившись самостоятельно, они искали выход из положения. Выяснилось, что разжечь камин без магии достаточно непросто, а летучий порох и вовсе не горит, а скорее напоминает песок. Что единственный адрес, который они могут вспомнить — это адрес больницы Святого Мунго. Отправившийся туда Фрэнки вернулся через три часа. Он не смог попасть внутрь, не встретил ни одного волшебника и был подавлен атмосферой Большого Лондона. Самый способный к маггловедению, Бенджи методом проб и ошибок смог воспользоваться таксофоном трижды, после чего у них закочились маггловские монеты. Никто из тех людей, кому они смогли дозвониться, набирая номера наугад, не могли им помочь. Миссис Джерси, незаметно вытащив пару мятых бумажек из пачки Тома, смогла сходить в маггловский магазин и купить для них всех готовой еды, чем невероятно гордилась.

Но больше всего пользы принес пройдоха Уилкис. Обладая подвешенным языком и не будучи обременен обязанностями, как Том, он обрабатывал магглов, получая информацию. И смог с помощью этой информации, вызвать для них настоящего техника. Потому что в мире магглов все решает техника и те, кто за ней приглядывает. Поэтому, чтобы магглы могли им помочь, нужен техник. Чтобы, значится, починить проход в Косой Переулок. Но не просто техник. Сан-техник. Все самое лучшее в мире магглов обладает приставкой «Сан». Сан-Франциско. Сан-та-Доминго. Сан-та-Клаус. Сан-аторий. Сан-узел. И, конечно, сан-техник.

Сан-техник Руперт вид имел осоловелый, но лихой. После двух стаканов огденского без закуски, влитого в него Уилкисом, Руперт крякнул и высказал желание работать в праздничный день только за двойную плату. Получив всевозможные заверения, Руперт в компании всех магов и более-менее освободившегося Тома, при свете луны, пошел осматривать объект. Объект был кирпичным забором высотою метра под три. Заказчик, он же Уилкис, утверждал, что в заборе есть проход. То есть дверь. Тайная. И она не работает. Надо починить. На вопрос — при чем тут сантехника, Уилкис только развел руками. А Том вздохнул, вытащил из фартука здоровенную пачку мятых бумажек, вздохнул еще раз, поделил ее примерно пополам и протянул одну половину Руперту. Бегло прикинув, Руперт посчитал перекочевавшую ему в карман джинсов половину пачки достаточным ответом на свой вопрос. И на все последующие авансом.

Подобные ответы требовали решительности, и Руперт вышел за инструментами. Вернулся он через десять минут со здоровенной железякой в руках, к которой был примотан не менее здоровенный шланг. Плюнув и перекрестившись, Руперт направил железяку на забор и что-то нажал. Раздался грохот, мелкой крошкой брызнул в стороны битый красный кирпич. Железяка тряслась в руках Руперта как умалишенный в связывающем заклятье, все глубже вгрызаясь в старый забор. Разговаривать при таком шуме стало совершенно невозможно, поэтому Том, как и остальные, стоял в сторонке, замерев от восторга. Восторга перед мощью железяки, без всякой магии отворяющей проклятый проход.

Вот только когда железяка громыхнула последний раз и большой пласт кирпича вывалился наружу, чуть не придавив незадачливому сантехнику ногу, за ним не было никакого Косого Переулка. Там была темнота и пахло креозотом. Все замерли в нерешительности, и лишь храбрый маггл Руперт, получивший сегодня семьсот фунтов за полчаса работы, достал фонарик, развеивая неизвестность. За забором, который все же был капитальной стеной соседнего здания, оказались старые лыжи, ведра, резиновые сапоги и мешки с песком. Том и его постояльцы вломились в чей-то сарай.