В твоих глазах я видел солнце (гет)

Годы, пробегая мимо, отнимают у нас одно за другим.

(Гораций)

Словно сквозь толщу воды до него донеслось пронзительное, раздражающее пиликанье. Кожу словно ошпарило кипятком, что-то горячее вспыхнуло в крови и мысли словно слиплись. Прийти в себя никак не получалось. Всё время словно что-то мешало.

Что-то, что словно огонь разливалось в крови. Но от этого противный, мерзкий холод отступал. Что-то горячее постепенно отвоёвывало всё больше и больше. От этого чего-то возникали ощущения, напоминающие мелкие покалывания по всему телу, как бывает, если отлежишь или отсидишь часть тела.

Потом такие моменты стали происходить чаще. Иногда он слышал снова это мерзкое пиликание, приглушенный гул голосов, разобрать которые не получалось, чувствовал солнечный свет по лицу, осторожные, но уверенные касания рук. Но проснуться целиком не мог.

— Пип… пип… пип… — размеренный писк заставил Стива медленно выплыть из темноты. Он медленно, с трудом приоткрыл глаза, но всё расплывалось, так что он ничего не увидел. Стив медленно выплывал из темноты и холода. Первое, что он услышал это был мерный, не раздражающий как раньше, а спокойный, ровный писк приборов.

Только тогда, когда запах больницы добрался до его мозга, рецепторов, задев нервные окончания и донеся импульсы до головного мозга, он понял, что его нашли.

Что Говард таки нашёл его. Пегги… заполошно забилось сердце… как она? Сколько прошло времени с момента падения Валькирии?

Он попытался вдохнуть, но не смог, так как ему помешала длинная, словно сегментарная трубка во рту.

‒ Не волнуйтесь, мистер Роджерс. Это трубка системы искусственной вентиляции лёгких. Она помогает вам дышать, пока ваши лёгкие не восстановятся полностью. ‒ Услышал Стив спокойный женский голос. ‒ Сейчас вы в больнице. Насчет зрения тоже не надо волноваться, оно постепенно восстановится. А пока вам надо поспать.

Он почувствовал, что засыпает. Сквозь волны накатывающего сна он услышал, как хлопнула дверь.

Когда он пришёл в себя в следующий раз, трубки во рту у него уже не было, да и зрение, как говорила та женщина, явно восстановилось, так что Стив смог осмотреться в палате.

Палата была большой и светлой, напротив кровати на которой он лежал было большое окно, сейчас прикрытое странными занавесками, словно из отдельных вертикальных полосок белой ткани, соединённых друг с другом сверху и снизу, через которые в палату проникал дневной свет.

Рядом с кроватью стояли разнообразные медицинские приборы, но похожих он ни разу не видел ни в одной из больниц, в которых он побывал за всю свою жизнь. От его руки тянулись провода к странному, попискивающему прибору, на чёрном экране которого мигали цифры и графики разных цветов, от сгиба локтя к стойке с прозрачным пакетом тянулась прозрачная трубка, на пальце был странный небольшой приборчик с проводками, которые крепились к одному из больших приборов, а на лице была прозрачная маска с длинной прозрачной трубкой, через которую он получал воздух, и эта трубка тянулась до одного из приборов.

‒ Говард… ‒ тихо выдохнул Стив, из-за дыхательной маски голос звучал глуховато. ‒ Так он нашёл меня. Интересно, а сколько времени прошло? Судя по всему, я в его больнице, только он мог ради одного меня создать такие приборы.

В этот момент открылась дверь и вошла женщина в брюках! и рубашке, сверху был наброшен белый халат, а в руках была папка, в которую она смотрела.

‒ Кхмм… ‒ откашлялся Стив.

‒ О, мистер Роджерс, вы пришли в себя. ‒ Она подошла к кровати, отложила в сторону папку и села на стул, стоящий рядом. ‒ Позвольте представится, меня зовут Кэтрин Осборн и я Ваш лечащий врач. Сейчас я сниму маску.

Она аккуратно сняла маску, и Стив с удовольствием вздохнул.

‒ Где я нахожусь? ‒ голос звучал надтреснуто и хрипло, как после долгого приступа астмы, Стив знал как это.

Кэтрин помогла Стиву сесть, потом взяла со столика у кровати прозрачную чашку с крышкой, из которой торчала трубочка и протянула ему.

‒ Вода с комплексом витаминов и микроэлементов. У вас все же было обезвоживание.

Стив выпил воду и вернул чашку врачу.

‒ Спасибо.

‒ Итак, вы находитесь в больнице ЩИТа.

‒ ЩИТ? Что это такое?

‒ Шестая Интервенционная Тактико-оперативная Логистическая Служба. Коротко ЩИТ, правительственная военная организация, основными целями которой являются разведка и противодействие терроризму. Наследник Стратегического научного резерва.

‒ Какой… какой сейчас год? ‒ голос дрогнул ‒ И что с… Пегги Картер?

Немного промолчав, Кэтрин вздохнула.

‒ Сейчас 2009 год, мистер Роджерс.

Тоска — это место нам неизвестно, пока мы сами там не побываем.

(Джоан Дидион.)

Немного промолчав, Кэтрин вздохнула.

‒ Сейчас 2009 год, мистер Роджерс. Вы были заморожены в глыбе льда в Антарктике на протяжении 64 лет. Вас нашли несколько месяцев назад и все были в шоке, когда поняли, что вы всё ещё живы, хоть и находитесь в состоянии глубочайшего анабиоза, и за это вы можете поблагодарить доктора Эрскина и его сыворотку, которая в общем-то и спасла в конечном итоге ваше здоровье и вашу жизнь.

‒ 2009? Как же… как это… ‒ Стив никак не мог принять тот факт, что прошло 64 года… что ему уже 91 год… что война закончилась… ‒ Пегги… ‒ выдохнул он.

‒ Простите пожалуйста. ‒ Она тяжело вздохнула. ‒ Это не моя обязанность, сообщать вам об этом… но раз так… ‒ она еще раз вздохнула. Бедный парень. Узнать, что все твои друзья и семья уже давно мертвы. А ты совершенно не состарился. ‒ В 1953 мисс Картер вышла замуж за военного, чью жизнь вы когда-то спасли. У нее была хорошая жизнь и семья, у нее есть дети. Сейчас, увы, она в доме престарелых, так как у нее диагностировали болезнь Альцгеймера.

Стиву показалось, что на него рухнула немецкая авиабомба. Альцгеймер!! Когда он был подростком, он слышал об этом заболевании в одной из больниц. Неизлечимое… во всяком случае тогда… А сейчас?

‒ Простите, Стив. ‒ Доктор Осборн тяжело вздохнула. ‒ Мы до сих пор не научились лечить это.

‒ Я… ‒ Стив смутился, ‒ говорил вслух?

Кэтрин качнула головой.

‒ Ничего страшного. Время от времени у Пегги, простите, миссис Колдуэлл, бывают хорошие дни, когда она узнает всех вокруг и помнит кто она, вспоминает молодость. Так что… если желаете, то можете навестить её. Когда поправитесь окончательно.

Стив задумался. С одной стороны, его сердце хотело увидеть Пегги… а с другой… Ей больше 90 лет… и видеть его, таким же молодым и полным сил, как он был на их последнем свидании….

Нет.

Потом он спросил:

‒ А что насчет… Баки Барнса? И «Воющие коммандос», что с ними? Дум Дум Дуган? Джим Морита? Джеймс Монтгомери? Вы знаете, что с ними? И… А как закончилась и когда война? Вы можете сказать кто выиграл?

‒ Конечно. Война закончилась в 1945, 9 мая. Акт о Капитуляции с немецкой стороны подписали генерал-фельдмаршал, начальник штаба Верховного командования вермахта Вильгельм Кейтель, представитель люфтваффе ‒ генерал-полковник Штумпф и кригсмарине ‒ адмирал фон Фридебург, маршал Георгий Жуков, от советской стороны и заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами маршал Артур Теддер, Великобритания. В качестве свидетелей свои подписи поставили генерал Карл Спаатс, США, и генерал Жан де Латр де Тассиньи, Франция. Война с Японской Империей шла ещё долго, но японская армия капитулировала.

Пегги, Маргарет, всю жизнь надеялась, что смогут найти обломки самолёта или будет найдено хоть что-то что прольёт свет на события на самолёте, и на то, где можно будет найти… ваше тело. Она не оставляла надежды, как, впрочем, и Говард…

‒ Говард? Вы имеете ввиду Говарда Старка? Он ещё… жив?

‒ Увы. Говард и Мария погибли в декабре 1991 года в автокатастрофе. Но у них есть сын, Энтони Старк.

Стив ахнул от очередного шокирующего сообщения. Его друзья… очередная утрата.

‒ Так, ‒ он встряхнулся. ‒ Что вы там ещё говорили?

‒ Говард и Пегги искали малейшие зацепки, чтобы узнать хотя бы приблизительные координаты падения самолёта. Они не оставляли надежды на то, чтобы найти вас. Говард надеялся, что вы будите найдены рано или поздно. Надежды, что вы выжили… у них не было.

‒ Мистер Роджерс, мне искренне жаль это говорить, но с момента вашего боя на Валькирии прошло больше 60 лет. Баки Барнс погиб во время падения в операции по захвату Арнима Золы. Остальные члены «Воющих Коммандос» ушли из жизни гораздо позднее, уже в послевоенное время. У них у всех была хорошая, долгая и насыщенная жизнь. И они до самого конца надеялись на то, что рано или поздно, но самолёт будет найден.

Стив замер с закрытыми глазами. Вся… вся его семья, друзья… команда… Он остался один. Пегги… у неё была своя семья и долгая, счастливая жизнь.

‒ Я… я могу остаться один сейчас? Мне… мне надо подумать.

‒ Конечно же, у вас над головой кнопка вызова врача. До свидания, мистер Роджерс.

‒ До свидания, доктор Осборн.

Нет ни одного даже самого прискорбного события, в котором не было бы своих хороших сторон, пришла ему на ум фраза. Он жив, почти здоров, всё ещё молод, и у него впереди вся жизнь. И не факт, что даже если бы он выпрыгнул из самолёта в то день, то не превратился бы в старую развалину. Сыворотка…. Она конечно спасла его, но не факт что защитила бы его от старости.

Да, он остался один. Но… у него есть возможность жить. Жить, просто жить.

Жить в мире, где закончилась самая страшная и кровопролитная война в истории. Он прекрасно понимал, что мелкие, локальные войны всё ещё едут, и будут идти всегда. Но теперь, в спокойном мире он сможет найти своё место под солнцем.

Да, он будет всегда вспоминать своих друзей, семью, Пегги… хоть она ещё жива, но Альцгеймер… но он будет идти вперёд ради их памяти. Ради того, за что они сражались против ГИДРы и нацистов.

А значит…. А это значит, что жизнь продолжается, несмотря ни на что!

Истинное величие состоит в том, чтобы владеть собою.

(Жан де Лафонтен)

После разговора доктора Кэтрин Осборн и Стива Роджерса.

Кабинет Ника Фьюри, Директора ЩИТа.

‒ Итак, Кэтрин. Каковы твои выводы после разговора с нашей легендой?

‒ Ммммм…. Ты знаешь, а он хорошо держится. Для того, кто провёл во льдах последние 60 лет. Он… спокойный. Но это не спокойствие человека, находящегося в депрессии. Это скорее спокойствие того, кто готов принять колоссальные изменения в своей судьбе и начать новую жизнь. Он в чудовищном шоке, конечно же, но Стив… Готов принять новый мир, и то, что от его прошлого ничего не осталось. Что больше нет никого, кто помнил бы его таким, каким он был до эксперимента доктора Авраама Эрскина. Или каким он был во время войны. Знаешь, я дам тебе хороший совет, Ник.

‒ Какой? Ты обычно даешь хорошие советы, которые зачастую реально работают.

‒ Если ты им следуешь, Ник, ‒ она несколько кривовато усмехнулась. ‒ Но вот следовать ли этому… Тебе решать, но лучше последуй. Всем будет лучше.

‒ Что за совет?

‒ Во-первых, не трогай его сейчас. Дай ему прийти в себя.

‒ Я и не собирался. Что во-вторых?

‒ Документы. Документы и деньги. Сделай ему документы на его ммм…. внешний возраст. Ему сколько можно дать? Лет 20/25? вот и сделай ему такие документы.

‒ Это… хорошая идея. Я насчет возраста в документах. А что насчет денег?

‒ Деньги за награды, выслугу, что там ещё в армии? Вообще всю сумму сразу. Только надо будет объяснить ему насчет того, что сейчас по большей части в мире пользуются картами. А наличка так, по мелочам ‒ такси, чаевые, в мелких магазинчиках и на фермерских рынках.

‒ Мммм… А ты права. И заодно предложить квартиру.

‒ Не советую. Надо дать ему время пожить для себя, поэтому пускай сам покупает себе квартиру. Иначе он будет точно уверен, что он под колпаком. Вряд ли он будет доволен, если поймёт, что его слушают. А я стопроцентно уверена, что в той квартире, что ты хотел бы ему предложить будет ворох жучков. К тому же ему надо будет… врасти в наше время. Освоить технологии, и, вообще, освоиться в том, что он пропустил за последние 60 лет. И не надо будет его дёргать. К тому же… ‒ она запнулась.

‒ Что ещё? ‒ Ник понял, что есть ещё что-то важное. ‒ Есть ещё что-то о чём ты хотела бы сказать? Насчёт квартиры я полностью согласен. Пускай сам выбирает, где ему жить. И пускай врастает в наше время спокойно и неторопливо.

‒ Да. Пегги Картер, точнее Колдуэлл. Ты в курсе, что он просил её стать его женой незадолго до катастрофы с Валькирией?

‒ Что?!?? ‒ единственный глаз Фьюри расширился от шока. ‒ Ты уверена?

‒ Да. Я разговаривала с Пегги, когда она была в сознании. И она упомянула, что Стив просил её стать его женой. Она, к сожалению, не успела ответить да. Ему надо переварить то, что Пегги прожила другую, счастливую, но без него, жизнь. Я, если честно, очень хотела бы, чтобы он нашёл свою новую любовь, нашёл хобби, интересы здесь и сейчас. Ты же знаешь, что он рисовал? И, да, Ник. Я дам тебе жёсткий и даже в чём-то жестокий совет.

‒ ?

‒ Держи эту… девушку с пониженной социальной ответственностью подальше от Стива.

‒ Наталью? А что с ней не так?

‒ Эта… ни в чём не знает меры. И, я уверенна, начнёт совать ему девиц, не обращая ни на что внимание. И, скорее всего, девиц с пониженной социальной ответственностью. То есть, похожих на неё. А Стиву такие точно не нужны. К тому же, не забывай, он вырос в совершенно другое время. С совершенно другой моралью и взаимоотношениями между людьми. Ему будет… сложно. Поэтому, я искренне надеюсь, что он найдет совою новую любовь сам. Без чей-либо помощи. Особенно без помощи этой… ‒ Кэтрин аж скривилась, словно зажевала незрелый лимон. Она на дух не переваривала Романову. Причём, это было небезосновательно.

‒ Хорошо. Я тебя понял, и если честно, то Наташу я буду держать как можно дальше от Стива. Может даже отправлю куда подальше на пару лет, чтобы не мешалась под ногами. И, я полностью согласен. Пускай ищет свою новую любовь и новые интересы здесь и сейчас. Насчет денег я распоряжусь. И, Кэтрин… не могла бы ты объяснить основы жизни в 21 веке сама? У тебя вроде сложились неплохие отношения со Стивом?

О том, что утрачено и утрачено невозвратно, горевать бесполезно.

(У. Шекспир)

А пока директор ЩИТ и доктор Осборн вели задушевные разговоры, Стив Роджерс в одиночестве переваривал, что он был заморожен в айсберге более 60 лет. Что от его прошлого осталась только Пегги, и то, чисто условно ‒ Альцгеймер это не та болезнь, при которой можно вести долгие задушевные разговоры об общем прошлом.

Для Стива прийти в себя в мире, который опережает его прошлое на без малого 70 лет было не так морально и психологически тяжело, как принять тот факт, что из его друзей и семьи никого больше нет.

‒ Баки… боже мой, дорогой мой Баки… тебе бы понравилось в этом времени… мир без чудовищной войны, без воя немецких бомб, без взрывов и стрельбы… где женщинам разрешено носить брюки. ‒ Он кривовато усмехнулся.

Баки был его даже не брат, скорее более чем существенная часть его души и сейчас там, на том месте, где была связь с Баки зияла чудовищных размеров дыра с кровоточащими краями. Для окружающих прошло более чем полвека с момента окончания самой кошмарнейшей войны в истории (и Стив очень надеялся, что этот кошмар был последним. Но осознавал, что это вряд ли).

Но для самого Стива прошло буквально несколько часов. Ещё буквально накануне он прощался с Пегги, сражался с Красным Черепом и вёл самолёт прочь от городов США… А сейчас он в начале 21 века… где о чудовищной войне наверно никто и не помнит. Может несколько абзацев в учебниках истории и всё.

«Воющие Коммандос» были его фронтовыми друзьями. Про многие операции, что они проворачивали по ту сторону фронта их командование так и не узнавало (к счастью), иначе за некоторые из их художеств им грозил без малого Военный Трибунал.

Операция по освобождению Баки из лап ГИДРы и Арнима Золы, в которой он существенно потрепал Иоганна Шмидта, более известного как Красный Череп прошла отнюдь не так, как он и освобождённые пленники рассказывали потом.

На самом деле вся операция была гораздо более кровавая, ему пришлось капитально подраться с подручными Золы, прежде чем он смог прорваться в лабораторию, да там тоже он не цветочки нюхал.

Да и последующие операции отнюдь не отличались миролюбием. Особо если они проводились совместно со спецназом русских. У которых был свой, чудовищный кровавый счёт не только к немцам, но и к самой ГИДРе. Так что такие вот совместные операции, про которые командование армии США узнавало постфактум, и в сильно отредактированном варианте, были жёсткими, даже жестокими.

Стив не знал, как его описали в учебниках, если конечно же он как Капитан Америка был упомянут в учебниках, но вот героем в сияющих доспехах он точно не был. На войне вообще, а на такой чудовищной тем более, весь пацифизм выбивается после первого же боя или авианалёта, если ты в живых остался, естественно. Да и курить-пить-материться он научился уже после первого же сражения, в котором он принял участие. И дымить как паровоз, как метко заметил один из его русских друзей он не переставал до самого конца. Как и пить по-чёрному тоже.

‒ Интересно, а как меня вообще в учебниках истории описали? Как светлейшего рыцаря в сияющих доспехах? Который, естественно, отнюдь не курил, так что все вещи почти мгновенно пропитывались запахом крепкого табака? Не пил по-чёрному, особенно если терял людей, и уж тем более не матерился? ‒ Стив усмехнулся в потолок. Матерится он виртуозно. И это было нормально для человека, который родился в начале 20 века в бедном квартале, где не матерились разве что совсем немногие люди, вроде его мамы и мамы Баки.

Пегги… Он любил её, как и она его тоже. Они надеялись, что после войны смогут пожить для себя. Что они смогут спокойно поженится, что у них будут… дети. Но… он потерял её тогда, в феврале 1945, когда понял что самолёт невозможно посадить. Мог ли он выпрыгнуть? Стив задумался.

С одной стороны ‒ да, вполне. А с другой… зимняя Атлантика… шторм, ледяная вода… шансов выжить… меньше нуля.

‒ Господи… ‒ Стив застонал. ‒ Как и что мне сейчас делать? Пегги… ладно, не будем о грустном. Раз я выжил, жив-здоров, то это значит, что у судьбы на меня есть планы. Значит… Значит будем жить. А прошлое… а прошлое останется в прошлом. Я буду помнить, но не зацикливаться на прошлом. Смотреть в будущее!

Приняв такое, Стив спокойно уснул сном человека, который принял тяжёлое и жизненно важное решение, от которого зависит всё.