Баронесса Пятница (джен)

Зима! Крестьянин мерзнет, варежкой в морду сопли втирая. Зима… Холод собачий, только собаки с таким не согласны. Они хвосты греют на теплотрассах и при любой возможности рвутся в дышащие теплом подъезды. Это зима. Суровая русская зима. Женщины кутаются в шубы, ворчат на морозы, но упорно топают по своим делам, лишь надеясь, что пальцы ног не посинеют в новеньких сапожках. Рядом с ними бегут мужики, нервно похлопывая в ладоши или все глубже и глубже закапывая руки в карманы...

Январь всегда в моих краях был суровым. Не только из-за крещенских и рождественских морозов. Они везде хороши, насколько я знаю. Тут другое. В январе особо холодно потому, что люди отвыкли от морозов за время новогодних праздников. Посудите сами. С тридцать первого декабря по седьмое января мы практически не выбираемся из теплых своих домов. А зачем, собственно? Еды — навалом. Все, что осталось с новогоднего стола подъедается в остальные дни до выхода на работу. Выпивка — тоже самое. Мало где покупают одну-две бутылочки. Чаще алкоголя дома столько, что пить не перепить. Вот так вот. Потому и человеку делать нечего на улице. Все у него есть. И тепло и еда. А жопу морозить посреди сугробов снежных кому охота? Да никому. Вот и замерзает все вокруг, потому что никто не греет.

Конечно, после седьмого января мир оживает, люди выходят на улицу. Но холод уже захватил все вокруг, вцепился мертвой хваткой и отпустит все только в феврале. Да и то не всегда. Бывает, что в апреле холод стоит лютый.

Одна из самых больших проблем Лугового, особенно зимой — это автобусы. Поселок Луговой находится от Апрельска в сорока километрах. Расстояние приличное, хоть и не особо серьезное. Но в морозы, не важно какие январские или какие-либо другие, это становится серьезным косяком. Хотя бы потому что большая часть автобусов просто не выдерживает холодов. ПРедставьте, едете вы в город на работу, а автобус, бах и сломался. Где-то посередине пути.

Те автобусы, кто выдерживает путь… Лучше бы не приезжали. Сесть в морозильник и в течении часа, а то и больше, просидеть там… Приятного, в общем, мало. Но сделать мы, луговчане, по сути ничего не можем. Кушать все хотят. А чтобы хорошо кушать — нужно работать и деньгу зарабатывать. А это только в Апрельске и можно сделать. В Луговом работы нет. Точнее, есть, но та, что есть — за нее намертво народ цепился. Клещей похуже. Вот поэтому ездит большая часть населения Лугового в Апрельск, жопы свои морозя об пластмассовые автобусные сиденья.

Я — в их числе. Каждое утро по будним дням я выезжал из Лугового, высаживался на невзрачной остановке, не доезжая до города, и, или пешком или на попутке, добирался до места своей работы.

Я работаю инженером группы автоматизации следственного изолятора. По простому — системным администратором. Обязанностей много, проблем выше крыше, также как и ответственности, а вот прав — как обычно, никаких. Работал я тюремным сисадмином уже довольно давно, четыре с лишним года, но ни кайфа, ни толку от своей работы не видел. Как и зарплаты, впрочем. Зачем я работал там, хотя в городе легко можно было найти, что поинтереснее, да поприятней по зарплате… Не знаю, если честно. Я много где работал до следственного изолятора, но нигде не встречал такого коллектива, как здесь. Прикольный он был, коллектив. Веселый, хоть и не совсем дружный. Но не только. Рассказывать можно долго обо всех, но все равно я не смогу объяснить правильно. Не обучен.

Лучше пройдусь по самым ярким личностям нашего коллектива. Исключая девушек. Они у нас все яркие. Пару дней поработаешь рядом и эротических фантазий на год вперед хватит.

А начну я с начальника изолятора. Чтобы точно описать этого человека, думаю, потребуется несколько десятков страниц, но я попробую обойтись одной историей. Она лучше всего его характеризует.

Было это примерно года два назад.

Противно жужжа, под потолком летала муха. Слушая мой доклад о состоянии компьютерного парка следственного изолятора, сидевшие за столом в кабинете начальника руководители служб и отделов откровенно скучали — кто-то что-то писал в блокнот, некоторые поглядывали в окно, в которое впервые за последние несколько недель изредка заглядывало наконец-то по-летнему жаркое солнце, а начальник отряда откровенно дремал, положив голову на сложенные на столе руки. Но ему это было простительно — он пришел на совещание, которое длилось уже несколько часов, прямо с ночного дежурства.

— …Таким образом, резервные копии баз данных картотек действующих и убывших сохраняются на внешний накопитель ежедневно. Далее, в отделе дактилоскопии компьютер на ладан дышит. Я ему максимум даю еще пару дней жизни…

— Значит, нужно сделать так, чтобы он жил! — оборвал меня начальник.

— Это невозможно, — возразил я. — Кластеры жёсткого диска повреждены. Дай бог, я смогу сохранить информацию.

— Блять, Самятин, ну почему у тебя всё невозможно? — спросил меня начальник. — Можно ведь поменять хард, не так ли?

— Ну да, сама система жива и сможет еще работать долгое время. Но…

— Что но?

— У нас нет жёстких дисков в наличии. Все, что были у меня на складе, я уже использовал. Последний раз я вообще из дома принёс винчестер и поставил его на компьютер в комнате передач. Наша техника безнадёжно устарела, и ремонтировать её синей изолентой — бессмысленно. Нужно менять.

— Ты сам знаешь, что денег на это нет, — развёл руками начальник.

— Да, и это подводит меня к последнему вопросу в моём докладе. Денег на заправку картриджей осталось немного. Примерно еще на один раз. Поэтому всем сдать картриджи на заправку. У меня всё.

— Хорошо, — вздохнул начальник. — Что у нас в режимном корпусе? — обратился он к начальнику отдела режима.

Пока все слушали его доклад, я обратил внимание на странное поведение начальника оперативного отдела. Он пристально смотрел на застеклённый шкаф в углу кабинета, начисто игнорируя то, что совещание было в самом разгаре. Заметив, что я наблюдаю за ним, он тихонько указал мне на шкаф и усмехнулся.

Приглядевшись, я увидел мышку, сидевшую на нижней полке за стеклом и сосредоточенно поедавшую край тома Уголовного Кодекса Российской Федерации.

Начальник оперов хитро улыбнулся, тихонько поднялся со своего места и медленно пошёл в сторону шкафа. Но не успел он открыть стеклянную дверцу, как раздался возглас начальника:

— Не трогай моего Джерри!

Начальник вскочил из-за стола и быстрым шагом пересёк кабинет. Достав мышку, он ласково погладил её указательным пальцем по спинке:

— Не бойся, дядя тебя не обидит!

— Да он у тебя голодный! — засмеялся начальник оперов, достав с полки погрызанный Уголовный Кодекс.

— Я сейчас! — воскликнула начальник группы спецучета и выскочила из кабинета, чтобы через минуту вернуться с полной ладонью крошек. — Вот. Пусть грызёт.

С тех пор мы все, каждый раз идя на совещание к начальнику, набираем полные карманы крошек, чтобы порадовать любимца нашего начальника.

Вот такой у нас был начальник. Огромный, под два метра ростом, многими внушающий уважение, а порой и страх одним своим видом… Приколист. В свои тридцать семь уже носящий полковничьи погоны.

Следующими яркими личностями нашего изолятора можно назвать оперов. Всех скопом. Потому что по отдельности их как-то выделить не получается.

Здесь, в следственном изоляторе, у каждого свои тараканы. А у отделов они общие. Это я понял уже в первый день работы, когда практически сразу все опера в голос меня окрестили «Бандитом». А дело было так.

Первый день. Суматоха, кипа бумаг, полуживые компьютеры и я, носящийся с языком на плече по кабинетам. Время до обеда пролетело быстро — я и глазом моргнуть не успел. Двери кабинетов закрылись, кто-то вышел на волю, чтобы отобедать дома, благо до него недалеко. Я же, полуживой и только осознавший, как болит все моё многострадальное тело, понёс свою тушку до серверной на первом этаже. Там, среди пыли, шума кулеров и в полумраке диодных ламп и было моё обиталище.

Но не успел я пройти и шагу, как одна из дверей распахнулась прямо перед моим носом. Оттуда вывалился здоровенный парень в полевой форме, от которого сильно несло перегаром.

Он с трудом сфокусировал взгляд на мне, ухмыльнулся и рявкнул:

— Бандит, а ты что здесь делаешь? Какого хера шляешься?

— Я, вообще-то, не зек. И не шляюсь, — обескураженно промямлил я в ответ.

— А что ты делаешь?

— Иду! — мой запас терпения всегда быстро истончался, когда я общался с пьяными. Я уже чувствовал, что скоро взорвусь, если этот нелепый допрос продолжится.

— Куда? — он с размаху положил мне руку на плечо, но не успел я ответить, как из дверей кабинета выскочила девушка.

— Блин, ну что ты докопался?! — рявкнула она на пьяного. — Это наш новый инженер!

— А на лицо — настоящий рецидивист! — ухмыльнулся тот.

Она мельком взглянула на моё лицо, покрытое шрамами и с перекрученным носом, и выдала, пожав плечами:

— Да, есть такое… Пойдём, с нами пообедаешь!

Вот так я познакомился с операми следственного изолятора. И теперь часто у них бываю, но не только по долгу службы, а просто так — посидеть, поболтать, покурить, в нарды сыграть. И, наверное, весь этот отдел давно уже позабыл, как меня зовут на самом деле, называя не иначе как: «Бандит!»

И вот такими как опера, как начальник, здесь, в следственном изоляторе были практически все. Приколистами, разгильдяями, однако работавшими на совесть. Не только из-за проверок, которые приезжали к нам с завидным постоянством, не только из-за зарплаты, что была вполне хороша, но и потому что здесь все были трудоголиками. Другие не удерживались. Не умеешь пахать, как бессмертный пони, значит, ты бесполезен.

И вот в таком месте работал я. Лентяй, разгильдяй, не любящий что-то делать быстро, тяп-ляп. Из-за этого поначалу у меня были проблемы, но потом… Я смог объяснить, что сделать быстро и вчера — это не всегда качественно. А некачественно сделанную работу обычно приходится переделывать. Что я крайне не люблю делать. Потому и работаю спокойно, не торопясь никуда. Зато у меня все работало как часы. Только вот криворукость пользователей моей работы никто не отменял. Но об этом не сейчас.

Доехав до нужной мне остановке, я вышел из автобуса и быстрым шагом зашагал по направлению к следственному изолятору. Конечно, можно было пересесть на маршрутку и спокойно доехать до туда, но моя карта была все еще заблокирована, а количество налички стремительно приближалось к нулю. Поэтому я выбрал пеший маршрут. Пятнадцать-двадцать минут ходу через сугробы, лед и холод. Что может быть лучше, чтобы привести свои мысли в порядок?

Да вот только этого не случилось. Добрался я до следственного изолятора с полностью пустой головой, в которой сиреной звучала только одна мысль: “Блин, как же холодно!” Потому что действительно было холодно. В ботинки забился снег, иней покрыл тонким слоем часть шапки и капюшона и ворота, нос побелел, даже щетина, едва заметная, но все же она была, укрылась под сосульками.

Войдя в таком виде к себе в кабинет, я сразу же услышал противный звук своего рабочего телефона. Кто-то уже искал меня, наверняка нажали не ту кнопку или просто компьютер не запустился.

— Самятин, — я взял трубку.

— Леша, привет, тут у нас программа не запускается, — что меня всегда бесит, так это то, что мало кто из моих сослуживцев представляется. То есть я обычно без понятия, кто мне звонит. Все, наверное, полагают, что я их по голосам знаю. Конечно, столько лет работаю уже здесь… Но это не оправдание. Просто торопятся все.

Я взглянул на экран компьютера, который я включил одновременно с тем, когда взял трубку телефона. У меня там сбоку было маленькое оконце, отображающее состояние всех моих серверов. Судя по всему сервер картотеки спецконтингента работал без проблем, сервер 1С тоже…

— Кадры, так? — сделал я предположение в трубку.

— Да.

— Хорошо, сейчас подключусь, гляну, что не так.

Вообще, удаленный доступ к компьютерам наше следственного изолятора как бы запрещен, но это если кто-то пытается подключиться откуд-то извне. Программа RAdmin очень хорошо подходит для удаленной работы именно в локальной сети учреждения. Только и она стоит не везде. Есть отделы: опера, бухгалтерия, частично кадры; где этой программы нет и не было. Запрещено. Только в кадрах на сервере специальной картотеки сотрудников учреждения я программку эту установил. Просто вылетает эта картотека часто, а бегать мне взад-вперед порой просто неохота.

Я открыл RAdmin Viewer и быстро найдя ярлычок кадрового сервера, запустил его. Соединение установилось буквально за пару секунд и я сразу обратил внимание на ярлык «континента» в трее. Именно в закидонах Континент-АП была вечная проблема с работой кадровой картотеки.

На диагностику и устранение проблемы мне понадобилось не более пары минут. Девочки-кадровики просто пытались подключить «континент» с другого, уже окончившего срок действия сертификата. Я удалил старый сертификат, чтобы он больше не мешался и, запустив «континент», произнес в трубку, которую все еще держал в руке:

— Готово, пользуйтесь.

— Спасибо, Леша, — отозвались на той стороне провода и повесили трубку.

А я приступил к своим обычным утренним обязанностям. Одно из них — выпить чаю — я, естественно, делал одновременно с другими делами. Во-первых, я просмотрел электронную почту и переслал письма в канцелярию. Не знаю, кто это первый придумал, но просмотр и рассылка почты была моим обычным ежедневным ритуалом, совсем недавно закрепленным за мной приказом начальника. Признаться, я находил эту обязанность лишь мешающей мне. Хотя бы потому что в первые свои месяцы работы в СИЗО я совершенно ничего не успевал. Какая почта, если меня ждали измученные компьютеры, долгое время проработавшие без технического обслуживания? А после… После я просто не понимал, на кой хер программист должен заниматься тем, чем обычно занимаются секретари. То есть в моем случае — канцелярия. Но делал, потому что начальника не интересовало то, что я занят своей наладкой компьютерного парка учреждения.

Во-вторых, я просмотрел письма для спецконтингента. На электронную почту мы такие письма не принимали, но существовала специальная система для такого случая — «ФСИН-Письмо». Объяснять, как она работает, не буду. Слишком долго и прозаично. В двух словах не расскажешь. Ладно, письма я просмотрел, распечатал их и положил в папку — нужно будет передать их операм. Опера в нашем учреждении занимались цензурой почты для спецконтингента. И вечно бесились, когда я приносил им очередную порцию. Словно это не повторялось изо дня в день. В принципе, я их понимал. Мне эти письма тоже были без надобности, я ведь каждый день сканировал и отправлял ответы спецконтингента их родственникам. А это делать на допотопном сканере было очень долго и нудно.

И, наконец, в-третьих, я как всегда прошелся по отделам, чтобы узнать о том, все ли у них хорошо. Конечно, никто мне не сказал, что все плохо и ужасно, а компьютеры без моего присутствия скучают и отказываются работать. Народ у нас в этом деле вредный. Обойти я всех обойду, но как только вернусь к себе в кабинет и сяду выпить чаю — тогда все обязательно очухаются. И у них уже как час не будет работать какой-нибудь компьютер или принтер. А я обязательно окажусь редиской.

Так случилось и на этот раз. Я зашел к операм, отдал им распечатанные письма, прошелся по кабинетам и едва вернулся, как зазвонил телефон.

— Самятин.

— Хозотдел. Леха, у нас отчет горит, а отправить мы не можем.

— Почему не можете? Я же вам еще в декабре все настроил.

— Ругается на ЭЦП.

— Этого не может быть. Она еще до июля должна работать. Хотя… Стоп, а вы флешку вставили, которую я вам дал?

— Куда?

— В компьютер. В USB-порт, — у меня просился другой ответ, но служебная этика есть служебная этика. Я многое могу сказать моим сослуживцам по части их знания работы с компьютерами. Но за эти слова меня могут не только уволить или побить, но и посадить. За оскорбления, к примеру.

— Блин, точно. Не вставили. Спасибо…

Едва я положил трубку, как телефон снова зазвонил. На это раз меня беспокоила канцелярия. Как обычно, просила не тянуть с документами с электронной почты. На что я отделался шуткой и попросил подождать минут пять, не больше. Хорошо еще, что документы, которые пришли за последние десять дней, я уже приготовил, сохранил себе в папку на рабочем столе, только вот отправить на компьютер канцелярии просто-напросто забыл. Что сделал сразу же после звонка нашей грозной канцелярии. Как по мне — ее порой побаивались побольше начальника. Я — чего уж греха таить, в том числе.

Отзвонившись в канцелярию о том, что документы ей отгрузил, я расслабленно отхлебнул порядком уже остывшего чаю. Что плохо в моем кабинете — летом в нем, как в бане, а зимой — словно в Арктике. Да и большинство тех, кто сюда заходит, наверняка в пещере родились. Дверь не закрывают, пока на них не заорешь благим матом. А мне в спину дует будь здоров. Да так, что я хондроз в свой тридцатник с хвостиком умудрился приобрести.

Вот и сейчас, кто-то дверь открыл, а по сквозняку, пощекотавшему мою спину, я понял, что закрыть — забыли...

— Здорово, Леха! — хлопнул меня кто-то по спине. Я поперхнулся чаем, а когда откашлялся, угрюмо взглянул на техника группы инженерно-технического обеспечения связи.

Вот еще что плохо порой в моем кабинете. Ни хрена он не мой целиком и полностью. Я делю его с пятью сотрудниками сопредельной мне службы. Точнее, это они со мной делятся местом. Так уж получилось, но за четыре года, теперь уже практически пять, я сменил четыре кабинета. Первоначально меня определили в бухгалтерию, так как именно там раньше сидел бывший инженер. Но я бухгалтерам мало понравился. Угрюмый, вечно уставший и мало идущий на контакт… Понятно, что я мало кому нравлюсь вообще по жизни, так что часть претензий бухгалтерии я мог понять. А вот то, что я якобы не помогаю им, что делал предыдущий инженер, я отказывался понимать сразу и навсегда. По основной специальности прошлый инженер был именно что бухгалтером, а я — специалистом по сервису компьютерной техники. Поэтому я и отказывался выполнять не свою работу. Ведь я совершенно ничего в бухгалтерском ремесле не понимал.

Следующим моим кабинетом был кабинет заместителя начальника. Там я проработал месяц. В конце концов его задолбало то, что я никогда не сижу спокойно на месте и он уговорил начальника вновь выселить меня.

Так я оказался в серверной. По сути — обители ТСОшников, но они там появлялись довольно редко, что мне было очень удобно. В серверной я проработал около года, а потом те же ТСОшники предложили мне обитать вместе с ними, в недавно отстроенном помещении возле отдела охраны, на задворках хоздвора.

И вот здесь, в ТСОшке, я обосновался основательно. Уже два года я здесь работал. И здесь мне было хорошо. Обычно в те моменты, когда все ТСОшники уходили на вызов.

Для справки повторюсь, я — инженер группы автоматизации, моей зоной ответственности являются компьютеры и сеть. Работы у меня много, но большую часть я могу сделать, даже не поднимаясь из своего рабочего места. Другое дело — ТСОшники, их группа из пяти человек отвечает за все системы видеонаблюдения и охранно-пожарной сигнализации в учреждении. А их много и они постоянно ломаются. Поэтому обычно большую часть рабочего дня в ТСОшке я сижу один. Только в начале дня, в обед и в конце работы в ТСОшке становится многолюдно.

По большей части с ТСОшниками я нашел общий язык. Все-таки мир компьютеризируется прямо таки в геометрической прогрессии и зачастую моя помощь ТСОшникам становится не лишней. Но, иногда, мне очень хочется побыть одному и заняться своими рабочими моментами. Как например, сейчас.

— Серега, ты в пещере родился или как? — спросил я угрюмо.

— Нет, а что? — ответил мне удивленно техник.

— Закрой нахрен дверь, блин. Дует же!

— Ладно, ладно. Ты чего такой злой?

— Дует, блядь, я замерз. Да и так проблемы есть…

— Ясно. Нам, эта, твоя помощь нужна.

— Рассказывай, — вздохнул я.

— Да все просто, мы сейчас видеокамеру у психологов на корпусе поставили, вот хотим проверить.

— А чего там проверять? — изумился я. — Подключитесь с компа да посмотрите! Да чего я тебе рассказываю, сам ведь все это знаешь.

— Там другая система. Там видеокамера завязана на открытие двери. Вот и хотим проверить, будет ли работать.

— То есть дверь открывается, видеокамера включается, так?

— Ага.

— А если психолог ее закроет? Камера выключится?

— Вот это мы и хотим проверить. В принципе, такого не должно быть. Но возможно.

— Хорошо, проведем эксперимент. Сейчас психологам позвоню, договорюсь, чтобы меня провели туда.

— Спасибо! Ладно, я побежал!

— Дверь закрой! — рявкнул я вдогонку стремительно исчезнувшему технику. Дверь он так и не закрыл. Это сделал я. Когда вышел из ТСОшки.

Найти психологов оказалось не проблемой и уже через несколько минут мы шли по длинной галерее по направлению в старый режимный корпус…

Громко звякнув, отошёл язычок замка. Скрипнула, открываясь, решётчатая дверь. Убрав ключи в карман, девушка в полевой форме повернулась ко мне и, улыбнувшись, звонко воскликнула:

— Руки за спину! Самятин, не заставляйте меня применять к вам силу!

Я усмехнулся, склонил голову и, сцепив руки за спиной в замок, прошёл через открытую дверь в коридор режимного корпуса. Постовой на этаже, сидевший напротив входа, сначала удивлённо уставился на меня, а потом, вспомнив, засмеялся. Сзади меня ткнули в спину:

— Давай, иди, чего встал? — с трудом сдерживая смех, произнесла девушка.

— Товарищ лейтенант… — обернувшись, жалобно вполголоса проговорил я, стараясь не поднимать взгляд и давясь от рвущегося наружу хохота.

— Иди уже! — смешно сморщив личико, попыталась сурово прикрикнуть она.

Так мы и пошли под весёлый ржач постового: девушка в полевой форме и погонами лейтенанта с улыбкой на лице конвоировала медленно шагавшего, сгорбившегося и сцепившего за спиной руки молодого парня, одетого в полевую форму без каких-либо знаков отличия…

Я шёл и вспоминал. С чего началось, что уже практически пять лет работая инженером группы автоматизации в следственном изоляторе, я каждый раз был вынужден, оказываясь в режимном корпусе, убирать руки за спину?..

Шёл второй день моей работы в изоляторе. Уже в первый день я метался по всему административному корпусу, не зная продыху. А на второй день с самого утра двинулся в режимный корпус. Тогда еще я не знал правил и ходил везде, не зная, куда мне можно и нельзя. Допуска в режимные корпуса у меня тоже не было, но в дежурке никто не мог меня проводить туда: все были заняты, пришёл этап. Но, не долго думая, ДПНСИ выдал мне ключ, объяснив это тем, что по долгу службы я буду часто бывать в режиме и сопровождение мне ни к чему.

Пройдя длинным, закрытым со всех сторон решётками и колючей проволокой коридором, я открыл ключом решётчатую дверь, и она, громко скрипнув, пропустила меня в режим.

Пройдя уже треть коридора, я услышал за спиной чей-то ошалевший голос:

— Какого?..

Оглянувшись, я увидел медленно приподнимающегося со стула постового. Он удивлённо смотрел на меня и силился сказать что-то внятное, но не мог выдавить слова из глотки.

Подождав недолго, я пожал плечами и продолжил путь. А сзади раздался крик:

— Руки за спину!

Не совсем поняв, к кому обращается постовой, я невозмутимо пошёл дальше. И через секунду крик повторился:

— Я сказал, руки за спину! Твою ж мать!

Раздался гулкий топот, но не успел я повернуться навстречу постовой, как он настиг меня и я сразу же почувствовал сильную боль — он заламывал мою левую руку, крепко вцепившись в неё. С трудом вывернувшись, я дёрнул парня на себя и перебросил через бедро.

— Второй пост, тревога! — оказавшись на полу, дежурный не растерялся и включил рацию, висевшую у него на груди, а потом, выхватив дубинку с крепления на ремне, бросился на меня.

— Какого хуя, сука? Ты ебанулся? — пропустив первый же удар резиновой дубиной прямо в лицо и с трудом удержавшись на ногах, взревел я.

Парень не ответил — он атаковал меня, и мне пришлось уйти в глухую оборону, медленно отступая под градом ударов.

А через пару минут в коридор на первом этаже режимного корпуса ворвался вооружённый автоматами караул. Меня повалили на пол и только решили утихомирить, надавав пинков, как один из них, узнав меня, воскликнул:

— Бля, так это же наш новый инженер! Ты как тут оказался?

Я лишь невнятно что-то пробурчал ему в ответ, прижимая ладонь к стремительно опухавшей челюсти…

С тех пор, каждый раз, когда я захожу в режимный корпус, кто-нибудь обязательно прикажет мне: «Руки за спину!». Они считают это смешным, но моя челюсть все еще помнит тот удар дубинкой…

Но Белле — лейтенанту-психологу — я разрешал использовать эту хохму. Не обидно было просто. В отличие от многих других. Вот и сейчас, она меня провела по коридорам, словно заключенного, но уже на пороге своего кабинета произнесла:

— Ладно, Леш, хорош прикалываться.

В ответ я только кивнул, расцепил руки и достав рацию из нагрудного кармана, и нажав кнопку вызова, сказал в нее:

— 6-2-3-4, прием!

— 6-2-3-5, на связи!

— На четвертый, — скомандовал я, сам переводя регулятор на четвертую линию.

— Есть картинка? — продолжил я.

— У психологов? Да, есть. Попробуй дверь закрыть.

Я прошел к двери и закрыл дверь. Рация тут же отозвалась:

— Картинка пропала. Как слышишь?

— Понял тебя. Вы на что замкнули?

— Долго объяснять. На датчик открытия.

— Понятно. Надо было на электромеханический замок. Пока не подается сигнал на его закрытие, камера не выключается. Примерно так.

— Сможешь такое сделать сам?

— Пара минут работы, — ответил я и выключил рацию.

На самом деле, конечно, я провозился намного дольше, чем пара минут. С полчаса или час. Но дело сделал. Попутно с удовольствием пообщавшись с Беллой. Несмотря на то, что многие, в том числе которых я сам, считают психологов довольно странными личностями, Белла была другой. Закидоны у нее были, но у кого их нет? Но с ней всегда было приятно пообщаться.

Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Так и наше общение с Беллой прекратилось на сегодня тогда, когда мы расстались у дежурки, чтобы разойтись в разные стороны. А у входа на КПП меня уже поджидал начальник.