Выходной - хуже некуда (джен)

В конце августа 1976 года в профессиональной и идейной жизни Люциуса Малфоя впервые за долгое время выдался выходной. Люциус расположился в беседке поместья Малфоев, блаженно вытянув ноги. На столе перед ним источал аромат горячий кофе, рядом стояла тарелка с внушительной горой воздушных круассанов с малиновым джемом.

«Красота, — думал Люциус, с удовольствием смакуя нездоровый завтрак. — И еще целый день никуда не надо идти и ничего не надо делать! Можно даже на пляже позагорать. Цисси, наверное, не сможет — говорила, что сегодняшний день проведет с сестрой. Хм, странно. Не замечал, чтобы они с Беллой сколько-нибудь продолжительно общались...»

Именно на этой мысли его и застал хлопок аппарации. Перед ним появились две решительно настроенные женщины, одна из них держала на руках ребенка.

Люциус сразу понял, что его покою пришел конец — просто почувствовал, что выходной пошел низзлу под хвост.

А потом Нарцисса заговорила и подтвердила его тревоги.

— Дорогой, — сказала она, — у нас с Медой дела во Франции. Пожалуйста, — это слово она отчетливо выделила, добавив в него твердых ноток, — присмотри за Нимфадорой, дочерью Меды, пока нас не будет. Ей три. Это очень важно. Да, домовику я приказала прибраться в квартире у Меды, пока ее нет: смотреть за домом и за маленьким ребенком — не так просто. Не зови домовика.

Девчонка с торчащими во все стороны темными волосенками с розовым оттенком — может, ему кажется? — на руках у Андромеды залепетала какие-то неразборчивые звуки, а Люциус поперхнулся круассаном и закашлялся так, что уже испугался, что присоединится к предками в посмертии.

Нарцисса энергично похлопала его по спине, приводя в норму.

— Дора, это дядя Люциус, — тем временем объясняла Андромеда дочери. — Ты останешься с ним, пока мамы не будет. Ненадолго.

Девочка несмело помахала кашляющему Люциусу.

— Пливет! — тихонько сказала она.

Андромеда поудобнее перехватила ее на руках.

— Ты хочешь, чтобы я остался с ребенком? В мой единственный выходной, которые — заметь — бывают не чаще, чем раз в пол-лета! Да еще и без помощи эльфа? Нарцисса, у меня на это просто нет сил! Я не умею обращаться с детьми! Я не справлюсь!!! — Люциус уже вопил. — Хочешь свести меня в могилу?! Тем более, это же дочь предательницы крови! Ее выжгли на гобелене! Если Лорд узнает…

— Не узнает, — спокойно и решительно прервала Нарцисса. — Вот поэтому об этом не должен знать никто, кроме тебя!

— А если он захочет посмотреть мои воспоминания? — возразил Люциус.

— Так спрячь! — огрызнулась Нарцисса.

— С ума сошла? — возмущенно зыркнул на нее Люциус. — Он лучший в Англии легилимент.

— Да знаю я, — устало вздохнула Нарцисса. — Уберем твои воспоминания в Омут памяти.

— А если он меня вызовет? Вот прямо сейчас? Сегодня? Или — еще хуже — явится сюда? Ты представляешь, что с нами будет?

— Ну пожалуйста, Люциус, — надула губки Нарцисса и просительно посмотрела на мужа. — Что тебе стоит, а? Мы же всего на несколько часов! — Она взглянула на сестру, ища поддержки.

— Дора — послушная девочка, — неуверенно сказала та, оценивающе глядя на Люциуса. Вероятно, ей уже не очень нравилась идея оставить дочь на того, кто так отчаянно отпирался и отбрыкивался. В это время Дора завозилась на руках у матери.

— Это очень важно, — Нарцисса взяла малышку на руки и направилась к Люциусу, а Андромеда поставила на пол сумку, вероятно, с вещами первой необходимости для Доры.

Все его тело, его чувства, его мозг кричали, что нужно делать ноги. Аппарировать! Точно. Он должен аппарировать из дома быстрее них…

— Кроме того, Дора — твоя племянница. А кто лучше Малфоев понимает ценность родной крови? — увещевала Нарцисса.

— Но ведь, — протянул Люциус, глядя на Андромеду, оставшуюся на месте, — предатели крови больше не считаются родственниками, — растерянно сказал он, когда Нарцисса помогла ему взять ребенка правильно, расположив его руки, как нужно.

— Люциус, — поморщилась Нарцисса. — Меда моя родная сестра, мы росли вместе. А политика и идеология — всего лишь средство достижения целей. Я должна отказаться от сестры только потому, что она влюбилась не в того, в кого хотела бы ее семья? Разве это не глупо?

— Ну, когда ты так об этом говоришь… — пробормотал Люциус и заметил едва уловимую улыбку жены, даже тень улыбки. — А где магглорожденный муж? И зачем вам обеим во Францию?

— Тед работает — нам же надо на что-то жить! А во Франции у нас родственники. Тут война и убийства. А мой муж магглорожденный, — вмешалась в разговор Андромеда.

— Меде с Тедом и малышкой, или только с малышкой, — добавила Нарцисса скороговоркой, а Люциус увидел, как гневно сверкнули глаза Андромеды, — нужно где-то пересидеть, пока в Англии неспокойно. Найти безопасное убежище. Мы попробуем договориться с одной нашей тетушкой. Она очень нас баловала в детстве.

Когда Нарцисса договорила последнее предложение, Люциус почувствовал и тяжесть ребенка на руках, который тянулся то в одну, то в другую сторону — наверное, первый шок от происходящего прошел, — и как в него вливается что-то теплое и немного — бодрящее.

— Ты наложила на меня чары? — удивленно и одновременно строго спросил он у Андромеды, которая держала в руках палочку.

— У тебя нет опыта с детьми. Это заклятие помогает почувствовать то же, что и маленький ребенок рядом. Так тебе будет проще понимать, в чем она нуждается.

Люциус и вправду почувствовал что-то совсем ему несвойственное — интерес к окружающей обстановке, желание ее исследовать, прогуляться, и еще у него появилось чувство, будто он по-настоящему обделался.

Наверное, выражение лица у него было растерянное, потому что Андромеда кивнула и сказала:

— Вот видишь, подействовало.

— Удачи, — попрощалась Нарцисса, пока Люциус привыкал к новым ощущениям, быстро поцеловала его в щеку, взяла за руку Андромеду, и они аппарировали.

— Но я же не знаю, как… как… — его нос унюхал характерный запах, будто кто-то обделался. Ребенок на его руках завозился сильнее, стал вырываться интенсивнее.

— О Мерлин, помоги! — вздохнул он, закатывая глаза.

Люциус подогрел воду магией и очистил причиненный ущерб вручную — сомневался, подойдет ли трехлетнему ребенку обычное очищающее заклятие, или нужно какое-то особое, для малышей. Когда все было готово и девочка оказалась в чистом и сухом, он принес ее в гостиную и поставил на ноги, она тут же с визгом бросилась исследовать комнату. Люциус снова закатил глаза, когда она врезалась в большую вазу из китайского бело-синего фарфора и опрокинула ее, шлепнувшись на попу. Плакать не стала, только с интересом смотрела на вазу.

«Ну, началось! — подумал Люциус. — Сейчас игры этого ребенка весь дом разнесут!»

А вот за вазу он не переживал — на нее была наложена куча заклятий, чтобы она не разбилась и оставалась в первозданном, только укрепленном виде.

А потом… Люциус увидел в руках у Доры, которая подползла к вазе поближе, какой-то предмет. О, нет, неужели это…

— Дядя! — пролепетал ребенок, когда из огромной вазы, лежавшей на боку, плавно поднялся дух пожилого худощавого мужчины в синей мантии с тонкими усиками и жиденькой треугольной бородкой и с растрепанными длинными волосами, будто он только поднял голову с подушки.

Люциус застыл, увидев привидение. Это была катастрофа! Он выхватил крышку от китайской вазы у Доры, но уже было поздно.

— Потомок мой, — проговорил прозрачный мужчина, увидев длинные белые блестящие и ухоженные волосы Люциуса, его голубые глаза, гостиную поместья Малфоев, — почему я заточен в эту штуку? — ткнул он жилистым пальцем в вазу, оставшуюся лежать на полу.

Дора, восторженно рассматривающая духа, начала хныкать, когда Люциус забрал из ее ручек крышку от вазы. Он поспешно вернул ей предмет и подхватил на руки, надеясь, что она прекратит хныкать — так и случилось, она схватила крышку одной ручкой, а другой восхищенно потянулась к призраку.

— Ну так, э-э-э… — начал Люциус объяснять решительно и приветливо, — ведь… Вы же сами хотели покоя, сэр Брутус! — наконец нашелся он.

Привидение недовольно скривилось.

— А ты будешь?.. — задало оно закономерный вопрос.

— Люциус Малфой, — с готовностью ответил тот, правда, не сразу — какое-то время он соображал, чего от него хотят.

Пальчики Доры дотянулись до мантии призрака и коснулись ее — она рефлекторно отдернула руку, когда почувствовала, какая эктоплазма холодная.

А восторженное восхищение невиданной диковинкой, которое испытывал ребенок, замешательство перед дальним родственником самого Люциуса и его досада от пробуждения предка вдруг сменились холодом в пальцах правой руки и отчаянным желанием разреветься от этого самого холода и жестокого разочарования. Малышка всхлипнула. Люциус отступил на шаг, несколько раз аккуратно подбросил девочку вверх — невысоко — и ловил, приговаривая:

— Все в порядке, малышка. Зато теперь мы знаем, что призраки холодные, и не будем больше за них хвататься.

Сэр Брутус хмыкнул, и его будто ветром сдуло.

Люциус с Нимфадорой остались в комнате одни. Он еще чуть-чуть поподбрасывал ее вверх, а потом поставил на пол, отметив про себя, что в три года дети уже достаточно тяжелы.

— Иди погуляй, — попросил он племянницу. И трансфигурировал несколько фруктов в со стола в погремушки и небольшие игрушечные зверушки: мишку и лошадку.

Дора заинтересовалась предметами и хлопнулась на попу, рассматривая подарки и время от времени возя их по ковру.

— Лосадя! Мися! — слышался иногда тоненький голосок с пола.

Люциус выдохнул. Девочка, кажется, спокойная. А вот то, что теперь по дому будет шастать прозрачный раритет из семнадцатого века — еще та проблема. Главным образом потому, что Люциус знал характер старика: он постоянно ко всему придирается, все критикует, всем недоволен — и вообще достает живых всеми возможными и невозможными способами.

Так уж вышло, что после смерти его дальний предок, издатель журнала «Воинственный колдун», остался в мире живых в виде привидения и доставал поколения своих потомков. За сотни лет в эктоплазматическом существовании он научился передвигать предметы, поэтому когда его обуревали сильные эмоции или от скуки, он ронял все в доме, а еще постоянно ворчал и был недоволен всеми своими потомками — таковы уж свойства характера Брутуса. Еще в детстве Люциуса этот дух доставал всех домашних, пока не… устал.

— Хочу уснуть, — объявил он как-то. — Устал наблюдать за деградацией этого мира.

Абраксас, отец Люциуса, нашел способ это устроить, и вредного родственника поместили в дорогую и хрупкую вазу из китайского сине-белого фарфора. Защитили кучей заклятий, чтобы не потревожить усыпленное магией привидение, и заткнули крышкой. А Люциус забыл об обновлении чар, которые намертво закрепляли крышку вазы, и вот… Нечто бурчащее и вечно всем недовольное пробудилось.

— Гортензии! Куда вы дели мои гортензии, неблагодарные невежды?! — закричал Брутус, вернувшись в комнату. — Их нет на месте!

Конечно, владения оглядывал, которые уже несколько веков как не его.

— Гортензии пропали. От старости, — добавил он, не мигая глядя на привидение. — Их выбросили и посадили на их месте розы.

— Возмутительно! Неслыханно! Какая наглость! Вы вернете все, как было — или я за себя не ручаюсь! — завопил призрак.

Люциус уже подумывал наложить «Силенцио» на негодующего родственника, как вдруг… их обоих отвлек страшный шум и грохот.

Дора, что сидела на полу и вроде бы только что была полностью поглощена игрушками, вдруг заинтересовалась кружевной скатертью, которая свисала чуть ли не до пола. Девочка потянула тонкую ткань, и та, скользкая и легкая, поддалась движению.

В воздух взлетела хрустальная фруктовница, апельсины, гранаты и бананы подпрыгнули, чернильница перевернулась в полете, обрызгав все вокруг, а Люциус почувствовал, что жидкие капли осели на его щеке. Полетела на пол и колдография Лорда, которую нечаянно забыла Белла. Она была уверена, что портрет Лорда неизменно поднимает боевой дух его сторонников. Объяснить ей, что не все относятся к нему так же, как она, не вышло.

Люциус молниеносно выхватил палочку — благо реакция пожирателей из ближайшего круга Лорда была на высоте — и оградил племянницу защитным куполом.

«Успел», — выдохнул он, и часто заморгал — вероятно, в глаза попали песчинки из сосуда для сушки чернил. Фруктовница разбилась с хрустальным звоном, а ее осколки разлетелись по полу, гранаты и апельсины раскатились в разные стороны, а один банан хлопнул его по лбу. Остатки чернил тоже вытекли из упавшей на бок баночки, но она, кажется, осталась цела благодаря толстому стеклу. А вот застекленный портрет Лорда шмякнулся прямо перед Дорой, хоть и за пределами защищающего ее купола, и на стекле появились тонкие, как паутинки, трещинки.

В последний раз так страшно Люциусу было несколько месяцев назад, когда он, Долохов и Лестрейндж попали в засаду аврората, и их чуть не загнали в тупик. Даже испарина на лбу выступила — мягкую и женственную жену он не боялся, но от того, что она могла бы сделать с ним, если бы оставленный на его попечение ребенок пострадал, бросало в дрожь. И это если еще не думать про Андромеду. Да, когда речь идет о детях, женщины бывают не менее жестоки, чем Лорд.

— Кажется, хоть что-то ты умеешь, — в тоне висевшего за Люциусом привидения не было и намека на похвалу, но он был спокоен и безразличен, что случалось не часто. Не разочаровать Брутуса Малфоя было величайшим достижением в их семье, помнил Люциус из детства.

Он почувствовал восторг, который явно вызвала у него не реплика более чем трехсотлетнего привидения, и, конечно же, посмотрел на вверенного его заботам ребенка. Дора тянулась ручкой к портрету черноволосого мужчины. Хорошо хоть не к хрустальным осколкам.

— Рано еще для четкой политической позиции, — буркнул Люциус, поднял Дору на руки и, очистив заклинанием диван от осколков, усадил ее. Может, хоть посидит чуть-чуть спокойно.

— Не балуйся, — попросил он девочку, а та только смотрела на него большущими темными глазами.

Люциус несколько раз взмахнул палочкой, и скатерть оказалась снова на столе, портрет Лорда, наскоро починенная грубым «Репаро» фруктовница и собранные магией фрукты заняли прежние места.

— Твой ребенок? — небрежно спросил Брутус. Очевидно, детьми он интересовался меньше, чем гортензиями.

— Племянница, — ответил Люциус и обернулся взглянуть, не натворила ли она еще чего, пока он прибирался…

Он похолодел. Его выходной уже не был плохим, безнадежно испорченным и невероятно хлопотным, нет, его единственный выходной за последние полтора месяца становился хуже некуда, просто ужасным, как жуткий сон. Перед Люциусом стоял настоящий живой Волдеморт. Это было хуже, чем катастрофа! Хуже, чем попасть в Азкабан или погибнуть от шального заклятие во время выполнения очередного задания. Мурашки побежали по спине и появилось чувство, что волосы становятся дыбом. Люциуса захлестывал жуткий леденящий душу ужас. Наверняка Лорд тут, потому что узнал, что в доме Люциуса ребенок магглорожденного и предательницы крови. И как теперь объяснять безжалостному Лорду, что она тут делает?!

В ушах у Люциуса зашумело, а Волдеморт просто смотрел на него. Его долгий безмолвный взгляд никогда не заканчивался ничем хорошим.

— Мой Лорд… — произнес Люциус пересохшими губами. Он склонил голову перед Повелителем и медленно опустился на колени.

А потом Люциус услышал нечленораздельные детские звуки от… лорда Волдеморта?..

От изумления он поднял голову и увидел, как черные волосы Хозяина удлиняются и закручиваются по сторонам, как глаза его округляются и приобретают детскую непосредственность, как все тело Лорда мельчает на глазах… Трансформации прекратились, когда Лорд превратился в Дору, и она, улыбаясь и издавая какое-то детское клекотание, смотрела на него уже снизу вверх почти круглыми и огромными темными глазами.

Люциус так и остался стоять на коленях в полном замешательстве. Ничего себе превращение! Это что, первое проявление магии Доры?!

— Дядя! — пролепетала маленькая волшебница, улыбаясь Люциусу.

Его еще продолжало трясти, но он выдохнул и расслабился: сегодня хотя бы Лорда в поместье Малфоев не было.

— Метаморф! — прокомментировал давно почивший родственник. — Это очень талантливый ребенок с редким даром, — чопорно заявил сэр Брутус. — Я не знал ни одного Малфоя, который был бы метаморфом. А вот о том, чтобы стоять на коленях не пойми перед кем — и речи быть не может! Нам нужно серьезно поговорить, молодой человек! — теперь призрак высказывал претензии Люциусу.

— Нам нужно придумать спокойную игру для Доры, — возразил Люциус. — И тот, кто для вас, сэр Брутус, не пойми кто — величайший маг в современной Англии и лидер чистокровных волшебников. — Люциус подхватил что-то мурлыкающую под нос Дору на руки, чтобы она еще чего не натворила, и отправился к книжным полкам — искать среди них оставленную накануне коробку с волшебными шахматами. Ведь что может быть спокойнее игры в старые добрые шахматы?

— Сейчас мы научимся играть в шахматы, — стал приговаривать Люциус, вытряхивая фигуры из коробки на ковре рядом с диваном, демонстративно обращаясь к ребенку, чтобы избежать неприятного разговора с предком.

Малышка взяла белого слона, внимательно рассмотрела, а потом попробовала на зуб. Шахматная фигура ожидаемо завопила, но на ее страдания никто не обратил внимания. Следующей Дора попробовала укусить черную пешку.

А вот уловка Люциуса ожидаемо не сработала.

— Это не причина, — назидательно сказал сэр Брутус, кружа возле дальнего правнука и его племянницы.

— Да что вы вообще можете знать! — вспылил Люциус. В конце концов, ему было можно — у него был выходной. — Жизнь не делится на черное и белое, как в шахматах. Все намного сложнее! И не нужно учить меня жить! Вы ведь даже не дышите, чтобы давать советы тем, кто оказался в самом пекле в реальной жизни, когда на кону все. Великий волшебник, поборник исключительности чистокровных лорд Волдеморт обладает колоссальной властью. Большинство чистокровных семей в Великобритании разделяют его идеологию. А вот ему нравится пытать людей и чтобы перед ним становились на колени. У всех, знаете ли, свои слабости. А у меня — семья. Я — Малфой, и я отвечаю за свою семью, свое имя и свое имущество! Отказаться участвовать в войне за права чистокровных, являясь чистокровным — значит навлечь на себя гнев сторонников и Лорда. Быть в нейтралитете не получится, потому что, знаете ли, принять чью-то сторону придется, и лучше уж добровольно, чем под пытками. Ну и я не трус, чтобы бежать из своей страны. Вот вам и выбор без выбора. А уж в советах и упреках от того, у кого даже плоти нет, не говоря уже о представлении о жизни здесь и сейчас, я не нуждаюсь.

Люциус ожидал истерики от прозрачного предка, но тот только сел с другой стороны от шахматной доски, пока Дора пробовала на вкус волшебные фигуры одну за другой.

— Значит, я отстал от жизни? — мрачно спросил сэр Брутус.

— Именно так, — подтвердил Люциус.

— Что ж, тогда сыграем, — предложил он. — Заодно и объясним малышке правила, — призрак перевернул к себе доску, чтобы ходить белыми фигурами.

Игра началась, и какое-то время все так и продолжалось: тихо и спокойно. Малфои наперебой объясняли шахматные правила трехлетней волшебнице, а она жевала то одну, то другую фигуру или просто рассматривала их.

— Ладно, я выиграл, — заявил призрак.

— Ничего подобного, — возразил Люциус. — Вы даже шах мне еще не объявляли.

— Ну, выиграл бы, — пожал плечами Брутус. — Но Доре скучно. Нужно придумать игру поувлекательнее.

И действительно: девчушка отползала от игроков и шахмат, чтоб исследовать неисследованные пространства гостиной Малфоев.

— Волшебные войнушки! — предложил сэр Брутус.

— Слишком шумно, слишком грязно, слишком много разрушений… — стал загибать пальцы Люциус.

— Не будь занудой, — не глядя бросил в него призрак одну из шахматных фигур, которую тот поймал. — Кроме того, если ты живешь в мире, где, хочешь не хочешь, приходится участвовать в войне, дети нашей семьи должны быть подготовлены. Так пусть учится реакции, стратегии и тактике в игре, пока есть такая возможность. Да и вообще, когда же играть, если не в детстве?

Призрак подхватил ползущего ребенка подмышки и посадил на шею Люциусу.

— Вы вдвоем против меня — потому что у тебя есть магия, а я всего лишь полтергейст. Да и реакция у тебя хорошая. Но лучше… все же огради Дору защитным куполом заранее.

Сэр Брутус отодвинул диван, стол и другую мебель к стенам, освободив пространство гостиной.

— Играем шахматами, — сообщил он. — Увеличь их, надели простейшим стремлением победить соперника, и мы сразимся! Посмотрим, кто из нас более живой, — пригрозил древний Малфой.

Люциус только вздохнул и принялся колдовать, а сэр Брутус исчез в стене. Вернулся призрак с разными предметами из других комнат, которые служили ему подручными средствами для ведения боя.

Что ж, по крайней мере, призрак не бурчал. Он и Дора, бросающая игрушками и предметами из своего защитного купола рядом с Люциусом, радостно вскрикивали. А по комнате метались их «снаряды» и остатки увеличенных заколдованных шахмат.

Люциус ускорил подушку с дивана, с победным кличем бросая ее в призрака. Ну и что, что бардак? Ребенок в доме: все равно вечером придется убирать! Одна из шахмат порвала ему штанину, а ветер, который устроил призрак, быстро летая у него надо головой и пытаясь отвлечь внимание от наступающих фигур, кажется, испортили ему прическу окончательно, и теперь его волосы, скорее всего, были в таком же порядке, как у сэра Брутуса. Но Люциусу было весело, и он смеялся, соревнуясь с семейным полтергейстом, сущим наказанием рода Малфоев, почти с таким же восторгом, что и маленькая Дора, которая то наступала вместе с ним, сидя у него на плечах, то, наоборот, помогала, оставаясь в безопасности защитного круга, и выводила вражескую армию из равновесия диверсиями.

Выходной, конечно, выдался напряженным. Но магические войнушки веселили Люциуса не меньше, чем его товарищей по игре!..

* * *

Когда Нарцисса и Андромеда вернулись в поместье, они увидели странную картину. Люциус, растянувшись на полу и положив под голову подушку, с порванной штаниной, небольшими пятнами чернил на рукавах и воротнике, всклокоченный, словно его переворачивали вверх тормашками и трясли из стороны в сторону, сладко спал.

В стороне от него, под потолком, Дора тихонько смеялась и попискивала от восторга, пока на другой подушке ее катал по воздуху призрак с шевелюрой, не менее всклокоченной, чем у Люциуса.

— Вот видишь, у Люциуса все под контролем, — проговорила Нарцисса, прежде чем Андромеда начала возмущаться, отчаянно надеясь, что это спасет ситуацию.

— Простите, а вы кто, сэр? — обратилась Андромеда к призраку, раскачивающему радостную Дору на люстре. — Дора, спускайся. Мы уходим, — строго проговорила она, и ребенок полетел к ней по воздуху, когда она взмахнула палочкой.

Призрак деловито скрестил руки на груди, убедившись, что — вероятно — мать Доры контролирует ситуацию.

— Я — сэр, как вы проницательно заметили, молодая леди, — Брутус Малфой.

— Ой, — закрыла рот рукой Нарцисса. Только теперь она вспомнила, как Люциус ей рассказывал, почему с синей мозаичной вазой дорогого китайского фарфора рядом с книжной полкой стоит обращаться аккуратно. — Предок, — тихонько пролепетала она, обращаясь к Андромеде.

— Именно, — гордо подтвердил ее слова растрепанный старик-призрак со слегка безумным взглядом. — Прадед этого оболтуса, — небрежно кивнул он в сторону спящего Люциуса и сбросил толстенный том с полки прямо возле него. — Не стоит спать в присутствии дам — невежливо.

Люциус подхватился и заозирался, пытаясь понять, что происходит и где он.

— А вы, дамы? С кем имею честь?

— Очень приятно, сэр Брутус Малфой, — заговорила Нарцисса, бросившись к грязному растрепанному, разбуженному и испугавшемуся спросонья громкого звука мужу. — Я — Нарцисса Малфой — жена вашего прапрапраправнука. Андромеда — моя сестра. Ну и ее дочь Дора, с корой вы, судя по всему, уже знакомы.

Андромеда придирчиво осмотрела дочь, не нашла ни царапины и кратко кивнула сэру Брутусу.

— Я думала, у вас нет привидений, — бросила она.

— До сегодняшнего дня не было, — мрачно заметил уже вернувшийся в реальность Люциус.

— Кто разбил вазу? — спросила обеспокоенная Нарцисса. — Сэр Брутус, просим прощения, что потревожили вас.

— Она сама, — соврал Люциус. — Решили вопросы?

— Да, уладили дела, — серьезно кивнула Нарцисса.

— Мам, я кушать хочу! — вдруг подала голос Дора.

Все обернулись к ней, включая призрака.

— Достойнейший ребенок, — вставил сэр Брутус. — Приглашаю вас перекусить у нас, леди Андромеда и Дора, — чуть склонил он голову перед дамами, — если уж Люциус забыл о хороших манерах, — бросил он уничижительной взгляд на прапрапраправнука. — Поэтому я вас приглашаю, как самый старший представитель рода Малфоев.

— Спасибо, сэр Брутус, но мы, пожалуй, пойдем, — сказала Андромеда и с сочувствием посмотрела на Люциуса. — Надеюсь, — она обвела разгромленную комнату взглядом, — Дора не доставила много хлопот.

— Ребенок не виноват, что Люциус — остолоп и не умеет обращаться с детьми. А малышка очень талантливая — станет прекрасной волшебницей, когда вырастет, — радушно улыбнулся он Андромеде, многозначительно подняв указательный палец вверх.

Та сглотнула, но спрашивать, что учудило ее чадо, не стала — не хотелось краснеть. Ей потом Нарцисса все расскажет. Главное, что Дора была в порядке, невредима и даже весела. Да и полтергейст Малфой, пожалуй, умел вести себя с детьми лучше, чем живой Малфой.

— Соглашайся, — попросила Нарцисса, умоляюще глядя на сестру, — рассказы мужа о грозном приведении-полтергейсте казались ей всего лишь семейными легендами Малфоев, но выглядел он действительно грозно — может, сердился на Люциуса и устроил такой ужасный бардак. Только бы снова не разозлился. — Будьте нашими гостями. Я позову домовика. Он быстренько накроет на стол. В сад? — предложила Нарцисса. — Там сейчас чудно пахнут цветы, греет солнышко, поют малиновки и соловьи. Меда, ну что тебе стоит?

Андромеда, поняв, что сестре важно ее согласие, молча кивнула, и все пятеро направились к двери в сад.

— Прости, — шепнула она Люциусу, — поравнявшись с ним. Она-то знала нрав дочери и была уверена, что если призрак принимал участие в разрушении гостиной, большая часть созданного хаоса принадлежала ее дочери — та была шустрой даже без магии, которая, насколько Андромеда знала, в Доре еще не проснулась.

— Все в порядке, — шепнул Люциус в ответ, почувствовавший облегчение от того, что хотя бы все крушащего ребенка из его дома вскоре заберут. Останется всего лишь все крушащий призрак — а это только половина проблемы.

Нарцисса замешкалась на пороге, наводя порядок бытовым заклинанием и плавным замысловатым пассом палочкой, нарисовав в воздухе что-то похожее на петлю; позвала Добби и отправила его на кухню.

— Такие талантливый дети, как Нимфадора — редкость, — услышала она торжественный голос сэра Брутуса, удалявшийся в сторону садовой беседки. — В нашем роду, Малфоев, насколько мне известно, не было метаморфов, хотя мы все — сильные маги.

В ответ Андромеда что-то изумленно воскликнула.

Нарцисса направилась в сад, к остальным, слегка улыбаясь и предвкушая наслаждение горячими блюдами и восхитительными круассанами с малиновым джемом в кругу семьи.