Последний пранк Пивза (джен)

В ведре заканчивалась вода. Филч свирепо зыркнул на посудину, будто та была в чём-то виновата. В такие минуты Филч сожалел, что не обладал магией. Один взмах палочки, и не нужно тащиться за водой в ближайший туалет. Макгонагалл, Дамблдор, когда был жив, и другие учителя неоднократно предлагали ему заколдовать ведро, но Филч отказывался, потому что тогда ему пришлось бы испытывать всякие тупые эмоции — благодарность там или чувство долга. Он не хотел чувствовать ничего кроме ненависти. Исключением была только миссис Норрис.

Бесподобная Миссис Норрис докладывала ему обо всех подозрительных движениях в замке. Кто-то шляется после комендантского часа? Кто-то портит казённое имущество, колдует вне класса? Филч тут как тут. Каждый раз, когда ему удавалось поймать кого-нибудь, Филч испытывал злобную радость. Почти вприпрыжку бежал за кошкой туда, где находился нерадивый ученик. Филч знал все секретные ходы, мог срезать путь; никому, кроме близнецов и этой пресловутой троицы говнюков, не удавалось уйти от него. Самую большую радость Филч испытал, когда увидел, что целая толпа учеников собралась в Большом Зале в неположенный час. А эта стерва Макгонагалл прилюдно унизила его: « …Потому что они должны быть здесь, безмозглый идиот!». Во время битвы за Хогвартс Филч охранял слизеринцев. Он хотел принять участие в битве, несмотря на свой возраст. Но вместо этого он сидел в подземельях и лишь воображал, как участвует в битве…

Представлял, что он полноценный волшебник.

С горечью Филч пнул ведро, которое откатилось на четыре метра, расплескав всю воду и загадив ковёр. Филч в испуге осмотрелся, прислушался — не видел ли кто, не идёт ли кто. И тут он услышал нечто, заставившее его забыть о ведре. Прямо за поворотом кто-то явственно шептался приглушёнными голосами. Филчу сразу представилась пресловутая троица, несмотря на тот факт, что и троица, и близнецы Уизли уже закончили Хогвартс (к огорчению Филча, которому стало некого ловить). А может, сын ублюдка, Альбус, унаследовал мантию-невидимку и что-то замышляет? Да, так оно и есть! А Филч его поймает! Отыграется на сыне за отца!

В голову Филчу не пришло, что звуки могут быть другой природы. Его догадка о том, что нарушитель скрывается под мантией, тоже была безосновательной. Но Филч находился в том почтенном возрасте, когда реальность постепенно смешивается с вымыслом и воспоминаниями.

Филч стремительно заковылял, оставив лежать на полу ведро и швабру. Шепчущиеся голоса стали громче. Вот и поворот коридора, прямо за ним… Филч вытянул руку, чтобы схватить нарушителя в буквальном смысле. Сердце колотилось как бешеное.

Какое разочарование! За поворотом было пусто. Филчу захотелось убить себя от тоски и досады. Он стареет, ему чудится всякое, удивительно, что сучка Макгонагалл всё ещё не отправила его на заслуженный покой (худший кошмар Филча, любившего свою работу). Но тут звуки возобновились — чуть дальше, за следующим поворотом. Филч, радостно взвизгнув, что прозвучало как смесь кашля и хрипа, двинулся на звук снова. Как и в первый раз вытянул руку и… Снова ничего.

Что за чертовщина, мать его?! Он определённо что-то слышал! Ошибки быть не может. Только если… Старина Филч тронулся умом?

Он напряжённо прислушивался — да, звук снова раздавался за углом. Кто-то играл с ним — ну Филч сейчас покажет наглецу! Он плёлся почти бегом.

На этот раз нарушителю было не спрятаться, потому что Филч точно знал — поворот вёл в тупик. Спустя долгие томительные секунды, пока старое тело делало всё возможное, он завернул за угол и…

Перед глухой стеной лежала коробка с надписью «Подарок для Филча».

Конечно, это была ловушка. Чья-то злая шутка, но Филч не мог не открыть подарок. Какая-то часть его существа, в наличии которой Филч никогда бы не признался самому себе, надеялась против здравого смысла, что ему действительно кто-то сделал подарок без задней мысли.

Внутри были красная ленточка, бубенцы и сломанная гармошка.

— Пивз! — в ярости заорал Филч, насколько можно было орать это короткое и неудобное в произношении слово.

Как он не догадался раньше? Не первый раз, когда чёртов клоун разыграл его. Он действительно стареет! Ему действительно пора на покой!

Филча переполняли эмоции. Ненависть к полтергейсту, ненависть к ученикам, ненависть к преподавателям и больше всего ненависть к самому себе. Поэтому он некоторое время просто стоял на месте, сжав кулаки. А зря.

Скрежет заставил его обернуться и увидеть, как опускается решётка, перегораживая проход. По всему замку имелись такие решётки, предназначенные на случай осады замка, отсекающие отдельные закутки и целые участки. Однако они насквозь проржавели, вышли из употребления ещё в позапрошлом веке. Да никто и не подумал их использовать во время реальной осады в той легендарной битве.

А засранец Пивз о них не только вспомнил, но и сумел каким-то образом задействовать. У полтергейстов свои трюки.

Если он отсюда выберется, то подаст официальную жалобу на Пивза. Филч не знал, куда надо жаловаться, но не сомневался, что пожалуется, куда следует, они придут и сделают… То, что следует. Да.

Филча не остановила мысль том, что он уже пытался жаловаться на Пивза во все существующие инстанции. «Только бы выбраться отсюда, — думал Филч, — и он у меня попляшет».

Пивз и впрямь плясал прямо сейчас. Плясал и выкрикивал непристойности из-за решётки. Превзошёл сам себя, даже попытался зарифмовать «маразм» и оргазм». Мол, у Филча уже маразм, и он сто лет не ловил оргазм. Филч не особенно вслушивался. Он в ярости ходил туда-сюда как маятник, пинал стены и клялся написать, куда следует.

Тупик «украшало» маленькое замызганное оконце. Угол замка. Так что не было смысла стучать в стену и надеяться, что с той стороны его кто-то услышит кроме ветра и дождя. Старик, вероятно, не смог бы даже этого. И рядом не было ведра, которое он мог бы пнуть. Абсолютная беспомощность.

Однажды он уже испытывал подобное. Филч вспомнил, как в детстве отец запирал его в шкафу за малейшие проступки. А Филч сидел в темноте и копил злобу. Презренный сквиб. Неполноценный. Посмешище для всех, включая родных и друзей.

Филч вдруг понял, что он всю свою жизнь просидел в тёмном шкафу, накапливая злость на весь мир. Кульминация же наступала сейчас. Он снова заперт и снова беспомощен. Маленький пляшущий человек преобразился в потемневших от злобы глазах старика, вытянулся, раздался вширь, юмор ушёл из его облика, а вот издёвка осталась… «Ничтожный мерзкий сквиб!», — кричал отец.

Филч закричал от бессильной злобы. Ярость достигла высшей точки и… Вылилась через край.

Неизвестно как, но он оказался по ту сторону решётки. Схватил Пивза за горло — да, вопреки всем законам магии схватил призрака. В глазах Пивза мелькнули удивление, растерянность и обида. «Я же просто шучу», — говорили они.

Пивз мелко задрожал, собирался что-то сказать, но не успел и лопнул. Сила, волнами исходящая от Филча, разорвала клоуна изнутри как воздушный шарик. В стороны полетели разноцветные конфетти. Либо все полтергейсты так умирают, либо Пивз из собственной гибели сделал хохму. Главное — урода больше нет.

Восторг. Эйфория. Бескрайнее блаженство. В глазах Филча стояли слёзы. Его четыре подбородка колыхались от безмерного удовольствия. То, что не удавалось никому из его предшественников на протяжении веков, удалось ему — величайшему из смотрителей, Аргусу Филчу. Он избавил Хогвартс от древнего зла.

Кроме счастья и гордости, он чувствовал и что-то ещё, незнакомое. Такое лёгкое чувство внутри, улететь охота. Кажется, оно называется… Свобода? С души свалился камень, довлеющий над ним столь давно, что Филч уже не замечал его существования. Так рыбы, живущие в океанских глубинах, куда не достают лучи солнца, не замечают тьмы вокруг.

Впереди новый мир! Чувства и ощущения, недоступные прежде из-за камня. И больше никто никогда не назовёт его сквибом! Теперь он полноценный волшебник.

В груди кольнуло. Сразу за этим последовала сильная давящая боль: ни вдохнуть, ни пошевелиться. Филч упал на колени, чувствуя, как немеет всё тело. Накатила тошнота. Выступил пот. В глазах потемнело уже в буквальном смысле, а на границе меркнущего сознания всплыло непонятное слово «инфаркт», услышанное когда-то в маггловской передаче. Мир ускользал, рассыпался как карточный домик, как затянувшийся сон.

Кто-то звал его… Мама?