Цветы и стрекозы (джен)

— Вернон, не поворачивай на эту улицу. Там пробка.

— Откуда ты знаешь, Туни, мы же тут никогда не ездили? — Вернон, несмотря на ее предупреждение, перестроился в левый ряд.

— Да вон же, гляди, сколько красных фар перед светофором, — махнула головой Петуния в сторону столпившихся на перпендикулярной улице чуть ли не сразу после перекрестка машин.

— Ты права, — задумчиво протянул Вернон и, вместо того, чтобы повернуть, проехал на светофоре прямо. — Ты их, что же, между домами разглядела, пока подъезжали?

— М-м? — рассеянно отозвалась Петуния, отвлекаясь от созерцания празднично украшенных зданий. — Да-да, между домами. Здесь тоже езжай прямо, через пару кварталов свернешь. Там пробки вряд ли бывают. Сегодня же выходной, все едут на торговую улицу закупаться к праздникам.

— Ой, а мне сегодня такой хороший сон приснился про один магазин! — послышался восторженный возглас с заднего сидения.

— И что же там было, Та́ки, в твоём сне? — обернулась Петуния к внуку.

— Не скажу, а то не сбудется.

— Такс, что ты выдумываешь? — пророкотал Вернон, не отвлекаясь от дороги. — Сны не сбываются. Никаких вещих снов не бывает. Правильно я говорю, Туни?

— А? — Слова мужа заставили Петунию на миг растеряться. Но она тут же собралась с мыслями. — Правильно. Все правильно.

— А Майкл говорит, что у него так три сна сбылось! — упрямо не согласился с доводами деда Таки. — Он их никому не рассказал, а потом раз — и все стало как там было!

— Не говори ерунды, Такер! Нет на свете ничего такого! — Вернон мельком глянул на внука, а затем на Петунию. — Врёт твой Майкл. Все дети врут. — Он усмехнулся.

— Я не вру! — обиделся Таки.

— Да, Такс, надеюсь, ты не такой, — покладисто согласился Вернон.

— Я не такой… — тихо проговорил Таки. Бровки его нахмурились, уголки губ опустились.

Петуния ободряюще улыбнулась внуку одними губами.

— Конечно, не такой, Таки.

Ее настроение тоже было испорчено. Она отвернулась к своему окну.

— Это что же, — продолжил тем временем Вернон, — твой Майкл, небось, думает, что если кошмар приснится, то его надо обязательно кому-нибудь рассказать, а то сбудется, так что ли? Вот глупый. Сны — это сны, и ничего больше. Приснилось, да забыл. Понял, Такер? Приснилось, да забыл.

Таки обиженно засопел, но спорить с дедом на этот раз не стал.

Петуния сидела с открытыми глазами, но красивые окна, уютные витрины и гуляющих прохожих, которые проплывали мимо машины, она отмечала лишь краем сознания. Мысли ее унеслись далеко от этого города. Вернон покрутил ручку радио, и салон заполнила рождественская музыка. Таки сразу повеселел и заерзал на заднем сидении, прямо как Дадлик когда-то, пританцовывая и невпопад подпевая песням. Вернон хмыкал себе под нос и ругался на то и дело пробегавших перед машиной пешеходов с кучей пакетов. А Петуния никак не могла выбросить из головы один свой детский кошмар, который запомнила на всю жизнь. Она все-таки закрыла глаза, и воспоминания окончательно захватили ее.

* * *

— А́-а-а!.. — она вскочила на кровати вся в поту. Секунду назад ей было жарко, а сейчас стало вдруг очень холодно. Она тяжело дышала, и казалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Ужас колоколом звенел в ее голове. Она сидела с распахнутыми глазами и пыталась прийти в себя. Вокруг царила тишина. Тень дерева, падающая от уличного фонаря, спокойно колыхалась на фоне обоев и наложившейся на них тени занавески. Лили мирно посапывала в своей кровати.

«Это всего лишь кошмар, — думала Туни. — Страшный сон. Всего лишь страшный сон!»

Но почему ей до сих пор было страшно? Хотелось разреветься и позвать маму.

Но было нельзя. «Ты уже большая девочка, — скажет мама. — Зачем зря разбудила сестру?» Но Туни не могла перестать бояться. Просто не могла. У нее не получалось. Она и сама ещё маленькая, и ей страшно! «Мама, помоги!» — подумала она и зажмурилась. Ничего, конечно же, не изменилось. Туни решительно откинула одеяло и, стараясь не шуметь, слезла с кровати. Пружина матраса жалобно скрипнула, и она испуганно посмотрела на сестру. Та даже не пошевелилась. Так и лежала, раскинувшись на спине, с наполовину сползшим на пол одеялом поперек живота. Туни прокралась к двери и тихонько отворила ее.

Пол в коридоре был холодный, но она дрожала не от холода. Это сон не хотел отпускать ее. Вот снова перед ее глазами огромная черная волна, что нависла над Лили, а Лили стоит неподвижно и только хлопает глазами. Снова Туни видит, как вянет цветок у сестры в руке и улетает прочь стрекоза. И снова волна перед глазами вырастает все больше и больше, и через какое-то невыносимо страшное мгновение обрушивается вперёд, почему-то совершенно беззвучно, и Туни хочет крикнуть сестре: «Беги!», — но голос ее не слушается. В ушах гудит, все тело обдает жаром, она кричит и просыпается.

Туни затрясла головой. «Мама, мамочка, мне страшно… Мама, я иду к тебе!»

Сегодня днём они всей семьёй ездили на пляж. Волны в море были такими огромными, что даже папа не пошел плавать. Девочкам же и так не разрешалось подходить близко к воде. Папа вздыхал и огорчался, и все норовил войти в воду, но мама его не пускала, сказала, что если ему так нравится, когда вода падает на него сверху, пусть подождёт зимы и первого снега, а сейчас для этого совсем не время — вон тучи какие с востока движутся! И правда, совсем скоро солнце спряталось, и стало темно, как вечером, и они еле успели добежать до машины, когда из налетевших вдруг туч хлынул дождь. Из-за мокрого стекла Туни в ужасе смотрела на море, на то, как огромные черные волны встают из воды навстречу серым потокам, льющимся с черного неба.

Когда дождь прошел, на пляж они не вернулись, а поехали в парк. Там в отдалении рос дикий лес, а над лужайкой с совершенно не мокрой травой летали насекомые. Мама с папой решили, что устроить пикник здесь будет даже лучше, чем там, где повсюду песок, который непременно попадет на их бутерброды и будет скрипеть на зубах. Главное найти местечко без муравьев. И Туни с Лили кинулись искать такое местечко. А когда нашли и родители начали выгружать корзинки на расстеленное одеяло, Лили побежала собирать цветы. Туни тоже захотелось нарвать цветов, чтобы сплести венок для мамы. Вместе с сестрой они стали искать самые красивые цветочки на лужайке и набрели на синие незабудки. Нарвав несколько и распрямившись, Туни оглянулась на сестру. Лили, как завороженная, смотрела на свою руку.

— Смотри, Туни, стрекоза, — прошептала она, и вдруг громко засмеялась. — Ай, щекотно!

Но стрекоза не испугалась ее голоса и не улетела. Она сидела у Лили на запястье, мотала головой и терла ее лапками. Ее крылышки сверкали, как радуга или мыльные пузыри, которые они вместе с родителями пускали на заднем дворе прошлым летом.

Туни тоже хотела, чтобы к ней на руку села стрекоза, и она вытянула ее вперёд. В воздухе кружило много стрекоз, но ни одна из них не хотела садиться на ладошку Туни. Тогда она решила, что Лили досталась самая смелая стрекоза, и она протянула свою руку к сестре.

— Дай мне тоже подержать, а?

Лили подняла на нее свои огромные зелёные глаза. Она широко улыбалась.

— Держи!

Туни поднесла палец к стрекозе. Но та улетела.

— Так нечестно! — обиделась Туни и заметила, как уголки губ Лили тоже опустились.

— Подожди! — Глаза сестрёнки вдруг весело сверкнули. — Я сейчас тебе ещё поймаю! — И она вытянула руку вверх.

К ней на указательный палец тут же уселась стрекоза. Трудно было сказать, была это та же самая или уже другая.

— Вот! — гордо воскликнула Лили. — Я ее для тебя поймала.

Она сама подошла к Туни и пересадила стрекозу той на аккуратно вытянутый палец. Стрекоза послушно переползла с пальца на палец, и ее коготки вонзились Туни в кожу.

— Ай! — воскликнула Туни и невольно встряхнула рукой. Стрекоза улетела.

Лили засмеялась:

— Они такие щекотные, правда?

Туни хотела было надуться, но передумала.

— Да, очень щекотные.

В конце концов, она ведь только хотела понять, каково это, держать стрекозу. Теперь она узнала, что ей это совсем не нравится. Пусть Лили развлекается, если ей так хочется, а Туни лучше сплетет венок для мамы.

С венком она возилась долго, и первые вплетенные цветы уже начали увядать. Цветы в руке у Лили казались совсем свежими, наверное, потому, что она их не теребила и не гнула их стебли, как делала Туни, вот они лучше и сохранились.

— Лили, — позвала Туни. — Тебе нужны твои цветы? Может, отдашь их для маминого венка?

Лили послушно принесла ей свои цветы. И Туни начала выпутывать из венка завядшие. Она кидала их на землю, а Лили смотрела, а потом села и подобрала их. Расправив вялые цветочки у себя на ладошке, она прикрыла их другой рукой. А когда убрала руку — снова засмеялась.

Туни оторвалась от своего дела и посмотрела на сестру. В руке та держала свежесорванные синие цветы. Но Туни знала, в этом месте лужайки такие не росли. Она непонимающе глядела на Лили.

А Лили с улыбкой протянула ей букетик и сказала:

— Я их починила.

Туни знала, что такого не бывает. Нельзя починить сломанную игрушку, или разбитую чашку, или увядший цветок! Но Лили даже стрекоз сумела как-то приманить просто на палец...

— Лили, как ты это делаешь? Научи меня тоже.

— Конечно, научу! — счастливые глазенки сестры в тот миг заставили Туни поверить, что так и будет. — Ты просто захоти, сильно-сильно, чтобы цветок стал как новый, закрой ладошкой, и он станет! А если хочешь поймать стрекозу, то протяни руку и сильно-сильно захоти, чтобы она на тебя села, и она сядет!

Туни была потрясена. Так просто? Но что-то она сомневалась, что у нее получится. Она ведь тогда хотела, чтобы стрекоза села на ее руку, но та и не подумала.

— И давно ты так умеешь? — с сомнением спросила она сестру.

Лили пожала плечами.

— Я только сегодня научилась. Ты же видела! — Она закружилась на месте и стала что-то напевать.

Туни зажмурилась, и сильно-сильно захотела, чтобы все цветы в венке стали как новые. Она стояла так и хотела, и верила, и снова хотела. А потом осторожно открыла глаза. Ей показалось, что один цветочек стал выглядеть поновее, но остальные лучше точно не стали.

Ничего у нее не вышло!

Она никому не рассказала, как это её расстроило. Насупившись, она из вредности доплела венок и весь измятый отдала маме. Маме он и такой понравился. И совсем не страшно, что Лили принесла маме свежих цветов и посадила ей на палец стрекозу (мама ее не стряхнула, а долго любовалась сверкающими крылышками). Нет, это было совсем не страшно. Но Туни больше не хотела улыбаться. Ее хорошее настроение совсем куда-то запропастилось.

А ночью ей приснился кошмар. И когда она пришла к маме, та сказала, что это волны и дождь так её напугали и от этого ей приснилась такая вот ерунда. И Туни ей тогда даже поверила и проспала в теплых маминых объятиях до самого утра.

А через неделю поняла, что мама была неправа.

Там, в кошмаре, черная волна опрокидывалась не на Туни, и не на маму с папой, а именно на Лили. На Лили, которая делала странные вещи, оживляла увядшие цветы и приманивала стрекоз — вещи, которые никто, кроме нее, делать не умел. Именно потому что Лили делала эти вещи, волна и упала на нее. Она упала только на нее. Туни поняла, что это был не простой сон. Каждую ночь, засыпая, она вспоминала его, и он все так же пугал её. И она его разгадала: Лили нельзя делать ничего такого, что не могут делать другие. Иначе черная волна однажды поглотит её. Туни знала, что так непременно и случится. Если Лили не прекратит делать странные вещи, она погибнет.

* * *

Когда Лили всё-таки пошла в свою магическую школу, Петуния уже успела порядком испортить с ней отношения. Она написала этому их Дамблдору, чтобы он принял ее в школу вместе с сестрой. Она решила, что если ее тоже будут обучать волшебству, то она обязательно сможет сделать так, чтобы ее детский кошмар не сбылся. Ведь если под волной окажется не одна Лили, а Туни будет рядом, то она не даст Лили просто стоять и ждать, пока волна опрокинется на нее, она схватит ее за руку, и они вместе убегут туда, куда этой волне ни за что не дотянуться. Ей представлялось, как волна вырастает до гигантских размеров и накрывает целый город, но она только жмурилась и трясла головой, повторяя: «Нет, нет! У нас обязательно получится убежать!» Но поверить в это ей все равно было трудно, а когда Дамблдор просто-напросто отказал ей, — видите ли, у нее нет магии и она никогда не сможет научиться ею пользоваться! — она потеряла всякую надежду. И злилась на сестру с ее невыносимым дружком-колдуном ещё больше. Почему та слушает этого отвратительного мальчишку, а не родную сестру? Ведь Петуния знает, что ей за это уготовано!..

Однако со временем она смирилась с неизбежным, и ей стало казаться, что мысль о неминуемой беде уже перестала ее терзать. С Лили она держалась холодно, будучи не в состоянии простить ей ее легкомыслие и наплевательское отношение к тем, кто ее любит. Нет, уж она-то эту идиотку точно не любит. Не заслужила ее сестра такого к себе отношения. Пусть живёт как хочет и… пусть умирает, если ей жизнь не дорога. Маму и папу было жалко. Но и они Петунии не поверили, тоже решили, что она завидует сестре. Ей было страшно обидно слышать такие слова, и она перестала пытаться достучаться до родителей. Сами виноваты: вот умрет Лили, тогда-то они и поплачут!

Когда Лили уехала в Хогвартс, Туни полночи проплакала в их общей, вдруг опустевшей комнате.

А на утро решила, что больше Петуния Эванс никогда себе такого не позволит!

* * *

— Ба. Ба-а-а! — вырвал ее из воспоминаний голос Таки, и она обернулась к нему. Он сидел посередине заднего сидения и, просунувшись между ее и дедовым креслами, тыкал пальцем в направлении лобового стекла. — Кондитерская! Давайте зайдём?

Слава богу, — с облегчением подумала Петуния, — он был совершенно нормальным мальчиком, и стекло не разбилось, и никто из прохожих не упал, и никакие пауки не спустились на паутинке к нему на вытянутый палец с потолка машины. И не висел над ним Дамоклов меч, как когда-то над ее сестрой и племянником.

Петуния осталась в машине, пока Вернон и Таки выбирали себе пирожные по вкусу. У нее что-то совсем не было аппетита.

* * *

Когда утром первого ноября восемьдесят первого года, они с мужем обнаружили корзину с ребенком у себя на крыльце, она думала, ее инфаркт хватит. Быстро пробежав глазами первые строчки приложенного к корзине письма, она поняла, что сбылись ее худшие кошмары; начиная с того, самого первого. Лили погибла. Бесполезный муж не смог ее защитить. Их ребенок остался на попечении Петунии.

Лили погибла…

Ноги вдруг подкосились. Вернон подхватил ее и отвёл на кухню, усадил за стол. Отобрал у нее письмо и прочитал его вслух. Он почти ничего не понял и смотрел на нее безумными глазами, а она не могла пошевелиться. Правда оказалась хуже любого кошмара. Ее словно придавило тяжестью к земле.

В тот день Дадлик был недоволен, оставшись без вечернего молока. Оно тогда у нее окончательно пропало. А она решила, что хватит с нее кошмаров, которые сбываются. В тот день она сказала себе, что больше никогда не увидит ничьих предвестников смерти, решила, что она не хочет знать, как умрут родители Вернона, или ее друзья, или вообще хоть кто-нибудь!.. Пусть волшебники со своим мороком оставят ее в покое, она во всем этом больше принимать участие не собирается!

В тот же день она написала гневное письмо Дамблдору и потребовала прекратить насылать на нее вещие сны. Учить не взяли, сестру не уберегли, ребенка подкинули, так оставьте теперь их всех в покое!

Во всяком случае, кошмары после этого ей являться прекратили.