Нанеси себя на карту (джен)

Сова прилетела утром, Ремус видел мелькнувшую тень из окна спальни. Ему подумалось, что пришло письмо от дедушки или бабушки, хотя было и странно, что они отправили его с какой-то незнакомой птицей.

Когда он спустился на первый этаж, родители почему-то были очень оживлены и даже более того. Словно они прошли какое-то судьбоносное испытание и теперь были так счастливы, как будто все горести мира неожиданно исчезли. Глядя на них, Ремус тоже стал улыбаться, хотя даже не мог предположить, в чем дело. Такими он видел их только в краткие моменты, которые мог пересчитать по пальцам.

— Ремус! — воскликнула мать, заметив его на лестнице. — Скорее иди сюда!

— Письмо пришло! — отец был так воодушевлен, что взмахнул волшебной палочкой и на лету поймал овсянку в плошку, а потом перехватил два тоста одной рукой.

— Садись, читай!

Ремус сел за стол, и перед ним тут же положили какой-то конверт, исписанный аккуратным косым почерком. Родители замерли, казалось, ожидая чего-то невероятного.

Неужели все было из-за этого письма? Ремус неторопливо распечатал конверт и принялся за чтение.

"Уважаемый мистер Люпин, От лица Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс рады предложить вам…"

Тут уже дыхание от счастья перехватило и у него самого. Он поедет учиться. Как это могло быть правдой?

— Я поеду в Хогвартс? — выдохнул он.

— Да, ты поедешь в Хогвартс, — весело сказала мать.

— Но как же?.. — Ремус осекся, он все еще не решался до конца поверить.

— Все уже решено, — отец с воодушевлением похлопал его по спине и со стуком поставил на стол перед ним овсянку и тарелку с тостами. — Профессор Дамблдор узнал о твоих успехах. Мы с ним вместе придумали способ, чтобы твоя болезнь не повредила тебе и другим. Представляешь, тебе первому разрешат учиться вместе со всеми!

Он был невероятно счастлив. Ремус тоже заулыбался, но все-таки было в этом и что-то как будто обидное. Как-то резко ему вдруг почувствовалось, что то, что от других детей ожидали как само собой разумеющееся, для него было большим достижением и поводом для радости. Как будто он был намного хуже.

— Послушай, Ремус, — мать, кажется, поняла его чувства. — Это, — она показала на письмо, — стало возможным благодаря твоим стараниям. Не нужно думать, будто это ничего не стоит.

— Я не хочу быть "оборотнем, у которого получилось", — пробормотал Ремус.

Он не знал, как сказать и как объяснить, почему это было для него так важно. Вся жизнь строилась вокруг его болезни. Но ведь он сам был гораздо больше, чем его болезнь. Ведь было в нем что-то еще?

— Ты уже гораздо больше, — серьезно заметила мать, словно читавшая его мысли. — Болезнь — просто одна из частей, вовсе не главная.

— Я просто хочу быть как все остальные, — сказал Ремус, глядя на письмо. — Чтобы никто не узнал…

Родители переглянулись. Показалось даже, что они и сами хотели обсудить это.

— Мы говорили с профессором Дамблдором, — заметил отец. — Он осторожничал, но я настаивал, чтобы тебе разрешили сказать.

— Настаивал? Почему? — с удивлением спросил Ремус. У него это просто не укладывалось в голове. Отец немного странно улыбнулся, и когда заговорил снова, чувствовалось, что слова давались ему нелегко.

— Мне не хотелось, чтобы тебе нужно было прятаться, — он вздохнул. — А еще хотелось, чтобы ты показал другим, что есть выход.

Ремус смотрел на отца, широко открыв глаза.

— Я и сам говорил разное об оборотнях, — продолжал тот. — Мне казалось, это будет моим искуплением… — он осекся. — Прости, я знаю, что это не то, о чем я должен был думать. Мне просто хотелось, чтобы у тебя была возможность. Сказать или нет — решать тебе.

Мать кивнула, соглашаясь с ним.

— Думай только о том, как будет лучше тебе, Ремус. Не нужно, если ты не готов.

Она мягко улыбнулась ему. Ремус вдруг очень остро почувствовал, насколько сильно родители в действительности заботились о нем. Он обнял мать и отца, хотя в последнее время считал, что уже слишком взрослый для всех этих нежностей.

* * *

Ремусу казалось, что никогда в жизни он не видел такого количества людей. Ну или, по крайней мере, никогда не видел, чтобы такое количество людей так суетилось. Родители, светясь от счастья, помогали ему с чемоданом.

— Все взял? Палочку? Перья?

Ремус все кивал и кивал, чувствуя, что так шея у него скоро устанет и голова свесится на один бок.

— Пиши, ладно? Обо всем, — мать почти прослезилась, обнимая его.

Ремус был немного испуган, но еще больше он был воодушевлен. Впервые в жизни он сможет найти друзей. Это так захватило его, что сердце колотилось как бешеное. Все равно заговорить с незнакомцами было страшно. И вот Ремус вошел в купе, затолкал чемодан на полку и сел возле окна. Он пообещал себе, что непременно подружится с тем, кто поедет с ним. А потом поезд тронулся, и соседей у него так и не появилось.

Они проезжали затуманенные поля и вересковые пустоши. Пересекали по мостам реки, вившиеся блестящими лентами. Мчались сквозь перелески с облепленными омелой деревьями. Тут и там мелькали домики, поля со свернутыми клубками сена и пасущиеся овцы.

Ремус почти задремал, когда вдруг к нему в купе вошли мальчик и девочка. Мальчик выглядел каким-то угловатым, его давно нестриженые волосы доставали ему до плеч. В нем почему-то сразу чувствовался непримиримый характер. Девочка была рыжеволосая, с симпатичным добрым лицом. По немного покрасневшим глазам было видно, что она недавно плакала, хотя почему-то казалось, что это было совсем для неё несвойственно.

— Идем сюда, здесь свободно, — сказала девочка, открывая дверь.

Мальчик вошел за ней. Вид у него был злой и раздраженный.

— Я Ремус, — ужасно смущаясь, выпалил Ремус.

Мальчик посмотрел на него с легким презрением, зато девочка улыбнулась.

— Я Лили, это Северус.

— Вы тоже первый раз едете в школу?

— Да, — односложно ответил Северус и, всем видом показывая, что у него есть более важные дела, чем говорить с нежеланным попутчиком, уселся в углу. С каждой минутой он нравился Ремусу все меньше. Ему вдруг почувствовалось, что завести друзей будет не так просто, как ему казалось.

— А вы на какой факультет хотите? — спросил он.

— Слизерин, — с вызовом сказал Северус.

— А ты?

— Наверное, тоже… — немного неуверенно протянула Лили.

— Ты сам-то на какой факультет хочешь?

— На Гриффиндор.

— Еще один, — Северус усмехнулся и опять взглянул на него с пренебрежением. — Что, твой отец там учился?

— Нет, он на Когтевране учился, — немного неуверенно ответил Ремус. — А я хочу на Гриффиндор, потому что, — он опять смутился, — ну, мне хотелось бы быть храбрым.

— Значит, умным быть не хочешь? — ядовито поинтересовался Северус.

— А я и так достаточно умный, — простодушно ответил Ремус.

Северус так громко фыркнул, что даже Лили посмотрела на него с легким упреком.

— А почему тебе хочется быть храбрым? — спросила она у Ремуса.

Тот вдруг понял, что сказал лишнего, так что просто улыбнулся и ответил:

— Разве плохо? Ничего не бояться?

— Наверное, было бы здорово… — протянула Лили.

— Ничего не боятся только глупые люди, — с убежденностью возразил Северус. — Потому что не видят последствий.

— А почему вы хотите на Слизерин?

Ремус, старался смотреть только на Лили, которая казалась ему более дружелюбной.

— Потому что это самый лучший факультет, — усмехнулся Северус.

Ремусу показалось, что он наконец уловил, что тот представлял из себя.

— Ты, значит, хочешь быть самым лучшим?

— Да, конечно, — запальчиво ответил Северус.

— Как здорово, — сказал Ремус. — А я хочу быть как все.

Северус посмотрел на него как на беспросветного тупицу и даже, наверное, был близок к тому, чтобы покрутить пальцем у виска.

* * *

Для Ремуса стало большим сюрпризом, что распределяли учеников с помощью Шляпы. Отец почему-то ему об этом не рассказывал, только загадочно улыбался, так что было страшно, не предстоит ли какой-то сложный экзамен.

Как и хотел, Ремус попал на Гриффиндор. Он оказался на одном факультете с девочкой из поезда и когда уселся рядом с ней на скамью, она вдруг повернулась к нему и сказала:

— Кажется, мы с тобой на одном.

Ремус улыбнулся и кивнул. Они вместе посмотрели, как Северус отправился к слизеринскому столу.

— Не жалеешь, что не туда попала?

— Не знаю… Я и правда не так много знаю про факультеты… — протянула Лили.

— Они все хорошие, — пообещал Ремус. — Это точно.

Учиться было легко, но с друзьями у Ремуса почему-то не слишком задалось. Казалось, все вокруг каким-то непостижимым образом уже успели перезнакомиться, а он остался в стороне. Даже Лили общалась больше с Северусом, который почему-то старался задеть Ремуса каждый раз, когда они встречались втроем. Ремус садился рисовать — Северус смеялся и говорил, что это занятие для малолетних и душевнобольных, а потом отбирал рисунки и объявлял, что по ним видно жестокого убийцу. Ремус читал книжки про анимагов — Северус говорил, что это жутковато. Что бы он ни делал, у Северуса всегда находилось что сказать по этому поводу. Некоторые слова попадали в цель, и Ремус так злился, что ему казалось, будто у него начинают расти клыки. Он боялся этого. Ему сразу виделось, как он теряет разум и разрывает обидчика в клочья. А потом приходили в голову сказанные еще очень давно слова отца, что самое мелкое происшествие может поставить крест на всей его жизни. Иногда в таких случаях он до крови кусал костяшки пальцев, чтобы успокоиться.

— Зачем ты? — спросила Лили, когда однажды увидела, как он это делал за стеллажом в библиотеке. — Это из-за того, что Северус сказал, да?

— Нет, — отозвался Ремус. — Это я случайно.

— Он зря, — твердо сказала Лили и побежала обратно к столу, за которым они сидели все вместе. Ремус услышал, как она говорит Северусу, что так нельзя — и это почему-то тоже было неприятно. Когда он подошел, чтобы забрать свои вещи, Северус снисходительно заметил:

— Ты, значит, обиделся?

— Я не обиделся, — отозвался Ремус.

— А Лили говорит, что ты обиделся.

— Правда, Ремус, тебе нужно сказать, если…

— Я не обиделся, — с нажимом повторил тот, по одной закидывая книжки в сумку.

— Ты и правда очень странный, — поучительно сказал Северус. — Тебе надо прекращать обижаться по пустякам. Иначе тебе всегда будет казаться, что тебя задирают. Ты слишком много о себе думаешь.

— Ты, значит, не хотел задеть? — не выдержав, спросил Ремус.

— Не хотел. Просто говорю правду, — пожал плечами Северус. Но Ремусу показалось, что он врет. — У тебя же друзей, кроме нас, нет. Вот и думай почему.

— А ты с Поттером почему не дружишь?

— Он безмозглый, — Северус вдруг напрягся. — Полный идиот. Не поймет магии, даже если она ударит его по голове. А с тобой не так. Ты странный, а считаешь, что нет. Поэтому тебя все подряд задевает.

— Я не странный, — возразил Ремус, чувствуя, что начинает говорить совсем уже глупости.

— Ты очень странный, — четко сказал Северус, как будто уцепившись за эти слова. — Смотришь иногда как дикий, пропадаешь то и дело, и руки у тебя все время исцарапаны. Говоришь постоянно какую-то несусветную чушь. Половины никто даже не понимает. Рисунки твои жуткие. И еще помешан на книжках про превращение в животных. Мороз по коже от тебя. Советую тебе либо что-то с этим сделать, либо смириться.

— Я не странный, — уже очень тихо повторил Ремус, чувствуя, как злость снова захватывает его.

— Вот и сейчас! — Северус хмыкнул. — У тебя взгляд дикий.

— Сев, хватит, зачем ты?! — вмешалась Лили.

Она сказала ему что-то еще, но Ремус уже не слушал, он подхватил сумку и вышел из библиотеки, чувствуя, что вот-вот не выдержит. Вокруг вдруг запахло кровью. Ему почти виделось, как он сдирает мясо с костей. Вбежав в туалет, он закрыл дверь кабинки и снова укусил себя за руку, чтобы рассеять безумие. Волк всегда был внутри, не уходил, когда луна опускалась за горизонт, только и ждал повода заявить о себе. От него нельзя было избавиться, как ни старайся. Его нельзя было даже скрывать, все равно рано или поздно он показывался. Его тень лежала на всем. Он смотрел с рисунков и со строк эссе, про него было в каждой книге.

Ремус выдохнул, чувствуя, что, к счастью, наконец успокаивается. Отмывая с пальцев кровь, он сказал себе, что нужно с этим заканчивать.

— Ремус? — Лили окликнула его от двери, кажется, не решаясь войти. — Ты в порядке?

Не получив ответа, она все-таки вошла и встала рядом с ним.

— Ты опять, да? Зачем? — спросила она.

— Я странный, — пробормотал Ремус, чувствуя, что эти слова делали больно не хуже, чем когда он только что укусил себя за руку.

— Ты вовсе не странный, — возразила Лили. — Мне правда нравится с тобой дружить. Не слушай Северуса, он просто… — она не знала, как закончить. — Он просто не слишком счастливый. Ему тоже тяжело. Поттер к нему плохо относится.

Ремус почему-то снова разозлился, хотя только что говорил себе, что это никуда не годится.

— Ты всегда находишь ему оправдания, — заметил он.

— Потому что Северус и правда хороший. Вот увидишь, когда ты узнаешь его поближе. Он не со зла тебе это говорит.

— Он это говорит, потому что хочет, чтобы вы дружили только вдвоем.

— Вовсе нет… — не слишком уверенно возразила Лили.

— Он считает себя великим волшебником. А сам? А сам просто унижает других, вот и все, — выпалил Ремус.

Ему стало стыдно за эти слова, они, как ему показалось, были из тех, которые не стоило произносить вслух.

— Это вовсе не так, — Лили натянуто улыбнулась. — Северус никогда так не поступил бы. Он правда хороший. Просто ему очень сложно… И он правда не понимает, что ты расстраиваешься. Если бы ты поговорил с ним…

Тогда Ремус пожал плечами, улыбнулся и кивнул — как всегда, когда не знал, что сказать или не хотел говорить того, что вертелось на языке. Он не знал, изменили бы его слова что-нибудь или нет, но все равно казалось, что нужно быть лучше этого и промолчать. А еще он верил, что у него получится. Ведь можно было справиться с чем угодно? Даже если ранки на руках не успевали заживать до того, как появлялись новые.

* * *

После того случая Ремус снова остался один. Один раз Лили все-таки убедила его вернуться, но он тогда подслушал ее разговор с Северусом и, главное, как тот отвечал ей — и решил, что больше ему вместе с ним делать нечего.

— Он обижается на все что угодно. С ним вообще не поймешь, что говорить.

Позднее Ремусу стало казаться, что в этом была определяющая черта Северуса — он всем говорил, как ему казалось, правду. С некоторыми это получалось лучше, чем с другими. Джеймс Поттер, например, переносил это плохо. Ремус и до, и после своей собственной ссоры с Северусом видел, как они дрались в коридоре.

Например, как в тот день, когда профессор Макгонагалл раздавала их проверенные свитки. Ремус радостно посмотрел на свое "Превосходно". Лили тоже, кажется, была собой довольна, зато Северус засунул свой пергамент в сумку так быстро, как только мог. В коридоре все еще продолжали обсуждать оценки. Ремус как обычно вышел из класса последним, так что невольно видел и слышал разговоры идущих впереди.

— Что у тебя, Сириус? — громко спрашивал Джеймс.

— А у тебя?

Они с гордостью продемонстрировали друг другу свитки с "Выше ожидаемого".

— Ого! А у меня только "Слабо"… — сокрушенно проговорил низенький мальчик, всегда восторженно охавший, что бы его друзья ни сделали. Его имени Ремус тогда не вспомнил, хотя они учились на одном курсе. Джеймс и Сириус обычно называли его Хвост, хотя на самом деле его звали Питер.

Северус тоже услышал этот разговор и на лице у него появилось обычное высокомерное выражение.

— Нас учат какой-то белиберде, — громко сказал он Лили. — Эта ерунда никому не нужна. Глупости для зубрил.

— Почему ерунда? — та, кажется, немного забеспокоилась.

— А вот так. Это не настоящая магия. Ну, или не важная по крайней мере, — Северус говорил еще громче. — Настоящих заклятий тут тебе не расскажут. Только идиоты могут радоваться хорошим оценкам за такую ерунду.

Радость на лице Лили поблекла, она свернула и убрала в сумку свиток, на который только недавно смотрела с таким восторгом.

— Идиоты? — шагавший впереди Джеймс обернулся и посмотрел на него. — А что у тебя, Нюниус?

— У меня "Превосходно", — заявил Северус, хотя Ремус почему-то догадался, что тот врет.

— Покажи! — потребовал Джеймс.

— Буду я тебе что-то показывать, — пренебрежительно проговорил Северус.

— "Тролль" у него, Джеймс, отстань от человека, — с фальшивым участием сказал Сириус.

Джеймс расхохотался, а следом за ним и Хвост издал несколько лающих смешков.

— Не переживай, Нюнчик, не плачь. Профессор Макгонагалл, наверное, не разобрала твои каракули из-за всех этих жирных пятен.

Тощее лицо Северуса искривилось от злости.

— Если такой умный, то доставай палочку и посмотрим, — процедил он, действительно выхватывая палочку.

Началась свалка, и Ремус поспешно отошел подальше, чтобы не оказаться в центре событий. Джеймс и Северус швыряли друг в друга искры, иногда все-таки складывавшиеся в заклятия, а Сириус с Хвостом взрывались хохотом каждый раз, когда у Северуса что-нибудь не получалось.

* * *

Большую часть свободного времени Ремус был один и, хотя это было немного грустно, довольно быстро к этому привык. Наверное, он и вправду был очень странным.

На время превращений он уходил в заброшенный дом, где окна были забиты досками. Волк вырывался наружу и в ярости крушил все, до чего мог дотянуться. Просыпаясь утром, мокрый от пота и дрожащий, Ремус иногда думал, что хотел бы вернуться домой, но, попадая обратно в замок, как будто заново проникался его магией и вскоре забывал о случившемся.

Все свободное время он гулял по коридорам, пытаясь отыскать что-нибудь интересное, и, так как замок был очень старый и хранил много тайн, очень часто это удавалось. Найденное обычно он наносил на большой кусок пергамента — свою личную карту.

Ее он рисовал каждый вечер в гостиной. Обычно он садился, подворачивая под себя ногу, и делал набросок карандашом с искусанным кончиком, а потом как можно аккуратнее обводил пером. Так он добавлял все, что успел узнать за день. Его никто не беспокоил, он никому не был нужен. Он тоже никого не беспокоил, хотя ему нужны были друзья.

Однажды Ремус вычитал в какой-то книге заклинание, позволявшее нанести на карту всех обитателей замка. Конечно, он сразу же попробовал его на своем творении, но что-то пошло не так и появилась только точка с его собственным именем. Она следовала за ним, куда бы он ни пошел, и всегда показывала его местоположение. Это было хотя и не то, на что он рассчитывал, но все равно довольно удобно. В конце концов, невозможно сделать все правильно с первого раза.

Иногда в гостиной бывало шумно, особенно когда Джеймс и Сириус придумывали какую-то новую шутку. Такие моменты Ремус не слишком любил. Обычно все старались держаться от него подальше, но, когда начиналось разнузданное веселье, могли ненароком и толкнуть под локоть.

Иногда Лили заговаривала с ним. Обычно она спрашивала про карту или еще про что-нибудь такое же незначительное, но было ясно, что на самом деле куда больше ее интересовал сам Ремус. Или, как он тогда сам говорил себе, куда больше ее интересовало, почему все-таки он был таким странным. Ведь он так никогда и не объяснил, почему делал то, что делал, а она, наверное, не могла так просто это оставить. Из-за этого Ремусу не слишком нравились эти разговоры, хотя Лили неизменно каждый раз затевала их.

Так прошло несколько месяцев, и так бы, наверное, все и продолжалось до самого его выпуска из школы, но судьбе вздумалось повернуться по-другому.

Однажды, когда Ремус исследовал потайной ход за зеркалом на третьем этаже, он неожиданно столкнулся с Джеймсом, Сириусом и Хвостом.

— Ремус Люпин? — спросил Джеймс, поднимая повыше волшебную палочку со светящимся шаром заклятия. — А ты что тут делаешь?

Ремусу показалось странным, что тот знал его по имени, но, как он понял в дальнейшем, в том-то и было дело, что Джеймс на второй день обучения выучил по именам всех учеников школы.

— Тут потайной ход, — ответил Ремус.

Сириус хмыкнул, а Джеймс рассмеялся, как будто это была отличная шутка. А потом они разошлись в разные стороны. Впрочем, когда Ремус по обыкновению рисовал вечером свою карту, Джеймс неожиданно подошел и стал заглядывать через его плечо.

— У тебя и ты здесь? — поразился он, с интересом оглядывая лежавший на столе свернутый во много раз пергамент. — Вот точка с твоим именем в гостиной.

— Пока только одна. Это особое заклинание.

— Можно посмотрю? — не дожидаясь ответа, Джеймс уселся напротив него и, приподняв пергамент за уголок, заглянул на следующую страницу.

— О! — сказал он. — А тут что?

Ремус перевернул карту.

— Еще один потайной ход, — показал он. — Тут нужно сказать пару слов, чтобы он открылся. Варрис Великая.

— Я не знал… Ты как выяснил?

— Про это было в первом издании "Истории Хогвартса". Тогдашний директор потребовал, чтобы это убрали из всех последующих, чтобы ученики не ходили куда не надо.

Джеймсу, кажется, это понравилось. Судя по всему, он любил ходить куда не надо.

— Джеймс, ну что? — к столу подошел Сириус. — Что это?

— Смотри, еще один проход, — тот показал на карту. — Ведет прямо в Запретный лес.

— Вечером туда и пойдем.

— Зачем ждать вечера? — непонимающе спросил Ремус. — Звери же вылезут.

— В том-то и дело, — заявил Джеймс. — Тебе что, не хочется на акромантула посмотреть?

Посмотреть на акромантула Ремусу, конечно, очень хотелось, и как-то вышло, что он сам пригласил себя пойти вместе со всеми. Как оказалось, у Джеймса была мантия, делавшая человека невидимым, так что можно было разгуливать по школе даже глубокой ночью, не опасаясь попасться смотрителю Филчу.

В тот день акромантула они, к счастью, не нашли, зато немного разозлили скалоподобного лесничего Хагрида, который некоторое время гонялся за ними с фонарем и собакой по огороду. Он, наверное, все-таки изловил бы их, если бы Ремусу не удалось так напугать несчастного пса, что тот пустился наутек и некоторое время после отказывался показывать нос из конуры.

Ремус так и не понял, почему так вышло, но с тех пор он стал постоянно участвовать в их вылазках. Они ходили в Запретный лес, разгуливали по коридорам посреди ночи и лазили по трубам в стенах, пугая учеников стуком и жуткими завываниями. Никто не мог придумывать более дерзких планов, чем Джеймс и Сириус, но никто и не мог вычитать столько в книгах, как Ремус. Для него самого это стало большим потрясением, но почему-то вдруг, как он и мечтал, стало совершенно не важно, насколько он был странным. Просто у них четверых были общие интересы, и этого было достаточно.

* * *

Профессор Бинс был привидением. Говорили, он так серьезно относился к занятиям, что даже не заметил своей собственной смерти. Что уж говорить о его внимании к нуждам учеников, а уж тем более, если имело место нечто не такое важное, как жизнь и смерть. Он читал лекции неизменно монотонным голосом, погружавшим слушателей в транс.

В тот день профессор Бинс говорил особенно долго, так что даже Ремус почти начал засыпать. Остальные же уже давно оставили попытки слушать и старались развлечь себя хоть чем-нибудь. Джеймс, Сириус и Питер поочередно запускали в Северуса комочки жеваной бумаги и записывали очки на обрывке пергамента. Тот иногда оборачивался и запускал ответный заряд, неизменно целясь Джеймсу в лицо. С каждым разом он злился все больше, особенно если попасть не получалось. Джеймс, Сириус и Питер, впрочем, потешались над ним вне зависимости от его успехов.

Когда урок наконец закончился, Ремус остался, чтобы задать несколько вопросов. Сказать честно, он немного кичился своей способностью вытаскивать из профессора знания, ведь, несмотря на ужасную манеру чтения лекций, тот и в самом деле был знатоком.

— А когда в школу попал гобелен с Варнавой Вздрюченнным?

— Кажется, он был тут с двенадцатого века… Он сам подарил его замку, пока преподавал здесь. Да… Великий был человек, правда, заядлый спорщик. Как-то пошли слухи, будто он теряет хватку и не может больше справиться с учениками. Он тогда разозлился и взялся обучать троллей танцам. Но это, конечно, да… Так себе была идея.

— И, значит, гобелен с тех пор ни разу не перемещали?

— Насколько я знаю, нет…

Когда Ремус вышел в коридор, он был очень доволен собой — до тех пор, пока не наткнулся там на очень злого Северуса. В волосах у него все еще висел один из бумажных шариков, а теперь он с надрывом, хотя и вполголоса, жаловался Лили.

— Он мне надоел! Безмозглый идиот!

Заметив Ремуса, Северус обернулся, и его лицо немного скривилось. Кажется, он догадался, что его последнюю фразу подслушали, и ему это совсем не понравилось.

— А ты что улыбаешься? — процедил он, хотя Ремус и не думал улыбаться. — Думаешь, они твои друзья? Они тебя только ради смеха с собой таскают. Как ярмарочного урода.

Ремусу было неприятно, но вовсе не так, как раньше. Северус теперь казался жалким, и его слова больше не задевали. Он даже посмотрел на него с удивлением, так это было для него неожиданно.

— Ты просто ненормальный! — Северус ухмыльнулся. Лили хотела что-то ему сказать, но он продолжал гнуть свое. — Ты совершенно безумный! Странный!

— Смотрите, Нюниус называет Ремуса странным, — донеслось вдруг с другого конца коридора.

В ответ последовали взрывы хохота, и вскоре Джеймс, Сириус и Питер стояли рядом с Ремусом и насмешливо оглядывали Северуса. Это было новое и приятное чувство — что у него теперь есть друзья, которые будут с ним на одной стороне.

— Это Нюниус кого-то называет странным? — притворно переспросил Сириус. — Нюниус?

Северус постарался придать лицу бесстрастное выражение, но у него ничего не получилось.

— Нюниус сам странный! — закричал Питер и тут же сам засмеялся.

— Я думаю, — нарочито серьезно сказал Сириус, — прежде, чем называть странными других, нужно хотя бы мусор из волос вытащить.

Рука Северуса непроизвольно метнулась к волосам, и он действительно нащупал там бумажку. Осознав, что делает, он разозлился еще больше.

— Вы все просто безмозглые. А ваш Ремус сам урод. Псих, — процедил он. — Вы его видели? Он же совершенно ненормальный. Вам что, собаку с улицы не хватило подобрать?

И тогда Джеймс выхватил палочку и выкрикнул заклятие-подножку. Северус так увлекся своей речью, что ничего не заметил, пока не стало слишком поздно. И вот одна его нога зацепилась за другую, и он неловко повалился на землю. Несколько раз он, ругаясь, пытался встать и несколько раз падал обратно. Глядя на его старания, Джеймс, Сириус и Питер начали смеяться.

Ремусу было совсем не смешно. Его затопила какая-то странная смесь отвращения, жалости и стыда. Защищать Северуса ему не хотелось, хотя происходящее ему совсем не нравилось.

— Хватит уже, — произнесла вдруг Лили. — Отстаньте вы от него!

— У-у-у, — протянул Джеймс. — У Нюнчика появилась подружка. Она как, и сопли тебе подтирает?

Все еще смеясь каждый раз, когда Питер передразнивал ругавшегося Северуса, они двинулись прочь, и Ремус пошел вслед за всеми.

— Этот Нюнчик настоящий подонок, — неожиданно серьезно сказал Джеймс, когда они успокоились. — Всегда ищет кого-нибудь послабее, чтобы поиздеваться.

Ремус услышал в этом отражение своих собственных слов — с этим он был согласен. Но все-таки ему стало вдруг очень жалко Северуса, и ему пришли в голову слова Лили о том, что тому и самому было очень тяжело.

Но самым странным было чувство, что даже если он смог бы перешагнуть через свою личную неприязнь к Северусу, все равно не следовало заступаться за него. Почему-то ему казалось, что Северус возненавидит его за эту помощь, что это станет для него еще худшим оскорблением. Ведь никто не ставит себя так высокомерно выше другого, как тот, кто берется помогать тому, кто всеми силами старается его унизить.

Впоследствии он много раз спрашивал себя, была ли в его рассуждениях доля правды или он просто находил себе оправдание — и так и не мог никогда разобраться до конца.

— Но его жаль, разве нет? — куда-то в пустоту спросил Ремус.

— А ему вот тебя не жаль, — немного зло отозвался Джеймс. — Да и чужой жалости он не понимает. Думаешь, он этой Лили спасибо скажет?

— Но ведь это было слишком… — пробормотал Ремус.

Джеймс небрежно пожал плечами. Вид, впрочем, у него был не такой веселый, как обычно. Казалось, теперь, когда азарт прошел, ему было немного совестно.

Ремус все так же думал о случившемся, когда вечером наносил на карту гобелен с Варнавой Вздрюченным.

На чертеже все размещалось относительно чего-то другого и, однажды нарисованное становилось неразрывно связано с целым. Ремус заметил точку с собственным именем, остановившуюся в гриффиндорской гостиной, и ему показалось, что в отличие от тех месяцев, когда приходилось быть одному, теперь и он находился на своего рода карте, а значит, тоже был связан с целым и ничего не мог сделать без того, чтобы не нарушить чего-то еще.