Только начало (гет)

— Что ты здесь делаешь, Туни?

Едва не подпрыгнув на месте от испуга, я обернулась и увидела, что Лили стоит на пороге, подозрительно наморщив лоб. Она часто смотрит на меня так, будто застала на месте преступления.

— А что, мне уже нельзя просто зайти в твою комнату?

Я попыталась придать себе оскорблённый вид, что было очень непросто, учитывая, что моё сердце колотилось, как сумасшедшее, а руки ужасно дрожали. Я думала, что сейчас грохнусь в обморок. Вам когда-нибудь приходилось быть застигнутыми в тот самый момент, когда вы стащили с витрины конфету и едва успели сунуть её в карман? Если нет, то вы вряд ли поймёте.

— Можно. Извини...

Лили улыбнулась, и я почти успокоилась — наверное, она ничего не видела. Чтобы сестра не могла придраться ещё к чему-нибудь, я недовольным тоном сообщила:

— Твоя сова так верещала в своей клетке! Я выпустила её, чтобы родителей не нервировала. Дикая она у тебя...

— Разве? Ну ладно.

Кажется, она не поверила. На самом деле, птица вполне себе спокойная, хотя я всё равно её побаиваюсь. Когда привязывала к лапе письмо, всё представляла, как она сейчас распорет мне руку своим клювом. А глазищи — ужас! Смотрела на меня, как на какую-то полевую мышь. Бр-р-р... Думала, она вообще не полетит никуда. Но нет, полетела. Наверное, у сов работа тоже важнее всего на свете. Хотя, конечно, не важнее еды.

— Пойдём погуляем? — Лили всё осматривала комнату, но я кроме совы ничего не брала. Правда.

— Пойдём, — я пожала плечами. Хотя в животе ещё ворочалось что-то такое неприятное, и очень хотелось выпить ледяной воды, лечь на кровать и забыться.

Я никогда ещё так сильно не волновалась.

* * *

Только закончился первый семестр нашего третьего курса, и многие уехали на рождественские каникулы домой. Вот Джеймс, например. И Питер. Сириус вообще старался остаться в школе и на Рождество, и на Пасху. А я обычно уезжал домой, но в этом году луна со своими фазами... Как всегда, некстати. Пришлось тоже отмечать Рождество в Хогвартсе.

Когда за завтраком передо мной опустилась сова, Сириус высказал общее удивление:

— У Поттеров новая питомица? Где-то я её уже видел…

Но оказалось, письмо не от Джима. Почерк явно девчоночий — мелкий, тонкий, колючий. К тому же, на конверте значилось только моё имя. Я невольно засмущался и спрятал конверт за пазуху — под громкий смех Сириуса. Вот она, дружба... У меня, может быть, тонкие душевные переживания тут, а он ржёт.

Сказать по правде, я был очень заинтригован этим посланием. Мне кроме родителей и Джима никто не писал ведь. Сначала подумал — какая-нибудь поклонница Сириуса. Их у него толпа, и все жаждут найти ключ к его сердцу или что там обычно ищут… С этой мыслью и вскрыл конверт. А там — я чуть не бросил его от удивления — не простой пергамент, а белоснежная бумага. И чернила такие странные. «Оригиналка, — подумал я. — Выделиться решила».

«Здравствуй. Ты меня не знаешь, и я тебя тоже».

Ну вот, так и думал. Как же болят глаза от непривычной белизны и этих колких букв.

«Но я очень хотела бы познакомиться. Мне о тебе рассказал один человек, и у меня появилось желание написать тебе. Ты, наверное, думаешь, что я чокнутая, что пишу совсем незнакомому человеку, но мне понравились твои глаза. И понравилось, как ты улыбался. Наверное, это глупо звучит. И вообще-то я никогда никому не писала писем, чтобы познакомиться, поэтому даже не знаю, что надо писать, поэтому пишу то, что думаю.

На самом деле, я очень волнуюсь. Потому что я не такая, как ты. И я не знаю, как ты к этому отнесёшься. Меня поэтому не взяли в вашу школу, хотя я очень хотела и просила. Ещё поэтому я решила тебе написать. Я немножко знаю про вашу школу, но мне всё равно интересно, как у вас там. Если вдруг ты будешь не против продолжить знакомство, отправь мне письмо в ответ. Эту сову я позаимствовала, но у тебя наверняка есть своя. Ну я знаю, что они у вас необычные и смогут найти дорогу к адресату в любом случае.

P.S. Извини, если моя затея показалась тебе глупой. И очень прошу никому не рассказывать. Мне очень неловко, правда».

Подписи не было. К концу письма я почти привык и перестал колоться о буквы. Интересно… Не розыгрыш ли это? Может, кто-то из слизеринцев решил подшутить? С чего бы какой-то девчонке мной интересоваться. Улыбка ей понравилась, чего выдумала-то… Я взглянул в зеркало над раковиной (конечно, я читал письмо в ванной, в другом месте мне не скрыться от любопытного Сириуса) и попытался изобразить улыбку. Вышло жалко, если честно. Глупо было бы поверить, что это письмо настоящее.

Весь вечер я мучился этим вопросом. Даже Сириус заметил мою рассеянность. Ещё бы! Я по неосторожности вылил полчернильницы на своё эссе по зельеварению, которое задали на каникулы! Конечно, с помощью заклинания я это быстро исправил, но сам факт…

В итоге я решил, что ответ нужно в любом случае написать. Во-первых, это будет вежливо. Ну и написать как-то так, чтобы в случае шутки было не слишком понятно, что я повёлся. А если это не шутка, то не обидеть собеседницу. Честно признаться, мне было любопытно. Поэтому я настрочил ответ и рано поутру, пока Сириус дрых, отправился в совятню.

Найт сразу узнал меня и спикировал со своего насеста мне на руку. Мне купили его на первом курсе, как только профессор Дамблдор сообщил, что я смогу учиться в Хогвартсе. Он стал моим первым другом в Школе: тогда я думал, что других друзей мне и не светит. Найт был пятнистой неясытью и получил кличку за свой окрас: тёмный, почти чёрный, со светлыми пятнышками на перьях, похожими на звёзды.

— Держи, — я скормил ему крекер, привязал письмо к лапе и погладил птицу по гладким перьям. — Не знаю, куда тебе придётся лететь, но постарайся запомнить и потом рассказать мне.

Я вышел на площадку. Морозный воздух кусал щёки. А может, это они горели от волнения. Найт ухнул и взмахнул крыльями, унося моё письмо неизвестному адресату.

* * *

Честно говоря, я места себе не находила. Бродила из угла в угол по своей комнате и то и дело одёргивала себя, чтоб не кусать ногти. Быть может, он вообще не ответит, что я так беспокоюсь?! А если да… А вдруг увидит Лили… А если напишет, что не собирается знаться с обычными людьми и что-то ещё такое оскорбительное… Я уже злилась на себя за эту затею, на Лили с этой её фотографией (ну этой своей, странной движущейся), на этого мальчишку, который показался таким добрым и вежливым, но мог оказаться противным, как все мальчишки, или заносчивым, как все эти особенные.

Я снова отняла руку ото рта и ударила её второй.

— Ай! — получилось больновато, но за дело. Успокойся, Тунья! Ничего страшного произойти не может. А если…

— Ой! — в окно послышался деликатный стук, но я чуть в обморок не упала. На подоконнике сидела сова, самая настоящая! Очень красивая, надо сказать, не то что серая невзрачная птица Лили.

Трясущимися руками я открыла окно.

— Только не шуми, пожалуйста, — шёпотом попросила я сову. Не то чтобы я верила, что совы понимают человеческий, но это же не обычная сова. Хотя у сестры она периодически громко клекотала, хоть и была в основном спокойной, но какой-то неугомонной и невоспитанной. Совсем как сама Лили.

На удивление, эта птица вела себя тихо, будто и правда поняла мои слова. Она протянула мне лапку, чтобы я отвязала письмо, и прищурила глаза. Она не казалась мне страшной, наоборот. Я отвязала письмо и протянула руку, чтобы погладить. Только бы не клацала клювом, только бы не укусила… Но сова склонила голову чуть вбок, как бы подставляясь под мою ладонь. Я как-то сразу успокоилась.

— Не могла бы ты подождать, пока я прочитаю письмо и напишу ответ? Я не смогу отправить по-другому, — прошептала я, продолжая поглаживать птицу. Та совсем тихо ухнула, словно утвердительно, и зажмурилась.

— Спасибо, — шепнула я и пододвинула свою чашку с водой. — Если хочешь, можешь попить.

Я не догадалась приготовить какое-то угощение, да я вообще и не ждала ответ. Вру. Себе же вру. Ещё как ждала! Поэтому в нетерпении открыла конверт и вынула оттуда пергаментный свиток, сложенный в несколько раз. Почерк был аккуратным, каким-то правильным.

«Привет!

Я был очень удивлён твоему письму и решил, что это чья-то шутка. Если это так, прошу прекратить игру, потому что ничего хорошего из этого всё равно не выйдет.

Если вдруг ты и правда хочешь познакомиться, то можешь рассказать немного о себе, а я в ответ могу сделать то же. Ну и если у тебя есть какие-то вопросы, то я с удовольствием на них отвечу.

Мою сову зовут Найт. Он вполне дружелюбный, так что не думаю, что у тебя возникнут с ним проблемы. Он может подождать, пока у тебя будет готов ответ, чтобы сразу отправить. Честно говоря, другого способа я не вижу, если только ты не одолжишь снова ту сову (кстати, мне она показалась знакомой. Её владелец учится в Хогвартсе?). И ещё я заметил, что ты избегаешь слов "волшебство" и "магия". Мне стоит их тоже избегать? Или это всё оттого, что ты неволшебница? Извини, если лезу не в своё дело. Я просто хотел бы избежать неловкости в общении, если мы всё-таки его продолжим.

Ну и, конечно, хотелось бы знать твоё имя, раз моё ты знаешь. Я думаю, это вполне в рамках приличий.

P.S. Ещё раз извини, если что-то не так. Мне тоже немного неловко».

Я невольно улыбнулась. Интуиция меня не подвела: судя по тону письма, этот Ремус очень мил.

— Какой вежливый у тебя хозяин, Найт. Такой деликатный.

Сова тихо ухнула в ответ, и этот звук почему-то показался мне похожим на усмешку. Могут ли совы усмехаться? Я тут же бросилась писать ответ. Закончив, аккуратно сложила, вложила в конверт и запечатала. Найт терпеливо ждал, пока я привяжу письмо и открою окно. Провожая птицу взглядом, я поймала себя на ощущении какой-то лёгкости внутри. Словно я сама вылетела навстречу пронизывающему зимнему ветру и устремилась туда, в далёкую Шотландию к величественному замку, который я, конечно же, никогда не увижу…

* * *

Найт прилетел к ужину и спикировал на стол рядом с моей тарелкой. Увидев на конверте уже знакомый колючий почерк, я постарался поскорее отвязать и убрать письмо. Хорошо, что Сириус в это время перестреливался взглядами с какой-то пятикурсницей с Рейвенкло и не обращал на меня внимания. Для чтения я выбрал момент перед сном, когда Сириус отправился в душ. Писать ответ я думал утром, но когда прочитал письмо, тут же передумал.

«Здравствуй. Я очень обрадовалась твоему ответу, потому что не слишком рассчитывала на него, извини. И конечно, я понимаю твои сомнения. Наверное, не каждый день тебе пишут подобные письма. Могу со всей искренностью заверить тебя, что это никакая не шутка. Ну и если уж совсем начистоту и если ты пообещаешь никому-никому не рассказывать, особенно кое-кому (ты потом поймёшь), то я смогу рассказать о себе немного больше.

Пока же могу сказать, что ты верно понял, что я не волшебница. Надеюсь, это не проблема. Я знаю, что некоторые из ваших предвзято относятся к тем, кто на них не похож. Есть один человек из вашего мира, от которого я кое-что знаю. Но прежде чем я открою имя, ты должен пообещать, что не расскажешь. Ты прав и насчёт того, что магия и колдовство вызывают во мне противоречивые чувства, ну и, наверное, поэтому я избегаю этих слов. Хотя никогда этого за собой не замечала, если честно. Ты очень наблюдателен, знаешь».

На этих словах я почему-то покраснел. Прислушался к шуму воды в ванной — вроде всё спокойно. Хорошо, что Сириус любит намываться по полчаса.

«Если можно так выразиться, во мне борются любопытство и зависть. С одной стороны, мне интересно было бы тоже попасть в этот ваш мир, это так необычно. Но мне, увы, отказали, и от этого мне обидно и грустно, иногда даже злость появляется. Но не думай, что я какая-то магоненавистница или что-то типа того, мне правда интересно. Наверное, тебе не всё можно рассказывать таким, как я, хотя кое-кто много болтает, иногда прям сил нет слушать. Ну ничего, скоро каникулы закончатся, и разговоры об этом в доме прекратятся. Как проходят твои каникулы? Наверное, скучать не приходится. Расскажи, если будет желание.

Буду ждать от тебя ответ. Кстати сказать, у тебя очень красивая сова. Расскажи, что он любит есть, я попробую угостить в следующий раз.

P.S. Не нужно так много извиняться. Хотя я сама, наверное, этим грешу. Но, может быть, со временем, если, конечно, мы продолжим общение, всякие неловкости пройдут. Мне бы очень этого хотелось. И не мог бы ты прислать своё фото, если можно? То, которое я видела, конечно, не моё. Ну, если ты не сочтёшь это наглостью с моей стороны. Но вроде бы нормальная просьба?»

Моё сердце билось как сумасшедшее. Ну как бы ничего такого, письмо как письмо. Но мне показалось, что оно было пронизано такой искренностью и эмоциональностью, что просто не терпелось сразу же начать писать ответ. Заверить, что она может мне во всём довериться. Рассказать, как я её понимаю. Объяснить, что я не считаю, что есть что-то постыдное в её злости или обиде. Последняя просьба, конечно, заставила меня снова покраснеть, но… Почему бы нет? Я был в смятении, смущении и каком-то эмоциональном возбуждении — в этом состоянии и застал меня Сириус, выйдя наконец из ванной.

Войдя туда в свою очередь, я заперся, открыл кран, расположился на полу, достал завёрнутые в полотенца писчие принадлежности и стал писать ответ, пока меня не покинуло это странное, непривычное для меня чувство нетерпения.

Отправил я письмо, конечно, уже с утра. Найт словно удивился, увидев меня на следующий день с конвертом в руках. Родителям я так часто не писал, а тут ему приходится каждый день по два раза преодолевать расстояние. Хотя я, конечно, не знаю, какое. Надеюсь, не слишком большое, а то мне станет совестно перед питомцем. Но тот как будто был только рад, бодро перепрыгивал с лапы на лапу и хлопал крыльями, предвкушая полёт. Что его так будоражит, интересно?

— Ну, лети. Возвращайся с ответом, он мне очень нужен, — наставлял я птицу, пока привязывал письмо.

Найт клекотнул и поднялся в воздух. Описав небольшой круг перед совятней, он устремился вдаль, неся моё вчерашнее горячечное послание. Надеюсь, я не перестарался и оно не отпугнёт мою таинственную собеседницу.

* * *

Следующий день прошёл в суматохе: Лили собиралась возвращаться на учёбу и бегала по дому, боясь забыть то одно, то другое. «Ты не видела мой учебник по заклинаниям, Туни? Ты не брала мой блейзер, Туни? Ты не помнишь, куда я положила своё перо, Туни?» Впрочем, последнее я и правда одолжила. Как и чернильницу. Подумала, что было бы неплохо научиться писать так, как они. Может, конечно, обычная бумага для этого не подойдёт, но я попробую. Может быть, ему так будет привычнее.

В обед я сказала, что неважно себя чувствую, и закрылась в своей комнате. Я ждала Найта с ответом, и никакая взбалмошная сестрёнка мне не должна помешать его получить. Я лежала на кровати, пялясь в потолок и пытаясь угадать, что будет в этом ответном письме. Пришлёт ли он фото, как я просила? Пообещает ли держать в тайне всё, что я пишу, или пожелает избежать этой ответственности?

Мои размышления прервал негромкий стук в оконное стекло. Я тут же вскочила, чуть не растянувшись на полу впопыхах. Найт сидел с той стороны и терпеливо ждал, пока я открою окно и впущу его. Сев на стол, он встопорщил перья и прищурил глаза. Ничего не понимаю в совиной мимике, но было похоже, будто он улыбается.

Конверт был плотнее, чем обычно. «Прислал!» — мысленно обрадовалась я. Это хороший знак, да? Я в нетерпении вскрыла конверт, чуть было не забыв поблагодарить Найта.

— Ух! — сказал он и переступил с лапы на лапу, привлекая к себе внимание.

— Извини. Располагайся, — я улыбнулась. — Я надеюсь, ты любишь печенье?

Я подвинула к нему блюдце, торопливо погладила перья на спине и тут же плюхнулась на кровать, возвращаясь к письму. Фото я отложила на потом, переборов любопытство сразу же взглянуть, и развернула пергамент.

«Привет!

Я даже не могу передать, как меня тронуло твоё письмо. Наверное, стоило начать не с этого, но по-другому не получается. Мне отчего-то кажется, что мы с тобой во многом похожи, хотя, как ты выражаешься, и из разных миров. Мне кажется, мы чувствуем и думаем во многом одинаково, потому что каждое твоё слово отдаётся во мне пониманием. И знаешь, когда читал твоё письмо, в голове я сразу складывал ответ, как диалог строил. И мысли были такие правильные, красивые, эффектные, а как стал переносить на бумагу, кажется, получается какая-то белиберда несусветная, полный сумбур. Ощущение, что надо сказать так много, но не получается и сотой доли того, что хочется. У тебя бывает такое?

Просто ты можешь не знать, но среди волшебников тоже существуют различия, и для многих они настолько определяют поведение, что для других существование в их обществе становится просто-напросто невыносимым и невозможным. Сейчас я поймал себя на мысли, что слишком заумничаю. Друзья часто подшучивают надо мной, когда я начинаю изъясняться, как в каких-то научных талмудах. Я бы не хотел, чтобы ты считала меня занудой, хотя, наверное, это было бы в чём-то справедливым. Ну вот, я опять сбиваюсь, слишком тороплюсь все мысли, теснящиеся в голове, перенести на пергамент, и от этого получается каша. Извини.

Я хотел сказать, что сам столкнулся с этой несправедливостью в жизни. Ты можешь подумать, что вот, ему всего-то почти четырнадцать, что он может такого испытать. Но я тебя могу заверить, что если бы не профессор Дамблдор (это директор нашей Школы), я был бы, без преувеличений, обречён. И знаешь, больше всего на свете я когда-то мечтал о том, чтобы у меня появились друзья. Мечтал, а сам не верил в то, что это осуществимо. Но теперь я знаю, что иногда жизнь подкидывает шанс на счастье, и главное — его не упустить.

И, может быть (я, конечно, не знаю наверняка), в моём лице ты тоже увидела такой шанс. Это звучит глупо и самонадеянно, но… Если вдруг это так, то я готов оправдать твои ожидания и стать для тебя тем другом. Выслушать, если нужно, рассказать, если интересно. И я обещаю — у нас есть такое понятие, как магическая клятва, но её мы, применять, конечно, не будем, потому что это сложное и серьёзное волшебство — так что я просто обещаю и надеюсь, что ты мне поверишь, что всё, написанное в этих письмах, навсегда останется между нами. И какие бы тайны ты ни решила мне поведать, я сохраню их до самого конца.

Боюсь, это тоже звучит глупо и как-то чересчур напыщенно и пафосно. Но поверь мне, вот и всё, чего я прошу. И если ты дашь мне ответное обещание, я расскажу, как прошли мои каникулы. Увы, не так радостно, как ты могла бы представить, но скучать не приходилось — это точно.

Ну и чтоб разбавить эту всю мою болтовню: Найт любит сырные крекеры и свежепойманную рыбу, но последнее он добудет себе сам. Большое спасибо, что беспокоишься о нём. Он мне очень дорог, и иногда мне кажется, что он всё понимает. Ощущение странное, знаешь. Хотя ты подумаешь: ему ли, волшебнику, говорить о странностях. Но тем не менее.

P.S. Фото прикладываю. Точнее, у нас это называется колдография. Я немного смущён. Ответное фото просить у девушки, наверное, неприлично? Если честно, я не слишком много общаюсь с девушками наедине. Вот мои друзья — асы в этом деле. Я же чаще бываю в библиотеке, чем на поле для квиддича (это спортивная игра у нас, если ты не знаешь), и как-то предпочитаю уединение. Ну, это вообще, конечно, к делу никак не относится».

Я закончила читать и поймала себя на том, что дышу слишком часто и прерывисто. Что-то цепляло меня в этом парне. Даже много что цепляло. Было ощущение, что между нами была какая-то сильная эмоциональная связь. Она робко и постепенно крепла, от письма к письму. И вот уже совсем скоро — я почему-то знала, что так и будет — она будет ясной, крепкой и необходимой. Только мне ли одной? Может ли быть такое, что он тоже что-то такое чувствует?

— Может? — спросила я тихо вслух и взяла в руки фото, что так и лежало рядом изнанкой вверх.

Первым, что я увидела, перевернув, были глаза. Печальные, полные какой-то неизбывной тоски светлые глаза. Хотя губы улыбались. Возможно такое? На этом фото (колдографии, то есть) он просто смотрел и улыбался. Мне подумалось, что именно такое фото мне и было нужно — такое, которое почти не двигалось, а не как мельтешащие картинки Лили. Он словно угадал, какое я хотела, и выбрал именно его.

Вдруг Найт перелетел со стола ко мне на кровать — я даже немного испугалась. Он взглянул на фото своего хозяина, потом на меня, и как будто одобрительно ухнул.

* * *

Вечером вернулись с каникул Джим и Питер. Я уже почти оклемался после полнолуния и смог с улыбкой слушать их рассказы о том, как они провели Рождество и какие подарки им подарили. Хотя мыслями я был далеко отсюда.

Ночью проворочался, размышляя, ожидать ли мне после всех своих сентенций ответа, и поэтому за завтраком клевал носом. Первой стояла История магии, и я надеялся наверстать упущенное ночью время на сон. Как часто случалось, моим надеждам не суждено было сбыться.

Совиная почта сегодня была довольно многочисленной, ведь все ученики вернулись в Школу. Поэтому появление Найта с письмом не было воспринято друзьями как какое-то из ряда вон выходящее событие. Я успел забрать своё письмо, когда вдруг увидел… Да, определённо, это была та самая птица, что принесла мне самое первое послание. Серая сплюшка с большими жёлтыми глазами — и она сидела за нашим же столом, прямо перед Лили Эванс. Я на секунду замер, пытаясь сообразить, что это должно означать, но Найт ткнул клювом в мою руку, привлекая внимание. Да, он был прав: все ответы находились в этом конверте, который он принёс. Но придётся подождать долгие полдня, прежде чем я смогу остаться наедине с собой.

День тянулся бесконечно. История магии, сдвоенная Травология, Зельеварения, Уход за магическими существами… После того, как закончилось занятие по Уходу, я сказал ребятам, что хочу ещё немного прогуляться. Благо, Сириусу с Джимом было что обсудить после недолгой разлуки, а Питер как всегда увязался следом. Иногда мне казалось, что эти трое предпочитают оставаться без меня, словно у них было какое-то общее дело. Может, это только казалось. Скорее всего, это всё моя излишняя мнительность. Но как-то получалось, что после того, как они узнали о моей… проблеме, я часто отделялся от них. Хотя сейчас это было только кстати.

Я поплотнее замотал шарф вокруг шеи и побрёл к опушке леса. Там я расположился у ствола поваленного дерева — было довольно удобно сесть, оперевшись на него спиной, и читать. Время от времени я сидел тут на свежем воздухе с библиотечной книгой, но сегодня было чтиво поинтереснее.

«Здравствуй.

Знаешь, впервые у меня такое, что я смотрю на пустой лист, не зная, с чего начать. Хотя, по правде, я несколько раз начинала, делала ошибки, ставила кляксы, сминала лист… Какие-то непослушные пальцы.

Я давно хотела иметь друга, которому можно было бы довериться, может быть, даже пожаловаться, а он бы меня утешил. Мне приходится жить с младшей сестрой, которая как будто намного лучше меня — умнее, ярче, веселее, добрее, талантливее. И с родителями, которые души в ней не чают. И мне приходится храбриться, что-то доказывать, как-то подниматься над собой. Каждый раз как будто расти, становиться сильнее, лучше. Иногда от этого приходит такая усталость. И хочется изредка побыть простой девчонкой, может быть, даже слабой, побыть рядом с человеком, который стал бы для меня поддержкой и отдушиной.

Я очень рада, что ты сам предложил стать для меня таким человеком. Это настоящее чудо, и если бы я так же, как и ты, верила в то, что судьба подкидывает шансы, то решила бы, что это он и есть. Тем не менее, я решила тебе довериться, и отступать, кажется, уже поздно. И конечно, начать следует с того, чтобы открыться тебе.

Меня зовут Петуния Эванс, ты учишься вместе с мой сестрой Лили. Если ты хоть немного знаешь её, то, наверное, понимаешь теперь, о чём я писала ранее. Наша семья была самой обычной до той поры, когда у сестры стали проявляться её способности. Раньше мы были очень близки и делились друг с другом всем на свете, но это событие всё изменило и между нами, и что-то — во мне самой. Я писала об этом в прошлом письме.

Оказалось, что я самая обычная, и получилось, что мы впервые расстались на долгое время её учёбы. И с тех пор всё отдалялись и отдалялись, и теперь мне часто кажется, что мы совсем чужие, и не было того беззаботного детства. И мне порой становится от этого так горько и обидно, знаешь. Но, наверное, хватит обо мне, а то я сейчас буду лить тут слёзы, и ты посчитаешь меня какой-то размазнёй.

Спасибо тебе огромное за фотоколдографию. Я теперь почему-то постоянно думаю о твоём взгляде. Он такой добрый. И отчего-то кажется, что ты вот-вот заплачешь. Он как будто одновременно устремлён к чему-то далёкому, к чему-то, что выше и важнее меня. И в то же время — внутрь меня, в самую душу. Это такое ощущение, которое заставляет меня кутаться в вязаную кофту. Но через минуту мне становится как-то спокойно. Появляется такое правильное и умиротворяющее чувство. Оно очень приятно. Я тебе благодарна, хоть ты вроде бы ничего специально и не сделал.

В свою очередь я клянусь тебе хранить все твои тайны, какие бы ты ни решил мне доверить. Я знаю, насколько это важно.

Буду ждать твой ответ с нетерпением. Мне это действительно нужно.

P.S. Если решишь ответить, я пришлю в следующий раз своё фото».

Я сидел, смотря на эти колкие буквы, и мысли бешено носились у меня в голове. Я ощущал её обиду — так же, как свою, как самую горькую обиду в своей жизни. Но только изменить я ничего не мог. И мне хотелось бы написать в ответ какие-то поддерживающие слова, но я не мог подобрать ни единого нежного слова, и мне было ужасно стыдно. По этому письму я чувствовал, что ей очень одиноко, и появилось горячее желание обнять её, прижать к себе. Очень необычное для меня желание — я никогда не считал себя тактильным.

Но и другое, противоположное желание боролось во мне. Эту противоречивость и двойственность в себе я больше всего ненавижу. Мне хотелось написать ей: девочка, беги-ка ты от меня куда подальше, беги прочь, со всех ног беги. Я кажусь тебе хорошим и милым, но внутри меня живёт монстр, и он когда-нибудь покажет клыки и всё испортит. Он портит мою жизнь, жизнь моих родителей, и никогда, никогда это не изменится. Никогда не станет иначе. Не станет проще, легче, не станет нормальным.

Я сидел там, на опушке леса, и исписанный искренней и доверчивой, открытой и нуждающейся в тепле девчонкой лист дрожал у меня в руках. В это мгновение я словно осознал, что такое вечность. Что такое дружба, что такое сердце, душа, что такое чувства. Я как бы осознал всё, что со мной случилось за тринадцать лет. Но мгновение прошло, и мне стало невыносимо одиноко и грустно. Её открытая душа, её доверчивость, искренность, эмоциональность — смогу ли я сберечь их? Имею ли я право увлекаться ей и увлекать её за со собой в мир одновременно непривычный для неё и опасный для всех, меня окружающих? Конечно, ответы на эти вопросы я давным-давно себе дал. Я отчётливо понимал, что несмотря на какую-то схожесть, на какое-то необъяснимое притяжение мы не сможем быть вместе ни при каких обстоятельствах. И единственное, что я могу сделать в данной ситуации, — защитить её от себя самого, уберечь от непоправимого, когда её сердце воспламенится какими-то более сильными чувствами.

Я не имел права давать ей надежду. Но с другой стороны, принимать решение за неё я тоже не мог. Прекращать общение я не хотел — мне оно тоже было необходимо, мне оно нравилось. Нас разделяло расстояние и пока ещё её незнание всей правды о моей природе. Скорее всего, она пока не воспринимала меня как человека реального, а скорее придумала себе некий образ. Стоит ли его ломать, обрушив на неё всю правду обо мне? Это было бы справедливо, ведь она открылась мне.

Сестра Лили Эванс… Смогу ли я потом смотреть ей в глаза?

Я выдохнул. Солнце уже почти опустилось за горизонт, а я всё сидел там и ломал голову. Вдруг я услышал над головой хлопанье крыльев — Найт приземлился рядом со мной на ствол дерева. Совы в сумерках видят очень хорошо, и мне не показалось странным, что он узнал и решил проведать меня во время своего вечернего моциона.

Словно почувствовав бурю сомнений, бушевавшую в моей душе, он клекотнул, пересел чуть ближе и потёрся головой о моё плечо.

— Думаешь, рассказать ей?

Найт словно утвердительно ухнул.

— Не будет ли это для неё чересчур? Хотя… Пока не скажу, не узнаю.

И я решился. Надеясь, что наше общение после этого не прекратится, иначе будет немного жаль, ведь мы были почти родными…