Deep city lights (гет)

Here in these deep city lightsGirl could get lost tonight

I'm finding every reason to be gone

Nothing here to hold on to

Could I hold you?

From the song «City» by Sara Bareilles*

Было большой ошибкой приехать сюда. У нее кружилась голова от того, что вокруг было слишком много света.

А ещё здесь было слишком шумно, а в воздухе витало слишком много запахов — или они были, когда она бесцельно бродила по Китайскому кварталу менее часа назад. Погода стояла холодная, хотя не такакая холодная, как на Рождество в Хогвартсе, где территория вокруг замка сейчас была покрыта глубокими мягкими снежными сугробами. Но тем не менее она давно уже перестала чувствовать свои пальцы и нос.

Может быть, где-то в Китайском квартале.

А, может, и раньше. Пару часов назад после раннего ужина в Embarcadero* центре. Ей, наверное, стоило подумать об этом и надеть перчатки и шарф.

Но ничто из этого — ни звуки, ни запахи позднего декабрьского вечера Сан-Франциско, ни даже закоченевшие от холода конечности — не раздражали ее так, как это делали сотни уличных фонарей и неоновых лампочек рекламных щитов.

Все дело было в свете. Ей казалось, что она тонет в нем. Должно быть, девушка слишком долго находилась в волшебном мире. Там, в поселках и деревнях, составлявших большую часть волшебного сообщества Великобритании, свет был более мягким. Преподавая в Хогвартсе последние два года, она полностью привыкла к свету палочек, факелов и свечей.

Тот свет был мягким, нежным и теплым.

Электрические и флуоресцентные городские огни, которые теперь окружали ее, казались такими же холодными, как и воздух, который она вдыхала.

Да, определенно приезд сюда был ошибкой. Не то чтобы Сан-Франциско изначально казался ей мерзким городом; напротив, он был прекрасен. И, конечно, она смогла бы оценить все его великолепие, если бы каким-то образом не потерялась во всем этом блеске. Но пребывание здесь не помогало молодой женщине так, как она надеялась.

Не помогало ей забыть.

Этот отпуск на другом конце света, вдали от дома — она предприняла его спонтанно и отправилась сюда совершенно одна. Он должен был помочь ей забыть, хотя бы на некоторое время, что в нежном возрасте двадцати четырех лет она была одновременно сиротой и разведенной.

Это не сработало.

И во время своей маленькой интерконтинентальной вылазки, она поняла горькую правду: куда бы она ни отправилась — от себя не убежать.

Она осталась все той же Гермионой, дочерью покойных Джона и Эллен Грейнджер, погибших год назад в самой обычной из всех бессмысленных маггловских автомобильных аварий. Она осталась все той же Гермионой, бывшей женой Рона Уизли, ее друга детства и возлюбленного, который сейчас планировал свадьбу в день Святого Валентина с игроком женской квиддичной команды из Австралии, и в которую он, очевидно, влюбился во время гастролей Пушек Педдл шесть месяцев назад.

Шесть месяцев назад он все еще был мужем Гермионы.

Рональд вернулся домой из той злополучной поездки, взял ее руки в свои и сказал, что всегда будет дорожить ею, как другом… но разве они оба не заслуживают лучшего, чем то, что у них есть? Разве они оба не заслуживают настоящего счастья?

Это оказалось для нее полной неожиданностью. Став женой Рона и преподавателем Хогвартса, она думала, что обрела истинное счастье.

Очевидно, по крайней мере, с точки зрения Рона, она ошибалась.

Гермиона пришла в смятение. Даже сейчас, спустя несколько месяцев после развода, она все еще была растерянна, не зная в каком направлении ей двигаться.

И вот она здесь, на другом конце планеты, в городе, который выбрала практически случайно, одна на Рождество, пытается все забыть. Ее попытка с треском провалилась. Потому что она так и осталась собой. Гермиона — сирота. Гермиона разведенная. Гермиона брошенная. Утопающая в свете.

Конечно, в это рождество она не должна была оставаться одна. У нее было несколько предложений, куда она могла бы пойти. МакГонагалл уговаривала ее остаться в Хогвартсе на рождественские каникулы. А еще она получила личные приглашения от Гарри и Джинни Поттеров и даже от Молли и Артура Уизли, которых поддержали почти все братья и сестры Уизли. Они единодушно заявили, что потрясены поведением Рона и поклялись никогда не принимать никого, кроме Гермионы, в семью в качестве его жены.

Она была тронута этими приглашениями, но не могла заставить себя принять ни одно из них. Она подозревала — нет, не подозревала, знала — что это было продиктовано одним лишь чувством — жалостью. Именно жалость лежала в глубине их добрых слов и приглашений и заставляла ее бежать в противоположном направлении так быстро и так далеко, как только было возможно. Грейнджер была невыносима сама мысль о том, что ее жалеют. Ей была не нужна чья-либо рождественская благотворительность.

Группа из полудюжины школьниц в форменных накрахмаленных белых блузках, свитерах винного цвета и серых плиссированных юбках какой-то элитной маггловской академии шумно протиснулись мимо Гермионы, выводя ее из задумчивости. Отстраненно молодая женщина отметила, что девочки были в шарфах и перчатках, а их слишком длинные немного неуклюжие подростковые ноги защищали от холода толстые серые леггинсы более светлого оттенка, чем их юбки. Судя по множеству разноцветных пакетов, которыми весело размахивали девочки в перчатках, они отправились за рождественскими покупками после уроков.

Оглядевшись вокруг, Гермиона поняла, что действительно забрела в самое сердце Торгового квартала в центральной части города. Перед ней разворачивалась Юнион-сквер, окруженная со всех сторон роскошными универмагами, отелями, бутиками и театрами, которые к праздникам были разукрашены в пух и прах. И кульминацией всего этого, так сказать, вишенкой на торте среди огромного количества маггловских рождественских украшений, окружавших ее, была гигантская праздничная елка, расположенная в самом центре площади; восьмидесятифутовый конус чистого яркого света.

Это было головокружительно. Головокружение, которое она почувствовала, запрокинув голову, чтобы все это рассмотреть, было почти тошнотворным. Логически девушка понимала, что елка на самом деле была довольно красивой. То же самое можно было сказать и о городе в целом.

Понимала, но тем не менее не могла заставить себя оценить все это по достоинству в данный момент.

Она развернулась и бегом устремилась в противоположном направлении.

ООООО

Минут через двадцать Гермиона была вынуждена остановиться, завидев впереди огни другого рода.

Двадцать минут девушка шла, тяжело вдыхая морозный воздух и почти не обращая внимания на то, куда несли ее ноги. Внезапно она остановилась, часто моргая и озираясь вокруг, как лунатик, очнувшийся от сна. Ведьма обнаружила, что находится в каком-то совершенно незнакомом и неприветливом месте.

Ее поспешный побег в состоянии аффекта из оживленного центра города привел Грейнджер в совершенно другой и явно менее благоприятный для туристов район. Девушка оказалась в самом центре одного из злачных кварталов Сан-Франциско, известного среди местного населения, как Вырезка.

Достаточно замерзшая к этому времени Гермиона растерянно огляделась: ее окружали множество стрип-клубов, захудалых баров, книжных магазинов для взрослых и массажных салонов. Почти машинально ее рука потянулась к карману пальто, чтобы проверить содержимое кошелька, а затем, как можно скорее поймать такси и вернуться в отель.

Она сунула руку в карман и сжала ее — ничего.

— О, нет. Господи, пожалуйста. Нет, нет, нет, нет!

В нарастающем отчаянии она проверила другой карман, затем карманы брюк — спереди, сзади, слева, справа. Ничего. Ни в одном из них ничего не было. Бумажник, где были все ее деньги, магловские кредитные карточки и удостоверение личности, ключ-карта от номера в отеле — все это пропало. Исчезло.

Милый Мерлин, что же ей теперь делать? Гермиона даже не могла воспользоваться палочкой, чтобы выбраться из этой передряги. Разочаровавшись во всем волшебном мире после краха ее брака, связанного с квиддичем, она оставила ее дома. Решила провести этот отпуск как простая маггла. Магловский транспорт, жилье, развлечения — полный набор. В конце концов, ее родители были маглами, и она получила магловское воспитание. Все праздники, которые они проводили вместе, были маггловскими. Это должно было стать своего рода данью их памяти. И вообще… неужели так трудно сделать это самой?

Что ж, Гермиона выяснила это в полной мере. Она была одинаковой катастрофой и как магла, и как ведьма. Как ведьма Рона.

Безнадежна, она была безнадежна. В данный момент девушка едва ли чувствовала себя частью волшебного мира и явно не справилась как магла. Ей нигде не было места. Гермиона была потеряна.

Внезапно, на глаза навернулись слезы, и она отчаянно захотела, чтобы здесь появился Рон; просто появился и забрал ее домой. Гермиона опустила голову и зажмурилась, стараясь сдержать предательские слезы. Взгляд ее упал на кольцо на левой руке — обручальное кольцо на безымянном пальце. Она так и не смогла снять эту, несмотря на то, что к тому времени, как Рон вернулся с того рокового квиддичного турне, необходимость в кольце исчезла. Снятие обручального кольца казалось Гермионе окончательным признанием своего поражения. Последнее доказательство того, что ее брак оказался неудачным.

Гермиона Грейнджер, считавшаяся самой умной ведьмой своего времени, не терпевшая неудачу ни в чем и никогда, в браке потерпела фиаско.

Она не могла заставить себя посмотреть правде в глаза. Вот почему кольцо осталось на месте. Сейчас, сквозь слезы, оно выглядело размытым золотым пятном. Бриллиант в один карат, расположенный в его центре, сначала удвоился, а затем утроился, когда девушка моргнула.

— Черт побери, — яростно прошипела она. Подняв руку, которая причиняла ей почти физическую боль, Грейнджер принялась энергично тереть глаза.

— Я не буду. Не буду! — она еще ни разу не плакала из-за своего неудавшегося брака. И, конечно, не собиралась начинать делать это прямо сейчас.

Хотя, когда шлюзы были так опасно близки к тому, чтобы открыться, сказать это было легче, чем сделать.

Казалось, ей повезло, что в этот момент ее мысли прервал голос:

— Эй… Эй, леди…не могли бы вы нам помочь?

Голос раздался совсем рядом. Гермиона резко вскинула голову и огляделась, затем посмотрела вниз.

Где-нибудь в другой вселенной они могли быть учениками Хогвартса — настолько молоды были эти двое. Лет восемнадцать, не больше… Может быть… Пара ютилась на тротуаре в укрытии дверного проема магазина, прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Одеты молодые люди были не по погоде легко, легче, чем сама Гермиона. На парне, — это он заговорил с ней — были надеты выцветшие джинсы и футболка навыпуск; слишком большая фланелевая рубашка, в которую куталась слишком худенькая девушка, по-видимому изначально тоже принадлежала ему. Затем, Грейнджер увидела то, что повергло ее в шок: девушка прижимала к груди младенца.

Оба подростка настороженно уставились на нее, но, казалось, не увидели на ее лице осуждения или снисхождения, потому что парень снова заговорил:

— Мы приехали только сегодня. Потратили все деньги на билеты на автобус. Родители выгнали ее, потому что она не хотела отказываться от нашего ребенка. Я не мог отпустить ее одну. Утром я собираюсь искать работу, но… сейчас ей нужно одеяльце. Я имею в виду ребенка. Моя дочь. Все, — он сглотнул, и Гермиона поняла, что он только что в буквальном смысле проглотил свою гордость, — все, что угодно, поможет.

— Я… мне так жаль, — пробормотала Гермиона. — Я потеряла бумажник, у меня ничего нет. Мне очень жаль, правда, — она отвернулась.

— Конечно, — сказала девушка позади нее. В ее усталом голосе слышались нотки сарказма, которые попали точно в сердце Гермионы. Она стояла там и с сочувственным выражением лица слушала историю об их бедственном положении. Конечно, молодые люди ожидали, что после этого Грейнджер сделает хотя бы символическую попытку им помочь. Безразличный ответ девушки был фактически последней линией защиты от чувства разочарования, столь глубокого и беспомощного, что оно угрожало поглотить ее всю без остатка.

Гермиона поняла. Слишком хорошо она познакомилась с этим чувством за те дни и недели, что прошли с тех пор, как закончился ее брак.

Гермиона резко обернулась. Парень тут же напрягся. Он неправильно понял ее намерения. Его лицо внезапно приняло враждебное выражение, а всем своим видом он напоминал сжатую тугую пружину. Казалось, он был готов вскочить на ноги, чтобы защищать свою девушку и ребенка.

— Вы правы, — сказала Гермиона, взглянув на них. Она выдернула сначала одну, а затем вторую руку из рукавов пальто. — Вы абсолютно правы. У меня нет с собой денег, но все же я могу немного помочь. Вот, — она протянула пальто парню, — возьми.

Он колебался, потрясенный до глубины души.

— Пожалуйста, — сказала Гермиона. — Сойдет за детское одеяльце на первое время, пока не найдете что-нибудь получше. И еще… — когда молодой человек протянул руку и взял у нее пальто, взгляд ее снова упал на камень обручального кольца, мерцающий в неоновом свете, струившимся из окон книжного магазина для взрослых «У Большого Эла» через дорогу. — Я хочу, чтобы это тоже было у тебя.

И быстро, прежде чем Грейнджер успела бы передумать, она сорвала с пальца кольцо и тоже протянула его молодому человеку.

В конце концов, Рональд Уизли не собирался забирать ее домой. Даже если Гермиона проведет остаток своей жизни, ожидая этого, желая этого — этого не произойдет. В этот момент Рон находился где-то в Австралии и готовился к свадьбе с женщиной, которую Грейнджер никогда не видела и видеть совершенно не хотела. И ему ничего не было известно о том, где в то же самое время находилась его бывшая жена. А если бы он вдруг узнал, вероятно, ему было бы все равно.

Он никогда не вернется. Только не к ней.

И поэтому для нее кольцо потеряло всякий смысл. Однако, для этой отчаявшейся молодой пары оно будет стоить скромного состояния. Несмотря на то, что в любом из близлежащих ломбардов, коих в этом районе было множество, кольцо купят лишь за малую часть его истинной стоимости, оно, тем не менее, должно принести этой молодой паре несколько сотен долларов. А если они будут благоразумны и отнесут его в более респектабельное заведение в престижном торговом районе… это может значительно улучшить их положение.

Таким образом Гермиона решила покончить с прошлым. Хоть что-то хорошее выйдет из ее разрушенного брака, пусть даже и не для нее самой.

Двое подростков смотрели на нее, как на сумасшедшую.

— Нет, правда, — сказала она. — Для меня оно больше ничего не значит. Я хочу, чтобы оно было у вас. Просто… сделайте из этого что-нибудь хорошее, ладно?

На последнем слове ее голос сорвался. Она почувствовала, что на глаза снова навернулись слезы. Она надеялась, что кто-то из них заберет у нее кольцо, прежде чем выдержка окончательно подведет ее прямо здесь, на углу улицы на виду у всех.

Наконец, девушка протянула руку и взяла его.

— Ты… — она запнулась, — ты, действительно… гм, я имею в виду… Спасибо.

— Благодарю тебя, храни тебя Бог — благоговейно повторил юноша.

А потом, мгновение спустя, повинуясь внезапному импульсу, спросил:

— Эй, как тебя зовут?

— Гермиона, — ответила она. — А почему ты спрашиваешь?

— Ну, просто… — он вдруг смутился. — Видишь ли, мы еще не дали малышке имени. Не можем сойтись на чем-то, что нравилось бы нам обоим. Гм… так как же твое, э-э второе имя?

— Джин, — ответила Гермиона, не зная смеяться ей или плакать.

Молодой человек облегченно выдохнул и бросил вопросительный взгляд на свою девушку, которая кивнула.

— Это Джинни, — ухмыльнулся он.

Гермиона просто кивнула им в ответ — говорить вслух в этот момент было слишком опасно для ее невероятно хрупкого самоконтроля — и, развернувшись на каблуках, она бросилась прочь.

ООООО

Теперь Гермиона бесцельно шла, не выбирая направление. Ей нужно было взять себя в руки. Она должна понять, что ей теперь делать.

Она знала, где находится ее отель, во всяком случае, теоретически; он располагался на Рыбацкой пристани, вниз по реке.

Однако она понятия не имела, как туда добраться; у нее было лишь смутное представление о том, где находится это место, потому что во время своей прогулки от Юнион-сквер она совершенно не смотрела по сторонам.

Юнион-сквер. Почему, ну почему она не зашла в один из тамошних магазинов, чтобы купить перчатки и шарф? Она даже подумала об этом, но не потрудилась зайти. Если бы она только попыталась что-нибудь купить, то обнаружила пропажу кошелька гораздо раньше и в более дружелюбной части города.

Гермиона понятия не имела как пешком добраться до своего отеля от того места, где она сейчас находилась. Не имея возможности оплатить проезд, вряд ли она смогла бы поймать такси и сказать: «Отвезите меня в «Холидей Инн» на Рыбацкой пристани». По крайней мере, на Юнион-сквер она могла бы обратиться к кому-нибудь и попросить о помощи. А кого можно попросить о помощи здесь? Зазывал из стрип-клуба? Наркоторговцев? Проституток? Наркоманов?

«Все в порядке. Возьми себя в руки, Гермиона. Тебе просто нужно найти…»

— Эй! Эй, милая, подожди!

О, Боже, ну что теперь? Ничего хорошего, она была в этом абсолютно уверена. Не оборачиваясь, Грейнджер ускорила шаг, но мужчина не отставал. Беглый взгляд на него показал, что он был явно не из тех мужчин, от которых она, когда-либо хотела внимания. В добавок к этому его небрежно брошенное слово «милая», когда он обратился к ней, так же могло говорить о многом. Мерлин, у нее не было шанса.

— Эй, — повторил он, — куда ты так спешишь, дорогая? Подожди минутку… — и схватил ее за руку.

Гермиона, наконец, остановилась и повернулась к нему лицом, резко выдернув свою руку из его хватки.

— Не прикасайся ко мне, — огрызнулась она. Ее голос звучал резко и сердито, но при этом она чувствовала себя напуганной и уязвимой.

— Ого, — мужчина вскинул обе руки в защитном жесте, типа «не стреляй». — Я только хотел спросить, не могла бы ты мне чем-нибудь помочь.

У Гермионы чуть не отвисла челюсть.

— Разве я выгляжу так, будто могу чем-то пожертвовать? — недоверчиво спросила она. — Я потеряла бумажник, у меня даже пальто нет. У меня нет ничего для тебя, так что оставь меня в покое.

Она развернулась, чтобы пойти дальше. Но от преследователя было не так-то просто избавиться.

— Эй, — теперь он казался взбешенным. Он снова схватил ее за руку, на этот раз крепко, и развернул лицом к себе. Его озлобленное лицо было всего в нескольких дюймах от ее, она могла почувствовать его зловонное дыхание. — Так уж получилось, дорогая, что я тебе не верю. Я видел, что ты сделала для этих детей, я наблюдал за тобой. Сначала ты также сказала, что у тебя ничего нет. А потом угостила их всякими вкусностями. Так почему, черт возьми, я должен тебе верить, когда ты говоришь мне то же самое, а? — он резко встряхнул ее. — Я думаю, что ты скрываешь еще много… угощений где-то на себе, — его взгляд и тон стали похотливыми, — в пальто или без него, если ты не хочешь поделиться чем-нибудь приятным, тогда мне придется взять самому.

Он резко дернул ее за руку, достаточно сильно, чтобы Гермиона потеряла равновесие и оступилась. В ужасе, девушка увидела, что прямо за ними между двумя зданиями открывается узкий и очень темный переулок. Именно туда мужчина потащил ее.

Нет, нет, Мерлин, она не могла позволить ему затащить себя туда. Грейнджер оперлась на пятки и диким взглядом осмотрелась. Повсюду были люди, но все они были слишком погружены в свои проблемы, чтобы обращать на нее внимание. Если он затащит ее в этот переулок, то спасения уже не будет. Она сделала глубокий вдох, чтобы закричать, но он зажал ей рот рукой так сильно, что девушка почувствовала вкус крови.

— Мммм! — отчаяние придало ей сил, она отступала, сопротивляясь все сильнее.

Он походил на маньяка, нисколько не обеспокоенный ее сопротивлением. Она явно теряла позиции.

А потом —

— Эй, придурок! Ты, гребанный кусок дерьма, отпусти ее!

Взгляд Гермионы метнулся в сторону источника разъяренного голоса: это был тот самый мальчик подросток, бегом приближавшийся к ним.

— Я вижу тебя, ублюдок! — крикнул он нападавшему. — Убери от нее свои гребанные руки, СЕЙЧАС ЖЕ!

Нападавший замер. Затащить женщину в переулок — это одно, а вот схватиться с разъяренным подростком в расцвете сил — совсем другое. Всего мгновение его растерянности и нерешительности — все, что нужно было Гермионе.

Она дернулась назад, делая два-три шага по направлению к тротуару, но мужчина, по-видимому, окончательно не смирившийся с потерей своей жертвы, последовал за ней, все еще крепко держа ее руку.

Гермиону больше ничего не волновало, кроме как выбраться из лап этого грязного, озлобленного человека. Другая ее рука все еще была свободна. Она подняла ее и что было сил ударила по лицу своего преследователя. От неожиданности он отпустил ее. К тому моменту, мальчик был уже совсем рядом.

— Убирайся прочь от меня! — яростно закричала Гермиона на своего бывшего нападавшего и обеими руками оттолкнула его.

Однако, вновь придя в ярость от пощечины, он ответил тем же, оттолкнув ее назад. Сзади Гермионы, прямо за ее спиной, был бордюр, об который она и споткнулась. Потеряв равновесие, она сделала несколько шагов по проезжей части, отчаянно размахивая руками, в попытке восстановить баланс. В конце концов, она справилась. Но не успело чувство облегчения охватить ее, как все пошло ужасно, ужасно неправильно. Мальчик резко остановился как вкопанный и что-то кричал ей. В его глазах застыло выражение крайнего ужаса. Но Грейнджер никак не могла понять, что именно он пытался ей сказать. Причина, по которой она не могла разобрать ни слова, была в шуме — оглушительном шуме — автомобильного сигнала, который ревел практически возле ее уха.

А потом звук стих. И все замедлилось.

Внезапно, все, что она чувствовала было лишь биение ее собственного сердца.

Тук-тук.

Даже мужчина, преследовавший ее, казалось был парализован от ужаса и смотрел на нее с открытым ртом.

Тук-тук.

Внезапно, стало страшно от быстро приближающегося света фар.

Тук-тук.

Гермиона была полностью во власти этого света, парализована им.

Тук-тук.

Казалось, ей потребовался целый час, чтобы повернуться лицом к этому пугающему сиянию.

И то, что она увидела, заставило ее пожалеть об этом.

Каждая фара была больше ее головы и приближалась к ней с захватывающей дух скоростью. Грейнджер услышала гудок. Затем визг тормозов и крики зевак. Автобус МУНИ находился не более, чем в пятнадцати футах от нее.

И было очевидно, что он не успеет остановиться.

Свет от фар поглотил ее.

О Боже, приезжать сюда было ошибкой.

Она как раз успела подумать: «Я и правда вижу свет, за которым сейчас последую, а Гарри будет винить себя за это всю свою оставшуюся жизнь, я знаю». А потом был удар, отбросивший ее в сторону, и после этого все вокруг поглотила тьма.

* Здесь, в этих глубоких городских огняхСегодня вечером девушка могла заблудиться.Я нахожу любые причины, чтобы уйти.Здесь не за что держатьсяМогу я тебя обнять?Из песни Сары Барейль «Город»

Ударом от автобуса ее должно было отбросить назад, а не в сторону. И он должен был ее убить. А не просто оглушить. Кроме того, она почувствовала, как чьи-то руки обхватили ее так крепко, что стало трудно дышать. Тьма, поглотившая ее, была не смертью, а, как позже поняла Гермиона, парной аппарацией. Спустя мгновение, ее мозг лихорадочно заработал в своем обычном режиме, и она все поняла. Кто-то — какой-то волшебник — увидел, что она попала в беду, бросился к ней на помощь и аппарировал их обоих в безопасное место.

Но, милый Мерлин, кто это мог быть?

А потом все закончилось. Они внезапно вырвались из темноты и давления аппарации и растянулись на холодной твердой поверхности. Гермиона почувствовала, что это был пол внутри какого-то помещения.

Удар от падения был болезненным.

У нее перехватило дыхание. Часто моргая, она пыталась его восстановить. Позади нее слышались звуки присутствия другого человека, который пытался подняться на ноги, а также непрерывный, приглушенный, но очень выразительный поток красочных ругательств.

Мысли Гермионы галопом пустились вскачь. Наконец, ей удалось сделать хриплый вдох. Она поняла, что интонация голоса и словарь ругательств были явно британскими. Некоторые из наиболее ярких проклятий также имели волшебное происхождение. Среди них особенно выделялось «онанирующий Мерлин в магазине метел». Но, конечно, Гермионе не нужно было анализировать его жаргон, чтобы понять, что он маг: он ведь только что аппарировал ее из-под колес мчащегося автобуса.

Он вскочил на ноги прежде чем она, оглушенная, запыхавшаяся и вся в синяках, смогла приподняться на локтях. Гермиона лежала на животе и сквозь завесу густых растрепанных волос разглядывала гладкий бетонный пол, на котором лежала. Он заканчивался кирпичной стеной с огромными деревянными многостворчатыми окнами, высотой не менее двенадцати футов.

Вся обстановка напоминала интерьер заброшенного склада. И все же наличие скудной мебели наводило на мысль о том, что это должно быть жилое помещение.

А еще повсюду были книги. Много книг.

Гермиона все еще не видела ни малейших признаков своего спасителя, хотя довольно ясно слышала его красноречие. В звучании его голоса было что-то странно знакомое, совсем неуловимо. Размышляя над этим, она услышала стук его ботинок по бетонному полу, приближающихся к ней. Сосредоточенно озираясь вокруг, Гермиона на какое-то время отвлеклась от его слов, но теперь, когда прислушалась и начала понимать, что именно ей говорил мужчина, ее захлестнула волна страха.

— Не могу поверить, что я рисковал своей шеей ради какой-то глупой неосторожной магловской девки, черт возьми. Теперь ты должна забыть об этом.

— Нет!

Мужчина остановился возле ее головы. Теперь она могла видеть его ботинки: черные, с тупыми носами, они выглядели угрожающе. Лежа на животе Гермиона не могла увидеть выше. Тогда она перевернулась на спину. Внезапно боль, такая резкая, что перехватило дыхание, пронзила ее ногу. Грейнджер вздрогнула, от чего волосы рассыпались по лицу как вуаль.

Она услышала, что он затаил дыхание.

— Облив…

— Протего! — Гермиона выкрикнула инстинктивно, закинув обе руки за голову в отчаянном защитном жесте, забыв в момент паники, что без палочки заклинание для нее бесполезно.

Но, как оказалось, это было не так.

Это единственное слово остановило его, заставив замолчать, прежде чем он смог стереть ей память

— Ведьма? — недоверчиво произнес он. Теперь его голос стал тихим, вкрадчивым и чрезвычайно осторожным.

Усилием воли Гермиона села, стиснув зубы, чтобы подавить стон, когда ее нога запротестовала. С ней определенно было что-то не так, что-то, чего она не заметила сразу, так как лежала неподвижно. Должно быть, она неудачно на нее приземлилась.

В то же время он опустился рядом с ней на одно колено, бормоча:

— Какого дьявола?

Одновременно они потянулись, чтобы убрать волосы с ее лица.

Их взгляды встретились.

Его палочка, направленная на нее, со стуком упала на бетонный пол.

ООООО

— Ты, — выдохнули они почти в унисон.

У Гермионы закружилась голова. Из всех людей в мире, о которых она думала, что никогда больше не увидит, этот человек, черт возьми, стоял на первом месте.

Возможно, величайший непризнанный герой второй магической войны против Волдеморта. Его предательство Темного Лорда дало Гарри преимущество, необходимое для победы. Тем не менее, он исчез из поля зрения, исчез с лица земли не позднее, чем через неделю после того, как была одержана эта драгоценная победа.

Это должен был быть момент его триумфа, оправдания после того, как ему не доверяли, считали изгоем большую часть его жизни. Особенно после событий, связанных со смертью профессора Дамблдора. После финальной битвы, конечно же, выяснилось, что этот измученный герой был вынужден действовать по приказу Дамблдора даже тогда, когда он, казалось, связал свою судьбу с Упивающимися смертью, и что смерть Дамблдора практически свела его с ума от горя.

Наконец, получив признание своих заслуг, своих жертв этой войне он мог бы тихо уйти на покой, оставаясь одним из самых уважаемых людей магической Британии.

Но вместо этого он исчез, и никто не знал куда и почему.

И вот теперь она нашла его — или он нашел ее — они нашли друг друга при совершенно случайных обстоятельствах, в чужой стране, на другом конце земного шара. От неожиданности Гермиона потеряла дар речи.

А он — нет.

— Черт возьми, Грейнджер, кто тебя сюда послал? — прошипел Северус Снейп. Его темные глаза сузились до щелочек.

Не веря своим глазам, Гермиона смотрела на него открыв рот. На его лице промелькнуло знакомое выражение раздражения и нетерпения.

— Проклятье, женщина, — сказал он тихо, — ты собираешься рассказать мне, что здесь, черт возьми, происходит? — и, крепко схватив ее за руки, он рывком поставил ее на ноги.

Их взгляды снова встретились как раз в тот момент, когда они оба услышали ужасный хруст в поврежденной ноге Гермионы. В следующее мгновение ее глаза расширились до невероятных размеров, губы приоткрылись, но она не смогла издать ни звука, чтобы адекватно передать свое состояние.

Затем она резко упала. Снейп успел ее подхватить и стал громко выкрикивать ее имя. Глаза ее закатились, и, уже во второй раз за последний час, мир вокруг нее снова погрузился во тьму.

ООООО

Пробуждение не было для Гермионы особо приятным процессом. Темнота была мирной и даже успокаивающей. Мягкое парящее ничто, в котором ей не нужно было ни думать, ни волноваться, ни беспокоиться, ни горевать; состояние, в котором она могла отдохнуть, наконец-то отдохнуть, так, как не отдыхала уже несколько недель. Даже в своем шикарном гостиничном номере.

Неохотно возвращаясь в реальность из этого места временной передышки, прежде чем открыть глаза, Грейнджер почувствовала, что у нее разболелась голова и еще сильнее заныла нога. Она потянулась и нахмурилась, пытаясь вспомнить, где она и что произошло. Разумеется, она была не дома. И не в постели своего номера в отеле. Здесь все было иначе. Но тогда, где она? Что-то… случилось, что-то… было…

Резко вздохнув, она распахнула глаза и обнаружила над собой потолок из грубо обтесанных досок и оголенных труб, которые, казалось, висели над ней невероятно высоко. Стены, поднимавшиеся ему навстречу, были из кирпича. И тут она все вспомнила: как потеряла бумажник… заблудилась… бездомных подростков с ребенком… грязного мужчину, который к ней приставал… автобус, несущийся прямо на нее, свет и шум… ее оттолкнули в сторону и аппарировали в безопасное место… и она оказалась на попечении и, вероятно, в доме…

О, Боже.

Профессор Снейп.

Гермиона резко выпрямилась, отчего ее раскалывающаяся голова протестующе заныла. Она находилась в центре большой низкой кровати, на которой лежал матрас, застеленный чистым белоснежным постельным бельем. Кровать стояла по диагонали в углу просторной открытой жилой комнаты, которая сейчас была залита светом, льющимся из огромных многостворчатых окон размером в два человеческих роста.

Эта огромная комната, казалось, была всем в этом необычном жилище: спальня, гостиная, столовая с кухней из стали и гранита в дальнем углу. Винтовая лестница из дерева и металла вела на открытую мансарду, которая, по-видимому, была устроена под кабинет. Единственное, что Гермиона не сразу разглядела, так это то, где находилась ванная.

А ванная — это как раз то, что ей в этот момент было нужно.

Она осторожно подвинулась к краю кровати и опустила ноги на холодный, гладкий бетонный пол, отстраненно отметив, что на ней нет обуви. Грейнджер осторожно перенесла вес тела на поврежденную ногу; та запротестовала, но выдержала. Поморщившись, она встала с кровати. «Просто болит, но не сломана». Мерлин, когда она услышала этот хруст… Грейнджер содрогнулась, вспомнив об этом.

Стоя в изножье кровати, Гермиона огляделась и зевнула. Здесь было тихо, мирно, что странно контрастировало с резкими промышленными очертаниями окружавшего ее пространства. Пылинки лениво плясали в невероятно длинных солнечных лучах, проникавших в комнату сквозь огромные окна. Вокруг имелось лишь несколько предметов мебели, но они были хорошо расставлены, казались добротными и удобными. Одна стена от пола до потолка была целиком занята книжными стеллажами. Она никогда не видела столько книг в одном месте где-то, кроме библиотеки. Для Гермионы это было захватывающим зрелищем.

Однако она все еще не увидела ванной комнаты; и не увидела его — нигде.

Чуть прихрамывая, Гермиона отправилась на поиски туалета. Однако первым она обнаружила своего бывшего профессора зельеварения.

Он растянулся на диване, стоящем посередине комнаты, свесив одну ногу с края, и крепко спал. На груди у него лежала раскрытая толстая книга, а одна рука была прижата к глазам, защищая их от света, который струился сквозь огромные незанавешенные окна. На кофейном столике рядом с ним стояли четыре кофейные кружки, три из них были пусты, а последняя — наполовину полная. Повинуясь внезапному импульсу, Гермиона наклонилась, протянула руку и дотронулась до нее, почувствовав, что она уже остыла.

Она выпрямилась и какое-то время просто смотрела на него. Его грудь размеренно поднималась и опускалась во сне. Мерлин, этот человек всегда и для всех был загадкой. Казалось, он исчез с лица земли только для того, чтобы оказаться здесь— и, судя по всему, находился он тут уже долгое время и чувствовал себя довольно комфортно. Эта корова Рита Скитер из «Ежедневного пророка» заплатила бы ей целое состояние за информацию о его местонахождении, в этом Гермиона была абсолютно уверена.

Почему он сбежал именно тогда, когда его, наконец, оправдали?

И что, черт возьми, привело его сюда?

В этой странной обстановке он чувствовал себя как дома и, по-видимому, не испытывал особого желания быть разоблаченным. Об этом можно судить по его бурной реакции на ее личность и яростной уверенности, что ее кто-то послал за ним.

Что ж, она больше не даст ему повода для беспокойства. Нужно взять себя в руки, написать ему записку с объяснением своего присутствия — странное совпадение, вот и все, что свело их вместе — выразить благодарность за то, что сначала спас ее, а потом позаботился, пока она была без сознания, не применив к ней Обливиэйт, а потом, пока он спит, тихо уйти.

Гермиона снова широко зевнула. Посмотрев мимо дивана, она увидела то, что приняла за вход в ванную: прямо в стене был проход, размером с дверной проем, уходящий прямо к потолку. С другой стороны проема стена тянулась до угла комнаты, но она была сделана из полупрозрачных стеклянных блоков, а не из потрепанного кирпича, который был повсюду. Да, эти стеклянные блоки явно напоминают ванную комнату, решила она.

Она была права, так как пройдя несколько шагов оказалась в большой ванной комнате, почти полностью отделанной толстым бледно-зеленым стеклом. Окон здесь не было, но ряд светильников на потолке, а также рассеянный свет, проникающий из жилой зоны, прекрасно освещали пространство.

Больше всего смущало отсутствие закрывающейся двери. Правда, из-за планировки комнаты единственное, что можно было увидеть из огромной прихожей — это туалетный столик, но… все же. Гермиона подумала, что, судя по недоработке в этой области, Снейп нечасто принимает гостей.

Ванная — без двери. Серьезно?

Хотя архитектура стеклянных блоков была довольно привлекательной, Гермиона постаралась уйти оттуда так быстро, как только могла.

Вернувшись в гостиную, она почувствовала сильную жажду и отправилась на кухню, где наполнила большой стакан холодной водой из-под крана и осушила его… потом наполнила его снова и снова. Она проделала это четыре раза, прежде чем как следует утолила жажду.

Послушно ополоснув чашку и поставив ее на сушилку, она принялась осматриваться по сторонам в поисках пергамента и пера — или, как вариант, бумаги и ручки — в зависимости от того, что сейчас предпочитал Северус Снейп. Между ней и поспешным бегством теперь стояла только эта торопливая записка.

Но Грейнджер никак не могла найти письменные принадлежности. Ей пришло в голову, что должно быть они находятся в мансарде; в конце концов, именно там ее бывший профессор, похоже устроил свой кабинет.

Гермиона мысленно застонала. Она все еще чувствовала усталость и чем дольше она оставалась на ногах, тем сильнее ныла ее травмированная конечность. Случайные приступы боли сменились устойчивым и умеренным дискомфортом. Возможно, рана еще не совсем зажила. Подъем по этой винтовой лестнице казался ей сейчас таким же привлекательным, как, скажем, езда на велосипеде по той нелепо извилистой улице, которую она видела пару дней назад.

И это еще не все. Когда она поднимется туда и напишет записку, что тогда? Она просто вернется в город Сан-Франциско… Куда? У нее по-прежнему не было ни денег, ни документов, ни волшебной палочки, ни возможности вернуться в отель. Сейчас она даже не знала, в какой части города находилась. Или… Была ли она вообще все еще в Сан-Франциско? Она замерла, обдумывая такую возможность, которая раньше как-то не приходила ей в голову. Что, если Снейп просто приехал в город по делам, как и она? Что, если эта квартира на самом деле была где-то совсем в другом месте? Она могла быть практически где угодно. Мерлин, у нее снова начала кружиться голова.

Гермиону потряс еще один чудовищный зевок.

Она вдруг поняла, что ей крайне трудно держать глаза открытыми.

Гермиона посмотрела в сторону дивана, на котором, ничего не замечая, спал Снейп… а потом снова на кровать в углу комнаты.

— О, Боже, — пробормотала она вслух, — неужели я действительно думаю…

Да, она подумала именно об этом.

Снейп крепко спал. Если вместо того, чтобы уйти прямо сейчас, она снова ляжет, он об этом все равно никогда не узнает. О, еще на час или около того…

— Я не должна, — прошептала Грейнджер, но на самом деле решение уже было принято. Физически, так же, как и морально, мысль о том, чтобы выйти за дверь квартиры Снейпа прямо сейчас, была слишком пугающей. Ей необходимо было сориентироваться и решить, что делать. Она решила, что даже спать больше не будет, а просто отдохнет и все как следует обдумает.

Спотыкаясь, она прошла через комнату к кровати и попыталась выглянуть в большое окно, которое тянулось вдоль всей комнаты. Вдалеке виднелся городской пейзаж, обрамленный голубой водой и клубящимся белым туманом, в котором безошибочно выделялся небоскреб Трансамерика. Внизу на улице звякнула канатная дорога.

Значит, она все еще в Сан-Франциско. В этом открытии было некоторое утешение. Гермиона все еще была далеко от дома, но, по крайней мере, ее не перенесли в Будапешт или Тимбукту. Отель все еще был где-то поблизости, только бы найти способ туда добраться. Грейнджер облегченно вздохнула. Добравшись до кровати, она рухнула на нее лицом вниз прямо поверх одеяла.

Как только голова ее коснулась подушки, она снова заснула.

Когда Гермиона снова проснулась, то, конечно же, сразу встретилась с его изучающим взглядом, направленным на нее.

Она действительно чувствовала себя намного лучше, пока не осознала, что Снейп изучающе смотрит прямо на нее.

В этот раз пробуждение было более комфортным, чем в предыдущий; свет был мягким, рассеянным; возможно, наступил рассвет или сумерки.

Кроме того, на этот раз она чувствовала себя по-настоящему отдохнувшей, что, наряду со светом, немного отличалось от ее предыдущего пробуждения в этой постели. Она могла бы сказать, что почти — почти — чувствует себя… умиротворенной. Умиротворение… это было чувство, которое она почти забыла за последние месяцы.

Нет. Она давно уже не чувствовала себя умиротворенной. И это был первый раз, когда она оказалась на расстоянии крика от этого чувства в течение всего этого, плохо продуманного, несчастного отпуска.

На ее губах появилась робкая, но искренняя улыбка (она уже почти забыла, когда в последний раз уголки ее губ изгибались вверх). Гермиона потянулась и повернула голову…

А потом все

Просто

Остановилось

Потому что он сидел прямо здесь, рядом с кроватью, в черном кожаном кресле, и его поза вовсе не была расслабленной и умиротворенной. Наклонившись вперед, он выглядел натянутым, как тетива лука, и смотрел на нее своими темными непроницаемыми глазами, закрывшись ментальными щитами.

У Гермионы перехватило дыхание. Она резко села и посмотрела своими широко раскрытыми глазами в его прищуренные. Она обратила внимание, что он успел переодеться, а также отметила про себя еще две кофейные чашки и тарелку с недоеденным рогаликом, которые теперь украшали ночной столик.

Вдруг Снейп резко сменил позу, откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и приподнял бровь. Казалось, он приглашал ее заговорить первой. Гермиона открыла было рот, но скрипучим от долгого молчания голосом смогла прохрипеть только одно слово:

— Долго?

Теперь его вторая бровь поднялась вслед за первой. Она с трудом сглотнула, пытаясь взять себя в руки и обрести хоть какой-то контроль над своими голосовыми связками.

— Как долго я спала? — вот оно, целое предложение с началом серединой и концом. Ей стало уже лучше.

— В первый раз, — спросил Снейп, — или во второй?

— Это… Что? — она не сразу вспомнила, что до этого уже вставала. Гермиона вылезала из постели всего минут на пять, не больше… И была уверена, что в течение этих пяти минут он крепко и беспробудно спал. Так каким же образом…

— Откуда вы знаете? — карканье уже практически улетучилось из ее голоса, спасибо Богу за маленькие радости.

— Что вы не спали? Ну, во-первых, ужасный беспорядок, оставленный на моей кухне, мисс Грейнджер.

Ужасный беспорядок? Насколько она помнила, все, что она сделала — это налила себе воды, ополоснула стакан и оставила его на стойке. Если это было то, что он считал «ужасным беспорядком», то этот человек явно слишком долго жил один.

— Стакан…

— Забудь про стакан, Грейнджер, черт побери, кто тебя послал? И зачем? — он резко и сильно тряхнул головой, потом отвернулся от нее, поднял руку и принялся массировать висок. Это выглядело как побочная реакция на появившуюся у него резкую головную боль.

— Неужели мне так никогда и не дадут хоть немного покоя? — тихо пробормотал он, казалось, больше для себя, чем для нее.

Гермиона не знала, что ответить. Она открыла было рот, но тут же захлопнула его и открыла снова.

— Никто не посылал меня сюда, — наконец, выдавила она, запинаясь.

Он снова посмотрел на нее, и на его лице явно отразилась смесь усталости, недоверия и отвращения.

— Грейнджер, вы никогда не были глупой девчонкой, — сказал Снейп. — Вы же не думаете, что я поверю, будто все это было каким-то… совпадением? За какого дурака вы меня принимаете? Теперь я не только в гневе, но и обижен.

В гневе? Он только что сказал «в гневе»? Кто, во имя Бога, использует это слово в разговоре?

— Послушайте, профессор, я…

Он оборвал ее стальным голосом:

— Здесь нет профессоров.

— Ну, так как же вы хотите, чтобы я к вам обращалась? — спросила Гермиона. Ее собственный голос теперь звучал все громче и громче. Этот человек был просто невозможный. — Я не думаю, что Северус будет уместно, не так ли?

— А почему бы и нет? — возразил Снейп. Его взгляд скользнул по ней, сидящей на его смятой кровати. В этом взгляде не было ничего, явно намекающего, но он все равно заставил ее покраснеть, особенно в сочетании с его следующими словами. — В конце концов, мы оба здесь взрослые люди.

Гермиона тяжело вздохнула, комкая в руках одеяло.

— Хорошо… Северус. Я не знаю, кто за тобой охотится, или что происходит в твоей реальности, но если ты искренне веришь, что кто-то тебя активно разыскивает, то мне жаль сообщать тебе, что у тебя мания величия. Никто меня сюда не посылал. Я сама приехала в отпуск, на этот злосчастный праздник! И если ты будешь так любезен и проводишь меня обратно в отель «Холидей Инн», что находится на Рыбацкой пристани, я немедленно удалюсь отсюда.

Он долго смотрел на нее в холодным взглядом и молчал. Затем так же холодно спросил:

— Вы… приехали сюда… в отпуск… одна?

— Да! — горячо воскликнула Гермиона. — Почему тебе так трудно в это поверить?

— Потому что никто не отправляется в отпуск один, кроме тех, кому реально не с кем поехать. А я-то всегда думал, что из всех людей именно у вас, мисс Грейнджер, будет чертова очередь желающих составить вам компанию, среди которых можно будет выбирать.

— Ну, это только доказывает, как на самом деле мало вы обо мне знаете, не так ли, профессор? — выплюнула она, с ужасом чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

О, Мерлин, нет. Пожалуйста, не дай мне сломаться и расплакаться, сидя в ПОСТЕЛИ профессора Снейпа! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, я должна взять себя в руки СЕЙЧАС ЖЕ.

Он не отрываясь смотрел на нее, в то время как она старалась сохранить остатки самообладания.

— Хм, — произнес, наконец, Снейп почти задумчиво. А затем, поразив ее окончательно, совершенно будничным тоном произнес. — Отвечая на ваш первый вопрос, вы спали около двенадцати часов в первый, и около двадцати часов — во второй раз. Другими словами, почти полтора дня, что неудивительно, учитывая, насколько сильно была повреждена ваша нога; вашему организму нужно было время, чтобы восстановить силы. Тем не менее, я полагаю, что сейчас вы, вероятно, голодны. Каким бы увлекательным ни был наш разговор, я предлагаю прерваться на завтрак, если вы не возражаете.

У Грейнджер отвисла челюсть. Резкая смена темы и вежливость в такой момент определенно не были тем, чего она ожидала. Этот человек был полон сюрпризов, это уж точно.

— Я… — она запнулась, — я…

— Как всегда красноречиво, — заметил Северус, вставая и сметая посуду с ночного столика. — Прекрасная визитная карточка, мисс Грейнджер, — бросил он через плечо, направляясь к кухне. — Сегодня это такая редкость среди молодых людей. В ванной есть чистые полотенца, если вы хотите освежиться. И не обольщайтесь, скоро мы продолжим нашу маленькую увлекательную беседу.

ООООО

В ванной, как он и сказал, Гермиона действительно обнаружила, чистые полотенца, а еще, что было совсем неожиданно, Снейп приготовил для нее сменную одежду. Это была маггловская футболка с названием местной спортивной команды, красовавшимся спереди. К ней прилагались соответствующие трикотажные брюки. Комплект был выполнен в оранжевом, черном и сером цветах. И хотя он был на два размера больше необходимого, он выглядел таким мягким, теплым и по домашнему уютным, что она поймала себя на том, что согласилась на невысказанное приглашение принять душ и переодеться.

Минут через двадцать Грейнджер вышла из ванной в своем новом свободном, но восхитительно удобном наряде, с растрепанными и спутанными волосами, так как она не смогла найти расческу. Гермиона заметила, что сейчас свет, струящийся из окон, стал ярче, подтверждая ее недавнюю мысль, что уже и правда наступил рассвет. Она увидела рогалики, фрукты, кофе и апельсиновый сок, аккуратно разложенные на гранитной барной стойке, которая отделяла кухню лофта от гостиной.

Северус сидел на диване. В руках он держал чашку свежего горячего черного кофе, а на его коленях лежала огромная книга. Мерлин, кажется, он выпил через чур много этой дряни. Гермиона ценила хороший кофе так же, как и все остальные, но оказалось, что Северус Снейп был незнаком с понятием: «Перебарщивать с хорошими вещами».

Он отвлекся от своего чтива ровно на столько, чтобы коротко пригласить ее к завтраку и помочь выбрать то, что ей понравится.

Он подождал, пока Гермиона устроится в кресле напротив него и засунет себе в рот половинку рогалика, прежде чем снова заговорить.

— Итак, Грейнджер, выкладывай все как есть, и покончим с этим. Что, во имя Мерлина, здесь происходит?

Гермиона прищурила глаза, неторопливо пережевывая рогалик. Она готова была поспорить на свою палочку, что он сделал это нарочно; подождал, пока она набьет полный рот и не сможет издать ни одного звука, подходящего для вежливой беседы, прежде чем начать свой допрос с того места, где они прервались в прошлый раз.

Невозможный человек. Он вполне мог и подождать.

Теперь совершенно разгневанная, она жевала и глотала пищу гораздо дольше, чем было необходимо.

Наконец, она уже не могла дольше откладывать разговор. Поэтому она повернулась к нему лицом и спросила:

— Может, для начала, ты расскажешь мне, что ты делаешь здесь, на другом конце земного шара? Прячешься, как какойто отшельник или… или беглец.

Его темные глаза моментально вспыхнули.

— Я не обязан ничего тебе рассказывать. Не я тот человек, который вчера вторгся в твою жизнь.

— Я ни во что не вторгалась! Ты сам меня спас!

— За что меня, кстати, еще надо поблагодарить!

— Ты не давал мне такой возможности! С той самой секунды, как я открыла глаза, я только и слышала от тебя «что — ты — делаешь -здесь?» и «кто — тебя — послал?» и больше ничего другого. У меня не было времени тебя поблагодарить.

— Ну, что же, теперь я тебя слушаю.

Внезапно Гермиона обнаружила, от частого дыхания нарастает гипервентиляция, что совсем не помогает в борьбе с эмоциями.

— Может быть, — выдохнула она, — я… на самом деле не чувствую… за все это благодарность!

Снейп наклонился вперед, его глаза сузились, превратившись в щелочки, а руки судорожно стиснули подлокотники кресла.

— Что, черт возьми, ты говоришь? — спросил он опасным, обманчиво тихим голосом. — Ты хочешь сказать, что для тебя было бы предпочтительнее, если бы тебя сбил автобус? Подумай, прежде, чем отвечать. Потому что пребывать в этом состоянии очень опасно для сознания, мисс Грейнджер. Поверьте, тому, кто там побывал. Очень опасное состояние сознания.

Какое-то мгновение Грейнджер просто таращилась на сидящего Снейпа, обдумывая то, что он только что ей сказал, в чем только что признался.

А потом, совершенно неожиданно, ей показалось, что во всей этой огромной комнате с мансардой не хватает воздуха. Она втягивала его, втягивала и втягивала, но казалось, что легкие отказывались наполняться, и она не могла сделать выдох.

Комната закружилась перед ее глазами. Она уронила голову на колени. Ее тарелка завтраком с грохотом упала на пол с журнального столика, пока она боролась за каждый вдох, смутно осознавая тот факт, что Северус скользнул перед ней на колени и крепко схватил за плечи, выкрикивая ее имя.

Только оно больше не было ее именем. И в этом была вся суть дела, не так ли? Так много всего произошло с тех пор, как она была просто Гермионой Джин Грейнджер, гордостью своих профессоров, первой на своем факультете в Хогвартсе. Очень многое изменилось.

— Я… нет… Мисс… и… Я не… Грейнджер! — она тяжело дышала. А потом, словно открылся шлюз, и вся ее печальная история прорвалась наружу.

От начала до конца.

Он сидел очень тихо, позволяя каждой детали ее рассказа выплеснуться из нее, и все это время почти не двигался. За исключением того момента, когда она дошла до возвращения Рона из австралийского квиддичного тура, ставшего для нее роковым, и новости о его любовной связи, которой он огорошил ее за ужином. В этот момент Северус встал, прошелся взад-вперед по комнате резкими отрывистыми движениями и через минуту вернулся с коробкой бумажных салфеток в руке. Не говоря ни слова, он бросил коробку на ее колени, снова сел, откинувшись на спинку кресла и стал вновь спокойно и внимательно слушать ее рассказ. В это время Грейнджер изо всех сил пыталась продолжить свою исповедь, которая теперь щедро перемежалась сопением и короткими паузами. Во время последних она пыталась вернуть себе хоть какие-то крохи самообладания.

— Ну, вот и все, — закончила, наконец, Гермиона свою историю. Ее голос был чуть громче хриплого шепота. — Я здесь, потому что не хочу быть чьей-то гостьей на Рождество только из-за того, что меня пожалели. Мне не нужна ничья благотворительность. Любой из них принял бы меня, но… — она замолчала и, отвернувшись от Снейпа, огляделась. Ее глаза казались остекленевшими, а взгляд был рассеянным. — Никакого гнусного заговора, чтобы выследить тебя, не существует. А если он и есть, то мне об этом совершенно ничего не известно. Я просто… мне нужно было… пространство, и… и…

А потом она снова заплакала, уткнувшись лицом в ладони, которыми все еще держала скомканные салфетки. Вымученные, вялотекущие, изнуряющие слезы. Ничего даже отдаленно похожего на тот водоворот рыданий, который охватил ее некоторое время раньше, прямо перед тем, как она начала свой рассказ, но почему-то от них стало еще печальнее. Гермиона понятия не имела, как долго она вот так проплакала. А потом она услышала, как Снейп пробормотал:

— Вот, черт.

Затем он снова опустился на колени перед ее креслом, взял ее за руки и потянул на пол рядом с собой, скомкав салфетки и все остальное, заключил ее в удивительно нежные объятия.

— Все в порядке, — тихо успокаивал ее Северус, — не надо.

Внезапно рассердившись и заняв оборонительную позицию, Гермиона напряглась и попыталась вырваться.

— Не говори мне, чтобы я не плакала. Не думаешь ли ты, что я…

— Не сопротивляйся, вот что я хотел сказать, Гермиона, — прервал ее Северус. Она подняла на него свои блестящие от слез глаза, полные удивления. — Не сопротивляйся. Выпусти это все. Это как яд, он должен выйти наружу. Все в порядке. Отпусти ситуацию.

А потом она снова сжалась в комок.

Он держал ее в объятиях, пока она плакала, долго, очень долго.

ООООО

Как будто в каком-то другом неясном и далеком измерении Гермиона почувствовала, как Северус поднимает ее с пола. Прошло немало времени, и она уже полностью выплакалась. Грейнджер была измотана и чувствовала себя странно… как-то пусто. Но, как ни удивительно, это была не та ужасная всепоглощающая пустота, которую она ожидала. Нет, эта пустота каким-то образом ощущалась… чистой, что ли. Ей казалось, что, как и сказал Снейп, внутри нее была какая-то душевная рана, полная яда, ужасной гнойной сукровицы. А теперь эта рана была пуста и очищена кровью. Это не означало, что она зажила; нет, рана все еще была там. Вероятно, так будет еще долго. Но теперь, когда яд из нее выкачали, Гермиона, наконец, достигла той точки, которую искала, даже не осознавая, что именно она ищет. Словно чистый лист бумаги, с которого она могла начать все сначала.

Но не сейчас. Только не сейчас. Сейчас на повестке дня было только одно, — еще один полноценный отдых. Доверчивая и послушная, как ребенок, она в изнеможении подняла руки — сейчас они казались невероятно тяжелыми — и обвила ими шею Снейпа, когда он нес ее обратно к кровати. Плавая в волнах тусклого приглушенного пространства, которое вообще не походило на сознание, она даже не заметила, как он просунул руку ей под голову, когда укладывал ее на подушки. Едва ли заметила. Но, в конце концов, все же почувствовала это где-то на задворках своего сознания. Ведь даже скомпрометированная, она все еще была Гермионой Грейнджер.

Затем, Снейп осторожно — нежно, так нежно — вытащил свою руку из-под тяжелой спутанной массы ее волос и прошептал ей почти в самое ухо:

— Гермиона, тебе нужно меня отпустить.

Только тогда она поняла, что все еще держит руками его шею. Она позволила им безвольно упасть, ее руки свободно легли рядом с ней на покрывало.

— Я сейчас вернусь, — сказал ей Северус, разворачиваясь и собираясь уходить.

Внезапно в ней поднялась волна паники. Гермиона не хотела оставаться одна. Не хотела до мучительного отчаяния.

— Подожди, — едва слышно прохрипела она. Потом еще раз, уже громче — Подожди.

С трудом она приподнялась на локтях.

Опустившись перед ней на корточки, он взял ее за плечи и, мягко обхватив, прижал к кровати.

— Я всего лишь иду на кухню, Гермиона, — тихо сказал Снейп, — принести тебе влажное полотенце для лба. Ты вся горишь, как в лихорадке. Я не оставлю тебя одну. Я сейчас вернусь, хорошо?

Даже борясь за то, чтобы держать глаза открытыми, она заметила на его лице признаки поверхностного раздражения. Но глубже под ним было понимание — совершенно неожиданное и ошеломляющее понимание. А еще в глубине его глаз она увидела кое-что, что можно было бы назвать сродством.

Гермиона сделала глубокий прерывистый вдох, затем выдохнула и попыталась расслабиться.

— Хорошо, — прошептала она. Грейнджер смотрела, как Северус встал и ушел. Не прошло и полминуты, как он вернулся, но она уже крепко спала.

ООООО

Когда в следующий раз Гермиона открыла глаза, то сразу же заметила, что свет вокруг нее был уже другим. Когда она и Снейп разговаривали за завтраком был рассвет; едва рассвело. Теперь свет, косо проникающий в эти поразительно высокие окна, был густым янтарно-золотым; свет позднего вечера, граничащего с сумерками.

«Мерлин, я проспала весь день!», подумала она, резко садясь в постели. А потом, мгновение спустя: «Или это было дольше одного дня?».

Она совершенно потеряла счет времени.

Откинув с лица растрепавшиеся во сне волосы, она огляделась по сторонам. Казалось, она была совсем одна. Гермиона окончательно в этом убедилась, когда мгновением позже нашла на тумбочке свернутую записку.

Записка была написана коротко и по существу:

Пришлось отлучиться по делам. Вернусь с наступлением темноты. Дождись меня. Если пожелаешь, верну тебя в отель. А пока, чувствуй себя как дома.

СС

Вернусь с наступлением темноты. Судя по количеству света в комнате, ждать оставалось недолго. Она свесила ноги с кровати и опустила их на пол. Прохладная гладкость полированного бетона под ее ступнями оказалась неожиданно приятной и удивительно манящей. Гермиона поджала пальцы ног.

Кажется, теперь она начинала понимать всю привлекательность жизни в таком месте, как это. Для невнимательного глаза тут, совершенно очевидно, не было ничего примечательного, но… правда в том, что она уже чувствовала себя здесь более комфортно, чем в своем номере в отеле или даже в собственном доме, поскольку он был оставлен ей ее бывшим мужем.

Она чувствовала себя здесь даже более комфортно, чем… да, где угодно… в течение долгого времени.

Хотя, возможно, это чувство комфорта было связано с книгами. Милый Мерлин, так много книг. Сотни… а может, и больше. Как она заметила еще при первом пробуждении в этом доме, принадлежавшем ее бывшему наименее любимому профессору (за единственным исключением разве что Амбридж), одна стена была полностью заставлена книгами от пола до самого потолка.

А потолок здесь… был высоким.

Гермиона потянулась руками назад к волосам, чтобы скрутить их в беспорядочный узел. Она решила совершить набег на холодильник и посмотреть, что здесь есть съестного… а затем посмотреть, какие печатные издания в наши дни предпочитает неуловимый Северус Снейп. Может быть, даже пролистать один или два фолианта из всей этой коллекции.

Только один или два и все.

ООООО

Когда примерно через час вернулся Северус, то обнаружил, что Гермиона свернулась калачиком на одном конце его дивана, завернувшись до пояса в одеяло с кровати. Возле ее локтя стояла пустая тарелка и стакан, а рядом с ней были беспорядочно разложены не меньше полдюжины книг. Она была глубоко поглощена книгой по истории соседнего северо-калифорнийского колдовского анклава, расположенного недалеко от живописного прибрежного поселения Халф-Мун-Бей.

Почувствовав его взгляд, Грейнджер подняла голову и увидела, что Северус, нахмурившись, стоит в дверном проеме.

— Книги, что стоят на этих полках, очень тщательно разложены и каталогизированы, — сказал он вместо приветствия.

Гермиона закатила глаза и закрыла книгу, лежавшую у нее на коленях, но все же удерживала пальцем страницу, на которой прервала свое чтение. Это действительно было очень интересно, и она не хотела потерять место, где остановилась.

— Я ставила отметки на месте каждой книги, которую вытащила, — ответила она. — От твоей коллекции захватывает дух. Я бы никогда не сделала ничего, чтобы… разворошить ее.

— Хм… — Северус некоторое время молча смотрел на нее, затем подошел ближе, сбрасывая с себя по пути тяжелое маггловское пальто. Под пальто на нем были синие джинсы и черная водолазка. С головы до ног магловская одежда. Это выглядело так… странно. И все же, казалось, ему в ней было комфортно. «Один из его родителей был маглом», вспомнила Гермиона. К тому же он, очевидно, жил здесь, в магловском мире, довольно долго. «Последнее обстоятельство, вероятно, было больше связано с тем, как непринужденно он себя вел, чем первое», подумала она.

Нельзя было не согласиться с тем фактом, что учительская мантия на нем сидела превосходно. И носил он ее с неоспоримым драматическим размахом; ярды угольно-черной ткани вздымались вслед за ним, когда он проходил по коридорам Хогвартса, вызывая трепет и страх в сердцах его учеников. И все же…

И все же эту одежду он носил так же хорошо. Она смотрелась на нем вполне прилично. И выглядел он в ней тоже вполне прилично. Ладно. Это был неожиданный поворот в ее мыслях. Гермиона почувствовала, как ее щеки заливает румянец.

— Так, что же… именно… ты здесь делаешь? — выпалила она несколько резче, чем намеревалась.

Приподнявшаяся заостренная бровь была единственным ответом на ее вопрос, который она получила.

— Я имею в виду работу, — пояснила она, наклонившись вперед, чтобы положить книгу, которую читала, на кофейный столик, отказавшись от нее, как от безнадежного дела на данный момент. Позже она сможет найти то место, где остановилась. Что имело значение сейчас, так это то, что процесс опускания книги, очень осторожный, конечно, давал ей законный повод разорвать зрительный контакт.

И успокоиться.

— Я работаю консультантом в университете, — сказал Снейп, опускаясь в кресло, стоящее напротив дивана, по другую сторону кофейного столика, за которым сидела Гермиона. — Государственный Университет Сан-Франциско. Факультет химии. Так магглы называют зелья. Химия. Они считают меня каким-то гением. — Набравшись смелости снова поднять глаза, Грейнджер увидела, как на его губах промелькнула едва заметная тень улыбки. — Они говорят, у меня так много свежих идей. Начальник отдела не дает мне проходу с тех пор, как я подписал с ними контракт, чтобы узнать, где именно я учился. Он хочет отправить туда команду по набору персонала. Желает найти еще несколько человек, таких же как я. Но, поскольку я всего лишь консультант, а не член факультета, я не обязан ни с кем делиться этой информацией, если только не захочу сам. Чего я, конечно же, не сделаю. — Снейп откинулся на спинку кресла и, скрестив ноги, продолжил: — Он предложил мне постоянную работу на полную ставку; и даже предложил должность руководителя. В основном, я думаю, потому что если бы я согласился, то мне пришлось бы предоставить данные о моей квалификации. Думаю, этого беднягу снедает любопытство. Он уже сходит с ума из-за этого, — снова на его лице промелькнула и исчезла крошечная тень полуулыбки. — Но мне не нужна еще одна должность профессора. Мне нравится свободный график работы консультанта. У меня есть свои определенные часы, я прихожу и ухожу, когда мне заблагорассудится. Ни с кем не общаюсь. И у меня остается достаточно времени для чтения. И для собственных мыслей. А теперь скажите мне, пожалуйста, чем вы, мисс Гре… — Снейп замолчал и слегка нахмурился, — чем ты, Гермиона, зарабатываешь себе на жизнь?

— Я… В течение последних двух лет я преподавала в Хогвартсе.

— Вот оно что? Совершенно не удивительно. И какой ваш предмет?

— Сказать по правде, два предмета. Руны и межвидовое магическое сотрудничество. Это новый предмет. Его ввели, как факультатив для седьмого курса. Минерва разрешила мне преподавать его в прошлом семестре.

— Минерва хорошая женщина, — задумчиво произнес Снейп. — Справедливая, уравновешенная и невероятно преданная делу. Хогвартсу очень повезло, что он находится под ее руководством. Ты знаешь, она очень беспокоится о тебе.

— Она… что… что? — запнувшись, застигнутая врасплох его словами, Гермиона не знала, что ответить. — Откуда тебе известны такие подробности?

Он еще мгновение изучал ее взглядом, потом склонил голову и вытащил что-то из переднего кармана джинсов. Он протянул это Гермионе через кофейный столик со словами:

— Вот, держи. Еще немного материала для чтения, — сказав их обманчиво мягким тоном. — Я купил ее по дороге домой.

Взяв то, что ей протягивал Снейп, она поняла, что это был смятый экземпляр «Ежедневного пророка», который был сложен в несколько раз для придания ему карманного размера.

— Пророк, — воскликнула она, разворачивая газету. — Где, скажи на милость, ты его достал?

— В этом городе не меньше дюжины газетных киосков, в которых также можно купить и магическую прессу, — сказал Северус. — И из этой дюжины я знаю по меньшей мере два, где продаются магические издания из-за океана. В том числе и наш горячо любимый «Ежедневный Пророк». Нужно просто знать, где искать.

— Это удивительно, — выдохнула Грейнджер, а затем, мгновение спустя, когда, разгладив газету, наконец, увидела заголовок, воскликнула — О! О, нет!

Статья о ней занимала не всю первую полосу. По крайней мере, хотя бы за это уже можно быть благодарной. В заголовке было что-то, о торговых переговорах с гоблинами, зашедших в опасный тупик. Но, тем не менее, статья о ней также была там, спрятанная в нижнем углу, по-видимому, все еще материал для первой полосы. Мерлин.

«Героиня войны пропала без вести», — гласил заголовок. Меньше, чем про гоблинов, но дерзкий и даже в этом случае, привлекающий внимание. Здесь же была и ее фотография, причем довольно нелестная, что заставило ее заподозрить, что к этой статье приложила свою руку всеобщая любимица, питающаяся лживыми сплетнями, Рита Скитер. Беглый взгляд на имя под заголовком подтвердил ее догадку: статья действительно принадлежала перу Скитер. Гермиона начала бегло ее просматривать. С каждой секундой тревога в ней все нарастала.

Некоторые фразы, которые бросались ей в глаза, были еще более унизительнее, чем предыдущие.

…Недавно потеряла родителей…

… брошена, ради другой женщины…

… эмоционально подавленная…

… все более беспорядочное поведение…

… явная склонность к самоубийству…

Друзья и коллеги, включая самого Гарри Поттера, глубоко обеспокоены…

Просьба, предоставить известную информацию о местонахождении прямо директрисе Хогвартса…

О, Боже. О, Боже. Вся ее глубочайшая неуверенность в себе и своей жизни была выплеснута на первую полосу газеты как какая-тобезумная сенсация, для того, чтобы кто угодно… кто угодно… мог ее увидеть, прочитать, поразмышлять над этим и сделать собственные выводы. Сказать, что это было ужасно — значит не сказать ничего. Это было более, чем унизительно. Это было… это было…

У Грейнджер не было даже слов, чтобы описать эмоции, бушевавшие в ее душе в этот момент.

Она подняла на Снейпа потрясенный, полный ужаса взгляд и увидела, что он пристально за ней наблюдает.

— Ну, что ж, Гермиона, — тихо сказал он, — кажется, твое исчезновение вызвало настоящий переполох. Разве ты не хочешь, чтобы они все узнали, где ты находишься?

— Боже, нет! — воскликнула Гермиона, задыхаясь и чувствуя, что еще немного и у нее опять начнется истерика. — Сказать им где я… ты же не серьезно?! Сказать им где я — зачем? Чтобы они снова душили меня своей фальшивой жалостью? Даже настоящая жалость была бы ужасной, но фальшивая была… была ложью…

Она замолчала и провела по лицу тыльной стороной ладони. Слезы снова потекли по ее щекам, но она их почти не замечала. Гермиона крепко зажмурила глаза.

— Я просто хочу покоя. Мне просто нужно снова вернуть себе чувство собственного достоинства. Мне просто нужно пространство и время, чтобы восстановиться окончательно и больше не возвращаться к этому. Я не хочу и не буду участвовать в их чертовом театре абсурда, больше не буду! Я… не буду… — голос ее понизился до шепота, и Грейнджер очень медленно убрала руку от лица. Она смутно осознала, что ее трясет. Ее руки сотрясались от мелкой дрожи.

— О, Боже, — еле слышно произнесла она, снова открывая глаза и глядя прямо в черные, похожие на тоннели, глаза Северуса, сидящего напротив нее. — Теперь я все поняла. Я поняла. Только сейчас… поняла.

— Ну, вот теперь ты знаешь, — сказал он. Не вопрос — утверждение.

Осознание накрыло ее внезапно. Гермиона действительно все поняла. Поняла причину, по которой Снейп сбежал, поджавши хвост, решив исчезнуть с из магической Британии, из волшебного мира как раз тогда, когда он был оправдан по всем статьям магического законодательства, когда ему, наконец, публично воздали должное за все, что он делал на протяжении всей войны. Все, чем он пожертвовал. Все, чего он достиг.

Причина была в том, что за этим признанием пришла известность. Слухи и домыслы. И, как только стали обнародованы все подробности, на смену им пришла жалость. Много-много жалости. Жалость из многих источников и не в последнюю очередь от нее.

— Да, — голос Гермионы был чуть громче хриплого шепота. — Теперь я понимаю. Я прекрасно это понимаю. О, профессор… э-э-э… Северус. Мне так жаль. — Она уронила лицо на руки, сложенные перед ней, вцепившись пальцами в волосы на висках.

— Хм, — задумчиво повторил Северус.

Следующие несколько минут прошли в полном молчании, во время которого Грейнджер боролась со слезами. Через какое-то время она услышала, как Снейп встал, прошелся по комнате до конца мансарды, затем вернулся. Взял ее тарелку и стакан и отнес их на кухню. Еще немного походил по комнате.

Наконец, Гермиона подняла голову и открыла глаза… Не могла же она вечно прятать лицо в ладонях. Он стоял, прислонившись к стойке, отделявшей кухню от гостиной, и внимательно наблюдал за своей неожиданной гостьей.

Она с трудом сглотнула.

Снейп вернулся на кухню, наполнил стакан водой из-под крана и принес ей. Она приняла его с благодарностью и осушила в несколько глотков.

— Ну, — сказал, наконец, Северус после довольно продолжительной паузы, — как я уже говорил, могу отвести тебя домой… если хочешь. Однако я подумал, что сначала мы могли бы перекусить. Как оказалось, небольшая компания из моего прошлого не так уж… и неприятна, как я себе представлял. Кроме того, — добавил он немного поспешно, вероятно, уловив новое выражение крайнего удивления, появившееся на лице Гермионы, — нельзя просто приехать в Сан-Франциско с путеводителем подмышкой и просто… озираться вокруг и ждать, что город продемонстрирует себя сам. Или, на самом деле, в твоем случае, я полагаю, что можно. Но это не самый лучший способ посмотреть город. Чтобы прочувствовать это, тебе нужно прогуляться с местным жителем.

— С местным жителем, — эхом отозвалась Гермиона, и несмотря на все недавние переживания, в ее голосе послышался намек на легкое веселье. — И это ты?

— Ну, между нами говоря, я гораздо ближе к этому, чем ты. Так, что ты на это скажешь?

— Я… Я должна…

Вежливый отказ вертелся на кончике ее языка и вот-вот готов был сорваться, но она вдруг замолчала, обдумывая его.

Отказаться было бы рефлексивно… но действительно ли она хотела этого? Хотела, чтобы Снейп сопроводил ее прямо в отель и оставил там, в вестибюле, чтобы она вернулась в стерильное, бездушное пространство номера 218? Это, конечно, был хороший номер, если говорить о гостиничных номерах, но… неужели она действительно хотела просто сбежать туда, и… и…

И что?

Сидеть там в одиночестве?

На самом деле, сейчас она об этом не думала. Кроме того —

— Я, действительно, немного проголодалась, — призналась, наконец, Гермиона. Пока Снейп отсутствовал, единственное, что она нашла из съестного, были зачерствевшие крекеры. А они, на самом деле, только раззадорили ее аппетит. — Что ты задумал?

Еще один молниеносный проблеск улыбки промелькнул на лице ее бывшего профессора, но тут же исчез так быстро, что Гермионе пришлось задуматься, видела ли она его вообще.

— Узнаешь, когда доберёмся до места, — сказал он.

Снейп почистил брюки и блузку, в которых была Гермиона, когда вытащил ее из-под колес автобуса, и она, поблагодарив его, переоделась в них, перед тем как они отправились в путь. Они остановились в крошечном суши-баре на бульваре Гири, одной из главных магистралей города в направлении с востока на запад. Почти напротив них прямо через улицу, сияя в сумерках заходящего зимнего солнца, как огромный драгоценный камень, стоял русский православный собор во всем своем великолепии. Японские рестораны и русские церкви… это все было не то, что ожидали увидеть большинство туристов, приезжающих в Сан-Франциско. Двое волшебников находились далеко от туристического маршрута. И все же, увиденное здесь Гермионе понравилось. «Он был прав», подумала она. Чтобы пройти мимо поверхностно сверкающего туристического фасада, проникнуть немного глубже, немного ближе к сердцу того, чем на самом деле был Сан-Франциско, оказалось, нужно было выйти с… местным.

Теперь ее губы дрогнули в намеке на улыбку.

Грейнджер позволила Снейпу сделать заказ на нее, так как она не слишком хорошо разбиралась в такой кухне. Его выбор был неизменно восхитительным, вплоть до пышных маленьких шариков моти, которые они смаковали на десерт. А горячий сакэ… Это была идеальная вещь, чтобы прогнать холод декабрьской ночи, не говоря уже о том, чтобы поддержать разговор.

По большей части они придерживались более легких тем, избегая любых разговоров об обстоятельствах, которые привели его, а затем и ее, к тому, чтобы бежать, не оглядываясь и не останавливаясь до тех пор, пока они оба не оказались здесь, в этом самом неожиданном месте, на другом конце света от того места, откуда они оба начали свой путь.

И тем не менее, когда ужин подошел к концу, Гермиона вновь ощутила то слишком знакомое чувство меланхолии, которое начинало давить на нее с новой силой.

— Я… э-э… — наконец, произнесла она, уставившись на пустую тарелку, словно это была самая интересная вещь на свете, — наверное, мне все-таки следует написать… только Гарри и Минерве… чтобы они знали, где я. И что со мной все в порядке. Они не станут распространяться об этом, если я попрошу их этого не делать, и… и мне очень неприятно, что они беспокоятся обо мне. Уехать, не сказав никому, даже Гарри, что… это было крайне неосмотрительно с моей стороны.

— Хм, — повторил, в который раз за вечер, Снейп. Похоже, что теперь это была его фирменная фраза. — Из твоего отеля это будет сделать довольно трудно.

— Я… Я об этом не подумала, — Грейнджер нахмурилась.

— И как долго ты собираешься здесь пробыть? — его вопрос прозвучал, казалось, несколько резко. Но под этой резкостью чувствовалась какая-то странная… скрытая… напряженность. — Потому что я мог бы порекомендовать тебе пару хороших магических заведений, где есть доступ к совиной почте и другим магическим сервисам. Я думаю, оттуда тебе было бы удобно отправить письма. Или… — последовала едва заметная пауза, колебание, — я был бы рад позволить тебе написать их у меня, если хочешь.

— О, — это предложение было для нее неожиданным, но от этого не стало менее приятным. — А у тебя есть…

— Пергамент, перья и почтовая сова? — Да, все это у меня есть. Я ведь не совсем отказался от волшебного образа жизни.

— Тогда я… — Гермиона вдруг почувствовала себя нелепо, разглядывая свои столовые приборы, как будто она снова была школьницей, страдающей от тяжелой формы застенчивости. Она снова подняла глаза, встречаясь с ним взглядом. — Спасибо.

ООООО

Сочинять письма оказалось труднее, чем ожидала Грейнджер. Сидя за большим и хорошо оборудованным столом в кабинете Снейпа, она едва смогла поднести перо к чернилам, как ее рука начала предательски дрожать. Гермиона вновь почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Она так долго отказывалась плакать по этому поводу, что теперь, однажды дав волю слезам, казалось, уже не могла остановиться.

Плачешь. Плачешь. Плачешь. Мерлин, это все, что ты делаешь. Что он подумает о тебе?

Интересный вопрос. Еще более интересным был вопрос: почему это должно ее волновать?

Но это было так. Боже, помоги ей, но это действительно ее волновало. Гермиона обнаружила, что, каким бы невероятным это не казалось, она наслаждалась его обществом. Его проницательные наблюдения, вспышки остроумия и черного юмора, его ясный и острый ум. Не было никакого сомнения в том, что Снейп был равным ей по интеллекту — и как бы она не любила Рона и как бы не была ему предана, нельзя было сказать то же самое о друге ее детства, ставшим в последствии возлюбленным и мужем.

Бывшим мужем. Бывшим.

И поэтому это имело значение. Гермиона не хотела выглядеть слабой или беспомощной, или глупой или какой-нибудь чрезмерно эмоциональной плаксой. И все же она боялась, что именно такой ее видели сейчас окружающие.

Точно.

Грейнджер судорожно вздохнула. Она закусила нижнюю губу и написала несколько строк Гарри. Однако когда она остановилась, чтобы прочесть написанное, то чуть не застонала от разочарования. Было совершенно не похоже, что это писала именно она. На самом деле, вообще не было похоже на то, что письмо писал человек. Это больше напоминало то, что мог бы написать тролль, страдая от припадка. Гарри никогда не сможет это прочесть.

Гермиона уронила перо на пергамент и закрыла лицо руками, пытаясь взять себя в руки.

— Знаешь, он идиот.

Голос справа от нее раздался так неожиданно, что немного напугал ее. Несколько минут назад, когда Гермиона поднималась по винтовой лестнице, отделяющей кабинет Снейпа от остальной части жилого пространства, она подняла страшный грохот. Как ему удалось так бесшумно подняться по металлической винтовой лестнице? Должно быть, это пришло с практикой, предположила она.

Гермиона вскинула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он ставит перед ней на стол дымящуюся кружку с кофе.

— Что? — рассеяно спросила она, все еще думая о своей неудавшейся попытке написать письмо, — Гарри?

— Нет. Только не Поттер. Ну, вообще-то, у меня появились кое-какие подозрения на его счет, теперь, когда ты упомянула об этом. Но я имел в виду человека, который причинил тебе все эти страдания.

Ленивым движением кисти он призвал к себе второй стул и, к вящему удивлению Гермионы, сел прямо напротив нее, так близко, что их колени почти соприкасались, пригвоздив ее своим взглядом.

— Уизли, — Северус просто выплюнул это имя. — Он чертов дурак и в один прекрасный день поймет это. А когда поймет, то будет вне себя. Запомни мои слова, Гермиона, он будет сходить с ума. Но не это главное.

— А что главное? — спросила Гермиона дрожащим шепотом. Ее сердце внезапно забилось где-то в горле.

Северус наклонился еще ближе и поднял руку, чтобы смахнуть единственную слезу, которая медленно стекала по ее щеке.

— Ты так далека от его уровня, — тихо сказал он. — Ты всегда была такой. Вот что важно, Гермиона. Чтобы ты это знала. Чтобы ты действительно это понимала. Это было очевидно с самого начала. С самого начала, еще тогда, когда вы были студентами, просто детьми в школе. В тебе было это качество, даже когда ты была маленькой девочкой, Гермиона, это… свет. И поскольку он всегда был рядом с тобой, этот свет отразился и на нем. И если Уизли обладал достаточной интуицией, чтобы хоть что-то об этом подумать, возможно даже заметить его, то, я уверен, что он просто предположил, что тоже излучает часть этого света. Но это было не так. Это была ты. Только ты. И если он еще не заметил, что его жизнь вдруг стала темнее и холоднее, то это произойдет очень скоро. Ты замечательная, Гермиона. Я замечал кое-что из этого еще в те дни, когда ты училась в Хогвартсе, но теперь… теперь этого света достаточно, чтобы сбить человека с ног. Даже когда ты потеряна, опечалена или не уверена в себе, ты… милый Мерлин, ты так ярко сияешь. Ты замечательная, и ты должна это знать. Тебе нужно это принять. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить от него такое обращение. Ты ничего не сделала, чтобы заслужить это. Все это лишь его собственная глупость, слепота и эгоизм вот и все. Ты понимаешь — все? Гермиона, ради Бога, скажи, что ты это понимаешь.

— Я… я… — у нее закружилась голова. Она не знала, что думать, во что верить и что понимать. Она была просто потрясена его словами. Совершенно ошарашена.

Когда Северус снова заговорил, его голос звучал еще тише; не громче рокота из глубины его горла. А его рука — Боже милостивый, поняла Грейнджер, его рука — все еще была прижата к ее щеке. Он никуда не отдергивал ее, а теперь пальцами обхватил всю сторону лица нежно, так нежно, хотя пальцы были огрубевшими и мозолистыми от многолетнего воздействия редких ингредиентов.

В этой руке было столько тепла и силы — как и в человеке, которому она принадлежала, — в этом молчаливом, таинственном, погруженном в себя человеке, который только что открылся ей, так неожиданно и на таком глубоком уровне.

— Ты должна в это верить, — сказал Снейп. — Ты должна в это верить. Прошу тебя.

Все это происходило так быстро и казалось до такой степени диким, что в какой-то момент вся ситуация должна была выйти из-под контроля, что было весьма пугающе. Но этого не произошло. Все было совсем не так. Наоборот, он чувствовал… все это было так совершенно и абсолютно правильно, как будто все это было каким-то образом предопределено.

Казалось, какая-то сила, что-то внешнее и в то же время, тесно связанное с ней — можете назвать это Богом, судьбой или проведением, называйте как хотите — вела Гермиону, вела, иногда, черт возьми, подталкивала — именно к этому моменту времени. Именно в этот единственный невероятный миг, от которого у нее перехватило дыхание.

— Похоже, что это возможно, — хрипло сказала Гермиона, а затем тяжело сглотнула и на мгновение зажмурилась. Еще две крупные слезинки скатились по ее лицу. — Но только когда эти слова исходят от тебя.

— Тогда мне просто придется постоянно говорить тебе это.

Глаза ее снова распахнулись, когда она почувствовала, как его губы коснулись ее в коротком, дразнящем поцелуе. Северус отстранился и, криво улыбнувшись, сказал ей:

— И я говорю тебе это, — Снейп снова легко коснулся ее губ своими. — И снова говорю это.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова, но на этот раз она его опередила. Гермиона обняла его и прижалась своими губами к его губам в гораздо более глубоком и настойчивом поцелуе, чем любой из тех быстрых и осторожных, которые ему предшествовали. В ответ Северус обхватил ее руками и притянул ближе, прижимая к себе с такой силой, что она соскользнула со стула. Они оба упали на пол и стул, на котором сидел Снейп, тот, который он призвал к себе несколько минут назад, преобразился в перину так быстро, что, когда они приземлились, она уже ждала, чтобы их принять.

— Вау, — выдохнула Гермиона, все еще находясь под впечатлением. — Ты невероятный.

— Нет, Гермиона. Это ты невероятная. И ты заслуживаешь всего самого лучшего. И ничего кроме этого. Ты пережила войну, горе, ужасные потери и предательство. Ты пережила достаточно травм и душевных страданий, которых хватит на всю жизнь. Ты такая… измученная… Трудно видеть тебя такой и при этом не желать причинить вред… кое-кому, — по тону Северуса было совершенно ясно, кем на самом деле являлся этот кое-кто.

— Но, ты можешь оставить это позади, — продолжил он мгновение спустя, — если это именно то решение, которое ты примешь. Ты можешь оставить все это позади и не оглядываться. Я знаю, о чем говорю. Вот почему я был так потрясен, когда подумал, что кто-то меня преследует. Потому что я покончил с прошлым и не хочу оглядываться назад. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Это такая свобода, Гермиона. Это потрясающе.

— Это потрясающе, — пробормотала Грейнджер, глядя на Снейпа снизу вверх. Он опирался на локоть, склонившись над ней; она лежала на спине, наполовину погрузившись в волнистую мягкость наколдованной перины. Ее волосы веером рассыпались вокруг нее, образовав взъерошенный венец каштанового цвета. — Это безумие. Это… происходит так быстро, и все же… и все же… ты тоже это чувствуешь, тебе кажется, что это должно было случиться, что все именно так, как должно быть? Что здесь работает что-то большее, чем мы?

Гермиона мысленно перебирала последовательность событий, которые привели их именно к этому моменту. Снейп вынужден был искать здесь убежище. Она также искала убежище именно здесь. А затем произошла удивительная череда событий, благодаря которым Грейнджер оказалась на его пути. Потеряв кошелек, она заблудилась и внезапно оказалась в отчаянном положении одна и без палочки, за полмира от своей зоны комфорта, своей сети безопасности. Отдает пальто, отдает обручальное кольцо. А потом этот ужасный агрессивный человек и автобус, и тот факт, что ее бывший профессор был там. Прямо там, точно в нужное время и в нужном месте, чтобы спасти ее, и… и…

— Я хочу сказать, — проговорила Гермиона с едва заметной неуверенностью в голосе, — что все это не могло произойти случайно. Неужели…

— Нет, Гермиона, — мягко сказал Северус, — не случайно. Я верю, что лишь очень немногие вещи в этой жизни происходят случайно. Но самые важные вещи… они случаются по замыслу. И это довольно серьезная тема. Я думаю, жизнь длинная и переменчивая. Так что, просто…

(он поцеловал ее в левый висок)

-… я знаю, как для тебя тяжело это принять…

(затем в правый)

— …и если уж на то пошло, то мне тоже тяжело…

(поцелуй в ямочку между ключицами, что заставило ее задрожать)

— … но я убежден, что будет лучше, если мы не…

(дразнящий поцелуй в самый уголок ее рта)

— … не станем переосмысливать это.

И в этот момент Гермиона поняла, что полностью согласна с Северусом. Она приподнялась, прижалась к нему, обвила его руками и зарылась пальцами в его волосы, прижавшись губами к его губам, слившись с ним в одно целое. И все разговоры на какое-то время прекратились.

ООООО

Свет нового дня уже лился в окна, когда Гермиона покончила с корреспонденцией. Не вдаваясь в ненужные подробности, она изложила Гарри и директрисе Хогвартса основные сведения о своем нынешнем местонахождении и положении. Она попросила Гарри собрать и отправить ей кое-что из ее вещей в Хогвартсе и в первую очередь ее волшебную палочку. А также сообщила МакГонагалл, что уходит из школы в личный отпуск на неопределенный срок. Она не знала, писала Грейнджер каждому из них, когда вернется. Как оказалось, в Сан-Франциско ей предстояло исследовать гораздо больше, чем она ожидала, когда собиралась в свой отпуск в одиночестве. Несмотря на то, что Гермиона не собиралась возвращаться в свой отель на Рыбацкой пристани или в любой другой отель, если уж на то пошло, ей довелось наткнуться на бесконечно лучшие условия проживания.

И в этот раз, когда она писала, ее рука совсем не дрожала.

Как выяснилось в последствии, Снейп оказался абсолютно прав насчет Рона. Не прошло и полугода, как от него начали прилетать совы. Гермиона предположила, что он, должно быть, узнал ее адрес от Гарри. А еще, она подумала, что ей, в виду этого, правда следовало бы рассердиться на своего лучшего друга. Но как бы она ни старалась, она просто не могла этого сделать. Ей также пришло в голову, что, возможно, все-таки следует написать Рону и поблагодарить его за то, что он освободил ее, благодаря чему она стала «по-настоящему счастливой». В конце концов, это ведь были его собственные слова в тот роковой вечер, когда он вернулся из Австралии и разорвал ее мир в клочья. Разве мы оба не заслуживаем настоящего счастья?

Но она не могла заставить себя сделать это, как не могла заставить себя сердиться на Гарри. Это было бы подло, бессмысленно и подло, а она была слишком блаженно довольной, слишком преисполненной благополучия, слишком умиротворенной, чтобы тратить свою энергию на такие мелкие неприятности. Она прочла только первое письмо, точнее, пробежала его беглым взглядом. Правда обратила внимание на некоторые фразы: такой дурак; люблю тебя так сильно; скучаю по тебе, как сумасшедший; пропал без тебя; худшая ошибка в моей жизни; второй шанс; пожалуйста, Гермиона, пожалуйста… Гермиона улыбнулась и покачала головой, прежде чем отправить сову обратно с пустыми руками. Или пустыми когтями, если говорить о конкретных обстоятельствах. Шквал сов, который последовал за первой, она просто отправляла обратно отправителю, даже не открывая писем, которые Рон ей написал. Но Гермиона была добра к птицам, позволяла им отдохнуть после долгого путешествия и давала им пищу и воду, прежде чем отправлять их в обратный путь. Просто она всегда была такой. И в конце концов, они перестали прилетать. И этому Гермиона была несказанно рада.

В последние дни Гермиона была очень занята. Теперь она носила новое прекрасное обручальное кольцо, вместо того, которое пожертвовала. Она думала, что когда-нибудь вернется к преподавательской деятельности, но в настоящее время она вполне счастливо преследовала другие интересы. Следуя примеру своего нового мужа, она обнаружила, что внештатная «консультационная» работа, как в магическом, так и магловском секторах общества, была для нее более, чем приемлема как с финансовой точки зрения, так и с точки зрения предоставления ей свободного времени, достаточного для других занятий. И это было хорошо, потому что в последнее время бывшая мисс Грейнджер много читала — даже больше, чем обычно.

В основном, это были книги с такими названиями, как «Чего ожидать, когда вы в положении» (из магловского книжного магазина внизу по улице) и «Полное руководство по беременности для современной ведьмы» (заказано совиной почтой). И все в этом духе.

Они уже знали, что ребенок, которого она в себе носит, был девочкой и зачата она была через день или два после Рождества. Они уже выбрали вполне подходящее имя — Ноэль. Стоя перед огромными окнами мансарды, выше нее более чем в два раза, каждый вечер наблюдая за мерцающими и сияющими городскими огнями, когда чувство неистовой, почти неудержимой радости внутри нее раздувалось наравне с ее животом, все больше и больше, Гермиона чуть не рассмеялась, вспоминая, как была потрясена огромным количеством этих огней, когда впервые здесь оказалась. Теперь она думала, что эти огни были самым красивым зрелищем, которое девушке когда-либо доводилось видеть. Сейчас она могла позволить себе быть великодушной.

Потому что теперь даже ванная без дверей ее больше не беспокоила. Пройдя полмира от того места, где, как она всегда предполагала, проживет всю свою жизнь, в объятья мужчины, которого она ожидала встретить в последнюю очередь, Гермиона, наконец, почувствовала, что вернулась домой.