Deep city lights (гет)

Снейп почистил брюки и блузку, в которых была Гермиона, когда вытащил ее из-под колес автобуса, и она, поблагодарив его, переоделась в них, перед тем как они отправились в путь. Они остановились в крошечном суши-баре на бульваре Гири, одной из главных магистралей города в направлении с востока на запад. Почти напротив них прямо через улицу, сияя в сумерках заходящего зимнего солнца, как огромный драгоценный камень, стоял русский православный собор во всем своем великолепии. Японские рестораны и русские церкви… это все было не то, что ожидали увидеть большинство туристов, приезжающих в Сан-Франциско. Двое волшебников находились далеко от туристического маршрута. И все же, увиденное здесь Гермионе понравилось. «Он был прав», подумала она. Чтобы пройти мимо поверхностно сверкающего туристического фасада, проникнуть немного глубже, немного ближе к сердцу того, чем на самом деле был Сан-Франциско, оказалось, нужно было выйти с… местным.

Теперь ее губы дрогнули в намеке на улыбку.

Грейнджер позволила Снейпу сделать заказ на нее, так как она не слишком хорошо разбиралась в такой кухне. Его выбор был неизменно восхитительным, вплоть до пышных маленьких шариков моти, которые они смаковали на десерт. А горячий сакэ… Это была идеальная вещь, чтобы прогнать холод декабрьской ночи, не говоря уже о том, чтобы поддержать разговор.

По большей части они придерживались более легких тем, избегая любых разговоров об обстоятельствах, которые привели его, а затем и ее, к тому, чтобы бежать, не оглядываясь и не останавливаясь до тех пор, пока они оба не оказались здесь, в этом самом неожиданном месте, на другом конце света от того места, откуда они оба начали свой путь.

И тем не менее, когда ужин подошел к концу, Гермиона вновь ощутила то слишком знакомое чувство меланхолии, которое начинало давить на нее с новой силой.

— Я… э-э… — наконец, произнесла она, уставившись на пустую тарелку, словно это была самая интересная вещь на свете, — наверное, мне все-таки следует написать… только Гарри и Минерве… чтобы они знали, где я. И что со мной все в порядке. Они не станут распространяться об этом, если я попрошу их этого не делать, и… и мне очень неприятно, что они беспокоятся обо мне. Уехать, не сказав никому, даже Гарри, что… это было крайне неосмотрительно с моей стороны.

— Хм, — повторил, в который раз за вечер, Снейп. Похоже, что теперь это была его фирменная фраза. — Из твоего отеля это будет сделать довольно трудно.

— Я… Я об этом не подумала, — Грейнджер нахмурилась.

— И как долго ты собираешься здесь пробыть? — его вопрос прозвучал, казалось, несколько резко. Но под этой резкостью чувствовалась какая-то странная… скрытая… напряженность. — Потому что я мог бы порекомендовать тебе пару хороших магических заведений, где есть доступ к совиной почте и другим магическим сервисам. Я думаю, оттуда тебе было бы удобно отправить письма. Или… — последовала едва заметная пауза, колебание, — я был бы рад позволить тебе написать их у меня, если хочешь.

— О, — это предложение было для нее неожиданным, но от этого не стало менее приятным. — А у тебя есть…

— Пергамент, перья и почтовая сова? — Да, все это у меня есть. Я ведь не совсем отказался от волшебного образа жизни.

— Тогда я… — Гермиона вдруг почувствовала себя нелепо, разглядывая свои столовые приборы, как будто она снова была школьницей, страдающей от тяжелой формы застенчивости. Она снова подняла глаза, встречаясь с ним взглядом. — Спасибо.

ООООО

Сочинять письма оказалось труднее, чем ожидала Грейнджер. Сидя за большим и хорошо оборудованным столом в кабинете Снейпа, она едва смогла поднести перо к чернилам, как ее рука начала предательски дрожать. Гермиона вновь почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Она так долго отказывалась плакать по этому поводу, что теперь, однажды дав волю слезам, казалось, уже не могла остановиться.

Плачешь. Плачешь. Плачешь. Мерлин, это все, что ты делаешь. Что он подумает о тебе?

Интересный вопрос. Еще более интересным был вопрос: почему это должно ее волновать?

Но это было так. Боже, помоги ей, но это действительно ее волновало. Гермиона обнаружила, что, каким бы невероятным это не казалось, она наслаждалась его обществом. Его проницательные наблюдения, вспышки остроумия и черного юмора, его ясный и острый ум. Не было никакого сомнения в том, что Снейп был равным ей по интеллекту — и как бы она не любила Рона и как бы не была ему предана, нельзя было сказать то же самое о друге ее детства, ставшим в последствии возлюбленным и мужем.

Бывшим мужем. Бывшим.

И поэтому это имело значение. Гермиона не хотела выглядеть слабой или беспомощной, или глупой или какой-нибудь чрезмерно эмоциональной плаксой. И все же она боялась, что именно такой ее видели сейчас окружающие.

Точно.

Грейнджер судорожно вздохнула. Она закусила нижнюю губу и написала несколько строк Гарри. Однако когда она остановилась, чтобы прочесть написанное, то чуть не застонала от разочарования. Было совершенно не похоже, что это писала именно она. На самом деле, вообще не было похоже на то, что письмо писал человек. Это больше напоминало то, что мог бы написать тролль, страдая от припадка. Гарри никогда не сможет это прочесть.

Гермиона уронила перо на пергамент и закрыла лицо руками, пытаясь взять себя в руки.

— Знаешь, он идиот.

Голос справа от нее раздался так неожиданно, что немного напугал ее. Несколько минут назад, когда Гермиона поднималась по винтовой лестнице, отделяющей кабинет Снейпа от остальной части жилого пространства, она подняла страшный грохот. Как ему удалось так бесшумно подняться по металлической винтовой лестнице? Должно быть, это пришло с практикой, предположила она.

Гермиона вскинула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как он ставит перед ней на стол дымящуюся кружку с кофе.

— Что? — рассеяно спросила она, все еще думая о своей неудавшейся попытке написать письмо, — Гарри?

— Нет. Только не Поттер. Ну, вообще-то, у меня появились кое-какие подозрения на его счет, теперь, когда ты упомянула об этом. Но я имел в виду человека, который причинил тебе все эти страдания.

Ленивым движением кисти он призвал к себе второй стул и, к вящему удивлению Гермионы, сел прямо напротив нее, так близко, что их колени почти соприкасались, пригвоздив ее своим взглядом.

— Уизли, — Северус просто выплюнул это имя. — Он чертов дурак и в один прекрасный день поймет это. А когда поймет, то будет вне себя. Запомни мои слова, Гермиона, он будет сходить с ума. Но не это главное.

— А что главное? — спросила Гермиона дрожащим шепотом. Ее сердце внезапно забилось где-то в горле.

Северус наклонился еще ближе и поднял руку, чтобы смахнуть единственную слезу, которая медленно стекала по ее щеке.

— Ты так далека от его уровня, — тихо сказал он. — Ты всегда была такой. Вот что важно, Гермиона. Чтобы ты это знала. Чтобы ты действительно это понимала. Это было очевидно с самого начала. С самого начала, еще тогда, когда вы были студентами, просто детьми в школе. В тебе было это качество, даже когда ты была маленькой девочкой, Гермиона, это… свет. И поскольку он всегда был рядом с тобой, этот свет отразился и на нем. И если Уизли обладал достаточной интуицией, чтобы хоть что-то об этом подумать, возможно даже заметить его, то, я уверен, что он просто предположил, что тоже излучает часть этого света. Но это было не так. Это была ты. Только ты. И если он еще не заметил, что его жизнь вдруг стала темнее и холоднее, то это произойдет очень скоро. Ты замечательная, Гермиона. Я замечал кое-что из этого еще в те дни, когда ты училась в Хогвартсе, но теперь… теперь этого света достаточно, чтобы сбить человека с ног. Даже когда ты потеряна, опечалена или не уверена в себе, ты… милый Мерлин, ты так ярко сияешь. Ты замечательная, и ты должна это знать. Тебе нужно это принять. Ты не сделала ничего, чтобы заслужить от него такое обращение. Ты ничего не сделала, чтобы заслужить это. Все это лишь его собственная глупость, слепота и эгоизм вот и все. Ты понимаешь — все? Гермиона, ради Бога, скажи, что ты это понимаешь.

— Я… я… — у нее закружилась голова. Она не знала, что думать, во что верить и что понимать. Она была просто потрясена его словами. Совершенно ошарашена.

Когда Северус снова заговорил, его голос звучал еще тише; не громче рокота из глубины его горла. А его рука — Боже милостивый, поняла Грейнджер, его рука — все еще была прижата к ее щеке. Он никуда не отдергивал ее, а теперь пальцами обхватил всю сторону лица нежно, так нежно, хотя пальцы были огрубевшими и мозолистыми от многолетнего воздействия редких ингредиентов.

В этой руке было столько тепла и силы — как и в человеке, которому она принадлежала, — в этом молчаливом, таинственном, погруженном в себя человеке, который только что открылся ей, так неожиданно и на таком глубоком уровне.

— Ты должна в это верить, — сказал Снейп. — Ты должна в это верить. Прошу тебя.

Все это происходило так быстро и казалось до такой степени диким, что в какой-то момент вся ситуация должна была выйти из-под контроля, что было весьма пугающе. Но этого не произошло. Все было совсем не так. Наоборот, он чувствовал… все это было так совершенно и абсолютно правильно, как будто все это было каким-то образом предопределено.

Казалось, какая-то сила, что-то внешнее и в то же время, тесно связанное с ней — можете назвать это Богом, судьбой или проведением, называйте как хотите — вела Гермиону, вела, иногда, черт возьми, подталкивала — именно к этому моменту времени. Именно в этот единственный невероятный миг, от которого у нее перехватило дыхание.

— Похоже, что это возможно, — хрипло сказала Гермиона, а затем тяжело сглотнула и на мгновение зажмурилась. Еще две крупные слезинки скатились по ее лицу. — Но только когда эти слова исходят от тебя.

— Тогда мне просто придется постоянно говорить тебе это.

Глаза ее снова распахнулись, когда она почувствовала, как его губы коснулись ее в коротком, дразнящем поцелуе. Северус отстранился и, криво улыбнувшись, сказал ей:

— И я говорю тебе это, — Снейп снова легко коснулся ее губ своими. — И снова говорю это.

Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова, но на этот раз она его опередила. Гермиона обняла его и прижалась своими губами к его губам в гораздо более глубоком и настойчивом поцелуе, чем любой из тех быстрых и осторожных, которые ему предшествовали. В ответ Северус обхватил ее руками и притянул ближе, прижимая к себе с такой силой, что она соскользнула со стула. Они оба упали на пол и стул, на котором сидел Снейп, тот, который он призвал к себе несколько минут назад, преобразился в перину так быстро, что, когда они приземлились, она уже ждала, чтобы их принять.

— Вау, — выдохнула Гермиона, все еще находясь под впечатлением. — Ты невероятный.

— Нет, Гермиона. Это ты невероятная. И ты заслуживаешь всего самого лучшего. И ничего кроме этого. Ты пережила войну, горе, ужасные потери и предательство. Ты пережила достаточно травм и душевных страданий, которых хватит на всю жизнь. Ты такая… измученная… Трудно видеть тебя такой и при этом не желать причинить вред… кое-кому, — по тону Северуса было совершенно ясно, кем на самом деле являлся этот кое-кто.

— Но, ты можешь оставить это позади, — продолжил он мгновение спустя, — если это именно то решение, которое ты примешь. Ты можешь оставить все это позади и не оглядываться. Я знаю, о чем говорю. Вот почему я был так потрясен, когда подумал, что кто-то меня преследует. Потому что я покончил с прошлым и не хочу оглядываться назад. Ни сейчас, ни когда-либо еще. Это такая свобода, Гермиона. Это потрясающе.

— Это потрясающе, — пробормотала Грейнджер, глядя на Снейпа снизу вверх. Он опирался на локоть, склонившись над ней; она лежала на спине, наполовину погрузившись в волнистую мягкость наколдованной перины. Ее волосы веером рассыпались вокруг нее, образовав взъерошенный венец каштанового цвета. — Это безумие. Это… происходит так быстро, и все же… и все же… ты тоже это чувствуешь, тебе кажется, что это должно было случиться, что все именно так, как должно быть? Что здесь работает что-то большее, чем мы?

Гермиона мысленно перебирала последовательность событий, которые привели их именно к этому моменту. Снейп вынужден был искать здесь убежище. Она также искала убежище именно здесь. А затем произошла удивительная череда событий, благодаря которым Грейнджер оказалась на его пути. Потеряв кошелек, она заблудилась и внезапно оказалась в отчаянном положении одна и без палочки, за полмира от своей зоны комфорта, своей сети безопасности. Отдает пальто, отдает обручальное кольцо. А потом этот ужасный агрессивный человек и автобус, и тот факт, что ее бывший профессор был там. Прямо там, точно в нужное время и в нужном месте, чтобы спасти ее, и… и…

— Я хочу сказать, — проговорила Гермиона с едва заметной неуверенностью в голосе, — что все это не могло произойти случайно. Неужели…

— Нет, Гермиона, — мягко сказал Северус, — не случайно. Я верю, что лишь очень немногие вещи в этой жизни происходят случайно. Но самые важные вещи… они случаются по замыслу. И это довольно серьезная тема. Я думаю, жизнь длинная и переменчивая. Так что, просто…

(он поцеловал ее в левый висок)

-… я знаю, как для тебя тяжело это принять…

(затем в правый)

— …и если уж на то пошло, то мне тоже тяжело…

(поцелуй в ямочку между ключицами, что заставило ее задрожать)

— … но я убежден, что будет лучше, если мы не…

(дразнящий поцелуй в самый уголок ее рта)

— … не станем переосмысливать это.

И в этот момент Гермиона поняла, что полностью согласна с Северусом. Она приподнялась, прижалась к нему, обвила его руками и зарылась пальцами в его волосы, прижавшись губами к его губам, слившись с ним в одно целое. И все разговоры на какое-то время прекратились.

ООООО

Свет нового дня уже лился в окна, когда Гермиона покончила с корреспонденцией. Не вдаваясь в ненужные подробности, она изложила Гарри и директрисе Хогвартса основные сведения о своем нынешнем местонахождении и положении. Она попросила Гарри собрать и отправить ей кое-что из ее вещей в Хогвартсе и в первую очередь ее волшебную палочку. А также сообщила МакГонагалл, что уходит из школы в личный отпуск на неопределенный срок. Она не знала, писала Грейнджер каждому из них, когда вернется. Как оказалось, в Сан-Франциско ей предстояло исследовать гораздо больше, чем она ожидала, когда собиралась в свой отпуск в одиночестве. Несмотря на то, что Гермиона не собиралась возвращаться в свой отель на Рыбацкой пристани или в любой другой отель, если уж на то пошло, ей довелось наткнуться на бесконечно лучшие условия проживания.

И в этот раз, когда она писала, ее рука совсем не дрожала.