Йолакоттуринн (джен)

Старая Линд вяжет митенки и варежки, несмотря на то, что тёплую одежду легко можно купить в ближайшем супермаркете. Для тыльной стороны ладони выбирает узор из снежинок, похожих на древние магические руны, что призваны провести путников через непогоду и защитить от чужой зависти и колдовства. Парочку волшебных знаков размещает на детской шапочке — чтобы снилось лишь то, чего желает сердце, и обязательно вплетает руну плодородия в узор шарфика для Маргрет — своей старшей внучки, в чьём доме даже после десяти лет брака так и не раздался детский смех.

— Что ты делаешь, бабушка? — маленькая Уннер у Линд любимица. У неё вздёрнутый носик и волнистые светлые волосы, такие же, как когда-то были у самой Линд. Уннер не закатывает глаза, когда Линд рассказывает о проделках «скрытых жителей», и с удовольствием запоминает длинные исландские слова, которые не часто услышишь в шумной тесной многоголосой Америке.

— Вяжу. Ты знаешь, что в Исландии все вяжут — и женщины, и мужчины, и дети? Пастухи не прекращают вязать ни на минуту, перегоняя отары овец и стада коров с места на место, а фермерские жены не выпускают спиц из рук, даже ложась с мужем в постель.

— Папа говорит, что вязание — это женское занятие, — корчит носик Уннер. — И что теперь здесь, в Америке, всем вязать вовсе не обязательно…

— Твой папа уже лет в семь мог обеспечивать сам себя превосходными носочками, — парирует Линд, улыбаясь воспоминаниям о худеньком розовощёком мальчишке в колючем свитере. — Он так боялся не успеть закончить работу к Рождеству! Ещё бы! Никто не хочет стать добычей людоедки Грилы и Йольского кота!

— Кто такая Грила? — громко и бесстрашно спрашивает Уннер. А ведь в детстве Линд имя злой великанши произносилось вполголоса — никто не хотел навлечь на себя беду.

— Грила живёт в горах Исландии, — начинает рассказ Линд зловещим шёпотом, не прекращая мерно постукивать спицами. — Чем больше ноют и капризничают дети, тем больше и сильнее она становится. В ночь Рождества она спускается с гор и ищет непослушных и вредных малышей, чтобы хорошенько ими полакомиться… Вместе с ней из горных пещер спускается и Йольский кот. Он бродит по селениям и ищет себе на ужин тех, кто не обзавёлся к праздникам шерстяной обновкой. Поэтому я и вяжу подарки для тебя, твоих родителей, братьев, сестёр, тётушек и дядюшек. Кому носочки, кому шапочку, а кому шарфик…

— Но мы ведь не в Исландии, — смешно фыркнув, замечает Уннер. — Йольский кот не доберётся до нас через океан!

Линд тяжело вздыхает, с тоской вспоминая бескрайние снежные просторы, высокие силуэты вулканов и волшебный блеск северного сияния над головой, воспроизвести который не в силах ни одна фотография. Сможет ли она когда-нибудь увидеть его вновь? Захотят ли вернуться на родину своих предков внуки? Будут ли они черпать в этих землях силу или шумной толпой туристов пробегутся по сувенирным лавкам? И как объяснить им, родившимся так далеко от страны льда и огня, что истинный дом — это не просто место на карте, что текущая в их жилах кровь викингов, ступивших на земли Нового света задолго до Колумба — это повод не для стыда, а для гордости, и что древние сказки, передающиеся от поколения к поколению — это не просто сказки…

— Хочешь попробовать? — улыбается внучке Линд, извлекая из корзины новый клубок шерстяной пряжи. Терпеливо объясняет, как обернуть нить вокруг пальца и набрать петли. Непокорные неприрученные спицы так и норовят выскочить, выдернуть пряжу из неумелых детских рук, но маленькая упрямая Уннер не привыкла сдаваться так просто. Захваченная новой забавой, она, сосредоточенно высунув изо рта язык, вяжет своё первое полотно.

— У меня получается, бабушка! — восторженно замечает Уннер, глядя на результат своего труда. — А я теперь смогу связать себе носочки как папа?

Уннер так и засыпает, не выпустив спицы из рук, и когда Линд относит внучку в постель, ей вновь вспоминается треск очага в родном доме, невинные лица её детей, верящих в чудо и надеющихся отыскать в своих башмаках поутру яблоко или апельсин, весёлые песни вокруг костра, отгоняющие тьму и скрывающихся в ней злых, враждебных людям духов.

В витрине магазина, что напротив их дома, крутится и машет рукой толстый Санта-Клаус. Откуда-то негромко доносится навязчивое Jingle Bells, а старая Линд вновь садится в кресло и берётся за работу. Металлический отлив на окне на миг вздрагивает, когда на него приземляется толстый, только на вид неповоротливый чёрный кот.

— Здесь у тебя нет власти, — спокойно отвечает Линд в ответ на вопросительное мяуканье за стеклом, продолжая постукивать спицами. — К Рождеству все мои домочадцы будут с шерстяными обновками.

Пару долгих мгновений Йольский кот, уткнувшись носом в стекло, не отрывает хищного взгляда от скрючившейся над вязанием старухи. Руна здоровья — на свитере, в районе сердца, руна удачи — на левой пятке цветастого полосатого носка, руна защиты от злых сил — на варежке, там, где должен находиться указательный пальчик… Быстро и умело двигаются в костлявых руках стальные спицы, блестящие в свете электрического камина.

Йольский кот снова мурлычет, на этот раз одобрительно, и, взмахнув на прощанье пушистым хвостом, ныряет обратно во тьму.