Тайна дедушки Альберта (джен)

Белая плотная бумага шуршала слишком громко, и он бегло оглянулся по сторонам, чтобы убедиться — никто не услышал ли его движения и не заметил, как дрожащие пальцы выудили из скрипящего ящика стола ценный лист. За спиной было тихо. На продавленном матрасе в углу комнаты спокойным сном спали родители и он осторожно покинул спальню, обойдя все скрипящие половицы. Войдя на кухню, он сел за высокий стол и зажег лампочку. Она неприятно моргнула и затрещала, слабо загораясь, но её света было достаточно. Ядовито-зелёные цифры на электронных часах показывали "00.20", значит уже наступил сочельник. Самое время сделать это.

Он открыл маленький металлический пенал и достал старую шариковую ручку. Таких уже почти не осталось и папа наверняка рассердится, если узнает, что он ее взял. Но для того запретного дела, что он задумал, она подходит лучше всего. Он снял колпачок и немного потряс рукой, приготавливаясь писать.

"Дорогой Санта" — вывела его неумелая мальчишеская рука. Он давно решил уже, что именно попросит, но прежде, чем начать писать заветные слова, заколебался. А если узнают мама и папа? Кристиану было уже девять, но встречаться с гневом родителей ему доселе не приходилось, он был послушным мальчиком. Хотя прежде он и не делал ничего, сравнимого по дерзости с этим... Он сглотнул неприятный комок и обернулся на дверь. В коридоре было по-прежнему тихо.

Тогда он снова опустил ручку на шершавую бумагу. "Меня зовут Кристиан, — продолжил он письмо, — у меня есть одно заветное желание". Рука снова оторвалась от бумаги и ему вдруг стало стыдно. Он знал, что писать Санта-Клаусу нельзя ни при каких обстоятельствах, за это будут сильно ругать, и если он всё же сделает это, произойдет что-то страшное и непоправимое, если верить взрослым... Но ведь он видел на старых открытках как добрый краснощёкий дедушка собирает у весёлых мальчишек и девчонок письма с их желаниями в большой мешок, разве нет? Он читал на больших страницах мягкой белой бумаги, с такими яркими картинками, про доброго волшебника Святого Николаса, который приносит в дом праздник и радость. Не будь его желание таким важным, таким серьезным, таким взрослым, он и не подумал бы нарушить запрет. Да и что плохого может случится?

Он снова посмотрел на белый лист и продолжил выводить буквы. "Пожалуйста, добрый Санта" — появилось на бумаге, но внезапно раздавший сзади резкий звук открывшейся двери заставил Кристиана вздрогнуть. Он испуганно обернулся и увидел на пороге высокую фигуру в коричневом заплатанном свитере. Сердитые карие глаза смотрели на него гневно, и Кристиан весь сжался под этим взглядом.

— Ну и кому пишем? — дедушка, опираясь на трость, зажатую в правой руке, подошёл к внуку и выдернул из рук письмо. — Санте? А разве тебя не учили тому, что писать ему запрещено? Ты знаешь, что можешь навлечь на нас всех?

Дедушка Альберт, поставив трость около стены и разорвал недописанное письмо на четыре части.

— Сейчас я не буду включать электропечь, чтоб сжечь тот мусор. Она каждый раз шумит, как не знаю что, всех разбудит. Ты же не хочешь, чтоб о твоём поступке узнала добрая половина жителей нашего бункера?

Кристиан отвернулся от дедушки, чтобы тот не увидел, как по щеке пробежала маленькая слезинка, а затем вторая, третья... Он ведь даже не написал тех самых заветных слов! Не написал чего он так желает!

— Тебе не нужно отворачиваться, чтобы плакать. Мы родные люди, как-никак! — дедушка присел на кресло, стоящее неподалёку от стола. — Ну иди ко мне, Кристиан.

— Не пойду, — Кристиан утёр кулаком слезы. Как дедушка Альберт их увидел?

— Кристиан, ну ты чего? Обиделся?

— Да, обиделся!

— За письмо? — Кристиан повернулся и посмотрел прямо в карие родные глаза. Неужели дедушка Альберт не понимает?

— Письмо — полдела! — такое интересное словечко — полдела — Кристиан подхватил у мистера Трая, жившего в соседней комнате. — Может, если бы вы — взрослые — мне всё объяснили, я и не стал бы писать! Но нет, когда я спрашиваю у мамы, папы — да у кого угодно! — почему нельзя писать Санте, они лишь опускают глаза, говорят "расскажу, когда вырастешь" или "не твоего ума дело", будто бы я глупый младенец, ничего не понимающий в делах, но я не маленький! Я умею хранить тайны и вообще, я уже взрослый! Папа даже обещал, что на следующий день рождения на две минутки я смогу выйти из бункера на поверхность! Я знаю, что там обитают большие и опасные монстры, из-за которых люди и начали жить под землёй, но две минуты — это недолго! — Кристиан не заметил, как перешёл на крик.

Дедушка Альберт замер, удивлённо глядя на внука.

— Так вот оно что... — тихо сказал он после небольшой паузы.

Кристиан вдруг почувствовал, как его изнутри сдавливает стыд. Зря он наорал на дедушку. Тот всегда о нём заботился. Именно дедушка Альберт научил его читать, открыл двери в новые миры. А как же посиделки у электропечи, когда дедушка рассказывал ему удивительные истории о некогда прекрасном мире за пределами бункера? О зелёном ковре травы, устилающем землю, о ярком солнце, поливающем мир своими лучами. Дедушка Альберт умел рассказывать и описывать мир до нашествия злых монстров.

— Деда, прости, пожалуйста, что накричал, — Кристиан подошёл к дедушке и обнял его, уткнувшись лицом в серебряную и немного колючую бороду.

— Да что ты. В чём-то ты прав, — дедушка Альберт обнял внука. — Просто твои родители и другие не говорят тебе, почему нельзя писать письма Санта-Клаусу, не из-за того, что не доверяют тебе, а по другой причине.

— Какой же? — Кристиан сел на подлокотник кресла и посмотрел на дедушку.

— Они просто не хотят, чтоб ты разочаровался в Санте, — дедушка Альберт нежно провёл своей широкой ладонью по каштановым волосам Кристиана, убирая выскочившую прядку обратно за ухо.

— А разве есть причина, по которой я могу разочароваться в нём? — Кристиан удивлённо посмотрел на дедушку. Тот опустил взгляд, облизнул языком нижнюю губу, нахмурил пушистые брови. Всё то же самое делали другие взрослые — хмурили брови, закусывали или облизывали нижнюю губу, когда Кристиан спрашивал, почему в их бункере не разрешают писать письма доброму и щедрому Санте. Но он всем сердцем продолжал надеяться, что сейчас дедушка Альберт наконец даст ответ на долго мучивший вопрос. Почему же нельзя писать Санте?

— Думаю, ты и вправду достаточно взрослый, чтоб узнать ответ. Быстро начала нынче молодёжь взрослеть, — дедушка Альберт вздохнул и продолжил, — Эта история тех времён, когда люди ещё жили на поверхности нашей планеты...

Дедушка сделал долгую паузу и Кристиан подготовился к новой увлекательной и, главное, правдивой истории о Санте и о людях, ведь именно со слов "эта история..." дедушка Альберт всегда начинал свои самые интересные рассказы.

— Эта история, милый мой Кристиан, тех времён, когда люди ещё жили на поверхности нашей планеты, — повторил дедушка. — Я был тогда таким же мальчишкой, как ты сейчас, и всегда с нетерпением ждал Рождество. Мы жили в доме из красного кирпича — такие еще можно увидеть на старых открытках — и на Рождество ставили в гостиной большую живую ель.

— Живую?! — Кристиан ошеломленно открыл рот.

— О да! Мой отец всегда ездил на ярмарку и выбирал самую большую и пушистую ёлку, не жалея на это денег. Их выращивали специально к Рождеству, так что каждая семья могла порадовать себя свежим запахом хвои и красотой настоящей зелени.

Дедушка Альберт прервался и бросил тоскливый взгляд на маленький обеденный стол за спиной у Кристиана. На нём сиротливо стояла блеклая пластмассовая ёлка — жалкое подобие настоящего дерева. Но и её пришлось добывать с большим трудом. После периода Ухода под землю — так они в бункере называли катастрофу две тысячи тридцатого — всё извлечённое с поверхности стоило очень дорого. Ёлку дочь выменяла на месячный запас белкового сублимата. Но Кристиан так радовался ей, что дедушка Альберт готов был бы ещё месяц просидеть на одних только углеводах.

— Так вот, Кристиан, — продолжил дедушка свой рассказ, — в ту пору каждый ребёнок, а бывало, что и верящий в волшебство взрослый, писал Санте большое длинное письмо, в котором рассказывал ему о самых сокровенных желаниях. И если Санта Клаус видел, что весь год ребёнок вёл себя хорошо — слушался старших, прилежно учился, не хулиганил — то обязательно исполнял его просьбу. Ночью в сочельник, когда все яркие электрические лампы гасли, он пробирался в дома через большие каминные трубы и клал в висевшие носки свои подарки. Ведь Санта был добрым волшебником и ребята знали, что в его власти исполнить их самые смелые мечты.

Дедушка провел своей большой морщинистой рукой по колючей бороде и посмотрел будто сквозь Кристиана.

— В сочельник страшного две тысячи сто тридцатого года один мальчик тоже стал писать письмо Санте. Он был счастливым ребёнком, этот мальчуган: рос в достатке, ходил в школу, ни в чём не нуждался. У него были заботливые и внимательные родители, много добрых друзей. Зима была его любимым временем года! Отец водил его на замёрзшее озеро и они катались на острых коньках по гладкому синему льду, гоняя шайбу, и много-много смеялись. В то Рождество этот мальчик получил от родителей и друзей всё, что хотел, и решительно не знал, чего же попросить у Санты. Он долго сидел над раскрытым листом и размышлял. Он думал о Санте, представлял его в красном костюме и с большим мешком, видел как он запрягает своих оленей вечером двадцать четвёртого декабря и отправляется в путь, исполнять чужие желания, — дедушка замолчал и печально улыбнулся Кристиану. — И вот этот мальчик, добрый и наивный, внезапно понял, что у Санты, должно быть, тоже есть своё заветное желание. И тогда мальчик решил попросить в этот раз у Санты исполнения самого заветного желания — но не своего, а желания Санты. И он написал на чистом листе судьбоносные слова: "прошу тебя, Санта, в это Рождество исполни свое самое сокровенное желание", — дедушка Альберт снова замолчал.

— И что же было дальше, дедушка? — разрушил наступившую тишину Кристиан. — Что пожелал Санта?

Дедушка тяжело вздохнул и посмотрел в глаза внуку. Кристиан был самим дорогим, что было в его долгой и трудной жизни, и он был так похож на него самого... Врать, глядя в его большие любопытные глаза, было немыслимо. Нужно было сказать ему горькую правду, но как?

— Я расскажу тебе всю правду, дорогой, — решился, наконец, дедушка и перешел к самой страшной части своей истории.

* * *

В одном отдалённым уголке Лапландии, не нанесённом ни на одну карту, не указанном ни в одном атласе, стоял деревянный домик в два этажа. Темным декабрьским днем, почти не отличимым от ночи, впервые за год послышался в домике едва уловимый хруст бумаги, а разогретый ярким камином воздух наполнился запахом чернил шариковых ручек. Несмотря на то, что люди уже давно перешли на удобные микропланшеты, заменившие устаревшие тетрадки и блокнотики, традиция писать Санта-Клаусу письмо именно на бумаге сохранилась.

Огромные стопки бумаги, хранившие в себе заветные желания, были перевязанные лентами и заполняли собой комнату.

Санта устало посмотрел на эти башни и перевёл взгляд на камин, в котором потрескивали угли, загораясь оранжевым пламенем. Как бы он хотел засунуть все эти письма в огонь, сжечь их дотла, собрать пепел и сжечь его снова, и снова, и снова... Как жаль, что его желания не исполнимы и что вместо счастливого и спокойного вечера ему предстоит долгое и скучное чтение розовых соплей и глупых детских фантазий.

В их глазах он добрый, щедрый волшебник, обожающий Рождество, детей и другую подобную ерунду.

Санта усмехнулся. Сев в кресло, он снял противную красную шапку с белым помпоном на конце, уж больно жарко в ней было. Он был бы не прочь снять и мерзкий костюм того же невыносимого цвета, но другой одежды не было — в чём уж послали! А ходить в трусах — это какое же унижение!

Санта-Клаус взял в руки первое попавшееся письмо, пробежался глазами по прыгающим строчкам почти не читаемого почерка и брезгливо поморщился.

— Какая мерзость. Особенно это: "я слышала от мамы, что ты очень любишь Рождество, поэтому и даришь подарки детям". Деточка, я ненавижу Рождество. И подарки. И тебя тоже, — Санта кинул листок на стол. — Значит, если я дарю подарки, то люблю Рождество, это твоя логика? — на бледных губах появилась горькая усмешка. Если б только так и было! Если бы он был добрым дедушкой с длинной белой пушистой бородой и очками, который искренне бы любил приносить уют, счастье, ну и, конечно, подарки в дом...

— Милый, я приготовила ужин! — миссис Клаус почти влетела в комнату, как всегда озаряя её весёлой улыбкой.

Она появилась в его доме несколько столетий назад и временами жутко надоедала своей неисправимой веселостью. Но сделать с этим ничего было нельзя — на лице той куклы, что осталась не подаренной загадавшей её много лет назад девчонке, сияла омерзительно широкая улыбка и как он ни старался, стереть ее не получилось. Девчонка заболела и умерла, не дождавшись Рождества, а заколдованная кукла — теперь миссис Клаус — приносила ему завтрак, обед и ужин и надоедала постоянным смехом. Сделать куклу человеком Санта-Клаус мог, а изменить её характер уже нет.

— Так неси же его сюда, — зло отозвался он и резким движением откинул в сторону очередное письмо.

Придется наколдовывать подарки всем этим бестолковым детишкам и нырять в грязные каминные трубы с огромным мешком. Он встал с кресла и подошел к обеденному столу, возле которого уже суетилась миссис Клаус, надевшая по случаю праздника нарядный зеленый передник. Пока она накрывала на стол, в комнату с огромной стопкой новых писем зашел его непутевый помощник, садовый гном-переросток, увеличенный его волшебством до размеров десятилетнего человеческого ребенка.

— Снова письма? — пробурчал Санта, беря в руки десяток конвертов с самого верха стопки.

Помощник затравленно кивнул. Санта начал резко вскрывать конверты и вынимать их содержимое.

— Новый планшет, а тут — снова микродрон, — кривясь, озвучивал Санта детские желания и бросал прочитанные письма на пол, — тьфу, еще одна голографическая раскраска, — очередное письмо полетело на пол и толстые пальцы залезли в следующий конверт.

Губы Санты презрительно скривились, когда он вынул плотный лист с пляшущими буквами. Но лишь только его взгляд упал на текст, как он застыл. Брови его удивленно поползли на лоб, а глаза широко раскрылись. Он отбросил остававшиеся нераскрытые конверты и вцепился обеими руками в письмо. Глаза вновь пробежали по строчкам и на лице его проступило выражение торжества. Он широко улыбнулся и громко засмеялся.

— Наконец-то! — прокричал Санта-Клаус, сжав руки в кулаки. — Этот день настал! — он посмотрел безумным взглядом на миссис Клаус и гнома-переростка. — Я свободен! Свободен! Проклятие сброшено!

Как долго же он ждал этого и, наконец, — свершилось! Какой-то глупый мальчишка пожелал, чтобы Санта исполнил свое самое сокровенное желание. И теперь он — изгнанный из мира волшебников, проклятый всеми преступник, в наказание отправленный на Землю для унизительной работы, заключавшийся в исполнении роли клоуна, дарившего раз в год подарки, обрёл силу исполнять свои собственные желания. Если он правильно понимал, то заветным желанием этого мальчугана было исполнение желания Санты... А какая работа Санты? Правильно! Исполнять желания детей! Как же он может отказать этому дитечку?

Теперь-то уж он поквитается со всеми этими сопляками-детьми и их родителями, перед кем он на протяжении многих сотен лет приклонялся. В этом и заключалось его наказание, озвученное на планете Малукрий — откуда Санта был родом — дарить счастье. А что может быть унизительней и противней для злодея? Дарить счастье значало для Санты быть рабом. Ну ничего, теперь он уничтожит все людские мечты и надежды! Это будет лучшее Рождество за всю его бесконечно долгую жизнь! И первым, за что он возьмется, станет это ужасное рождественское дерево — гнусный символ его страданий. Все эти счастливые наивные семьи с надоедливыми детишками уже поставили в своих гостиных нарядные ёлки и наверняка разложили под них подарки.

— Что ж, настала пора показать им истинный лик Рождества! — воскликнул Санта и, сосредоточившись, щёлкнул пальцами.

И в этот миг во всех домах земли, готовых к Рождеству, ожили украшенные к празднику ели. Они стряхнули с себя мишуру, осыпали половицы осколками тонких стеклянных игрушек и направились крушить мирно спящие дома. Но этого Санте было мало. Люди должны были сполна заплатить за его мучения.

Быстрым шагом вошел он на маленькую кухню и резким движением сгреб имбирных человечков, остывавших на противене, в большой мешок. Закинув мешок за спину, он вышел во двор, сел в свои зачарованные сани и направился в ближайший большой город. Усталые люди, что встречались ему среди серых бетонных домов, спешили к праздничному ужину.

— Счастливого Рождества! — окликнул его усатый мужчина с золотистой бутылкой шампанского под мышкой, когда он выбрался из саней и ступил на мостовую.

— Счастливого! — усмехнулся Санта в ответ и достал из мешка имбирных человечков.

Положив их на раскрытую ладонь, он резко подул, и они в одно мгновение стали оживать. Встав на ноги, человечки повскакивали с его ладони и стали увеличиваться в размерах. Бутылка выпала у мужчины из-под мышки, глаза его полезли на лоб и он с громким криком ринулся вниз по улице. Имбирные человечки все росли и росли, пока, наконец, не превысили в росте фонарные столбы. Тогда Санта махнул на них рукой и, ведомые его магией, они направились крушить дома вокруг.

Санта засмеялся.

— Счастливого Рождества?! Будет вам счастливое Рождество!

Он прошел дальше по улице вслед за своими имбирными монстрами и вышел на перекресток, где стоял большой празднично украшенный торговый центр. Подойдя к витрине, из которой на него смотрела его пластмассовая копия, окруженная всякого рода куклами и мягкими игрушками, он щелкнул пальцами и выпустил целую армию пупсов, кукол барби, пластмассовых солдатиков и плюшевых медведей. Подобно имбирным человечкам, они начали быстро увеличиваться в размерах и отправились по приказу Санты в сторону местного театра, где под новый год всегда давали безвкусные рождественские спектакли.

На произведенный на площади шум стали стекаться люди, приехали машины с громкими и яркими мигающими огнями, но Санту это не тревожило. Он обратил взгляд на соседнюю витрину и заулыбался. Под толстым прозрачным стеклом стоял собранный из тысячи деталей маленькой лего-мозаики красно-черный дракон. Мгновение — и он тоже ожил, покинул витрину и стал превращаться в огромного монстра. Один щелчок пальцев — и дракон извергает столб яркого пламени, что пожирает людей и противно сигналящие машины.

Окинув взглядом разрушенную площадь, Санта засмеялся глубоким грудным смехом. Он подошел к дракону, забрался на его спину и взлетел над городом, чтобы своими глазами увидеть причиненные им разрушения. Пролетая над густо населенными кварталами и заставляя дракона уничтожать один за одним маленькие украшенные к Рождеству домики, Санта наслаждался чувством собственного могущества и вседозволенности.

С тех самых пор на поверхности Земли правил он — Злой Санта, безжалостный кровавый волшебник, принявшийся мстить за годы страданий и унижений.

* * *

Голос дедушки Альберта затих. Кристиан потрясенно смотрел в пол и дедушка не спешил его тревожить.

— Выходит, Санта никакой не добрый волшебник? — встревоженно переспросил Кристиан. — И монстры! Это он их заколдовал.

— Нет, милый, не добрый, — вздохнул дедушка. — Своим неосторожным желанием тот мальчик выпустил наружу великое зло, и теперь все мы вынуждены жить под землёй, не чувствуя дуновения ветра и тепла солнечных лучей. Хотел бы я, чтобы он поступил иначе...

— Мы не пишем письма, потому что выдадим своё местоположение, верно? — тихо спросил Кристиан, будто боясь, что Санта-Клаус может его услышать.

— Верно. Эти письма имеют волшебную способность всегда доходить до Санты. а нам это совсем ненужно, — дедушка Альберт погладил внука по голове. — Расстроился?

— Не знаю. С одной стороны, как говорит мама, лучше горькая правда, чем сладкая ложь, но с другой... Дедушка, тебе было бы больно, если бы то, во что ты верил взяло бы и подставило тебя? — Кристиан посмотрел на дедушку.

— Ох, Кристиан. Конечно. Я очень расстроился, когда узнал правду о Санте. Но твоя мама права, какой бы приятной не была ложь, лучше правды ничего нет.

Дедушка замолчал и Кристиан тоже словно погрузился в себя. Вот он и получил ответ на вопрос. Страшный, взрослый, но правдивый ответ. И что с ним делать, Кристиан пока не знал. Но он обязательно узнает, он же уже взрослый! А взрослые всегда решают свои вопросы и проблемы. Крепко обняв дедушку и пожелав ему спокойного сна, Кристиан пошел к выходу из кухни, но на полпути остановился и обернулся.

— Знаешь, дедушка, я считаю, что тот мальчик не виноват, — твердо сказал он. — Он не знал. Нельзя винить его в том, что случилось.

— Иди-ка ты спать, — усмехнулся на это дедушка. — Ночь на дворе.

— Спокойной ночи, дедушка, — снова попрощался Кристиан, но так и остался стоять на полпути к двери, будто решаясь на что-то. Внезапно он снова заговорил: — Я никому не скажу о том, что ты мне рассказал.

— Хорошо, — дедушка Альберт улыбнулся, — Спокойной ночи, внучок.

— А ты что, не пойдёшь пока в комнату?

— Пока что нет. Хочу немного посидеть. А ты иди, иди. Не волнуйся. Куда уж я, старый, денусь. Только дверь не закрывай!

Дедушка Альберт проводил взглядом макушку Кристиана, пока та не исчезла за поворотом.

"Эх, сейчас бы включить электропечь, да шуметь начнёт. Свитер уже не греет", — подумал дедушка Альберт и вдруг улыбнулся. Пусть он и не станет включать электропечь, которая может не только сжечь обрывки никому уже ненужного письма, но и согреть, но зато теперь он точно знает, что Кристиан не винит своего дедушку в апокалипсисе. Не винит, что когда-то, по своей глупости и доброте, дедушка Альберт написал в письме Санте "прошу тебя, Санта, в это Рождество исполни своё самое сокровенное желание".