Вместе по собственному желанию (гет)

Бессмысленно проворочавшись около двух часов, но так и не заснув, Гермиона встала с постели и какое-то время сидела на подоконнике, рассматривая в лунном свете соседние дома и небо — более звёздное, чем в Лондоне, но всё же не такое яркое, как над тем же Хогвартсом. Слова Северуса заставили её о многом вспомнить и кое-что переосмыслить, а ещё выявили то, о чём она даже не думала: ей уже было сложно представить свою жизнь без Северуса Снейпа.

Когда-то самый ужасный преподаватель Хогвартса, мучивший её подколками, придирками и язвительностью, спасённый ею совершенно случайно, но оттого не менее желаемо, за все эти годы после победы ставший достаточно близким человеком, помогавшим, дававшим ей, оказавшейся в волшебном мире совсем одной, советы вместо родителей, застрявшим где-то между ролями «наставник» и «друг», но никогда не пытавшимся перейти в статус «возлюбленный».

Как так получилось, что именно его имя — единственное имя — было у неё в голове, когда она решилась выйти замуж? Ведь было много мужчин, которые согласились бы, не раздумывая: Гермиона была не богата, но Кингсли ставил именно на неё — и все это прекрасно понимали. Но она знала, что если и решится на эту авантюру, то только с ним, только если он согласится. И он согласился. А теперь всё рушилось, как замок на песке, сносимый приливом.

Хотя она только сейчас впервые поняла то, что действительно хотела бы на самом деле остаться рядом с Северусом, не потому, что обоим это было бы выгодно и это стопроцентно сделало бы больно Гарри — она уже не думала об этом. Просто внезапно взглянув назад, на эти месяцы, что они провели рядом в статусе жениха и невесты, Гермиона почувствовала, что действительно хотела бы этого, по-настоящему, без игр и фикций: их разговоров обо всём, споров до пены у рта, тихого смеха над скабрезными шутками, полуулыбок, лёгких случайных касаний, его тёплых взглядов, редких объятий, ощущения заботы и поддержки, будто разлитых в воздухе в их теперь уже общем доме. Именно так ощущалась семья, и терять её, только что обретённую, было очень страшно. Может быть, ему было страшно ещё больше?

Она не представляла, что брак с Северусом может быть таким, но только сейчас Гермиона позволила себе признаться, что она надеялась, что их союз станет таким хоть когда-нибудь.

Северус дал её фактически сутки, но Гермиона понимала, что они ей не нужны.

Гарри был её лучшим другом, первой любовью, первым мужчиной и мечтой многие годы. Она отдала ради него практически всё, но он никогда об этом не просил, так что ставить это ему в вину она не могла. У них была страсть, всполохи, дерзость юности, но с Гарри у неё никогда не было чего-то важного: простого, тихого, уютного, семейного, настоящего и взрослого. Они всегда куда-то спешили, кого-то спасали, пытались что-то менять и не заметили, как изменились сами. Теперь ей было мало того, что он мог ей дать, даже если Джинни не было бы рядом с ним.

Северус был её наставником, коллегой в каком-то смысле, другом и теперь обещал стать семьёй. От одного взгляда на него не бежали мурашки по спине, но когда он смотрел на неё и улыбался, ей хотелось улыбаться в ответ. В его объятиях было спокойно и как-то правильно, словно там находилось её место, а запах трав, въевшийся в его одежду, стал синонимом дома. Иногда она смотрела на него, когда он работал, и не могла оторваться, жадно следя за каждым движением, с любопытством и улыбкой рассматривая изредка закушенную губу, морщины на лбу и переносице. Северус не был красив в широко известном смысле, но он завораживал, и это было, кажется необратимо.

Промучившись на подоконнике ещё некоторое время, Гермиона тихо спрыгнула на пол и, крадучись, вышла из своей комнаты, чтобы замереть у соседней двери. Прислушавшись, она пыталась понять, спит ли Северус и будет ли уместно попросить разрешения войти. Поначалу она никак не могла разобрать ни звука, но затем явственно услышала неторопливые шаги, и через мгновение дверь открылась. На пороге спальни стоял Северус в брюках и рубашке с закатанными рукавами.

— Не спится? — он окинул Гермиону оценивающим, истинно мужским взглядом, и она смущённо запахнула халат, под которым не было ничего, кроме белья, плотнее. И надо же было додуматься: пойти к Северусу ночью в таком виде!

— Тебе тоже? — она пожала плечами, не уверенная, что ей позволят войти. Он прислонился плечом к косяку и просто смотрел на неё, ожидая каких-то объяснений или, возможно, предложений — не просто же так она пришла к нему в третьем часу ночи. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Это не подождёт до утра? — в его глазах зажёгся испытующий огонёк, и Гермиона покачала головой.

— Если ты не против, я бы хотела сделать это сейчас.

Северус как-то странно хмыкнул и повёл плечом, делая шаг назад и открывая ей проход. Она, будто привязанная, двинулась следом. Застыв посреди спальни, она наконец огляделась, отметив початую бутылки огневиски на столике у камина и почувствовав запах сигаретного дыма. Значит, Северус тоже не мог заснуть, это не она его разбудила. На душе стало немного легче.

У него в комнате был камин, и сейчас в нём догорали поленья, всё еще немного потрескивая, но уже не обжигая жаром. Взвесив все за и против, Гермиона опустилась на ковёр у камина и прислонилась спиной к стене рядом с ним. Сбоку шло тепло, и она наконец почувствовала, что начала отмирать от всего, что сегодня произошло. Северус, ничего не говоря, прошёл за ней и сел с другой стороны от камина, вытянув длинные ноги и положив одну на другую. Не удержавшись, Гермиона тихонечко хихикнула: из-под штанин показались носки с летучими мышками — её насмешливый приятельский подарок на прошлое Рождество. Северус тогда закатывал глаза, называл невыносимой наглой всезнайкой и шутливо прогонял её домой. Поняв, из-за чего она веселится, он цыкнул и сам еле заметно улыбнулся.

Некоторое время они сидели молча. Северус не торопил, а Гермиона собиралась с мыслями, перебегая взглядом с Северуса на окно, с окна — на кровать, а с кровати — снова на Северуса. Наконец, глубоко вздохнув, она заговорила:

— Я никогда не думала, что буду чьей-то любовницей. Всегда считала, что это унижает. И в общем-то, толком ею так и не стала.

— А разве ты не… — он не знал, как именно задать свой давний вопрос так, чтобы не обидеть: слишком интересно было узнать, ради чего она пришла к нему глубокой ночью.

— Нет, — она покачала головой, мимолётно взглянув на него: было страшно увидеть в его глазах осуждение, но Северус смотрел с тихим интересом и даже чем-то, похожим на понимание. — С тех пор, как я решила предложить тебе вступить в брак, я больше не спала с ним и не встречалась нигде, кроме Министерства. Если ты об этом. А до того… Я не знала о Джинни, пока он не сделал ей предложение при мне на одном из семейных сборищ в Норе. И потом я поддалась всего пару раз — было больно, но я хотела забыться. Только не получалось. Не так.

Северус окинул её внимательным взглядом. Прошелся по нахмуренному лбу, подрагивающим ресницам и закушенной губе. Это всё было так знакомо, проверено на себе, и он отлично понимал, как непросто ей было решиться прийти сейчас к нему и рассказать всё это. Но всё же ему было важно узнать, и Северус, не утерпев, спросил:

— Почему?

— С детства представляла, что любовь — это что-то прекрасное, одно на двоих. Не на троих. Знаешь, ни одна девочка в детстве не мечтает о том, что станет любовницей своего лучшего друга, и тот предложит ей остаться третьей навсегда.

— Мальчики тоже об этом не мечтают, — колко, но не зло усмехнулся Северус, и Гермиона слабо улыбнулась:

— Наверное, тебе лучше знать. — Они немного помолчали, и она призналась: — И, несмотря на всё сказанное, последние дни я думала о том, могла бы я согласиться на это или нет.

Северус опустил голову, глядя в камин, но Гермиона видела, как он весь напрягся и буквально окаменел от её слов. Ей хотелось коснуться его, хотя бы взять за руку, чтобы почувствовать такое привычное уже тепло и поддержку. Потому что ещё никогда ей не было так трудно говорить о своих чувствах — будто она вообще часто это делала. Но что-то мешало, казалось, что если он сейчас её оттолкнёт, то это будет конец. А этого она желала меньше всего.

— И к какому выводу ты пришла? — его голос, такой глубокий и бархатный, когда он шутил или что-то доверительно рассказывал, склонившись к ней за ужином или сидя рядом на диване, сейчас казался сухим и безэмоциональным. Он был почти такой же, как в давние времена учёбы в Хогвартсе, и Гермиона поморщилась, отгоняя неприятные воспоминания. Северус же, видимо, принял это на свой счёт, потому что он прищурился и его губы искривила горькая ухмылка. — Хотя, можешь не объясняться, я понял.

— Северус, кто сказал тебе, что я продолжаю связь с Гарри? — вопрос прозвучал тихо, но был настолько неожиданным, что он вскинул голову и наткнулся на её пытливый взгляд.

— Люциус. Он видел вас у кабинета Поттера.

— Так я и думала. Да, он видел нас сегодня, когда Гарри требовал от меня ответа на вопрос, который, в общем-то, не подлежал не только обсуждению, но и обдумыванию. Мистер Малфой появился очень вовремя и прервал нас. Это помогло многое расставить по местам. Нас никогда не заставали вместе, и я впервые увидела, как бы всё было, выбери я его, согласись быть третьей в их с Джинни паре. Он дёрнулся, под взглядом Малфоя попытался сделать вид, что ничего не происходило и Люциус всё неверно понял. А меня практически молнией прошибло в тот момент: какую глупость я не то, чтобы совершила, но позволила себе о ней размышлять.

— Старый ревнивец, — облегчённо выдохнул Северус, и Гермиона удивлённо приподняла брови. — Люциус будет крайне рад, что так помог тебе, — его слова были полны язвительной насмешки и уже почти привычного тепла.

— Почему?

— Всё ещё надеется вернуть, наверное. Или просто по привычке заявляет права на то, чего не имел.

Гермиона пару раз приоткрыла рот и закрыла, так и не найдя достойных слов для ответа или уточнения.

— Что, поразил я тебя, девочка? Может, подумаешь ещё насчёт Поттера? — криво улыбнулся Северус, несмотря на собственные слова, напрягаясь и настораживаясь.

Она нахмурилась и осторожно уточнила:

— А почему я должна передумать?

— Из-за новых обстоятельств, которые ты узнала. — Северус пожал плечами и откинул голову назад, прижавшись затылком к стене, чтобы не поддаться искушению смотреть на неё.

— Меня вырастили современные люди, Северус, которые презирали притеснение и несправедливость по отношению к любому меньшинству. И поверь, в Хогвартсе я насмотрелась всякого, — Гермиона хихикнула и взглянула на него так внимательно, что ему пришлось повернуться и ответить ей тем же. — А почему вы расстались?

— Он женился на Нарциссе.

— Ты не хотел обижать её?

— Я не хотел быть на вторых ролях. Несмотря на то, что я тогда любил Лили, она уже вышла замуж за Поттера, а мне было… одиноко, наверное. И это казалось не такой уж плохой идеей. Люциус был и остаётся моим лучшим другом. А потом Нарцисса окончила Хогвартс, их семьи стали готовиться к свадьбе. И я ушёл.

Северус наблюдал, как она медленно осмысливала услышанное и сопоставляла их истории. Нахмурившись, она провела ногтями по бедру, скрытому халатом, и оставила на ткани заломы.

— А как же Драко? Ты же стал его крёстным. Это… странно, если честно. Я бы отказалась, если бы Гарри предложил стать крёстной его детей.

— Почему? Мы с Люцем остались друзьями, хотя он и был против разрыва. К тому же, тогда настало такое страшное время, они все так или иначе были мне дороги, я бы и сам не оставил этого ребёнка без защиты в случае чего, даже без специального обряда.

Гермиона кивнула, принимая его ответ, и задумчиво посмотрела в окно. Одна звёздочка задорно мерцала, и она подумала, что это где-то далеко летит самолёт. Внезапно захотелось улететь далеко-далеко, чтобы никто не мог её найти. Она бы взяла с собой только Северуса, если бы он захотел исчезнуть вместе с ней.

— Ты сказала, что вас никогда не заставали вместе с Поттером, — Северус заговорил резко, достаточно громко, чтобы она вздрогнула, выныривая из мыслей и пытаясь понять, чего он от неё хотел. — Но как тогда, что между вами было?

Она снова посмотрела на него и грустно улыбнулась:

— У нас было несколько недель в палатке Артура Уизли в лесах Шотландии, когда Рон нас бросил и мы остались с Гарри совсем одни. А потом, после победы, были редкие встречи и никаких обещаний. Мы всегда куда-то торопились, кого-то спасали, кому-то помогали, потом учились, каждый на своём месте, практически не пересекаясь неделями, а потом вступили на карьерную лестницу. Разве ты слышал хоть слово о том, что у меня или у Гарри с кем-то роман? Ведь все магические газеты только об этом бы и судачили, появись у них такая информация. И я бы не сказала, что Гарри был против объявления нас парой — просто нам это не было нужно и важно в тот момент. Но это бы слишком мешало нам обоим, потому, наверное, мы никому и не говорили, даже из ребят никто не знал. Уизли бы не поняли, а со всеми остальными мы виделись слишком редко.

— Что-то мало в твоём рассказе романтики.

— А кто говорил, что её было много? — Гермиона пожала плечами и подтянула колени к груди, утыкаясь в них подбородком и скашивая глаза на Северуса. — Он ни о чём меня не просил, ни к чему не принуждал, я всё делала по собственной воле.

— А как же твои родители? Он же ездил с тобой, насколько я помню, — он знал, что может сделать ей больно, но это было слишком принципиально. Это ставило под вопрос весь склад характера Поттера-спасителя, и Северус хотел знать точно: да или нет.

— Мы же с Гарри всегда были лучшими друзьями. Наши поездки все легко списывали на нашу многолетнюю дружбу. — Гермиона прикусила губу и упёрлась расфокусированным взглядом в стену камина, на которой плясали отблески догоравшего пламени. — Он пытался мне помочь, правда. Бился больше двух лет, искал лучших колдомедиков, связывался со специалистами из других стран, не жалел денег, хотя я была против. Но ты же знаешь не хуже меня, от забвения нет лекарства. И я была в курсе, когда делала это. Но они хотя бы остались живы.

Северус кивнул и понимающе промолчал. Он помнил, как она пришла к нему поздно вечером, вернувшись из Австралии, куда то и дело летала, пытаясь вернуть родителям память после наложенного ею заклинания «Обливиэйт». Последний врач из найденных подтвердил невозможность возвращения воспоминаний, говорил о стёртых личностях и слишком большой силе магии, применённой к ним. Гермиона отчаянно горевала, но никто не мог её понять, да и идти-то, в общем, было не к кому. Поттер, как теперь выяснилось, видимо, опустил руки, оставив её одну, а с Уизли она почти не общалась, сосредоточившись на начавшейся карьере и, оказывается, всё на том же Поттере. В тот вечер он впервые стал свидетелем её слёз, и это перевернуло что-то внутри, заставив увидеть в ней не только талантливую бывшую ученицу, не только свою непрошенную спасительницу, но и обычную живую одинокую девушку, нуждавшуюся почему-то именно в его поддержке.

— Мне кажется, в то время мы и начали отдаляться, — внезапно продолжила Гермиона, и Северус вскинул голову, глядя на неё. — Гарри чувствовал свою вину в том, что у нас ничего не вышло, а я никак не могла ему объяснить, что это было только моим решением. Наверное, тогда он и решил вернуться к Джинни.

— Ты жалеешь об этом? О том, что вы отдалились?

— Ещё пару недель назад я бы сказала, что да. Но, возможно, всё это было к лучшему.

— А как же любовь?

— Ты знаешь, Северус, когда ты ушёл сегодня и сказал мне подумать, я ведь действительно сидела и думала. Только не о том, кого из вас выбрать. Я думала, что, кажется, даже никогда не влюблялась по-человечески. Чтобы бабочки в животе, огонь внутри от одного взгляда на него, глупые признания, клятвы, сердечки и прочее.

— А как же мистер Локхарт? — не преминул подколоть Северус, и она сдавленно хихикнула, закатывая глаза.

— И как тебе не стыдно напоминать о таком! — Гермиона широко улыбнулась, и он кратко улыбнулся ей в ответ. — Нет, правда. Я даже в Виктора не была влюблена. Мне льстило его внимание, он мне нравился, но я так и не влюбилась. А с Гарри всё получилось словно само собой. Словно это чувство уже выдали без конфетно-букетного периода, ведь была война. Я так боялась за него, что на нежность и восторг даже времени не было. А потом уже стало не до того.

Северус смотрел на неё и пытался понять, к чему она вела. Конечно, было облегчением знать, что Гермиона выбрала не Поттера, но и его она явно не выбирала.

— Ты хочешь свободы? — он говорил тихо, но твёрдо. Если она попросит, Северус обещал сам себе отпустить её, как бы это ни было тяжело, ведь он почти поверил, что в этот раз всё будет по-другому.

Гермиона удивлённо распахнула глаза и покачала головой. И с его плеч словно в ту же секунду сняли невидимый, но невероятно тяжёлый груз, о котором он до того и не подозревал.

— Ты спросил про любовь, и я тебе говорила именно об этом. При чём тут свобода? — Она смотрела на него и словно делала какой-то сложный выбор. Наконец, приняв решение, она сказала совсем не то, что он ожидал: — В тот день, когда я предложила тебе жениться на мне, то сказала, что мне нужны покой, уверенность и уважение. Это правда. И в тебе я нашла это всё. Надеюсь, ты во мне тоже. — Северус непонимающе кивнул, и Гермиона продолжила: — А ещё я утверждала, что нам не нужна любовь. Но, может быть, я ошибалась?

— К чему ты ведёшь, Гермиона? — он прищурился, внимательно следя за тем, как взволнованно она облизывала губы, как вновь подрагивали её ресницы, и вдруг подумал, что она первый человек за долгие-долгие годы, которому он на самом деле доверяет, полностью, а потому согласится на любую её авантюру.

— Я хочу отложить нашу свадьбу, — Гермиона сделала паузу и склонила голову набок, наблюдая за мимолётными тенями удивления, разочарования и чего-то, очень похожего на грусть, на его лице. — Я хочу отложить её, а не отменить. Я предлагала тебе брак-партнёрство, взаимовыгодный союз двух лиц, и ты согласился. А теперь, все эти недели спустя, спустя все наши совместные завтраки и ужины, прогулки и разговоры, признания и прикосновения… — она приподнялась, села на колени и переместилась поближе к нему, неловко поправив полы распахнувшегося снизу халата, а затем протянула руку и коснулась его оголённого предплечья. Северус немного заторможенно следовал взглядом за её движениями, проводил на миг мелькнувшую светлую, точно сливочную, кожу над ключицами, исчезнувшую под воротом халата, и замер, растерянно глядя, как её пальцы медленно поглаживают его руку. — Теперь я хочу понять, можем ли мы вступить в настоящий брак, как мужчина и женщина, а не просто партнёры по бизнесу и соседи по дому, — Гермиона тихо выдохнула на последних словах и опасливо вгляделась в его лицо, выискивая согласие, одобрение или хотя бы отсутствие недовольства. Северус молчал, и она, решив быть совершенно честной, озвучила главное: — За всё это время я поняла, что ты мне очень нравишься, Северус. Не буду обманывать и говорить, что я влюблена, но мне этого очень хочется. Именно с тобой. И я слышала, что ты сказал Гарри обо мне. Если это правда, может быть, попробуем быть вместе по собственному желанию, а не потому, что так нам выгоднее всего или когда-то мы договорились об этом?

Переварив её слова, Северус тоже сдвинулся в её сторону, плавно, как большая кошка, вставая перед ней на колени и касаясь свободной рукой её щеки. Это было странно и немного волнительно, словно ему снова было шестнадцать и он издалека смотрел на любимую девушку, сидевшую за столом своего факультета так далеко, что никогда не дотянуться. А ещё это было удивительно легко, потому что Гермиона улыбнулась и подалась ближе, ища его прикосновения.

Мгновение — и она оказалась в кольце его рук, встрёпанная, чуть смущённая и очень красивая в своей искренности. Северус смотрел ей в глаза, видя и предвкушение, и доверие, и удивительную гриффиндорскую отвагу, смешанную со страхом быть отвергнутой. Прижавшись лбом к её лбу, он кратко улыбнулся, отчего и её губы растянулись в недоверчивую улыбку — только для него одного! — и тихо согласился, буквально прошептав это ей в губы:

— Давай попробуем. Уверен, у нас с тобой всё получится.