Милость океана (гет)

Она часто слышала шепотки за спиной:

— Бедняжка Мария…

— Еще так молода, а уже вдова.

— И даже ребенка им Бог не дал.

— Чему тут удивляться? И месяца со свадьбы не прошло…

От них никуда не скрыться в рыбацкой деревне. Но к чему Марии чужая жалость? Ни сочувствие, ни сожаления не могли вернуть ей Родригу. Оставалось лишь помнить, как он улыбался, как пел о том, что завтра выйдет с товарищами в море, а после вернется к любимой с богатым уловом... Он не вернулся. Жестокий океан забрал его себе.

Кому ей молиться и о чем просить? Жизнь рыбака опасна, это всем известно, и вдов в рыбацких селениях больше, чем вдовцов. Нечего ждать и не на что надеяться. Иногда Мария приходила на утес, смотрела на беснующиеся волны внизу и кричала в бессильной му́ке. Злилась на океан, осыпала проклятиями. Жестокий океан смеялся в ответ криками чаек и бил о скалы в равнодушном ритме, безучастный к чужой потере. Хотелось сделать шаг и упасть в морскую пучину, но Мария каждый раз отступала от края — не хватало духа.

Однажды на обратном пути ей встретилась старуха Луселия. Мария редко видела ее в последнее время. Та жила одна — муж умер пару лет назад, а сыновья уехали в город и обзавелись семьями. Луселию считали странноватой, но уважали. Если кому нужно было составить прошение или еще какую бумагу, шли к ней. Рассказывали, она происходила из богатой семьи, но в юности влюбилась в рыбака и вышла за него замуж. Так и поселилась в деревне.

— Вижу, не находит твоя душа покоя, — возраст испещрил лицо Луселии глубокими морщинами, но голос остался молодым, как и ясный взгляд темно-карих глаз.

Мария не нашлась что ответить. Да и что говорить? Так и есть.

— Сказала бы я, привыкнешь со временем, — продолжила Луселия, — да сама до сих пор не могу. А ведь мой Жуан ушел не внезапно.

Мария знала, что старый Жуан перед смертью долго болел. И все же им с Луселией было отпущено много лет, чтобы жить бок о бок, вырастить сыновей. Марии досталась лишь пара недель после свадьбы. Но какой смысл меряться, чья потеря тяжелее? Да и разве возможно такое измерить?

— Вот что, милая, — Луселия вдруг улыбнулась, отчего морщины вокруг рта стали похожи на круги на воде, — пойдем-ка ко мне, выпьем немного жинжиньи⁽¹⁾.

Дом Луселии был самым большим и богатым в деревне. Поговаривали, что родственники даже после свадьбы с простым рыбаком не оставили ее и помогали деньгами. А теперь, разумеется, старую мать поддерживали сыновья.

Раньше Марии не доводилось бывать у Луселии. В просторной комнате пахло лавандой. Дальнюю стену занимал непривычный для деревни шкаф с книгами, на других висели картины. Одна из них привлекла внимание Марии: одинокая девушка в лодке посреди ночного океана. Руки взметнулись к небу, словно в танце, лунный свет струился по изгибам обнаженного тела, распущенные волосы развевались на ветру. Глаза девушки были закрыты, а на лице играла блаженная улыбка.

— Нравится?

Мария вздрогнула от неожиданности. Она не заметила, как Луселия вернулась с кухни с бутылкой жинжиньи и маленькими стаканчиками из потемневшего от времени стекла.

— Моя мать рисовала. Она была известной художницей, — добавила та с гордостью и разлила темно-красный напиток по стопкам. — Ну, садись со мной, давай выпьем.

Мария устроилась за массивным столом напротив Луселии — старый стул тихо скрипнул — и одним махом опрокинула стопку. Вишневая сладость согрела рот и горло жгучим теплом.

Поначалу они пили в тишине, Луселия молча подливала жинжинью, едва пустели стопки. После третьей Мария почувствовала, словно внутри разжались крепкие тиски — не до конца, но все же.

— Знаешь, как она называется? — спросила Луселия, когда Мария в очередной раз невольно бросила взгляд на картину. Та необъяснимо притягивала взгляд. — Милость океана. Слышала старинную легенду?

Мария припомнила древние сказания, которые слышала в детстве от матери. Испокон веков красивые молодые женщины просили у океана особую милость. Далеко не всем откликался капризный океан, но порой выбирал счастливицу…

— Разве можно верить старым сказкам? — хмыкнула Мария. После очередной стопки голова стала легкой.

— Не такие уж это и сказки, девочка. — Луселия улыбнулась.

* * *

В ночь третьей луны от дня весеннего равноденствия разразился сильный шторм. Волны с грохотом бились о скалы, однако здесь, в закрытой бухте, вода едва колыхалась. Медленно сняв одежду, Мария сложила ее на дне лодки и поежилась от ночной прохлады. Она пришла сюда в надежде на чудо, но теперь вновь накатили сомнения. Что она делает? Зачем стоит совершенно голая в лодке? Наверное, Луселия решила посмеяться над ней или к старости тронулась умом и сама поверила в старые сказки.

Мария неуверенно переступила с ноги на ногу. С одной стороны, раз уж решилась, нужно идти до конца, а с другой — все это выглядело крайне глупо. Больше всего хотелось немедленно сбежать. Она было потянулась за одеждой, но в тот момент в просвете облаков появилась луна. Тело окутало молочным сиянием, точь-в-точь как у девушки на картине. Сцена вновь живо встала перед глазами. Для полного сходства Мария закрыла глаза, воздела руки к небу и несмело качнула бедрами.

Танцевать без музыки казалось странным, с каждым движением приходилось преодолевать себя. Она запела старинное фаду. Сперва звуки застревали в горле, но с каждым куплетом голос креп, и наконец песня полилась легко, без напряжения. Шум волн за пределами бухты задавал ритм, и тело само подчинялось ему. Мария перестала мерзнуть — океан наполнял ее силой.

Она не заметила, как забылась, растворилась в танце и потеряла чувство времени. Порыв ветра вдруг прошелся по щеке, словно погладил невидимой ладонью. Мария открыла глаза и застыла на месте. Прямо перед лодкой вода мерцала голубым светом. Он будто поднимался из глубины и с каждым мгновением разгорался ярче и ярче, пока не начал слепить. Мария зажмурилась, но даже под сомкнутыми веками перед глазами стояли световые круги. Она подождала, пока они померкнут, и осторожно посмотрела из-под ресниц — сияние больше не ослепляло. Взгляд выхватил чей-то силуэт над поверхностью океана. В сердце заполз вязкий страх, но Мария заставила себя открыть глаза.

Перед ней стоял Родригу. Вода под его ногами все еще мерцала мягким светом, что позволяло разглядеть каждую деталь. Он выглядел таким, каким запомнился Марии: в простой рыбацкой одежде, с растрепанными от ветра волосами, с озорной улыбкой, от которой от уголков глаз разбегались веселые лучики. Мария понимала, это не мог быть Родригу, океан лишь воспроизвел его облик. Она была к этому не готова, ей никто и не говорил, какие формы он может принять. Кто же знал, что океан будет так жесток в своей милости? Сейчас ей полагалось не противиться тому, что должно произойти, и отбросить лишние мысли. Однако вид покойного мужа пробуждал в душе не только тоску по утраченному, но и страх.

«Родригу» молча приблизился, ступая прямо по поверхности воды, и вдруг наклонился и легко подхватил Марию на руки. Она с трудом преодолела испуг и обняла его за шею, прижалась к груди. Как ни странно, он был теплым. От него привычно пахло морем и свежей рыбой, это немного успокаивало. «Родригу» нес ее к песчаному пляжу, а лодка плыла вслед сама собой.

У берега он опустил Марию на песок на мелководье у самого берега. Она заранее съежилась в ожидании холода — все же океан даже летом не баловал теплом, что уж говорить о весне — однако вода оказалась едва ли прохладнее парного молока. Откинувшись назад, Мария закрыла глаза и замерла в ожидании. Легкие волны ритмично поглаживали обнаженное тело по бокам, затем она ощутила другое прикосновение — теплая рука легла на грудь и осторожно обвела сосок.

Мария могла по пальцам пересчитать все их с Родригу любовные утехи, и все же она успела узнать, каков он в постели. Ее муж был нетерпелив, набрасывался в порыве страсти и быстро овладевал. Ей нравилось, как он терял голову, стоило только поцеловать или соблазнительно повести бедром.

Чужие руки ничем не напоминали о настоящем Родригу. Они, словно вода, перетекали с груди на живот, затем на бедра. Волны океана ласкали тело в едином с руками, неторопливом ритме. В этих прикосновениях не было огненной страсти, но постепенно Мария почувствовала, как просыпается желание. Сердце забилось чаще, дыхание стало прерывистым. К губам осторожно притронулись чужие губы, и она подалась навстречу поцелую. Чужие губы плотно прижались, влажно обволокли, не оставив ни малейшего промежутка. Словно ручей в узкую лощину, между губ проник язык. Мария ощутила во рту солоноватый вкус океана. Тягучий, медленный поцелуй все длился и длился, вымывая из головы тревожные мысли.

Чужие губы отстранились — неспешно, будто неохотно, — и Мария открыла глаза. «Родригу» внимательно разглядывал ее, взгляд жадно скользил по ее телу. Она с удивлением заметила, что одежда на нем исчезла, теперь он был тоже обнажен. Тело такое же ладное, как у Родригу, но отсутствовал знакомый шрам на плече и крупная родинка над ключицей. Творение океана выглядело совершенным. Мария вновь закрыла глаза, она не хотела видеть отличия, думать и сравнивать.

Его ласки стали настойчивей, теплые губы прошлись по телу каскадом поцелуев. Мария ощутила прикосновение к внутренней стороне бедра — чужие руки мягко, но настойчиво развели ее ноги. Пальцы нежно прошлись по сокровенному месту. И Мария не стала сопротивляться, на ощупь обняла того, кто недвусмысленно показывал свою жажду.

Он вошел так же плавно и текуче, и она отдалась размеренному ритму, что совпадал с движением волн океана. Мария забылась в этом ритме и в наслаждении. И когда оно достигло пика, ей показалось, что она взлетела ввысь на огромной волне. А после словно погрузилась на морское дно — умолкли все звуки, стерлись иные ощущения, кроме затопившей ее ленивой истомы. Мария едва почувствовала на губах короткий прощальный поцелуй, который будто пробился к ней сквозь толщу воды.

Когда она открыла глаза, ночная тьма уже посветлела в предчувствии рассвета. Лодка стояла носом на суше, корма слегка покачивалась на волнах. Мария затащила лодку полностью на песок, оделась и отправилась в деревню.

Если легенды не лгут, через девять месяцев появится на свет «милость океана» — одаренное дитя, которому уготована яркая судьба. Луселия утверждала, что ее мать — талантливая художница, снискавшая славу, — родилась после подобной ночи.

1) Жинжинья — португальский вишневый ликер.

Вернуться к тексту