Мир продолжает рушиться (гет)

Наша планета кружится

Снова под солнцем злым.

Мир продолжает рушиться -

Пепел, огонь и дым...

В сказке ль недетской, в книжке ли,

в черном недобром сне -

Взрослые ли, мальчишки ли

смотрят в глаза войне.

Сердце свое послушайте,

Путь проторив другим -

Мир продолжает рушиться,

Плача под солнцем злым.

(от читателя)

«Гарри Поттер мертв!»

Слова эхом отражаются от полуразрушенных стен, ножом проникают в каждое сердце, в котором, несмотря ни на что, жила надежда на Избранного. Никто не двигается с места. Рон не может сложить три простых слова вместе и поверить, что, страшно смеясь, говорит этот маньяк. Рон чувствует неприятную влагу на щеках и, переведя взгляд с безвольной куклы, лежащей на руках у Хагрида, смотрит на Гермиону.

У нее по щекам, высветляя грязь и кровь, тоже катятся слезы.

Волдеморт продолжает что-то говорить, размахивает палочкой и шагает взад-вперед, будто уверен, что никто больше не посмеет с ним бороться. Рон сжимает палочку так сильно, что еще немного, и она треснет. Вызвав в памяти самое страшное заклинание, он готовится сделать шаг.

Проходит меньше секунды, но Невилл его опережает. Он грязный, с опухшими и красными глазами, не отличимый от безвольной толпы, хромая подходит к Волдеморту. Вместо палочки он сжимает в руках старую шляпу.

В голове у Рона все еще повторяется не имеющее смысла «Гарри Поттер мертв», поэтому он не слышит ни слова из проходящего диалога. Он лишь видит странный блеск внутри шляпы и то, как Невилл достает из нее меч.

В следующее мгновение Невилл уже падает на камни. Зеленый луч попадает точно в грудь. Лицо Невилла четко видно в свете заклинания, и единственное, что не смог уничтожить Волдеморт — это решимость бороться до последнего в его глазах.

Со всех сторон, будто раздирая плотный слой вакуума, слышится протяжное «Нет!»

Хор голосов, в котором Рон с удивлением обнаруживает и свой, пробуждает людей из оцепенения, и в тот же миг со всех сторон летят лучи. Больше не разноцветные, нет. Это бесконечное множество зеленых лучей.

Рон хватает Гермиону за руку и тащит в укрытие. Звук падающих тел неправдоподобно громкий — он заглушает даже крики проклятий.

Выглядывая из-за куска стены, они с Гермионой пытаются бороться с бешеными Пожирателями смерти. Краем глаза Рон замечает, что Гермиона все еще посылает контрзаклятия и защитные заклинания, тогда как сам он, повинуясь всеобщей агонии, убивает.

Лже-Грюм хорошо обучил их, а на месте безликих врагов легко представить одного из родственников Арагога.

Среди бесконечной какофонии Рон без труда распознает выкрики братьев, отца, матери и Джинни. И когда вместо тупой решимости Рон слышит в них боль и отчаяние, он не может позволить себе повернуться, чтобы посмотреть, кто отправился вслед за Фредом. Не когда он должен следить, чтобы в Гермиону не попал смертельный луч.

Слезы, кажется, закончились. Глазам больно и сухо, хочется их почесать, но он не может позволить себе роскошь зажмуриться хоть на секунду. Голос Гермионы, как и его собственный, охрип от бесконечных криков, а палочка, кажется, раскалилась и уже вплавилась в ладонь. Рон слышит запах жженой плоти и почти уверен, что это не из-за того, что кто-то выпустил Адский огонь.

Волна Пожирателей и их сторонников все накатывает — приходится отступать внутрь замка, спотыкаясь о тела своих друзей и семьи. Тела почему-то такие же безликие, как и маски Пожирателей.

Рон боится, что если выпустит ладонь Гермионы, то непременно потеряет ее, хотя толпа сопротивления заметно поредела, и терять ее, по сути, негде. Он не знает, аппарировал ли кто-нибудь из их сторонников, или они все идут на убой, стараясь захватить с собой как можно больше противников. Рон не уверен, хочет ли сбежать сам, но, пока рядом Гермиона, он будет делать то же, что и она.

Рон, хотя никогда и не верил в пророчества, уверен, что Волдеморта уже не победить.

Гермиона спотыкается о булыжник и неуклюже падает. Ладонь выскальзывает из его руки. Рон отворачивается от надвигающейся толпы. Он никогда не думал, что сторонников Волдеморта так много. Или это ему кажется, потому что на светлой стороне почти никого не осталось.

Рон в последний раз смотрит Гермионе в глаза. Он сам не знает, почему понимает это, пока наклоняется за ней. Ему страшно от того, какую пустоту он видит в обычно полном упрямой решимости взгляде, но он не может оторваться, даже зная, что в любой момент в спину может ударить проклятье.

Рон тянет Гермиону наверх, но она не поднимается. Ее рот открывается в безмолвных «прости» и «беги», они оба плачут, и только теперь, когда на бедре у Гермионы расплылось темное липкое пятно, Рон замечает торчащий из него кусок окровавленной древесины.

Рон не знает, была ли у него до этого хоть какая-то надежда, что они выберутся из Хогвартса живыми. Он падает на холодный камень, обнимает ее и прижимается губами ко лбу. Гермиона пытается оттолкнуть его, но он только сильнее сжимает объятия.

Проходит секунда, а может целая вечность. На какое-то сумасшедшее мгновение Рону кажется, что они остались совершенно одни. Но это обман.

Конечно, последнее, что он слышит — это не ее голос, тихо что-то шепчущий.

Последнее, что он слышит, — безликое «Авада Кедавра».

* * *

Рон просыпается. Глаза жжет, из них неприятно льются слезы. Сердце так сильно колотится о грудную клетку, словно желает удостовериться в том, что не остановилось секунду назад.

В нос бьет знакомый палаточный запах пыли и плесени, сейчас он кажется самым родным. Медальон давит на грудь — еще сильнее, — как будто Рон может осмелиться забыть о нем.

Рон поворачивает голову — на соседней кровати спит Гермиона. Лицо разгладилось, на нем нет грязи, крови, усталости и невыносимой боли, которую Рон так явственно видел во сне секунду назад.

Мир вокруг продолжает рушиться, но ему мучительно хочется найти в себе силы это изменить.