Живи громко (джен)

Чертов будильник опять не прозвенел.

Разбудил меня шеф.

Нет, вовсе не так, как вы подумали. Проснулась я от телефонного звонка. «Где вы до сих пор шляетесь?» — спросил меня шеф. Может, не совсем такими словами, я спросонья не запомнила, зато поняла одно: я опять проспала и у меня опять будут неприятности.

Со стоном протерев глаза, я посмотрела на часы: может, шеф-изувер приснился мне в последнем утреннем кошмаре? Да нет, глаза, даже не желая фокусироваться в такую рань, ясно различили время: из дома нужно было выйти еще пять минут назад.

Тело оглушительно кричало о желании поспать, глаза слезились и чесались, в постели было так тепло и уютно, хотелось свернуться калачиком, укрыться с головой и провалиться в очередной сон, но, сгруппировавшись, усилием воли мне удалось выбросить себя из кровати.

Времени не было не то что на завтрак — даже на душ и чистку зубов не было. Плеснув в лицо пригоршню воды, выдавив из тюбика пасту прямо в рот и распределив ее по зубам языком, я помчалась на кухню, включила капсульную кофемашину и, пока варился кофе, по-быстрому втиснула себя в офисный наряд: узкую черную юбку, блузку и пиджак, перелила готовый кофе в термос, бросила его в сумку, положила ключи в карман пиджака, захлопнула дверь и уже на бегу закрутила волосы в небрежный пучок. У расчески и косметики сегодня выходной. Везет же некоторым!

У офиса свободных парковок, разумеется, не было. Надо заставить архитекторов, проектирующих офисные кварталы, каждое утро около девяти искать местечко, куда можно втиснуть свою машину — причем найти его им нужно будет не за пять километров от места работы. Нереальное действо! А время идет. Да нет, бежит. Мчится. Несется просто. Когда я представила лицо шефа и его мораль о расхлябанности, безответственности и прочем, на работу расхотелось вовсе. Планы. Отчеты. Опять отчеты. И очередные планы. Целый день за компьютером в компании папок, деловой переписки, прогнозов и графиков...

В третий раз объезжая вокруг здания офиса, мне не иначе как чудом удалось обнаружить местечко, куда я и втиснула свой Фиат — задницей на проезжей части, носом на тротуаре. Понадеявшись на адекватных контролеров, я на всех парах понеслась в офис.

Так и влетела внутрь, видя себя как бы со стороны: блузка скособочена, пиджак не застегнут, рыжие волосы торчат из пучка выбившимися прядками — лифт, разумеется, по закону подлости не работал, и пришлось мчаться на третий этаж пешком; лицо бледное, лишь веснушки выделяются темными брызгами. Мисс Красотка офиса 2022!

— Госпожа Барвински!

Шеф. Голос сдержанно-упрекающий, губы поджаты, указательный палец стучит по запястью другой руки. На часах без пятнадцати десять.

— Мне очень жаль, господин Майер!

Я проскользнула мимо него на свое место, сняла пиджак, повесила его на спинку стула, включила компьютер.

Однако шеф не клюнул на мою нарочито деловую суету.

Как я и ожидала, его речь об опаздывающих сотрудниках и внешнем виде была на высоте. Уж он-то, пятидесятилетний сухарь в костюме с иголочки, с идеальной прической, подстриженной будто по линеечке, со строгими очками в узкой оправе выглядел так, будто проспал одиннадцать часов, встал разбуженный женой, отлично выспался, позавтракал полезными цельнозерновыми хлопьями и апельсиновым соком в компании семьи и, подкрепленный поцелуем в щечку, спокойно дал довезти себя до офиса собственным шофером в роскошном лимузине.

Я, слушая шефа, виновато вспоминала, как сама просидела допоздна за компьютером, просматривая фотографии подруги из Италии: широкие просторы, мягкие холмы, оливковые деревья, синее небо, уютная деревушка и небольшой домик, заросший дикими розами и бугенвиллией. А потом гуглила местность, стоимость домиков, цену билетов, рассматривала в онлайн-шопах кадки из жженой глины и всякие цветы, переписывалась с подругой и заснула где-то около половины четвертого утра. Кого я обманываю? Будильник не прозвенел. Как же. Я его просто не услышала. Или вообще не успела настроить.

Зато я вспомнила сон.

Мы с подругой живем вместе в старом уютном домике. На втором этаже общая гостиная, спаленка для каждой — окно моей выходит на оливковую рощицу — и ванная комната, а внизу кафе, которое мы открыли вместе. Небольшие круглые столики, накрытые белыми скатертями, ярко-желтые салфетки в белый горох, сложенные пирамидкой, стоят по стойке смирно, в центре столиков — небольшие глиняные вазочки, вылепленные и обожженные нами вручную, с прекрасными цветами из нашего сада. Перед домом, прямо в саду, тут и там столики из деревянных реек с коваными стульями вокруг, а на них — мягкие подушки. Между столами кадки с апельсиновыми и мандариновыми деревьями. Лив, в таком же желтом фартуке с горохом, как и салфетки, ходит между посетителями — чинными итальянскими матронами, темпераментными синьорами и шумными смеющимися детьми — и принимает заказы, а я тут же, в открытой кухне, в белом длинном переднике и белом колпаке пеку для гостей пиццу или делаю тирамису. А вечером, после плодотворного рабочего дня, мы сидим на веранде под сплетением роз и бугенвиллий, с капучино в одной руке и с порцией тирамису в другой, болтаем, смеемся, обсуждаем следующий день, планируем закупки у синьора Ч., размышляем, куда отправимся в следующий отпуск. И эта близость, душевное тепло, ароматы кофе и роз, легкий ветерок, звезды на ярко-черном небе — все это настолько пронзительно, что на глаза наворачиваются слезы.

Вырвал меня из мечтаний — довольно грубо — мой шеф. К разгильдяйству и непунктуальности добавился очередной грех: я его совершенно не слушаю. Ну да, был бы у него выбор, он бы тоже себя не слушал. Хотя...

Весь день я честно пыталась думать о таблицах и графиках. Пыталась их строить. Пыталась что-то печатать, но на мониторе вместо таблиц видела итальянскую деревеньку и вновь погружалась в грезы и воспоминания.

Когда я превратилась в офисного червя, ненавидящего свою работу?

Вспомнились времена учебы, когда мы с Лив по вечерам брали велосипеды и уезжали на озеро или в кино, а на выходных бродили с рюкзаками по горам, останавливаясь на простеньких кемпингах. На дискотеки ходили, на празднества по соседству, в музеи, даже в театр пару раз выбирались — вдвоем или с компанией. Мечтали, что будем работать и зарабатывать деньги, а когда немного поднакопим, откроем небольшой ресторанчик — уютный, семейный. Сколько раз мы обсуждали, как его назовем, в какой цвет покрасим двери, из какого материала будут салфетки и у кого будем заказывать карты меню. Когда все это закончилось? Когда Лив уехала? Да, наверное. Взрослая жизнь захватила в свой плен, мечты стали казаться детскими и неосуществимыми. Ну разве пристало взрослому человеку грезить о несбыточном?

Я вздохнула. Лив хорошо говорить: «Бросай эту нудятину, она тебя отупляет и делает заложником обстоятельств». Лив всегда была свободной. Намного свободнее, чем я. Решительнее и независимее. Не побоялась бросить работу в банке, уехать в другую страну, туда, где тепло, где куча возможностей, где... где просто можно жить, не оглядываясь на других, потому что другие такие же свободные, не подверженные тяжелым думам оптимисты. А я трусиха. Я боюсь остаться без работы, даже нелюбимой. Работа — это постоянный доход, это стабильность жизни, это уверенность в завтрашнем дне, социальная безопасность, оплаченные страховки. Хорошо Лив говорить: «Переезжай ко мне, откроем кафе, я уже все продумала». Я трусиха. Я не знаю, смогла бы когда-нибудь начать жизнь с нуля в чужой стране — полную риска и совсем не стабильную. Хотя чертовски привлекательную. Такую привлекательную, что хоть вой. Вот только как набраться мужества и перестать быть заложником обстоятельств?

Кажется, предназначением сегодняшнего дня было свести меня с ума. День тянулся как жвачка — долго и нудно. Отчетам явно не повезло со мной — помучившись немного, я плюнула на них. Так и просидела до обеденного перерыва, таращась в экран и ничего перед собой не видя.

Зато шеф все замечал. Таким возмущенным я его давно не видела. Кажется, пару раз он едва сдержался, чтобы не выйти за пределы нормативной лексики и даже угрожал мне штрафными санкциями. И с одной стороны, я его понимала — работа должна быть выполнена в срок, а с другой... На меня вдруг накатило осознание: изо дня в день мне нужно будет вставать в полседьмого утра, торопиться, нервничать в поисках парковки, выполнять скучную работу, возвращаться серыми вечерами в пустой дом; изо дня в день на меня будут повышать голос, потому что я не смогу сосредоточиться на своих обязанностях, сожалея о несделанном, о потерянных возможностях — изо дня в день, изо дня в день... Перед глазами вспышкой мелькнули совсем другие картины, совсем другая жизнь... И знаете, что? Может, я об этом пожалею. Может, буду жалеть всегда. Но лучше что-то сделать и пожалеть, чем не сделать и плакать об этом всю оставшуюся жизнь. Наконец-то до меня дошло.

— Господин Майер, вы совершенно правы. Я безалаберная, бесталанная, безответственная и неспособная сотрудница. Хорошо, что вы мне это сказали!

Приподняв две тяжелые папки над столом, я разжала ладони и выпустила их из рук. Папки шмякнулись о столешницу с глухим «бух!».

Мило улыбаясь опешившему от изумления шефу, наслаждаясь происходящим, как ребенок, я схватила сумку, помахала соседям за ближними столами и все с такой же широкой улыбкой на лице вышла из офиса.

По пути к машине я наконец-то сняла с себя пиджак, выпустила шпильки из пучка и встряхнула волосами, чувствуя себя не просто свободной, а свободной как ветер, как птица, как небо.

Вытащив из-под дворника штрафной талон — контролер, я все равно люблю тебя, я весь мир люблю! — напечатала в телефоне: «Лив, послала работу к черту, еду к тебе, готовь тирамису!»

Нужно будет заехать домой, переодеться, позавтракать наконец, собрать рюкзак, бросить в багажник вещи и, закрыв эту страницу жизни, начать новую.

Может, я пожалею, может, в жизни появится больше рисков, опасностей и нестабильности, однако все это уравновесится любимым делом, дорогим человеком и свободой.

Оно того стоит.