И как тебя ни взвесь (джен)

— Знаешь, что мне всегда было интересно? — спросил Рон, укачивая малышку.

Гермиона подняла голову от книги.

— Гарри рассказывал однажды, что Распределяющая шляпа предложила ему на выбор Гриффиндор и Слизерин, помнишь?

Она кивнула, придержав пальцами страницу.

— Так вот, мне с тех пор всегда было интересно: почему тебя-то она отправила прямиком в Гриффиндор? Он должна была предложить тебе как минимум Когтевран, уж кому-кому, а тебе ума хватает. Да и трудолюбия, если на то пошло. Так почему в твоем случае она так легко определилась?

— Не знаю, — Гермиона пожала плечами и улыбнулась. — Может, решила, что кто-то должен за вами присматривать.

* * *

Старые потёртые поля опустились низко на глаза, закрывая обзор. Она видела только собственные ноги. Время словно замерло — это потом она узнает, что прошло лишь несколько секунд, но здесь и сейчас минута сменяла другую, пока в голове раздавался ни на что не похожий, надтреснутый хриплый голос.

— Ума не занимать, я вижу это ясно, и с этаким умом соперничать напрасно. Едва ль случалось мне, я истинно толкую, заглядывать хоть раз да в голову такую.

По плечам побежали мурашки. Голос звучал вкрадчиво, словно проверяя её.

— Если ты примешь Когтевран как свой новый дом, дорога знаний ляжет тебе под ноги, словно ковёр. И я вижу, как далеко ты уйдёшь по ней, скольких оставишь за спиной. Желаешь этого?

Тёмным летом 1997 года девушка в синем платье листает книги, пытаясь найти свет надежды среди потрепанных, ветхих от времени страниц.

Тучи сгущаются, оставляя все меньше света. Всё меньше времени.

Не дождавшись ответа, голос продолжил.

— Где ум, мой юный друг, там — часто так бывает — спит хитрость до поры, сама себя скрывая. Хоть сейчас ты и не поверишь мне, но твоя гордость, твоя тяга к знаниям и пытливый ум легко проложат тебе дорогу в Слизерин. Даже ревнители чистоты крови признают твоё превосходство, если подойдёшь к делу со всеми своими способностями. А там... От твоего слова будет зависеть многое.

Ветреный сентябрь, листья отчаянно кружат над домом. Девушка в изумрудном с серебром шарфе плотнее кутается в плащ, тревожно глядя в лицо собеседнику. Тот перечисляет имена убитых, и у неё кружится голова. Имена, которые всегда были чужими, вдруг превращаются в капли, стекающие по ее собственным щекам.

— Я вижу много сил без устали и лени, тебе подвластен труд на благо поколений. Прислушайся, дитя, тебе в самом деле по силам долго и кропотливо заниматься чем угодно, верно? Пуффендуй подскажет, как пожать плоды своего труда, как превратить усилия в цветущие сады и стены новых домов.

В декабре девушка в черно-желтом платке на растрепанных волосах смотрит на изувеченные деревья, выжженную землю, смешавшуюся с серым снегом. Ничего не спасти. Никуда не сбежать.

— Коль в сердце есть огонь, что смелостью зовется, храни его всю жизнь... Хоть нелегко придётся.

Голос стал глуше и словно задрожал. Гермиона чувствовала, как ее колени тоже подрагивают. Но каждое слово, каждый звук вливался в память раз и навсегда.

— Гриффиндор примет смелое сердце. Но знай, что нет ничего страшнее, чем быть смелым. Ибо только отважный согласится сам на испытания, которых будет бежать любой другой.

В этом мае нет ни красно-желтого шарфа, ни даже любимой нашивки со львом. Исцарапанная рука держит палочку, ноги не заплетаются только потому, что голова без устали считает шаги. Среди обломков стен, среди расколотых каменных фигур и среди тел тех, кто еще недавно сражался рядом с ней. Идти, потому что там, впереди, кому-то нужна помощь.

Нет ничего страшнее, чем быть смелым.

Но только так можно успеть.

— И как тебя ни взвесь, как ни измерь, дитя, но выбор сделать свой боюсь я не шутя. И сердцу и уму открыты все пути, куда шагнешь сама — туда тебе идти.

Гермиона обхватила себя за локти.

И сказала.

* * *

— Я думаю, что хоть Шляпа и оглашает выбор, но по сути любой человек делает его сам, понимаешь?

— Ну да, — Рон поправил одеяльце. — Даже я, наверное, мог бы попасть не в Гриффиндор, даром что вся семья там — скажем, вздумай я лет с восьми мечтать о том, как здорово будет стать министром магии, она меня бы небось мигом запихнула в слизеринский подвал. Хотя Перси вон не запихнула.

— Возможно, на самом деле он об этом не мечтал.

Рон наклонился и поцеловал жену в макушку.

— Может, и так. Ну а ты? В поезде ты говорила нам, что Гриффиндор — лучший вариант, да еще Когтевран неплох. А в итоге не пожалела, что оказалась среди львов, да еще и в нашей компании?

Она внимательно посмотрела на него.

— Что на тебя такое нашло сегодня?

— Сам не знаю. Но если никогда не спрашивать о таких вещах, можно никогда и не узнать ответ, так?

Гермиона закрыла книгу, подтянула ноги и обхватила колени руками. Она ужасно любила это старое кресло, и Рон отлично наловчился регулярно накладывать заклинание, не позволяющее обивке окончательно расползтись.

— Ты жив. Ты здесь. Разговариваешь со мной и укладываешь спать Розу. Гарри и Джинни живы и завтра приедут на ужин. Неважно даже, кто выбирал, я или нет, и неважно, какой путь пришлось пройти, повинуясь этому выбору. Если в итоге мы пришли сюда, значит, оно того стоило. Верно?

— Верно, — улыбнулся Рон. — Нам тоже пора спать, пожалуй.