Парням нравятся девушки в очках (гет)

Гермионе стоило это предвидеть. Действительно стоило. Что ж, возможно, именно в этом и заключалась особенность хронической близорукости: она оказалась неспособна заметить то, что маячило впереди.

В конце концов, зрение подвело её не в одночасье. Когда отдалённые предметы казались расплывчатыми, она просто предполагала, что для остальных они выглядят так же. В любом случае, ей не приходилось подолгу всматриваться вдаль.

Она была Гермионой Грейнджер и предпочитала решать насущные проблемы, актуальные в ближайшей перспективе.

И только когда шутки о том, что она буквально олицетворяет фразу «уткнуться носом в книгу», стали звучать почти непрерывно, а Гарри заметил, что она щурится так же сильно, как и он, когда снимает очки, ей пришла в голову одна интересная мысль.

Она протянула руку.

— Гарри, дай-ка мне свои очки.

Как самый настоящий и верный друг, он без единого слова снял их и передал ей. Она нацепила очки, заправив дужки за уши, и моргнула.

— Боже мой! — изумлённо воскликнула она, обнаружив, что мир предстал перед ней в гораздо более высоком разрешении, чем она привыкла его видеть. Повсюду появились новые детали, на которые до этого она совершенно не обращала внимания. Названия книг превратились из размытых пятен позолоты вдоль корешков в разборчивые надписи.

— Думаю, мне нужно сходить к окулисту.

* * *

И одним визитом к окулисту дело не обошлось. Её зрение действительно сильно ухудшилось. Очевидно, её глазам не пошли на пользу вспышки и взрывы во время войны, а после Гермиона была так занята, что не предпринимала никаких мер, пока близорукость не проявилась в полном масштабе. Но, к счастью, волшебные окулисты были хороши в своём деле, и ей быстро подобрали очки с круглыми линзами, специально заколдованные так, чтобы защитить её зрение и предотвратить дальнейший регресс, пока она будет их носить.

— Мы хорошо смотримся вместе, — сказал Гарри с видом горделивого отца, пока Гермиона разглядывала своё неожиданно вопиюще детализированное отражение в зеркале. Боже правый, почему никто не сказал ей, что у неё такие растрёпанные волосы?

Гарри погладил её по голове.

— Я всегда считал, что из нас троих именно ты должна носить очки.

— По-моему, так ты выглядишь ещё более устрашающей, — сказал Рон, оторвавшись от газеты с репортажем о матче по квиддичу.

— А по-моему, она выглядит мило, — отозвалась из кухни Джинни.

— Страшно мило, — весело подытожил Гарри с таким довольным блеском во взгляде, словно только что нашёл способ, как обеспечить мир во всём мире.

Гермиона закатила глаза, глядя на всех них.

— Это просто очки. Я сомневаюсь, что их вообще кто-нибудь заметит.

* * *

Она оказалась права: большинство людей ничего не заметили. Некоторые коллеги отметили, что они ей идут. Кто-то сказал, что в них она похожа на библиотекаршу, но по большей части очки на Гермионе Грейнджер были приняты скорее как неизбежность, а не новшество.

Спустя несколько часов она обнаружила, что многих коллег её близорукость только красила. Она разглаживала им морщины, размывала плохой цвет лица, скрывала жирные волосы и хлопья перхоти.

В общем, Гермиона не была уверена, что ей нравилось смотреть на мир с такой ясностью.

Сразу после полудня главы отделов начали собираться на совещание, которое еженедельно проводила Гермиона как глава одного из департаментов.

Последним, как обычно, пришёл Малфой.

Малфой всегда относился к должности Гермионы в Министерстве так, словно это были происки вселенной против него лично с одной лишь целью: уязвить его самолюбие.

Гермиона не была его начальницей, но сторонний наблюдатель мог бы подумать, что именно ей она и является, особенно если судить по его поведению. Иерархия Министерства отличалась крайней запутанностью, но по сути они занимали примерно равные должности, просто в разных отделах. В обязанности Гермионы входило наблюдать за тем, чтобы все остальные отделы соблюдали правила и нормативы Министерства, проверять их работу и то, чтобы они не забывали расставлять все точки над «i», прежде чем отправлять свои проекты по соответствующим инстанциям.

Но, учитывая, что Гермиона была единственной, кто мог визировать документы, Малфой вёл себя так, словно она была его ненавистной начальницей. Он устраивал сцены каждый раз, когда приходил, притаскивая с собой целый чайный сервиз или заказывая обед на всех, отпуская при этом замечания о том, что «некоторые люди» совсем не умеют расслабляться. Он всегда садился прямо напротив неё в дальнем конце стола, чтобы всё время бросать осуждающие взгляды, без конца засыпая её при этом вопросами.

И он всегда опаздывал.

Сегодня, когда он вальяжно вошёл в кабинет, Гермиона подняла взгляд, затем моргнула и взглянула на него снова, потрясённая нежданным открытием: Драко Малфой, пресловутое бельмо на глазу, ужасающе привлекателен. Настолько, что у неё отвисла челюсть, когда она увидела его во всей красе.

Близорукость избавляла её от осознания того, что за последние несколько лет Драко Малфой успел повзрослеть и даже возмужать. Учитывая, что они никогда не подходили друг к другу ближе, чем на несколько футов, она оставалась в счастливом неведении о том, насколько он красив. Его скулы были высокими и острыми, а серые глаза благодаря тёмным бровям и ресницам резко выделялись на бледном лице. Ещё он мог похвастаться самыми чистыми и блестящими волосами в зале, без единого намёка на перхоть, аккуратными и ухоженными ногтями, и отлично сшитая мантия сидела на нём мучительно прекрасно.

Он тоже с удивлением уставился на Гермиону, но, похоже, опомнился первым.

— Ну, это уже слишком, чёрт возьми, — сказал он и без дальнейших объяснений развернулся и вышел из зала заседаний.

Все молча смотрели ему вслед, но Гермиона решила, что сыта этим всем по горло и с неё хватит. Плевать, что он оказался таким красавцем. Она месяцами терпела его ужасное отношение, но больше не собиралась мириться с подобным ни дня.

Гермиона пробормотала извинения, а затем бросилась вслед за ним.

* * *

— Малфой! — Она ворвалась в его кабинет, не обращая никакого внимания на протесты секретарши.

Малфой даже подскочил от удивления.

— В чём дело? — Она рассержено уставилась на него, уперевшись руками в бока.

Он отвёл взгляд и сглотнул так отчётливо, что было заметно, как дёрнулся кадык.

— Я не могу там присутствовать. Я отправлю вместо себя помощника или кого-нибудь ещё из отдела, но я больше не смогу посещать никаких совещаний.

Она фыркнула и с грохотом захлопнула за собой дверь.

— Да повзрослей уже! Ты серьёзно? Не можешь смириться с необходимостью работать со мной раз в неделю? Разве можно вести себя настолько инфантильно?!

Гермиона наступала на него, стараясь принять как можно более угрожающий вид, но вместо того, чтобы отступить или начать угрожать в ответ, Малфой просто стоял на месте, отчаянно краснея, и глазел на неё, словно олень в свете фар.

Она резко остановилась и уставилась на него, нахмурившись в недоумении.

— Малфой?.. — её поначалу уверенный голос в замешательстве затих.

— Д-да? — он заикнулся, что было совсем на него не похоже, отчего у него на шее напряглись мышцы, и Гермиона, сама не зная почему, нашла это невероятно привлекательным. По телу пробежала волна тепла, что вогнало в краску и её.

Неужели он всегда так выглядел, а она просто не замечала?

Она сморгнула, решив не обращать внимания на его внешность. Впрочем, та не имела значения. Он по-прежнему раздражал её, и то, что он оказался таким привлекательным, этого не изменило.

Прочистив горло, она попыталась перейти прямо к делу:

— Почему ты больше не сможешь посещать совещания?

Вопрос в яблочко, к которому Малфой оказался совершенно не готов.

— Я занят, — выпалил он, даже не пытаясь убедительно солгать.

— Не надо меня обманывать, — сказала она, подходя ещё ближе. — Ты ведёшь себя как королева драмы с самого первого совещания. Вечно опаздываешь, садишься в самый дальний угол и задаёшь мне вопросы, на которые уже и сам знаешь ответы. А теперь вдруг выясняется, что ты больше не сможешь присутствовать на встречах. Почему? Ответь мне, или я отправлю служебку в отдел кадров, и тебе придётся разбираться уже с ними.

Он отвёл взгляд.

— Я не могу больше смотреть на тебя. Ты слишком сильно меня отвлекаешь.

— И как это понимать?

Он отступил, инстиктивно ожидая, что она решит проклясть его на месте.

— Очки, — он заметно сглотнул. — Это уже слишком.

Она застыла в недоумении.

Он по-прежнему избегал смотреть прямо на неё и, казалось, в основном разговаривал сам с собой:

— Я знаю себя, и, если ты будешь сидеть там в очках и целый час пристально пялиться на меня, я не смогу трезво мыслить. Это физически невозможно.

Она фыркнула, даже не пытаясь скрыть обиду. Как он смел намекать на то, что она позволила себе столь непрофессиональное поведение?

— Когда это я вообще пялилась на тебя?

Он наконец посмотрел на неё и недоверчиво рассмеялся.

— Да перестань, Грейнджер, ты постоянно пялишься на меня. Я сижу напротив, и на всех остальных ты смотришь вот так, — он захлопал ресницами, распахивая глаза так, что стал похож на оленёнка, — но всякий раз, когда я открываю рот, ты поворачиваешься, и всё твоё лицо становится… — он преувеличенно сильно прищурил глаза, пока они не превратились в еле заметные щёлочки, и поджал губы.

Челюсть Гермионы отвисла от возмущения.

Затем он махнул рукой.

— И знаешь что? Я даже не возражал против этого. Некоторые, — его голос, казалось, слегка дрогнул, самую малость, — могут согласиться, что в таком пристальном взгляде есть что-то завораживающее. Но я так больше не могу. С меня довольно. Можешь практиковаться в таких взглядах на моем амбициозном помощнике.

Гермиона закатила глаза.

— Я не пялилась на тебя, идиот. У меня близорукость. — Она указала на очки. — Я узнала об этом только на прошлой неделе. Если я и прищуривалась, когда ты говорил, то только потому, что пыталась тебя рассмотреть. Мне приходилось! Ведь ты сидел на самом дальнем конце стола, и мне просто необходимо было прищуриваться, чтобы разглядеть выражение твоего лица. Ради всего святого! Я никогда не… Я ни на кого не пялюсь!

Теперь уже Малфой выглядел потрясённым и разочарованным. Как ребёнок, только что узнавший, что Санта-Клауса не существует.

— Значит, всё это время, — его голос звучал жалобно, — ты смотрела на меня вот так, потому что у тебя плохое зрение?

Гермиона почувствовала, что краснеет.

— Мне было не до этого. Я не обращала особого внимания на своё зрение, пока у меня получалось читать.

Малфой открывал и закрывал рот. Он, казалось, находился в разгаре внутреннего кризиса, что дало Гермионе время самой кое-что обдумать. Она моргнула несколько раз.

Драко Малфой не мог ясно мыслить, когда она смотрела на него?

— Малфой, — Гермиона склонила голову набок, и её сердцебиение участилось, пока она изучающе смотрела на его, — как именно на тебя влияет мой «пристальный взгляд»?

Его лицо стало восхитительно пунцовым.

— Н-никак.

— Неужели? — медленно спросила она. — Значит, эта неспособность мыслить здраво не связана ни с чем конкретным?

Выражение лица Малфоя внезапно стало уклончивым, а его глаза быстро забегали, чего она, вероятно, не смогла бы разглядеть, не будь на ней очков. Он тут же ретировался и спрятался от неё, усевшись за письменный стол, разыграв при этом целый спектакль, с важным видом выхватив большое страусиное перо.

— Я сейчас чрезвычайно занят, — пафосно провозгласил он.

— А вот и нет. — Гермиона медленно приблизилась к его столу.

— Я серьёзно, Грейнджер. Мы можем обсудить это позже? — С каждым предложением его голос, казалось, набирал по октаве, звуча всё выше, и он старательно избегал зрительного контакта.

Гермиона присела на край стола, всё ещё наблюдая за ним с научным интересом.

— И ты боишься, что этот эффект, который я произвожу на тебя, станет сильнее — теперь, когда у меня появились очки?

Она подняла руку и поправила их, всё ещё не отрывая взгляда от Малфоя. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как она понадёжнее зафиксировала их на переносице, и издал какой-то сдавленный звук, прежде чем снова отвести взгляд и быстро переключиться на документы, подписывая их с таким видом, будто от этого зависела судьба всего волшебного мира.

Гермиона смотрела на него, наслаждаясь недавно открытыми для себя прелестями черт его лица, лениво гадая, застонал бы он, если бы она провела по ним кончиками пальцев. Она никогда не рассматривала Драко Малфоя в сексуальном плане с учётом того, что последние несколько месяцев он был всего лишь крупным говорящим пятном на противоположном конце стола, но, похоже, грань между раздражительным напряжением и сексуальным окончательно исчезла после того, как она смогла оценить его скулы.

Она сидела, выжидая и наслаждаясь видом, пока у него не закончились документы и он больше не мог притворяться, что ему нужно что-то подписать.

Наконец он с покорностью посмотрел на неё.

Она глубоко вздохнула и скрестила руки на груди.

— Знаешь, наши отделы должны взаимодействовать, и ты не можешь просто взять и перестать посещать собрания.

Он сглотнул.

— Я уверен, что мой помощник более чем компете…

— Я не собираюсь «пялиться» на твоего помощника, — сказала она, отмахиваясь от его возражений. — Мне нравится смотреть только на тебя.

Малфой недоверчиво издал какой-то протяжный гортанный звук.

Она тихо и отстранённо произнесла:

— Игнорирование этой проблемы до добра не доведёт, и в моих интересах помочь тебе как своему коллеге.

Он смотрел на неё с явным скептицизмом.

Гермиона глубокомысленно постучала пальцем по подбородку.

— Если пристальное внимание вызывает беспокойство, нам придётся что-то с этим сделать. Я думаю, что постоянный раздражитель, вероятно, сможет снизить интенсивность воздействия.

— Прости, — он подёргал за ворот мантии, словно тот его душил, — что?

Гермиона выпрямилась, разглаживая складки на юбке, а затем наклонилась к нему.

— Если у тебя выработается иммунитет к моему присутствию, то час или чуть дольше, в течение которого мне придётся на тебя пялиться на собраниях отделов, едва ли станет таким большим испытанием. Верно?

Он собирался заговорить, но быстро захлопнул рот и сглотнул.

— О каком взаимодействии идёт речь?

Она склонила голову набок и поджала губы.

— Ну, мы могли бы просто работать в непосредственной близости, но думаю, что такой подход отнимет у нас слишком много времени. Возможно, существуют более эффективные формы взаимодействия, — говоря это, она смотрела прямо на его губы. — Не находишь?

Он скользнул языком по губам и выдохнул:

— И ты бы добровольно пошла на это?

— Это было бы взрослым и ответственным поступком, и как твоя коллега я просто обязана помочь. — Под барабанный бой собственного сердца в ней запылала целая огненная буря. Она никогда не делала подобных предложений никому из сотрудников, но каким-то образом способность видеть мир с безупречной ясностью неожиданно придала ей и уверенность в себе. Она наклонилась к нему, облокотившись о спинку кресла. — Если подумать, то это вполне логично.

Малфой глубоко вздохнул, и Гермиона внезапно почувствовала острую необходимость вознести отчаянную молитву о том, чтобы она не ошиблась в своём предположении, потому что иначе она умрёт от смущения, если он ей откажет.

— Ну, когда ты так говоришь, кажется, что у нас нет выбора. — Он заметно подался вперёд, сближая их лица и неотрывно глядя на её губы. От одного его дыхания Гермиону пробирала дрожь предвкушения.

— Совсем никакого, — почти шёпотом сказала она.

И он поцеловал её.

Касание их губ разнеслось по телу восхитительными искрами. Его губы оказались тёплыми, и, когда она не отстранилась, а вместо этого углубила поцелуй, он наклонился ещё ближе. Коснувшись её лица, он провёл по щеке, а затем обхватил подбородок, притягивая ближе и целуя ещё глубже.

Гермиона, возможно, только сейчас осознала, насколько сильно её привлекал Малфой, но она была не из тех, кто боялся броситься в омут с головой, когда этого требовала ситуация. И не из тех, кто избегал острых ощущений, если только они не были связаны с полётами.

Гермиона потянулась и провела рукой по его волосам, ногтями касаясь кожи головы, и он на самом деле застонал. Низко, словно этот звук вырвали из него; он продолжал вибрировать в ней, посылая дрожь по нервам, от этого звука поджимались пальцы на ногах, и она придвинулась к нему ещё ближе. Он запустил руку в её волосы, сжав их у основания шеи достаточно сильно, чтобы она ахнула, и, когда она это сделала, он поцеловал её ещё глубже. И они могли бы продолжать целоваться и дальше, если бы не пробили часы, довольно громко напоминая им обоим, что Гермионе как раз сейчас пора проводить собрание отделов.

Они оба, тяжело дыша, отпрянули друг от друга.

Щёки Малфоя покрылись розовыми пятнами, и он выглядел невероятно сексуальным со своими взлохмаченными волосами, покрасневшими губами и потемневшими серыми глазами. Восстанавливая дыхание, он так пристально смотрел ей прямо в глаза, словно хотел прочитать её мысли. Это заставило её покраснеть настолько сильно, что очки запотели. Ей пришлось снять их и протереть краем кардигана.

Она снова надела их и, слегка кашлянув, неловко поправила.

— Ну, теперь ты чувствуешь, что пресытился чрезмерным взаимодействием?

Он покачал головой, всё ещё наблюдая за ней.

— Нет. Я думаю, мне понадобится значительно большее взаимодействие, прежде чем я достигну нужного уровня.

Она кивнула и прочистила горло, пытаясь поддерживать принятую терминологию.

— Верно, — теперь уже её голос прозвучал на октаву выше. — Если мы хотим придерживаться научного подхода, нам необходимо продолжить наши эксперименты, чтобы получить значимый размер выборки. Возможно, это займёт довольно много времени. У тебя есть планы на вечер?

— Ничего такого, чего нельзя было бы отменить, — сказал он, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц. — Ты же знаешь, я очень серьёзно отношусь к своей работе.

Это была, пожалуй, самая абсурдная ложь из всего, что было сказано.

— Верно. — Она выпрямилась, пытаясь вернуть самообладание, потому что ей всё ещё нужно было вернуться на совещание, а она не могла явиться на него, думая лишь о том, что бы она хотела сделать с Драко Малфоем сегодня вечером. Хотя это было единственным, о чём она могла думать.

Гермиона прочистила горло.

— Я могу простить твоё отсутствие на сегодняшней встрече, но нам стоит стремиться к тому, чтобы на следующей неделе всё проходило в штатном режиме.

Малфой встал, очевидно, израсходовав весь свой запас румянца во время их предыдущего контакта, и теперь выглядел невыносимо самодовольным.

— Видишь ли, — медленно произнёс он своим низким протяжным голосом, — это потребует серьёзной проработки. Мне, вероятно, потребуется твоё почти постоянное присутствие в течение следующих семи дней.

Его слова были пропитаны скрытым подтекстом.

— Да, хорошо, — она покраснела до самой шеи, пытаясь бочком протиснуться к двери, чтобы восстановить самообладание за пределами его кабинета и уже потом вернуться к работе. — Я всегда была ответственной и трудолюбивой, и мне не хотелось бы, чтобы из-за меня кого-то постигла неудача. Так что… сделаем всё, что возможно.

Он следовал за ней по пятам, и было не похоже, что он действительно собирался позволить ей вернуться на встречу.

— Мне на самом деле нужно идти, — сказала она, пытаясь улизнуть, но он с лукавой ухмылкой перехватил её запястье.

— Подожди, я не могу так скоро тебя отпустить. Мне нужно ещё немного внимания с твоей стороны, чтобы пережить остаток дня, — сказал он, и его голос был тягучим и обволакивающим, как шоколад, когда он притянул её к себе и наклонился, чтобы снова поцеловать.