Жил один далматский дог (джен)

Так как субтильная тушка Поттера была надежно загорожена дюжим шкафообразным Невиллом, Рону пришлось атаковать другой объект своего неудовольствия — начал докапываться до Гермионы, когда их наконец-то ненадолго оставили одних.

— Что значит «я люблю Гарри Поттера»? — гневно зашипел он, отжав девушку в угол. — Ты это почему родителям сказала? Ты что, правда любишь Гарри Поттера? И когда ты это поняла?

Гермионе отжатие в угол не понравилось (да и кому понравится-то?), и она, недолго думая, огрела рыжего ревнивца хорошим таким проклятием собственного изобретения, результат которого сводился к оглушению наподобие удара сковородкой. Звон был слышен отчетливо, равно как и шишка, возникшая от удара виртуальной кухонной утвари. Ронушка так и сел со сведенными в кучку глазами. Гермиона нависла над ним и, потрясая кулаком с зажатой в нем невидимой сковородой, яростно проговорила:

— А теперь послушай меня ты, Р-рональд Билиус Уизли! Ты мне тут какого лешего собственника вкручиваешь??? Я тебе что, вещь, чтобы решать, что мне говорить и кому? Я тебе пока ещё не жена, а после того, что ты тут вытворять начал, и женой быть тебе не хочу. Спасибо, накушалась!

— А что я сделал-то?! — с искренним недоумением взвыл Рон, как и все, впервые столкнувшийся с непостижимостью женской логики. Которую, как ни странно, понял Гарри. Ну, исходя-то из его опыта общения с тётей…

— «Что-что!» — передразнил он Рона. — Личное пространство человека уважать надо, долбоесина, а не распоряжаться им, как котиком: захотел — погладил, захотел — пнул. Тебе же ещё в Хогвартсе сказали, что ей нужно снять заклятие с родителей, и для этого надо сказать определенную фразу, некий пароль.

— А почему именно такой? — возмущенно завопил Рон, так и не вставая с пола. — Почему она не включила в пароль моё имя?

— Потому что она и так всё время думает про тебя, дубина! — закричал Гарри. — Как она включит это в пароль, если постоянно думает: «я люблю Рона Уизли»?

— Знаешь что, Гарри, я теперь так не думаю, — холодным тоном перебила Гермиона, с неприязнью глядя на некрасиво побуревшего ревнивца. — Мне теперь другой человек интересен…

— Значит, всё-таки Гарри, да? — яростно зарычал Рон. — Теперь он тебе интересен? Вот ты такая… Предательница! — выплюнул он.

— Ой, говори за себя! Разве это не ты бросил меня в палатке в начале осени, идиот?! — закричала Гермиона, мгновенно приходя в бешенство. — Сбежал под крыло к мамочке и красавец? А я, дура, ещё гналась за тобой, унижалась и звала, как самая распоследняя идиотка! И я тебя ещё простила??? — тут Гермиона сорвалась вовсе на визг, от которого у всех заложило уши. — Да как я тебя могла простить, не понимаю?! Это же ты, ТЫ ушел и бросил меня!

— Но… погоди, Гермиона, ты же и вправду меня простила? — заволновался Рон, почуяв опасную грань в их отношениях. — Я же вернулся, мы вместе, всё позади, разве нет?..

— Тогда мне пришлось смириться с тем, что ты рядом, — нехотя признала Гермиона. — Нам с Гарри ещё нужна была твоя помощь. Но потом, когда всё закончилось… Осадочек, знаешь ли, скопился, а он ой какой неприятный: твоя мелочность, лживость, жадность, неискренность, двуличие, неряшливость, обжорство наконец, и это не говоря уж о том, как ты нас предал, сбежал и бросил одних посреди леса! Какой ты после этого друг, Рон? Хотя, в качестве друга это тебе ещё простительно, — передумала Гермиона и добила: — Но в качестве мужа ты меня не устраиваешь. Не нужен мне такой мелочный и ненадежный супруг, сбегающий к мамочке при малейших трудностях.

Всё, Рон был препарирован, выпотрошен, исследован под сильнейшим микроскопом, классифицирован как вредный вид, утилизован и забыт. В глазах Гермионы, во всяком случае. Гарри с Невиллом могли только руками развести, типа, они не при делах, все анализы Грейнджер проводила…

Злость хоть и застила глаза рыжику, но не ослепила, видел он, что Гарри к Гермионе относится сугубо по-братски, но при этом неуклонно начал отдаляться от Рона, всё чаще держась подле Невилла. Да что с ними со всеми не так?! Где и, главное, какая кошка между ними пробежала? Гарри, блин, что-то чудить начал, всё отдаляется и отдаляется, уходит куда-то, кукует в одиночестве. И ведь виртуозно исчезает, словно сам мантией-невидимкой стал! Вот минуту-полчаса его нигде нет, а там бац, и появился, как будто и не уходил никуда… Как это у него получается? И зачем, интересно? С чего он друзей сторониться стал?

Потом до Рона кое-чего доходить начало, задняя мысля, как говорится, пришла опосля, догнала и огрела правдой: после второго курса Уизли были очень так обязаны Гарри. Если даже выкинуть пресловутый Долг Жизни, то остается чувство элементарной благодарности за спасение единственной, долгожданной и любимой дочери. А они его даже в Египет не взяли, в море поплавать и на пляже полежать. При том, что они знали, как и где Гарри живет. И вообще, как-то все профессора вкупе с Дамблдором к Поттеру неадекватно отнеслись: увидел воочию Квиррелморта — пошел к Дурслям, зарубил здоровую змеюку мечом, чуть не помер — Уизли в Египет, а Гарри пошел к Дурслям! Сириус на теплый остров отлеживаться улетел, Гарри — опять пошел к Дурслям. Привязали к гробнице, лично Волди пытал круциатусом, рядом убили человека — марш к Дурслям, переживай всё один. Крестного убили, друзья все раненые лежат — конечно, Дурсли всё поймут и посочувствуют… При этом он маме «как сын», да конечно…

Допетрил Рон, ходит за Гарри хвостиком, виноватыми глазами спину ест, вздыхает по-бульдожьи и сам себя на все корки кроет. Поначалу это смешило: пройдет Гарри сюда, займется чем-то, а сзади над плечом — «о-о-ох-х-х…», туда пройдет по поручению кого-либо, а позади всё то же: «э-э-эх-х-х…». В общем, страдает Рон, без вины виноватый. А Гарри не понимает, в чем тот провинился, думает: Рон так ревность выражает. Терпел-терпел его вздохи-охи и сорвался.

— Слушай, Рон, — развернулся он к другу. — Прекращай за мной таскаться. С Гермионой у меня ничего нет, мы друзья! Ты ревнуешь к пустому месту, понял?

— Я не ревную, — открестился Рон. — Меня другое мучает, понимаешь? — и грудь с левой стороны потирает. Гарри насторожился, следя за рукой, а голос Рона продолжал дальше гудеть: — Я маме говорил наскрести золота на лишний билет, хотел, чтобы ты с нами в Египет поехал, но они меня не послушали, просто отмахнулись, хоть я и доказывал, как плохо тебе у магглов живется. Что я мог? Ничего, мелкий был, сопляк, как Билл выразился, когда встретил нас в Каире. Привет, говорит, сопляк, и кепку мне на нос…

С минуту-другую Гарри обалдело внимал, тщетно силясь сообразить, о каком таком Египте Рон талдычит? Да и как он прознал, что Гарри в Египте недавно побывал?.. Однако из дальнейшего разговора до него начало доходить, что ни о чем Рон не догадывается, а рассказывает про свои каникулы перед третьим курсом.

— А на мое предложение оставить меня у тётушки Мюриэль близнецы знаешь что сказали? Сказали, что я сошел с ума и мне пора поселиться в Мунго, в палате Януса Тики… Так меня же папа ремнем выдрал за то, что я Джорджу глаз подбил, а Фреду нос разбил…

Гарри слушал и не верил ушам. Вот те раз… Рон-то пытался до родителей достучаться, даже с близнецами подрался. Выходит, друг он, настоящий. Просто по малолетству мало что мог.

— А чего они так? — озадачился Гарри. — Забыли, что ли, как решетку из окна выдирали?

— Да не забыли! — поморщился Рон. — Просто обрадовались очень. Не каждый же день мы в Египет или Румынию срываемся. Вот и пакостили. А билеты папа через Министерство доставал, всех детей пересчитал, себя с мамой не забыл, а про Гарри какого-то Поттера и не думал совсем… — договорив, Рон страдальчески вздохнул, виновато заглядывая в глаза, как побитый щенок. Хороший такой рыжий щенок, согнувшийся пополам, чтобы с высоты своих двух метров заглянуть Гарри в глаза.

— Ладно, Рон, не переживай, — великодушно простил его Гарри. — Всё это в прошлом, а с нами слишком многое произошло, чтобы все разом перечеркнуть. Забей, не держи в себе. Мне это нормально, с детства привык полагаться только на себя, сам же знаешь…

— Знаю. И от этого мне плохо, — искренне признался Рон. — У человека должен быть надежный тыл, который стопроцентно прикроет его в трудную минуту, Гермиона мне это ясно показала… Как ты думаешь, у меня с ней больше ничего не выйдет?

— Не думаю, — Гарри покачал головой. — Гермионе сейчас не до парней. А ты попробуй сойтись с Лавандой, она тебе точно подходит.

— Думаешь? — обнадежился Рон.

— Конечно, — улыбнулся Гарри. — Одно её «Бон-Бон» чего стоит. Да я просто уверен, что она каждый день будет к миссис Уизли бегать и выспрашивать у неё рецепт любимого пирога с патокой, который так обожает её ненаглядный Бон-Бон.

— Да! И целуется она классно! — Рон засиял глазами. — Значит, Лаванда? — воодушевился он. — Приеду домой, сразу с ней свяжусь!..

Гарри вдруг порадовался тому, что у Рона такой солнечный, неунывающий характер. Не стал же он устраивать вселенскую драму из-за того, что его Гермиона отшила. А что сбегал дважды… ну так человек он такой, не всем же быть сверхидеальными. Том Круз, вот, к примеру, на экране может как угодно суперменничать, а в жизни он такой же, как все.

На ранчо Мика Данди ребята провели ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы собраться, разобраться с делами и распрощаться с гостеприимными родичами, в доме которых Грейнджеры провели целый год. Особенно долго прощался с собакой Филипп: стоял на коленях пятнадцатилетний подросток, гладил коричневого пёсика и что-то шептал. С собой взять собаку ему не разрешили, да и Гарри, незаметно просканировав чувства келпи, тоже был согласен. В Англии у Грейнджеров не будет таких просторов, как в Австралии. А келпи — собака резвая, как хилеру, ей нужны воля и раздолье, чтобы мчаться со всех ног мили и мили целый день по прямой.

Гарри с ними не поехал, решив вернуться к Дурслям. Хоть Барри и звал его присоединиться к путешествию на острова Новой Зеландии, посмотреть на какапо, кеа и туатару, Гарри отказался, попросив взять вместо него Невилла и Полумну. Услышав про совиного попугая (и про очередной перелет на аэроплане), с ними ожидаемо запросился Рон.

А Гарри, проводив взглядом небольшой частный самолет с ребятами и Барри, беспечально трансгрессировал к ферме тётушки Мардж. И попал в самый разгар драмы — пропали Дадли и дядя Вернон! Отправились они, значит, на рыбалку в Уини-крик и пропали, так ничего и не слышно о них со вчерашнего дня! Спасите-помогите!.. Поисками руководил полковник Фабстер, сурового вида мужик с зычным гласом, которым рявкал команды направо-налево, по громкости превосходя самый мощный рупор. Марджори Дурсль свалилась с приступом гипертонии, Петунья вот уже с утра включилась в поиски: прочесывала местность с бригадами спасателей.

Господи… На ум сразу пришли все жуткие сказки и побасёнки о диких бушах Австралии со всеми возможными монстрами, коих было немало в австралийском фольклоре. Начиная с болотного буньипа и заканчивая кинигером, местным оборотнем с головой динго… Гарри как представил, какие беды ожидают двух беспомощных горожан в австралийской первобытной сельве, так весь потом и покрылся. Конечно, хищников крупнее динго тут не водится, но гребнистые крокодилы здесь порой достигают свыше шести метров в длину, кроме того, не будем забывать о ядовитых пауках, сколопендрах, скорпионах и змеях.

— Тётя Мардж! — кинулся он к гипертонствующей страдалице. — В какое точно время дядя Вернон и Дадли отправились на рыбалку?

— Тебе-то это зачем, чертов подкидыш? — грубо рявкнула тётка, снимая со лба мокрое полотенце. — Ты тут вообще откуда взялся, гаденыш?

Гарри посмотрел на неё как на полоумную — совсем не соображает, что ли? Он же помочь хочет!.. К счастью, вторая дама, сидящая здесь же в кресле, оказалась куда благоразумнее.

— А с рассветом, мальчик, с рассветом отправились, взяли проводника из местных и отправились. Странно, что они с проводником пропали, он не из тех, чтобы заблудиться в родном буше, да и пёс его имеет опыт в таких экспедициях…

— Пёс? — уцепился Гарри за призрачную надежду.

— Ну да, — покивала мадам. — О нём легенды ходят, говорят, хоть Земля рухнет в Преисподнюю, а Кортикостероид непременно вернется и кусок суши с собой с хозяином доставит. А к чему ты о собаке спрашиваешь?

— Ну, в смысле, с собаками искали? — ушел Гарри от прямого ответа.

— Ищут, — снова закивала мадам. — Но все псы теряют след у реки. Ниже по течению тоже ищут! — подняла она ладонь, предупреждая вопрос Поттера. — Но их нигде нет, ни по всей протяженности обоих берегов, вплоть до скалы Дьявола, ни вокруг неё… Их словно в воздухе растворили: и проводника с лодкой и собакой, и его подопечных.

— А дальше, за скалой Дьявола? — спросил Гарри.

— А дальше незачем искать, мальчик, дальше прямо Амазонка, непроходимые пампы со всеми его дикими обитателями. Лодку как в джунгли унесешь?

— Понял, — кивнул Гарри. — Спасибо.

Тут на столе захрипела рация. Чей-то надсадный голос произнес:

— Сворачиваемся, Труди, из центра сейсмологии пришли показания приборов, они показали район вчерашних толчков, это скала Дьявола. Местность совершенно неузнаваемая, русла рек перемешаны, частично воды ушли в землю, тут теперь болото, а не полноводная крик…

В комнате повисла гнетущая тишина. Мардж, приподняв голову с дивана, оцепенело смотрела на рацию, в её глазах появилось жуткое нечитаемое выражение, какое постигает всякого, кто услышал о гибели родных.

— Бедная Петунья… — трагически прошептала мадам, прикрывая лицо руками. В ушах Гарри загудела кровь. Будучи сиротой с детства, сейчас он ощутил себя сиротой в полной мере — у него, блин, одна тётя осталась! А каково же ей-то, потерявшей сестру, она теперь мужа и сына утратила. Ой-ей…

Развернувшись, Гарри вынесся из гостиной и вылетел во двор, забежал за сараи и сам, без помощи Румпеля, перенесся в рассвет вчерашнего дня, в пса со странной кличкой Кортикостероид. Ну а очутившись в теле хилера, понял, почему его так прозвали — пего-крапчатый пёс, казалось, состоял из ртути, текучий-кипучий, он постоянно находился в движении. За то время, пока Вернон и Дадли грузились в лодку, пёс, огретый стероидами, не одну милю нарезал по берегу, носясь кругами по довольно-таки внушительному диаметру. По лодке он тоже шнырял безостановочно с носа на корму и назад, перескакивая по банкам и багажу. У Гарри с непривычки аж голова закружилась и дыхание сперло от ветра навстречу — с такой скоростью пёс носился! Но взять над ним власть он не рискнул, помня характеристику, данную конкретной собаке. Сначала он посмотрит, что случилось, а потом, по мере надобности, вовлечется в дело. Надо будет, снова вернется назад, и в случае чего — вмешается.

Хозяин собаки, высокий тонкий кофейно-черный австралиец, носил весьма говорящее имя — Диор Динго. Был облачен в джинсы, на плечах накидка из шкуры одноименной дикой собаки, на запястье левой руки блестел ободок часов, дорогущих «ролекс», насколько Гарри мог судить. Управляя лодкой при помощи шеста, Диор тихо намурлыкивал какую-то мелодию, иногда вторя крикам попугаев в прибрежных зарослях. Происходило это всегда неожиданно и громко, отчего Вернон и Дадли вздрагивали и нервно подпрыгивали от громогласных вскриков. Мурчит-мурчит себе под нос, а потом ка-ак завопит несмазанной телегой…

А когда те попугайчики взмыли в небо целой тучей и усвистели на восток, в сторону Сиднея, Диор настороженно оглянулся, послюнявил палец, подержал на ветру и кинул коротко пассажирам:

— Держитесь крепче, мои хорошие, счас маленько потрясет… — и вопрос собаке: — Куда нам надо, Кортик?

Пёс скакнул на нос и вытянул морду к скале в конце речной излучины. Крякнув, Диор налег на шест, направляя лодку на межу. А вода вокруг пошла уже пеной от подземных толчков… Дадли и Вернон вцепились в борта, с неверием принимая чертов факт того, что они-таки угодили в самое настоящее землетрясение. Мечта каждого путешественника, ага…

Тут впереди, справа от скалы, треснула земная кора, и в эту каверну с ревом хлынула вспененная вода. А когда же лодка поравнялась с трещиной, Кортикостероид сиганул с борта в неё. Диор, к ужасу и смятению пассажиров, тут же направил лодку туда же, следом за собакой.

Ох и помотало же Гарри в шкуре Кортика! Но несмотря на то, что его мотало и швыряло туда-сюда, этот невозмутимый пёс ухитрялся плыть в бешеной мешанине грязи, камней и воды, совершенно не обращая внимания на рев и грохот. А мир сошел с ума: орали и визжали земляные пласты пород, трущихся друг о друга с ужасающей силой, казалось, пёс-камикадзе ведет людей в самую преисподнюю. И вдруг всё это закончилось. Их всех вышвырнуло, как из катапульты, людей, собаку и ошметки покореженной лодки, в раскуроченный распадок среди скал. Живых, напуганных, но, как ни странно, целых, если не считать ссадин и синяков с царапинами. Пострадали только лодка и одежда. Багаж и шест сгинули, проглоченные толщей земли.

Диор в первую очередь позаботился о пассажирах, Верноне и Дадли, осмотрел их на предмет серьезных ран и переломов, ощупал себя и собаку и только после этого занялся осмотром местности. Увы, она была совершенно непроходимой: со всех сторон топорщились обломки скал, средь которых влажно блестела топкая глина, почва была абсолютно ненадежной, зыбучей и опасной, не было и речи о том, чтоб самостоятельно выбраться отсюда. Только легкий и юркий пёс смог взобраться на гребень скал, но дальше, увы, простирался вид на те же покореженные земли с перемешанными руслами рек, омутов и зыбей.

Когда вдали пророкотал мотором пятый вертолет, а на землю начали спускаться сумерки, Гарри понял — пора взять дело в свои руки. С большой неохотой покинул тело Кортика и вернулся в настоящее. Здесь он снова обратился к мадам в гостиной, на сей раз с вопросом о том, где сосредоточены силы спасателей, после чего ухитрился просочиться в автобус, отправленный за ними. На базе Гарри тут же нашел тётю Петунью и кинулся к ней с просьбой совершить ещё один облет территории.

— Бесполезно, Гарри, — удрученно покачала головой тётя, обреченно горбясь. — Нет никаких шансов их найти…

— Нет-нет, северней надо поискать, северней, я их видел, тётя, поверь! — истово взмолился Гарри, отчаянно заглядывая в лицо, желая только одного — чтобы она поверила. И она поверила. Наклонилась, пытливо заглянула в отчаянно молящие глаза и увидела в них именно то, что пытался донести до неё Гарри — он говорит правду. А ещё она вспомнила, что Гарри волшебник, и как волшебнику, ему ведомо то, что сокрыто от глаз простого человека.

Ещё один полет на ту же территорию, много раз обысканную и прочесанную вдоль и поперек, но только теперь с ними странный парнишка, просящий пролететь ещё чуть дальше к северу, вон к той гряде, сильно в стороне от основных русел рек. Стрекочет винтами воздушная машина, разгоняя пушистые лохмы эвкалиптового тумана (именно он помешал Диору развести костер, чтобы привлечь внимание дымом), тянется понизу шлейф потревоженного воздуха, струями взвинчиваясь вдоль по склонам. Вот перевалил вертолет через гряду нового горного хребта, и взору спасателей предстали те, кого они искали уже сутки с гаком…

Обнимая Вернона с Дадли, Петунья безотчетно искала глазами третьего, племянника Гарри, который своей непостижимой магией нашел и спас её семью. А найдя, протянула руку, привлекая в тесные объятия. И стоя рядом с ними, Гарри вдруг осознал, как сильно он испугался исчезновения Вернона и Дадли, ощутив сильнейшее облегчение оттого, что смог совершить невозможное — найти и спасти с помощью своего нового умения. Да и пёс по кличке Кортикостероид предстал перед ним, как самое настоящее чудо, реально подсказав дорогу для спасения. Шутка ли, прыгнуть прямо в самый эпицентр землетрясения, увлечь обреченных, по сути, людей в пролом расходящихся плит, при этом точно зная, что в конце пути будет островок безопасности. И на самом деле Вернон с Дадли и Диором могли вернуться домой сами через несколько дней, когда покрепче схватится глина и спадет вода, затопившая низину.