Бабочка острова Наат (гет)

О том дне, когда она стала рабыней, Миссандея помнила мало. Лишь белый песок пляжа за бортом да дым от горящих крыш, черневший на фоне лазурного неба. Даже годы спустя, закрывая глаза, она будто всё ещё слышала крики братьев и ощущала грубые руки работорговцев. Куда лучше девушка запомнила запах судна, везшего живой товар в Эссос: удушливая смесь из кислого пота и экскрементов, исходившая от полуголых тел, набитых, будто тюки, в затхлый трюм.

«Как давно это было?»

* * *

Миссандею разлучили с братьями и посадили в кормовую часть трюма, к женщинам. Пятилетняя девочка дрожала и осматривалась. Её двоих тёток пираты на борт не взяли, посчитав старыми, а маму… К горлу подкатил ком, и Миссандея расплакалась, обхватив колени липкими от пота руками.

Захватчики поили и кормили пленных. Иногда разрешали подниматься на борт, чтобы подышать свежим воздухом. Но то было не милосердие, просто живой груз дóлжно было доставить в Залив Работорговцев целым и сохранившим товарный вид.

Первой остановкой судна стал Миэрин. Миссандея узнала об этом, подслушав болтовню пиратов. Девочку даже не выпустили из трюма. Лиловобородый пентошиец в сопровождении двух дюжих уроженцев Летних островов лишь ненадолго спустился в кормовой трюм и отобрал несколько крепких женщин. Позже, узнав больше, девочка поняла, что выбрали лишь тех, кто был пригоден для сражения в знаменитых бойцовых ямах разноцветного города.

Во второй раз, когда стук вёсел за бортом смолк, Миссандею и всех женщин вывели на борт. Пираты, не особо церемонясь, обливали их набранной прямо из-за борта водой. Заставляли тереть тело, чтобы отбить запах и отмыть налипший мусор. И всё равно меднокожий низкорослый гискарец, поднявшийся на борт, морщил нос и прижимал к лицу лоскут ткани, желтый, как кирпичи высокой стены за его спиной. Но не покупатель, не стены, не выглядывавшие из-за них бронзовые фигуры крылатых женщин волновали девочку: на борт вывели не только всех женщин, но и юношей и даже мальчиков.

— Рондо, Гиста, Микаред, — Миссандея подалась из шеренги вперед, протягивая руки к худым фигуркам братьев, держащихся вместе около других мальчишек. Тут же грубый пинок одного из пиратов повалил тщедушное тело девочки на палубу.

— Миссандея! — крикнул младший из братьев, Микаред. Он был лишь на год старше её самой. Они всегда играли вместе, познавая такой прекрасный на вид и губительный для любого чужеземца мир Наата. Соревновались в ловле бабочек. Той ночью, когда со стороны дома послышались крики, они тоже пытались поймать мотыльков.

Девочка не видела, наказали ли брата за нарушение тишины, но когда две женщины подняли её на ноги, все трое мальчишек стояли смирно, опустив головы.

— Во имя Владыки Гармонии, молчи, — шепнула ей одна из пленниц. Голос показался девочке знакомым, но она не посмотрела, кто это был.

— Тут в основном уроженцы острова Наат. Они покорны и не ведают запретов во всём, что касается плотских утех. Эти рабы идеально подойдут для обучения «пути семи вздохов и шестнадцати поз удовольствия», — лебезил перед важным гискарцем лиловобородый пентошиец — владелец судна. — Девочки и девушки не тронуты. За их девственность можно получить хорошую цену.

Но господин едва ли обращал внимание на болтовню пирата. Осматривая голые тела пленников, он медленно шел вдоль всей шеренги, не убирая ткань от лица. Миновав Миссандею, гискарец направился к юношам и мальчикам. Девочка, потирая ноющий после удара живот, с ужасом смотрела вслед процессии, что следовала за господином: одетый в легкую ткань раб в ошейнике с серебряными бубенцами нес на подушечке длинную трость. Следом за ним вышагивала шестерка воинов в медных остроконечных шлемах. Чуть поодаль дожидались другие рабы, державшие в руках кожаные ошейники.

Гискарец дошел до конца шеренги и безмолвно протянул руку в сторону сопровождающих. С поклоном молодой раб протянул хозяину трость. Тот, приняв её, тут же указал ею на высокого и хорошо сложенного пленного с копной медных волос. Этот цвет и светлая кожа выдавали в незнакомце чужеземца.

— Сними, — гискарец указал тростью на набедренную повязку на стройных бедрах юноши. Тот даже не пошевелился. Два летнийца по знаку пентошийца-капитана выволокли упрямца из шеренги и сорвали ткань, полностью обнажая несчастного.

Значения брани, которая сорвалась с уст медноволосого, Миссандея не разобрала. Язык оказался ей незнаком. Но он точно не был уроженцем Наата и не изъяснялся на низком валирийском, как остальные.

Гискарец смотрел на происходившее бесстрастно, помахивая в воздухе тростью с мягкой кисточкой на конце.

— Этот юнец с корабля, который мы захватили, минуя Ступени. Уроженец закатных земель, — пояснял пентошиец. — Их религия ответственна за варварский нрав этого юноши. Но ведь иногда приручение молодого жеребца не менее сладко, чем покорность.

— Поверните его, — скомандовал гискарец, осматривая спину и ягодицы юноши. И, как видно, увиденным он остался доволен. Трость указала в сторону рабов с ошейниками, которые должны были одеть их на новичков.

Миссандея округлившимися глазами смотрела на вестеросца, вырывавшегося из рук пиратов.

— Зря андал так упирается, — голос одного из пиратов-гискарцев, стоявших около их ряда, привлек внимание девочки. — В Астапоре бы он лишился своих причиндалов под корень.

— А так сохранит, — ответил ему светловолосый лисиниец в ярких одеждах. — Вот только редко будет использовать их по прямому назначению.

Его собеседник заржал. А тем временем торговец отобрал ещё пару наатцев. В отличие от вестеросца, они покорно сняли остатки одежды и перешли под власть нового господина. А тот выбирал себе всё новых и новых юношей. Миссандея не сводила взгляд с гискарца, приближавшегося к её братьям.

— Проклятье, Мудрые Господа послали к нам зо Мирака, — подал голос лисиниец. — Сейчас он купит всех юнцов, и мы поплывем в Астапор с грузом девок и взрослых мужиков, непригодных для нужд Добрых Господ. Надо было сразу плыть в красный город, а не делать этот крюк…

— По традиции Великие Господа Миэрина покупают рабов первыми, — поведал пират-гискарец. — Таков многовековой уклад. У капитана не было выбора. К тому же в Юнкае тоже чаще покупают юношей — они не тяжелеют и не требуют дать им отдых на несколько дней каждый месяц.

Миссандея перестала слушать болтовню пиратов. Гискарец остановился напротив братьев. Трость с кисточкой сразу брезгливо отодвинула старшего Рондо, едва лизнула по щеке среднего Гиста. А вот младший Микаред привлек его внимание.

— Этот, — провозгласил гискарец.

Младший брат задрожал и встретился с Миссандеей взглядом. Эти страх и отчаяние в ореховых глазах девочка запомнила навсегда. Тогда она видела Микареда в последний раз.

* * *

Годы спустя, когда Дейенерис Разрушительница Цепей взяла Юнкай и освободила его рабов, Миссандея искала младшего брата, но тщетно. Она не нашла и следа мальчишки с Наата, купленного зо Мираком почти семнадцать лет назад. Слишком много их было, и имена никто не запоминал.

Теперь, когда Рондо пал при осаде Миэрина, а Гисту убили мертвецы под теми холодными стенами на Севере, Миссандее как никогда хотелось верить, что Микаред жив. Младший брат сообразительностью не уступал ей самой. Быть может, ему тоже повезло избежать горькой доли обычного постельного раба? Вдруг он сумел освободиться? Завел семью? Быть может, младший брат вернулся на Наат и ждёт её теперь там? На берегу из белого песка... Рядом с женой и четырьмя кудрявыми ребятишками.

Бывало, Миссандея представляла, как будет учить племянников языкам и прочей грамоте. Рассказывать им о великой сереброволосой королеве, спасшей мир от армии мертвецов и разрушившей цепи сотен тысяч рабов. Кхалиси, что впервые в истории переправила свой великий кхаласар через мертвые соленые воды. Миссандея расскажет ребятам о чудесах закатных земель: Детях Леса, лютоволках, великанах и, главное, она поведает им о драконах.

Миссандея живо представила округлившиеся ореховые глаза, взирающие на неё с интересом. Дети — настоящая отдушина. Родных у них с возлюбленным никогда не будет, но Миссандея не жалела об этом. Ведь у королевы Дейенерис тоже не может быть детей, но она стала матерью не только для своих драконов, но для целых народов.

Вот только… Те, кто любил Мису, остались там, на Востоке. Местные не принимали сребровласую королеву. Даже после той великой жертвы, что она принесла ради их спасения. Здесь, в Вестеросе, всё было чужим и холодным. Опуская факел на погребальный костер с телом Гисты, Миссандея ощутила настоящую тоску и поняла, что никогда не сможет назвать это место домом. И не только она чувствовала эту пустоту и отчуждение.

Серый Червь тоже хотел покинуть закатные земли. Юноша пришел к ней в ночь перед отплытием на Драконий камень. Они занимались любовью, стараясь забыть ужас и заглушить боль потери, а потом долго лежали вместе, не желая разжимать объятья.

— Не передумала плыть со мной на Наат? — спросил Серый Червь, обнимая её за плечи.

— Нет, — уверенно ответила Миссандея, поглаживая пальцами его твердую безволосую грудь. — Моему мирному народу понадобится защита. Мы редко покидаем свои острова. И никогда это не происходит добровольно.

— Больше этого не будет, — заверил Серый Червь, поворачивая к ней такое красивое лицо. — Безупречные никому не позволят увозить вас из дома.

Миссандея подалась вперед и поцеловала юношу, запуская пальцы в короткие завитки колючих волос. Каким же нежным он мог быть! Миссандея положила голову ему на грудь, закрыла глаза и вслушалась в размеренное биение сердца.

«Теперь он — моя семья», — подумала девушка тогда, вдыхая запах любимого. Миссандея знала, что Серый Червь, несмотря на травму, в душе желает всего того же, что и обычный мужчина. А ведь когда-то королева даже не поверила, что предводитель Безупречных смотрит на её переводчицу с интересом, присущим мужчине, а не евнуху. И сама Миссандея долго не могла поверить в это. Рондо и Гиста после обучения стали иными. Отстраненными. Они не любили вспоминать о том, что было до Астапора. Не строили планов. Будто надломившись, они так и не смогли оправиться от урока Добрых Господ до самой смерти. Серый Червь отличался от них тем, что он не любил вспоминать ничего, что было до того приказа Дейенерис убивать господ. А ещё он умел мечтать. И желать.

Её любимый мог быть не только нежен и страстен, но и жесток. Мстителен. Но при этом верен своей королеве, а теперь и самой Миссандее. Всё, о чём жалела девушка после той их первой ночи на Драконьем Камне, — что они не открылись друг другу раньше, ещё в Миэрине, когда она учила его языку родных земель их королевы. Но тогда Миссандее было страшно. А вдруг то, что она видит в евнухе, лишь наивная иллюзия, думала она, тайком наблюдая за юношей. Тем более, что и сам Серый Червь не желал приближаться к ней. Отталкивал в последний момент. Буквально бежал. Тогда Миссандея не могла понять, что он поступает так из-за собственного увечья.

— Вокруг было много полноценных мужчин, — нехотя признался Серый Червь, когда она спросила, почему раньше он избегал разговора о том, что ищут безупречные в объятиях женщин. — У такой красивой, молодой и умной женщины, как Миссандея с острова Наат, не возникло бы проблем с тем, чтобы выбрать кого-то из них.

— И я выбрала лучшего, — ответила Миссандея, мечтательно улыбаясь и не желая открывать глаза. — Жалею лишь о том, что не сделала этого раньше.

— Я тоже, — ответил юноша, прижимая её к себе.

* * *

На лицо упала капля росы. Миссандея открыла глаза. Свод её темницы оставался всё тем же. Она изучила каждый выступ и выбоину на нем, словно текст нового тома.

Девушка устала бояться. В её жизни и без того было много страха. Тот корабль. Астапор. Война. Драконы. Гарпии. Миссандея не страшилась даже смерти. Она уже посмотрела в её голубые глаза в той промерзлой крипте.

Миссандея переживала больше не за себя, а за свою королеву. За своего возлюбленного. Страшилась того, что не увидит в лазурной дали очертаний родного острова и силуэта брата на фоне белого песка. Боялась, что не поднимется на холм предков и не положит кинжал Рондо и браслет Гисты на семейный алтарь. Не вернёт их дух на родину, к предкам. К маме, что, вопреки славе «покорного народа», сражалась за своих детей, пока пираты не пронзили её грудь копьём.

Миссандея сжала кулак. До слуха донеслись шаги гвардейца Ланнистеров. Вскоре её должны были вновь отвести к трусливой королеве-львице.

На сердце неожиданно стало очень тяжело. Такой тёмной тоски она не испытывала даже перед той жуткой битвой в Винтерфелле. Почему она вспомнила всё это? Может, потому что ночью ей снилась мама? Миссандея не разобрала лица женщины в сверкающих шелках, но знала, что это она. Около мамы стояли Рондо и Гиста. Микареда с ними не было, но отчего-то Миссандея этому обрадовалась. Мама и братья махали ей, лодка приближалась к берегу. Миссандея обернулась, но поняла, что Серого Червя рядом нет. Вместо этого на её руку опустилась крупная черно-белая бабочка размером с ладонь — и на душе стало спокойно.

«Этот сон… — Миссандея поднялась с каменной лежанки. — Старшая тётушка что-то говорила о бабочках, прилетающих во снах. Но что? Почему так сдавило грудь? Не могу даже вздохнуть. О Владыка Гармонии, если так станется, что мне не суждено узреть родной Наат, то дозволь мне хотя бы раз увидеть мою королеву и моего возлюбленного. О большем я не смею тебя просить».

* * *

Со стены Королевской Гавани войско Дейенерис казалось таким маленьким! Вот она, цена победы над мертвыми, горько подумала Миссандея, высматривая лицо возлюбленного в шеренге других безупречных. Серый Червь стоял около своей королевы и не отводил взор от Миссандеи. Его лицо словно окаменело. Девушка видела на нём страх и отчаяние. Бессилие. Миссандея знала, что и сама Разрушительница цепей сейчас не может ничего изменить. Тяжелый дух смерти окутывал тело молодой переводчицы. Он исходил от исполинской фигуры за её спиной.

«Владыка Гармонии, благодарю тебя за то, что исполнил мою просьбу», — поблагодарила девушка небесного покровителя своего народа. Но тут же от этих слов ощутила дурноту.

Вера Наата учила жителей смирению. Говорила, что не нужно противиться земным невзгодам. Страдания при жизни отплатятся сторицей на небесах. Вот только чем дольше Миссандея стояла на стене, тем жарче распалялось пламя в её сердце. Нет! Она не хотела быть покорной! Не хотела принимать свою судьбу, склонив голову! Что принесло её народу смирение? Что дало ей самой? Если бы кто-то тогда поддержал маму, требовавшую дать захватчикам отпор, то их бы не увезли с острова! Рондо и Гиста были бы живы! А Микареда бы не отобрали навсегда!

Миссандея не слушала, что там говорила трусливая львиная королева. Девушка посмотрела на оковы на руках. Окинула взглядом людей вокруг. Стоили ли эти слепцы тех жизней, что угасли на Севере? Гисты? Сира Джораха? Тысяч… сотен тысяч тех, кто погиб на чужой войне?

Вокруг была лишь ненависть и страх. Они, словно дурная болезнь, источали вокруг зловонные миазмы. Когда Миссандею вели на стену, люди Королевской Гавани кричали в её сторону проклятия. Желали смерти пособнице захватчицы и заморской образине.

«Зря моя королева приплыла сюда. Для этих людей она такая же чужачка, как и мы. Они не примут её!»

Злость заклокотала в груди. Ярость, что была так противна вере её народа. Серый Червь говорил ей, что долгое время жил лишь ради того, чтобы убивать бывших хозяев. Она не понимала возлюбленного тогда... Нет. Не так. Миссандея не хотела признаваться даже самой себе, как радовалась тому, что мучители, называвшие себя Добрыми Господами, горят в огне. Превращаются в пепел, уносимый ветром.

— Есть, что сказать напоследок? — насмешливо спросила львиная королева.

Миссандея посмотрела на Дейенерис. Девушка хотела вознести лишь одну молитву. И не смиренному богу, а той, что несла в этот мир пламя, кровь и возмездие.

— Dracarys!