Ежевичное вино (гет)

Невилл. Джинни просыпается с этим именем на губах и под кожей. Садится в кровати, изумленно шепчет его и качает головой. Солнце лижет пятки огненным языком, так что Джинни сначала прячет их, но потом вскакивает нервно с кровати, отдергивает шторы, поводит веснушчатым плечом и садится на подоконник: иногда ей кажется, что от таких ее выкрутасов Нору может однажды окончательно перекосить, повести в бок с трагичным, но предсказуемым финалом. Джинни морщит нос, отгоняя ерундовые мысли, поджимает колени к груди и крепко задумывается. Ей нужно отмотать время назад, чтобы вспомнить, в какой момент вселенная так повернулась, что Джинни Уизли просыпается с именем Невилла Лонгботтома на губах.

* * *

Джинни всегда нравилась осень. И не только потому, что в детстве она сначала ждала, когда вырвется из шумного, суетного дома в Хогвартс и станет сама по себе, а потом, когда это действительно произошло, все ее ожидания оправдались с лихвой. Но и потому, как осень пахла, как она пламенела яркими красками, как устилала улицы хрустящим ковром. Даже то, какой капризной и переменчивой она могла быть, отзывалось в душе тайным узнаванием.

«Это потому, что вы с ней, как сестры», — как-то в шутку сказал Гарри, и это было самое романтичное, что ей довелось от него услышать.

Поэтому Джинни так дорожила этими несколькими неделями затишья перед новым квиддичным сезоном и уже третий год подряд проводила их в Норе. Там время словно замирало и кружилось на месте, вслушиваясь в непривычную тишину по утрам. Там дни были наполнены прогулками, ароматом свежей маминой выпечки, тихими разговорами с родителями у очага, неспешными раздумьями о том, правильно ли она живет свою жизнь и куда стоит двигаться дальше. Самый первый раз это была идея Гарри. Точнее, это он уговорил ее принять приглашение матери, и они провели тогда чудесные две недели, чувствуя себя настоящей семьей. Никакой неловкости, никаких (или почти никаких) неуместных вопросов. Все то, чего она опасалась, оказалось надуманным и преувеличенным ее собственной фантазией вчерашнего подростка. А Нора, по которой не носились неугомонные мальчишки, вдруг показала себя совсем с другой стороны.

Да, это было хорошая традиция. Или то, что могло стать традицией, но Джинни не собиралась отказываться от нее только потому, что их с Гарри отношения не пережили прошлую зиму. Хотя она думала об этом. Было по-своему заманчиво запереться в своей квартире, хорошенько выспаться и спускаться вниз только за тем, чтобы купить себе чашку кофе и что-нибудь восхитительно-непозволительно-сладкое. А потом, когда первая хандра и усталость схлынут, можно будет выбираться с девчонками из команды в маггловский Лондон и отплясывать ночи напролет, не опасаясь того, что Джонс устроит им выволочку. Потому что как бы они ни выглядели с утра, сколько бы антипохмельного ни выпили, та всегда узнавала об их загулах. Вероятно, какое-то шестое тренерское чувство. Или просто опыт.

И все же вместо этого она собрала свою небольшую сумку для путешествий и аппарировала в Нору. Раскладывая по ящикам нехитрый скарб: белье и немного косметики, Джинни думала о том, что сейчас ей нужно быть здесь, возможно, больше, чем когда-либо. Ведь то, что казалось правильным той зимой, по-прежнему ощущалось, как большая ошибка, и ничто не помогало забыть о ней. Любимый квиддич и заслуженные победы, беззаботный флирт и даже новые, хоть и непродолжительные, отношения, — все это занимало ее, приносило радость и удовольствие, но не меняло главного: она по-прежнему отчаянно скучала по Гарри.

По тому самому Гарри, которого сама и оставила. Потому что… Мерлин, да потому что так было правильно! Они задыхались в тех отношениях, и все ее попытки что-то исправить или изменить словно бы затягивали петлю на шее Гарри еще туже. И она сдалась. Потому что, в конце концов, есть только три возможных решения: делать что-то, молча страдать и уйти. Но все ее попытки возродить ту близость, что была между ними в послевоенное время, провалились, а второе никогда не относилось к Джинни Уизли. Так что она выбрала единственно возможный вариант и только одного так и не сумела: уйти, не оглядываясь. Не сожалея. Не раздумывая мучительно, что она могла сделать иначе и не рано ли сдалась.

Глупые, опасные мысли. Как и любая другая навязчивость, Джинни это было хорошо известно. Но голое знание не спасало. Возможно, оно служило только таким, как Гермиона, отвечая взаимностью на их горячую преданность. Джинни вздохнула, укорив себя за несправедливость: у Гермионы и Рона тоже было не все гладко, но она старалась не лезть в это. Если уж кто способен разобраться с проблемой и строго следовать принятому однажды решению, так это Гермиона Грейнджер. И, по правде говоря, Джинни ей немного в этом завидовала. Хотя еще самую малость — жалела, хотя и не могла бы точно сказать почему.

Пробежавшись пальцами по стопке свитеров — когда-то их количество и забавные рисунки вызывали легкое раздражение (ну и дурочкой же она была) — Джинни выбрала свитер глубокого кофейного цвета с высоким воротом и длинными, заметно растянутыми рукавами. На груди расходился светло-бежевый витиеватый узор из цветов и листьев.

Джинни провела ладонями по мягкому ворсу и слегка поежилась от удовольствия. Ее словно завернули в теплое одеяло. Слегка подмерзшие пальцы сразу согрелись. Ноги нырнули в растоптанные меховые тапки. Распустив тугой узел на затылке, Джинни растрепала упавшие на плечи волосы, едва не застонав от удовольствия. Взглянув в зеркало, она показала себе кончик языка и улыбнулась. Улыбка вышла несколько неуверенная, словно сомневалась в своем праве на существование, но ничего, Джинни над этим еще поработает.

В конце концов, она дома.

— Милая, будешь какао? — мама привычно хлопотала на кухне, словно никак не могла остановиться.

Словно дом был по-прежнему полон и почти всегда голоден.

— Да, спасибо, мам, — Джинни обняла мать за талию и устроила голову на мягком плече.

Молли взглянула на нее и погладила по щеке.

— Девочка моя.

Джинни согласно кивнула, совсем не стремясь поскорее улизнуть, как это нередко бывало в детстве. Теперь близость родителей, Нора стали чем-то вроде источника живительной силы. А может, всегда им были. Но когда у тебя чего-то в избытке, ты редко дорожишь этим так, как стоило бы.

Еще немного постояв и поглубже вдохнув пряный аромат специй, всегда витавший возле матери, Джинни забрала свой какао и вышла через заднюю дверь. Ступеньки показались чуть влажными, но она поленилась доставать палочку и устроилась на второй сверху, с трудом поборов искушение натянуть на колени свитер. Сделав большой теплый глоток, Джинни прикрыла от удовольствия веки и чуть наморщила нос, словно это могло защитить ее от солнца, свет которого лишь отчасти смягчала затянувшая небо молочная пелена.

Она слышала, как позвякивает в доме посуда, как квохчут разгуливающие по двору куры и хихикают в желтеющем на глазах саду гномы. Груда резиновых сапог тоже была на месте — Джинни успела заметить ее краем глаза, и это придавало миру столь необходимую сейчас устойчивость и постоянство. Пожалуй, после завтрака она выберет себе подходящую пару и пройдется по окрестностям: потренироваться можно и после обеда. Где-то совсем рядом зашуршала под неспешными шагами листва. Должно быть, отец что-то делал в саду, а теперь вот возвращается в дом на тянущийся из приоткрытой двери аромат.

— Если ты так уснешь, то обязательно обольешься, — заявил рядом знакомый, но вовсе не отцовский голос, в котором чувствовалась улыбка. — Поверь, со мной такое бывало не раз. Так что давай я спасу тебя от этой ужасной участи и заберу твой какао себе.

— Даже не надейся, — фыркнула Джинни и распахнула глаза. — Невилл! — она поднялась и сбежала по ступеням, чтобы крепко обнять друга. — Откуда ты здесь? А, впрочем, знаешь, не важно! Я очень рада тебя видеть. И родители будут рады. Пойдем, ты как раз к завтраку…

— Спасибо, я с удовольствием, — с готовностью согласился он, но Джинни успела заметить промелькнувшее на его лице облегчение — должно быть оттого, что она не стала настаивать на объяснениях, и это зажгло в ней огонек любопытства.

— Итак, признавайся, что на самом деле тебя привело ко мне этим прекрасным осенним утром, — шутливо спросила она, когда они вышли на прогулку, чтобы хоть немного разогнать ощущение приятной тяжести в животе.

Родители, ожидаемо, обрадовались увидеть Невилла, так что мама не выпустила их из-за стола, пока не накормила плотным и безумно вкусным завтраком, состоящим в основном из блюд, которые так любила Джинни еще в детстве — лимонный пирог, яйца по-шотландски, жареные помидоры, а папа, пока не расспросил обо всех новостях и планах на жизнь. Выяснилось, что Невилл проходит очередной углубленный курс травологии, зимой планирует экспедицию в восточную Индию, а со следующего года профессор Макгонаккал пригласила его в Хогвартс в качестве младшего преподавателя.

«А как же зельеварение?» — хитро прищурившись и намазывая булку толстым слоем малинового джема, спросила Джинни.

Действительно, на какое-то время Невилл увлекся зельями и даже подумывал сменить специализацию.

«Я понял, что они по-прежнему интересуют меня лишь в контексте травологии, — смущенно хмыкнул он. — И потом, по-моему, для меня нет лучшего способа почтить память профессора Снейпа, как оставить зельеварение».

Джинни хихикнула. Хотя, честно говоря, ей казалось, что Невилл сумеет преуспеть в любой области, которая придется ему по душе. На седьмом курсе она узнала его совсем с другой стороны, так что совсем не удивилась, когда неуклюжий, вечно что-то забывающий мальчишка стал героем Второй магической. Его храбрости, честности и сообразительности в критических ситуациях мог бы позавидовать любой, даже самый прославленный, гриффиндорец.

— Да, в общем… — Невилл замялся, приостановился и снова двинулся вперед, шурша опавшими листьями, — я хотел попросить у тебя совета. В личном деле.

— С радостью помогу тебе, — кивнула чуть удивленная Джинни. — Правда, не уверена, что из меня сейчас хороший советчик.

Невилл мельком взглянул на нее.

— Речь идет о Ханне…

— Ханне Аббот? — они поднялись на вершину небольшого холма, и Джинни остановилась, чтобы вдохнуть полной грудью густые землистые запахи. Ветер приятно шевелил волосы. — Не скажу, что мы близко общались, — она повернулась к Невиллу, посмотрев на него из-под приставленной козырьком руки. — Но, по-моему, она довольно милая.

— И почему это звучит так, словно у тебя сводит челюсти от скуки? — хмыкнул Невилл, чуть склонив голову на бок, и Джинни тихонько фыркнула, признавая его правоту.

Невилл стоял против солнца, и она хорошо видела играющую на его губах мягкую улыбку. Руки он спрятал в карманы брюк, а тонкий, чуть тесноватый джемпер обтянул широкую грудь. Уже в который раз за последние пару лет Джинни поразилась тому, как нерасторопный разиня Невилл Лонгботтом, вечно теряющий свою жабу первокурсник, вырос в этого потрясающего молодого мужчину. Метаморфоза, происходившая прямо у нее на глазах, но от этого не менее удивительная. Но, возможно, именно поэтому он так и не научился пользоваться преимуществами своей новой внешности, что по-своему делало его даже привлекательнее.

— Извини, я, правда, недостаточно хорошо ее знаю. Так, о чем, собственно, речь?

Невилл пожал плечами, прикусил губу и снова медленно пошел вперед.

— Хочу пригласить ее на свидание, — неуверенно проговорил он.

— Так пригласи, — рассмеялась Джинни. — Поверь, она будет счастлива.

Невилл искоса взглянул на нее, и на его лице было написано такое сомнение, что Джинни захотелось дать ему дружескую затрещину. А лучше взять за руку и подвести к зеркалу.

— Что-то я не уверен… — пробормотал он.

— О, перестань, — закатила глаза Джинни. — Ты — Невилл Лонгботтом, герой войны, один из лучших молодых специалистов в стране, ты умен, добр и невероятно хорош собой — что еще ей может быть нужно?

Невилл споткнулся и замер.

— Как… как ты сказала?

— Серьезно? — Джинни прищурилась. — Хочешь сказать, ты не в курсе, что по тебе сохнет половина незамужней магической Британии? Да и замужней тоже.

Вторая половина естественно сохла по Гарри Поттеру, но Джинни старалась лишний раз об этом не задумываться. Время от времени до нее доходили слухи о бурных романах Гарри, но всякий раз опровергались, что ее полностью устраивало.

— Перестань, — отмахнулся Невилл, и Джинни была готова поклясться, что видела окрасивший его щеки легкий румянец. — И потом, что бы я ни совершил, как это может помочь, если при мысли о том, чтобы куда-то ее пригласить, я начинаю заикаться от смущения и не могу связать двух слов?

— Знаешь, кому-то вообще не понадобились бы слова в таком случае, — усмехнулась Джинни, — достаточно было бы выбрать угол потемнее… все, все, — засмеялась она, увидев возмущенный взгляд Невилла. — Что, она действительно так сильно тебе нравится?

Он ненадолго задумался, глядя себе под ноги, затем наклонился и сорвал бледно-лиловый колокольчик.

— Нравится, — сказал он. — Но проблема даже не в этом… просто у меня же совсем нет опыта в этих делах. С Луной мы сошлись на волне эйфории, это было тяжелое, но по-своему прекрасное время, знаешь?

Джинни кивнула. Она помнила, как захлебывалась горем и одновременно — горела жаждой новой мирной жизни. Казалось, весь мир теперь принадлежит им. Больше можно было не бояться и не оглядываться, заниматься тем, что действительно нравится, строить планы, покорять любые вершины. Первое время Гарри разделял этот ее настрой, но потом что-то случилось, и его словно бы затянуло обратно. В какой-то момент Джинни почувствовала, что по-прежнему идет вперед, но уже без него. Она никогда не спрашивала напрямую, но ей казалось, что и у Невилла с Луной случилось нечто похожее. После того как Ксенофилиус заболел, Полумна стала все чаще уходить в себя, все больше отгораживаясь от внешнего мира, друзей и, в конце концов, от Невилла.

— И теперь что, ты хочешь, чтобы преподала тебе парочку уроков соблазнения? — напрямик спросила Джинни, пытаясь развеять окутавшее их мрачное облако.

Вот теперь Невилл и в самом деле покраснел.

— Ну, не настолько… — он запнулся.

— Идет! — сказала Джинни. — Но при одном условии: ты поможешь мне поддерживать форму.

Невилл совсем уж растерянно взглянул на нее, и Джинни прыснула.

— Полеты, Невилл Лонгботтом, о чем бы ты там ни подумал! Вдвоем всегда лучше, чем одному. Во всех смыслах, — многозначительно прибавила она, забавляясь его смущением.

Раньше Гарри был ее вторым, но теперь же его здесь нет, верно? Так почему бы не воспользоваться ситуацией в своих интересах.

— А летать ты меня тоже научишь? — скептически спросил Невилл. — Ты же знаешь, я совершенно не приспособлен…

— Ерунда, — отмахнулась Джинни и взяла Невилла под руку. — Ты уже давно не на первом курсе, а с такой фигурой, — она окинула его оценивающим взглядом, — мог бы стать превосходным загонщиком.

Невилл шумно выдохнул и промолчал. А Джинни подумала, что в ее курс молодого бойца непременно войдут обязательные ежедневные комплименты, которые ему нужно научиться принимать.

— Спасибо, — с чувством сказал Невилл, а затем поднес к губам колокольчик, произнес какое-то тихое, неизвестное Джинни заклинание и протянул цветок ей.

— Если ты надеешься, что это избавит тебя от необходимости… — Джинни замолчала на полуслове, потому что бутон вдруг слегка вздрогнул с нежным, мелодичным звоном. — Мерлин, Невилл, — тихонько вздохнула она, улыбнувшись, — да тебе не нужны никакие мои уроки — покажи Ханне вот этот фокус, и она твоя.

— Надеешься от меня отделаться?

— Нисколько, — Джинни заправила цветок за ухо и прижалась к теплому боку друга. — Я сделаю тебя самым популярным мужчиной в Лондоне, или я не Джинни Уизли!

— Самым популярным, пожалуй, не надо, — покачал головой он. — Достаточно войти в первую пятерку.

Джинни расхохоталась, и они медленно побрели в сторону дома. Шепот опадающей листвы был умиротворяющим, солнце поднималось все выше, и уже заметно припекало макушку. Завтра им надо будет встретиться пораньше для тренировки. Может, совсем неплохо, что ее уединение будет не таким уж уединенным. У нее останутся вечера, и потом, она никогда не была слишком горячей поклонницей меланхоличных раздумий. Может быть, она даже поговорит с Невиллом о Гарри, и он даст ей какой-нибудь разумный совет…

— … Луну и Гарри.

— Что? — Джинни вздрогнула, на секунду ей показалось, что ее мысли выбрались на свободу и зазвучали в прозрачном воздухе против ее воли.

— Я говорю, что еще хотел сказать тебе про Луну и Гарри, — приглушенно, словно бы извиняясь, повторил Невилл. — Я встретил их в Косом переулке, и это… произвело на меня определенное впечатление. Не самое приятное, если быть до конца честным. И я подумал, что будет лучше, если я сам расскажу тебе.

— Подожди, о чем ты говоришь? — Джинни нахмурилась, пестрый ковер под ногами вдруг показался раздражающе ярким, до рези в глазах.

— Гарри и Луна теперь вместе, — мягко сказал Невилл. — Не знаю, как давно… но, кажется, у них все хорошо.

— Ясно, — только и сказала Джинни.

Невилл попытался остановиться, чтобы заглянуть ей в лицо, но она не позволила, продолжая упрямо идти вперед.

Хруст листьев под ногами стал оглушительным.

Джинни стояла на краю поля с закинутой на плечо метлой, глядя в неохотно светлеющее, набухшее облаками небо. Чуть в стороне она оставила корзинку для пикника, которую собрала для них мама. Джинни подумала, что им лучше будет провести больше времени вне дома, у которого, казалось, везде были глаза и уши — словно он по-прежнему был полон любопытных мальчишек, всюду сующих свой нос, но теперь это идея уже не казалась такой удачной.

Этой ночью Джинни долго не могла заснуть. И думала она вовсе не о Гарри, как стоило бы ожидать, а о Луне. О маленькой чудачке-соседке, которую, как могла, опекала с самого детства. Как-то мама рассказала ей вполголоса о том, что случилось в семье Лавгудов, и Джинни сразу поняла, что без нее тут не обойтись. Если они и общались до того дня, то Джинни этого уже не помнила. Лишь издалека и мельком она видела светловолосую девчонку, разгуливающую по полям в одиночестве и пугливо прячущуюся в своем саду, когда Джинни пыталась окликнуть ее. Но Джинни Уизли умела быть настойчивой. И терпеливой. И хорошим другом она тоже умела или, по крайней мере, очень старалась быть. Обидчики Луны в Хогвартсе не единожды испытали на себе действие летучемышиного сглаза и прочих малоприятных заклинаний и вещиц, изобретенных ее братьями, пусть даже Луна не знала об этом.

«Они всегда возвращаются ко мне», — мечтательно говорила она о своих пропажах, видимо, надеясь, что это постарались для нее морщерогие кизляки.

Джинни не спешила ее разубеждать. Только хмыкала себе под нос и посылала предупреждающий взгляд очередному задире. Уж кто-кто, а она умела постоять за себя и за тех, кто ей дорог. Впрочем, справедливости ради, со временем Луна оказалась куда более ценным членом Отряда Дамблдора, чем Джинни могла когда-то представить. Ее обычная отрешенность и странные фантазии ничуть не мешали ей сражаться с реальным врагом. Или вместе с Джинни и Невиллом давать отпор Кэрроу. Они тогда были очень близки, все трое, и Джинни помнила, как радовалась за них с Невиллом после войны. Это казалось таким логичным и естественным… в отличие от того, что рассказал ей вчера Невилл.

«Вы знали? — спросила она за ужином у родителей. — Про Луну и Гарри?»

Они переглянулись, и она поняла, что да, знали.

«Я как-то видела их у нас тут неподалеку, возле ручья, — сказала мама. — Прости, дорогая, надо было сказать тебе…»

«Надо было», — согласилась Джинни, глядя себе в тарелку.

«Прости, детка, — виновато сказал папа. — Мы подумали, что ты, скорее всего, уже знаешь, и не хотели лишний раз поднимать эту тему».

«Все нормально», — Джинни попыталась улыбнуться и с трудом сглотнула едва не вставший поперек горла кусок нежнейшего тушеного мяса.

У ручья, думала она позднее, лежа в кровати и наблюдая стремительно проносящиеся по звездному небу облака. Нора вздыхала и поскрипывая от усталости, ветер скребся в перегородках, а под ребрами скреблась обида. У того самого ручья, из которого Джинни однажды вытащила запутавшуюся в собственных ногах Луну. Неизвестно, грозила ли той опасность — ручей был неглубокий, хоть и ледяной, но Джинни тогда испытала тайную гордость за свой поступок. Как-то Чарли сказал ей, что по-настоящему понять чего ты стоишь и кто из вас сильнее — ты или твой страх, можно лишь оказавшись лицом к лицу с опасностью. Увидев, как барахтается и захлебывается Луна, Джинни не раздумывала ни секунды.

Да, они были очень разными. Но они были подругами, которые вместе пережили столько, что хватило бы на целое семикнижие. А теперь вот Луна даже не подумала сообщить ей о том, что встречается с Гарри, так что Джинни вовсе не была склонна делать скидок на ее особость и чувствовала себя преданной.

— И все-таки, по-моему, это была плохая идея, — раздался за спиной голос Невилла после негромкого хлопка аппарации.

Джинни поспешила стереть с лица выражение мрачной задумчивости и обернулась уже с улыбкой.

— А, по-моему, отличная, — заявила Джинни, седлая метлу и сразу же взмывая вверх на пару ярдов. — Физические нагрузки помогают лучше справляться с нагрузками умственными, разве ты не знал?

— Говоришь, как профессор Хуч, — сказал Невилл, аккуратно поднимаясь в воздух на принесенной с собой старенькой метле.

— Мерлин, что это у тебя такое? — спросила Джинни, подлетая поближе и разглядывая его раритет.

— Не знаю, — Невилл оглянулся на свою метлу. — Одолжил у Симуса: он сказал, что метла хоть и старенькая, но никогда его не подводила. Вообще, он очень удивился моей просьбе и, должно быть, решил, что если я намерен свернуть себе шею, то, по крайней мере, ему будет не жаль метлу.

Джинни хихикнула и покачала головой.

— Ты держишься намного лучше, чем тебе самому кажется.

Невилл неопределенно хмыкнул, но действительно чувствовал себя гораздо уверенней, чем когда-либо в Хогвартсе. Возможно, потому что сейчас за его полетом не следило множество пар любопытных глаз в ожидании очередной штуки, которую выкинет «этот Лонгботтом», чтобы потом пересказывать ее на все лады во всех гостиных школы. Сейчас на него смотрели только внимательные, чуть насмешливые, подначивающие его светло-карие глаза, мягко подталкивая бросить себе очередной вызов.

— Ну что же, догоняй! — словно в продолжение его мыслей крикнула Джинни и полетела прочь, рассекая холодный утренний воздух.

— Ну ладно, — пробормотал себе под нос Невилл, крепче стискивая ладонями древко метлы и наклоняясь вперед для большей устойчивости.

Метла рванула вперед, видимо, вспомнив былую юность, но он был готов к этому. Сначала расстояние между ними никак не хотело сокращаться, но потом огненный всполох убранных в хвост волос начал медленно приближаться. В крови забурлил азарт, а с каждым новым резким поворотом или маневром, которые намеренно заставляла его выписывать Джинни, росла уверенность…

Она-то его и подвела, подумал Невилл, оказываясь в кустах ежевики. Убедившись, что он в порядке, Джинни и не думала себя сдерживать, сгибаясь от хохота и едва не свалившись с метлы следом.

— Ну, давай, поднимайся ко мне, — махнула рукой она. — Ты по-прежнему можешь меня догнать.

— Нет уж, я пас, — заявил Невилл, выбравшись из злополучных кустов.

Он закинул в рот пару ягод, дабы напомнить себе, что не бывает худа без добра, и теперь наслаждался густым кисло-сладким вкусом напополам с чувством неловкости.

— Давай, Невилл, еще немного, — уговаривала его Джинни, делая этот свой фирменный, чарующе просящий и одновременно требовательный, вид, от которого плыла половина мужского населения Хогвартса.

Но Невилл только покачал головой и закинул в рот еще ягоду.

— Я требую перерыв и выполнения тобой своих обязательств, — заявил он, и Джинни с легким вздохом плавно спустилась вниз.

Щеки ее порозовели, волосы растрепались, а в глазах истаяла грусть, которую она так старалась скрыть при встрече. Теперь ее глаза сияли и казались янтарно-золотистыми в свете разгулявшегося дня. Невилл вообще хорошо изучил все их оттенки: от глубоко темно-карего, почти черного, когда она злилась и готовилась устроить кому-нибудь «веселую жизнь», до солнечно-янтарного когда она о чем-то глубоко задумывалась, мечтательно улыбаясь своим мыслям. В последний год в Хогвартсе он не видел этого их выражения и опасался, что оно ушло навсегда. Что Джинни, да и все они разучились мечтать и верить. И был счастлив, когда его опасения не оправдались. Раньше, когда он встречал их с Гарри вместе, от Джинни исходил этот теплый ровный свет уверенности в своем выборе и счастье, которое они заслужили. Он был рад за них, он был убежден, что этим двоим суждено быть вместе. Но вид Гарри, прижимающего к себе Луну, как величайшую драгоценность, с которой он ни за что и никогда не хотел бы расстаться, пошатнул эту уверенность.

Должно быть, он ни черта не смыслит в людях и отношениях, вот какой была его первая мысль. «Интересно, знает ли об этом Джинни?» — пришла следом вторая. Да, он давно хотел посоветоваться с кем-нибудь насчет Ханны (и вид цветущей, полностью оправившейся после разрыва Луны лишь обострил это желание), но к Джинни он пришел все-таки не за этим. Отважная, упрямая, сильная духом Джинни Уизли заслуживала того, чтобы о новых отношениях человека, которого она так долго и преданно любила, ей рассказал друг.

— Как проигравший, ты организуешь нам завтрак, — заявила Джинни, аккуратно укладывая на землю метлу и скидывая куртку.

— Никаких проблем, — отозвался он, направляясь к корзинке с едва скрываемым нетерпением.

Он никогда не страдал недостатком аппетита, а последние годы тот вообще грозил разорить его: готовить он толком так и не научился, визитами к бабушке старался не злоупотреблять, так что тратил все, что оставалось от его нехитрого заработка, во всякого рода тавернах и забегаловках.

«Рано или поздно тебе придется начать пользоваться семейными деньгами или ты помрешь с голоду», — как-то заявила бабушка, наблюдая за тем, как он налегает на еду.

Невилл и сам до конца не понимал, что заставляет его отказываться от наследства, лишь изредка и неохотно принимая небольшие суммы на те свои проекты, которые иначе еще долго оставались бы нереализованными. Он любил свое дело и едва ли отказался бы от него, даже заполучив все деньги мира. Но слишком часто ему встречались волшебники и волшебницы, потерявшиеся в собственной праздности, проедающие и прогуливающие накопленные поколениями галлеоны. А еще это был отличный рычаг давления, и бабушка, Невилл прекрасно это знал, не постесняется им воспользоваться, если это будет казаться ей правильным и лучшим для него. Со временем он надеялся и родителей взять на свое полное обеспечение, но через полгода после победы они тихо ушли во сне друг за другом с разницей в пару дней. Словно дождавшись того, чего уже не могли ни осознать, ни отпраздновать, посчитали свой долг отданным.

— Эй, ну что тут у тебя? — нетерпеливо спросила Джинни, заглядывая через плечо. — Ох, мама в своем репертуаре, — усмехнулась она, разглядывая аккуратно расставленные на пледе тарелки и миски, неровные горки сладких булочек и стопки сэндвичей. — Этим можно накормить всю мою команду!

— Не знаю, я не жалуюсь, — заявил Невилл, устраиваясь на боку и с наслаждением откусывая большой кусок сэндвича с бужениной. — По-моему, миссис Уизли просто великолепна.

— Как и все Уизли, — дернула плечом Джинни, садясь напротив него по-турецки.

Переглянувшись, они фыркнули, и какое-то время тишину нарушали лишь звуки удовольствия от столь своевременной, сытной и вкусной, трапезы.

— А это что? — спросила Джинни, вытягивая из корзины пузатую глиняную бутыль. — О, — она вытащила пробку и, понюхав ее, хитро взглянула на Невилла. — Кажется, это твой сегодняшний приз, — заявила она, ловко разливая «приз» по стаканам.

Он все понял, едва сделав глоток. И тихонько прыснул, делая еще несколько глотков сладковатого, ароматного напитка красно-вишневого цвета.

— Ежевичное вино.

— Оно самое, — подтвердила Джинни, тоже смакуя на языке свежий, бархатистый вкус. — Между прочим, мамино фирменное.

— Знаешь, я бы, пожалуй, переехал жить в Нору, — заявил Невилл, жмурясь на солнце. — За такую еду и вино я готов оставить все свои дела и помогать миссис Уизли по хозяйству. Я бы разбил для нее прекрасный сад и ухаживал за огородом.

— Между прочим, моя мама уже занята, — напомнила со смехом Джинни. — А ты становишься обжорой похлеще моего братца.

Вот только у Рона уже наметился небольшой животик, заметно смягчились черты лица, да и в целом он излучал сытость и довольство. А у Невилла, что называется, корм шел «не в коня». Нет, он определенно окреп и возмужал, но чтобы найти жиринку в его теле пришлось бы хорошо постараться.

— Так, не заговаривай мне зубы, — сказала Джинни, отчего-то смутившись проскользнувшей в голове мысли, и отставила наполовину опустошенный стакан, пока мягкий хмель, ударивший в голову, окончательно ее не затуманил. — Лучше сделай мне комплимент!

Невилл прищурился и, прежде чем она успела объясниться, сказал тихо и, как ей показалось, вполне искренне:

— Ты очень красивая.

Джинни растерялась на долю секунды. Словно весь мир померк, оставив их вдвоем на клетчатом, засыпанном крошками пледе.

Было время, когда ей казалось, что Невилл немножечко влюблен в нее — с того самого бала, на котором она не сводила глаз с Гарри, а Невилл не сводил с нее. Не сказать, чтобы ей это не льстило, но она постаралась сразу дать понять, что никакие иные отношения, кроме дружбы, между ними невозможны. Он принял это. Конечно, принял. Как и ее дружбу. Шли годы, впечатления тех лет потускнели, но в эту минуту она вдруг снова почувствовала себя тринадцатилетней девчонкой, на которую с восхищением смотрит старшеклассник и говорит: «Ты очень красивая».

— Кхм, неплохо, — сказала она и провела руками по волосам, пытаясь смахнуть с себя странное ощущение. — Но не хватает оригинальности.

— Я так и думал, — удрученно сказал Невилл, но глаза его насмешливо блеснули.

— Невилл Лонгботтом, тебе действительно нужна моя помощь, или ты просто напрашиваешься на завтраки к Молли Уизли? — возмутилась Джинни.

— Ты меня раскусила, — фыркнул он и едва успел уклониться от полетевшей в него сливы. — Нет, Джинни, я серьезно, — наконец вздохнул он. — Это с тобой я такой смелый… запросто могу сказать то, что думаю. Но чем меньше я знаю человека… девушку, тем сложнее мне найти с ней общую тему для разговора. В голове шум, во рту каша — жуткое зрелище.

— Ну, во-первых, это совсем не обязательно — много говорить самому, они все сделают сами. Просто научись хорошенько слушать. Слушать! — она подняла указательный палец вверх. — А не делать вид.

— А во-вторых? — спросил Невилл, придвигая к себе поближе миску спелых слив, которыми так неразумно распоряжалась Джинни.

— А во-вторых, наведи справки. Выясни, чем она сейчас увлекается, с кем дружит и что ей нравится. Так у тебя будет сразу несколько тем для беседы, который наверняка ее заинтересуют.

— Смахивает на преследование.

— Ох, Моргана, дай твоей дочери сил, — закатила глаза Джинни. — Я же не предлагаю тебе нанимать частного детектива. Это абсолютно нормально: узнать о человеке чуть больше, прежде чем с ним сближаться. Вот что ты знаешь о Ханне, помимо очевидного?

— Не так много, если честно. Она милая, приветливая, любит поболтать с подружками. И у нее приятная улыбка.

«Не густо», — подумала про себя Джинни, но вслух этого говорить не стала.

В Хогвартсе они нередко оказывались с Аббот в одной компании, но добавить что-то к тому, что уже сказал Невилл, ей было нечего. Ханна действительно предпочитала женскую компанию общению с парнями. Училась средне, но любила травологию и подумывала о карьере целителя. Даже когда они бок о бок сражались в возрожденном «Отряде Дамблдора», Ханна держалась своих, и близкого общения между ними так и не случилось.

— Ну, как минимум одна общая тема у вас всегда есть в запасе.

— Верно, но нельзя же все время говорить об одной травологии.

— А чем она сейчас занимается?

— Ее отец выкупил у Тома «Дырявый котел», и она помогает ему заново наладить работу. Подумывает о том, чтобы когда-нибудь заняться целительством, но сейчас у нее совсем нет на это времени: отец привлекает ее ко всем делам, поскольку хочет полностью передать управление через пару лет. Собственно, там мы иногда и встречаемся… Но у нас никогда не хватает времени толком поговорить, а мне не хватает смелости пригласить ее куда-то еще.

— Скажи, — Джинни сделала серьезное и строгое лицо. — В этом и есть причина, да? Ты на все готов ради хорошего обеда? — на последних словах ее голос дрогнул.

Она ловко поймала летящую в нее сливу.

— На самом деле, я думаю, что она уже ждет не дождется, когда ты сделаешь первый шаг, — отсмеявшись, сказала Джинни. — И все твои страхи совершенно напрасны.

— Не знаю, — с сомнением сказал Невилл и вздохнул. — Проблема ведь не только в том, чтобы пригласить, но и что делать дальше. Как себя вести, что говорить…

— Ну, представь на ее месте меня, — предложила Джинни, не успев остановить себя.

Невилл пристально посмотрел на нее.

— Вряд ли у меня это получится. Но я могу попробовать.

«Нет, не пробуй», — почему-то захотелось сказать ей, но вместо этого она сказала:

— Конечно! Пусть вы не были особенно дружны в школе, но ты ведь давно ее знаешь. Мы вместе сражались, и у нас много общих воспоминаний, пусть и не совсем приятных.

— Или совсем не приятных, — поправил Невилл. — Наверное, этого я тоже опасаюсь. Не хочется превращать первое свидание в вечер памяти и скорби.

Джинни прикусила губу и кивнула, показывая, что понимает его. Им с Гарри пришлось в свое время хорошо постараться, чтобы заново написать свою историю, ту, в которой для жизни было гораздо больше места и воздуха. Тогда ей казалось, что они неплохо справляются…

— Луна снова рисует, — голос Невилла долетел до нее словно издалека, подхваченный ветром.

— Что? — она растерянно моргнула.

— Я встретил вчера Гермиону у Фортескью, и она сказала, что Луна снова рисует.

— Тем лучше для нее, — выдавила Джинни, чувствуя, как ее вновь окутывает темное, пыльное облако, от которого пересыхает в горле.

— Я никогда не думал, что дело во мне, — сказал Невилл. — Но, может, отчасти так оно и было. Я просто не был тем, с кем она снова сможет рисовать.

Джинни молчала, не зная, что на это сказать. Но, конечно же, кто лучше справится со спасением всех и вся, чем Гарри Поттер? Ее, Джинни, никогда не нужно было спасать. Отправляясь в опасное путешествие, ее можно было оставить на берегу и рассчитывать, что она сумеет позаботиться о себе.

— Ты все еще скучаешь по Гарри?

Джинни мотнула головой.

— Ты задаешь слишком откровенные вопросы для стеснительного парня… — начала говорить она, но сдалась под его внимательным, участливым взглядом.

Вообще-то, она терпеть не могла, когда на нее так смотрели — слишком часто за показной заботой таилось скрытое превосходство, но с Невиллом было иначе. Она верила в его искренность, а потому могла позволить себе показать слабость.

— Да… и нет. Я точно знаю, что поступила правильно. Но иногда это вообще не помогает. Я начинаю думать о том, что и когда сделала, а чаще — не сделала, или о словах, которые так и не сказала.

Невилл кивнул.

— Знакомо. Но сейчас я думаю — может, нам было просто не суждено? И никакие слова и поступки этого не изменили бы.

— Не уверена, что верю в это, — сказала Джинни, пожав плечами. — Разве не мы сами творим свою жизнь? Решаем, что суждено, а что нет?

— Философия решительных натур.

— Да уж. — Джинни помолчала. — Ладно, давай вернемся к твоей проблеме. Возьми меня за руку…

— Что? — брови Невилла удивленно приподнялись.

— На самом деле проблема же в этом, верно? — проницательно спросила Джинни. — Разговор это только половина пути.

— Допустим, — лаконично отозвался Невилл, а затем потянулся и накрыл ее ладонь своею — большой и теплой.

Джинни улыбнулась.

— Видишь, не так страшно, — сказала она, позволяя их пальцам переплестись.

Это было приятное чувство. Едва расставшись с Гарри, она с головой окунулась в мир беззаботного флирта и ни к чему не обязывающих отношений. Но так же быстро от них устала. Настоящая близость ощущалась иначе, и ощущения эти были куда объемней и глубже. Возможно, она просто поторопилась, стоило пережить необходимый «этап горевания», как выразилась Гермиона, а уж потом искать себе приключений. Но Джинни так не умела. Поэтому короткий бурный роман прекрасно помог ей справиться с острой болью, но не залечил более глубокую, лишь изредка напоминающую о себе рану. Когда сезон был в разгаре, когда она падала с ног от усталости и ложилась спать с мыслями о завтрашней тренировке или матче, никакие посторонние переживания не нарушали ее сон, не будили по утрам смутными предчувствиями и не накатывали приступами меланхолии одинокими вечерами. Потому что одинокие вечера были прекрасны: они давали время отдохнуть и набраться сил к следующему дню. Но стоило хоть немного замедлиться…

Вот почему было так приятно вновь ощущать эту близость. Это безоговорочное принятие. Эту ласку, даже если она предназначалась не ей. Или все же, хотя бы самую малость, ей?

Невилл все еще не убирал руки. Рассеянно поглаживая кожу на ее запястье большим пальцем, он достал палочку и стал медленно раскачивать ею из стороны в стороны, выводя незатейливые фигуры. И повинуясь его воле, сухие, словно сбрызнутые красной и желтой краской, листья встрепенулись и взмыли в воздух, извиваясь в дрожащем воздухе пестрой лентой. Наблюдая ее танец, Джинни позволила себе ни о чем не думать. Лишь чуть крепче стиснула пальца, безмолвно благодаря Невилла за то, что он сейчас здесь, рядом, за то, что выдумал какой-то совершенно идиотский предлог, лишь бы узнать, как она справляется, и за то, что не боялся говорить о том, что причиняло боль им обоим.

Когда-то Гарри сказал ей, что именно «Вингардиум левиоса», идеально исполненное Гермионой на одном из первых занятий, сделало ее объектом всеобщей зависти и восхищения. «Ну и раздражения тоже, конечно», — хмыкнул он тогда, наверняка имея в виду ее брата.

Что ж, времена меняются. И во всем, что касалось живого, дышащего, растущего и цветущего, Невилл давно превзошел их всех на голову. Вот только ему было все равно. Его никогда не заботили победы и титулы. И Джинни была бы рада научиться чувствовать и понимать окружающий мир хотя бы вполовину так хорошо, как он.

* * *

На следующий день зарядил моросящий дождик, так что полеты пришлось отменить. Невилл с самого утра прислал извинительное письмо, в котором говорилось, что непредвиденные обстоятельства не позволят ему сегодня вырваться из Лондона, и что он очень постарается наведаться в Нору завтра.

Лежа в постели и глядя в набухшее водой небо, Джинни думала о том, что слукавила вчера, говоря с Невиллом о предопределенности. Нет, она действительно не верила в судьбу, и все же когда-то очень давно убедила себя, что им с Гарри суждено быть вместе. И, кажется, перестаралась, встроив это веру куда-то в самую сердцевину своей личности. Но в то время иначе было просто нельзя: ее маленькое сердечко было отдано ему целиком, и даже помыслить о будущем, в котором он не станет ее единственным, было слишком невыносимо.

— Пришло время взрослеть, Джинни Уизли, — тихо сказала она самой себе.

Но сказать всегда проще, чем сделать, даже если ты прилагаешь все усилия, чтобы твои слова не расходились с делами.

А может, проблема не в Гарри, промелькнула на краю сознания неожиданная мысль? Или не только в Гарри. Может, все дело в том, что у нее ни в чем нет уверенности? В том, куда она движется, чего хочет от жизни… Да, она любит квиддич, но хочет ли она всерьез посвятить ему всю свою жизнь? Или даже молодость?

Слушая, как Невилл увлеченно рассказывает о предстоящей поездке, она поняла, что немного ему завидует. Что тоже хочет побывать во влажных и душных джунглях, отыскивая какой-то редкий, вполне возможно что несуществующий цветок, искупаться в холодных водах горной реки, подныривая под серебристую завесу глухо рокочущего водопада, хочет полюбоваться закатом в одной из хижин, которые специально строили высоко на деревьях, чтобы хоть как-то защититься от хищников. Нет, она не думала, что смогла бы вести такую жизнь постоянно, но в этом ведь и заключается прелесть юности, разве нет? Увидеть, узнать и попробовать как можно больше. Накопить впечатлений на целую серьезную взрослую жизнь. И нет, конечно же, она не хочет и не готова отказываться от квиддича, полеты всегда были и будут ее страстью. Но должно же быть место и чему-то еще…

Вздохнув, Джинни потянулась за книжкой, которую одолжила ей Гермиона.

«Для ума или для души?» — уточнила подруга, когда Джинни обратилась к ней с этой просьбой.

«А для тела можно?» — пошутила Джинни.

«Можно и для тела», — странно взглянув на нее, ответила Гермиона и выдала ей маггловскую книжицу в цветастой обложке.

Спустя полчаса чтения Джинни поняла, что Гермиона поняла ее слишком буквально.

— Кто бы мог подумать, мисс Грейнджер, младший помощник начальника Отдела магического правопорядка, — пробормотала она себе под нос, нетерпеливо скользя глазами по строчкам.

Хотелось скорее узнать: встретиться ли графиня Х. со своим верным другом в дальней беседке сада, и чем эта встреча закончится. Впрочем, Джинни уже догадывалась…

— Оу, — выдохнула она, заерзав под своим любимым плюшевым пледом.

Это был не первый эротический роман, который попал ей в руки, но авторы волшебных книг делали ставку на живые иллюстрации и не слишком-то вдавались в подробности. Картинки нередко сопровождались звуками, поэтому читать их можно было, лишь убедившись, что никто не прервет твое уединение. К тому же, у Джинни не слишком-то много времени оставалось на чтение, и в целом она предпочитала личный опыт любым, даже самым необузданным, фантазиям.

Но оказалось, что словами, красочными и подробными описаниями можно завести не меньше, а то и больше, чем откровенными картинками, которые скорее годились для озабоченных старшекурсников Хогвартса.

Шумно выдохнув, она снова попыталась устроиться поудобнее. А затем, недолго думая, наложила на дверь парочку заклинаний. Теплая ладонь уютно легла грудь, слегка подразнив сосок большим пальцем, а затем скользнула ниже, забираясь под резинку домашних шорт. Слегка запрокинув голову, Джинни прикрыла глаза, погладила кончиками пальцев нежную, увлажнившуюся кожу и мягко толкнулась внутрь. С губ сорвался тихий, протяжный стон. Возбуждение нарастало стремительно, закручиваясь в горячую, пульсирующую спираль в такт ее движениям. В голове проносились смутные, едва уловимые образы… никаких лиц… только крепкие руки, сжимающие ее бедра, широкая грудь, к которой она прижималась спиной… Наконец горячая точка внутри нее сжалась до невозможности, замерла на пару сладко-мучительных мгновений и выплеснулась через край, разливаясь теплой волной удовольствия, вымывая из головы все мысли, а из тела — напряжение. Несколько раз шумно вдохнув и выдохнув, Джинни потянулась и повернулась на бок, сворачиваясь клубком.

Дождь мягко барабанил в окно, в теле гуляли приятные отголоски недавнего оргазма, и, быстро провалившись в легкую дрему, она проспала до обеда.

— Давай я тебе помогу, — сказала Джинни, расправившись с тарелкой тыквенного супа и оглядывая кухню, все поверхности которой были заставлены банками самых разных размеров.

Несколько котлов в очаге тихо побулькивали, разнося по всему дому головокружительный аромат засахаренных яблок с терпким коричным привкусом и вареных груш с лимонной кислинкой. Но на самом деле здесь были намешаны десятки, если не сотни дразнящих запахов.

Мама варила джемы на зиму. Прежде в такие дни они с братьями старались убраться из дома как можно раньше, чтобы как можно дольше не возвращаться. Заготовка джемов была сродни медитации для Молли Уизли (по крайней мере, так однажды выразилась Гермиона, и, выяснив значение этого слова, Джинни была вынуждена согласиться), и она очень не любила, когда ее прерывали. Одной лишь Джинни и было дозволено иногда оставаться на кухне, выполняя простые, понятные поручения.

— Конечно, дорогая, если тебе этого хочется.

— Даже очень, — призналась Джинни, которой действительно хотелось занять руки и голову чем-то простым и понятным.

На крючке за дверью висел целый ворох передников, подаренных маме ее заботливыми, но не слишком изобретательными детьми. Джинни выбрала и подвязала тот, который сама купила прошлой осенью: по его краю вилась темно-зеленая тыквенная плеть с аккуратными золотистыми тыковками. Она купила его в маггловском магазине накануне Хэллоуина, не удержавшись, и Гарри пошутил что-то насчет ее просыпающихся кулинарных талантов. Когда передник провисел в углу без дела больше месяца, она отвезла его в Нору.

Дело у них заспорилось. Так что к приходу отца с работы на подоконнике выстроились длинные ряды разноцветных банок: янтарно-желтые, густо-зеленые, темно-фиолетовые и насыщенно-рубиновые, они заманчиво поблескивали круглыми боками. Солнце как раз выглянуло на горизонте, приподняв тяжелый дождевой полог, и в залившем комнату вечернем свете они напоминали россыпь разноцветных омытых волнами стекляшек на морском берегу.

Следующее утро выдалось погожим, хоть и ветреным. Пухлые облака стремительно проносились по небу, то пряча солнце, то выставляя его напоказ.

— Ну, что, Лонгботтом, очаруй меня и полетели? — лукаво спросила Джинни у появившегося на краю поля Невилла.

— Может, я лучше все-таки попробую тебя догнать? — предложил он, натягивая перчатки.

— Давай сфокусируемся на более реальных вещах, — фыркнула Джинни, седлая метлу и поднимаясь в воздух.

— Что ж, давай, — пробормотал Невилл себе под нос, резко взлетая следом и едва не коснувшись плеча Джинни, которая в последний момент вывернулась из-под его руки и понеслась прочь.

В этот раз ему снова не удалось ее догнать, но, по крайней мере, обошлось без позорных падений.

И с каждым днем его цель — мелькающий молнией рыжий хвост — становилась все ближе. А собранная им с собой еда все вкуснее.

— Как думаешь, это нормально, что мы пьем по утрам? — спросил как-то Невилл, одной рукой обнимая Джинни за плечи (очередное задание от его «строгой, но справедливой» учительницы), а второй поднося стакан с ежевичным вином к губам.

— Ну, я-то на отдыхе, — заметила Джинни. — Так что если за кого и стоит волноваться, то за тебя.

— Тогда хорошо, что я скоро уезжаю и не успею пристраститься к этому прекрасному образу жизни, — сказал он со вздохом.

— Ты уезжаешь? — обернулась к нему Джинни. — Но мне казалось, что твоя поездка запланирована на зиму.

— Появилась возможность отправиться раньше, — сказал он. — Это еще не точно, но, скорее всего, через неделю меня уже не будет в Англии.

— А как же… — Джинни запнулась, — Ханна? — быстро нашлась она. — И наши уроки? Они, что же, пропадут даром?

— Ну, я ведь уезжаю не навсегда, — напомнил Невилл. — Как раз наберусь храбрости, спасаясь от смеркута или очередного аллигатора. И потом, я почти полюбил летать — разве это не результат?

— Скорее побочный эффект, — задумчиво хмыкнула Джинни.

Слова Невилла об отъезде встревожили ее, словно с его отъездом она непременно вернется в некое «до», так и не достигнув столь желанного «после», но внятно сформулировать это ощущение она не могла.

Однако все это не имело значения. Невилл очень ждал этой поездки, и ей стоило порадоваться за него.

— Что ж, тогда пусть все сложится так, как ты хочешь, — сказала она. — И ты найдешь свой гадский жасмин.

— Капский, — улыбнулся Невилл. — И это его маггловское название. Но мне приятно, что ты запомнила. Капский жасмин обитает в субтропических лесах Японии и Китая, а тот, что мы хотим отыскать — его близкий волшебный родственник. Если верить нашим скупым сведениям и местным преданиям, он обладает уникальными лечебными свойствами. А его аромат усмиряет боль — причем не только физическую, но и душевную.

— Я бы посадила такой здесь, в Норе… так, на всякий случай.

— Сделаю все, что в моих силах.

— Знаешь, спасибо тебе, — тихо сказала Джинни, положив голову ему плечо.

Невилл шумно выдохнул и чуть крепче прижал ее к себе.

— Тебе тоже.

— Поймал!

Довольный крик Невилла утонул в свистящем ветре в ушах. Джинни почувствовала скользящее прикосновение к спине и взмыла еще выше, хотя честнее было бы признать поражение.

— Хей, ты забываешь, что я не Поттер…

Он наверняка думал, что она не может его услышать, но она услышала.

— К черту Поттера! — крикнула Джинни и поняла, что действительно почти не вспоминала о нем эти дни.

Ровно до того момента, пока не увидела их вчера с Луной на треклятом ручье. Вечерние прогулки помогали проветрить голову и настроиться на сон, но в этот раз ноги сами понесли ее в том направлении, которое она до этого старательно избегала.

Они оба смотрели в воду. Луна увлеченно что-то рассказывала, захлебываясь словами, а Гарри лишь разыгрывал заинтересованность, то и дело бросая долгие, нежные взгляды на ее лицо. Наконец она это заметила. Чуть нахмурилась, опустила голову и вдруг звонко расхохоталась, спугнув несколько птиц, копошащихся в прибрежных камышах. Джинни никогда не видела, чтобы Луна вот так смеялась. Чтобы прижималась к кому-то открыто и смело всем своим хрупким, одетым не по погоде в тоненькое платьице, телом.

Они не заметили ее. По крайней мере, Джинни хотелось так думать. А она поспешила убраться оттуда, стараясь изгнать из памяти так некстати подсмотренную сцену. Ведь она, кажется, почти во всем разобралась. Почти набралась сил и храбрости, чтобы сделать настоящий шаг вперед, снова открыться миру и позволить ему удивить себя.

— Хей, осторожнее! — крикнул Невилл, заметив, как опасно накренилась ее метла.

Джинни замерла на мгновение, окинув взглядом пеструю мозаику полей и лесов, и когда он снова подобрался к ней достаточно близко, сделала то, на что никак не могла решиться долгие годы.

Она сорвалась. Сложила крылья и камнем полетела вниз. Кажется, Невилл вскрикнул и бросился за ней. Это помешало ей отпустить себя до конца. И хотя она все-таки вышла из пике в самый последний момент, совершив почти идеальный финт Вронского, его завершение не было таким уж идеальным. Ее мотнуло вперед и в сторону, метла выскользнула из рук, и она кубарем покатилась по земле, остановившись в считанных ярдах от знаменитых ежевичных кустов.

— Джинни! — Невилл спрыгнул с метлы, даже не заметив, как легко и ловко он научился это делать, и бросился к ней. — Джинни, ты в порядке? — он упал перед ней на колени, и только тогда заметил, что она задыхается от хохота.

Ее смех оборвался, стоило их глазам встретиться.

— Ты ненормальная! — сердито сказал он, но не отодвинулся ни на дюйм, по-прежнему вглядываясь в ее лицо.

Может быть, опасался, что она ударилась головой и повредилась в уме? Был один отличный способ подтвердить это предположение, и, недолго думая, Джинни приподнялась и прижалась губами к его губам.

— Что ты… — пробормотал он, отстраняясь.

— Последний урок, — прошептала Джинни, обвивая его шею руками и не позволяя себе задуматься. — Все ведь затевается ради этого, разве нет?

Она жадно ощупывала взглядом его лицо, ожидая ответа, боясь, что он оттолкнет ее… или же надеясь на это… она парила в невесомости, в неопределенности, тонула в адреналине и невыносимо остром, стиснувшем внутренности желании.

— Джинни, — прошептал он так, словно признавал свое поражение.

Она успела улыбнуться, прежде чем он смял эту улыбку своими губами. Прежде чем прижал к себе с силой, которую она в нем подозревала, но все же боялась найти. Она застонала громко, бесстыдно, опрокидывая его на себя, вцепляясь пальцами в джемпер, крепко обхватывая ногами, чтобы сразу ощутить, что он хочет этого так же сильно.

Пламенный вихрь листьев взмыл в воздух и закружил в небольшом торнадо, скрывая их от любопытных глаз и всего мира.

Этой ночью ей снились они оба. Огромный особняк был полон пустых спален и напоминал проклятый Малфой-мэнор. Она заглядывала в одну комнату за другой, все быстрее шла, а потом и по коридору, каждый раз замечая лишь ускользающий от нее силуэт. Они ждали ее на лужайке возле дома. Мирно сидели прямо на земле и болтали о чем-то, тихо перешучиваясь и смеясь. И резко замолкли, когда она приблизилась к ним. В их глазах был невысказанный вопрос, а она переводила взгляд с одного лица на другое и не могла вымолвить ни слова…

Джинни проснулась с ощущением легкой паники и первым делом прочистила горло. Голос был при ней, а солнце за окном уже поднялось довольно высоко. Вчера они с Невиллом так и не поговорили толком, слишком обескураженные случившимся. Он проводил ее до Норы, но не стал заходить внутрь. Но, прежде чем уйти, наклонился и робко поцеловал в щеку. И да, случившееся на поле было одним из самых ярких сексуальных переживаний ее жизни, но именно этот поцелуй смешал и перепутал все карты.

Что все это значит? И значит ли хоть что-то? Для нее, для Невилла… Они ведь друзья, верно? А значит, не стоит придавать этому слишком большое значение. Они много времени проводили вместе, касались друг друга, к тому же, им обоим требовалось утешение. Все это звучало так разумно, что Джинни буквально слышала голос Гермионы в своей голове.

«Ты же не можешь всерьез рассматривать Невилла, как потенциального партнера?» — спросила та.

Не может? Вроде бы нет... Да, он был потрясающим, чутким и добрым, самоотверженным и одаренным, она ничуть не лукавила, когда говорила, что за его порогом в любой момент готова выстроиться очередь из невест. Но прежде всего он был ее другом. А еще он был влюблен в другую. Может не так уж и сильно, но достаточно, чтобы не постесняться обратиться к ней за советом.

Да и что, собственно, такого произошло? Ни один из них не состоял сейчас в отношениях… А значит, не считается!

«Не считается чем?» — скептически уточнила Гермиона в ее голове.

Да ничем, фыркнула Джинни и тряхнула волосами, пытаясь заставить ту умолкнуть. Она едва успела привести себя в порядок, когда за дверью раздался голос матери.

— Джинни, детка, тут к тебе пришли…

Сердце дрогнуло, и Джинни, поспешно вскочив с кровати, стиснула руки в кулаки. На прощание Невилл сказал ей, что сегодня сумеет прийти только вечером.

«Или я могу вообще не…» — неуверенно проговорил он.

«Ждем тебя к ужину», — перебила Джинни и поспешила закрыть за собой дверь.

Она не могла позволить случившемуся встать между ними.

Да ведь ничего такого и не случилось, напомнила она себе. Они просто друзья. И даже если это снова повторится… Мерлин, едва не застонала она вслух, осознав, что мысль об ожидающем ее в гостиной Невилле кажется ей чересчур возбуждающей для встречи с просто другом.

Она задержалась у зеркала на пару секунд дольше обычного, проведя щеткой по встрепанным волосам и нервно усмехнувшись самой себе. А затем, медленно проходя по темному, узкому коридору, постаралась собрать всю свою волю в кулак и нацепить самую беззаботную из своих улыбок.

— Ты сегодня… — она запнулась, замерев на пороге.

В гостиной ее ждал не Невилл. Там сидела и беззаботно улыбалась Луна Лавгуд.

— Привет, Джинни, — мягко поприветствовала она. — Мне кажется, нам нужно с тобой поговорить.

Вот так сразу. Без хождений вокруг для около и лишних прелюдий. На мгновение Джинни даже ощутила легкую ностальгию, но постаралась задушить в себе это чувство.

— Привет, — Джинни зашла в комнату и расслабленно опустилась в одно из застеленных пледом кресел. — О чем?

Здесь была ее территория, ее дом, а значит, здесь все будет так, как хочется ей, а не странной соседской девчонке, которая иногда, казалось, могла запросто залезать в чужие души и головы.

— Мне кажется, ты знаешь, о чем.

— Понятия не имею, — пожала плечами Джинни. — Хочешь чего-нибудь? Чая, воды?

— Нет, спасибо, — покачала головой Луна и тихо-тихо добавила: — Не злись на меня, пожалуйста.

— А я и не… — Джинни оборвала саму себя на полуслове и посмотрела в окно.

Она никогда не была поклонницей дешевых драм.

— Ты заметила меня вчера? — ровно спросила она.

Луна кивнула.

— И тогда я подумала, что должна была рассказать тебе… Знаю, что должна была подумать об этом раньше, но мой мозгошмыги совсем обленились, — виновато сказала она. — И мне только вчера пришло это в голову.

— А сегодня ты пришла ко мне, — сказала Джинни.

Ну, конечно. Она мало знала людей, способных вот так сразу решиться на какой-то неловкий шаг. Но если Луна считала что-то правильным, она просто делала это. А из этого следовало… Джинни вздохнула. И поняла, что злость, которую она так старалась оживить в себе последние несколько минут, давно выдохлась.

— Ты с ним счастлива? — спросила она.

Глаза Луны расширились, становясь еще невероятней и больше. Зрачок почти затопил радужку.

— Очень.

— Тогда здесь больше не о чем говорить.

Луна поднялась.

— Мое предложение все еще в силе, — сказала Джинни. — Мы с мамой сварили отличный джем.

— Спасибо, — Луна улыбнулась. — Но, думаю, сейчас мне лучше уйти. Однако мы обязательно выпьем чая с джемом. И скорее, чем нам обеим кажется.

— Как скажешь, — усмехнулась Джинни, тоже вставая, чтобы проводить Луну до двери.

— Знаешь, я никогда не думала о Гарри в этом смысле, — сказала Луна, оборачиваясь на ступенях крыльца и кутаясь в лимонно-желтую кофту в цвет ее резиновым сапогам. — Но, может, это и к лучшему. Я ничего от него не жду и радуюсь всему, что он мне дает.

Джинни сдержанно кивнула, понимая, что бессмысленно говорить Полумне о неуместности ее признаний.

— А ведь ты уже совсем, совсем на меня не злишься, — вдруг сказала Луна, взглянув на нее тем особым, внимательным, взглядом, который так редко у нее появлялся и заставлял Джинни испытывать легкий, но вполне ощутимый дискомфорт. — Это хорошо, — и широко солнечно улыбнулась. — Это очень хорошо.

Джинни молча проводила ее взглядом, а затем крепче завернулась в накинутый на плечи мамин платок и обессилено привалилась плечом к дверному косяку. Что вообще происходит? И почему, когда ей казалось, что она вот-вот выйдет из лабиринта, она снова очутилась в самой его середине?

Когда вечером Невилл аппарировал на границу их владений и показался из сгустившегося осеннего сумрака, она не дала ему шанса заговорить. Только взяла молча за руку и отвела в тот самый сарай, в котором папа когда-то держал печально известный фордик.

Она слишком устала думать и сомневаться. Устала убеждать себя то в одном, то в другом. Ей нужны были поцелуи. Нужны были крепкие объятия. Нужно было ощутить силу и тяжесть его тела, когда он будет вжимать ее в стену, проникая все глубже и повторяя между хриплыми вздохами ее имя.

Она вскрикнула и выгнулась, сильнее сжимая его талию бедрами, по телу прокатилась сладкая судорога. Он кончил на пару мгновений позже, и она уткнулась лицом в изгиб его шеи, продолжая рассеянно гладить по спине. На краю сознания промелькнула расслабленная мысль о том, что вот этого ей вполне достаточно. Этих мгновений близости и бездумной страсти, этих крепких рук, с легкостью удерживающих ее на весу, и пальцев, ласково массирующих затылок.

«Достаточно пока», — тут же вмешалась воображаемая Гермиона, но Джинни отправила ее к Моргановой бабушке.

— Джинни, — Невилл позвал ее по имени, и она вздрогнула.

Что-то такое было в его интонации, в том, как он произнес ее имя, что вызвало у нее желание немедленно заткнуть уши.

— Пойдем ужинать, — сказала она, слезая с него и поправляя юбку. — Все уже давно на столе, нас…

— Джинни, — снова произнес он, и она заставила себя замолчать и взглянуть на него так, чтобы он понял: она слушает, и ему стоит хорошенько подумать над тем, что он хочет сказать.

— Я ведь твой друг, ты помнишь?

Она кивнула.

— И я хочу быть хорошим другом…

Джинни вспыхнула.

— А я, выходит, твой плохой, вероломный друг? Так, Невилл?

— Нет, не так, — мягко возразил он и осторожно притянул ее к себе. — Но я боюсь, что ты запуталась и скоро пожалеешь… обо всем.

— А может, это ты пожалеешь? — вздернула подбородок Джинни. — Не беспокойся, я не претендую на место твоей драгоценной Ханны! — Она понимала, что ее несет, но уже не могла остановиться. — Если это все… — она попыталась развернуться, чтобы уйти, и ему пришлось сжать ее плечи.

— Дело вовсе не в Ханне! — он наклонился, чтобы поймать ее взгляд, и легонько встряхнул, когда это не удалось. — И даже не в Поттере. Ты понимаешь? Дело в нас с тобой!

Она вывернулась из его рук и прикусила губу.

Невилл кивнул и опустил голову.

— Через два дня я отправляюсь в Индию. Завтра утром приду попрощаться…

«Можешь не утруждаться!» — хотелось крикнуть ей вслед, но она сдержала себя. А затем, убедившись, что он ушел, медленно осела на землю и заплакала впервые за последние несколько лет.

* * *

Этой ночью она почти не спит.

Блуждает в своем лабиринте, заметно пожелтевшем и поредевшем, расстелившем ей под ноги густой, скрадывающий звук шагов ковер. Наверное, если она подождет еще немного, то сумеет увидеть выход сквозь его оголенные ветви, но не будет ли тогда слишком поздно?

«Поздно для чего?» — встревожено думает она и вновь просыпается в своей постели.

Ветер за окном распевает заунывные песни, упырь на чердаке с готовностью подхватывает нехитрый мотив, а в кладовке скребется недавно заведшийся там, совсем еще юный, боггарт.

«Надо уже выгнать паршивца, — вздыхала время от времени мама, — но у меня совершенно не доходят до этого руки. Вот буду убирать джемы на зиму…»

Интересно, что бы Джинни увидела, заглянув в нее…

Она почти решается проверить, когда снова проваливается в беспокойный сон, и открывает глаза прежде, чем первые солнечные лучи разгонят стелющийся по полям и лощинам туман.

Она думает подняться и налить себе чашку чая. Она так хорошо представляет его аромат и вьющийся тонкой змейкой дымок, что почти ощущает тяжесть в своих руках.

В следующий раз она просыпается с именем Невилла на губах и, забравшись на подоконник, снова и снова прокручивает в голове события последних двух недель.

Она вспоминает их полеты…

…и разговоры…

…их смех…

…и признания…

…нежные, совсем не дружеские, прикосновения…

…и первую, а затем и вторую близость.

Она вспоминает почти каждое сказанное ими слово. Слышит робкий перезвон колокольчика в своих ладонях. Ощущает на губах терпкую сладость вина.

У поцелуев Невилла тот же привкус.

«Дело вовсе не в Ханне!» — снова и снова звучит в ее голове, и она рассеянно улыбается ширящейся золотистой кромке на горизонте.

Сумерки рассеиваются, прячутся в кружевной тени поредевших деревьев, стекают в речные ущелья, заползают под садовые кусты и сворачиваются там клубком.

Джинни приветствует новый день, а в груди сладко потягивает и щемит, словно она очень-очень долго его ждала.

Джинни точно знает, что из всего этого должен следовать какой-то вывод. Но воздух на границе защитных чар слегка вздрагивает, и это выметает из ее головы все мысли до единой.

Она выбегает из спящего дома, не потрудившись надеть даже сапоги. Почти летит по холодной от росы жесткой траве, едва касаясь ее ногами.

И когда Невилл различает ее стремительно приближающуюся фигуру, то просто распахивает свои объятия, и она влетает в них, точно яркая, осенняя птица, обретшая покой на его теплой груди.

Он гладит ее искрящийся на солнце волосы и больше не боится обжечься. Он пытается отодвинуться, чтобы заглянуть ей в глаза, но она льнет к нему, словно страшится, что он растает вместе с туманом.

— Я никуда не поеду, — шепчет он куда-то ей в макушку.

— Поедешь, — говорит она, вытирая глупые слезы и заглядывая ему в лицо. — Может быть, не прямо сейчас, но поедешь. И я поеду с тобой.

Он молча улыбается этой гордой, прекрасной и отчаянно храброй молодой женщине. Он знает, что всегда, всегда будет идти у нее на поводу и сделает все возможное и невозможное, лишь бы она была счастлива.

И будет счастлив сам.

Облокотившись на подоконник, Молли смотрела на две слившиеся в одну фигуры и задумчиво, чуть мечтательно улыбалась. Рядом дымилась первая чашка утреннего чая, разнося по кухне густой травянистый аромат.

Громкий зевок заставил ее обернуться.

— Ты уже поднялась? И что там такого…

— Тшш, иди сюда, — подозвала она Артура, указывая ему сначала на обнимающуюся парочку, а затем на висящие над камином часы.

— Ох, ничего себе, — протянул Артур, несколько раз переведя взгляд туда и обратно и, наконец, понимая, что имеет в виду жена.

— Вот именно, — хмыкнула Молли. — Даже у Флер стрелка появилась лишь спустя полгода после свадьбы. Помню, как она все поглядывала на часы и делала вид, что это ее совсем не расстраивает, — хихикнула она.

Артур покачал головой.

— А ведь стрелки для Гарри здесь так и не появилось, — задумчиво проговорил он.

Молли кивнула.

— Я тогда была очень рада, что Джинни никогда не пыталась вникнуть в суть их работы. Ты ведь знаешь, Гарри мне как сын, но лишь подкрепленная особыми узами связь может заставить часы поверить в то, что он член семьи.

— Невилл Лонгботтом, — задумчиво проговорил Артур, становясь рядом с женой и обнимая ее за плечи. — Кто бы мог подумать…

— Я могла, — напомнила Молли.

Все-таки материнское чутье не обманешь. Да и не нужно было тут никакого чутья, достаточно было одного вида этих двоих вместе, да сияющих глаз дочери.

— Так ведь и я говорил: парень еще себя покажет, — усмехнулся Артур. — Я, может, еще раньше него самого понял… Просто не думал, что все окажется так серьезно.

Молли молчала, продолжая загадочно улыбаться. Ее ступни все еще помнили влажный от росы травяной ковер, когда она кралась к Артуру на рассвете. И как он ждал ее, всякий раз ждал, и в дождь, и в ранние заморозки.

Как замерло ее сердце, когда она впервые со всей ясностью поняла: это он. Куда бы они ни отправились дальше, они отправятся туда вместе.

И всегда, при любых обстоятельствах и в любую погоду, это стоило всех совершенных ошибок и самого долгого ожидания.