Трудный пример для подражания (гет)

Инеж умела вскрывать замок на окне Каза. Хотя этого и не требовалось — он всегда оставлял окно незапертым, когда знал, что она в городе. Но на самом деле это просто вопрос гордости. Каз Бреккер мог запереться на не вскрываемые замки, и Инеж всё равно находила способ проникнуть внутрь.

И сейчас это умение наконец оказалось полезным. Инеж скорчилась на подоконнике в темноте и прислушалась. В комнате за окном царили темнота и тишина. Грязные Руки бродил по улицам, не зная, что Призрак вернулась, и Инеж наконец могла осуществить свою месть.

Каз удивил ее в ее последний день рождения — приятно удивил. От мысли об этом Инеж криво улыбнулась в темноте, зажав отмычки в зубах. Этот хитрый, умный ублюдок.

На этот раз она его переплюнет.

Выяснив, какая отмычка подходит к окну, Инеж ловко манипулировала замком, пока язычок не сдался со щелчком. Тогда она перекинула вперед висевший у нее на плече сверток и скользнула в темный чердак Клепки.

Этот первый шаг обратно в Клепку всегда чувствовался немного нереальным. Словно шагаешь сквозь искривление времени, возвращаясь в фиксированный момент. Каз так ничего и не поменял: ни свой самодельный стол, ни шаткую старую кровать в углу. Раньше Инеж надоедала ему вопросами. Разве он не хочет хотя бы собственного дома? Разве он не устал от лестниц? Что он вообще делает со всеми этими крюге, под которым хотел умереть?

«Нет», «Всегда» и «Есть планы» были единственными ответами Каза — расплывчатыми и приводящими в бешенство.

Инеж снова не смогла сдержать улыбки при воспоминании. Этот хитрый, умный ублюдок.

Что ж, она тоже умела строить планы.

Но сначала ей следовало подготовить почву. В конце концов, именно так поступал Каз, а Инеж всегда стремилась учиться у лучших.

Это произошло шесть месяцев назад. Ее день рождения на самом деле пришелся на то время, когда она была в море, так что, вернувшись на улицы Кеттердама, Инеж и не вспоминала о нем вовсе. И ничего не ждала. Правда. Если подумать, это стало ее первой оплошностью. Казу предстояло еще много работы в том, что касается отношений, но с подарками у него всё было в порядке. К добру или к худу Каз обладал врожденной способностью читать людей — их желания, страхи, грехи. И когда он пользовался этим талантом не для жутких целей, то подарки делал весьма приличные. Инеж следовало бы догадаться, что у него что-то припасено в рукаве.

— Мне надо показать тебе кое-что, — сказал Каз.

Небрежно, ровным тоном, будто только что вспомнил об этом. Они как раз допили свои напитки и помахали Джесперу и Уайлену, которые поплелись домой.

Инеж повернулась обратно к Казу, приподняв бровь.

— Согласно слухам, это последнее, что слышат твои должники в темных переулках, — поддразнила она.

Каз засмеялся — свободным, легким смехом, к которому она еще не до конца привыкла. В течение последних нескольких лет молчаливая темная тень медленно поднималась с его плеч — маленькие изменения, которые могли заметить только самые близкие люди. Его глаза, казалось, посветлели. Он стал свободнее шутить. На щеках появилась краска, когда он улыбался.

Как сейчас.

— Ты можешь польстить мне позже, — ухмыльнулся Каз, взявшись за голову ворона на своей трости, и жестом предложил ей следовать за ним.

Инеж соскользнула со стула, и они пробрались по темному клубу мимо игорных столов, чтобы выйти на сумрачную улицу.

Ночь была теплой, улицы кишели туристами. Каз предложил Инеж руку, и они зашагали вдоль канала под оранжевым сиянием уличных фонарей, сопровождаемые стуком его трости по булыжникам. Из ресторанов и клубов доносились заманчивые ароматы, привлекая голодных клиентов — аппетитное жареное мясо, теплый дрожжевой хлеб, сахарная выпечка с корицей.

Инеж бросила взгляд на Каза. Соблазнительные запахи в воздухе отвлекли ее, но только чуть-чуть. Ей по-прежнему было любопытно, что он замышляет, даже если она немного проголодалась.

Когда они подошли к оживленному перекрестку выложенных булыжником улиц, Инеж заметила совершенно новую дверь в старом здании, мимо которого проходила сотни раз. В окнах горел свет, хотя внутри, похоже, было пусто.

Здесь Каз остановился и начал рыться в карманах. Инеж услышала звяканье ключей.

— Что это? — спросила она, но Каз только усмехнулся в ответ.

Инеж выпрямилась. Усмешка была настолько восторженной, насколько вообще могла быть у Каза, так что, чем бы ни являлся его замысел, это должно быть нечто грандиозное.

Он вставил ключ в замок, и дверь открылась, скрипя петлями. Инеж последовала за ним внутрь.

— Что думаешь? — голос Каза эхом разнесся в пространстве.

Инеж не знала, что ответить. Что она думает? На что она вообще смотрит?

Помещение было просторным, большей частью пустым, за исключением гигантского старого очага и круглого стола возле освещенного окна. Стол был накрыт клетчатой скатертью, на которой стояли тарелки и серебряные столовые приборы. Пол из сосновых досок запылился, старую люстру покрывала паутина. В дальнем конце комнаты находился бар, а за ним, вероятно, кухня, где мерцал еще один источник света.

— Еще один клуб? — предположила Инеж, поворачиваясь вокруг оси, оглядывая помещение. — Ты купил еще один клуб?

Глупая игра в загадки.

— Не совсем, — Каз вернул ключи в карман, его руки в перчатках мгновение поерзали там.

Он нервничал?

— Добрый вечер, мистер Бреккер. Капитан Гафа.

Инеж чуть не выпрыгнула из кожи при звуке нового голоса. Из освещенной оранжевым светом кухни появился шеф-повар в белом кителе, держа в руках два изысканно сервированных подноса с едой. Прежде чем Инеж успела спросить что-то еще, Каз оказался рядом с ней, положив ладонь ей на поясницу и указав на стол.

— Давай присядем, — сказал он — не столько предложение, сколько очередной этап плана.

Так что она села. И развернула салфетку на коленях, и Каз сделал то же самое. Повар поставил перед ними тарелки с едой, и Каз потянулся откупорить бутылку шампанского, которая ждала на столе в серебряном ведерке.

— Что происходит? — надавила Инеж, когда повар вернулся на кухню, оставив их наедине.

Каз открыл шампанское, и в тишине почти пустой комнаты раздался громкий хлопок.

— Тебе говорили, что тебе очень сложно делать подарки? — спросил он, начав наполнять фужеры для шампанского.

Инеж покачала головой. Эта интрига убивала ее.

— Нет, — ответила она, принимая фужер, кончики ее пальцев коснулись холодной кожи перчаток.

— Тогда позволь мне первому пожаловаться, — Каз наполнил собственный бокал. — Эта задача уже достаточно трудна, поскольку ты богата как королева, так ты к тому же еще и искренне ничего не хочешь. Кроме справедливости и заботы для тех, кого купили и продали, а это весьма непросто, должен заметить.

Сидя с бокалом шампанского в руке, Инеж скрестила ноги и склонила голову, всё еще пытаясь разгадать тайну.

— Мне нравится шоколад, — заметила она, пожав плечами.

Каз замер с наполовину выпитым бокалом, чтобы пронзить ее взглядом.

— Вот блин, — пробормотал он в бокал и со вздохом поставил его. — Он обошелся бы гораздо дешевле.

Инеж расхохоталась, и Каз не сдержал довольной усмешки.

— Что ты хочешь сказать? — со смешком спросила Инеж. — Это подарок? Ты действительно купил это место?

Каз протяжно выдохнул. Он и правда нервничал. Инеж поставила бокал, в восхищении подавшись вперед.

— Я купил его, — подтвердил он. — Это новый проект, — он сглотнул, и его адамово яблоко подпрыгнуло над воротником. — Над которым, я надеюсь, мы сможем работать вместе.

Инеж моргнула:

— Зависит от обстоятельств. Расскажи о проекте.

Каз подался вперед, поставив локти на стол.

— Вообще-то, на него вдохновила меня ты, — заявил он.

Инеж не могла быть уверена в свете свечей, но, кажется, его щеки окрасились румянцем.

— Люди, которых ты освобождаешь, остаются ни с чем, попав в Кеттердам. Или же, как ты в свое время, оказываются связанными долгом, который вообще не должны иметь. Что им нужно — что тебе было нужно — какое-нибудь безопасное место, чтобы работать и копить деньги, крышу над головой, пока они придумывают, что делать дальше. Без этого они вернутся туда, откуда начинали. Так что…

Каз снова поднял фужер шампанского, обведя им комнату.

— Я знаю, тут еще много работы. Но основа хорошая. Расположение идеальное — много прохожих и туристов. Я думал, это может стать рестораном. Или пекарней, — тут он посмотрел на Инеж; заметил ли он, как она замерла в ошеломлении? — Всё, чего тебе хочется, когда ты здесь, в Кеттердаме. Шеф Лукас теперь на балансе, и он может приготовить всё, что угодно. Остальной персонал поступит от тебя. Люди, которых ты привозишь, нуждaющиеся в новом старте. Нам принадлежат еще два этажа наверху, и там есть комнаты, которые можно сдавать. Что… что думаешь? — его брови сошлись на переносице — он пытался интерпретировать ее молчание и прижатую ко рту ладонь. — Это слишком?

Слишком? Это было так много. Настолько много, что глаза Инеж горели от готовых пролиться слез. Но слишком? Невозможно иметь слишком много такого совершенства.

Инеж никогда не была уверена, есть ли у нее любимый цветок или любимая сладость, которые мог бы узнать гипотетический парень, чтобы понять, что он по-настоящему знает ее, как однажды посоветовал отец. Порой Инеж думала, что ее сердце слишком велико, что она любит слишком многое одновременно, и могла ли она верить, что какой-то парень действительно знает ее, когда ее улыбка появлялась так легко?

Но Каз знал. Теперь она поняла. Он абсолютно точно знал. Он подобрал верную комбинацию к ее большому кровоточащему сердцу.

Он любил ее.

А она могла только испустить восторженный смешок, прикрыв рот ладонью, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

— Ты потеряешь столько денег, — выдохнула Инеж, нахмурившись. — Отсюда нельзя извлечь и отдаленную выгоду.

Каз усмехнулся и пожал плечами:

— Никто не пытается заработать на подарках. Так тебе нравится?

— Святые, Каз, я в восторге, — выдохнула Инеж, и предательская слеза скатилась по щеке.

Это было всё. Всё, что ей было нужно десять лет назад. Всё, что нужно этим улицам сейчас. Для множества людей вроде нее это будет означать разницу между надеждой и отчаянием. Жизнью и смертью.

Этот хитроумный, чудесный ублюдок.

Инеж потянулась, чтобы взять руку Каза в перчатке. Он улыбнулся, переплетя ее пальцы со своими.

— Можно я тебя поцелую? — мягко попросила Инеж с мокрыми от слез глазами.

Она почувствовала, как он напрягся, хотя и провел подушечкой большого пальца по ее костяшкам. И мгновение поразмышлял. А потом кивнул и тихо ответил:

— Думаю, всё будет хорошо.

Они оба встали. Возможно, Инеж немного нетерпеливее, чем Каз. Первые несколько дней после возвращения Инеж из плавания всегда было сложно. Сознание Каза представляло собой переплетенную паутину прошлого и настоящего, и порой путало одно с другим. Даже все эти годы спустя прикосновение к ней становилось проще после некоторого времени, необходимого, чтобы снова разбить лед.

Инеж шагнула к нему, и Каз почти благоговейно провел ладонями по ее рукам и наклонился к ней. Она мягко притянула его к себе, пробежав пальцами по отворотам пиджака, по твердым мышцам груди.

— Поверить не могу, что ты готов потерять столько крюге, — прошептала Инеж, посмотрев на его закрытые глаза, на темные ресницы, которые веером легли на бледные скулы.

— Рaди тебя, — пробормотал Каз и открыл глаза цвета черного кофе, его ладонь скользнула к талии Инеж, притягивая ее ближе. — Уж, конечно, ты это знаешь.

— Всё равно скажи.

Каз приподнял ее подбородок, мягкая кожа перчаток на ее коже.

— Рaди тебя я опустошил бы все счета, — сказал он. — А если бы этого оказалось недостаточно, я ограбил бы все банки, вскрыл бы все сейфы в этом проклятом городе. Когда это рaди тебя — это не потеря.

И он наклонил голову. Инеж замерла совершенно неподвижно, позволяя ему решать, когда их кожа соприкоснется. Ее пальцы неосознанно вцепились в отвороты его пиджака, без слов умоляя о губах.

Губы Каза мягко коснулись ее губ. Вначале это едва ли можно было назвать поцелуем. Их носы столкнулись. Глаза закрылись сами по себе. Инеж задержала дыхание, эгоистично умоляя о большем.

И большее последовало. На этот раз Каз наклонил голову в другую сторону, целуя ее по-настоящему, глубоко вдыхая. Инеж поднялась на цыпочки, встречая поцелуй с тем пылом, который она обычно приберегала для третьего или четвертого дня на суше. Она обняла его за шею, и теплая дрожь разлилась по всему телу до кончиков пальцев, когда Каз положил ладони ей на талию. Быть прижатой к нему, зарываться пальцами в мягкие темные волосы у основания шеи — это вызывало восхитительное головокружение.

Инеж осознала, что такой поцелуй следовало бы оставить на конец вечера. Учитывая, как они взялись за дело, он не подходил для начала. Как она теперь должна была выпутаться из объятий Каза? Теперь, когда его дыхание на ее губах становилось горячим и прерывистым. Когда желание трепетало во всем ее существе, опутывая конечности как виноградная лоза, когда она притягивала его к себе снова и снова.

С неожиданно заскрипевшими петлями старой парадной двери — вот как.

Каз с Инеж оторвались друг от друга, и Инеж удивленно задохнулась.

— Вы открыты? — спросил какой-то турист на равкианском.

Пара человек заглянула внутрь — очевидно Каз забыл запереть за собой дверь.

— Видно же, что нет, — рявкнул на равкианском покрасневший и раздраженный Каз.

Они пробормотали извинения, и дверь снова закрылась.

Инеж уткнулась лицом в жакет Каза, заглушая смех. Она надеялась, что он тоже оценит юмор ситуации. Этому вечеру не требовалось появление Грязных Рук.

Его ладони прошлись по ее спине, удерживая рядом, и когда Инеж подняла на него взгляд, он снова улыбался. Хотя жаркие чары между ними и разрушились. По крайней мере, на данный момент. К счастью или к сожалению, Инеж уже не была уверена.

— С днем рождения, Инеж, — сказал Каз, когда они вернулись за стол к еде, которую приготовил их новый шеф-повар.

Так что, понимаете, у Инеж был трудный пример для подражания.

Она не ждала, что сумеет вызвать у Каза слезы, хотя, конечно, не возражала бы, если бы ей удалось. Но она собиралась удивить его — приятно удивить.

Сейчас Инеж подготавливала его комнату в Клепке, подстерегая свою жертву. Она принесла розовые лепестки. Зажгла свечи. Завернулась в черный шелковый халат, распустив волосы и позволив им свободно ниспадать по спине.

Может, у Каза тоже не было любимого цветка или любимой сладости. Но она знала его.

И любила.

И теперь он это увидит.

Инеж ждала, сидя на столе Каза, скрестив перед собой ноги, и от нервозности по телу пробежали мурашки. Когда он откроет дверь, перед ним предстанет очаровательная картина — его девушка в шелках, окруженная свечами. Но главным сюрпризом будет то, что последует дальше.

Сердце ударило в ребра, когда Инеж услышала поворот ключа в замке, движение дверной ручки. Она знала, первым делом Каз заметит свечи.

Так и случилось. Еще даже не увидев ее, он остановился в дверях, после чего перешагнул порог, широко распахнув дверь.

Металлический звук стал первым звоночком для Инеж, что всё может пойти не по плану. Каз сунул руку в карман за пистолетом.

— Святые, это всего лишь я! — воскликнула Инеж.

Каз выронил оружие, которое упало с глухим ударом. И, тяжело дыша, прошагал в комнату, захлопнув за собой дверь.

— Ты рехнулась? — воскликнул он, развернувшись к ней лицом. — Я мог пристрелить тебя!

И тогда до его сознания дошла вся картина. Его глаза расширялись всё больше и больше, впитывая обстановку, осознавая всё — розовые лепестки, свечи, мерцающие в их свете голые ноги Инеж. Блестящий шелк на ее стройной фигуре.

Инеж не думала, что люди способны на короткое замыкание, но с Казом произошло именно это. Он не мог решить, куда смотреть, позволено ли ему вообще смотреть, или даже попал ли он в нужную комнату.

— Слишком? — Инеж спрыгнула со стола, внезапно поняв, почему он волновался в тот день в ресторане.

— Нет, нет, нет, нет, — Каз помотал головой — он явно еще не отошел от короткого замыкания. — Дай мне минутку. Мне просто нужна минутка.

Он тяжело дышал, пытаясь прийти в себя после потрясения, и Инеж начала задумываться, являются ли сюрпризы такой уж хорошей идеей. Она протянула руку, положив ладонь над его колотящимся сердцем, и биение спустя он накрыл ее ладонь своей, удерживая. Глубоко вдохнул, сумев изобразить улыбку.

— Привет, — наконец поздоровался Каз.

— Привет, — с улыбкой ответила Инеж.

— Ты здесь, — он всё еще не верил своим глазам, отвел взгляд на мгновение. — И ты в этом.

— Это месть, — пояснила Инеж, извиняющеся пожав плечами. — За твой сюрприз в прошлый раз. И за то, что довел меня до слез перед шеф-поваром Лукасом.

— Как это сравнимо с доведением тебя до слез перед шеф-поваром Лукасом?

— Это еще не весь сюрприз. Хочешь весь?

— Да.

С застенчивой улыбкой Инеж убрала ладонь с его груди и начала разматывать халат.

Каз отступил назад.

— Постой, постой.

Он выглядел абсолютно ошеломленным. Инеж хотелось захихикать. Сладкая, сладкая месть. Она продолжила разворачивать ткань.

— Ты не должна этого делать, — настаивал Каз. — Ты же знаешь, что не должна этого делать? Не было никаких ожиданий, никаких условий, связанных с последним подарком. Я…

Он резко замолчал. Нахмурился. Склонил голову. Озадаченный.

Под халатом Инеж была полностью одета.

И прятала под жилетом маленький сверток.

И ухмылялась как грязный мошенник, у которого она училась.

— Что это? — настороженно спросил Каз, принимая сверток, который она вынула из-под одежды.

— Открой, — посоветовала Инеж вместо объяснения.

Каз искоса посмотрел на нее, медленно скользнув длинными пальцами в швы свертка.

— Это был грязный трюк, — сказал он, потянув за бумагу.

— Тебе понравилось? Там, откуда это появилось, есть еще.

— Ты заплатишь в следующий раз.

И он адресовал ей акулью ухмылку, позволив бумаге упасть на пол и глядя на то, что оказалось у него руках.

Стопки бумаг. Некоторые с цифрами. Некоторые выглядели как письма. Некоторые выглядели официально — и все выглядели явно украденными.

— Побочный проект, — объяснила Инеж, скрестив руки перед собой. — На те дни, когда ты устанешь быть хорошим человеком.

— Что это такое?

От сосредоточенно нахмуренных бровей Каза по телу Инеж пробежали мурашки до кончиков пальцев. Сбивать его с толку могло бы стать ее любимым хобби.

Она безуспешно пыталась скрыть довольную усмешку.

— Ты смотришь на банковские счета Пекки Роллинса. Его биржевую деятельность. Тайную переписку с по меньшей мере одной любовницей. Городская стража, которую он подкупал. Политики, которых он финансировал. Всё такое — сюрприз на день рождения.

Каз приоткрыл рот, подняв взгляд с бумаг на нее.

— Как ты это сделала? — выдохнул он.

— У меня свои способы, — ответила Инеж, откинув волосы назад.

Каз ухмылялся как ненормальный.

— Ты слишком хорошо меня знаешь, — мягко произнес он, всё еще просматривая подшивку, на собирание которой Инеж потратила большую часть шести месяцев.

Его волосы цвета воронова крыла упали на висок, черты лица казались мягче в свете свечей.

Вот он. Ее момент. Слова горели в груди, стремясь вырваться.

— Я люблю тебя, — сказала Инеж словно объяснение, как если бы это было очевидным.

И тогда Каз поднял взгляд от бумаг, потеряв весь интерес. Казалось, он мог выронить их прямо здесь, как выронил револьвер.

— Я люблю тебя, — ответил он.

Как если бы годами говорил это, только не словами.

Инеж улыбнулась шире, и тогда Каз все-таки уронил бумаги. И в один шаг преодолел расстояние между ними.

В этом месте Инеж планировала сказать ему: «С днем рождения», — как сделал он. Как обычно делают. Но когда Каз поднял ее обратно на стол, целуя в губы, зарывшись пальцами в ее распущенные волосы… ну, она забыла весь план.

И позволила оставшемуся вечеру быть сюрпризом.