Белый карлик (джен)

— Убери осколки, Кричер.

— Да, Хозяйка…

— И занавесь остальные зеркала.

— Все? — Кричер испуганно поджал уши.

— Ты смеешь обсуждать мои приказы?! — немедленно взвилась Вальбурга. Последнее время ей достаточно было одного неправильного взгляда, чтобы вспыхнуть, а уж слова — тем более.

— Нет, Хозяйка, верный Кричер все сделает, как вы приказали, Кричер уберет в гостиной, Кричер занавесит негодные зеркала!

— И побыстрее, — холодно бросила Вальбурга. — Скоро пять часов — время накрывать чай.

Она гордо прошествовала к лестнице мимо склонившегося в низком поклоне домовика. Из судорожно зажатой в руке волшебной палочки все еще сыпались искры — отголоски заклинания, разбившего не в меру говорливое зеркало. Впрочем, лицезреть свое отражение Вальбурге не хотелось и в немых зеркалах: видеть себя такой, резко осунувшейся и постаревшей, было горько. Снилась она себе совсем другой: юной девушкой, полной сил и взрывной энергии, яркой, стремительной… Или же зрелой, но эффектной и статной женщиной, властно заправляющей в своем доме, легко командующей мужем, держащей в строгости сыновей…

Ноги сами принесли ее в малую гостиную на втором этаже. Святая святых — комната, всю длинную стену которой занимал гобелен с огромным ветвистым семейным древом Благороднейших и Древнейших Блэков. Вальбурга остановилась напротив гобелена, упершись в него невидящим взглядом. Она и так знала каждую черточку, каждую букву и цифру, каждую обугленную дырку наизусть. Знала и ненавидела, но все равно упорно, день за днем, а порой и несколько раз за день, приходила сюда.

Обугленное отверстие на полотне. Шесть лет назад Сириус сбежал из дома. Просто не вернулся домой летом после пятого курса, навсегда оставив в сердце Вальбурги незаживающий рубец. Тогда казалось, все еще можно исправить…

Посеревший портрет, знак вопроса на месте трагической даты. Три года назад Регулус ранним утром ушел из дома и не вернулся. Исчез… Зачем врать самой себе? Вальбурга сухо всхлипнула и резко обернулась: не вернулся ли за новым поручением Кричер, не заметил ли. Нет, не вернулся... Регулус погиб. Даже Темный Лорд не знал, как именно сгинул ее младший сын. Вторая кровоточащая рана на сердце. Непоправимо…

Черная рамочка, обе даты на месте. Два года назад не стало Ориона. Вальбурга никогда не питала к мужу особых чувств, их брак трудно было назвать счастливым… Но Орион просто был некой константой в ее жизни. В целом, этого было достаточно. Когда он внезапно умер, просто не проснувшись одним утром, Вальбурга не сразу смогла осознать случившееся. В ярости, зря прождав мужа за завтраком, сама поднялась в его комнату, не пожелав посылать эльфа… Это оказалось третьим рубцом. Неожиданным, но от этого не менее болезненным.

Год назад Сириуса пожизненно заперли в Азкабане. Без права на свидание. Без права переписки. Ее взбалмошный, отчаянный, глупый мальчишка… Вальбурга каждый день ждала, что он одумается, вернется. Теперь из-за каких-то жалких магглов и этого недоволшебника Петтигрю ее сын похоронен заживо. Навсегда. И эта рана навсегда тоже.

Вальбурга резко запрокинула голову, не позволяя пролиться непрошенным слезам. Она не будет слабой. Не позволит себе рыдать, даже в навеки опустевшем, умирающем доме. За спиной раздался тихий хлопок:

— Кричер занавесил все зеркала, Хозяйка. Убрал гостиную. И накрыл к чаю стол.

— Я не просила чай, Кричер, — холодно бросила Вальбурга. — Выйди вон, оставь меня.

— Но, Хозяйка… — Кричер запнулся на полуслове. Хозяйка снова забыла, что просила накрыть стол для вечернего чая, снова забыла о еде…

Встревоженный эльф низко поклонился под тяжелым взглядом Вальбурги и промолчал. С еще одним негромким хлопком он исчез. Вальбурга судорожно вцепилась скрюченными пальцами в высокий ворот мантии. Душно. Как мало осталось воздуха в этом проклятом доме! Сколько еще ей бродить здесь одной? Вальбурга бросила ненавидящий взгляд на гобелен. Каждый Блэк подобен звезде: безудержен, ярок и одинок. И обречен на медленное угасание. Вальбурга же всегда была Блэк из Блэков... Резко развернувшись на каблуках, она почти выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. В тяжелых шторах в опустевшей комнате тихо зашуршал докси.