Как в зеркале (джен)

Ресторан отеля «Уолдорф-Астория» — недурное место, хотя Китти за два года и оно успело приесться. В конце концов, найдите десять отличий его от любого ресторана, скажем, в Лондоне… Или того, что был на злосчастном «Титанике». Нет, на деле, возможно, отличий набралось бы даже побольше, но было в подобных заведениях нечто, неистребимо стирающее индивидуальность. А стать не особенной, такой, как все, потерять себя — хуже такой участи Китти мало что могла представить. Разве стать ханжой.

Как же досадно было видеть кадры фильмов, где она играла, и понимать, что в гриме ее сложно отличить от любой другой актрисы. Да и без него… Поверхностный наблюдатель — а других встретить так же вероятно, как вырастить голубые розы — сказал бы, например, что Китти похожа, как сестра, на женщину за соседним столиком. Те же темные волосы в сложной прическе, густо подведенные голубые глаза, чувственные губы — под помадой уже чуть выцветшие, но никто ведь не увидит — а неправильности лица, делающие его особенным, надежно скрывает слой пудры. Кому какое дело, что эта Дороти Тейлор выше Китти на целую голову, мощна, как лошадь, да к тому же говорит с отвратительным южным акцентом. Менее отвратительным, чем ольстерский, но все же режущим слух. Тем более, что Ольстер — все-таки прошлое, пусть и неприятное, а конкуренция со стороны южной ведьмы — вполне себе настоящее. Впрочем, тут Китти может гордиться: кажется, она победила, вытеснила хоть одну дрянь с бродвейских подмостков. И когда по удивительному совпадению обе одновременно встают из-за столиков и оказываются лицом друг к другу, Китти не может не позлорадствовать:

— Сочувствую, милая Дороти. Вам, наверное, очень не хочется покидать Нью-Йорк в такое неспокойное время.

— Напротив, я спешу поддержать боевой дух британских солдат. И удивлена, что вы, будучи британкой, не спешите последовать моему примеру, — Тейлор растягивает в улыбке размалеванные губы. Китти с раздражением отмечает, что даже оттенок помады у них одинаковый.

— Благодарю, с меня достаточно путешествий по морю, — зря она показала слабину, но с другой стороны, чудесное спасение Китти с «Титаника» немало способствовало на первых порах ее популярности. Если чудом можно назвать, что просто села в шлюпку, как сотни других. Ничего, неважно, в борьбе с разными Тейлор все средства хороши.

— Опасаетесь? Не доверяете кораблям? Понимаю, — Дороти смотрит слишком уже понимающе. Китти ничем не показывает, что она уловила намек… Пока — неявный.

— Разумно предположить, что ни один современный лайнер не приспособлен к встрече с торпедой.

— Да, кому это знать, как не вам, — отвечает Дороти просто и беззаботно. — Я даже удивляюсь, к чему вообще они приспособлены: их может потопить и торпеда, и айсберг. Изнеженные барышни, право слово! Мы с вами будем покрепче.

— Не сомневаюсь, низкое происхождение и перенесенные лишения закаляют характер.

Дороти и Китти смотрят друг другу в глаза — действительно, как будто в зеркало, где встречаешь такой же взгляд, как у тебя самой — холодный и все понимающий.

— По крайней мере, учат быстро бегать, — Тейлор не перестает улыбаться. — Не самый героический навык, но сохраняет жизнь. Да и шлюпок на «Лузитании» теперь достаточно, в отличие от корабля, который вас едва не погубил. Я вас не виню, если после того ужасного случая вы не только разочаровались в британских кораблях, но и утратили чувств патриотизма. Не всем быть сильными, мисс Берлингтон. Счастливо оставаться.

И она уходит, поводя великолепными бедрами. Неплохое умение — вовремя и с достоинством показать спину.

* * *

Портрет Дороти Тейлор в черной рамке — точнее, увеличенная фотография, великолепная и совершенно безликая — появляется в театре Беласко лишь три дня спустя после того, как «Лузитанию» настигла немецкая торпеда. Морскую «гончую» не спасло умение быстро бегать. Очевидно, мисс Тейлор оно тоже не помогло.

Китти примерно, хотя бы со стороны, но представляет, что Дороти пережила перед смертью. «К тому же она заслуживает отдельного сочувствия за то, что утонула близ Ирландии. Место, одинаково ужасное для жизни и смерти». Китти пытается шутить хотя бы мысленно, чтобы прогнать липкий ужас воспоминаний, а еще — необъяснимую досаду и грусть.

Что ж, теперь они с Дороти действительно отличаются.