Поезд во тьме (джен)

Как-то так вышло, что множество мифов и необычных историй о поездах прошло через мои уши. Сам себе удивляюсь, но к этим россказням я всегда относился с некоторой долей скепсиса и иронии. Обычно это были просто страшные рассказы, выдуманные лишь затем, чтобы взбудоражить воображение доверчивых людей либо предостеречь непоседливых детишек от прогулок в непозволительной близости к железнодорожным путям. С годами такие мистические истории обрастают множеством деталей, и появляется ореол таинственности. Из незатейливых баек они превращаются в городские легенды.

От американского поезда-призрака в Пенсильвании до японского исчезающего поезда на линии Дзёбан. Большинство легенд рассказывает о поездах, мчащихся на полном ходу мимо случайных свидетелей или же растворяющихся в воздухе при столкновении с реальным составом. Слышал я истории и о поездах-похитителях душ. Поздним вечером, когда тьму рассевает лишь свет редких фонарей, уставшие и вымотанные за день пассажиры спешат на последний поезд. Но на перроне их считанные единицы, ведь времени до прибытия ещё слишком много. Однако поезд приходит раньше. И, собрав самых торопливых, продолжает свой путь. Позже на станцию пребывает другой состав. И он-то приходит вовремя. Поговаривают, что тех, кто по невнимательности сел на искусную иллюзию, поезд-призрак уносит в мир духов или прямиком в ад.

Но мне в некотором смысле посчастливилось столкнуться с совсем иным явлением. Случай этот не такой давний, чтобы можно было обвинить юношескую впечатлительность в разыгравшемся воображении. Хотя и в годы молодости удивить меня было довольно сложно. И всё же этот случай выбивается из череды привычных для меня загадочных приключений именно тем, что этой встречи я не искал.

Одним промозглым осенним вечером возвращался я из очередного своего путешествия. Путь домой предстоял неблизкий. И полный разочарования. Ведь того, что я так жаждал найти, отыскать так и не получилось. Признаться, тогда я так глубоко погрузился в собственные мысли, что на прибывший на перрон поезд обратил внимание, лишь когда он дал сигнал к отбытию. В купе я ввалился запыхавшись и, к своему удовольствию, не обнаружив нежеланных попутчиков, расположился со всем комфортом.

Роман, что я взял в дорогу, быстро наскучил. Для заметок в собственном дневнике у меня ничего толком не набралось, а сна не было ни в одном глазу. Очень быстро я пожалел, что оказался в этом купе в полном одиночестве. Обычно попутчики отвлекают от записей, но так вышло, что моё приключение не принесло даже скудных плодов. Вспомнив, что и обед, и ужин пропустил, я отправился на поиски вагона-ресторана.

Поезд плыл по рельсам мягко и плавно. Почти не слышны были стук колёс и шипение пара. Пока я добирался до ресторана, мне не встретился ни один пассажир, ни даже кондуктор. Но этому я не удивился: время было позднее. Мало кто добровольно готов поступиться первыми лучами утреннего солнца ради сомнительного образа жизни заядлого полуночника. Однако сидящие за столиками люди меня успокоили. Хотя я и не заметил, что был до этого напряжён из-за пустующего пространства.

Поскольку голод уже ощущался весьма навязчиво, я заказал, помимо прочих яств, неприличных размеров стейк. Стоило ножу рассечь хрустящую корочку, как он утонул в нежной мякоти сочного куска превосходной телятины. Тающее во рту, словно суфле, мясо заставило на время забыться в томных ощущениях покоя и умиротворения. Не было ничего удивительного в том, что я не сразу обратил внимание на изменившуюся атмосферу вокруг. Лишь оторвавшись от созерцания пробегающих за окном пейзажей, чтобы сделать очередной глоток лёгкого красного вина, за его фруктовым ароматом я заметил что-то ещё. Нечто совершенно неуместное за ужином — едкий запах горелой древесины и чего-то ещё, куда менее приятного. Вглядевшись в бокал, в отражении я увидел полыхающий потолок над собственной головой. Я даже отшатнулся и едва не расплескал ни в чём не повинный напиток.

Никакого огня в вагоне не было. Собственно, как и гостей ресторана. Я и не заметил, как все они разошлись. Казалось, небольшая компания только что сидела за соседним столиком, ещё двое прямо предо мной. И вдруг я остался в вагоне в полном одиночестве. Не люблю чувство тревоги. Оно отвлекает и будит ненужные эмоции. А при выбранном мной образе жизни необходимо сохранять некое подобие хладнокровия, иначе можно многое упустить из виду.

Обратно до своего вагона я добирался по такому же безлюдному поезду. Только пройдя уже в пятый раз мимо одного и того же купе, я осознал, что оказался в замкнутом пространстве. Чтобы подтвердить догадку, можно было развернуться и пойти обратно. Но мне на ум пришла сумасбродная идея: я резко распахнул двери первого подвернувшегося купе. Я действительно был заперт. В одном поезде с мертвецами.

На мягких лавках сидели бледные, какие-то сероватые в свете лампы люди. Они глядели блёклыми рыбьими глазами перед собой и даже не думали шевелиться. Я ещё помню эту отвратительную моду на фотографии почивших родственников. Эти пассажиры выглядели точь-в-точь как те наряженные и разукрашенные трупы, с которыми так бессовестно играли в угоду нелепым веяниям. Вероятно, окажись на моём месте кто-то другой, он бы тот час впал в безобразную истерику, которая, разумеется, ни к чему хорошему бы не привела. Эмоции. Когда они берут верх над разумом, не стоит ждать благоприятного исхода. На моё счастье, жизнь в изысканиях научила меня действовать по обстоятельствам, не отвлекаясь даже на самые безумные события или явления.

Как я и ожидал, другие купе так же были забиты мертвецами. Они не обращали на меня внимания, сидя неподвижно, будто жуткие скульптуры. Но я знал, что ситуация может измениться в любой момент. Я ведь уже видел некоторых из них. В ресторане. Я смотрел на слегка подрагивающие пальцы утончённой дамы в изумрудном платье начала века. Видел кривящийся в страхе рот белокурой девчушки лет семи. Вздымающийся бюст дородной женщины в тугом корсете и поддёргивающееся веко её усатого спутника тоже не укрылись от моего взгляда. Они все словно застыли в ужасе, не имея возможности выпутаться из его плена. Я же был пока ещё жив, и шансы у меня, в отличие от обречённых душ, ещё имелись. Живым не место среди мёртвых. Я оказался на этом поезде по собственной неосмотрительности, но чувствовал, что лишний здесь.

Поначалу мне казалось, что я заперт, что поезд играет со мной. Но могло быть и так, что он не столько не пускает меня к моему купе, сколько подталкивает в нужном направлении. Просто я проявлял неуместную в данной ситуации упёртость. Эту гипотезу необходимо было подтвердить. Стремительным шагом я направился обратно. И действительно, никаких проблем с тем, чтобы добраться до вагона-ресторана не возникло. Он по-прежнему пустовал. Я пересёк и его, и следующие несколько вагонов беспрепятственно. Ночной пейзаж за окнами не удивлял разнообразием: деревни быстро сменялись полями, а те лесами, и вновь мелькали невысокие домики с низкими заборчиками. Поезд мчался сквозь тьму, прорезая её, как нож мягкое масло. Я даже приблизительно не мог представить, где нахожусь, как далеко от того небольшого городка, где так опрометчиво сел не в свой поезд.

Я уже почти добрался до первого вагона, как впереди в поле моего зрения попали взметнувшиеся длинные волосы невдалеке, тут же исчезнув за углом. Разумеется, я поспешил следом. Владельцем столь примечательной шевелюры оказалась отнюдь не дама. Высокий статный мужчина средних лет в форме машиниста в удивлении воззрился на меня своими чистыми, как родник, и вполне живыми глазами.

— Что Вы здесь делаете? Вам здесь не место!

Сохраняя спокойствие и рассудок, я постарался кратко и как можно вежливее ответить на его грубоватый выпад. Не стоило злить того, кто может помочь в моей беде.

— Знаю. Я оказался здесь случайно. Я хочу сойти с этого поезда.

Мой невольный собеседник скривился в недовольстве и, резко развернувшись, ушёл прочь, оставив мою скромную просьбу без ответа.

Не прошло и пяти минут, как поезд ощутимо тряхнуло, а затем он начал довольно мягкое, надо сказать, торможение. Едва появилась такая возможность, я выскочил из остановившегося состава. На перроне, почти в самом хвосте поезда, стоял мой чемодан, но побежал я не к нему. Я хотел найти номер, запомнить. Никаких опознавательных знаков я не нашёл. Подняв глаза, я увидел уже знакомого господина с такой несоответствующей статусу и должности причёской. Выйдя из кабины машиниста, в которой, я готов поклясться, кроме него ни одной живой, и, неживой души не было и вежливо кивнув мне, он прошествовал вперёд по наружной части поезда. Я не смог совладать с любопытством и направился следом, наблюдая снизу вверх за уверенными шагами горделивого машиниста. И я не прогадал. Своими глазами мне довелось увидеть, как поезд, ведомый лишь волей человека, стоящего на узкой площадке над отбойником, даёт сигнал к отбытию и отправляется в путь. Меня обволокли клубы белёсого пара. Когда же они рассеялись, на ночном перроне остался лишь я и мой чемодан.

Немногим позже я всё же нашёл заинтересовавшую меня историю поезда-призрака. В подшивках старых газет в том же городе, где меня высадили, я вычитал ужасающую статью. Больше тридцати лет назад в одном из вагонов поезда случился пожар, который не сразу заметили. Когда же персонал и пассажиры спохватились, из-за экстренного торможения состав сошёл с рельс. Вагоны перевернулись крайне неудачно: выбраться было почти невозможно. Огонь быстро распространился, и те немногие, кто смог пережить крушение, либо отравились угарным газом, либо сгорели заживо. Каким-то чудом спасся сын машиниста. По явным намёкам острого на язык журналиста можно было сделать неприятные выводы, что полиция подозревала в случайном поджоге именно единственного выжившего.

С пожелтевшей от времени страницы на меня затравленно смотрел напуганный и израненный, перемазанный в саже маленький мальчик. Его кристально чистые глаза будто заглядывали в самую душу в поисках ответов на незаданные вопросы.