Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Утром пятого дня седьмого месяца тронный зал императорского дворца гудел подобно улью растревоженных пчел.
Лица чиновников под черными шапками были красны, а речи так горячны, что императору казалось, будто головы напротив вот-вот задымятся и полыхнут, как груда угля.
— Ваше величество, вам следует задуматься о том, чтобы подарить государству наследника! Неимение потомков — самый большой грех перед родителями! И Конфуций завещал победить себя и обратиться к ритуалу!
Чиновники голосили и справа, и слева, выступая, будто пешки сянци. Дощечки хубань в их руках все больше походили на обнаженные мечи.
Наконец император стиснул подлокотники и резко поднялся — только бусины на мянгуани(1) звучно плеснули, на миг открывая заострившиеся скулы.
— Вы увещеваете меня словами Конфуция, а далее собираетесь напомнить мне слова Мэн Цзы, кто допускал свержение императора?!
Чиновники притихли, и император продолжил ровнее:
— Сейчас всех вас должна больше интересовать угроза на границах, а не вопрос престолонаследия.
Перемявшись с ноги на ногу, правый советник выполз из шеренги бочком и ответил елейно:
— Один вопрос не исключает другой. Отсутствие наследника — не меньшая угроза правлению… И неужели ваше величество это совсем не интересует?
Император стиснул зубы, уловив, как по залу пронеслись вторящие шепотки: «не интересует наследник?», «не интересует брак?», «не интересуют женщины?»
По-драконьи вздохнув, его величество спустился на две ступени.
— Сейчас всем вам следует озаботиться тем, чтобы не отдать врагу ни одного му(2) земли, ни одного квадратного цуня(3)!
Советники прыснули смешками, прикрывая рты — кто рукавом, кто ранговой дощечкой. Моложавое лицо императора пошло гневными пятнами.
— Прочь! И пока вы не перестанете считать это забавой, не смейте являться мне на глаза!
Тишина повисла мимолетно — советники пали ниц, и император, сердито махнув парчовым рукавом, удалился.
За ним, разочарованно качая головой, просеменил пожилой евнух Гао.
Стремительно шагающего государя он догнал только в зале поминовения предков.
Его величество вставлял в чашу благовония так резко, будто пытался заколоть врага, дышал как штормовое море и едко передразнивал:
— «Долгих лет императору… долгих лет императору»! Будто я не знаю, что у них на уме…
Евнух тихонько встал у государя за спиной и услышал усталое продолжение:
— Ах, отец, зачем ты почил так рано? Без тебя чиновники — что стая волков… Ты упал бы в беспамятстве, если бы это увидел…
Евнух осторожно подошел сбоку:
— Ваше величество, не размышляли ли вы о том, что вам следует внять их советам и набрать гарем из их дочерей? Все-таки вы уже три года как вступили в брачный возраст, и пора задуматься о наследнике… И ваш отец это бы одобрил…
Взор императора сосредоточился на палочках. Дым заструился сильнее.
— Советники не о наследнике и благе страны думают, а о том, как бы побыстрее заполучить влияние. А я насмотрелся на «пожары на заднем дворе»(4). Чжао-Сяо-Мяо-Ляо, Гао-Цао-Тао-Чжень…
Евнух слегка отпрянул.
— Простите старого слугу, ваше величество, я не понимаю…
— Ну как же… — сжал кулаки император. — Мою мать отравила наложница Чжао, наложницу Чжао — наложница Мяо, наложницу Мяо — супруга Ляо, и так далее… В итоге из тридцати жен отца в живых остались лишь две — вдовствующая императрица и бесплодная наложница Чжень… — Стиснув зубы, император вперил взгляд в поминальные таблички. — У меня будет только одна супруга. И только тогда, когда я наведу порядок при дворе…
Опустив голову, евнух молча сложил ладони на животе, а император добавил с горестным смешком:
— И будто я не разумею происходящего… Вдовствующая императрица недовольна тем, что я взошел на трон. Получив малолетнего наследника, она меня тотчас устранит и будет править страной по своему разумению, как регент. И сподвижников у нее при дворе немало.
Евнух покусал уголок губ.
— О. Но некоторые советники считают, причины вашему нежеланию жениться иные…
Император повернул к нему лицо, подняв бровь.
— Это какие же?
Евнух замялся.
— Говорят, император не разумеет гармонии инь-ян…
— Этим «даосам» скажи, что знающий не говорит(5), — фыркнул император.
Воровато оглядевшись, евнух продолжил:
— Еще говорят… «дракон не воспаряет»…
Лицо императора густо покраснело.
— А этим Е Гунам(6) скажи, что если будут болтать, дракон в рот залетит.
Евнух Гао поперхнулся, а с поминального стола вдруг упала табличка покойного императора.
Гао отряхнул ее и поставил на место с причитаниями:
— Простите за такие двусмысленные речи, ваше величество…
Император покосился на него с недовольством — похоже, это раскаяние предназначалось для духа его покойного отца.
— Что-то еще?
— Говорят, — еще осторожнее продолжил Гао, — ваше величество больше заботят евнухи…
С грохотом снова упала табличка покойного. Евнух бросился ее поднимать, а грудь императора раздулась, как кузнечные меха:
— Вы смеете произносить такое при моем отце?!
— Я имел в виду иное, — потупился Гао. — Чиновники предполагают, будто вы верите легендам…
— Каким именно?
— О том, что евнухи, тела которых похоронили без изъятых частей тела, перерождаются женщинами(7). То есть все женщины могут казаться вашему величеству бывшими евнухами. Быть может, евнухи вам неприятны, и потому на женщин ваш пресветлый взор не падает…
— Я вовсе не предвзят к тем, кто верно мне служит, — устало отмахнулся император. — Вы во многом были моим наставником, разве могу я относиться к вам и подобным вам с презрением?
Глаза Гао просияли признательностью, а император нахмурился.
— Я пока просто не знаю, что со всем этим делать…
Евнух замер, но тут же оживился:
— О. Ваше величество, я понял! Побеседуем о весенних радостях? Или об «особенных» книгах?
Падающую табличку почившего государя император и евнух дружно придержали с обеих сторон. И переглянувшись, одновременно подытожили:
— Не при покойном императоре!
Водрузив табличку обратно, они проследовали в личные покои. И там, многозначительно помолчав, император сел за стол и посмотрел на евнуха в упор.
— Хорошо. Спрашивайте, евнух Гао. Я готов вас просветить. Я считаю, что евнух вправе интересоваться подобным, как и все остальные.
Старик закатил глаза.
— Я имел в виду иное.
— Почтенный евнух Гао, ты ведешь себя странно, — насупился император и постучал по столу кусочком охры(8). — Все говоришь одно, а имеешь в виду другое.
Евнух перехватил метелку поудобнее и шагнул ближе.
— Ваше величество, я лишь подумал, что вам нужна беседа об искусстве брачных покоев…
— Искусство в брачных покоях? — задумался император и тут же просветлел: — А это хорошая мысль! Пожалуй, мне пригодились бы стихи, которые я мог бы зачитывать своим наложницам, если мне все же придется жениться.
Евнух радостно улыбнулся, вздернув метелку.
— О, так ваше величество просто хочет быть более изящным в выражении своей благосклонности к прекрасным девам!
Император со вздохом закатил глаза:
— Я желаю знать стихи, которые можно декламировать всю четверть шиченя(9), что отведена на посещение одной наложницы. Чтобы не заниматься в спальных покоях остальным.
Метелка евнуха сникла в руках. В поминальном зале снова послышался грохот.
Старик Гао возвел очи горе.
— Позвольте откланяться, ваше величество. Мне надо поправить табличку покойного императора. Кажется, его дух продолжает негодовать.
Из поминального зала евнух Гао вышел будто другим человеком — сгорбленная спина распрямилась, а черты старого добросердечного слуги стали жесткими. И до своих комнат он шагал, поглаживая подбородок так, будто затачивал меч.
Внутри его уже ждали — трое евнухов недовольно кривили губы, разливали вино и тихо переговаривались:
— Того гляди, этот молодой дракон(10) всех подданных вдовствующей императрицы застращает… А с таким воздержанием так вообще янским огнем всех спалит.
Поплотнее притворив дверь, Гао прошел к столу и присел, со вздохом дополняя квадрат.
— Да, это никуда не годится… Похоже, его величество желает править единолично и ни во что не ставит заслуженных советников. Скорее распустит двор, чем уступит…
Евнух слева от него сердито согласился:
— А потом и нас, евнухов, постигнет та же участь…
Тот, что сидел напротив Гао, скрестил руки на груди и фыркнул:
— Почтенный евнух Чжао прав. Раз уж его величество не хочет оставлять наследника, то пусть трон займет его четвертый дядя.
Гао уставился на верхнюю полку стеллажа, где пылился игрушечный барабан, и отвел взор.
— Незаметно устранить императора будет нелегко… В его покоях постоянно находятся преданные ему слуги.
Чжао скривился.
— Вы проводите рядом с императором почти целый день. Завтра я заменю дворцовую стражу на своих людей. И это развяжет вам руки.
Гао глубоко вдохнул и кивнул.
— Я найду возможности.
В это же время вести о волнениях во дворце Поднебесной достигли Небес.
Нефритовый Император на своем золотом троне нахмурился, и колонны его приемной затянули тяжелые тучи. Перед ним на коленях стоял бог брака — Лунный Старец Юэ Лао — и моляще увещевал:
— Ваше величество, не гневайтесь! Я уже семь раз пытался! Ну не хочет император смертных жениться! Все за бумагами да с советниками. И хоть бы пара из них женщинами были! Но нет, он прекрасных дев сторонится, ни на шаг к ним не подходит! Где уж тут брачную нить завязать(11)!
Тяжелая длань Нефритового Императора ударила по подлокотнику.
— Император смертных — Сын Неба(12)! А у него до сих пор нет наследника. Смертные уже девять храмов построили и принесли подношения ради продолжения императорского рода! Ты хочешь, чтобы Небеса остались глухи к молитвам смертных и потеряли лицо?!
— И вовсе нет, — попятился Лунный Старец, — но…
— Никаких отговорок я не приемлю, — нахмурился Нефритовый Император. — Даю тебе день на то, чтобы ты нашел императору смертных супругу.
Лунный Старец съежился.
— День считать по времени Небес?
— Смертных!
— Но…
— А иначе я отправлю тебя на службу к Яньло(13).
Нефритовый Император угрожающе пригнулся на своем троне, и Юэ Лао тут же вскочил:
— Только не к Яньло! Он ведь наверняка еще помнит, как я связал его нитью с его же сестрой(14)…
Нефритовый Император откинулся на спинку трона, и тучи на колоннах рассеялись.
— Рад, что ты понимаешь важность поручения.
Спешно откланявшись, Лунный Старец выбежал за врата Верхнего Дворца, ругая Дао до уровня Пурпурных Облаков. Но едва завернул за угол, внезапно натолкнулся на фигуру в белых одеяниях.
— Цзы Гу! — восстановив равновесие, Лунный Старец взбеленился пуще прежнего: — Хватит носить такие ослепительные одежды и выскакивать из-за угла!
— Я повелеваю судьбой и всегда появляюсь, где положено, а не выскакиваю из-за угла! — С брезгливостью Цзы Гу принялась срывать красные нити, зацепившиеся за шпильку на ее голове при столкновении. — Вот же слепец! Не только нитки свои вслепую завязываешь, так уже и дороги не различаешь!
Со злости Юэ Лао подбоченился:
— С тобой не посоветовался, богиня отхожих мест(15)!
— Что-о-о?
От налитого до бронзовых бубенчиков взгляда Лунный Старец отмахнулся:
— А что? Была бы ты богиней судьбы, знала бы, что я сейчас выйду, и не натолкнулась бы на меня!
Цзы Гу топнула ножкой до перезвона бусин в шпильке.
— Проси прощения, иначе проклятие обрушится на твою голову!
— Да вот еще! — хмыкнул Лунный Старец. — Ты сама на меня налетела!
— Ах так! — гневно прищурилась Цзы Гу. — Тогда… Тогда… Вот не буду тебе больше ничего советовать! Такой грубиян не любящие сердца свяжет, а войну развяжет!
— Переживу! — нарочито рассмеялся Юэ Лао. — Все равно твоим словам давно веры нет! В прошлом столетии обещала выйти за меня, а потом «то один день неблагоприятный, то другой»…
Цзы Гу едва не взвилась на месте.
— Да зачем мне такой муж, который знаков Дао не слушает! Одна помолвка — и та хуже проклятия была!
С гневным поклоном повелительница судьбы развернулась и растворилась в наползавших повсюду облаках.
Юэ Лао поглядел ей вслед и утомленно выдохнул надутыми щеками. По крайней мере в этот раз его не наградили судьбоносными прогулками к отхожим местам.
И пришлось признать — выместить негодование на судьбу самой повелительнице судеб оказалось целительным: стравил пар в нужном направлении — и сразу легче стало.
Той же ночью Лунный Старец спустился в мир смертных. Время не терпело, посему забраться он решил прямиком в императорский сад. Для снующей там стражи он был невидим, однако лязг доспехов его так отвлекал, что пришлось залезть на ближайшее сливовое дерево.
И там, когда все смолкло, Лунный Старец торжественно развернул свою Книгу Без Слов в ожидании предзнаменований брака для императора.
Луна светила ярко, но страницы оставались пусты целый шичень. Как Юэ Лао ни всматривался, как ни тер глаза, бумага оставалась белее снега. Ни картинки, ни иероглифа, ни черточки… В панике он даже дважды пролистал всю книгу, но все оказалось безуспешно.
Забросив книгу на девятое небо(16) с гневным «без слов — так без слов!», Лунный Старец взвесил в руке клубок и ножницы. Однако спустя несколько мгновений ножницы отложил: императору предписывалось иметь много наложниц, так почему бы не связать всех невест разом, на всю длину нити?
И Цзы Гу еще увидит, кто в своем мастерстве силен…
С этой вдохновляющей мыслью Юэ Лао выдохнул, устроился на ветках поудобнее и задремал.
Разбудил его топот внизу — дочери знатных семейств пришли выразить почтение императору. Проще говоря, их отцы самовольно устроили смотрины.
Двери императорских покоев оставались закрыты, хотя прелестные девушки уже расположились в два ряда у парадного входа.
Евнух Гао стоял на крыльце и, зевая, накручивал на палец волоски на метелке.
Лунный Старец, напротив, радостно потер ладони, перебросил в них клубок и поспешил слезть со сливы.
В это же время парадные двери со скрипом распахнулись, и наружу шагнул император. Солнце радостно залило золотом весь его силуэт, и только взгляд остался чернеть парой ледяных прорубей.
Лунный Старец заторопился со спуском, но сделал только хуже — из-за спешки выронил клубок, да так неудачно, что нить запуталась на ветвях сливы.
А пока он отчаянно ее отматывал, приговаривая «больше никаких Лин Хэцзинов»(17), император произнес:
— Как бы приятно мне ни было лицезреть своих подданных в цвету и здравии, императору не подобает утопать в праздности. Посему я возвращаюсь к делам, а евнух Гао проводит вас в сад.
С этим император развернулся, а Юэ Лао кое-как оторвал свою нить от дерева.
Девушки разочарованно вздохнули, и евнух Гао проводил его величество поклоном.
Из последних сил Лунный Старец кинулся под ноги императора и все же успел обвязать нить вокруг его лодыжки, прежде чем тот шагнул обратно.
Однако едва Юэ Лао обернулся, то увидел, что девушки уже выходят за ворота. Взмыленный, он бросился за ними вслед, но споткнулся на ступеньках крыльца и пролетел вперед на несколько чжан(18). Приземлившись на живот, он приподнял голову и увидел перед собой сапог.
Большой, конечно, но дело было отчаянное — не до того, чтобы выбирать изящную ножку для спутницы императора.
И так — в смятении и второпях Лунный Старец завязал второй конец нити.
Выдохнув с облегчением, он поднялся, отряхнул одежды, выпрямился… и застыл.
Нить, тянущаяся из императорских покоев, теперь аккуратно охватывала сапог евнуха Гао, и прежде чем Лунный Старец успел хоть что-то сделать, ее сияние пропало.
Юэ Лао показалось, что все вокруг охватили раскаты грома и разверзлись небесные хляби.
— Уж лучше бы Лин Хэцзин… — только и успел он прошептать, прежде чем упасть в обморок.
Очнулся Лунный Старец снова от топота: по двору сновали служанки с блюдами в руках — приближалось время обеда.
Ломано поднявшись, Юэ Лао припомнил произошедшее и ужаснулся. В холодном поту он обернулся и за распахнутыми дверями восточного дворца увидел императора и евнуха Гао.
Связанных его красной нитью.
От страха Юэ Лао затошнило.
Прийти с повинной к Нефритовому Императору он страшился — это был уже не первый его проступок. Просить Тайшан Лао Цзюня разрубить нить — не хотелось так же. С этим мудрецом они всегда были не в ладах. Проникнуть тайком в свой чертог за новой нитью и вовсе казалось не лучшей затеей — ему бы хоть с уже созданной путаницей разобраться…
А как будет смеяться над ним Цзы Гу! И времени совсем не осталось…
Посокрушавшись, Юэ Лао поплелся в императорские покои. Пока небесная кара его не настигла, единственное, что ему оставалось — придумать достойное оправдание своей оплошности.
Нервно постукивая пальцем по подбородку, Лунный Старец трижды обошел евнуха Гао, окидывая того взглядом с ног до головы.
— Нет… ну а почему нет? Брак не может быть заключен между мужчинами, но евнух же, вообще-то, не мужчина… И вообще, главное в браке — поддержка… А кто, как не этот евнух, поддерживал императора всю его жизнь? И вообще, статная императору пара — наверняка умен, прозорлив, учтив, послушен… Виски вот убелены сединой, как голова — мудростью…
Со вздохом Юэ Лао всмотрелся в хмурое морщинистое лицо евнуха и влепил себе пощечину.
Конечно, такие объяснения никуда не годились. Скажи он нечто подобное, Нефритовый Император не просто сошлет его к Яньло-вану, но и в шелковичного червя заодно обратит… Отправлять червей в загробный мир ведь вполне естественно для порядка Дао…
А пока Лунный Старец впадал в уныние более глубокое, чем сам Диюй, императору подали обед.
Евнух Гао приподнял крышку пиалы, опустил в суп серебряную иглу и, улучив момент, когда император отвернулся за свитком, бросил в суп щепотку порошка.
Голос его засочился елейной заботой:
— Ваше величество, ваше усердие в делах достойно восхищения, но пора прерваться и удовлетворить потребности тела…
Помассировав переносье, император отложил свиток, придвинул к себе пиалу и поднял крышку.
— Суп из красной фасоли с яйцом… — устало улыбнувшись, император поднял лицо к евнуху. — Последний раз ты баловал меня таким в детстве… Даже с ложкой за мной по всему двору бегал. А я позволял себе капризы и неучтивость. Кажется, тогда ты испачкал мое одеяние, и отец тебя наказал. Нелепо, но мне до сих пор за это совестно.
Лицо евнуха побелело, а губы несуразно задергались.
Император зачерпнул суп, задумчиво уставившись в кусочек яйца с яркими прожилками, и снова поглядел на евнуха. Его вид так встревожил императора, что ложка плюхнулась обратно.
— Почтенный Гао, отчего твои глаза такие же красные, как это яйцо? Ты нездоров? Или хранишь обиду в своем сердце за тот случай?
— Я бы не посмел, — пробормотал Гао и поспешно опустил взор на задрожавшие руки.
Император вздохнул и, бесцельно перемешав суп, снова наполнил ложку.
— Немало же я доставил тебе хлопот…
Красные бобы поплыли к его рту, но на полпути вывалились из ложки — император вздрогнул от громкого стука где-то снизу. Оказалось, евнух выронил свою метелку и теперь спешно ее подбирал.
— Простите, что нарушил трапезу, ваше величество.
— Может быть, стоит вызвать для тебя лекаря? — забеспокоился император.
— Ваше величество, это лишь дрожат мои старые кости, и годы берут свое…
Тряхнув головой от новой неловкости, император осмотрел стол и нахмурился. Все на нем было красным — от этого фасолевого супа до гранатовых пирожных.
Резко отставив пиалу, император бросил сердитый взгляд на евнуха.
— А может, ты просто ждешь моей отповеди на свой дерзкий намек? Позаботился, чтобы сегодня все блюда имели свадебную расцветку, а потом издалека начнешь разговор о браке для императора? И кто же тебя надоумил?
Евнух про себя выдохнул и ответил с улыбкой:
— На кухне все подчиняются велениям вдовствующей императрицы…
Император поднялся так резко, что блюда на подносе жалобно звякнули.
— Я потерял аппетит.
Гао тихо скрежетнул зубами.
— Съешьте хотя бы десерт.
Император покосился было на персиковые пирожные, но те так напоминали по форме женскую грудь, что это рассердило его пуще прежнего.
— Эта пища выглядит и вовсе непристойно!
Махнув полой, император устремился из покоев наружу, а Гао резко выдохнул.
Наблюдая за всем этим, Лунный Старец почесал голову, но внезапно его глаза просияли — а ведь лучше оправдания не придумаешь! Если Нефритовый Император решит его наказать, он может ответствовать, что связал евнуха и императора нитью судьбы, чтобы покушения первого на жизнь второго не увенчались успехом — в конце концов, красная нить судьбы связывала двоих не только браком, но и судьбой. Как Вэй Гу не смог когда-то убить свою невесту, так и евнух Гао не сможет убить императора(19)!
Однако напрашиваться на наказание Юэ Лао совсем не хотелось, и он решил повременить с тем, чтобы вернуться на Небеса за новым мотком нитей. Пока Нефритовый Император его не вызвал, разумнее было понаблюдать за вероломным евнухом.
В свою очередь Гао времени не терял: пока никого не было в покоях, он вытащил парадное одеяние императора и облил его изнанку жидкостью из маленькой бутылочки.
Юэ Лао застыл от ужаса. Вмешиваться в судьбы смертных большим, чем предписывали ему полномочия бога брака, он не мог. И что если случай с невестой Вэй Гу был простой удачей, а не магией его нитей?
Меж тем успокоившийся император вернулся из сада, и Гао тут же просеменил к нему с подносом:
— Ваше величество, время сменить одеяния…
Император шагнул ближе. Как Юэ Лао ни пытался его остановить, это было невозможно — руки его были бесплотны, а магия, кроме сил брачных уз, оказывалась бесполезна.
Император опустил взор на одежды, сложенные на подносе, и его лицо исказилось от гнева.
— Почтенный Гао, я предупредил, а вы опять за свое?! Полагаете, мне неведомо, что именно в этих парадных одеяниях придворные находят мою наружность наиболее привлекательной? Это вдовствующая императрица велела вам приодеть меня для какого-то сватовства? Выходит, она уже видит меня своим павлином, вместо дракона?!
Гао втянул голову в плечи.
— Ваш слуга не посмел бы…
Прикрыв ладонью глаза, император отвернулся.
— Убери немедля. И впредь приноси мне только строгие одеяния. И чем только занят двор…
Евнух попятился с поклонами в соседнюю комнату, а там раздраженно скомкал ханьфу на подносе. И только спустя несколько мгновений вспомнил, что нанес на ткань яд. А еще следовало поскорее избавиться от свидетельств коварства — не иначе у его величества появились подозрения…
Заметавшись, Гао поспешил наружу, но император, уже устроившийся за своим столом, вдруг поднял от свитков взор и окликнул:
— Евнух Гао, что с твоими ладонями?
Покрывшись испариной, тот подошел ближе.
— Ничего страшного, ваше величество. Я менял свечи в ваших покоях и обжегся…
Император покачал головой, снял с ближайшего стеллажа фарфоровую баночку и протянул ее евнуху.
— Возьми. Недавно императорский лекарь лечил этой мазью мои раны.
— Но эти лекарства предназначены только для вашего величества! Старый слуга не смеет, — попятился евнух.
— Не смеет отказываться, — с улыбкой закончил за него император и сунул баночку тому за пазуху.
Старый евнух только спрятал смущенное лицо в поклон, тем более, что его руки были заняты. Однако внезапно взгляд императора упал на скомканное на подносе ханьфу.
— Почтенный Гао, я впервые вижу, чтобы ты так небрежно относился к одеждам…
Из красного лицо евнуха стало белым, и от падения ниц его остановило лишь совершенно нелепое опасение учинить еще больший беспорядок.
Император вдруг рассмеялся.
— Раньше ты позволял мне быть капризным и своевольным. Не думал я, что теперь, когда я ограничен своим титулом, ты будешь делать за меня то, что сам я позволить себе не могу.
В смятении евнух только и мог, что криво улыбнуться, и император его отпустил.
Вечером того же дня Гао бинтовал кисти, поглядывая на свечу. С каждым тканным витком пламя в его глазах дергалось и разгоралось все сильнее, а вокруг витал цветочный аромат, совсем не подходящий усталому старику. Наконец, завязав на запястье узелок, Гао хлопком закрыл флакончик с мазью и отправился к императору.
Последний обнаружился в малом кленовом кабинете — погруженный в стопки докладов по самую шпильку в волосах. Маленькими шагами Гао подошел к нему сбоку.
— Ваше величество, уже наступил час Крысы. Во дворце все уже отошли ко сну.
Император, не поднимая глаз, развернул новую бумажную гармонику.
— Я еще не прочел доклад правого советника.
Евнух перемялся с ноги на ногу и прищурился на свечи.
— Ваше величество мог бы вздремнуть прямо здесь. Топчан достаточно широк. Знаю, что вы не любите засыпать в темноте, но я мог бы потушить свечи, когда вы уснете…
Гао осторожно окинул взглядом кленовые балки кабинета и замер.
Император тяжело вздохнул и поднялся.
— Нет, в государственных делах должно быть сосредоточенным. Трудиться и отдыхать надлежит в положенных тому комнатах.
Гао стиснул зубы.
— Но…
Император посмотрел с укором.
— Я ценю твою заботу обо мне, почтенный Гао. Но заниматься делами благородному мужу положено при свете дня. Ночью же читают в основном те, кто желает тревожить свой разум непристойными книгами, от коих я отказался.
Гао посмотрел пристально, и напоследок император поучительно добавил:
— Лао Цзы говорит: не гляди на то, что вызывает желания.
Лунный Старец, наблюдавший за этой сценой, усмехнулся и про себя поклялся однажды рассказать Лао Цзы, как его учение нынче спасает жизни.
Удаляющуюся фигуру императора евнух проводил прожигающим взглядом, а после вернулся к себе, сопровождаемый невидимым духом.
Встретившие его там заговорщики вскочили с топчана, едва он затворил дверь.
— Ну что? Можно готовить траурные одеяния?
Гао помотал головой и осел на ближайший стул.
Евнухи тут же столпились вокруг него.
— Только не говорите нам, что вас остановила привязанность к вскормленному вами дракону!
— Это не так, — буркнул Гао и спрятал бинтованные ладони в рукава. — Его величество просто не оставил мне возможности… Я отравил его обед — а он усмотрел в его виде намек на необходимость женитьбы и отказался. Я отравил его одежды — он отказался их надевать, отговорившись тем, что это слишком привлечет внимание придворных дев. Хотел устроить пожар в его кабинете — он сказал, что по ночам читают только похотливые люди.
— Значит, у нас способ закрыть ворота, а у него способ перелезть через стену(20) — вздохнул евнух Чжао и плюхнулся на стул рядом. — Или император тебя заподозрил?
— Не думаю, что это так.
Чжао презрительно усмехнулся.
— Еще скажи, императора защищает целомудренный нрав.
— Да его будто Лунный Старец к кому-то привязал: пока не женится — не помрет…
Юэ Лао за спинами заговорщиков издевательски поклонился.
Чжао фыркнул:
— Бессмертия еще ни один из Сынов Неба не достиг, сколько бы киноварных пилюлей они ни глотали.
— А почему бы нам не действовать от противного? — присел рядом евнух Сяо. — Найдем императору невесту, которая его так возненавидит, что готова будет убить. Не выйдет — наследник будет, выйдет — трон свободен. А может, и двух ястребов одной стрелой!
Чжао тут же оживился.
— И верно! К примеру, старшая дочь генерала Ли сбегает уже со второй свадьбы и грозится убить любого жениха. Вот вернется она с севера, ее и сосватаем.
1) Мянгуань — головной убор китайского императора.
2) Му — мера площади, равная 1/15 гектара.
3) Цунь — мера длины, равная 3,33 см. Также «один квадратный цунь» в Китае являлся эвфемизмом для обозначения женских половых органов.
4) «Пожар на заднем дворе» — образное выражение, означающее распри в гареме императора.
5) Цитата из Дао Дэ Цзин.
6) Е Гун — князь из притчи, обожавший драконов, но боявшийся их. Эта притча служит источником выражения «любовь князя Е Гуна к драконам», означающего любить из страха, лишь на словах.
7) Такие легенды действительно существовали. По этой причине евнухи хранили изъятые у них органы, чтобы после смерти их хоронили вместе с ними.
8) В китайском языке существует выражение «охровый рот» — и используется оно как иносказание для человека, постоянно меняющего свое мнение.
9) Шичень — мера времени, равная двум часам.
10) «Драконом» часто иносказательно именовали императора.
11) Согласно легендам, Юэ Лао заглядывает в свою книгу предсказаний брака («книгу без слов») и связывает предназначенных друг другу в браке людей красной нитью судьбы. В классическом варианте мифа нет указаний на то, что красная нить вызывает любовь.
12) Императора в Китае часто называли Сыном Неба.
13) Яньло, или Яньло-ван считается повелителем Диюя (китайского ада). По другим версиям, он князь пятого судилища Диюя.
14) Прообразом Яньло служит индуистский бог Яма, а в Ведах сохранился диалог Ямы с его сестрой Ями, где та предлагает ему инцест, но он отказывается, мотивируя это близким родством.
15) Предполагается, что в основе образа Цзы Гу лежат предания, связанные с женским божеством отхожего места Цэ-шэнь, однако она также является богиней-оракулом.
16) В китайском языке «забросить на девятое небо» также является образным выражением со значением «окончательно потерять по невнимательности».
17) Лин Хэцзин — китайский поэт, так часто воспевавший цветущую сливу, что был прозван ее женихом
18) Чжан — мера длины, равная примерно 3 метрам.
19) Согласно легенде о красной нити, некоего Вэй Гу преследовали неудачи с предложением руки и сердца. Однажды Вэй Гу повстречал Юэ Лао, и тот ему пояснил, что двух людей связывает красная нить, и так как девушке, с которой связан Вэй Гу, всего три года, поиски жены для Вэй Гу успехом не увенчаются. Предначертанной Вэй Гу девушкой оказалась грязная девчушка у одноглазой старухи, и Вэй Гу, дав своему слуге меч, послал его убить ребенка. Однако, хотя слуга попал в лоб девочки, он не убил ее. По прошествии четырнадцати лет Вэй Гу женился на прекрасной хромой девушке с раной в середине лба. Как оказалось, это была та самая девочка, которую Вэй Гу пытался убить.
20) Китайская поговорка.
На следующий день Юэ Лао, повсюду скользящий за заговорщиками, поразился их прыти: за считанный шичень евнухи Чжао, Сяо и Ляо высказали свои намерения вдовствующей императрице, устроили помолвку императору и заставили того тем самым кипеть от гнева. Его величество при этом, правда, больше напоминал краба, попавшего в кипяток(1). Даже лицо покраснело.
А закончилось все тем, что государь в крайнем раздражении позвал личную стражу и отправился на охоту, никого о том не оповестив. Лунный Старец попричитал-посетовал, да и отправился за ними.
Евнух Гао, занятый тем временем делами восточного дворца, прознал обо всем этом лишь спустя шичень и, всполошившись, бросился следом. Лошадь он загнал очень быстро, и пришлось спешиться для поисков уже в лесу.
И только забравшись в глубоко в чащу, Гао вдруг понял, как опрометчиво поступил, не взяв с собой охраны. Слишком уж он привык покрывать своеволие молодого императора, слишком уж был обеспокоен…
Ругаясь мысленно и вслух, он повернул обратно, но внезапно из зарослей донесся тяжелый рык. Кусты затрещали, и ему навстречу выступил тигр. Его усы топорщились, а каждая мышца изготовилась к прыжку. Старику не то что сразиться — даже убежать от такого зверя было не по силам. Обомлев, Гао попятился, и зверь тут же кинулся вперед.
По возвращению император узнал о пропаже старого слуги и, побледнев, велел искать его целому отряду. А спустя еще полусотню дней ему принесли только черную изодранную шапочку.
В то же время душа евнуха Гао дрейфовала по Реке Забвения на суд Яньло-вана. Отрешенный взгляд был недвижимо направлен вверх, а тело мирно покачивалось на волнах. Однако эта картина созерцания бренности сущего резко изменилась, как только демоны выловили Гао и поставили его перед своим огромным владыкой. Такого ужасающего лица евнух за все свои годы не видел — подбородок вытянутый, бородка жиденькая, нос острый, а глаза навыкате, вращающиеся, как яйца в кипятке…
Для взора Гао даже пропало жутковатое великолепие каменного дворца Диюя.
Яньло наклонился над ним черной волной и покосился на своих демонов:
— И кого вы привели на этот раз?
Демон с маленькой книжкой в когтях скрипуче зачитал:
— Евнух Гао. Долго вел добродетельную жизнь, служил на совесть, но в последний месяц пытался убить императора смертных.
Кустистая бровь Яньло выгнулась, как хлыст:
— Покушался на жизнь Сына Неба? Как любопытно…
Демон справа зашептал ему на ухо:
— Ежели нам удастся заполучить Сына Неба, да еще обделившего родителей потомками, как же будут унижены Небеса!
Яньло-ван прищурился, а Гао, приняв это за неминуемую кару, тут же затараторил:
— Строго говоря, я отчаялся в попытках убить императора. Я и мои помощники сговорились подослать к нему невесту, чтобы та убила.
— Тем лучше… — пробасил Яньло, а глаза покойного округлились:
— Что?
— Молчать! — владыка Диюя резко выпрямился черной стеной. — Я здесь судья. И мне не пристало возиться еще и с помершими от несчастных случаев! — Вконец рассвирепевший, Яньло кивнул демону слева: — Этого возвращай сразу к смертным, безо всяких перерождений.
Демон в сомнениях помял когтистые кисти.
— Владыка, по правилам, съеденные тигром возвращаются к смертным в форме злых духов и следуют за тигром, пока тот не съест еще одного человека…
— Да хоть так, — отмахнулся Яньло, и демон-писарь, прихватив Гао за плечо, утянул того обратно к Реке Забвения.
Пока покойник нервно озирался среди наползающего вокруг тумана, демон-писарь листал свою книжицу, периодически бросая на него оценивающий взгляд.
— Что ж… поглядим. Сперва тебе суждено возродиться злым духом, а как твой тигр-убийца съест кого, станешь прекрасной девой…
Гао в возмущении вскинулся:
— Злым духом — еще куда не шло, но почему мне суждено стать женщиной?
Демон ухмыльнулся, смерил его взглядом от макушки до пят, нарочно остановил взор у пояса и развел когтистыми дланями:
— Так нет ничего, позволяющего обратное.
— Но ведь было… — обиделся Гао.
— Или женщиной, или в виде тигриных объедков, — отрезал демон, и Гао пришлось кивнуть.
Внезапно все вокруг померкло, и спустя миг Гао обнаружил себя в лесу. Сквозь листву светило яркое солнце, среди ветвей щебетали птицы, а в тени под деревом отдыхал проклятый тигр-людоед с окровавленной мордой. Подле его набитого полосатого брюха копошились муравьи.
И последнее Гао увидел прямо через свои ноги. Тело его стало прозрачным, как бульон, но ужаснее всего было чувство голода — был бы у него желудок, тотчас бы прилип к спине больным комом.
С раздражением плюнув на тигра, Гао решил устремиться на поиски пропитания — раз уж бытие духом не дало ему радости избавления от нужд тела.
Он шагнул вперед, но вдруг наткнулся на невидимую преграду. В панике Гао перепробовал все направления и, к своему облегчению, все же нашел одно, в котором мог двигаться. Снова сплюнув, он направился вдоль просеки, что вела к столице. И только на полпути вспомнил, что согласно сказаниям демоны могут ходить лишь по прямой.
Что тому причиной, Гао не стал задумываться — есть хотелось так сильно, что он готов был наброситься на любой мало-мальски съедобный предмет. По пути он заметил ягоды годжи, но когда потянулся их сорвать — рука скользнула сквозь куст. В отчаянии Гао обернулся. Стоило ли вообще идти вперед? Может, лучше было попробовать как-то разбудить тигра? Может, теперь он будет сыт лишь тогда, когда сыт съевший его тигр?
Однако Гао уже добрался до окраины леса, и возвращаться ему не хотелось. Отчаянно сплюнув уже в третий раз, он все же поплелся в столицу.
По пути он обнаружил, что не чувствует запаха рынка. Как и любого запаха вообще. Он попытался произнести слово, но из горла не послышалось и звука. Прохожие его не замечали и шагали прямо сквозь его тело. Из чувств остались только зрение, слух и мучительный голод. Это ужасало, и дух евнуха с каждым шагом принялся твердить себе, что по крайней мере он не может от этого голода умереть.
Ковыляние, а точнее скольжение в одном направлении привело его прямо к заднему двору восточного дворца.
И к своему удивлению, Гао обнаружил там императора, склонившегося у каменного постамента с чашей риса.
Со скорбным лицом его величество воткнул в кашу палочки благовоний и произнес:
— Все эти годы ты был мне добрым слугой и добрым другом, евнух Гао. А еще наставником, едва отец почил.
Император влажно втянул носом, и Гао невольно повторил его жест. И — о чудо! Вместо аромата благовоний в его призрачный нос вдруг ударил запах свежей рисовой каши.
Вне себя от счастья Гао бросился к подношениям. Зачерпнуть рис не удалось, но сам запах вдруг сделал его сытым.
Император меж тем поджал губы и свесил голову.
— Твоя кончина была столь трагичной. Если бы я только не сбежал в гневе из дворца… И если я не могу защитить даже своих приближенных, то какой же я император?
Гао уставился на него с удивлением. Все эти годы ему казалось, что для своевольного драконьего отпрыска он словно гвоздь в глазу — просто один из придворных лицемеров. Неужели в сердце императора к нему сохранилась та привязанность, что была в детстве?
Гао покачал головой, а император принялся тихо бубнить какую-то молитву.
Внезапно с другой стороны постамента подошел евнух Чжао и, перекинув метелку через плечо, покосился на благовония:
— Ваше величество, до вдовствующей императрицы дошел слух, будто вы выказываете почтение к своему почившему слуге, совершаете излишние моления и оставляете подношения в не предназначенных тому местах. Ее величество велела мне предупредить вас о недопустимости подобного во дворце. А также пресечь столь неприемлемые деяния.
С этим Чжао бесцеремонно снял чашу с постамента, затушил о землю благовония и поклонился, намереваясь уйти.
Гао налетел на него, но оказался бессилен даже колыхнуть его одежды.
Император подавился воздухом, но наконец пришел в себя от возмущения.
— Дерзость! Заботы о Поднебесной и дворце мне передал покойный император. И не вдовствующей императрице определять здесь приемлемость ритуалов.
Из поклона Чжао посмотрел на него затравленным волком.
— Я лишь выполнял приказ вдовствующей императрицы.
Расшитая драконами грудь взмыла глубоким вдохом, и император махнул рукавом, отпуская слугу восвояси.
Гао посмотрел на остовы затухших благовоний, остро сожалея, что не может затолкать их несносному евнуху Чжао в глотку.
Император вскоре тоже удалился, а призрак остался у постамента.
На столицу плавно осела вечерняя синева.
А спустя кэ(2) Гао выяснил, что не может отходить от места своего поминовения дальше, чем на чжан. Ему оставалось либо сидеть здесь, на заднем дворе, либо вернуться в лес к тигру. На дрянного зверя Гао теперь не надеялся повлиять, посему устроился на траве под постаментом. Ему хотелось забыться сном, но сон не шел, если вообще был возможен. И, ко всему, уже через шичень его снова начал одолевать голод.
Гао пробовал молиться Небесам. Пробовал поднять воскуренные для него благовония. Пробовал кричать, двигать предметы и пробиться дальше во двор. Однако все его усилия остались тщетны — от его стараний не дернулась и травинка.
А к ночи Гао совсем извелся и свернулся калачиком прямо под постаментом. Одна мысль, что так ему придется провести остаток своих дней, приводила в ужас. И самое жуткое — этот остаток жизни обещал быть бесконечным. Ведь вряд ли тигр в том глухом лесу найдет еще одного глупца…
Гао горестно усмехнулся — все как в притче про обучение осла: за десять лет умрет либо государь, либо осел. Гао же наиболее вероятным исходом виделось собственное безумие.
Однако, когда все вокруг смолкло, и его истощенный разум охватило отупляющее равнодушие, кто-то тихо вышел из внутренних покоев. Гао всмотрелся и с изумлением увидел императора с масляной лампой, благовониями и плошкой в руках.
Тот осмотрелся, присел под постаментом, зажег в чаше с рисом душистые палочки и, осторожно прикрыв все травой, вернулся обратно.
Счастью Гао не было предела. Он снова был сыт! Все-таки зря он когда-то ругал маленького дракона за побеги и вылазки из дворца. Оказалось, в юной монаршей голове и без его увещеваний засели лишь наставления Конфуция о необходимости ритуалов и почитания, а способность незаметно проказничать осталась лишь полезным навыком.
Однако насытившись, Гао горестно задумался, надолго ли такая милость императора. Ведь едва палочки благовоний отгорали, голод возвращался с прежней силой. Сколько еще раз сюда придет его величество? Не будет же он постоянно гневать вдовствующую императрицу…
Однако в следующий месяц Гао с изумлением обнаружил, что ошибался. Каждый день в предрассветные часы император выскальзывал из дворца и приносил для подношения что-нибудь вкусное. Иногда это был рис, иногда рыба, иногда печенье. А когда во дворце начинали судачить о свадьбе для императора, поминальная еда была красного цвета. Гао усматривал в этом нечто мстительно-едкое со стороны императора — вроде запоздалой отповеди на старый спор, но мысль о том, что его величество до сих пор обращается с ним, как с живым, согревала сердце. А когда юный государь начинал безответно жаловаться постаменту на бремя своей власти, Гао и вовсе чувствовал себя размякшим стариком. Заснуть, как оказалось, он теперь мог только под молитвы императора.
Однако в конце своего второго посмертного месяца дух Гао рассудил, что вечно так продолжаться не могло, и все же решил вернуться к тигру.
В этот раз путь наощупь оказался иным и привел к широкой дороге в лесу. Тигр сидел в засаде среди кустов, и, проследив за его взглядом, Гао увидел, что тот примеривался напасть на дюжину людей в отдалении. Шествующие несли за собой богато украшенный паланкин, и все как один были одеты в красное.
Сердце Гао охватили невиданные доселе противоречия. С одной стороны, он мечтал поскорее обрести смертное тело, пусть и женское. С другой — благословенный для других день омрачится трагедией… С третьей — к нему впервые за последние сорок лет вернулась затаенная обида: вот из-за таких вот богатеев сам он однажды лишился весенних радостей и ушел служить во дворец.
Гао тряхнул головой, отбрасывая все эти метания разом: за годы своей службы он видел всякое, перед смертью и сам творил неподобающее, да и вообще ничего сейчас поделать не мог — ни доброго, ни злого, как бы ни относился к происходящему.
Внезапно за его спиной донесся смешок и хлопок в ладони:
— А вот и «невеста»! А я полагал, ты до сих пор варишься в котлах третьего или четвертого судилища Диюя. Видимо, работает-таки моя нить!
Обернувшись, Гао увидел полупрозрачную фигуру старика в красных одеждах и, почесав подбородок, кивнул на толпу у паланкина:
— Ты помер во время этого шествия? Как-то ты староват для слуги знатного рода…
— Побойся Небес, демон! — топнул ногой бессмертный дух. — Я молод, как сама любовь! Или ты совсем от голода обезумел? Я — Юэ Лао, бог брака!
Гао закатил глаза.
— Уж не знаю, сколько лет ты прожил, но зрением ты явно слаб. Какая из меня невеста?
Лунный Старец насупился. Цзы Гу в последнюю встречу тоже укоряла его за невнимательность до слепоты. Наконец он проворчал:
— Я тебя с императором красной нитью связал и жизнь тебе, считай, спас, а ты еще и возмущен, неблагодарный!
— Жизнь спас?! — сжал призрачные кулаки Гао. — Да разве это жизнь?! Да если бы не твоя нитка судеб, я бы наверняка сейчас доживал во дворце припеваючи, вместо того чтобы питаться подаяниями!
Закончив свою тираду, Гао колыхнулся всем невесомым телом — показалось, что сейчас он в чем-то покривил душой.
Юэ Лао открыл рот, но его внимание отвлекла внезапная остановка паланкина. Оттуда выбралась невеста, и Гао, узнав в ней старшую дочь генерала Ли, заворчал:
— Выходит, сейчас ты явился сюда, чтобы завязать новую красную нить между императором и этой девой, так? Оплошал в первый раз, а теперь хочешь исподтишка исправить промах? Вот, значит, из-за кого в Поднебесной не хватает благополучных браков! А еще меня сгубил из-за своей бесталанности!
— А ты что же, считаешь, что годишься императору в жены? — фыркнул Юэ Лао. — Больше похоже на ревность пса-подхалима.
Вне себя от злости Гао кинулся на бога брака и сцепился с ним в полупрозрачный клубок. Пытаясь задушить друг друга, они покатились по траве, и внезапно рядом с ними ударила молния — все же небесная стража не дремала и поддерживала своих в сражениях со злыми духами.
Перепуганный вспышкой тигр ринулся из засады, но будучи замечен людьми, резко притормозил, и вместо того чтобы скрыться, бросился на отошедшую от паланкина невесту.
Заметив это, Юэ Лао отшвырнул от себя духа-евнуха заклинанием, а после с замиранием сердца наблюдал, как тигр унес свою неожиданную добычу в лес.
Слуги вокруг паланкина растерянно застыли.
Удрученно вздохнув, Лунный Старец присел на траву.
— А Цзы Гу была права.
«Даже самой прекрасной на свете невесте
Не сбежать от судьбы и отхожего места…»
Гао посмотрел на него с презрением.
— Конечно, с таким-то отношением небожителей к смертным.
— Да где тебе понять! — буркнул Юэ Лао. — Из-за этих смертных Нефритовый Император теперь с меня шкуру спустит и отправит к Яньло.
Покусав губу, Гао присел рядом.
— Поскольку эта своевольная генеральская дочь все же согласилась на брак, то скорее всего, она вступила в сговор с нашими евнухами и намеревалась убить его величество. Так можешь и передать Нефритовому Императору, если тот на тебя разгневается за новый промах. А я могу подтвердить твои слова.
Юэ Лао усмехнулся.
— Все-таки один императорский слуга всегда поймет другого. Но вообще-то я не собирался связывать госпожу Ли и юного императора.
Гао застыл, но не успел ничего спросить — его воздушное тело вдруг начало уплотняться и меняться. Руки стали тонкими, талия — узкой, поднялась грудь. И теперь ему явно было не больше двадцати.
Юэ Лао спешно отвернулся, замечая, что одежды такое перевоплощение не предусматривало. Гао же это ничуть не смутило. Наложниц и всяческих непристойностей за свою жизнь он повидал достаточно и теперь лишь осматривал себя с любопытством.
Новое тело было действительно красивым — уж он-то мог оценить. Еще недавно ему претила мысль о таком изменении, но только сейчас пришло в голову, что теперь он сможет считаться в обществе полноценным. Теперь можно было попрощаться с многолетними насмешками и приветствовать весенние радости…
Заметив его появление, удрученные слуги у паланкина всполошились.
— Злой дух! Злой дух!
Одни отворачивались, вторые прятались за паланкин, а третьи подсматривали сквозь ладони.
Гао про себя усмехнулся. Смерти он теперь не боялся, но вот репутацию стоило создавать уже сейчас. Отломав от кустов пару веток, он кое-как прикрылся и жалобно пролепетал:
— Я вовсе не злой дух! Просто по пути меня ограбили разбойники, а потом их спугнул тигр.
На миг Гао хотел уязвить Лунного Старца, добавив «меня ограбили до последней нитки!», но тот исчез.
Люди вокруг успокоились, исподтишка рассмотрев появившуюся деву, а та продолжила увещевать:
— И вижу я, у вас тоже стряслась беда.
Слуги разом поникли, как маки по осени, но все же им надоело отводить глаза, и они озаботились тем, чтобы найти для несчастной одежду.
Пока та одевалась, самая плаксивая служанка у паланкина запричитала:
— Мы не уберегли императорскую невесту! Его величество уже выехал встречать паланкин, а как увидит это — всех нас казнит!
Дева Гао наконец завязала ханьфу и рассудительно произнесла:
— Мне надлежит вас отблагодарить, и я знаю, как вам помочь.
Слуги уставились с надеждой, и Гао продолжила:
— Мне ведомо, что дочь генерала Ли прежде никогда не бывала при дворе, своего поместья почти никогда не покидала, а со свадеб сбегала не единожды. А значит, император наверняка не видел ее лица. Так почему бы вам не одеть меня как его невесту и не доставить во дворец взамен почившей госпожи Ли?
Слуги переглянулись.
— Но сможете ли вы притвориться знатной госпожой?
— Дворцовый этикет я знаю лучше, чем свою ладонь, — фыркнула Гао.
— А если генерал Ли вознамерится проведать дочь?
— Вот тогда мы и оповестим его о произошедшем. Вряд ли тот рискнет кому-то рассказать о подмене — ведь за обман императора ему будет грозить казнь.
Слуги снова переглянулись и все же один за другим закивали. Так шествие продолжилось.
По пути Гао переодели и нанесли макияж. Второго свадебного наряда не нашлось, но она уверила всех, что найдет, что сказать на этот счет, и растрепала волосы.
Служанки на это посмотрели молча — полные тревог, они не решались ничего возразить.
Посмотрев в медное зеркало, Гао остался доволен. Не всякая наложница во дворце обладала столь утонченной красотой. Глаза феникса, щеки, как персик, и губы, что лепестки пиона. Сказал бы ему кто, что однажды ему придется оценивать для императора самого себя — он бы забил шутника метелкой.
Впрочем, сейчас его сердце терзали более важные вопросы. Евнухи-заговорщики, в числе которых он состоял при первой жизни, наверняка уже подговорили генеральскую дочь на убийство императора. И если он доведёт этот первоначальный замысел до конца, то после в лучшем случае будет отослан обратно в поместье генерала, а в худшем — будет убит сам как исполнившая свою роль пешка. Если же он и вовсе откажется от идеи убить императора, то скорее всего, евнухи избавятся от него самого…
Гао погладила новообретенный тонкий подбородок. Но что если удастся убедить евнуха Чжао и прочих, что он — их перевоплотившийся союзник?
Эти нелегкие мысли едва не вытрясло из головы новоявленной невесты — паланкин резко остановился.
Снаружи послышался голос глашатая:
— Его величество прибыл встретить свою невесту! Шествие продолжается!
Паланкин снова поднялся и поплыл дальше, только теперь за его стенками слышался стук копыт.
Внезапно ветер поднял занавеску паланкина, и жених с невестой встретились взглядами.
Невеста смотрела исподлобья, а на лице жениха удивление сменилось ухмылкой. И его голос звучал едкой пародией на указ о дарованном браке:
— Старшая дочь генерала Ли умна и добродетельна. И настолько стремилась стать супругой императора, что словно небожительница летела в паланкине, растрепав свои волосы.
Невеста резко отдернула занавес и заговорила еще более елейно:
— По пути мне довелось столкнуться с тигром, и он унес мои свадебные одеяния и фениксовую корону. Быть может, ради сохранения гармонии инь и ян(3) дракону лучше жениться на том тигре? Раз уж император видит одежды, а не людей? Или его величество вообще предпочитает оставлять своих подданных в лесу на корм зверям?
Император резко побледнел, но выдавил:
— Видится мне, моя невеста весьма любознательна до происходящего при дворе. И легко заменит тигра для дракона.
Гао решил, что ему следует начать думать о себе как о женщине, коей он теперь являлся. Как о госпоже Ли, не переносящей любых женихов. В конце концов, в его натуре и прежде было немало иньского.
Обмахнувшись веером, «госпожа Ли» закатила глаза и произнесла будто на отвлеченную тему:
— Да нынче каждая рыба мнит себя драконом. А тигры рыбу едят.
Император сперва поперхнулся, но на его лице появилась лукавая улыбка:
— Так выходит, вы все же негодная рыба, раз тигр на вас набросился, но есть не стал?
«Госпожа Ли» сердито опустила веер на сгиб локтя — точь-в-точь так, как Гао прежде опускал метелку. Заметив это, император приподнял бровь, и его невеста фыркнула:
— Наудачу тигр просто был сыт.
— Это несомненно радостно, — холодно улыбнулся император, но сарказма в голосе явно недоставало.
Невеста чинно расправила одеяния на коленях.
— Я тоже рада встретить ваше величество. Говорят, свидишься до свадьбы — не быть браку.
Император надменно усмехнулся:
— Вы проделали весь этот путь в паланкине и столкнулись с тигром ради того, чтобы сказать, насколько не желаете стать моей женой?
— Полагаю, вашего согласия спрашивали так же, как и моего, — развела «госпожа Ли» руками.
— А вы рискнули бы противиться браку?
— Я бы сказала, что императору сперва стоило бы навести порядок на границе и при дворе. Чтобы не получилось очередного Чжао-Сяо-Мяо-Ляо, Гао-Цао-Тао-Чжень.
Взгляд императора застыл, а невеста спешно задернула занавеску.
В полутьме паланкина «урожденная Гао» вцепилась в свой веер.
Конечно, подобные перепалки случались и прежде, но раньше их острота была совсем иной. Прежде император ни на кого не смотрел с таким изумлением. Не было какого-то особого голода в его взгляде, какой-то жажды победить в споре…
И собственное сердце не знало того азартного беспокойства, которое чувствовалось сейчас.
Тряхнув головой, «госпожа Ли» поглядела на служанку, нервно обмахивающуюся рукой, и шепнула:
— Это было непохоже на вашу госпожу?
Служанка сглотнула и выдохнула:
— Напротив, слишком похоже.
Наконец паланкин прибыл ко дворцу, и «госпожа Ли» вышла наружу. Она не заметила руки, что подал ей император, но тут же исправила оплошность, напустив на себя гордый вид. Вместе они зашагали к парадному входу.
Император, сдерживая ухмылку, покосился на ее растрепанную голову.
— Манеры соответствуют виду.
— Императору было бы разумнее использовать недостатки невесты, чтобы препятствовать нежеланному браку.
— Императору положено думать дважды. И Лао Цзы говорит: откажись от одного, возьми другое.
«Госпожа Ли», завидев его загадочную драконью улыбку, опустила вздернутый было нос и покраснела. И что его величество имел в виду? И когда этот мальчишка так вырос? До того, чтобы играть с разумом подданных в интригу? Или, может, будучи евнухом, ему самому приходилось слишком часто склонять голову, и не было возможности заметить?
В поток этих скомканных рассуждений ворвался голос императора:
— И все же вам, госпожа Ли, придется изучить дворцовый этикет.
— О нем мне известно достаточно, — уязвленно буркнула та в ответ и непринужденно продолжила: — Когда мы дойдем до первой ступени, глашатай справа объявит наше прибытие. Потом нас встретит евнух Чжао — опять в пыльной обуви. Он проводит меня в восточный флигель, чтобы подготовиться к церемонии, раз уж по пути случилась такая оказия… А вот объявляющий часы сегодня явно запаздывает.
Император уставился на невесту с удивлением и едва не запнулся. Неловкость он сразу решил скрыть ехидцей:
— Госпожа Ли, к чему же вы так тщательно изучали этикет, если не желали становиться моей супругой?
— Инь и Ян — это вечное противоборство тигра и дракона. А своего врага надо знать в лицо.
Император открыл было рот, но невеста тут же продолжила:
— А сейчас, согласно этикету, вы должны сурово воскликнуть: «Дерзость!», — чтобы тут же вспомнить, что помолвку уже не отменишь, раз уж мой отец сейчас имеет слишком большое влияние при дворе.
Не успел император рассердиться или рассмеяться, как глашатай справа объявил прибытие, а евнух Чжао вышел встречать. Император покосился на его обувь. И точно — в пыли. «Госпожа Ли» в свою очередь усмехнулась — пока его величество поражался ее «предвидению», сама она только что узнала свое полное имя. Впрочем, «Ли Мяо» было куда более благозвучным сочетанием для уст императора, нежели «евнух Гао»(4).
Под оглушительное «Небо и земля хранят нас! Наступил час Обезьяны!» госпожу отвели в восточный флигель.
Там вокруг нее принялись хлопотать служанки — вымыли, натерли душистыми маслами и принялись за свадебное убранство.
Поначалу «госпожа Ли» откровенно стеснялась. Казалось бы, занявший ее тело старик Гао уже прожил жизнь и давно на все смотрел как сквозь красную пыль(5). Но какими же новыми красками все заиграло перед взором, когда пришлось принимать заботу прислуги, вместо того чтобы прислуживать самому!
Внезапно служанка, что расчесывала невесте волосы, слишком сильно дернула за прядь и рухнула на колени.
— Я достойна смерти!
«Ли Мяо» закатила глаза.
— Придворная Лю Си, если ты не закончишь с моей прической, мне некому будет это поручить.
Лю Си вылупила глаза так, будто те были треснувшими каштанами.
— Вы…
— Да, мне известно твое имя, — скучающе отмахнулась невеста. — И то, что ты укладываешь волосы лучше других. Посему прекрати дрожать от страха, поднимись и продолжай.
Все еще напуганная Лю Си снова занялась волосами госпожи.
А сама госпожа уставилась в зеркало. Предстоящая брачная ночь тревожила, но, помнится, император сам всячески избегал продолжения рода, опасаясь за свое положение. Посему «урожденная Гао» расслабилась. Если государь — это лодка, а народ — вода, способная эту лодку нести или перевернуть, то он стал той частью воды, что захлестнуло в лодку.
Свадебная церемония «госпожу Ли» интересовала мало. Куда чаще она бросала взгляд на вдовствующую императрицу, чем на окружающее всюду великолепие. А та, судя по удовлетворенному выражению лица, рассчитывала либо получить наследника, либо знала о планах покушения на императора. Не сумев выяснить это наверняка, «госпожа Ли» заскучала. Император тоже больше смотрел на гостей, чем на нее, и это успокаивало.
Оказавшись в брачных покоях, новоиспеченная супруга принялась ходить из стороны в сторону широкими шагами.
А на седьмом кругу к ней черным вихрем ворвался евнух Чжао.
— Госпожа Ли, вы еще помните наш уговор? Вам надо лишь напоить императора отравленным брачным вином, а самой вылить это вино в рукав.
Та с раздражением откинула свадебную вуаль, и Чжао отпрянул в ужасе.
— Вы не госпожа Ли…
— Именно, — последовала в ответ совсем не женственная усмешка. — Однако я отсоветую вам бежать к императору, чтобы доложить о подмене невесты. Ведь я не собираюсь оповещать его о сговоре. А все потому, что я — реинкарнация евнуха Гао.
Чжао сперва застыл, а потом поперхнулся смешком.
— Только я подумал, что вы достаточно безумны, чтобы притвориться невестой государя, как вы убедили меня, что ваш недуг запущен окончательно.
Невеста покачала головой и уселась на топчан.
— Напрасно не верите, почтенный Чжао. Мне, к примеру, известно, что в прошлом году вы вынесли из казны три нефритовых жезла и четыре тысячи лян серебром. В столице вы прячете брата, который задолжал игорному дому и сбежал из-под стражи. А еще вы всегда протираете чашу левым рукавом, прежде чем пить из нее.
Чжао стиснул кулаки.
— Тогда… кем бы вы ни были, нам стоит все отложить.
С этим он заменил кувшин брачного вина и поспешил наружу.
На лице госпожи брови сошлись, как тяжелые тучи, и в этот момент в брачные покои шагнул император.
Заметив на лице супруги напряженность, он заложил за спину кулак, встал в одну из поз благородного мужа и заявил:
— Супруге не стоит переживать. Я не заинтересован ни в этом браке, ни в наследниках.
— Замечательно, — крепко хлопнула по коленям невеста. — Значит, наши интересы совпадают, и вы не будете возражать, если я сейчас займусь более полезными делами?
Император по-совиному моргнул один раз, второй и, наконец, спросил:
— Это какими же?
«Супруга Ли» резко поднялась, но, задумавшись, обернулась.
— Идите за мной и сами все узнаете.
Так они тихо пробрались к покоям почившего евнуха Гао. Император попытался было спросить, что они все же здесь забыли, но шиканье супруги заставило его замолчать.
За дверями послышались голоса.
— Это просто смешно.
— Эта Ли Мяо, или кто она там, знает слишком много. И не исключено, что ее кто-то убедил разобраться с нами. Ведь теперь ей выгоднее не смерть императора, а сохранение ее нового статуса. Лиса, что заняла могущество тигра(6)… Кроме того, она не так уж глупа и наверняка поняла, что после мы все равно должны будем от нее избавиться. Отравленное вино я убрал, но как знать, не поверит ли государь этой лисице на слово…
— Возможно, нам следует вернуться к изначальному плану и устранить императора после появления наследника. И даже если эта Ли Мяо — перерожде…
Тут «Ли Мяо» резко тряхнула императора за плечо:
— Ваше величество, не пора ли вам уже вмешаться?
Император опомнился, громогласно позвал стражу и велел схватить заговорщиков.
Когда евнухам заломили руки, «Ли Мяо» нахмурилась, покусала губу и дернула императора за рукав.
— Ваше величество, не стоит омрачать эту благоприятную ночь приказами о казни. Куда разумнее узнать, как далеко распространяется заговор, пообещав этим евнухам смягчение наказания.
Император задумался и неохотно кивнул.
— Благодарите небеса, что моя супруга милосерднее, чем Гуанинь(7)…
Заговорщики в ответ лишь стиснули зубы, окинув озлобленными взглядами молодоженов, и стража уволокла их прочь.
Император подал супруге руку и мягко предложил:
— Вернемся обратно?
«Ли Мяо» вложила свою ладонь в императорскую и с вызовом спросила:
— Ваше величество совсем не смутили речи о том, что мне прежде была бы выгодна ваша смерть?
Император смешливо закатил глаза:
— Мечтания человека выше неба…
— Неужто ваше величество совсем не опасается покушений?
— Нет смысла опасаться, есть смысл упреждать.
— И как же?
— Подумать дважды.
У порога брачных покоев «Ли Мяо» замерла и повернулась к императору.
— Учитывая произошедшее, следует заменить евнухов у наших покоев доверенными стражниками.
Император с улыбкой кивнул.
— Моя супруга мудра и предусмотрительна. Пожалуй, мне следует сделать вас императрицей, вместо благородной супруги.
С этим император отослал евнуха и подозвал стражника.
Окинув его взглядом, «супруга Ли» нахмурилась — рослый увалень, явно готовый броситься в бой сломя голову…
Со вздохом она назидательно произнесла:
— Напомню, что спустя четверть шиченя вы должны закричать.
— Что закричать? — удивился стражник.
— Вы что, не знаете дворцовых правил?
Внезапно лицо «Ли Мяо» залилось румянцем. Вот же чудеса перерождения! Будучи евнухом, обучать других правилам гарема было легко, но какой же стыд обучать кого-то присматривать за собственными весенними радостями! Даже если эти радости лишь подразумевались…
Вот как, не краснея, объяснить этому олуху, что спустя четверть шиченя евнух за дверями покоев наложницы обязан громко спросить: «свершилось ли благое деяние»(8)?
Тем более как объяснять это сейчас — прямо перед императором. О, тот, конечно, от гордости лопнет, услышав, что супруга называет эти его «деяния» благими…
Не желая давать супругу повод для самодовольства, «Ли Мяо» сурово нахмурилась:
— Что обычно кричат, то и кричите.
— Ах, это! — спешно закивал стражник, состроив на лице полное понимание. Выставлять себя неосведомленным глупцом перед монаршей четой ему вовсе не хотелось, и он спешно отвесил поклон: — Будет в точности исполнено!
Император отвернулся, скрывая улыбку, и «Ли Мяо» на миг подумалось, что стражник нарочно изображал непонимание, чтобы заставить ее говорить непристойности при супруге. Кажется, все во дворце уже знали, что император недоволен заключенным браком и не упустит случая пристыдить или уязвить жену.
И все же теперь можно было не беспокоиться, что супруг останется ночевать в брачных покоях. А четверть шиченя уж как-нибудь сама собой пролетит…
С облегчением выдохнув, «Ли Мяо» прошагала вглубь комнаты и улеглась на топчан. К ее удивлению, рядом бесцеремонно прилег император. Однако он не коснулся ее даже краем рукава и мечтательно произнес куда-то под балдахин:
— Достойная брачная ночь.
«Ли Мяо» покосилась на него с подозрением, присела и осторожно спросила:
— Ваше величество шутит или говорит серьезно?
Император тут же приподнялся, присел к ней ближе и поднял три пальца для клятвы.
— Моя серьезность больше неба. Но, разумеется, я предпочел бы сделать эту ночь еще лучше.
«Ли Мяо» под одеждами подобралась, будто меч проглотила. Однако император тоже застыл недвижимо, всем своим видом олицетворяя принцип Сунь Цзы: «пока враг не двинется, я тоже останусь недвижим».
«Ли Мяо» стиснула зубы: вот ведь наглый дракон! Еще и дразнить жену удумал! Глаза ее опасно сузились — в эту игру могли играть и двое. Шепот полился медом:
— Я даже знаю, как именно ваше величество собирается улучшить эту ночь.
Веки императора дернулись, но тон остался плавным:
— И как же?
— Возможно… — «Ли Мяо» постучала пальцем о подбородок нарочито долго, и все же закончила: — Ваше величество мог бы прочесть мне поэму на четверть шиченя. Я наслышана о вашем красноречии.
Для пущего выражения восхищения «Ли Мяо» стиснула ладони, напустив на себя вдохновленный вид.
Император скривился, как от кислого.
— Придворные имеют дурную привычку преувеличивать и льстить.
— Ах, ветер большой, а дождь маленький(9). Какая жалость, — едко посетовала «Ли Мяо».
Император шумно вздохнул, но тут же радушно улыбнулся:
— Может, вы голодны?
— У меня нет аппетита. И, ко всему, здесь даже еда напоминает о свадьбе. Десерты и те — красные. — Схватив со столика танхулу, «Ли Мяо» помахала круглобокой палочкой в воздухе: — Сладости яркие, кричащие и даже какие-то неприличные!
Взгляд императора потерял прежний задор.
— Неужели вам все в этой свадьбе настолько не по нраву?
— А как же иначе? — всплеснула рукавами молодая супруга. — Даже эти одеяния будто для павлинов…
Император покачал головой.
— Кажется, Небеса решили наказать меня за неучтивость в прошлом… Просто слива в обмен на персик(10)…
«Ли Мяо» вдруг застыла, заподозрив, что выдала себя знакомыми речами, и буркнула правдоподобное объяснение:
— Или у придворных слишком длинные языки.
Император покусал губу, и внезапно в его глазах мелькнула догадка:
— Быть может, все это — лишь ваша защитная бравада? Благородные девы порой предпочитают естественной застенчивости резкие отповеди. Есть слова, да нет сердца(11)… Возможно, нам просто стоит вместе посмотреть «особенную» книгу?
С этим император достал из-под подушки аккуратную подшивку.
Ли Мяо бросила взгляд на заглавие и закатила глаза.
— И что особенного в весенних радостях? Страница первая: «Переплетающиеся драконы». Вторая: «Рыба с двумя парами глаз». Третья: «Союз зимородков». И далее: «Пара ласточек», «Конь, подрагивающий копытами», «Прыгающий белый тигр», «Прильнувшая темная цикада», «Козел перед деревом», «Кричащая обезьяна обнимает дерево»(12)…
«Ли Мяо» продолжала перечислять, а император поднимал книгу все выше, пока не закрыл лицо целиком.
Наконец его супруга закончила:
— Хотя на «собак в девятый день осени» стоит полюбоваться. Возможность подобной гибкости до сих пор обсуждается.
Император отложил книгу со вздохом, но вдруг улыбнулся:
— Значит, вы все же интересовались такой литературой?
— Любопытство не порок, — фыркнула «Ли Мяо».
— Любопытством может быть первый раз. Второй же — свидетельство интереса. А вы перечислили все весенние картинки наизусть.
— У меня хорошая память. В повторении не было необходимости. И сейчас нет.
«Ли Мяо» осторожно отодвинулась, а император лукаво произнес:
— Когда приходит время использовать знания на практике, можно начать сожалеть, что прочитано мало(13).
Он подытожил чарующе мягко, но супруга была непреклонна.
— Ночью читают лишь те, кто желает тревожить свой разум непристойностями. А Лао Цзы сказал: не смотри на то, что вызывает желания.
В завершение она скрестила руки на груди, оставляя веер торчать впереди. Императора этот жест рассмешил:
— Вы держите веер, словно евнух — метелку.
«Ли Мяо» нарочно прижала веер крепче.
— Да, я слышала, будто ваше величество отмечает изящество только мужских рук.
— Это лишь слухи.
— Нет ветра — волны не растут.
Император с улыбкой покачал головой.
— Вы все больше напоминаете мне старого друга.
Веер выскользнул и упал на пол. «Ли Мяо» не стала его поднимать.
— Разве во дворце могут быть друзья? Лао Цзы говорит, что правители и князья издревле называют себя сирыми и покинутыми.
— Вы правы, — нахмурился император. — Временами мне казалось, что и этот единственный друг пытался меня убить…
— Казалось?
«Ли Мяо» застыла, а взгляд императора устремился вдаль.
— Негоже судить по одним подозрениям, и Лао Цзы увещевал верить искренним так же, как неискренним. Просто в последние свои дни мой друг вел себя странно… Я думал, что он добавил яд в мой обед, но все блюда на столе были такими, что заведомо вызвали бы у меня отвращение. Я думал, что он отравил мои одежды, но он знал, как я ненавидел то ханьфу, что одобряла вдовствующая императрица. Я думал, он собирается устроить пожар в моем кабинете, но зачем тогда было уловкой отправлять меня ко сну во внутренние покои, используя мою страсть к спору? Сейчас я думаю, что если он и устраивал покушения, то лишь для виду. Будто на него кто-то оказывал давление… — Император вздохнул. — А теперь он мертв из-за того, что в гневе я своевольно нарушил правила.
«Ли Мяо» искоса посмотрела на его профиль и, помедлив, спросила:
— А что бы вы сказали, если бы этот друг вернулся и признался в покушениях и злом умысле?
Император задумался всего на мгновение.
— Я бы сказал, что рад тому, что мы оба живы и снова встретились. И предложил бы разделить чашу вина.
«Ли Мяо» спрятала кисти в рукава и покосилась на кувшин на столе.
— Ваше величество и впрямь не тревожит то, что я могла желать вашей смерти, как говорили евнухи?
Улыбка оживила лицо императора.
— Мне куда интереснее, отчего вы передумали. И кажется, мне уже ясен ответ.
Щеки Ли Мяо сравнялись цветом с одеждами.
— Вы надумываете…
Император широко улыбнулся и наклонился ближе:
— Если это — лишь мое воображение, то почему ты краснеешь?
В голове у «Ли Мяо, урожденно-перерожденной Гао» спутались все мысли.
О том, что ничего юношеского в бывшем воспитаннике не осталось.
И о том, что сейчас император нагло дразнит…
Но более всего — о том, что продолжить было бы любопытно…
Остальное казалось далеким и разом выпало из головы, едва император медленно подался вперед, продолжая буравить супругу взглядом голодного дракона.
Будто под заклятьем «Ли Мяо» потянулась ему навстречу.
В это же время стражник за дверью посмотрел на водяные часы в углу и заметил, что вот-вот минует четверть шиченя с момента, как императорская чета уединилась в брачных покоях. Почесав подбородок, он задумался.
Было велено кричать «что обычно»…
А что обычно кричат подле императора?
Сообразив, он хлопнул по своему шлему, резко распахнул двери и заорал:
— Защитить императора!
Его величество вскочил с топчана, как ужаленный. Только губы, вытянутые для поцелуя, так и остались торчать вперед, будто кисет.
На пороге мгновенно появилась целая толпа солдат.
Едва сдерживая смех, «Ли Мяо» развела руками:
— Что поделать… Главное для солдата — четкий приказ…
Одновременно смущенный и раздраженный император выдворил стражников и наказал им не входить, что бы ни случилось.
Вернувшись, он посмотрел на жену. Та очаровательно прикрывала рот ладонью, уже икая от смеха.
— Смелый же вы человек, ваше величество. Точно богомол по весне!
Император строго поглядел на ее сияющие глаза, и его раздражение мгновенно развеялось. Усмехнувшись, он присел вплотную и взял жену за руку.
— И верно… Богомол ловит цикаду, не замечая чижа позади(14). Но не пора ли этой цикаде сбросить свою золотую оболочку(15)?
Глаза «Ли Мяо» заходили из стороны в сторону, как сливы на ветру, и она закусила губу, накручивая бусины фениксовой короны на палец.
— Эта стратагема сейчас очень кстати…
1) Образное выражение, означающее безвыходное положение
2) Кэ — мера времени, равная 15 минутам.
3) В древние времена модель двух противоборствующих сил инь/ян изображалась в виде сражающихся тигра и дракона.
4) Чжао Гао — главный евнух при императорском дворе династии Цинь (207 г.до н.э.), который путём сложных интриг смог захватить фактическую власть в стране и способствовал гибели династии.
5) «Смотреть сквозь красную пыль» — образно: разочароваться в жизни, осознать бренность всего.
6) «Лиса пользуется могуществом тигра» — стратагема заимствования чужого авторитета.
7) Гуанинь — богиня милосердия.
8) Такой обычай действительно имел место в гареме императора.
9) Пословица о том, что большие обещания обманывают ожидания.
10) Идиома о равноценном обмене между людьми.
11) Часть выражения «маленький послушник читает сутры — есть слова, да нет сердца», означающего «говорить не всерьез, не со зла».
12) Перечисление поз из эротического трактата Дунсюань-цзы
13) Устойчивый фразеологизм Китая, означающий, что знаний никогда не будет достаточно, сколько ни изучай.
14) Поговорка о том, что стремящийся к выгоде порой игнорирует скрытые опасности.
15) «Золотая цикада сбрасывает оболочку» — двадцать первая из тридцати шести стратагем. Она определяет выход из бедственного положения посредством временной сдачи некоторых позиций, намеренного отвлечения внимания от главного и привлечения его к чему-то преходящему, второстепенному.
В последующие дни «Ли Мяо» с удовлетворением наблюдала, как император раскрывает заговоры один за другим. Видимо, арестованные евнухи были многословны, опасаясь, что таинственная царственная супруга расскажет обо всем прежде них самих и лишит их возможности получить смягчение приговора.
Отсутствие необходимости вмешиваться радовало. Не то чтобы евнух Гао когда-либо был предан прежним союзам — жизнь при дворе всегда требовала гибкости, однако это все упрощало.
Неловкость и уколы совести «Ли Мяо» начала чувствовать лишь тогда, когда увидела, какое внимание ей оказывает новоиспеченный супруг. Он ее ежедневно баловал, прислушивался к ее рассуждениям, расспрашивал, не оказывая давления, шутил и радовал по ночам. Присвоил ей титул императрицы…
А у нее от этого на сердце было неспокойно. Кажется, было легче строить заговоры против императора, чем принимать его заботу в ответ на прежний злой умысел.
Успокаивало лишь то, что сам супруг прежде упомянул, как ответил бы, знай всю правду. И в конце концов, это была совершенно новая жизнь…
В один из солнечных дней, наполненных такими душевными противоречиями, «Ли Мяо» вышла в сад, чтобы посмотреть на постамент, под которым когда-то пришлось ночевать и голодать в бытность духом.
Приблизившись, она подняла из травы огарки благовоний и уставилась на них в раздумьях. Почти беззвучно из-за спины к ней подошел император.
— Кажется, супруга обнаружила еще один мой секрет.
«Ли Мяо» вздрогнула, но тут же оказалась окутана парчовыми рукавами.
— Этот умерший достоин того, чтобы ваше величество выскальзывал из постели среди ночи ради поминовения его души?
— Я чувствую привкус уксуса(1) в речах моей супруги?
С улыбкой император погладил ее по щеке.
— И вовсе нет, — фыркнула «Ли Мяо».
— В любом случае — искренним я верю, неискренним я верю тоже(2).
«Ли Мяо» на эту отповедь нахмурилась. Потянуло поговорить начистоту, но правда глотком ушла в горло. Вместо этого императрица вдруг задумалась о своем перерождении. Ее нынешнее счастье было оплачено жизнью той девушки, которую съел в лесу тигр. Быть может, стоило вернуть долг, раз уж рисковать случайно полученным духу не хватало. Уж наверное, Небеса будут тронуты такой благодарностью и не отнимут того, что подарили. И кто привязал колокольчик тигру, тому его и отвязывать(3).
Бровь «Ли Мяо» поднялась лукавым полумесяцем.
— Если вашему величеству не нравится запах уксуса, то стоило бы сперва подсластить жизнь своей супруги.
Император рассмеялся и поцеловал ее в макушку.
— Тебе не обязательно притворяться уязвленной, чтобы получить от меня то, что хочешь. Достаточно озвучить свое желание.
— Тогда, — с вызовом обернулась к нему «Ли Мяо», — я хочу, чтобы его драконье величество поймал для меня того тигра, что напал на меня в лесу. И непеременно живым. Так и путникам на той дороге спокойнее будет, и вся Поднебесная увидит, каким рачительным и милостивым защитником может быть его величество.
Император нахмурился, но кивнул с улыбкой.
— Будь по-твоему. Я сейчас же отдам приказ.
С этим он удалился, шурша подолом по траве, а «Ли Мяо» оперлась на постамент и задумалась. Возрождать деву, отдавшую жизнь за ее счастье, разумеется, следовало, не принося в жертву кого-то еще. Однако должен ли был тигр-людоед съедать человека полностью для возрождения духа съеденного? Вот в сказаниях о монахе Сюаньцзяне достаточно было съесть лишь кусочек его святого тела, чтобы обрести бессмертие. Так не действует ли с духами съеденных тигром то же правило?
Покачав головой, императрица направилась к себе. Так или иначе, проверить свои домыслы стоило.
В последующие два месяца, пока шла охота на тигра, Поднебесная вступила в век процветания и благоденствия. Император окончательно укрепил свою власть, навел порядок на границах и снизил налоги. Императрица расцвела, как лотос в ладони Будды, и при дворе союз правящей четы стали называть не иначе, как ликом гармонии Инь и Ян. Даже ночью молодожены теперь выскальзывали из своих покоев вместе, хотя император никогда не спрашивал, для кого супруга втайне жжет благовония и приносит подношения.
Наконец тигр был пойман и определен в просторный вольер внутри дворца. К досаде императора, супруга впечатленной не выглядела, но к ее переменчивости и капризам он уже привык, поэтому говорить ничего не стал.
В свою очередь, императрица тем же вечером дождалась, когда супруг уйдет для решения государственных дел в кленовый кабинет, и уединилась в своих покоях. А там, отослав всех служанок, порезала себе кисть и собрала кровь в небольшую вазу. Сжимая кулак, она фыркнула: не плоть Сюаньцзяна, конечно, но для возрождения одной смертной могло бы хватить.
А перевязав рану, «Ли Мяо» направилась к тигру.
Ночь наступала тихая, да и остановить императрицу никто бы не решился. Ступив в комнату с вольером, «Ли Мяо» передумала зажигать свечу и, просунув руку с вазой сквозь решетки, вылила кровь в тигриную миску. Тигр, дремавший у дальней стены, потянул носом, тяжеловесно поднялся и подошел к луже, чернеющей в полутьме. Лизнул раз, другой, и внезапно перед Ли Мяо прямо из воздуха появились две тонкие белокожие кисти. Потом над ними проступили очертания полных губ.
«Ли Мяо» с замиранием сердца ожидала продолжения этих явлений, но внезапно позади распахнулись двери. Она обернулась и увидела, как по дорожке мутного света из коридора растягивается тень, а над ней возвышается остроплечая фигура императора.
— Любезная супруга, что ты делаешь здесь в такой поздний час?
«Ли Мяо» застыла. Тон, которым был задан вопрос, был по-прежнему мягким, но сейчас казался жутким. И император продолжил:
— Мне доложили, будто моя императрица собрала свою кровь и понесла ее тигру. Подобное весьма походит на темные ритуалы, кои под строгим запретом во дворце.
«Ли Мяо» невольно попятилась к прутьям клетки, и за ее спиной послышался щелчок. В следующий миг вольер резко распахнулся, императрицу отбросило решетчатой дверью в сторону, а тигр выскочил наружу и бросился на императора. Стража подоспела почти сразу, но зверь был быстрее — прежде чем был сражен, успел полоснуть когтями, и теперь от плеча до пояса драконовый халат был разорван и пропитан красным.
Опомнившись, «Ли Мяо» подскочила к супругу, наугад зажала рану и кликнула лекаря.
В себя она пришла только спустя половину шиченя внутри императорских покоев. Мимо нее носили тазы с окровавленными тканями, из-за занавеса раздавались сдавленные стоны. Наконец лекарь вышел, распуская подвязанные рукава, и поклонился белой как снег императрице.
— Рана глубока, и его величество потерял много крови. Дальнейшее в воле Небес.
«Ли Мяо» вспомнилось, что обычно за такие объяснения лекарей наказывали, но сейчас у нее не было сил даже рассердиться.
Силуэт за газовым балдахином выпрямился, и занавес распахнулся. Император, забинтованный от пояса до шеи, велел слугам оставить их с супругой наедине.
Пока те выходили, «Ли Мяо» стояла не шелохнувшись.
— Ваше величество, вам больно?
Император ответил с большим промедлением.
— Больно.
Повисла тишина, но супруга молчала, и ему пришлось продолжить.
— Прежде чем я был ранен, я желал получить от дражайшей супруги объяснения, но кажется, теперь все достаточно ясно.
«Ли Мяо» шагнула вперед, но будто оступилась.
— Ваше величество! То, что клетка оказалась открытой, — это чистая случайность!
Взгляд императора впился в нее, как игла.
— Такая же случайность, как прошлые попытки отравить меня или устроить пожар в моем кабинете, евнух Гао?
— Вы… знали?
«Ли Мяо» застыла, а император тяжело вздохнул.
— У стен здесь всегда были уши, почтенный Гао. Тебе ли не знать… Хотя я заподозрил, кто передо мной, едва увидел, как ты держишь веер. А убедился, когда услышал твой разговор с евнухом Чжао в брачных покоях.
«Ли Мяо» с силой сжала одеяние у бедер.
— Тогда почему…
— Почему я оставил тебя в живых? — приподнял бровь император и невесело усмехнулся. — Надеялся, что в своей новой жизни ты не повторишь прежних ошибок. Думал… мы были счастливы. Так опрометчиво…
Новая усмешка ушла в пол, и «Ли Мяо» дернулась вперед.
— Но я…
Императорская ладонь поднялась, останавливая ее на полуслове.
— Я не требовал от тебя раскаяния прежде, не требую его и сейчас. Признаю, это был блестящий план. Ты превзошел себя из прошлой жизни. Сделать врага счастливым, чтобы тот ослабил бдительность, а потом ударить в спину. Прекрасный расчет. Медовая ловушка.
Лицо «Ли Мяо» мучительно исказилось.
— Я клянусь, что не выпускала этого проклятого тигра!
— Довольно, почтенный Гао, — сквозь зубы произнес император. — К чему эта скромность? Ты знал, что я не возьму с собой стражу к вольеру, опасаясь сделать проступок любимой супруги достоянием множества глаз. Ты рассчитывал, что в этом новом теле легко проскользнешь в клетку тигра, едва тот вырвется наружу, и запрешься изнутри, чтобы спастись самому.
— Если бы я хотела убить вас, то сделала бы это раньше, и куда менее рискованным способом!
Запальчивая речь заставила императора скривиться.
— Разве? Неудачные покушения в прошлом могли научить тебя тому, что это не так просто. А во-вторых, с обретением нового тела ты лишился многих союзников для подобного дела. Не говоря о том, что за императрицей наблюдает гораздо больше глаз. И кроме того, сопровождавший покушение риск был неплохим прикрытием злого умысла, верно?
«Ли Мяо» задышала так часто, будто за ней гнался пресловутый тигр.
— Я боялась…
— Так сейчас ты дерзнешь утверждать, что выпустил тигра с перепугу? — притворно поразился император. — Оттого, что боялся обвинений в колдовстве? Может, еще добавишь, что поступил так ради сохранения репутации правящей четы? — В продолжение он покачал головой, чтобы спрятать заблестевшие глаза: — Неправдоподобно, почтенный Гао. Теряешь хватку. Я не раз говорил тебе, что могу простить куда большее.
— Я хотел… хотела… сказать, что боялась вам все рассказать. Может, тогда вы бы верили мне больше…
От этого шепота лицо императора осунулось, будто с него сползла маска.
— Прошлое не имело для меня значения. Пока ты сам не напомнил мне о нем сегодня. Но что касается страха, тебе по-прежнему нечего бояться. Я ценю твои таланты и благодарен за помощь в раскрытии заговоров. Свобода, титул и привилегии останутся при тебе. Только впредь… не появляйся мне на глаза, если на то не будет государственной необходимости.
Руки «Ли Мяо» задрожали, и она попыталась их размять.
— Ваше величество, я…
— Я устал, почтенный Гао, оставь меня.
С этим император неуклюже улегся, повернувшись спиной, и с головой укрылся одеялом.
Словив ртом два вдоха, будто рыба, выброшенная на берег, «Ли Мяо» побрела в свои покои.
У дверей ее дожидалась Лю Си с подносом в руках.
— Его величество велел передать супруге успокоительные от императорского лекаря.
«Ли Мяо» бросила взгляд на рядок фарфоровых флаконов, обреченно улыбнулась и, выбрав один наугад, направилась в постель.
А там, свернувшись под одеялом, прижала бутылочку к горячечному лбу.
Да, это было равновесием Дао: прежде почтенный Гао разочаровывался в императоре, теперь император разочаровался в нем. Ему не хватило совести расплатиться за грехи прошлой жизни — пришлось расплачиваться в настоящей.
А как хорошо все начиналось! Но, видимо, посадишь бобы — вырастут только бобы…
«Ли Мяо» слепо уставилась в пустоту покоев, но внезапно из-за ширмы выплыла пара кистей и гневно поджатый рот. Лунный свет делал их мертвенно-синими, навевая мысль больше о смерти, нежели о возрождении.
Императрица вскочила на ноги и схватила со стола подсвечник.
— Это ты! Ты открыла клетку, проклятая неблагодарная демоница! Ты отняла у меня все!
Внезапно «Ли Мяо» осеклась. Даже если убить проклятую демоницу возможно, делать это было бы неразумно. А вот если поймать ее и заставить признаться, можно было бы оправдаться перед императором.
«Ли Мяо» и зловещие кисти закружили по комнате. Наконец зависший в воздухе рот исторг:
— Я отняла?! Тебе ли говорить мне это, ущербный евнух! После того, как ты сам натравил на меня того тигра? Это ты украл мое имя, мое тело и мою жизнь! Даже мою цель! Да только ни с чем не управился!
Демонические ладони ринулись к шее «Ли Мяо», но она отскочила в последний момент, и пальцы впились в балдахин. Императрица быстро сорвала газовую занавесь и замотала их в ком, пристукнув сверху подсвечником. Выместив так досаду за весь вечер, «Ли Мяо» пихнула занавес с кистями в медную вазу и заткнула горлышко подсвечником.
Оставшийся на свободе рот демоницы попытался укусить ее за ухо, но быстро был перехвачен и упрятан в ближайший лаковый короб.
Проклятия доносились из него почти целый кэ, а когда стихли, «Ли Мяо» опустила его на кровать, постучала по крышке и устало произнесла:
— Я не натравливала на тебя тигра. Напротив, сегодня я пыталась вернуть тебя к жизни.
В коробе снова загремело, но недолго. Возмущение сменилось отчаянным:
— Ты так пытался, что в итоге мне теперь некуда податься — ни к демонам, ни к людям! Сам Яньло показал мне, как ты забрал мою жизнь ради обретения тела — сговорился с Лунным Старцем, а тот призвал молнию, заставив тигра на меня напасть!
«Ли Мяо» вздохнула.
— Я не умел призывать молнию, будучи духом, и не просил об этом Юэ Лао. И тем более не мог предугадать, что испуганный молнией тигр на тебя нападет. Если бы ты сегодня не выпустила его из клетки, я бы нашел способ вернуть тебе облик целиком. И не моя вина, что теперь тигр мертв, и тебе не на что надеяться…
— Ошибаешься, — послышалось со злорадным смешком из короба. — Яньло-ван обещал вернуть мне тело, если я убью императора.
— И ты ему поверила?
— Чем ждать твоей прихотливой милости, надежнее было послужить владыке Яньло. Осталось только дождаться, чтобы мой неверный жених почил.
«Ли Мяо» нахмурилась.
— Это та цель, о которой ты говорила?
— Не притворяйся несведущим, проклятый евнух! Яньло и тебя вернул к смертным, чтобы ты закончил то, что начал — убил императора. А ты вместо этого стал его супругой. Но теперь император умрет, Яньло меня вознаградит, а пока я еще бесплотна и бессмертна, я разберусь с тобой!
Короб подпрыгнул на постели, и «Ли Мяо» придержала его рукой.
— Теперь все ясно. Владыка Яньло воспользовался твоей ненавистью ко мне и императору в своих целях. Посулил тебе всякое. Только глупо рассчитывать, что после смерти императора он озаботится твоей судьбой. Напротив, Яньло-ван сделает все, чтобы ты не попала в Диюй или на Небеса. Как говорится, птиц больше нет, лук можно убирать(4). Ты так и будешь вечно скитаться по земле получеловеком-полудемоном.
— Это еще почему? — снова дернулся короб.
«Ли Мяо» погладила подбородок.
— По меньшей мере, владыке Яньло не нужен свидетель покушений на Сына Неба — если бы он собирался начать очередную войну с Нефритовым Императором, он бы уже начал ее. И открыто. Демоны ходят по прямой.
Короб надолго притих.
— И что теперь делать? И что «по большей мере»?
Взгляд «Ли Мяо» стал сосредоточенным не по годам.
— Ответы на оба этих вопроса схожи. Но прежде мне нужно, чтобы ты призналась императору в том, что открыла клетку.
Утром императрица с коробом и медной вазой в руках направилась в покои супруга. По пути ее никто не остановил, но у самых дверей стража преградила ей путь.
— Его величество приказал не впускать никого, кроме лекаря.
— Я — супруга императора!
«Ли Мяо» топнула бы еще ножкой вопреки вышколенной сдержанности, но боялась выронить свою ношу. Стражник выглядел виновато.
— Ваше величество, не усложняйте нам жизнь. Его величество не желает, чтобы вы лишний раз волновались.
— Император сам так сказал?
Увидев обнадеженный взгляд, стражник поджал губы, и, махнув подолом, «Ли Мяо» удалилась.
У себя в покоях она принялась расхаживать из стороны в сторону. От короба и вазы на столе не слышалось и звука.
А спустя еще шичень по дворцу заголосили, что его величество почил.
«Ли Мяо» застыла посреди комнаты, а в ее опустевших глазах пронеслись предвестия ближайших бедствий. Борьба за трон, всеобщая смута, возможно, даже штурм дворца. С резким выдохом она раскрыла вазу и коробку.
Взмывший оттуда рот отплевался от пыли, а руки размяли пальцы.
— Поздновато меня выпускать, не находишь? Как говорится, коль села в паланкин, поздно прокалывать дырочки в ушах.
Усмешка «Ли Мяо» куда больше подходила старому дворцовому интригану, чем юной деве.
— Как ни странно, именно на ближайшую свадьбу тебе и придется направиться. Не думаю, что Юэ Лао пропускает хоть одну из них. И не думаю, что у нас есть лучший способ обратиться к небожителям.
В это же время из вод Реки Забвения демоны выловили душу императора смертных и принесли ее пред очи повелителя — в каменную цитадель на вершине горы Мин Шань.
Яньло-ван наливал себе вино, а заметив прибывшего, заполнил чашу до краев.
Погибший император равнодушно осматривался, будто оставил все тревоги Поднебесной, и вздрогнул, когда услышал над головой усмешку.
— Правду смертные говорят, не бывает столетних чиновников, а над небом есть еще небо. Вот и сам Сын Неба пожаловал. И раз уж не оставил потомков при жизни, согрешив этим перед родителями, гостем тебе быть здесь долго.
Погибший посмотрел на него молча — за последний год он слышал подобное при дворе так часто, что это перестало его раздражать. Куда больше печали у него сейчас вызывали воспоминания о неудавшемся браке. Что там с его императрицей? Справится ли та, случись при дворе смута после его смерти?
Яньло-ван притворно нахмурился.
— И не могу же я быть пристрастным? В Диюе со времен основания все равны перед посмертным судом. Пусть ты и Сын Неба, но сами Небеса тебя оставили.
Император отвел взор к Вансянтай — террасе, откуда можно было в последний раз посмотреть на родной дом. Показалось, что за колоннами мелькнуло платье императрицы. В этот момент он остро пожалел, что простился с ней в ссоре. Успокаивала лишь мысль, что обиженной она будет грустить по нему меньше. Если, конечно, будет.
Яньло-ван осушил чашу вина, и меж его узловатых пальцев появился десяток дощечек с номерами. Он плавно развернул их перед глазами, как веер.
— Вот только вопрос, в какое судилище тебя сперва отправить? В третье — за то, что сомневался в заботе почившего отца-императора, или в пятое — за презрение к воле родителей? Или, может, в восьмое — за непочитание предков?
Император его не слушал, продолжая глядеть в сторону террасы Вансянтай. Вытянутое лицо Яньло исказилось, но не успел он облечь свой гнев в слова, снаружи раздался протяжный звук небесного горна.
Дощечки упали на стол, и владыка Диюя сердито смахнул их рукавом, прежде чем выйти наружу.
У вершины Мин Шань среди мрачных туч извивался пятицветный дракон, явно не решаясь приземлиться. А на нем совершенно неподвижно сидел Нефритовый Император, окруженный тысячей небесных стражей в сияющих доспехах. Цзы Гу, следовавшая за ними на густом облаке, тревожно оглядывалась, а Гуанинь рядом с ней успокаивающе сжимала ее ладонь.
Брезгливо прищурившись от струящегося отовсюду блеска, Яньло-ван деланно прикрыл глаза рукавом и спрятал усмешку в приветственный поклон.
— Чем обязан визиту вашего величества и его столь многочисленных подданных? Если угодно, я предоставлю угощение всем. Не сможете доесть — возьмете с собой(5).
Нефритовый Император поклонился в ответ, но на его лице не дрогнул и волосок.
— В гостеприимстве нет нужды. Накормленные уста сладки, а берущая длань коротка(6).
— Похоже, что милостивый Нефритовый Император пришел сюда не с миром, — криво усмехнулся Яньло и жестом подозвал полчище демонов. Те облепили каменную цитадель, как мухи — несвежий труп.
Девять князей Диюя переглянулись, но остановили свои взоры на владыке.
Нефритовый Император устало прикрыл глаза.
— Чем закончится наша беседа, решать нам обоим. Я же пришел требовать душу императора смертных для своего суда. С давних времен Небеса сами судят своих сыновей.
Яньло-ван улыбнулся, явив два ряда медных зубов.
— А я полагаю, что пора пересмотреть этот порядок. Тем более, что сам Сын Неба презрел волю родителей и не оставил наследника. Почитай, отрекся от Небес. Или мне следует напомнить, что заключая перемирие в последний раз, мы условились, что каждый на своем суде будет беспристрастен? Сомневаясь в моей справедливости, его величество желает нанести мне оскорбление?
Нефритовый Император нахмурился, еще больше походя на каменную статую.
В повисшем молчании были слышны только порывы ветра.
Погибший император смертных, пользуясь тем, что все замерли в сосредоточении, осторожно выглянул наружу.
Пока Яньло буравил Нефритового Императора взглядом, петли драконьего хвоста сделали три полных оборота.
Внезапно из туч высверкнула красная комета — Лунный Старец с необычайной для возраста резвостью добрался до столпотворения. Петляя, он прошмыгнул к своему повелителю и бесцеремонно зашептал ему что-то на ухо.
Нефритовый Император отстранил его жестом, ненадолго опустил веки и уставился на Яньло.
— Мне только что доложили, что владыка Диюя начал отпускать умерших без суда.
— И что с того? — улыбнулся Яньло. — В Диюе давно свой уклад. Не станет же ваше нефритовое величество в него вмешиваться?
Все девять демонических князей вперили взгляд в Нефритового Императора, а тот продолжил так, будто не слышал отповеди:
— А именно владыка Яньло взялся отпускать обратно к смертным тех, кто умер от несчастных случаев.
— Коль скоро ваше величество глух в своей вышине, мне придется повторить, — фыркнул Яньло с деланной усталостью. — Что с того? Я утвердил новый порядок, и решение о нем было справедливым, разумным и даже человеколюбивым. К чему судить тех, кто попал в Диюй случайно? Такие смертные не успевают ни толком согрешить, ни толком раскаяться. Судить их — слишком мелкое дело. Не говоря о том, что от нелепой смерти вся их судьба выглядит нелепо.
Цзы Гу дернулась вперед, но взмах кисти Нефритового Императора ее остановил.
Среди князей Диюя пронесся шепоток: что же выходит, владыка Яньло считает их труды ничтожными?
Нефритовый Император медленно поднялся в полный рост и произнес чуть громче:
— И кроме того, владыка Яньло подстрекал эти возрожденные без суда души к убийству Сына Неба.
— Разве это мне требовалось? — со смехом Яньло развел рукавами, будто собирался заслонить ими солнце. — Демоны издревле таят обиды на смертных. И беды, что доставляют первые, помогают вторым просветлеть. Не говоря о том, что одни лишь речи вашего величества ни цзинь, ни лян не весят(7).
Нефритовый Император поджал потрескавшиеся на морозном ветру губы.
— Ты вопрошал, «что с того», владыка Яньло? Так я ответствую. В согласии со своим новым порядком, ты отпустил без суда двух смертных, убитых тигром. Пусть так — каждый хозяин в своей управе... Но с третьим, Сыном Неба, погибшим от когтей тигра, ты поступил иначе. А ведь только что сам упомянул, что перемирие оплачено клятвой о беспристрастности. И что же твои князья и подданные? Станут терпеть владыку, который нарушает собственное слово? Или они смирились, что твой рот нынче полон не раскаленной меди, а охры(8)?
Князья Диюя возмущенно загудели меж собой, но выразить негодование не решались.
С усмешкой Яньло-ван отвесил в сторону Нефритового Императора кривой кивок.
— Ваше величество красноречив. Видимо, от охры красной. Только этого недостаточно, чтобы я поменял свое решение. Охра — охрой, но настало время снова добавить киновари в здешний серый пейзаж.
С этим владыка Диюя протянул руку в сторону и явил булаву, увенчанную черепом.
Гуанинь, глядя на это, покачала головой:
— Уже и управу судебную возглавил, а все никак от воинственных корней не избавится.
Подняв ладони, она развернула на них пару полыхающих лотосов.
Цзы Гу покосилась на них с тревогой:
— А верно ли говорят, что однажды попав в Диюй, вы победили Яньло-вана?
Гуанинь состроила невинное лицо.
— Победила? Ни в коем случае. Просто его утомили мои увещевания и нравоучения. Ему пришлось меня изгнать(9).
Цзы Гу все же отодвинулась от нее подальше. И поближе к Юэ Лао, к нескрываемой радости последнего.
Нефритовый Император махнул рукавом, и вокруг снова затрубили небесные горны.
Небесное воинство ринулось вперед единой вспышкой, демоны же обволокли противника нестройным роем смертоносного хаоса. И очень скоро Яньло-ван заметил, что семеро из девяти князей остались стоять на каменном уступе, как и их подданные.
Отбросив палицей очередного небожителя, Яньло взревел и бросился к пятицветному дракону, но уже на полпути был наглухо охвачен петлями его хвоста. Далеко внизу он увидел, как тела павших демонов и небожителей опускаются к Реке Забвения, будто свежезаваренные чаинки, но, не достигнув вод, развеиваются на ветру.
Нефритовый Император сел, просунул кисти в сомкнутые рукава и сквозь повсеместные вспышки света посмотрел на князей Диюя. Один из них — Циньгуан-ван(10) — поймал его взгляд, кивнул и велел воинству демонов отступать.
Юэ Лао покосился на Цзы Гу и, убедившись, что та не пострадала, спустился на облаке к плененному Яньло-вану.
— Верно говорит Лао Цзы: кто делает вид, что много знает и ко всему способен, тот ничего не знает и ни к чему не способен.
Яньло медленно повернул к нему косматую голову.
— А еще Лао Цзы говорит: нет большей беды, чем недооценивать противника.
И посмотрел владыка Диюя так, что Лунный Старец спешно ретировался к небесному воинству.
Наконец Нефритовый Император дождался, когда лязг доспехов стихнет, и произнес в сторону Мин Шань:
— Равновесие Дао восстановлено. Распоряжаться им в вашей воле. Но во имя соблюдения собственных порядков, демоны должны вернуть душу Сына Неба в мир смертных. В прежнее тело.
И если над Небесами снова воцарился покой, то в Поднебесной битва продолжалась.
Еще утром императрица ворвалась в покои супруга и теперь стояла там, угрожая казнью каждому, кто заберет его тело для погребения.
Вразумления слуг, как и подоспевшей стражи, она пропускала мимо ушей.
— Его величество предается отдохновению! И если кто-то дерзнет потревожить его сон, то столкнется с его гневом. И не вздумайте жечь похоронные деньги — Яньло сочтет это за взятку и признание вины.
Ее безумию возражать долго не решались — горе и не могло иметь иного вида.
Но к полудню один из евнухов все же попытался ее увести.
— Скорбь вашего величества велика и заставляет бредить. Прошу вас, ваше величество, ради вашего здравия, вернитесь в свои покои. Я призову лекаря…
«Ли Мяо» выхватила у него метелку и оттолкнула.
— Похоже, при дворе больше грязи, чем я полагала!
В повисшей тишине голос глашатая прозвучал оглушительно:
— Прибыла вдовствующая императрица!
Двери распахнулись, и «Ли Мяо» в очередной раз показалось, что как бы плавно та ни двигалась, под парчой у той все ходит ходуном. Даже бусины на шпильке раскачивались, как цепы булавы. С мысленным «метелка — она и с фениксовой короной метелка», «Ли Мяо» отвесила рубленый поклон.
Вдовствующая императрица остановилась ближе, чем приличествовало по этикету. Брови ее сошлись, как клинки, а нос заострился, как у хищной птицы.
— Императорский лекарь подтвердил смерть его величества.
— А я берусь утверждать, что его величество лишь погружен в целительный сон после тяжелых ран.
Сжав метелку покрепче, «Ли Мяо» выпрямилась, а вдовствующая императрица шагнула ближе.
— Вы не лекарь, чтобы это утверждать.
— Однако мое слово весит больше, чем его.
Неозвученное «пока» от вдовствующей императрицы явно проступило на лицах стражников за ее спиной. Однако стрельнув взглядом по сторонам, «Ли Мяо» заметила, что в покоях немало и тех, кто был бы не прочь это «пока» заглушить.
Вдовствующая императрица вздохнула:
— Почему дражайшая супруга не позволяет моему сыну упокоиться с миром?
— С миром? Ее величество прекрасно понимает, что подобное станет началом вражды. — Взор «Ли Мяо» опасно потемнел. — Или вражды вы здесь и ищете?
Вдовствующая императрица закатила глаза.
— И что, если так? Император почил, и трон теперь займет четвертый дядя. Все приготовления тому уже сделаны, и уверяю — оплакивать супруга вам осталось недолго.
— Вы не посмеете. При живом императоре…
«Ли Мяо» осеклась — стражники позади вдовствующей императрицы сделали чеканный шаг вперед.
Почему они вдруг замерли, как терракотовая армия, она поняла, только когда обернулась.
Газовый занавес за ее спиной был отодвинут бледной рукой и явил застывшее лицо императора. Его пересохшие губы несуразно зашевелились.
Евнухи шарахнулись в стороны, а стражники вцепились в копья.
— За мятежные намерения вдовствующая императрица должна быть немедленно отправлена в храм Белого Лотоса, чтобы молиться там за очищение помыслов до конца своих дней. Остальные пусть оставят меня и супругу наедине.
Когда все вышли, «Ли Мяо» бросилась к постели императора.
— Ваше величество, вы очнулись?
С шорохом из рукавов императора выпросталась вторая пара кистей, и императрица разочарованно вздохнула.
Потом изо рта императора вывалилась пара губ, и безрукая кисть принялась их яростно вытирать. Наконец эти губы забормотали:
— Всегда знала, что поцелуи отвратительны…
«Ли Мяо» покачала головой.
— Рада тебя видеть, хотя надеялась увидеть другое.
— Уж как есть, — расплылись кисти в стороны. — Я вот тоже надеялась, что Небеса вернут мне тело после того, как я передам Юэ Лао все, что ты наказала. Но что-то наверху не торопятся с благодарностью.
«Ли Мяо» перехватила витающую в воздухе кисть обеими ладонями.
— Благодарю. Без тебя я как без рук.
Кисть шлепнула ее по лбу.
Снизу донесся кашель, и заметив, что император открыл глаза, «Ли Мяо» его усадила.
С прытью, резвой даже для здорового, он стиснул ее в объятиях и зажмурился.
— Я виноват. Я обещал быть к тебе добр, но не сдержал слова.
— По-иному быть не могло… — уткнулась «Ли Мяо» в его плечо.
— Могло… Будучи в Диюе, я понял, что больше сожалею не об утрате жизни, а о том, что потерял тебя.
— Пусть так. И все же ваше величество более всего виноват в том, что судил по одним подозрениям. Это негоже ни супругу, ни государю.
— Чем больше привязанность, тем больше страх. Переполнившая чашку вода выливается(11), — вздохнул император. — И хуже всего, что я был глух и слеп. И сомневался, что делаю достаточно, чтобы оставить тебя на своей стороне.
— В любом случае, теперь я могу развеять все подозрения.
— В этом нет нужды, — начал было император, но палец супруги опустился на его губы.
— По меньшей мере, мне следует объяснить вашему величеству «это».
Император проследил за ее кивком в сторону и замер, заметив пару кистей и рот, свободно плавающие в воздухе.
Задержав дыхание, он бездумно потянулся к пространству между ними, и тут же получил шлепок по руке от императрицы.
— Ваше величество, соблюдайте приличия! Там наверняка ее грудь!
Император фыркнул:
— Я даже не предполагал этого.
«Ли Мяо» скрестила руки.
— У вашего величества нет либо воображения, либо стыда.
— Если у тебя есть и то, и другое, то почему у этого духа нет одежд?
Император ухмыльнулся, и его супруга спешно сделала вид, что задумалась.
— Ваше величество прав. Учитывая то, как обретала тело я, стоит найти духу какое-то одеяние.
Император неопределенно повертел кистью в воздухе, стараясь не указывать напрямую в пространство, где могло витать призрачное тело.
— И все же… где остальное?
«Ли Мяо» достала из гардероба императора одежду и присела обратно на постель.
— Это очень долгая история, ваше величество.
1) Уксус — символ ревности в Китае.
2) Из Дао Дэ Цзин.
3) Аналог русской пословицы «кто кашу заварил, тому и расхлебывать».
4) Устойчивое образное выражение. Так говорится о том, кто, добившись своей цели или достигнув успеха, забывает (или даже убивает) тех, кто ему помогал и служил верой и правдой.
5) «Не доешь — возьмешь с собой» — образно: расхлебывать последствия; быть не в силах вынести; попасть в серьезные неприятности.
6) Пословица, означающая, что, принимая что-то от другого человека, потом неудобно выступать против него или говорить о нём дурно.
7) Несколько искаженная идиома о способности отвечать за свои слова или доказать высказывания чем-то весомым.
8) По некоторым источникам, прообраз Яньло-вана в древности был жестоким полководцем, которому в наказание залили в глотку раскаленную медь. Тут же повторю, что «охровый рот» — образное выражение, описывающее человека, непостоянного в словах и принципах.
9) Подобный миф действительно существует, но не совсем в этом виде
10) Согласно некоторым версиям мифов о Диюе, Циньгуан-ван является главой Диюя, а Яньло-ван был смещен с этой должности, поскольку не препятствовал душам людей, погибших от несчастных случаев, возвращаться на землю.
11) Устойчивое выражение, означающее, что вещи в крайнем проявлении оборачиваются своими противоположностями.
В Небесные Чертоги Юэ Лао возвращался рядом с Цзы Гу — облака под их ногами едва ли не сливались в одно.
Лунный Старец при этом весьма походил на закатное солнце — сияюще-красный, раздувший грудь до шара. И даже его речь была запальчивой, будто он все еще не покинул поле боя.
— Скажи, Цзы Гу, я ведь был великолепен, когда сорвался в Диюй и подсказал Нефритовому Императору способ сделать притязания праведными? А как мой совет смутил демоническое войско? Я ведь был могуч, как сотня тигров, раскидывая демонов среди молний?
«Да-да», — только и кивала повелительница судеб, закатывая глаза.
Не успокаивался Юэ Лао до самого Чертога Судьбы, куда невольно увязался за попутчицей.
— Я ведь был бесстрашен и неуязвим в этой битве?
— Разумеется, был, — чопорно фыркнула Цзы Гу. — И это очень славно — мне не придется выделять время на твое исцеление, как я прежде намеревалась.
Лицо Юэ Лао тут же переменилось.
— Но сейчас ты ранила меня прямо в сердце обманутыми ожиданиями! Хуже демонов! Ах, мое сердце! Мне срочно нужна помощь!
С этим Лунный Старец схватился за грудь, и Цзы Гу, смешливо закатив глаза, потянула его в свою обитель.
Там она усадила его на топчан к себе спиной и приложила ладони к лопаткам. Духовный поток полился к ним успокаивающей негой.
— Кстати о добросердечии. Ты позаботился о том, чтобы дух Ли Мяо получил свое тело обратно?
— Воскрешениями у нас ведает Лао Цзы. Он обещал, что займется этим сразу, как перестанет икать. — С усмешкой Юэ Лао обернулся. — Красноречие стало проклятьем этому старику — в Поднебесной его теперь цитируют все, вплоть до ничтожного сапожника. Наверное, потому и увещевал народ говорить поменьше… Дао, мол, не выразишь словами…
Из-за ширмы в углу павильона внезапно выступил тигр, и Юэ Лао выпучил глаза.
— Это тот самый людоед, который недавно доставил столько хлопот? Он твой питомец?
— А чей же еще, — усмехнулась Цзы Гу. — Должен же был кто-то исправить учиненный тобой беспорядок.
Юэ Лао со вздохом припомнил погибших у Реки Забвения.
— Признаю, твое проклятье в конце концов сработало. Именно из-за меня случилась эта война с демонами.
— Ты преувеличиваешь, и дело вовсе не в моих предсказаниях, — отмахнулась Цзы Гу и добавила духовных сил ему в спину.
Качнувшись, Юэ Лао почесал голову и снова обернулся.
— Значит, если бы я, к примеру, изначально выбрал короткую нить, вместо того чтобы доказывать тебе свое мастерство, все сложилось бы иначе?
— Нет. — Цзы Гу повернула его голову обратно к ширме. — Будь у тебя короткая нить, на смотринах ты все равно упустил бы девушек, которые собирались стать наложницами императора. А после тебе пришлось бы завязать нить судьбы на евнухе Гао, чтобы спасти императора от его покушений.
Юэ Лао вздохнул.
— Выходит, судьба неизменна.
— Отнюдь. Просто дело не в твоих нитках и не в их длине.
— Тогда как можно было всего этого избежать?
— Просто тебе надо было извиниться, когда мы столкнулись у Верхнего Дворца. Тогда я не разозлилась бы на тебя и не изрекла бы предсказание.
Юэ Лао развернулся к Цзы Гу лицом.
— Так дело в твоих словах?
— Тоже нет.
Юэ Лао нарочито прищурился.
— Значит, ты просто хитришь, чтобы я впредь относился к тебе с большим уважением?
Цзы Гу шлепнула его по лбу.
— Вот дурачок! Если бы ты извинился, я бы не произнесла проклятие, а ты остался бы спокоен и сосредоточен для выполнения своих обязанностей.
— Так что все-таки определяет порядок вещей: любовь или судьба? Раз будущее все же определила моя невежливость, вызванная неравнодушием, значит, любовь главнее!
Юэ Лао задрал нос, а Цзы Гу проскрежетала зубами.
— И снова ты за свое! Если бы я, богиня судьбы, была более равнодушной к твоим выходкам, то сдержала бы проклятие и вместо этого просто пожаловалась бы на тебя Нефритовому Императору. Судьба важнее.
Юэ Лао подсел к ней ближе с лукавой усмешкой.
— Но ведь ты не просто так неравнодушна к моим выходкам…
— Молчал бы ты лучше, бог любви и брака, — прозвучало уже из объятий.
 |
AnfisaScas Онлайн
|
|
Классно, автор! Скоро будет коммент)
|
|
|
AnfisaScas Онлайн
|
|
Итак, начали)
Показать полностью
Дорогой автор, несмотря на объемы вашей истории, я рискую опять ограничиться несколькими словами. Так и тянет написать круто и остановится - вы ведь сами знаете какие достоинства у вашей работы. Вот такой вот я человек))) Но попробую все же разойтись, чтобы фидбэк был под стать истории ) У вас прекрасная, прям в духе восточных мифов и сказок история. Неспешная, атмосферная, увлекательная. Огромное количество специфических китайских определений и понятий плавно вплетены в историю и смотрятся гармонично. По сюжету... После каждой главы мне хотелось спуститься сюда и болтать, болтать... Затянуло) Просто влюбилась в Императора. Мудрый и благородный. Всепрощающий. Любящий... Сплошные достоинства. Все кроме того, что жениться не желает)) Евнух тоже хорош. Такой мудрый, преданный старик... который решил предать своего господина. По заслугам ему была гибель. А остальным заговорщикам - по заслугам раскрытие их заговора. Империя Нефритового Императора и взаимодействия божеств тоже порадовали! Этот старик... И богиня судьбы... Они просто восхитительны) Интересно было читать про евнуха-девицу и императора. Мило и любопытно. Все гадала - что же дальше будет?.. И финалочка... Эпилог волшебный)) Спасибо, дорогой автор! #восточный_ветер |
|
 |
Ндгавтор
|
|
мне хотелось спуститься сюда и болтать противоречивых моментов я даже самому себе отсыпал, пока писал. Китай такой Китай)Все гадала - что же дальше будет?.. Спасибо за эти слова. Думал, что совсем интригу потерял, как козу на развилке))Спасибо, дорогой автор! Пожалуйста))1 |
|
|
AnfisaScas Онлайн
|
|
Анонимный автор
Упоминайте в следующий раз кому отвечаете, уважаемый автор 😂. Так бы ваш ответ и не увидела, если бы случайно не зашла))) |
|
|
Ндгавтор
|
|
AnfisaScas
Ах, верно). Просто вчера уже в полудреме-глаза-в-кучу отвечал. Спасибо, засыпал с приятной мыслью, что моя писанинка зашла) 1 |
|
 |
Сказочница Натазя Онлайн
|
|
Необыкновенно легкая история, с уместным юмором, однако затрагивает многие жизненные темы. Тут и власть, и предательство, и любовь, и влияние судьбы. Мне нравится, что здесь очень хорошо сочетается мир Древнего Китая с его политикой, детализацией и мифологический мир. Мистика вмешивается во все аспекты жизни, от политики до любви. Нравится эта вот ситуация случайной ошибки, когда божество брака случайно связывает императора и главного евнуха нитью судьбы. Очень яркая сцена. Да и вообще, все написано так, что я читала, не отрываясь, картинки истории проносились у меня перед внутренним взором.
Спасибо за историю, было очень интересно) 1 |
|
|
Ндгавтор
|
|
Сказочница Натазя
читала, не отрываясь Хорошо, что история увлекла)Спасибо за историю, было очень интересно) Рад порадовать)1 |
|
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу