Хранитель леса (джен)

В густом лесу, где ветви деревьев сплетались в таинственные арки, а воздух был наполнен ароматом мха и хвои, жил белый оленёнок. Без друзей, без семьи. Без имени. Шерсть его искрилась в пробивающихся сквозь листву лучах солнца, словно первый снег. Глаза были глубокими, будто бездонные озёра, хранящие свои вековые тайны. Даже просто взглянув на него, можно было понять, что он вовсе не простой лесной житель. Звери сторонились его, не чуя в нём родства. Птицы срывались с насиженных мест, едва завидев издали. Он и сам не искал встречи с ними. Он был один, сколько себя помнил. Другой жизни он не знал.

Так бы и жил он в своём тихом мирке, если бы однажды среди привычного шелеста листвы не услышал тихий плач, доносящийся из чащи. Солнце только начало касаться верхушек деревьев, мох пружинил под копытами. Оленёнок шёл на звук, не ведая, кто ждёт его там, в зелёной глуши. Это была лиса. Её рыжая шерсть была испачкана грязью, а лапа зажата в капкане. Олень и раньше видел такие жуткие штуки и всегда обходил их стороной. В одном из них, ещё когда был совсем маленьким, он, к своему ужасу, обнаружил лапку енота. Оленёнок знал, что эти ловушки ставит человек, чтобы ловить зверей. Он слышал, как об этом говорят сороки. Но человека он никогда не видел. «Что за зверь такой?» — порой задавался вопросом молодой олень. Ответа он не ждал, ведь его самого боялись едва ли меньше этого человека.

Лиса рвалась, терзала собственную лапу, но капкан держал слишком крепко. Оленёнок видел, каков исход для пленницы. Медленно, стараясь не спугнуть её, он подошёл ближе. Его мех ярким пятном выделялся на фоне густого леса. Конечно, лиса его тут же заметила. Позабыв о капкане, она в ужасе замерла. От лесного изгоя веяло опасностью, ведь каждый щенок, каждый птенец знает, что белый олень не простой зверь. «Он не из нашего мира», — ворчали другие олени. «Он несёт погибель», — кричал тетерев. «Он всегда будет один», — с печалью в голосе говорила мать-лисица. Оленёнок подошёл к капкану, и его морозное дыхание окутало лису искрящейся дымкой.

— Позволь помочь тебе, — неуверенно прошептал призрак леса.

Не успела пленница ответить, его рога засветились мягким светом. Не отводя от них ошарашенного взгляда, лисица недоверчиво кивнула. Опустив голову, молодой олень едва коснулся рогами металла, как капкан тут же с щелчком раскрылся, а рана на лисьей лапе затянулась, будто её и не было.

— Ты волшебный... — прохрипела лиса, не скрывая удивления. Оленёнок улыбнулся:

— Волшебство — лишь часть того, что я могу дать.

Лисица услышала в его голосе не горделивость, а печаль. Она была не глупа, хоть и совсем ещё юная. В её ушастой голове сразу всплыли все слова, что она когда-либо слышала об этом диковинном звере. Лиса сделала верные выводы: Так звучит не хвастовство. Так шепчет одиночество.

— Как твоё имя? Я ведь должна всем рассказать, кто мой спаситель и друг, — не раздумывая ни мгновения более, уверенно заявила лиса.

Оленёнок отступил на шаг в неверии и уставился на склонившую на бок голову лисицу. Не увидев в ней притворства или страха, он всё же ответил:

— Я не знаю.

— Как не знаешь? Разве можно жить без имени? Как же тебя называют? Хотя нет, постой! — опомнилась не по возрасту сообразительная хищница. — Как бы ты сам хотел, чтобы тебя называли?

Олень в сомнениях затоптался на месте. Лиса, обретя свободу, стала именно такой, какой он себе представлял. Однажды он подслушал разговор зайцев за холмом, у которого отдыхал. Один жаловался, что едва успел унести ноги от проворной, ловкой, свирепой хищницы, а другой сетовал на любопытство и бесцеремонность этих рыжих бестий. Лиса и правда оказалась любопытной: она задавала вопросы, ответов на которые у оленёнка не было. Но может ведь так быть, что она вовсе не так бесцеремонна, как говорил заяц. В конце концов, в одном зайцы ошиблись: она оказалась не такой уж ловкой, раз угодила в капкан. Возможно, зайцы ошиблись и в остальном, и она совсем не такая страшная хищница. «Или не все лисы одинаковые», — в надежде подумал оленёнок.

Лиса тем временем уже успела размять лапы, довольно потянуться и умыться. И теперь она, стелясь, кружила вокруг длинных ног спасителя, словно искала слабое место. «Словно готовится напасть!» — ужаснулся молодой олень. Завертев в панике головой, он часто задышал. Лисица, будто и не замечая его страха, снова заговорила, всё ещё разглядывая:

— Ты высокий. Но это обычно для твоего племени. Рога у тебя занимательно горят... Светлячок? Нет, мне не нравится. Вот меня скучно назвали: Рыжая. Просто за мех. Знаешь, сколько нас таких «Рыжих» по лесу бегает? — не унималась лисица. — Вот! И не счесть! А у тебя мех необычный. Дай подумать... Снежок!

Она резко подскочила, то ли радуясь своей придумке, то ли желая вцепиться острыми клыками в горло. Олень от неожиданности оступился и неуклюже сел на траву, так и не заставив себя оторвать взгляд от лисы. Теперь он видел её глаза: они были золотистые. А среди крохотных искорок он разглядел тонкий, как волосок, зрачок. У него глаза были совсем не такие. Он видел их в отражении в реке. Очарованный этими искорками, он даже позабыл о собственном страхе.

— Значит, тебе нравится, — тут же нашлась лиса. — Теперь ты Снежок, — заявила она, не оставляя места для сомнений.

С того дня лисица не отходила от оленя ни на шаг. Лишь отправляясь на охоту, она оставляла его одного.

Лунный свет серебристыми нитями сплетался в кронах могучих деревьев в дивный узор, когда чуткий сон молодого оленя потревожил хруст ветки совсем рядом с елью, под которой он устроился на ночлег. Резко подняв голову, он прислушался: тишину леса нарушали лишь привычные звуки, но тревога не отпускала. Она витала в воздухе, но олень никак не мог определить, откуда она исходит. «И лиса ещё не вернулась с охоты. Может ли быть, что с ней что-то случилось? Снова угодила капкан? Или человек?» — тяжело задышал олень, перебирая картинки одну страшнее другой. Он уже привык к озорной хищнице и к её странному пониманию дружбы. Порой она его пугала, даже кусала за ноги. Временами, весело рассказывая о своих ночных похождениях, хрустела костями только что добытой дичи у него на глазах. Но даже такую её он терять не хотел.

Так и не разобрав, откуда берут начало истоки угрозы, молодой олень аккуратно выбрался из-под пышных еловых лап. Вновь огляделся и тихо пошёл на звук, что разбудил его. Однако не успел оленёнок выйти на брусничную полянку, как на его шее затянулось что-то тонкое. Через мгновение ещё одна верёвка оказалась наброшена на небольшие рога.

— Я же говорил, что он существует! Смотри, какая шкура!

— Роскошная. Не поспоришь.

— Точно снег. Красавец.

Олень затрепыхался, стараясь сбросить удавку, но силы были явно не равны. В панике он потерял контроль над собой. Его рога засветились, и в один момент пленителей отшвырнуло в стороны. Но тут раздался гром, словно сами небеса разгневались. Молодой олень замер. Теперь он видел его, человека. «Вот он, значит, какой. Это он повелевает грозой», — в страхе сообразил оленёнок. Другие уже оклемались и вновь схватились за верёвки, но больше им не пришлось прилагать усилий — олень не сопротивлялся. Он не отрывал взгляда от человека с волшебной палкой.

— Что это было? — раздалось справа.

— А мне почём знать? Но за это чудо нам отвалят куда больше, чем за его шкуру, — пробасил кто-то позади.

Следовать за рукой, что тянет верёвку на шее, не сводить глаз с повелителя грозы — что может быть правильней? Оленёнок уже пересёк поляну, перешёл через ручей и почти добрался до соснового бора. Его пленители, не переставая, зарывались в его шерсть, ощупывали рога и не умолкали. Их прикосновения неприятно жгли кожу, а громкие голоса резали слух. Но олень не сопротивлялся, лишь изредка прикрывал глаза. «Наверное, мне это снится, — думал он. — Иногда зверям снятся плохие сны. Рыжая так говорит. Она говорит, что к ней во сне часто приходят охотники. Может, ко мне в плохом сне явился человек с волшебной палкой?» Но от этого человека слишком ярко веяло неприятным незнакомым дымом. Обычно во сне нет запахов и вкусов.

Перебираясь через огромное поваленное дерево, человек вдруг исчез. А затем по лесу разнёсся невыносимо громкий крик. Олень заметался в попытке спрятаться от него, однако верёвки ему не позволили. А уже через секунду он обо всём позабыл. Быстрая ловкая тень юркнула из-за того широкого ствола и устремилась к нему. Но в последний момент она прыгнула куда-то в сторону, затем скользнула под ногами и вихрем бросилась на оставшегося на ногах человека.

— Беги! Чего стоишь? Живо! — Острые зубы сомкнулись на его ноге, и оленёнок, не разбирает дороги, понёсся вглубь леса. Ветви цеплялись за его рога, сучья царапали бока, а корни то и дело вылезали из земли, чтобы помешать ему спастись от погони. Он слышал, как позади кто-то дышит. Слышал голодный рык и бежал ещё быстрее, пока не сорвался с высокого холма, на который сам не заметил, как взобрался.

— Тихо, тихо, — послышался знакомый голос, — здесь они нас не достанут. Теперь можно и передохнуть. А утром мы уйдём глубже в лес. Туда, куда даже волки не ходят.

Олень во все глаза смотрел на испачканную бурыми пятнами морду лисы и никак не мог успокоиться. Наспех умывшись, лисица улеглась ему под бок. Оленёнок и не заметил, как сердце перестало трепыхаться, словно раненая птица.

— Этот человек повелевал громом. Он волшебный, — прошептал олень, всё ещё не веря, что всё закончилось для него хорошо.

— Это охотники. Никакого волшебства в них нет. А вот ты — другое дело.

Лиса привстала и, грациозно размяв лапы, уселась напротив. Не отпуская оленёнка из плена своих золотистых глаз, она продолжила:

— Пока ты ещё молод и глуп. Не так глуп, как остальные, но ни себя, ни мира вокруг ты совсем не знаешь. Они тебя сторонятся, ведь ты другой. Но я сразу поняла, что ты неспроста такой... Особенный.

Лиса обошла его по кругу, шутливо цапнув воздух у самого уха.

— Но скоро ты станешь большим и сильным, и все те, кто обходил тебя стороной, будут слагать хвалебные песни о тебе. Восторгаться. Преклоняться.

Уже не голос, а тихий шелест листвы невесомо коснулся слуха, убаюкивая, погружая в глубокий спокойный сон:

— А пока ты набираешься сил, я буду тебя защищать. Я всегда буду рядом. И сейчас, и после. Я ведь лиса. Мы дальновидные.