Принц Полукровка: Изменённый рецепт | Детство (джен)

Первые лучи солнца били в окно. Едва почувствовав эти робкие тёплые прикосновения, тощий мальчик лет девяти проснулся и резко сел на кровати. Протерев глаза кулаками, он развернулся в постели и опустил ноги на пыльный пол из чёрных досок.

На несколько секунд он наклонил голову вперёд, завесив лицо шторой из длинных тёмных волос. Затем встал и тихо, бесшумной походкой направился в ванную. Идя по мрачному дому, стараясь избегать особенно скрипучих половиц, он то и дело останавливался и прислушивался: не проснулись ли другие обитатели дома? Храп, доносившийся из гостиной, был ему ответом. Значит, Тобиас ещё спит.

Маленький Северус Снейп перестал называть своего родителя отцом ещё давно, когда мальчику было всего шесть лет. Тобиас тогда пьянствовал лишь пару раз в неделю, но и эти разы становились настоящим адом для его жены и сына. Глава семейства совершенно не умел сдерживать себя — ни в трезвом, ни тем более в охмелевшем состоянии. Словесные и физические нападки отца окончательно разочаровали юного Северуса в нём, и он даже в мыслях стал называть родителя по имени. Отец же обращался к нему не иначе как «щенок» или «ведьминское отродье».

Мать всегда просыпалась рано и спешила на кухню, чтобы приготовить ещё не ушедшему на фабрику Тобиасу завтрак. Если предшествующим утру вечером, когда её муж обычно возвращался с посиделок со своими друзьями в баре, сын не попадался отцу на глаза, завтрак доставался и младшему Снейпу. Но случалось такое редко. По пьяни у Снейпа-старшего всегда появлялись какие-то претензии к сыну, чаще всего мелочные и ничем не обоснованные. Даже если мальчишка тихо сидел у себя в комнате и они не пересекались, Тобиас мог найти причины, чтобы подняться на второй этаж в комнату Северуса и выказать всё своё недовольство «выродком». Иногда подобные выговоры подкреплялись оплеухами, а если ребёнок начинал огрызаться, то дело кончалось синяками или фингалом.

Полная темнота в коридоре, ведущем на кухню, уведомила Северуса о том, что он единственный в доме, кому не спится в подобную рань.

Дойдя до ванной, Северус увидел приготовленный матерью с вечера тазик с водой, что свидетельствовало о том, что не ходивший уже пару дней на работу Тобиас так и не оплатил коммунальные услуги. Сильной проблемой это не было. Мама Северуса Эйлин была волшебницей, и можно было наколдовать огонь в камине, но для этого нужна была палочка, которой Северус в силу возраста ещё не имел.

Ах, как же Северус хотел себе волшебную палочку! Вот бы для того, чтобы в те зимние дни, когда на фабрике задерживали зарплату и чета Снейпов должна была ходить по дому в теплой одежде, чтобы не замёрзнуть, Северусу не нужно было подходить к маме, чтобы она вновь зажгла огонь в камине, а делать это самому! Взмахнул палочкой, произнёс заклинание — и вот будто живое пламя уже весело пляшет по воле юного укротителя!

Северус иногда тайком брал мамину волшебную палочку, хотя она запрещала, и пробовал разные заклинания. Он чуть ли не завизжал от восторга, когда с первого раза после короткого пасса палочкой и возгласа «Люмос!» его крошечную комнату озарил магический шарик света. Однажды он также попробовал заклинание агуаменти, и хотя вода была холодная, решил принять душ с помощью магии. Ох, и влетело же ему, когда Эйлин среди ночи услышала шёпот сына и его тихое попискивание, едва почти ледяная вода достигала кожи, и, не заметив при себе палочки, всё поняла. Она единственный раз в жизни выпорола его при помощи магии, использовав специальное заклинание, чтобы царапины болезненно кровоточили и заживали как можно дольше. Было ужасно больно, просто нестерпимо, и… обидно. Но даже порка не омрачила его радости от личного достижения — до того, как мама засекла его, он успел попробовать заклинание инсендио, и оно сработало!

Теперь он жил с полной уверенностью, что когда у него появится личная палочка, зимой, когда по странной ежегодной традиции Тобиасу вновь задержат зарплату, он не будет замерзать. Но сейчас за окном стояло лето, и единственным неудобством от решения главы семейства потратить средства на буйные праздники со своими друзьями было отсутствие воды. Благо, Северус попросил маму наколдовать воды и помылся вчера вечером, ещё до возвращения домой старшего Снейпа, и сейчас тихонько, стараясь создать как можно меньше всплесков, зачерпнул прохладную жидкость ладонями и окунул в них лицо.

Обычно это помогало мальчику проснуться. Сегодня в этом не было никакой необходимости. Его голова прояснилась спустя считанные секунды после пробуждения. Ещё прошлым вечером Северуса будто каждую секунду било током от волнения. Даже лёжа в кровати, мальчик не мог перестать слышать стучащее словно у самого уха сердце. Он вообще не представлял, как смог уснуть. Сегодня был очень важный день. Сегодня Северус должен был сделать то, что планировал несколько дней.

Неделю назад, в последний учебный день в школе, в которую, как выражался Северус, «сдали» его родители, он столкнулся в коридоре с рыжеволосой девочкой: Северус шёл, витая в своих мыслях, а она на ходу что-то искала в небольшом пенале. В результате содержимое пенала разлетелось по всему полу, и Северус мог поклясться, что, когда под вытянутые с целью смягчить падение ладошки девочки попала ручка, он слышал треск и видел, как под её указательным пальцем торчал длинный отколовшийся кусок пластика.

Он пробормотал под нос извинения за собственную невнимательность, но девочка, рассмеявшись, отмахнулась и принялась собирать разлетевшиеся вещи. Северус бросился помогать ей и обнаружил, что сломавшаяся ручка оказалась абсолютно целой. Ни единой царапинки на поверхности не было. Скрывая волнение и любопытство, он секунду повертел в пальцах ручку и протянул её владелице.

После этого Северус решил, что найдёт дом своей новой знакомой — всё-таки в магловскую школу ходили в основном ребята из соседних кварталов — и убедится в своей догадке. И если его предположение подтвердится, он обязательно подружится с этим рыжим лучиком.

Он. Сделает. Это. Сегодня.

Северус несколько дней подряд, убегая из дома ранним утром и возвращаясь почти к ночи, наблюдал за девочкой и окончательно убедился в своей гипотезе — она тоже волшебница! Как же Северус был рад тогда. У него наконец появится возможность хоть с кем-то обсудить магию!

Мать никогда не любила отвечать на его вопросы, да и в целом общаться с Северусом не горела желанием, ограничиваясь сухими приветствиями, а на вопросы сына огрызалась.

У Северуса было отличное предчувствие. Пока он следил за девочкой, которую, как он узнал, зовут Лили, он невольно восхищался тем, какая же она добрая. Ему так и хотелось плюнуть на всё и подойти к ней просто так, даже если она обычная девочка без способностей! Ведь она такая… волшебная. Он ловил каждую её улыбку, внимательно вслушивался во фразы, после которых вначале в её глазах загорались искорки, от которых эти изумрудные озёра будто оживали, а потом она заливалась искренним звонким смехом, чтобы потом он мог шутить для неё… Но Северус упорно держался на расстоянии, потому что не знал, о чём ещё она захочет с ним поговорить, если не о магии.

В магловской школе Северус популярностью не пользовался. Он не обладал привлекательной внешностью. Скорее наоборот, многие дразнили его за крючковатый нос, который любили сравнивать с клювом, за то, как он, удивляясь, поднимал бровь, и, конечно, за старую одежду. Естественно, их пыл не угас и тогда, когда он начал носить мамины рубашки после того, как собственные стали малы, а свободных денег у родителей не было. Северус внутренне иронично смеялся, когда сверстники предъявляли ему за угрюмость.

Также из-за нестабильного питания успехами в спорте и тем более местом в школьной команде по футболу похвастаться он не мог. Его худощавое телосложение тоже часто выступало поводом для шуток. Одноклассники часто "смешно" (только по их мнению, конечно) искажали его непривычное для окружающих имя.

Иногда, когда Тобиас терял над собой контроль и Северусу доставалось особенно сильно, он пускался в раздумья о том, как же всё-таки несправедливы нападки одноклассников. Легко выглядеть как с иголочки, когда живот полон и в распоряжении около десяти комплектов школьной формы. А по поводу его вечно хмурого выражения лица — это вообще смешно. Легко быть счастливым и беззаботным, когда дома ждут любящие мама и папа, карманы полны сладостей, а вокруг друзья.

Но Северус не любил себя жалеть. Более того, ловя себя на мысли о том, что он грустит из-за своей «тяжёлой судьбы», мальчик начинал себя ругать, убеждая, что «нормальная у него жизнь, а он тут нюни распускает», и мысли об одноклассниках или родителях сменялись самобичеванием, а затем спустя несколько минут перескакивали на новую тему.

Мальчик не страдал от одиночества. Ему всегда было о чём подумать, а благодаря самоиронии у него даже была возможность подискутировать, пусть и с самим собой. Он любил анализировать своё и чужое поведение, придумывать, как стоило ответить школьным задирам, и благодаря этому научился давать отпор на насмешки, саркастически высмеивая хулиганов. Северус учился на своём опыте и гордился этой своей чертой, ведь это позволяло избегать того, что он «наступит на те же грабли».

Вот и сейчас мальчик крался по будто пустому дому максимально тихо. В прошлый раз, когда он пытался уйти из дома до того, как проснутся родители, он отвлёкся на пробежавшую у стены мышь, вздрогнул от неожиданности, запнулся и упал на комод, вызвав ужасный грохот. Тобиас, чья ярость от насильственного пробуждения была усугублена болящей с похмелья головой, чуть не убил новоявленный "будильник". После удара в живот и взгляда на крайне красноречивое выражение лица Тобиаса Северус собрал в тот день последние силы и выбежал из дома. До ночи просидел Снейп-младший на берегу загрязнённой фабричными отходами реки, пытаясь уснуть, чтобы не чувствовать пульсирующей боли в животе, которая при движении была сравнима, как был убеждён Северус, с ощущениями от проворачиваемого в районе печени лезвия. В тот день мальчик был уверен — ударь Тобиас хоть чуть-чуть выше, одним синяком бы не отделался.

Проходя мимо приоткрытой двери в гостиную, Северус кинул молниеносный взгляд в дверной проём и скривился от отвращения. На диване, придерживая во сне одной рукой пустую бутылку самого дешёвого пива, лежал Тобиас Снейп — мужчина лет сорока с тёмно-каштановыми волосами и крючковатым носом, чем-то напоминающим клюв. Северус ненавидел то, что у него и его родителя есть что-то общее, и был рад хотя бы тому, что сходства ограничиваются носом. Он был рад осознавать, что во всём остальном он копия мамы — чёрные, будто вечно холодные глаза, бледная кожа (пусть и не настолько белая, как у Эйлин, — всё-таки магловские гены брали своё), тощий, как и мать, — хотя мальчик не мог гарантировать, что это зависело не от питания.

У родителей не было фотоальбомов и фотографий вообще, и как выглядела наследница рода Принц до замужества и изгнания из семьи, Северус не знал. Скривившись ещё больше, когда взгляд упал на тянущуюся из края рта пьяницы струйку слюней, Северус продолжил свой путь.

Добравшись до кухни без происшествий, он подошёл к неработающему холодильнику. Открыв его, мальчик лицезрел зияющую пустоту. Северус не ожидал увидеть там ничего, но всё равно испытал лёгкую досаду. В животе урчало. Задумавшись, когда он в последний раз ел, и осознав, что, наверное, позавчера, мальчик понял, что нужно хоть что-то найти.

Бросив взгляд на стол и увидев там две пустые тарелки с оставшейся на них шелухой от пшёнки, он ощутил в груди лёгкую надежду на то, что с вечера осталась каша и на него, но мечтам не суждено было сбыться. Эйлин готовила лишь на себя и мужа.

Да, в кладовке лежало ещё полпакета крупы, и Северус был уверен, что смог бы сварить себе кашу. Да что тут говорить, он бы даже на Тобиаса сварил, но мальчику не разрешалось распоряжаться семейными запасами, и даже захоти он схитрить и стащить пару ложек крупы, он бы не смог ничего добиться. Давным-давно, когда первый газовый баллон закончился и ещё довольно молодому Тобиасу Снейпу надо было приобрести новый, он решил, что раз судьба свела его с ведьмой, то пусть эта колдунья хоть какую-то пользу приносит — экономит средства. С тех пор готовка проводилась исключительно благодаря магическому огню. И опять всё упиралось в строжайший запрет матери на использование её палочки.

Иногда Северусу казалось, что Эйлин запрещает ему просто из вредности, и никакой проблемы, пользуйся он ей, не было бы, только польза.

Вздохнув от досады, Северус мысленно взмолился высшим силам и подошёл к хлебнице. Тут его ждала удивительная радость, даже две: первая — хлеб был, целых три с половиной ломтя; вторая — можно было поесть и, возможно, не навлечь на себя гнев Тобиаса за то, что отпрыск "разоряет его запасы".

Северус аккуратно взял начатый кусок, отрезал от него тонкую полоску и, сунув её в карман, вернул кусок обратно в хлебницу. Затем он двинулся к выходу из дома. Бесшумной тенью проскользнув к двери, мальчик взял старые башмаки Тобиаса, которые тот отдал сыну, когда от них окончательно отлетела подошва. Северус смог без палочки починить подошву, но попытки уменьшить ботинки до нужного размера не увенчались успехом. Он смог лишь изменить их на несколько размеров, но они всё равно оставались велики. Более досадно было то, что башмаки уменьшились ещё и неравномерно, и сейчас Северус засовывал ноги в два огромных и как будто разных ботинка.

На всякий случай Северус накинул на плечи старую отцовскую куртку и осторожно выскользнул на улицу. Аккуратно закрыв входную дверь, он громко выдохнул от облегчения и расслабился.

Мальчик задумался, куда теперь ему идти. Скорее всего, на часах было около семи утра, а Лили, основываясь на наблюдения Северуса, гулять выходила ближе к полудню. Это означало, что у мальчика в распоряжении было около пяти свободных часов. Осознав, что он не продумал, чем ему заниматься всё это время, мальчик громко фыркнул, постаравшись вложить в этот незамысловатый жест всё презрение к своей глупости, которое ощущал.

Что ж, это урок на будущее — планируй лучше.

Мальчик погрузился в свои мысли и двинулся по мрачным улицам Паучьего тупика. Почти на каждом углу его поджидало неприятное воспоминание.

Тут он впервые подрался с компанией пацанов на пару лет старше Северуса, живущих неподалёку, которые принялись задирать щуплого и уродливого мальчика. Конечно, в одиночку он выстоять против нескольких старших, к тому же более сильных и лучше питавшихся, не смог, и это больше походило на публичное избиение, но гордая натура Северуса не могла ему позволить быть избитым, поэтому он с бесшабашностью разъярённого волчонка махал руками, а после того как его за них схватили, пытался вырываться, царапался и даже пару раз безуспешно клацал зубами в попытках укусить обидчиков.

А здесь впервые покусали Северуса. У одного из соседей сбежал бульдог и напал на ничего не подозревающего возвращающегося из школы мальчика. Долго хромал бы Северус, да и шрам наверняка бы остался, если бы не мамины зелья.

В раздумьях Северус дошёл до парка. Он бы так и шёл на автомате, куда глаза глядят, не отдавая себе отчёта в своих действиях, но с очередным вдохом почуял знакомый аромат хвои и, чуть встряхнувшись, чтобы очнуться от мыслей, огляделся. Мальчик легко сориентировался. Обшарпанная, во многих местах растрескавшаяся и явно давно не обновляемая дорожка, серые лавочки со слезающей краской, редкие столбы фонарей говорили сами за себя.

Парк, который, как любил думать Северус, служил мостом между богатым и бедным районом, делился на две части. По другую сторону реки часто проводили ремонт, там были велодорожки и даже небольшой футбольный стадион. Фонари там стояли каждые несколько метров, и когда Северус гулял вечерами, он всегда предпочитал пройтись там — поспокойнее как-то.

Вот и сейчас мальчик пришёл к выводу, что провести время будет куда приятнее в «богатой» части парка.

Дабы сэкономить время, Северус решил сойти с основной дорожки и свернул на одному ему видимую тропинку. Он редко ходил таким путём. Его особо не интересовал зажиточный район: чаще всего стоило юному волшебнику показать там свой клювоподобный нос, как он чувствовал свою гордость ущемлённой. Сразу появлялось ощущение неполноты, ущербности...

Так что Северус ходил туда только в особенно одухотворённые моменты, например, после прочтения какой-нибудь доброй книги про счастливые семьи. Только тогда смеющиеся маглы, в обнимку сидящие перед мерцающими экранами, молящиеся перед ужином, держась за руки, приносили ему тёплые чувства.

Единственное, что нравилось Северусу в маглах, — их культура. Ему очень нравились магловские книги, особенно про рыцарей, аристократов, храбрых и благородных принцев, спасающих своих принцесс, про справедливых и умных королей. Но вот истории про волшебников ему не «заходили». Ну не получалось у маглов угадать с описанием магии! Иногда их догадки оказывались близки к истине, но точного попадания не случалось никогда. В их книгах волшебники либо становились всемогущими, либо выглядели беспомощными. Никто не колдовал волшебной палочкой — вместо этого они занимались какой-то чепухой: исполняли нелепые ритуалы, бормотали бессмысленные фразы на родном языке, больше напоминавшие детские кричалки, чем заклинания.

Были и другие проявления магловской культуры, которые вызывали у Северуса уважение. Иногда на уроках рисования в школе им приносили настоящие профессиональные картины и просили попробовать повторить произведение искусства максимально приближённо к оригиналу. У Северуса неплохо получалось рисовать, но до действительно высокого уровня ему было как до Хогвартса пешком. Можно было попробовать развивать этот зародыш таланта, и, возможно, что-то из этого вышло бы, но что-то долго, да и зачем надо?

Иногда, прогуливаясь по "новой" части парка, Северус останавливался у столпотворения маглов, которые воодушевлённо слушали приезжих музыкантов. Мальчик не мог не признать: играли и пели замечательно, но в полной мере их таланты оценить у него не получалось — толпы всегда вызывали у него раздражение, и ему не удавалось психологически отгородиться от окружающих его людей, так и норовящих под влиянием им одним известного ритма сшибить щуплого мальчишку, да и не разбирался Северус в музыке от слова совсем.

Идти в ботинках, которые не только ужасно велики, но ещё и разных размеров, по неровной поверхности — то ещё удовольствие, так что мальчик шёл неспешно, благо времени было предостаточно. Как припомнил Северус, вчера поздно вечером был довольно сильный дождь, и ноги еле заметно вязли в земле, что дополнительно усложняло ходьбу. Со всех сторон то и дело сваливались одинокие капли, и по велению каких-то внутренних, необъяснимых инстинктов Северус вдруг поднял голову и посмотрел вверх. Лес на этом участке был редким и не очень высоким, и небо прекрасно было видно сквозь кроны деревьев. На нём не было ни облачка, только грязный дым тянулся тонкой полоской со стороны фабрики.

Северус продолжил свой путь, периодически останавливаясь, когда слышал какую-нибудь необычную птицу, и пытался углядеть её на ветках. Спустя, наверное, полчаса, Северус вышел на основную дорожку. Под ногами оказался гладкий асфальт, что свидетельствовало: он достиг своей точки назначения. В этой части своего района Северус ориентировался достаточно неплохо: не обременённый никакими занятиями, кроме школы, он часто ходил «куда ноги приведут», чтобы найти укромное место и почитать очередную книгу, потом и кровью добытую в местной библиотеке. Наслышанная о его семье, библиотекарша даже спустя год безупречного отношения с книгами, которые выдавались Северусу, относилась к мальчику предвзято, видимо, опасаясь за то, что Снейп младший, подобно его отцу, будет искать любые способы, чтобы найти деньги на крепкие напитки или ещё какое-нибудь непотребство. Аргументы о том, что подозреваемому в алкогольной зависимости всего девять с половиной лет, игнорировались.

Заметив, что в парке уже появились первые люди, а именно неугомонные бегуны, Северус осознал: с каждым моментом их будет всё больше. Поэтому он решил, что раз у него выдалось полностью свободное время и, к его огромному сожалению, без книги, он попробует походить и понаблюдать за разными личностями. Около полутора часа он ходил по парку, всматриваясь в лица, мимику и жесты людей, краем уха слушая их разговоры.

Вдруг его внимание привлекла пара, состоящая из мальчика, на вид чуть старше Северуса, и, видимо, его матери, которые счастливо обнялись, когда женщина купила парнишке мороженое. Юный Снейп услышал, как она сказала: «это тебе за то, что ты у меня такой умник». После того как она похвалила его не за высшую оценку, а за то, что видела, как он старается, у Северуса в груди больно кольнуло.

Перед глазами непрошено всплыло воспоминание о том, как он стоит с табелем оценок, по которому видно, что он безупречный ученик.

— Мама, смотри, у меня высшая оценка по всем предметам! По всем, представляешь? Профессор Дженкинс сказала, я лучший ученик в классе, а ещё...

Мать, кинув на него полный презрения взгляд, резко осекла его:

— Мне надо подхватить твои дифирамбы? Или начать собственные, в твою честь?

Тряхнув головой и чуть поникнув, излюбленным жестом закрывшись от окружающих стенкой из темных волос, Северус решил бросить наблюдения и начинал путь в сторону квартала, где был расположен дом Лили. До края его сознания донеслось:

— Томас, у нас концерт в два часа дня, а уже почти двенадцать! Нам ещё доехать надо! Пойдём домой!

— Ну, мам, я не хочу на концерт, не моё это — классическая музыка...

Проигнорировав дальнейшие аргументы мальчика, Северус ускоряет шаг. По его подсчётам, сейчас должно было быть около половины одиннадцатого утра, а оказывается, сейчас почти двенадцать. Всё чуть не сорвалось!

Не отдавая себе отчёт, Северус за несравнимо короткий срок долетел до площадки, на которой он каждый день своей слежки видел, как гуляла Лили. Слава Мерлину, площадка пуста.

Устроившись за широким кустом, Северус устало уселся на тёплую землю и, немного облокотившись на своё укрытие, закрыл глаза и попытался выровнять сбитое дыхание.

Вновь возвращается уже почти забытое ощущение, которое накрыло его вчера вечером. Вновь стук в ушах, замутнённые волнением мысли, сто вариантов развития событий проносятся перед глазами каждое мгновение, и все одинаково неправдоподобны и нелогичны. Северус пытается успокоить разогнавшееся до невозможного ритма сердце посредством дыхательных практик, но это не приводит к видимым результатам.

Спустя примерно полчаса (как думает Северус — хотя своим внутренним часам он теперь доверяет куда меньше, ишь как подставили!) появляется Лили и тощая высокая блондинка с длинной шеей и похожим на лошадиную морду лицом, как знает юный волшебник, — Петунья. Они весело о чём-то болтают. Только когда до площадки им остаётся около десяти метров, до острого слуха Северуса долетают обрывки их фраз, которые с каждой секундой становятся всё чётче.

— Туни, а помнишь, как тот очаровательный чёрный котик миссис Фигг прыгнул ко мне прямо со шкафа? Он был такой милый! — Лицо Лили выражало беззаботную мечтательность. «Лошадеподобную морду», как называет это Северус, её собеседницы искажает гримаса отвращения и злости, обращённая к... Лили. Северус удивлённо вскидывает бровь в немом вопросе, хотя знает, что девочки этого не заметят: как можно злиться на Лили, особенно на такую, беззаботно счастливую?

— Не помню никаких милых и очаровательных чёрных котиков, Лили! — поджимает губы Петунья.

— Ну как же, Туни, ты же его пол-утра гладила, как можешь ты не помнить его? — у Лили резко меняется тон голоса и выражение лица становится предельно серьёзным и внимательным. — Ты себя хорошо чувствуешь? — После подобного намёка (хотя Северус был уверен, что Лили ни на что не намекает, уж слишком она честная и добрая) лицо Петуньи искажается от нескрываемой ярости.

— Лили! Я просто так выразилась, помню я его!

— А зачем ты сказала, что не помнишь? — Совершенно искренне и наивно спрашивает младшая Эванс, склонив влево голову и очаровательно хлопнув пару раз тёмно-коричневыми, почти чёрными густыми ресницами.

Петунья вскидывает кулак перед самым носом Лили, и Северус дёргается в порыве защитить рыжеволосую девочку, но, едва не выдав себя, осознаёт, что блондинка лишь хочет показать что-то на тыльной стороне ладони. Северус вскипает от желания отомстить, когда видит, что Лили испугалась.

— Да он меня оцарапал! Просто так!

— Вообще-то ты в тот момент хотела подсыпать миссис Фигг соль в чай, потому что она сказала, что у тебя недостаточно сладкие булочки.

В этот момент Лили уселась на качели, подмяв под себя платье. Старшая сестра последовала её примеру и опустилась на соседние.

— И что с того коту? — почти выплюнула юная леди. Петунья будто с каждым словом Лили становилась всё злее, хотя Северусу кажется, что она уже достигла своего пика злости, когда подозревала Лили в намёках.

Она хмуро наблюдала, как Лили медленно раскачивается, а сама сидела прямо.

— Может, он понял, что ты хочешь обидеть миссис Фигг?

— Да не мог кот этого знать! Не умеют такого коты! Всё время ты ищешь какие-то невероятные объяснения всему! — выкрикнула блондинка. Лицо Петуньи исказилось от гримасы осуждения и презрения.

— Ладно, не умеют, так не умеют, Туни, — как-то устало и понуро согласилась рыжеволосая девочка. Северус чётко расслышал в её голосе грустные нотки и был готов уже сорваться, чтобы прогнать эту Петунью, которая смеет обижать это маленькое чудо.

Лили начала медленно набирать скорость. Северусу иногда казалось, будто качели замирают в высоте дольше, чем нужно.

— А тебя всё ещё дёргает за косички тот светленький мальчишка? — внезапно сменила тему Петунья.

— Ага. Но я сегодня подшутила над ним... — Лили хитро улыбается и прикрывает глаза. Качели ещё сильнее ускоряют ход.

— Как? — резко спрашивает почувствовавшая неладное старшая сестра.

— Секрет, — с улыбкой полушепчет рыжая бестия и, бросив полный дьявольских огоньков взгляд на собеседницу, резко отворачивается, и Северус заворожённо наблюдает, как алые в солнечных лучах волны волос мягко ложатся ей на плечи.

— Всё у тебя легко получается! И с мальчиками, и в учёбе... — лицо старшей резко становится надменным и жестоким и она продолжает с щедрой долью желчи. — Удивляюсь, как учителя не расплакались от гордости, когда вручали тебе многочисленные грамоты. — выражение её лица вновь меняется, но Северус не успевает его проанализировать. — Тебе всё слишком просто даётся, ты ведь почти не учишься! Это ненормально! — завистливо выплевывает Петунья.

— Туни, я стараюсь! Я много времени уделяю учёбе! Как ты не видишь? — возмущённо выдаёт Лили, но без злобы, будто оправдываясь. Чтобы выплеснуть эмоции, она начинает шире болтать ногами, и качели взлетают выше и выше, неестественно выше, и теперь Северус чётко видит, что был прав: качели на секунду замирают на самом пике.

— Лили, не смей! — вскрикивает в ярости Петунья.

Но девочка раскачалась до самой перекладины и взлетела, буквально взлетела, понеслась в небеса, громко смеясь, но не рухнула на асфальт площадки, а пролетела по воздуху, словно акробатка, продержавшись в воздухе небывало долго и приземлившись небывало легко. Северус восхищённо приоткрывает рот. Его так и тянет попробовать повторить этот её трюк.

— Мама тебе не велела! — не сдаётся Петунья, каблуками строгих туфель тормозя качели, после лязга которых у Северуса несколько секунд звенит в ушах. Петунья, как ей кажется, грозно встаёт перед младшей сестрой и подпирает бока руками.

— Мама сказала, что тебе нельзя, Лили!

— Но у меня всё прекрасно, — сказала Лили, всё ещё смеясь. — Погляди, Туни. Смотри, что я умею.

Петуния огляделась. На площадке не было никого, кроме девочек и Северуса, хотя они об этом не знали. Лили подобрала цветок, упавший с куста, за которым притаился мальчик. Когда она подошла, Северус задержал дыхание и испуганно замер. Петуния подошла, явно разрываясь между любопытством и осуждением. Лили дождалась, пока Петуния подойдёт достаточно близко, чтобы всё видеть, потом протянула ладонь. Лепестки цветочка стали открываться и закрываться подобно необычной многогубой устрице.

— Прекрати! — завизжала Петуния.

— Ничего он тебе не сделает, — сказала Лили, но зажала цветок в руке и бросила его обратно на землю.

— Это неправильно, — заявила Петуния, но всё же проследила взглядом за полётом и падением цветка. — Как ты это делаешь? — добавила она с неприкрытой завистью в голосе.

— Но разве это не ясно? — Северус больше не мог сдерживаться и выскочил из-за кустов. Петуния завизжала и отбежала к качелям, но Лили, хоть и страшно удивлённая, осталась там, где стояла. Мальчик вдруг пожалел, что выдал себя. При взгляде на Лили на его щеках землистого цвета вспыхнул тёмный румянец.

— Что ясно? — спросила Лили.

Северус был взволнован и занервничал. Бросив взгляд на Петунию, шатающуюся вдалеке возле качелей, он понизил голос и ответил:

— Я знаю, кто ты.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты… ты ведьма, — прошептал Северус.

Ему показалось, что она обиделась. Он удивлённо взглянул на неё, приподняв бровь. Да что не так?

— Нельзя говорить такие вещи!

Лили резко обернулась, задрав нос, и пошла к сестре. Северус непонимающе уставился на неё.

— Нет! — попробовал исправить возникшую ситуацию мальчик.

Сёстры смерили его взглядом, полным единодушного осуждения, держась за столбы качелей, словно они давали им убежище.

— Это так, — сказал Северус, глядя в изумрудные глаза Лили и стараясь, чтобы его голос не дрожал при этом. — Ты ведьма. Я наблюдал за тобой. Но в этом нет ничего плохого. Моя мать такая же, и я волшебник.

Смех Петунии обдал его, как холодный душ.

— Волшебник! — прокричала она, осмелев после шока из-за его неожиданного появления. — Я знаю, кто ты. Ты тот самый Снейп! Они живут в Паучьем тупике, у реки, — пояснила она Лили, и по её тону Северус понял, что этот адрес — отнюдь не его козырь в рукаве. — Зачем ты за нами шпионил?

— Я не шпионил, — возразил Северус, которому было жарко и неудобно на солнцепёке, да ещё с загрязнившимися из-за жары волосами. — Уж точно не за тобой, — язвительно добавил мальчик, стараясь передать этим словом все эмоции, которые грубиянка у него вызывала. — Ты — магла.

И хотя Петуния явно не поняла слово, тон она уловила мастерски.

— Всё, Лили, уходим! — взвизгнула она. Лили тут же подчинилась сестре, оглянувшись перед уходом на Северуса. Она будто извинялась перед ним взглядом, или он ошибается? Вдруг он чем-то обидел её? Но чем?

Северус молча стоял, глядя вслед двум удаляющимся девочкам и не понимая, где ошибся. Он так долго ждал этого момента — и всё испортил!

Не сумев сдержать эмоции, он яростно топнул ногой и, поникнув, побрёл домой, где его тоже не ждало ничего хорошего.

В главе есть цитаты из книги «Гарри Поттер и Дары Смерти», глава «История Принца»

Лили поднялась на крыльцо и обернулась, чувствуя на себе чей-то пытливый взгляд. Странный мальчик в огромной серой куртке и рубашке, похожей на женскую, всё ещё стоял на том же месте, откуда она с Петуньей ушла. Младшая Эванс очень удивилась, и, если честно, даже испугалась, когда он вдруг выскочил из-за куста и встрял в их разговор.

Но потом она посмотрела в его глаза. В этих чёрных, на первый взгляд невыразительных глазах бушевала собственная жизнь. Они излучали тепло, благоговейный трепет и восхищение... ей, Лили. Впервые на неё кто-то смотрел так. Да, младшую дочь Эвансов старшее поколение любило безоговорочно, иногда прощая шалости. Родители всегда хвалили её рисунки из школы, воспевали оды её "глубокому таланту", но Лили всегда казалось, что они преувеличивают, что это не совсем искренне. А тут...

Этот странный мальчик с длинными чёрными волосами до плеч и очень забавным, как показалось Лили, носом смотрел на неё как на какое-то божество. Девочка очень смущалась под этим взглядом.

А потом он вдруг обозвал её ведьмой. Или не обозвал? А вдруг он говорил правду? Вдруг и вправду есть магия и всё то, что иногда случалось с Лили, не было чередой совпадений, как уверяли её родители? Ведь живые цветки, замедленное падение, сами по себе чинящиеся вещи — это странно, даже невозможно. Раньше Лили всё пускала на самотёк, не задумываясь, но сегодня, после слов этого сына Снейпов (вроде бы так его назвала Туни), в её голове закрутился калейдоскоп воспоминаний обо всех странностях, и девочка, проанализировав их, пришла к выводу, что, наверное, мальчик был прав.

Как же ожило его лицо, когда она укорила его за грубость! На нём одновременно появились и страх, и смятение, и грусть. Мальчик забегал глазами по сторонам, будто пытаясь найти рассыпанные по площадке подходящие слова. Ой, она же наверняка обидела его тогда своим резким ответом, вдруг подумала девочка. Мальчишка же, скорее всего, не имел ничего плохого в виду, просто не нашёл более мягкого способа выразить свою мысль. Каким же подавленным он выглядел, когда Лили взглянула на него перед тем, как побежать вслед за Туни домой!

Лили вдруг захотелось броситься обратно на площадку, извиниться за резкость и за то, что отвергла его доводы, поговорить с ним. Но тут она вспомнила, как он назвал Петунью каким-то непонятным словом, «наверняка популярным в его районе ругательством», как решила её сестра. Да, Туни насмехалась над его словами про волшебство, но ведь ругаться — это не дело. Девочка вздохнула, решив для себя, что встретится с этим Снейпом позже. Она чуть укорила себя за то, что даже не узнала имя нового знакомого, а называть его по фамилии было неприятно, потому что Петунья очень плохо отзывалась о его семье. Сестра сказала, что его отец — неисправимый пьяница, а о матери ходят самые разные ужасные слухи.

Проглотив свой ужин, Лили уже собиралась выйти из-за стола, как вдруг её остановил вопрос папы:

— Лили, солнышко, всё в порядке? Ты какая-то тихая сегодня, сама не своя прямо-таки.

— Всё хорошо, папа. Просто... Много мыслей, — совершенно искренне ответила Лили.

— Мы сегодня встретили мальчишку Снейпов, — влезла в разговор Петунья. — Из Паучьего тупика.

— Снейп? — насторожился Ричард Эванс, начинающий седеть рыжий мужчина. — Он к вам приставал? Обижал?

— Нет, пап, он просто хотел поговорить, — поспешно ответила Лили.

— Поговорить? — повысив голос, вскинулась старшая дочь Эвансов. — Лили, он же меня обозвал!

— Но ты ведь смеялась над ним! — сама себе удивившись, поддержала зарождавшийся спор младшая. — Он, наверняка, просто защищался, и я даже не уверена, что это было обзывательство. Лично я сегодня впервые услышала это слово.

— А с чего ты вдруг такая добрая к нему? — подозрительно прищурилась Петунья.

Лили не ответила. К щекам подобрался предательский румянец. У неё перед глазами вновь возник этот мальчик. С поникшими плечами, чуть опущенной головой и ужасно грустными глазами, обращенными к ней. Он был маленьким и болезненно худым. Девочка даже подумала, что никогда не видела никого настолько тощего, тем более ребёнка.

Она обратилась к отцу, чтобы он не делал поспешных выводов:

— Пап, всё было нормально. Туни и я катались на качелях, когда к нам подошёл этот мальчик. Потом мы чуть-чуть поговорили, у нас возникло недопонимание, и мы с Туни ушли.

— Недопонимание на какой почве?

— Этот тип заявил, что наша Лили — ведьма, он — волшебник, а его мама, видите ли, волшебница! — гротескно выделяя слова, рассказала Петунья.

— Это правда, — нехотя согласилась Лили. Но поспешно уточнила: — Он так сказал.

— Вот как... Видимо, мальчику тяжело приходится дома, вот он и фантазирует... — задумчиво пробормотал мистер Эванс. — Всё же, девочки, будьте с ним осторожны.

— Пап, он нормальный! — заспорила Лили.

— Лили, судя по всему, вы не очень то и долго общались, а он вам ещё и нагрубил за этот разговор, откуда тебе знать? — высказалась молчавшая до этого мама, а затем поспешно сменила тему. — Девочки, если вы закончили, можете положить тарелки в раковину и идти спать.

Лили с облегчением выскочила из-за стола, быстро сделала, что велели, и, пожелав родителям и сестре спокойной ночи, отправилась в свою комнату. Закутавшись в одеяло, Лили обдумывала сегодняшний день и решила для себя, что если ещё раз увидит этого мальчика, то обязательно подойдёт к нему и обо всём расспросит. И всё равно ей что думают мама и папа, у него ведь такие добрые глаза, это просто не может быть притворством.

Когда Северус вернулся в "старую" часть парка, уже стемнело. Был вечер пятницы, и на одной из лавочек мальчик краем глаза отметил посапывающего пьяницу, видимо, напившегося в честь конца рабочей недели. Юный волшебник удивился самому себе, когда понял, что совершенно спокойно реагирует на то, что видит. Он не почувствовал привычного отвращения и настороженности, которые обычно вызывали у него пьяные люди.

Нехотя он всегда проводил у себя в голове ассоциации с Тобиасом. Мальчик понимал, что агрессивность и чувство вседозволенности напившегося отца не были лишь ему одному свойственными чертами, которые усугублял алкоголь. Часто, когда он в потёмках возвращался домой, к нему приставали похмелевшие соседи. Обычно это были словесные нападки, нужные для вымещения накопившихся эмоций на попавшемся под горячую руку мальчишке, но иногда особенно ретивые алкоголики пытались достать его кулаками. Благо, Северусу всегда удавалось ускользнуть без последствий, но он всё равно старался быть предельно осторожным.

Сейчас мальчику было не до мыслей об отвращении, вызываемом у него пьяницами. С момента его неудачного знакомства с Лили уже прошёл час, но Северус никак не мог очистить своё сознание от мыслей о произошедшем. Его терзали сомнения.

А вдруг он ошибся насчёт Лили? Она так категорично отвергла его слова... Почему? Вдруг он просто видел то, что хотел видеть? Вдруг всё это — лишь игра света и разыгравшаяся фантазия? Тобиас часто твердил сыну, что тот зря тешит себя мыслями о своей исключительности, заявлял, что Северус просто «жалкий, никому не нужный уродец с богатым воображением». Но ведь лошадеподобная сестра каждый раз тоже что-то видела «ненормальное» в действиях Лили? Как же всё запутано, просто ужас...

Если она не ведьма, то наверняка выберет себе друзей из своего богатого — лицо Северуса исказила гримаса отвращения — района. Да хоть этого «светленького мальчика», о котором говорила Петунья, наверняка Лили предпочтёт «сыну Снейпов, живущих в Паучьем тупике, у реки».

Но если она всё-таки ведьма, это значит, что во всём случившемся виноват Северус. Мерлин, что же он сделал не так, почему она так остро среагировала? Ответ никак не приходил к мальчику в голову...

Северус ускорил шаг, насколько позволяли ботинки, делавшие его неуклюжим. С заметным усилием переключился на бесшумную кошачью походку, не желая привлечь внимание со стороны владельца лавочки. Увы, его мечтам не суждено было сбыться, и у него чуть не остановилось сердце, когда со стороны пьяницы донесся тихий, хрипящий голос:

— Северус, это ты?

Вначале мальчик решил, что ему послышалось, поэтому он не стал останавливаться. Откуда алкоголику знать его имя? Да, он всю жизнь провёл в Паучьем тупике, но знакомых у него не было — ни среди взрослых, ни среди детей и подростков. Иногда в гости на очередной хмельной «праздник» приходили коллеги Тобиаса с фабрики, но Северус во время этих посиделок тихо, как мышка, сидел у себя в комнате, стараясь избежать ненужного внимания родителя. Тем временем вопрос повторился:

— Се... — вынужденный собеседник икнул. — Северус, это ведь ты?

Спустя несколько секунд раздумий мальчик решил, что всё-таки нужно понять, кто к нему обращается. Он остановился и резко обернулся. Северус всё своё самообладание направил на то, чтобы не броситься бегом домой. Он узнал пьяницу. Лицо собеседника обрамляли неровно стриженные и слипшиеся от пота патлы, на мальчика смотрели серо-голубые глаза помутневшим от хмеля взглядом, а "вишенкой на торте" предстал крючковатый, похожий на клюв нос. Такой же, к слову, как и у юного волшебника, взирающего на алкаша с несвойственными девятилетнему ребёнку презрением, отвращением и... ненавистью.

— Что тебе нужно, Тобиас? — прошипел Северус и сплюнул, стараясь хоть как-то выплеснуть накрывшую его с головой ярость.

— Щенок, какого чёрта ты... — мужчина вновь икнул. — обращаешься ко мне по имени?

— Ты по пьяни воспринимаешь только последнее слово в предложении, что ли? — съязвил Северус. — Так уж и быть, повторюсь. Что тебе надобно? А, — мальчик, усмехнувшись, продолжил приторно-сладким тоном: — батюшка?

Северус сам подивился, насколько откровенно он сейчас хамит Тобиасу. Раньше мальчик никогда не вёл себя столь открыто, боясь обратить на себя гнев родителя и, следовательно, получить шальным кулаком под дых или, не дай Мерлин, по голове. Видимо, на нём столь сильно сказалась неудача с Лили. На секунду Северус задумался: «А почему, собственно?» И правда, что он так распереживался? Видимо, зря он в дни, когда ждал подходящего момента, чтобы подойти к ней, столько фантазировал о дружбе с этим рыжим ангелочком? Эти размышления дали ему ложные надежды, ощущение счастья, окрылили его, а сейчас он как наяву чувствовал ещё кровоточащие раны от вырванных крыльев. Его свергли с небес на землю. И здесь ему определённо не нравилось.

Чуть тряхнув головой, он постарался сосредоточиться на текущем моменте: Тобиас мог наброситься на него, и Северусу совершенно не стоило отвлекаться и терять бдительность. Он настороженно уставился на молчавшего родителя. Тот, видимо, пытался испепелить взглядом отпрыска. Впрочем, безуспешно. Мальчик совершенно не мог понять, почему Тобиас не орёт на него и не набрасывается, но это не могло его не радовать.

— Я могу идти? — решив рискнуть, выпалил Северус. Конечно, это было весьма самонадеянно, но, слегка расслабившись из-за сдержанности мужчины, юный волшебник решил, что «попытка не пытка».

— Северус, — неожиданно спокойно начал Тобиас. Затем он едва слышно пробормотал, будто стесняясь, насколько это было возможно в его состоянии: — Проводи меня домой.

Мальчик на секунду оторопел, ожидая всё, что угодно, кроме этого. Северус тихо фыркнул, вымещая досаду и пытаясь смириться с мыслью, что даже если он не поможет отцу, тот всё равно найдёт дорогу домой. Только если отцу не помочь, то с утра, когда Тобиас вернётся, мальчику серьёзно попадёт. Северус пробормотал себе под нос: «Иди за мной» — и двинулся быстрым шагом, чтобы оторваться от мужчины хотя бы на несколько метров; всё-таки от того несло дешёвым пивом и потом, а врождённый чуткий нюх мальчика определял и более тонкие «шлейфы». Северус не любил запах алкоголя, да и, конечно, того, какими крепкие напитки делали людей. Мальчик даже дал себе слово, что никогда не будет пить.

Он и представить себе не мог, что случается, если волшебник попадает под алкогольную зависимость. А вдруг магические выбросы случаются и со взрослыми? Мама рассказывала Северусу в общих чертах, что есть три очень опасных «Непростительных заклятья». А вдруг охмелевшие маги бросаются во всех подряд пыточными или убивающими проклятьями? Северус вдруг представил себе, какая ситуация в семье пьяниц-волшебников, и он вновь попенял себе за то, что позволял жалеть себя.

До дома они дошли без происшествий. Тобиас вёл себя несравненно тише, чем обычно. Северус держался на расстоянии, и, наверняка, со стороны могло показаться что эти два человека, отец и сын, не знакомы, а просто идут в одну и ту же сторону. Как только Снейп младший удостоверился, что родитель доставлен домой и дверной замок щёлкнул, мальчик бросился к себе в комнату. Только коснувшись головой подушки, Северус почувствовал, насколько выдохся за несравненно долгий день. Но усталость как рукой сняло, когда его пронзила боль в животе. Он свернулся клубочком на кровати, закусывая губу, чтобы задавить предательские слёзы. Северус быстро понял, что, скорее всего, боль обусловлена тем, что он весьма посредственно питался последние несколько дней. Он вспомнил, как около двух лет назад не ел почти неделю: ощущения, которые он чувствовал сейчас, были один в один, только слабость, взвалившаяся на него тогда, была в разы сильнее. Сейчас он просто чувствовал себя сонно, но это он позволил себе списать на насыщенный эмоциями день. Когда боль в животе чуть поутихла, Северус уснул.

На утро живот не отпустило. Наоборот, боль, как по накатанной, только ухудшалась. Северус осторожно слез с кровати, стараясь не совершать лишних телодвижений, будто это могло ему помочь. Он медленно спустился на первый этаж и отправился на кухню. Было не очень рано, и Северус был почти уверен, что мама уже не спит, так что особенно не беспокоился о конспирации, тем более что совершенно не мог ни на чём сконцентрироваться.

На кухне Эйлин не оказалось. Он осторожно заглянул через приоткрытую дверь в родительскую спальню, но и там не обнаружил её. Видимо, она ушла гулять, или на подработку. Когда Северус, вернувшись и обыскав кухню в поиске пропитания, ничего съестного не нашёл, ему захотелось побиться головой об стенку. Но он устоял от этого желания: даже в магловской школе ему говорили, что он очень умен и способен к обучению, что многого может добиться, и он не собирался повреждать свои мыслительные способности из-за минутной слабости. Северус понимал, что в будущем его голова может сослужить ему хорошую службу и стать его главным козырем, раз с внешностью и происхождением так не повезло.

Страдальчески промычав от безысходности, он взял со стола солонку и пару раз тряхнул ею над ладонью. Держись дома сахар, он возможно бы погрыз его, но сейчас выбора не было. Краем сознания Северус понимал, что ничего хорошего он не добьётся от поедания соли, что это лишь усилит чувство голода и раздражит его желудок, но он не знал, что ещё мог сделать. Оставалось лишь просить у высших сил, у Мерлина и ещё кого-нибудь милосердного, чтобы вечером мать была в хорошем настроении и покормила его. Иначе мальчик не знал, долго ли ещё протянет.

Нисколько не удовлетворившись "завтраком", Северус отправился к себе в комнату, решив, насколько это вообще возможно, отвлечься на чтение. Он заведомо вечером забрал из гостиной пару маминых книг. В основном это были школьные учебники, но также Северус брал у матери словари по латыни, итальянскому, французскому, древнегреческому, древнеарамейскому и африканскому языку суахили. Большая часть заклинаний были именно на основе этих языков, ну и ещё английского.

Мальчику очень нравилось, узнавая о новом заклинании, искать слова, от которых оно образовано. Это было сродне какой-то головоломке. Параллельно с этими поисками он подмечал для себя слова, которые ему особенно нравились, казались благозвучными, и Северус выписывал их на отдельном листке. Ему особенно нравилась латынь. Благодаря этому своему увлечению Северус довольно хорошо научился различать слова из этих языков между собой.

Также Северусу очень нравилось читать учебники по зельеварению. Его мать однажды сказала, что это был один из её любимых предметов, и поэтому у неё было особенно много справочников с рецептами зелий и свойствами ингредиентов. Также на чердаке Северус нашёл несколько выпусков журнала «Вестник зельеварения» десятилетней давности.

Его очень заинтересовали описанные там исследования, и Северус даже фантазировал о том, как в будущем он будет великим зельеваром и его имя постоянно будет красоваться на обложке этого журнала, если его, конечно, всё ещё выпускают. Но, как только перед глазами предстала страница с заголовком «Северус Тобиас Снейп изобрёл новое противоядие», мальчика передёрнуло. Тобиас Снейп... О чём думали родители, давая ему это второе имя?

Северус не желал ничем быть похожим на своего отца. Он мог смириться с этим ужасным носом, который неумолимо портил ему настроение при одном взгляде в зеркало, всё-таки тут ничего не поделаешь, но имя... Его как будто заклеймили... За что?

Северус несколько часов провел, изучая учебники по зельеварению, вычёркивая лишние слова и сокращая громоздкие описания, превращая книгу в лаконичный конспект. Каждый раз, находя несостыковки в разных книгах, Северус брал свою записную книжку и отмечал это там. Он говорил себе, что когда он отправится в Хогвартс, то он обязательно расспросит преподавателя обо всём этом. Если преподаватель не будет обладать нужной ему информацией, мальчик будет готов сам проводить опыты, чтобы найти ответы на свои вопросы. Его неумолимо тянуло к исследованиям.

Он знал, насколько мать ненавидит это его "варварское обращение с книгами", как она любила выражаться, но Северус ничего не мог с собой поделать. Его раздражали ненужные вычурные формулировки, вода в научных текстах, ошибки, которые он уже сейчас, на основе десятков прочитанных книг, подмечал. Он очень гордился собой, когда осознавал, что иногда заранее знает, что будет написано в том или ином предложении с казалось бы новой информацией. Северус чувствовал, что, даже без практики, ему многое, на уровне каких-то врождённых ощущений, было понятно в зельеварении.

Один раз Северус намеренно простудился, просто чтобы понаблюдать за тем, как мама будет варить Бодропёрцовое зелье. Мальчик был в шоке, когда осознал, что почти идеально верно представлял себе рецепт этого зелья, даже никогда не читая его в учебниках. А на последнем этапе приготовления Северус предположил, что если добавить веточку мяты, то зелье станет не столь отвратительным на вкус, но не потеряет свойства. Пока его мать отвернулась, он осторожно подсыпал дополнительный ингредиент в котел и помешал нужное, как ему показалось, количество раз. Его надежды оправдались, зелье отдалённо стало напоминать мятный чай и даже стало терпимым. Единственное, из-за чего все чуть не сорвалось — Эйлин почти отказалась давать его сыну, когда не почувствовала знакомого едкого запаха.

В общем, Северус уже догадывался, каким будет его любимый предмет, но, тем не менее, он не хотел концентрироваться лишь на одном в ущерб другому. Ему также нравились мамины учебники по Защите От Тёмных Искусств, Искусству Магической Дуэли и Чарам, а особенно его заинтересовала книга о темных заклятьях. Северус успел прочитать лишь несколько заклинаний из этой книги, до того как Эйлин, заметив пропажу, забрала у него добычу.

За неимением возможности практиковаться без волшебной палочки, Северус отвел половину записной книжки для того, чтобы записать все заклинания, о которых он успел прочитать. Там же он зарисовывал стойки для дуэлей и делал схему нужного для заклинания пасса палочкой. Он даже отрабатывал нужные движения, хотя сейчас просто с длинной кисточкой. Из-за его увлечения древними языками, он также разбирал заклинания на части, отмечал общие слоги и пытался найти в этом какую-то закономерность. Пока что единственными заклинаниями, в которых он заметил некоторую связь между частью слова и действием заклинания были «Инкарцеро» и «Инсендио». Их связывал лишь слог «Ин», но Северус заметил, что при действии поджигающего заклятия огонь появляется со всех сторон, также как и связывающие путы при использовании «Инкарцеро».

Через какое-то время Северус пришёл к выводу, что читать учебники ему сегодня бесполезно. Да, он успел изучить достаточно много информации, но это не составляло и половины того, что он обычно успевал сделать за тот же временной промежуток.

Ему было сложно сосредоточиться из-за нестерпимой боли в животе, а глаза закрывались из-за отсутствия сил. Ещё одна проблема заключалась в том, что стоило в описании нужного цвета зелья промелькнуть чему то изумрудному или оранжевому, перед глазами ясно вставала девочка, беззаботно раскачивающаяся на качелях.

Сегодня Северусу совсем не хотелось на улицу. Небо обрамляли серые тучи, погода будто подстраивалась под грустящего и... тоскующего мальчика. По чему он скучал? По Лили? Они обмолвились всего лишь парой фраз, и то не в самом добром ключе, да и к тому же, с их последней встречи даже сутки не прошли.

Вновь решив найти утешение в книге, Северус снял с полки сборник трагедий Шекспира. Открыв книгу на первой странице, он сам не заметил как погрузился в чтение «Ромео и Джульетты». Его до глубины души поразила эта история. Вот, сколько оказывается люди способны сделать во имя дорогого человека. Они готовы бросить все что у них есть лишь бы быть рядом. Готовы пожертвовать всем, ради счастья другого. Нет, всё-таки он был прав, когда утверждал, что Эйлин его не любит. Будь это иначе, она бы давно ушла от Тобиаса, но, увы, все так, как есть.

Вдруг Северуса, как током, пронзило от осознания собственной глупости. Это была история не про него и его маму. Это была история про него и Лили. Семья Капулетти, а именно её родители и мерзкая сестра Петунья, пренебрежительно относились к чете Монтекки, а именно к его матери. К отцу, они конечно, относились ещё хуже, но Северусу к своей семье Тобиаса причислять не хотелось совсем. Эйлин наверняка плохо бы отнеслась, узнай она, что её сын фантазирует о дружбе с дочерью маглов. Значения то, одарена ли девочка магическими способностями, не имело.

Да, Эйлин Принц отказалась от взрощенных в ней с пелёнок идеалов чистоты крови, когда сбежала с маглом. Но, как бы она не отрицала этого, бывшая дворянка прекрасно осознавала, что с Тобиасом вышло фиаско. И, как бы ни слаб был её материнский инстинкт и любовь к сыну, подобного она отпрыску не желала. После того, как нападки главы семейства стали почти привычны остальным жильцам дома, Эйлин окончательно разочаровалась в маглах и ждала агрессии от каждого из них. Поэтому, Северусу не сложно было предположить, как она отнесётся к подобной новости.

В общем, Лили по этой истории — Джульетта. Прекрасная девушка, покоряющая сердца. Но кто же Северус? Ромео, которому прекрасная дама ответит взаимностью? Или граф Парис, на чьи чувства наплюют с высокой колокольни?

Северус встряхнул головой. Какие сердца, какая взаимность? Он искал компанию и собеседника. И никакая Лили не Джульетта, хотя Северусу не получалось выкинуть из головы образ прекрасной рыжей девушки с изумрудными глазами, свесившейся с балкона, чтобы её возлюбленному было лучше её слышно. Но всё же, нет. Лили не Джульетта, она будет жить долго и счастливо. Долго-долго и счастливо-счастливо. Точно.

Надо решаться и идти искать благоволения Лили. Ему было нужно, чтобы она простила его, хотя он до сих пор не мог окончательно понять, за что.

С такими мыслями Северус оторвался от стены, на которую облокотился, и резко поднялся с пола. Прежде чем он успел что-то понять, его живот пронзила острая боль, он выронил книгу из рук, а сам вновь опустился на пол, скрутившись в комочек. Похоже, пока он погрузился в чтение, какая-то часть его мозга, отвечающая за ощущение боли, ушла в отпуск, и он совершенно ничего не чувствовал. Теперь же, вновь придя в движение, его организм напомнил хозяину о неудовлетворённых потребностях.

— Да что же я могу сделать? — прошипел Северус и прикусил внутреннюю часть щёки.

Спустя несколько минут, когда боль чуть поутихла, мальчик осторожно поднялся и направился на улицу. Он не мог понять, почему боль от голода зависит от его физической активности.

Когда Северус выбрался из дома на конце Паучьего тупика, он с удивлением осознал, что, судя по тому, что он видит, сейчас около одного-двух часов после полудня. И это при том, что проснулся он около шести часов утра. Да, чтение ужасно времязатратно.

Сегодня Северус хотел добраться до квартала Лили как можно быстрее, поэтому он решил пойти часть пути по берегу реки. Пока мальчик шёл вдоль водоёма, его вновь начал донимать живот. В голове мимолётно промелькнула мысль, что если бы река не была загрязнена фабричными отходами, то там бы ловилась рыба. Северус представил, как он бы её поймал, принес домой, попросил маму пожарить и, возможно, ему бы достался кусочек. От мысли о еде организм принялся канючить ещё сильнее, как будто это Северус капризничал и не хотел есть, а не обстоятельства его вынуждали голодать.

До детской площадки, на которой его вчера посетило огромное разочарование, он добрался ещё быстрее, чем вчера. Пока Северус добежал туда, игнорируя ставшую постоянной боль, он чуть не прибил самого себя за идею сюда прийти. Абсолютно из каждого открытого в этот пусть облачный, но знойный, день окна тянулся аромат свежеиспечённой домашней выпечки или жарящегося на масле мяса. Это прямо таки добивало юного волшебника. Точечными ударами в живот.

Подойдя к качелям, на которых ещё вчера так весело смеясь раскачивалась Лили, его посетила одна идея. Мальчик уселся на них и начал раскачиваться, пытаясь направить всю свою энергию на то, чтобы повторить трюк девочки. Увы и ах, вселенная вновь над ним насмехалась. С совершенно обратным эффектом, Северус как будто стал весить в несколько раз больше и качели еле двигались. Но Северус не сдавался.

— Кажется, ты не так раскачиваешься, — вдруг раздался у него за спиной звонкий как ручеёк голос.

Северус резко обернулся всем корпусом и нехотя скривился, когда его живот запротестовал из-за резких движений. Девочка истолковала его выражение лица иначе.

— Ты так сильно на меня обиделся, что теперь презираешь? Ну прости пожалуйста, э-э-э... — рыжая девочка запнулась, не зная как обращаться к мальчику.

— Северус. Я Северус, — сказал он когда первый шок прошёл. Она пришла! К нему! Она с ним говорит! Она за что-то извиняется, хотя ничего ему не сделала... Ладно, это не очень радостная новость. Его губы дрогнули в искренней улыбке от беззаботного счастья. Он уже не помнил когда чувствовал это. — Я ни на что не обижен. Я просто э-э-э, — затянул он совсем также как она с полминуты назад. Он не знал что ей сказать. Правду говорить не хотелось, это бы значило показать, что у него всё плохо в семье. А так нельзя, она же разочаруется. Да и не хотелось ему, чтобы его жалели, тем более она. — Я просто не ожидал тебя увидеть. И качели не слушаются, — пробормотал Северус.

— Понятно. А я Лили. Лили Эванс. Получается, ты Северус Снейп? — спросила девочка. Юный волшебник скривился от отвращения. — Ну, вот опять! Что я сделала не так? — она испуганно захлопала глазами.

— Ничего. Прости, просто я не очень люблю свою фамилию. А так, ты права, — быстро ответил Северус. — Можешь объяснить, как ты это сделала?

— Что сделала? — не поняв, уточнила Лили.

— Как ты зависла в воздухе и так сильно раскачала качели? — объяснил мальчик.

— А, это. Я не знаю, я просто будто тянулась к небу. И мы с Туни общались о весёлых вещах, — неуверенно начала она. — Думаю, надо думать о чем-то хорошем и быть счастливым, тогда ты от счастья взлетишь.

— Тогда я понял, почему у меня не вышло, — не давая себе отчет, еле слышно пробормотал Северус. Опять всё упиралось в то, что он не был счастлив. Как же его это бесило.

— А что не так? — не скрывая любопытство спросила она.

Мальчик испуганно глянул на неё. Он вновь не мог сказать ей правду. Но и лгать не хотелось. Полуправда — лучший выход.

— Я... просто не знал о чём думать.

— Теперь знаешь, давай вместе попробуем, Сев? — слегка смутившись спросила она.

Она назвала его «Сев»? Мальчик не любил ни фамильярности, ни когда его имя сокращали или каким-то образом коверкали. Но слышать это невинное «Сев» от этого рыжего ангелочка было так приятно. Она назвала его по сокращённому имени, они вполне непринуждённо болтают, как будто уже давно знакомы. Северус вдруг почувствовал, как тепло и счастье разливаются в его груди. И он решил попробовать.

— Давай. Тебе какие качели больше нравятся? — спросил мальчик, приподняв бровь. Девочка, заметив это, засмеялась. Звонко, радостно, беззлобно. Смеётся не над ним, а будто над его шуткой. Но он же не шутил. Он обеспокоенно спросил: — Что такое?

— Просто ты очень забавно поднял одну бровь. Первый раз такое вижу. — отсмеявшись, сказала она. — Научишь? — в её голосе появились чуть жалобные нотки.

— Э-э-э, не уверен... Я этому не учился, так как-то само получилось. — он покраснел от смущения, но когда заметил разочарование, промелькнувшее в её глазах, выпалил: — Я найду способ тебя научить, если ты очень хочешь.

— Ура, спасибо, Сев! — искренне обрадовалась она, на этот раз непринуждённо назвав его Севом, будто по привычке. — Ладно, давай летать! Мне больше нравятся левые качели, они легче раскачиваются и меньше скрипят, — с улыбкой ответила Лили на его вопрос, присаживаясь.

Он присел на соседние качели, оттолкнулся от земли ногой и, закрыв глаза, сфокусировал все мысли только на том, что сейчас эта рыжая девочка рядом, что она сама подошла к нему, что они болтают как старые друзья, что она называет его Севом. Он вновь и вновь стал прокручивать у себя в голове: «Сев!», «Сев!», «Сев!». Когда мальчик открыл глаза, он понял, что его качели совершенно нереалистично раскачиваются. И тут он услышал её голос.

— Сев, а теперь прыгай! Раз! Два! Три! — и он полностью доверился ей, соскользнув с качель. На секунду он завис высоко в воздухе. Все было идеально. Он видел восхищённый взгляд изумрудных глаз девочки, которая парила рядом с ним, и ему казалось что для счастья больше ничего не нужно. Вдруг, волшебный момент прервался когда острая боль вновь пронзила его живот. Мальчик успел обхватить живот руками, прежде чем упасть на колени со значительной высоты. Не желая показаться слабым в глазах Лили, мальчик собрал всю волю в кулак и встал, сохранив почти спокойное выражение на лице.

— Сев! — быстро, но мягко рядом опустилась Лили. — Ты в порядке? Что произошло?

— Нормально. Ничего. Отвлёкся, — буркнул Северус. Рыжая бестия уставилась на него с недоверием.

— А что с твоим животом? — спросила она. Северус мысленно чертыхнулся. Она заметила. — Ты проголодался, у тебя заурчал живот и ты на это отвлёкся? Ты настолько невнимательный? — рассмеялась девочка.

— Вроде того, — согласился Северус. Он не жаловался ей, и это объяснение не выставляло его бедным мальчиком из неблагополучного района, так что он решил что это неплохой вариант. Его терзало смутное сомнение, в том, что Лили сейчас издевается над ним, а сама всё прекрасно понимает, но он в любом случае был благодарен, что она не расспрашивает. Но если он когда-нибудь узнает, что на самом деле она специально переводила все в этот момент в шутку, он будет ей очень благодарен.

— Знаешь, я тоже не против перекусить. Я сейчас приду, подожди чуть чуть, пожалуйста. — и Лили, развернувшись помчалась в сторону своего дома.

Северус вдруг представил, как она приносит себе яблочко или булочку и ест её, а ему Северусу нужно смотреть на это, улыбаться и ничем себя не выдавать.

Ему вдруг захотелось сбежать. Ситуация с его животом ухудшалась с каждым часом и он не мог себе представить как смотрит на то, что другие едят. Но он побоялся расстроить своим побегом девочку поэтому остался.

Лили отсутствовала около десяти минут, показавшихся Северусу вечностью. На его огромное удивление, она притащила целый контейнер блинчиков с самыми разными начинками: от варенья до мяса и грибов. Северус еле сдержал удивлённый возглас: «Что?», когда она протянула ему контейнер, предлагая взять блинчик.

Возможно, в другой ситуации Северус бы поиграл в гордеца и начал бы отпираться, но он понимал, что сейчас ему была необходима еда. Он брал в основном блины с несладкими начинками, полагая, что такие окажутся более сытными. Также он заметил с каким удовольствием Лили уплетала блины со всеми сладкими начинками.

— Спасибо тебе огромное, Лили, — поблагодарил он её, когда доел последний блин.

— Не за что, Сев, — отмахнулась она. — А можешь мне что-нибудь рассказать? Ну, о магии?

— Я не очень много знаю, если честно, да и рассказывать с нуля не очень люблю, — ответил ей Северус. — Давай ты будешь задавать вопросы, а я отвечать? Мне так будет легче.

— Почему я могу колдовать, а мама, папа и Петунья нет? — выпалила Лили.

— На этот вопрос я не знаю точного ответа, — Северус смутился. — Такое просто бывает. Несколько детей в год.

— А, понятно... И что мне теперь делать? С магией? — задала следующий вопрос Лили.

— Хм, — он задумался. — Ну пока вроде ничего. Ближайшие полтора года точно ничего. А потом к тебе и твоим родителям должны будут прийти специальные люди и все объяснить твоей семье. А потом ты отправишься в Хогвартс. И я тоже. — мечтательно закончил он.

— Куда отправлюсь? — испуганно спросила Лили.

— В Хог-вар-тс, — разделяя слово на части произнес Северус. — школу чародейства и волшебства Великобритании.

— В школу? И чему там учат? — поинтересовалась любопытная особа.

— Ну вообще, много чему. Я не помню точно, потому что я там тоже никогда не был, но могу назвать Зельеварение, Чары, Астрономию, Защиту От Темных Искусств и Трансфигурацию.

— Тра... Что? — переспросила девочка.

— Транс-фи-гу-ра-ци-ю, — по слогам произнес Северус. — Это такой раздел магии, в котором изучается превращение одних вещей в другие.

— Как алхимия? — уточнила Лили.

— Не совсем. У магов есть своя алхимия. Это что-то общее между Трансфигурацией и Зельеварением. На уроках Трансфигурации учат как с помощью заклинания например превратить зубочистку в иголку или птичку в кружку и обратно.

— Мне было бы жалко птичку, она же живая.

— Не беспокойся, это совершенно безболезненно. На старших курсах проходят даже Трансфигурацию человека, — успокоил её Северус. Вдруг, он заметил приближавшуюся к ним фигуру достаточно молодой женщины с красивыми светлыми локонами. — Ой, это видимо за тобой, — пробормотал мальчик, смотря себе в ноги.

— О, мам! — Лили обернулась и подбежав к маме, обняла её. — Это Северус.

— Приятно познакомиться, Северус, — поздоровалась миссис Эванс, ее взгляд был внимательным, но не враждебным. Северус сделал шаг вперед, все еще немного опустив голову, но стараясь не показаться невежливым.

— Добрый вечер, миссис Эванс, — ответил ей юный волшебник.

— Северус, я совсем забыла, мы с Туни едем на неделю к бабушке, и мне нужно собраться. Я очень рада что мы с тобой поболтали и ты меня простил. Спасибо что рассказал мне всё это. Я очень надеюсь что мы сможем как можно скорее встретиться и обсудить это ещё.

— Лили, это тебе спасибо большое за то что мы с тобой поговорили, — с улыбкой проговорил Северус, глядя ей в глаза.

— Ладно, я пойду. До скорой встречи, Сев! — сказала она, помахала ему рукой и пошла вслед за мамой, которая уже двигалась по направлению к дому.

— До скорой встречи, Лили! — крикнул он ей вслед. Она обернулась через плечо и, счастливо улыбнувшись, кивнула ему, показывая, что услышала.

На этот раз Северус возвращался домой вприпрыжку. Он помирился с этой девочкой, он нашёл еду, и живот перестал болеть, и Лили правда ждёт встречи с ним. А как же он будет ждать эту встречу...

И в этот прекрасный момент Северусу было совершенно плевать на то, что ждало его дома сейчас, что ждало его в магловской школе в сентябре и какие ещё сюрпризы ему готова предоставить жизнь. Он просто был счастлив.

Ту неделю, которую Лили провела в гостях у бабушки, Северус жил ожиданием. Все его мысли витали вокруг одного человека и отдавались в груди непривычным теплом. Прощание Лили: «До скорой встречи, Сев!» эхом отдавалось в ушах. «До встречи»...

Они ещё увидятся! Эта мысль приносила в сердце мальчика незнакомую, беззаботную радость. И если он хоть что-то в этой жизни понимал, она тоже ждёт этой встречи! Но это счастливое чувство резко сменялось безжалостно атаковавшими его разум сомнениями.

А о чем он, собственно, может рассказать этой солнечной девочке? Ведь Северус, по сути, такой же магл, как и она. Мать пользовалась волшебной палочкой лишь в исключительных случаях, боясь вызвать гнев Тобиаса.

Единственное, чем он отличался от своих ровесников в Коукворте, — это доступом к книгам матери. И, конечно же, магией, живущей внутри него. Он скривился от этой мысли. Почему-то мальчика ужасно раздражало осознание того, что он имеет так много общего с обычными людьми. С такими, как его отец. Как эта несносная Петунья. Как эта мамаша Лили, которая так безжалостно прервала только наладившийся разговор.

С Лили было легко. С самых первых слов в тот вечер между ними образовалась некая связь. Она общалась с ним так, будто они были знакомы всю жизнь. Мальчик пытался отвечать ей тем же, и это выходило удивительно просто. Как будто они были и вправду знакомы не один день, а несколько лет, как минимум. Впервые Северус чувствовал себя настолько непринуждённо, разговаривая с кем-либо. Слова мальчика исходили из самого сердца, даже несмотря на то, что ему приходилось тогда многое утаивать. И он всей душой чувствовал, что Лили честна с ним. Он не замечал ничего поддельного в её поведении. Она была воплощением искренности. А её взгляд был таким ярким! Каждый раз, встречаясь глазами с этими изумрудами, Северус чувствовал, что отдал бы все, лишь бы в её взгляде, обращенном на него, всегда было столько радости, восхищения и... веселья.

Впервые Северус радовался чьему-то смеху. Он головой понимал, что смех — это счастливая эмоция, но у него самого она всегда вызывала лишь ненавистные чувства. Неполноценность, прямо физическое ощущение чужих высокомерных и насмешливых взглядов... Всегда чужой хохот приводил его в ярость, особенно если смеющийся смотрел на него.

Северус ненавидел, когда смеялись над ним. Это случалось почти так же часто, как и ситуации, когда он принимал свои страхи за действительность. Да, магловские сверстники постоянно насмехались надо всеми его проявлениями себя. Надо всем, что бы он ни делал. Ему, мечтавшему в недалёком будущем стать одним из детей великого Салазара Слизерина, было сложно принять это. Но он все же понимал, что маглы смеются не только над ним. Они хихикали и просто над шутками, а иногда даже над своими друзьями. Северус их совершенно не понимал. Как можно дружить с человеком после того, как он смеялся над тобой, когда ты поскользнулся и упал, беспомощно распластавшись на полу? Это же позор!

Впрочем, маглы во многом вели себя странно и необъяснимо, а в большинстве случаев, как считал Северус, даже отвратительно. Взять, к примеру, его отца и ему подобных. Мальчик знал, что Тобиас отнюдь не единственный человек, одержимый выпивкой. Из этого Северус делал вывод, что и он не единственный мальчик, подвергнутый нападкам отца-магла. Алкогольную зависимость мальчик, пусть и презирал, но хотя бы пытался понять ее природу, но того, как Тобиас вел себя с сыном и женой, как искалечил жизнь Эйлин, Северус простить не мог. Как можно было запрещать волшебнице колдовать? И почему мать слушалась этого урода-магла? Почему никогда не применила к нему «Ступефай», стоило тому поднять на неё руку? Как могла мать обменять волшебный мир, со всеми его чудесами, известными Северусу лишь из книг, на этот мрачный, затхлый, разваливающийся дом в конце Паучьего тупика? Почему, в конце концов, Эйлин ни разу не сварила мужу антипохмельное зелье?

Ах да, Тобиас бы не захотел пить ведьминское творение. Да и плевать хотел Северус на его желание или нежелание! Мальчик был убеждён, что избавление отца от зависимости исправило бы многое. Наверняка отец перестал бы пропивать все деньги, и их жизнь бы кардинально изменилась. У них бы всегда была еда в холодильнике, Северусу не пришлось бы голодать по несколько дней, прятаться в комнате от безумного монстра, носить родительскую старую одежду, в конце концов... Как же задевала его гордость необходимость носить мамины рубашки!

Северус не мог понять причину своей тяги к поддержанию собственного достоинства. У него была лишь одна теория по этому поводу. И она ему ужасно нравилась.

Она зародилась у него в голове в один из далёких дней, когда ему было, если он правильно помнил, пять. В тот период Тобиасу из-за его постоянных пропусков понизили и без того ничтожную зарплату. Глава семейства заливал горе от своих неудач алкоголем, купленным на единственные имеющиеся у четы Снейпов деньги. Именно тогда Северус впервые почувствовал ужасную, жгучую боль в пустом желудке. Мальчик не мог себя контролировать. Слёзы боли наворачивались на глаза, и его одолевало чувство безысходности.

Эйлин хныканье ребёнка выводило из себя. Она и сама чувствовала себя не лучше, но держалась со стойкостью, свойственной аристократке. Но этот мальчик, скрутившийся в комочек на полу и безудержно воющий, нарушал её душевное спокойствие. Одного взгляда на Северуса хватало, чтобы ей захотелось уподобиться ему, этому нежеланному отпрыску, отравляющему её жизнь. Женщина была свято убеждена, что не будь Северуса, её семейная жизнь была бы в разы счастливее, ведь именно из-за этого мальчика ей пришлось раскрыть мужу свою сущность. Это произошло на третий год после их свадьбы. У Северуса в тот день случился первый магический выброс: мальчик неосознанно прилевитировал к себе игрушку, лежащую в противоположном углу комнаты. Тобиас, увидев парящего в воздухе плюшевого медведя, был готов вызвать на дом священника для проведения обряда очищения здания от нечистой силы. Эйлин пришлось всё рассказать. Это был ужасно тяжёлый разговор. Именно тогда её любимый весельчак Тоби впервые ударил жену. Именно после того, как супруг узнал правду о жене-ведьме, которая, как он решил, приворожила его, у него начались проблемы с алкоголем. Несмотря на испортившийся характер мужа и его нападки, изгнанная из рода чистокровная Эйлин была счастлива: он не ушёл! Он был рядом, не бросил её после того, как она обманула его доверие! Но жизнь стала в разы менее радостной...

Тогда Эйлин пришла к выводу, что всё испортил ребёнок. Они не планировали детей. Северус родился очень скоро после свадьбы родителей. Вначале молодые родители были рады маленькому мальчику, который, как они были убеждены, брал от них всё самое лучшее. Но когда правда о сути Эйлин выплыла наружу, она взвалила всю вину на сына. Не будь этого уродца, Тобиас никогда бы не узнал секрет своей супруги. Эйлин никогда не мечтала о детях, даже в детстве, и она бы с радостью прожила свою жизнь только вдвоём со своим горячо любимым Тоби. И тогда, при виде жалкого мальчишки, не умеющего держаться достойно, Эйлин крикнула, что «не подобает Принцу показывать слабость и распускать нюни!».

Мальчик зацепился за эту непонятную фразу, и, как ему показалось, выдержал боль только благодаря своей тяге к разгадке тайн. Северус понимал, что если он хочет добиться чего-то от матери, ему нужно вести себя так, как она хочет. Спустя несколько недель примерного поведения, мальчик сумел расспросить её о том, что она имела в виду.

Как же он потом иронично насмехался над своими детскими фантазиями о том, что он принц, которого просто испытывают, и когда-нибудь заберут обратно, в счастливое королевство! Если бы это оказалось правдой, он был готов ждать хоть всю жизнь, если бы знал, что это случится. Что тьма его детства развеется.

Оказалось, что все намного прозаичнее. Эйлин назвала его принцем просто потому, что это была её девичья фамилия. Она рассказала о том, что Принцы были знатным родом чистокровных волшебников. Чистокровных до тех пор, пока единственная дочь этого знатного рода не сбежала с маглом. Ох, и скандал же был тогда! Родители Эйлин, не сумевшие пережить позор, скрылись в неизвестном направлении спустя всего несколько недель после свадьбы дочери, и больше их никто никогда не видел.

Его мать рассказывала об этом без особых эмоций, но мальчик внутренне сиял от счастья и гордости. Он оказывается Принц! И хоть это лишь фамилия, которую он, возможно, не имел права носить, ведь его мать исключили из рода ещё за несколько месяцев до его рождения.

Северус был убеждён что ему, как Принцу, полагалось быть величественным, гордым и сильным. Это стало его внутренним стержнем. Правители не должны показывать слабость ни при ком, и Северус, как мог, старался преодолевать все трудности стойко, подобно маме. Придумал себе псевдоним, воображал этого идеального «Принца-Полукровку» и старался на него ровняться.

Получалось отвратительно. Северус, как ни старался, не мог вести себя, подобно величественному аристократу. В стрессовых ситуациях, которых, к сожалению, было предостаточно, из него вырывались мерзкие ругательства, знакомые в большинстве своём от отца, — слова, недостойные дворянина. Также у Северуса отсутствовали многие черты характера и навыки, присущие аристократам. Он совершенно не умел принимать похвалу и признавать свои достижения. Стоило кому-то начать его хвалить, что случалось нечасто, он виновато опускал голову, излюбленным жестом прикрывая лицо густыми черными прядями, и начинал мямлить что-то себе под нос, отрицая свои успехи. Иногда, когда похвала казалась ему абсурдной, совершенно неоправданной и неискренней, он совершенно невежливо начинал пялиться на говорившего. От взгляда этих узких, прищуренных глаз собеседники обычно замолкали. Возможно, эта черта характера мальчика была заслугой Эйлин. Ей было плевать на успехи сына в учёбе, а стоило тому начать хвастаться, она с необъяснимым удовольствием напоминала Северусу, что в хороших оценках нет ничего исключительного.

В то же время, мальчиком во многом руководило желание показать себя и получить признание, свойственное, как он читал, слизеринцам, к которым заранее относил себя. Северус зачитывался книгами на самые разные темы, надеясь, что его знания пригодятся ему в будущем, и он сможет показать всем своим обидчикам, насколько они ошибались. Мальчик надеялся прочитать до начала обучения в Хогвартсе все книги матери, чтобы там его признали по достоинству и всё было по-другому. Северус представлял учёбу в волшебном замке как возможность начать новую жизнь. Вырванный из магического мира, он не знал, насколько сильно придерживаются нынешние слизеринцы заветов Салазара Слизерина. Какое значение имеет для них статус крови? Будут ли к нему относиться как ко всем остальным, или Тобиас вновь испортит ему жизнь?

Он надеялся, что знания помогут ему завоевать авторитет на факультете, несмотря на то, что он полукровка. В книгах убеждениям Салазара Слизерина отводилось огромное значение, но вдруг сейчас это неважно? Да, маглы были во многом неправы, из-за них волшебникам приходилось прятаться, скрывать свою суть, но, быть может, маги привыкли к такой жизни? В конце концов, у Статута о секретности были свои плюсы. Маги жили в своём темпе, работали в Министерстве Магии, путешествовали, возводили величественные строения, изучали волшебных существ, а маглы могли нарушить эту хрупкую идиллию. Наверняка корыстные люди захотели бы обогатиться за счёт магии, они бы могли поймать волшебников и ставить над ними эксперименты. Маглы могли бы вернуться к инквизиционным кострам.

Короче, Северус старался видеть в Статуте и плюсы, и минусы. Он вообще старался никогда не впадать в крайности, и в его мире сейчас были только две четкие вещи: Тобиас и Лили.

Тобиас был воплощением всего ужасного и отвратительного. Магл, магоненавистник, пьяница, агрессор, садист...

А Лили... Эта солнечная девочка за столь короткий промежуток времени стала самым светлым его воспоминанием. Северус был убеждён, что будь он постарше и имей волшебную палочку, при одной мысли о ней рядом с ним появлялся бы патронус, о котором он читал в учебнике по Защите от Темных Искусств. Без всякого заклинания.

И ему очень хотелось сделать и её счастливой, заинтересовать Лили, чтобы ей хотелось встретиться с ним так же сильно, как ему.

Первым его желанием было принести ей и показать какую-нибудь книгу. Северус корил себя за страх, но не мог заставить себя рискнуть тем, что его мать рассердится. Да, последняя порка заклятьем была давно, но воспоминания о ней были настолько живыми, будто это было вчера. Он знал, что на его спине оставались рубцы от порезов, которые составляли компанию старым шрамам от ремня Тобиаса. Мальчик знал, что если мать узнает, что он выносит её книги из дома, ему достанется не меньше, если не больше. Во-первых, за риск, что книги увидят маглы; во-вторых, потому что его мать была ужасной собственницей в отношении книг. Она едва заставила себя разрешить сыну читать её книги и — о ужас! — делать в них заметки! Когда Эйлин пыталась понять, почему она это позволила, она всегда объясняла это тем, что просто не могла представить себе, как будет рассказывать сыну о мире магии сама. Обсуждать закрытый для неё навсегда этот чудесный мир с тем, для кого эти двери были распахнуты нараспашку, казалось ей пыткой. Так что она переложила ответственность за изучение магического мира на плечи сына. Но, всё же, этому приставучему мальчику иногда удавалось расспросить её о чём-нибудь. Эйлин во многом оставляла его одного, оправдывая это не ленью, а воспитанием самостоятельности. Какими бы ни были ее методы, результат был: мальчик прекрасно читал, почти никогда не лез с просьбами о еде, в его комнате всегда был идеальный порядок, и он даже иногда приносил домой найденные на свалке предметы мебели. Если Тобиас признавал их ненужными в остальных частях дома, Северус относил табурет, зеркало или даже побитый деревянный письменный стол в свою комнату. Эйлин тогда удивилась: как столь слабому физически мальчику, как Северус, удалось донести такой тяжелый стол? Потом она поняла: он наверняка интуитивно помог себе магией. Мать чуть не прибила его за неосторожность — маглы же могли что-нибудь заподозрить! Впрочем, пока Эйлин видела одни лишь плюсы в своих методах. Её ни капли не волновала излишняя скрытность мальчика, подозрительность, нелюдимость, проблемы в общении со сверстниками, для обсуждения которых ей иногда звонили из магловской школы.

Когда Северус понял, что не готов пойти на риск быть выпоротым и достаточно, как ему показалось, поругал себя за трусость, он решил, что единственный выход — перечитать учебник по истории магии за первый курс Хогвартса, постараться перерисовать некоторые иллюстрации и рассказать Лили то, что запомнит.

Учебник был написан довольно сложным языком, но богатое воображение Северуса великодушно рисовало захватывающие сцены сражений, переговоров и даже обычной жизни, поэтому ему было довольно интересно. Он старался делать заметки в записной книжке, куда срисовывал иллюстрации из книги, выписывал даты и события. Всю неделю мальчик был занят работой, добавляя все больше подробностей и в конспект, и в рисунки. Чтобы отвлечься от бесконечных событий и дат, перед сном он читал «Гамлета» Шекспира. Главный герой ему нравился: его умные мысли, полные смысла монологи заставляли о многом задуматься. Многие фразы крепко заседали в голове. Финал разочаровал Северуса: Фортинбрас казался слишком простым по сравнению с Гамлетом.

В общем, неделя выдалась насыщенной, даже несмотря на то, что почти все это время Северус просидел безвылазно в четырех стенах. Он вышел на улицу лишь раз, когда после очередного монолога Шекспира ему не удавалось уснуть: бесшумно выскользнул из дома, дошёл до реки, побултыхал ногами в не самой чистой воде, что помогло ему очистить сознание, и вернулся в постель, на этот раз быстро уснув. К тому дню, когда Лили должна была вернуться, Северус успел прочитать и законспектировать одну шестую книги. Мальчик не понимал, что это отличный результат — за неделю изучить такой объём информации; его терзало чувство вины из-за того, что он успел так мало.

Северус проснулся рано утром и поспешил в ванную. Погруженный в работу, он забыл обо всем, включая еду и водные процедуры. О еде он вспоминал раз в два дня, при первых же признаках голодной боли. Благо Эйлин, радовавшаяся, что сын не требует внимания, варила кашу и на него. А вот умываться по утрам и мыться Северус забывал совсем. Весь день, с момента пробуждения и до того, как его глаза слипались, мальчик проводил за шатающимся на ножках разной длины письменным столом, переписывая и рисуя. Взглянув в зеркало, Северус чуть не скривился от отвращения к самому себе: неаккуратные слипшиеся волосы, обрамляющие лицо, и полоска от чернил на щеке ничуть его не красили.

Северус быстро умылся и вернулся в свою комнату. Он оделся и накинул на плечи школьный рюкзак, в который заранее сложил свой блокнот и книгу с произведениями Шекспира, взятую у отца, а потому доступную для выноса. У Тобиаса было всего десять книг, не чета маминой домашней библиотеке, потому что даже до того, как единственной интересной ему вещью стал алкоголь, читать он не любил.

С каждым разом дорога в квартал Лили занимала у него всё меньше времени и становилась все привычнее, и в этот раз он, даже не сильно торопясь, дошел за час.

Придя на площадку, Северус к своей радости обнаружил, что там пусто. Конечно, он был бы счастлив, если бы там оказалась Лили, но он знал, что она всегда выходила ближе к полудню, а сейчас было около девяти-десяти утра. Присев на качели, Северус достал из сумки записную книжку. Быстро пробежал глазами рисунки и записи, и, более-менее удовлетворившись ими, вернул блокнот в рюкзак. Погрузившись в чтение «Отелло», Северус отключился от внешнего мира. В этой истории он презирал глупость главного героя, а по-настоящему ему нравился Яго. Северус восхищался его умением использовать слабые стороны других. Когда на страницы перед его глазами упала тень, юный волшебник вздрогнул и откинулся назад, неуклюже свалившись с качелей. Он поднял взгляд. На него смотрели полные вины и страха изумрудные глаза.

— Сев, прости! — испуганно затараторила Лили. — Я не хотела тебя напугать, ты в порядке?

— Да, Лили, все нормально, — потирая ушибленную голову, ответил Северус. Осознав, что не поздоровался, он добавил: — Привет.

— А что ты так увлечённо читаешь, что даже не заметил, когда я подошла? — заинтересованно поглядывая на книжку в его руках, спросила Лили.

— А, это Шекспир, — смущенно протянул ей книгу Северус. — Ты читала?

— Мы с Туни и родителями ходили в театр на «Ромео и Джульетту», про остальные я не слышала. У него интересный слог, — сказала Лили, возвращая книгу. — Ты сейчас что читаешь?

— Я почти закончил «Отелло».

— Нравится? — с искренним любопытством спросила Лили.

— Ну... нормально, — ответил Северус, пряча книгу в рюкзак. — Как прошла неделя?

— О, здорово! У бабушки на даче поспели яблони и груши, и мы с Туни объедались. — Лили блаженно улыбнулась. — А по вечерам играли в настольные игры и смотрели мультики! Ты смотрел «Флинтстоунов»? — сверкнув глазами, спросила она.

Северус смутился ещё сильнее и к его щекам прилил жар. У него дома не было телевизора, родители продали его давным давно.

— Э-э-э, нет, не смотрел, — забегав глазами по сторонам, пробормотал Северус.

Лили почувствовала его смущение и решила сменить тему:

— А у тебя как прошла неделя?

— В общем, неплохо, — сказал Северус. Он облегчённо вздохнул и, открыв рюкзак, продолжил: — У меня для тебя кое-что есть.

С этими словами он достал блокнот, открыл его и протянул ей. К щекам вновь подступил жар, и мальчику стало немного дурно от волнения за её реакцию, но он, взяв себя в руки, продолжил:

— Я захотел тебе показать один из учебников, но мама... испугалась, что я его потеряю, поэтому получилось только так... — запинаясь, пробормотал Северус.

Лили завороженно любовалась рисунками, проводила пальцем по строчкам, написанным его бисерным, летящим почерком, а потом подняла восхищенный взгляд на него и вдруг бросилась ему на шею.

Северус, не ожидавший ничего подобного и не привыкший к объятиям, вздрогнул, потом беспомощно дёрнулся, стараясь вырваться. Когда он понял, что усилия бесполезны, он замер, и ему стало неожиданно комфортно. Лили в этот момент радостно, как выпущенная на волю птичка верещала что-то ему на ухо:

— Сев, это ты сам нарисовал? Для меня? А можно домой взять? — Северус не слышал её вопросы, сосредоточенный на непонятном ощущении тепла в груди. — Я хочу показать это Туни, ей тоже понравится, я уверена! Ты такой талантливый! А можно я приду к тебе домой почитать книжки? Я буду смотреть на них издалека, если твоя мама боится, что я их испорчу, можно?

После этого вопроса его словно ударило током. Он резко отшатнулся, и Лили, потеряв опору, чуть не упала. Блокнот выпал из её рук.

— Ой! — испуганно пискнул мальчик. — Прости, пожалуйста, я нечаянно. Нет, ко мне нельзя. — торопливо добавил Северус.

— Почему? У тебя не убрано, что ли? Мне всё равно! У меня в комнате тоже бардак! — быстро затараторила Лили.

— Нет, просто... Просто мама и папа не любят гостей, — с каждым словом говоря всё тише, пробормотал юный волшебник.

— А, — чуть разочарованно протянула Лили. — ну ладно. А можно мне твой блокнот с собой взять?

Северус заморгал, не зная, что сказать. У него в конце блокнота были записаны самые разные заклинания, включая проклятия из книги про Тёмную магию. Рядом с каждым было написано, что оно делает. А вдруг Лили решит, что он ненормальный и жестокий? Нет, давать ей блокнот нельзя!

— Э-э... Мне нужен мой блокнот. Всегда. Я не могу тебе его дать, прости...

— Правда? — она сразу погрустнела.

— Я могу вырвать страницы с иллюстрациями и дать их тебе! — громче, чем следовало, выкрикнул Северус. — Если хочешь, конечно... — тише добавил он.

— Спасибо-спасибо! — чуть не подпрыгивая от радости, Лили снова заключила его в объятия.

Северус стоял, ничего не понимая, не в силах пошевелиться. Он надеялся, что она оценит его старания, но того, что она его обнимет за это дважды, мальчик не ожидал. И так, стоя в её руках, он впервые за эту долгую неделю улыбался.

— Не за что, — пробормотал он, когда Лили отпустила его. — Какие у тебя планы на сегодня? — глядя в пол и смущённо шаркнув ногой, спросил Северус.

— М-м-м... Ну, планов нет, — задумчиво проговорила Лили. — но у меня есть четыре часа на прогулку.

— Здорово! — воскликнул мальчик, вложив в эти слова больше радости, чем планировал. — Пойдём в парк вместе?

— В парк? Хорошо! Только давай зайдём ко мне домой, мне надо предупредить маму с папой?

— Э-э-э, ну ладно... — удивленно пробормотал Северус. Когда они уже прошли половину пути от площадки до дома Лили, он вдруг спросил: — А о чем предупреждать?

Лили удивлённо вскинула брови.

— Ну как, мама с папой же волнуются, им нужно знать, куда я пошла. И это нужно для моей же безопасности. Разве ты не говоришь родителям, куда идешь? — эти изумруды смотрели на него с непониманием.

— А, ну конечно, говорю, — он поспешно закивал. В мыслях добавил: «Они всегда знают, что если я не дома, то значит на улице. Подробности им знать необязательно, да и неинтересно». Пока они шли, Северус вырвал из блокнота обещанные листы и передал их Лили.

Тем временем они подошли к дому семейства Эвансов. Домик был из красного кирпича, крыша — бирюзовой. Двор был ухожен, кусты стрижены, всё дышало аккуратностью и достатком.

Лили взбежала на крыльцо, пока Северус медленно следовал за ней, и, распахнув дверь, положила его рисунки на тумбочку у входа и крикнула:

— Мам, пап, я в парк, хорошо?

Сверху раздались шаги, и на лестнице показался мужчина лет сорока. Он удивлённо посмотрел на дочь, а затем перевёл настороженный взгляд на её спутника. Ему не понравился этот мальчик.

Одежда, явно великоватая, нисколько не красила тощего мальчика. Большой нос создавал неприятное впечатление.

— Лили, с кем ты? — спросил ее отец.

— Пап, это Сев! Мы идём в парк, хорошо? — беззаботно ответила девочка, будто не замечая его взгляда.

— В какую именно часть парка? — этот вопрос был к Лили, но смотрел мужчина на спутника дочери.

— Я хотел погулять в новой части парка с Лили, мистер Эванс, — потупившись, вмешался Северус.

— Во сколько вы планировали вернуться?

— Папа, я буду следить за временем, и мы придём через три часа, — вернулась в разговор Лили.

Отец Лили с минуту смотрел на поникшего мальчика, но потом наконец сказал:

— Через три часа и ни минутой позже, Лили!

— Спасибо, папочка, ты самый лучший! — Лили быстро обняла папу, отчего у Северуса в груди неприятно кольнуло, и, взяв мальчика за руку, поволокла его с крыльца. Вначале Северус хотел выдернуть руку, но медлил, и желание сопротивляться пропало. Было приятно, когда его длинные тонкие пальцы переплелись с её. Так, держась за руку, они добежали до парка.

— Сев, а теперь рассказывай, куда мы пойдём? — озорно прищурившись, спросила Лили.

— Давай пройдёмся по берегу реки, там есть кое-что, что может тебе понравиться, — его губы дрогнули в еле заметной улыбке, и он двинулся в сторону водоёма. Она последовала за ним.

Лили вновь взяла его за руку, и он отреагировал уже спокойнее.

Он рассказывал ей о разных заклинаниях, о волшебных существах и их особенностях. Лили высказала предположение, что коты миссис Фигг могут оказаться книзлами, уж очень у них большие уши. Рыжая девочка рассказала своему новому другу, что миссис Фигг — пожилая женщина, живущая в соседнем городке, у которой есть несколько десятков кошек. Лили пустилась в воспоминания о посиделках у этой почти старушки, у которой родители иногда оставляли своих любимых девочек. Северус, выслушав рассказ о том, как эти коты иногда будто чувствуют настроение человека, высказался, что Лили может быть права по поводу их происхождения, но ей не стоит расспрашивать миссис Фигг, ведь она может оказаться маглой. Они шли по берегу и обсуждали предметы в Хогвартсе, когда Северус вдруг свернул в лес. Лили насторожилась. Она доверяла своему новому другу, но сходить с дорожек не любила.

— Сев, а зачем нам туда?

— Там есть одно магическое растение, я нашёл его пару месяцев назад. Мы можем с его помощью ещё раз проверить, действительно ли ты волшебница, — его глаза горели азартом. Ему не терпелось проверить.

— Здорово! А это не очень глубоко в лесу? Я немного боюсь...

— Неглубоко. Не потеряемся. Мы же в парке, тебя максимум комары покусают, — закончив, он посмотрел ей в глаза, и они одновременно улыбнулись.

— Ладно, пойдем. Только надо успеть, пока время не истекло. У нас ещё... — Лили посмотрела на наручные часы. — два с половиной часа.

Дети дошли до высокой сосны, под которой рос небольшой колючий кустик с темно-зелеными жесткими листьями, покрытыми мелкими оранжево-красными крапинками. На некоторых веточках цвели мелкие жёлтые цветки.

Северус посмотрел сначала на кустик, а потом перевёл взволнованный взгляд на Лили.

— Видишь?

— Этот зелёный кустик? Да! А что это? — она потянула руку к растению. Северус дернул её за рукав и покачал головой.

— Лили, не надо. Я сейчас сорву и дам тебе листик, я умею, а ты можешь пораниться, — с этими словами он опустился на колени у растения, провел тонкими пальцами по стебельку, оторвал листик и протянул ей. — А теперь сожми его пальцами.

Лили сделала, как велели, и от листочка разлетелись искорки, приятно покалывая пальцы девочки.

— Вау! Это так круто!

— Это огневик крапчатый. Его изучают в конце первого курса Хогвартса. С ним получается вкусный чай, который хорошо согревает, но в основном его используют в Бодроперцовом зелье, — он заметил удивленный взгляд Лили и пояснил: — Это как сироп от простуды у маглов. А ещё листочками можно растирать руки, когда холодно.

— Сев, значит, я точно волшебница, да? Я же вижу волшебное растение!

— Да, Лили, ты волшебница, — со с трудом сдерживаемой улыбкой подтвердил Северус. — Давай ещё чуть пройдёмся? Сегодня такая хорошая погода!

— Ну, давай, — неохотно согласилась Лили. Он был прав. Погода и впрямь была замечательная. Сквозь кроны деревьев на детей падали солнечные лучи, в вышине пели самые разные птицы.

— Сев, а как дети добираются в Хогвартс? — вглядываясь в растения под ногами, спросила Лили.

— На поезде. Он называется Хогвартс-Экспресс. Дети садятся в разные купе. В купе помещается шесть человек. Обычно рассаживаются по возрасту или по факультетам.

— Факультетам? Это как?

— В Хогвартсе в первый учебный день первокурсников распределяют на один из четырёх факультетов: Слизерин, Гриффиндор, Когтевран или Пуффендуй. От факультета зависит, кто будет твоим деканом, и с кем ты будешь жить в одной комнате. Есть соревнование между факультетами. Помимо личных оценок ученики зарабатывают баллы. Тот факультет, который в конце года набрал больше всех баллов, получает кубок школы. Вот так, — сбивчиво, во многом цитируя «Историю Хогвартса», объяснил Северус.

— А как распределяют по факультетам? По оценкам в... обычной школе? Или по предметам, которые интересуют? Но я не знаю, что интересно! Как выбрать? — испуганно затараторила Лили.

— Нет. В Хогвартсе есть волшебный предмет — Распределяющая шляпа. Ее надевают на голову, она читает твои мысли и отправляет на факультет, который тебе подходит по характеру.

— Здорово! А расскажи про факультеты! — взволнованно воскликнула Лили. — И, — тише добавила: — а куда хочешь ты?

— Я хочу на Слизерин, — прошептал Северус, не глядя на нее, будто признавался в чем-то постыдном. Он нервно заправил прядь волос за ухо.

Лили широко раскрыла зелёные глаза:

— Слизерин? Почему? Расскажи про факультеты! — повторила она.

Северус почувствовал себя увереннее — объяснять магию было проще, чем говорить о себе. Он немного выпрямился, в его глазах мелькнул знакомый огонёк.

— Ладно. Их четыре, как четыре основателя. Гриффиндор... — он чуть поморщился, — там любят храбрость, иногда до глупости. Рыцарство, честь, дуэли, приключения... Лев на гербе. Красный и золотой. — Он сказал это с пренебрежением. — Пуффендуй — продолжил он ровнее, — там... трудолюбивые. Верные. Терпеливые. Добрые, в общем. Любят честность и упорство. Барсук. Желтый и черный. Тихони, чаще всего. Хотя... — он замолчал, вспомнив, что Лили как раз добрая и терпимая, — там неплохо, наверное...

Он неловко улыбнулся.

— Когтевран, — голос Северуса оживился. — там ценят ум! Мудрость, знания, смекалку, творчество. Там те, кто думает, кто хочет знать, «почему» и «как». Орёл. Синий и бронзовый. — Он посмотрел на Лили. — Тебя, наверное, туда бы взяли. Ты же умная и любопытная. — пожав плечами, добавил Северус.

Лили слегка покраснела от неожиданной похвалы, но не отвлеклась:

— А Слизерин?

Северус снова напрягся. Он глубоко вдохнул, в его глазах загорелся знакомый фанатичный блеск.

— Слизерин... — начал он тихо, но с горячей убежденностью. — там ценят амбиции. Решимость. Хитрость. Умение добиваться своего любой ценой. Изворотливость. Также там уважают чистоту крови, — он быстро взглянул на Лили, зная, что она маглорождённая, но тут же добавил, — но главное — потенциал! Потенциал к величию. Там хранят древние знания. Там не играют в героев, там думают о будущем. Змея. Зелёный и серебряный. — Он выдохнул. — Основатель — Салазар Слизерин. Он... он считал, что магия — это сила, и её нужно оберегать, доверять только тем, кто достоин. Там учат быть сильными. И там училась моя мама — выпалил он в конце, пытаясь отвлечь ее.

Он умолк, почувствовав пристальный взгляд Лили. В её глазах читалось недоумение и желание понять.

— Сильными... — повторила она задумчиво. Северус мысленно скривился: отвлечь не удалось. — А... а разве в других факультетах не учат быть сильными? И... «любой ценой»? Это... это же не очень хорошо? — спросила она осторожно, чуть испуганно, но без осуждения.

Северус стиснул губы.

— В других учат... по-другому, — уклончиво пробормотал он, глядя мимо. — Но Слизерин — это... я не знаю. Там ценят тех, кто силён в зельях и... в Тёмных искусствах, — добавил он почти шёпотом.

— Темные искусства? Что это такое, Сев?

Северус испуганно взглянул на неё и остановился.

— Ну... — начал он неуверенно. — Это одна из разновидностей магии.

— Почему они так называются? Звучит... страшно.

— Э-э-э, ну можно подумать, что это страшно, но... — голос Северуса дрожал, глаза бегали.

Он громко вздохнул и закрыл глаза, собираясь с мыслями. — Честно, Лили, я пока не понимаю. У моей мамы есть пара книг об этом, но она не хочет, чтобы я их читал, говорит, я еще мал, — он скривился. — так что я почти ничего не знаю.

— А почему тогда ты хочешь их изучать?

— Потому что есть такая возможность, — он совершенно невинно пожал плечами. — Правда, это же шанс узнать больше, почему нет? Я хочу на Слизерин, потому что там могут научить новым, интересным вещам. На Когтевране тоже неплохо — там каждый раз, чтобы войти в гостиную, нужно отгадать загадку. Это развивает логическое мышление, постоянно стимулирует мозг, круто же! А на Гриффиндоре тебя чему научат? — его тон стал саркастичным и желчным. — Как максимально героически умереть?

— Ну... не знаю, — Лили застеснялась из-за его напора.

— Давай я объясню на более простом языке. Представь что если бы при рождении все люди рождались с одной рукой, — Лили чуть побледнела после этой фразы, но Северус, в горячке дискуссии, этого не заметил. — Если правша — с правой, если левша — с левой. Да, людям не так уж и плохо, ведь у них есть рука которую они хорошо контролируют. Но ведь с двумя руками было бы лучше? Да, одна рука будет слушаться лучше, а другая хуже, вторая рука может получиться с какими-нибудь кривыми пальцами, но это же не отменяет того, что функционал у двух рук шире, чем у одной? И если мне дают возможность получить обе руки, то почему я должен отказываться от этого? — последний вопрос он чуть ли не выкрикнул.

— Сев, успокойся. Я просто подумала, что Тёмная магия — это плохо и опасно, — Лили успокаивающе коснулась его руки.

— Пойдём дальше, — уже спокойнее сказал Северус и пошел.

— Сев, а расскажи, как твоя мама колдует? — решила сменить тему Лили.

— Сколько сейчас времени? — быстро выпалил мальчик, делая вид, что не слышал.

— Сев! Что такое? — Лили обогнала его и встала на пути. Он не глядя обогнул её и пошёл дальше. — Что случилось? Мы с тобой третий раз видимся, а всё, что я знаю о тебе — это то, что ты волшебник и твоя мама волшебница. Мы говорим только о магии! Расскажи что-нибудь о себе!

— Накричалась? — язвительно бросил Северус, обернувшись и угрожающе, насколько это позволяла его внешность, навис над ней. — А теперь скажи, сколько времени?

Глаза Лили наполнились слезами страха.

— Прости, прости пожалуйста,— быстро заговорил мальчик, увидев ее реакцию. — Я совсем не хотел... прости, я просто... просто... — его глаза метались по сторонам, словно он не мог найти слова.

— Северус, почему ты все время уходишь от правды?

— Я не ухожу. Я просто не могу. Ты не поймёшь, — шёпотом добавил он, глядя ей в глаза.

— Скажи правду, пожалуйста. Что в этом такого?

— Я не люблю говорить о своей семье и о себе. Я. Не. Такой, — последнюю фразу Северус произнес по слогам.

— Почему?

— Лили, если я отвечу на этот вопрос, я разве не буду говорить о своей семье? — с сарказмом спросил мальчик. Глаза Лили снова наполнились слезами. Заметив это, он настолько быстро, что сложно было разобрать слова, затараторил: — Ладно, прости. Моя мама — волшебница. Папа — нет. Маме нельзя колдовать, поэтому она делает это редко.

Самое сильное, что я видел — «Инсендио», «Агуаменти», «Алохомора» и пару раз «Вингардиум Левиоса», когда отца не было дома. — О порке заклятьем он счел возможным умолчать. Его проблемы были, есть и будут только его делом.

— Прости, Сев, я больше не буду спрашивать про твоих родителей. Просто мне непривычно, что для кого-то это табу.

Северус испугался, что Лили догадается, почему он не хочет говорить, и быстро, не успев обдумать, выпалил:

— Это не табу, просто не хочу об этом.

— Тогда объясни кое-что, пожалуйста.

Северус молча посмотрел на нее и кивнул, понимая, что сам развязал ей руки.

— Почему твоей маме нельзя колдовать?

«Идиот. Глупец. Почему не соврал, что ей не нравится, или что она хочет жить как магл? Потому что ты дурак, который под взглядом этих самых добрых в мире глаз не способен врать!» — ругал себя Северус.

— Э-э-э... — его взгляд вновь заметался по сторонам.

— Северус, зачем сейчас врать? Почему ты даже в такой простой ситуации ищешь лазейку? — «Почему «Северус»? Неужели я настолько её обидел? А, к хорошему быстро привыкают, один раз не назвала «Севом», ты уже в слёзы, кретин!».

— Ладно! — вспылил Северус. — Мой отец, как самый настоящий магл, ноги готов целовать человеку, придумавшему сраный Статут о Секретности! Он всеми руками и ногами за него! Он против того чтобы мама колдовала! — выпалив это, яростно брызжа слюной, он резко повернулся и зашагал от Лили с такой скоростью, что девочке, чтобы его догнать, пришлось бежать.

— Сев! Сев, прости! — Северус игнорировал. Он был взвинчен и знал, что если останется, может нечаянно ей навредить. Его остановил только ее плачущий крик: — Если ты уйдёшь, я же потеряюсь! Не бросай меня, пожалуйста!

Он резко развернулся, и Лили влетела в него со всей скорости. Северус почувствовал, как её слезы капают ему на рубашку когда она прижималась к нему, такая напуганная и расстроенная. Его ярость не улетучилась мигом. Она просто сменила направление. Ему резко захотелось себя убить, за то, что из-за него этот рыжий лучик плачет.

Единственное, что его остановило от суицида на месте — мысль, что Лили и вправду очень перепугается, если останется в лесу одна, или, тем более, с трупом.

Какой же он всё-таки кретин! Затащил её в лес, привязал к своей особе, а потом обидел! И это солнышко не может уйти от него, но, наверняка, не желает оставаться в его компании.

У Северуса вдруг предстала перед глазами сцена, как он провожает сейчас Лили до выхода из парка, она бросает ему на прощание: «Уходи! Я не хочу тебя больше никогда видеть!» и в слезах убегает к своим родителям, которые смотрят на него, как на монстра, посмевшего обидеть их дочь.

И плевать и ей, и им будет на то, что он убить себя готов за причинённую ей боль! Плевать будет на то, что он ненавидит себя за любую несдержанность по отношению к ней.

Эта сцена настолько ужаснула его, что он обнял плачущую Лили и сам, уткнувшись лбом в её густые рыжие волосы, чуть не заплакал. Быстро взяв себя в руки, он испуганно затараторил:

— Лили, прости меня. Я неисправимый бесконтрольный грубиян. Я не хотел сделать тебе больно. Просто... так получилось. Я не могу говорить о своих ро... — на этом моменте его прервал указательный палец Лили, прислонённый к его губам.

— Сев, это я тебя попросила рассказать мне. Ты предупреждал. Прости меня. Пойдём по домам.

— Лили, ты ни в чем не виновата. Виноват только я, — голос предательски дрогнул. Северус огляделся и удивлённо вскинул бровь. Они находились на какой-то поляне посреди леса, а в центре находился раскидистый дуб с толстыми ветвями.

— Тут... красиво... — подала голос Лили, высвободившаяся из его объятий.

— Ага. Только одна проблема — я не помню этого места, — саркастически заметил Северус. Будь другая ситуация, он бы обрадовался находке. Место было просто загляденье. Оно было не тронуто многочисленными посетителями парка, на земле не было ни одного следа от костра, ни одной брошенной безжалостной по отношению к природе рукой бутылки или любого другого мусора. Под этим деревом наверняка было бы здорово читать, тут было очень тихо.

— Мы... мы потерялись? — испуганно запнувшись, спросила Лили.

— Нет, — успокоил её Северус. — Но найти путь обратно займет некоторое время. Пойдём в ту сторону, — сказал он и махнув рукой, начал движение.

— Ты же не наугад идешь? — поравнявшись с ним спросила чуть успокоившаяся Лили.

— Нет, конечно. Мох на деревьях растет с этой стороны, — сказал он, показывая ей на дерево. — значит там, — Северус указал в другую сторону — север. Нам надо на юг, выйдем к реке. К чуть более дальнему берегу, но выйдем.

— Ты что, уже терялся?

— Было дело, — он неопределённо мотнул плечом.

— Быстро выбрался?

— К сожалению нет. У меня это заняло всю ночь. И вышел Мерлин знает где. Еле нашёл дорогу домой, — чуть ухмыляясь ответил мальчик.

— Ночь? Какой ужас! Страшно было? — Лили огромными округлившимися глазами смотрела на него.

— Нет, — отрезал Северус.

Прошло около двадцати минут, когда они вышли к реке. Всё это время Северус вел себя отстраненно, шел поникше, стыдливо опустил голову, бросая искоса взгляд из-за стены черных волос. Лили же вела себя непринуждённо, шагала уверенно и будто чувствовала себя комфортно, словно ничего и не произошло, словно он не вспылил на неё. Когда водоем показался сквозь столбы деревьев, Лили вновь подлетела к Северусу.

— Сев! Ты нас спас! — счастливо выкрикнув это ему в лицо, она чмокнула его в щёку и отскочила.

— Я нас и потерял, вообще-то... — промямлил он себе под нос, ошеломлённый её действиями.

— Мне все равно! Пойдем домой! — она схватила его за руку и потащила за собой.

Северус был поражён тем, что она так легко с ним общается. Она будто не чувствовала обиду на него. У мальчика даже возникло ощущение, что он сам придумал себе причину, по которой испытывал чувство вины. Но он видел еле заметно красные глаза Лили и понимал, что, к сожалению, сцена между ними в лесу не была кошмарным видением.

До площадки они дошли довольно быстро, не проронив и слова. Это не было гнятущей тишиной, они с Лили будто вели немой разговор и потребности в словах не было. Северус ощущал, что ему совершенно комфортно молча идти рядом с ней. Когда они добрались до её квартала, он был убеждён, что она отпустит его кисть из своей ладони и наутёк бросится к себе домой. Она шла совершенно спокойно. Когда до дома Лили оставалось всего несколько десятков метров, она нарушила тишину:

— Тебе тоже там понравилось?

Северус недоуменно посмотрел на неё. Как могло нравится ссориться, а тем более ощущать, что человек, которого ты обижаешь, зависит от тебя и не может уйти? Кому такое вообще могло понравиться?

После этого вопроса его как сковородкой по голове ударило. Тобиасу. Ведь он в лесу оказался таким же монстром, как и его отец. Он обижал девочку, которая была вынуждена оставаться с ним. Он лишал её выбора.

Северусу захотелось перегрызть себе глотку. К сожалению или к счастью, это было не возможно, как минимум по физическим причинам.

Но у Лили таким задорным огоньком горели глаза, что он понял — он неправильно понимает вопрос.

— О чём ты, Лили?

— О поляне, — она улыбнулась. — Тебе понравилась та полянка?

— А... — ему захотелось дать себе по лбу за то, что он сразу не понял, о чем она говорила. — Да. Я завтра же найду её ещё раз. Там... красиво, — он отчего-то смутился.

— Отличная идея, Сев! Пусть это станет нашим местом, где мы сможем обсуждать магию, где нас никто не сможет подслушать! — её губы растянулись в озорной улыбке. У Северуса защемило сердце. Наше место... — Ладно, Сев. Хорошо сегодня погуляли, — она немного смутилась от этой откровенной вежливой лжи. — Мы не сможем завтра погулять. Мои мама с папой завтра хотят куда-нибудь сходить все вместе, а послезавтра мы поедем в магазин за принадлежностями для школы. Все-таки учёба начинается через две недели! Эх, а поскорее бы в Хогвартс, да? — она вновь обезоруживающе улыбнулась. — Давай встретимся в среду, хорошо? Во столько же, во сколько и сегодня. Я точно буду свободна, а ты?

— Я до школы всегда свободен, — ответил Северус, стараясь скрыть своё счастье и радость от её предложения.

— Хорошо, тогда до среды! Спасибо ещё раз за рисунки, это просто чудо!

Вновь Северус стоял, пребывая не в силах пошевелиться. Нехотя, он разорвал этот волшебный момент. С каждым шагом в сторону Паучьего тупика мальчика с головой накрывало ощущение вины, ошибочности и ненависти к самому себе, своей природе. Да, Лили будто не злилась на него, но как он мог простить себя сам?

Утром первого сентября Северус проснулся засветло. Он быстро умылся, оделся, взял рюкзак и, нехотя выложив оттуда вещи, которые брал на прогулки с Лили, начал собираться в школу.

По своим одноклассникам соскучится Северус не успел, и сомневался, что такое когда-нибудь произойдёт. Их издёвки в какой-то момент стали рутиной и почти перестали задевать мальчика. Пусть ему и не хотелось их видеть, но грусти или, тем более, страха он не испытывал. Северусу было абсолютно плевать.

Единственное, из-за чего он расстраивался в связи с началом учебного года — уменьшение свободного времени и у него, и у Лили. С ней Северус виделся за последние полторы недели почти каждый день. С каждым их разговором мальчику казалось, что между ними появляется и укрепляется какая-то неведомая связь. Они болтали почти обо всем: о Хогвартсе, о магии в целом, о магловских и волшебных школьных предметах, о семье Лили и о разных приятных мелочах.

Единственной темой, которую избегали оба ребёнка была семья Северуса. К неизмеримому счастью мальчика, Лили осознала, что его лучше не расспрашивать о родителях. Всегда, когда речь заходила о них, он резко замыкался в себе, а стоило попытаться настоять, становился ужасно злым и мог нагрубить. Северус отчаянно пытался сдерживать себя, меньше всего на свете желая расстраивать Лили, но у него не получалось. Это было его слабым местом, но мальчик не знал, что с этим делать.

Трижды за вторую половину августа Северус и Лили просто сидели в местной библиотеке и читали. Мальчик дочитал свой сборник Шекспира и переключился на «Робин Гуда», а Лили, которой тоже очень нравились подобные книги, к нему присоединилась. Северусу нравилось комментировать прочитанное едкими замечаниями на тему глупых решений персонажей, а ещё больше нравилось слушать хихиканье Лили в ответ на них. Когда им наскучивало сидеть в душной библиотеке, они шли читать на их полянку в парке. Северус всё-таки нашёл её ещё раз и они вместе натоптали к ней тропинку от реки, хотя мальчик вначале протестовал, боясь, что их место обнаружит кто-нибудь ещё.

На полянке они обычно усаживались в тени дуба, облокотившись на него спиной. Каждый раз Лили после долгих уговоров удавалось заставить мальчика ей почитать. Северус боялся это делать — в книге было много диалогов, а талантом к изменению голоса он никогда не мог похвастаться. Тем не менее, Лили очень его хвалила и убеждала, что ей всё очень нравится. Так они сидели бок о бок и Лили, засыпая, клала голову ему на плечо, умиротворённая его голосом. Северус ужасно смущался и порывался отпрыгнуть от неё после любого, даже мимолётного, но совершенно непривычного мальчику касания, но Лили всегда его останавливала. Если она брала его за руку, то после первой же, будто рефлекторной, попытки отпрянуть, она сжимала его ладонь не хуже дьявольских силков. От того, чтобы отодвинуться от неё, когда она почти засыпала на его костлявом плече, Северуса останавливало нежелание её будить и убирать с её лица эту спокойную и совершенно счастливую улыбку. Конечно, делать это приходилось в любом случае, когда время прогулки подходило к концу, и Лили было пора возвращаться домой, к родителям, но мальчику ужасно не нравилось прерывать её сон без необходимости.

Только когда Лили его обнимала, у Северуса никогда не возникало и мысли о том, чтобы отпрыгнуть, убежать, или сделать ещё что-нибудь не менее экспрессивное, дабы избежать прикосновений. Чрезвычайно эмоциональная девочка никогда не могла просто подойти к мальчику, и заключить его в мягкие объятия. Вместо этого она каждый раз с разбега, потому что Северус вечно держал дистанцию, и с прыжка вешалась ему на шею. Он понимал, что если сейчас начнет дергаться или прыгать с ней на шее, то это может закончиться травмой и для него, и, главное, для Лили.

Северус каждый из немногих дней, когда у неё не получалось с ним увидеться из-за поездок семейства Эвансов по гостям, проводил на поляне, читая под дубом. Именно там у него, даже в отсутствие Лили, создавалось впечатление, что она рядом. Однажды он принёс на очередную прогулку с подругой мамину «Историю Хогвартса», и Эйлин не заметила пропажи. После этого мальчик чуть осмелел. А после того, как он увидел загоревшиеся восторгом изумрудные глаза, ему стало резко все равно на возможную экзекуцию. Теперь он раз в пару дней брал с собой волшебные книги. Северус не мог понять, кто из них был счастлив больше в такие дни — Лили, получившая новое подтверждение существования волшебного мира и с широко раскрытыми глазами перелистывающая страницу за страницей, иногда останавливаясь на наиболее интересных ей главах, или он, наблюдающий за ней с непонятным теплом на душе и счастливой, кажущейся ему глупой, улыбкой?

Погружённый в свои мысли, Северус собрался и вышел из дома, как обычно, не завтракая, потому что в доме Снейпов если и бывали приёмы пищи, то только вечером. Паучий тупик был погружён в сумрак, и Северус неслышной тенью скользил по улице, в сторону парка. Вчера они с Лили договорились дойти до школы вместе, и мальчик был очень этому рад.

Он не ожидал от школы ничего хорошего, особенно в первый день, когда остальные дети были особенно ленивыми, наглыми и упрямыми после долгого отдыха, так что только мысль о совместных прогулках с Лили до и после школы грела ему душу.

Когда он дошёл до их с Лили излюбленной площадки, начало светать, но до того, как Лили встанет и, тем более, соберётся, было ещё долго. Он в задумчивости присел на качели и решил пролистать магловские учебники.

Выбор пал на любимый предмет — математику. Задачи и примеры в первой половине учебника Северус вообще решал чисто интуитивно, даже не читая параграфы, а вот дальше уже приходилось как следует вникать в тему, что, впрочем, нисколько его не отталкивало, напротив — добавляло занятию увлекательности. С головой погрузившись в изучение неведомых ему доселе математических премудростей, Северус и не заметил как пролетело время, отделявшее его от встречи с подругой.

Тем не менее, из-за привычки к неусыпной бдительности, воспитанной благодаря родителям, тихую, лёгкую поступь Лили он услышал вовремя. И хорошо что услышал — всё-таки мальчик уже, на "горьком" опыте знал о привычке новой подруги заходить со спины с криком: «Бу!».

— Привет, Лили!

— Привет, Сев!

Она была одета в тёмно-синий сарафан и безупречно белую блузку под ним. Её непослушные рыжие волосы даже под слоем лака выбивались из косичек и огнём горели на фоне почти чёрной ткани.

Северус невольно вспомнил, во что был одет сам: очередная затертая, почти серая рубашка Эйлин с парой пятен от чернил на рукавах и когда-то черные, а теперь застиранные и затертые до такой степени, что стали в большинстве своём серыми, брюки чуть длиннее колен. Мальчик был одет на День Знаний абсолютно так же, как и в любой другой школьный день, а, впрочем, эти брюки он носил и во внеурочное время.

Северус закрыл учебник и молча сложил его в рюкзак.

— Сев, рад что школа начинается? — спросила Лили с озорными искорками в глазах.

— Если честно, не особенно, — счёл возможным сказать правду Северус. Чтобы избежать дальнейших распросов с её стороны он спросил: — А ты?

— Я рада! У меня подружки, — на этом слове мальчик чуть скривился, но Лили, мечтательно возведшая глаза к небу, не заметила этого — на всё лето к родственникам уезжали и мы не виделись. Я по ним соскучилась!

Северус промолчал.

— Сев, у нас не так уж много времени, пойдём в школу?

— Давай, — согласился мальчик. — Петунья наверняка вышла уже час назад?

— Нет, Сев, всего лишь полчаса, — ответила Лили и захихикала. Северус улыбнулся ей в ответ.

— Жалко, что мы не в одном классе, правда?

— Да, Сев, это просто ужас! Почему твои родители не попросят перевести тебя в мой класс, ты же говоришь, что друзей у тебя нет?

— Они очень заняты и устают, у них нет времени, — соврал мальчик.

— Очень жаль... — на лице у Лили было будто чёрным по белому написано, что она ничуть не верит своему другу.

— А что за подружки? Ты о них никогда не говорила... Вы давно дружите? — чуть обеспокоенно спросил Северус.

— Ну... Их зовут Сара и Джесс... Мы не то, чтобы дружим. Мы учимся в одном классе с прошлого года и иногда гуляем вместе на выходных. С тобой куда интереснее, Сев!

Северус снова смутился от похвалы и чуть покраснел, насколько это позволяла его вечно бледная кожа.

— Знаешь, Сев, мне так не хотелось возвращаться в школу после твоих рассказов о Хогвартсе!

— Ты бы знала, как мне тяжело туда ходить! Я то знаю об этом всём с самого первого класса... — ухмыльнулся Северус. — Надо чуть-чуть потерпеть, а в Хогвартсе всё будет просто идеально!

— Вот бы эти два года взяли, и пролетели за одно мгновение! — воодушевлённо воскликнула девочка. — А есть какой-нибудь магический способ так сделать?

— Я не слышал о таком. Если бы слышал, уже ехал бы на Хогвартс Экспрессе.

— Ну бли-и-ин! — разочаровано протянула Лили.

— Но знаешь, я слышал о зелье, которое помогает замедлять время. Ну, не время, а ощущение его течения. Такое иногда используют при подготовке к экзаменам. Ты его выпиваешь, и у тебя в часе как будто сто минут. Только его нельзя пить на постоянной основе, к сожалению, вызывает привыкание, — поспешно добавил Северус.

— Здорово! — от чуть раздражённой Лили не осталось и следа, она возвела глаза к небо и расплылась в широкой улыбке, видимо фантазируя, что бы сделала, будь у неё такое зелье.

За счастливой болтовнёй они дошли до школы и встали вместе с одноклассниками на линейке. Северус иногда припрыгивал, чтобы разглядеть в толпе копну её огненных волос. Мальчик мысленно взмаливался к Мерлину, чтобы к нему не пристали до уроков, на виду у подруги. Он не хотел видеть сочувственное выражение на прекрасном лице Лили, пусть оно иногда и промелькало при их общении, но Северус боялся, что это выражение задержится, если девочка слишком близко к сердцу примет поведение его одноклассников.

Северуса поставили во второй ряд, чтобы он не портил общий вид своим совершенно не праздничным видом, так что мальчик почти не слышал, что говорил директор в приветственной речи.

После исполнения гимна ордой школьников без задатков к музыкальному таланту Северус чётко осознал, что значит устойчивое выражение «завяли уши». Мальчик во время этой звуковой пытки стоял, скривившись, и молчал. Одноклассники лишь пару раз ткнули его локтями под рёбра, и если бы не синяки, оставшиеся после недавней стычки с Тобиасом, Северус бы не обратил на это никакого внимания.

Первый урок прошёл совершенно спокойно и мальчик даже понадеялся, что у его сверстников наконец появились зачатки мозга. Увы, его надежды были развеяны, когда на перемене к его парте подошёл Даррен Меллоун.

— Эй, Снупи! Как прошло лето?

— Да он наверняка вместе со своим папашей в пабе нажирался! — подхватил Кевин Брик.

— Да не, вы что, эта летучая мышь по деревьям лазила, видите, сколько на брюках дырок! — захихикал Уэйн Гросс. Северус нахмурился.

— Ага, ему только на заднице дырок не хватает! — вернулся в "разговор" Даррен. Все мальчишки в классе захихикали над этой уморительной шуткой, как и пара девочек. Северус презрительно посмотрел на этих придурков. Они же знают, какой Тобиас. Тогда какого они предъявляют претензии по поводу одежды?

— О, мне отец рассказывал, что недавно видел папашу Снупи. Эта свинья валялась на тротуаре в собственной рвоте! — выступил со свежей сплетней Брик.

Все присутствующие презрительно скривились, взглядами обращаясь к Северусу.

— Странно, что самого Снупи твой папа там не видел!

— О, я там был, — саркастично протянул Северус. Насмешки по этому были не в первый раз, поэтому мальчик уже успел обдумать, как нужно на них отвечать. Он ехидно ухмыльнулся. — Я помогал папе Брика не упасть в его блевотню.

Это был камень в огород Кевина. Все присутствующие знали, что и его отец тоже был любителем выпить.

— Да как ты смеешь, Снейп! Не смей впутывать в свою грязь моего папу!

— Отвалите, а?

— Твой папа — позорище! Воняешь дешёвым пойлом, как и он!

— Очень научное наблюдение, Мэлоун. По запаху разбираешься? Видимо, опыт большой.

Северус понимал, что его хамство было глупым и не вело ни к чему хорошему, но он не мог промолчать. Он знал, что, внезависимости от его действий, ему попадёт от этих идиотов, и ему отчаянно хотелось встречать побои с высоко поднятой головой.

На этом моменте задиры не выдержали. Северус еле успел отпрыгнуть от кулака под дых от Даррена, как на него прыгнул Брик. Мальчик сбросил Снейпа с ног и они оба налетели на парту. Северус стукнулся головой об одну из ножек и из глаз у него посыпались искры. Воспользовавшись замешательством отходящего от удара мальчика, хулиганы наградили его ещё парочкой щедрых пинков в живот, а Мэлоун дал ему ногой в пах.

Учительница, наконец заметив потасовку, отправила мальчишек на свои места и подошла к Северусу.

— Мистер Снейп, вы в порядке?

Северус замученно посмотрел на неё. Конечно он в порядке! У него все просто замечательно! Идиотка!

Не найдя в себе сил ответить, мальчик кивнул.

— Хорошо. Тогда присаживайтесь на своё место, а я пока разберусь с этими молодыми людьми.

Стиснув зубы и еле сдержав слёзы боли от набухающих синяков, Северус уселся на своё место, скрутившись в три погибели.

— Господа, вы освобождены от занятий сегодня. Я позвоню вашим родителям и сообщу об этом инциденте.

Теперь Северусу захотелось выть от обиды. Больше свободного времени и похвала от родителей за то, что они в очередной раз показали отпрыску этого ужасного пьяницы Снейпа своё место — ужасное наказание! Северус знал, что отцы Мэлоуна, Брика, Гросса, да и вообще всех в его классе относятся к нему ужасно предвзято и ни в коем случае не ругают своих детей за их отношение к этому «уродцу Снейпу младшему».

Лучше бы Дженкинс отпустила его пораньше! Хотя, тогда он лишиться возможности идти из школы вместе с Лили... И тогда наверняка вместе с ней пойдут эти неведомые Сара и Джесс... Нет, этого нельзя допустить!

Так что он перетерпит нападки одноклассников, да и на синяки можно не обращать внимания. Благо, сегодня не было урока Физкультуры. Так что, по сути, его новые синяки, наложенные на старые, особых проблем доставить не должны.

Северус удивлялся: как его кости до сих пор остаются целыми после всех этих манипуляций, если учесть, что он совсем не ест ничего, содержащего кальций? Мальчик пришёл к выводу, что, вероятно, это заслуга магии.

Оставшийся день прошёл в целом неплохо. С каждой минутой боль всё утихала и утихала, особенно во время уроков. Основная компания неугомонных нахалов отправилась по домам, и Северуса преследовали лишь коверканья его фамилии и имени и "случайные" тычки, когда одноклассники проходили мимо.

Когда уроки закончились, и они наконец встретились с Лили, Северус успел привыкнуть к неприятным ощущениям в области живота, и даже нашёл в себе силы улыбнуться подруге. Видимо, его старания были тщетны, потому что Лили настороженно спросила:

— Сев, всё в порядке?

— Да, всё просто замечательно, — он постарался, чтобы его голос звучал убедительно.

— Точно?

— Ага, — он вновь принял попытку улыбнуться. Видимо, в этот раз вышло лучше, потому что Лили сменила тему:

— Как в целом день прошёл?

— В общем неплохо, — он пожал плечами. Живот отозвался болью, и у Северуса чуть дрогнул голос. — Меня хвалила учительница. Сказала, что в тесте по Математике на знания за прошлый год у меня нету ошибок.

— Вау, Сев, молодец! У нас тоже был тест, но я там дважды ошиблась: один раз по невнимательности, а другой из-за того, что забыла как решать.

Северус смутился от её похвалы.

— Ты тоже молодец, Лили. А твой день как прошёл?

— У меня всё отлично! Сара привезла мне парочку сувениров с моря! Смотри, какая красивая ракушка! — она протянула ему на ладони раковину какого-то моллюска.

— О... Интересно.

— А как у тебя дела с одноклассниками? Они к тебе не приставали?

Северус посмотрел на неё с подозрением. Наверняка Лили просто слышала про компанию хулиганов в его классе, но его смутил её вопрос.

— В общем всё неплохо, — и глазом не моргнув, сказал Северус. Врать насчет издевательств над собственной персоной всегда было легко.

От очередного шага живот вдруг пронзила боль. Северус на секунду остановился, скривился, но устоял на ногах, переборов желание согнуться.

Лили уставилась на него с удивлением и страхом, но после его сердитого взгляда из-под баррикады чёрных волос, нехотя отвернулась. Ей на секунду показалось, будто Северус мысленно передал ей сообщение о том, что он не хочет, чтобы она его расспрашивала.

Болтая, они дошли до площадки.

— Сев, а пойдём ко мне? — спросила Лили, а потом захихикала, заметив как от удивления у него взлетела бровь.

— Ты шутишь? — прищурившись спросил Северус. Отсмеявшись, Лили недоуменно посмотрела на него.

— Ты о чём, Сев?

— Нафиг я нужен у тебя дома? — выплюнул мальчик.

— Поболтаем, обсудим поподробнее, как прошёл день. Ты какой чай любишь? — решила она попробовать сменить тему.

— Лили, ты помнишь как мы очаровательно поболтали с твоей сестрой вчера? — проигнорировал он её вопрос.

Днём ранее Петунья, открыв входную дверь раньше Лили и увидев Северуса на пороге, просто завалила его завуалироваными оскорблениями на тему репутации его семьи.

Лили промолчала.

— Как думаешь, что обо мне думают твои родители?

— Да ничего плохого точно, Сев! Ты же хороший! — заспорила девочка. Северус смутился от неожиданной похвалы.

— Лили, я почти уверен, что они разделяют мнение Петуньи, — он говорил, ровным, спокойным голосом, но подруга видела в его глазах тень обиды.

— Сев, ты придумываешь! Мои родители не настолько предвзятые, как Туни!

— Если не настолько, то ещё сильнее.

— Сев! Да что с тобой?

— Может я не хочу в очередной раз выслушивать, насколько я урод и какая же отвратительная моя семья? Не думала? — в нем вновь начала закипать ярость.

У Лили защипало в глазах.

— Сев... Прости... Я просто хотела ещё с тобой поболтать, и... — она осеклась и протараторила: — может ты бы мог рассказать моим маме с папой о магии?

Северус уставился на неё с недоумением. Злость как рукой сняло, её место заняло подозрение в насмехательстве.

— Хорошо, я изменю свой вопрос. Лили, ты издеваешься?!

— А что не так?

— Лили, ты че, издеваешься что-ли? Твои родители маглы всю жизнь! Им нельзя рассказывать!

— Но как я поеду в Хогвартс, если они не будут знать о магии? — недоуменно захлопала глазами Лили. Северус замер, не зная что сказать.

— Э-э-э... Ну, ладно, я не правильно сказал... — и шёпотом, еле слышно, добавил: — Я не знаю как им сказать.

— Также как и мне, разве нет? — Лили не понимала, в чём проблема.

— Лили, так нельзя. Ты ребёнок, поэтому ты легко принимаешь такое. Они взрослые, и они как минимум не поверят мне и добьются отправки меня в психушку, а как максимум разболтают всем соседям, и меня посадят в Азкабан за нарушение Статута о секретности! В любом случае, я окажусь взаперти, — добавил он с улыбкой, чтобы смягчить свои доводы.

— Но как мама с папой меня отпустят в Хогвартс, если им ничего не рассказать?

— Вообще, обычно об этом сообщают какие-то люди из Хогвартса, — задумчиво ответил Северус. — У них много опыта в объяснении этого для маглов. Я не могу таким похвастаться, увы, — он пожал плечами.

— Сев, ну ты же можешь попробовать, для меня? Пожалуйста!

— Ты меня не слышишь что ли? Как я это сделаю?

— Просто скажешь! Ты можешь осознанно что-то наколдовать? Я могу попробовать разбить и восстановить кружку, но они у меня чинятся через раз, так что не вариант.

— Не уверен, — пробормотал Северус и опустил взгляд в пол, расстроенный из-за того, что не мог помочь Лили. — Это стихийная магия, мы не можем её контролировать, к сожалению.

— Давай попробуем?

— Лили, — от звука её имени у Северуса в груди что-то затрепетало и попыталось уговорить его согласиться, но безуспешно. — я не хочу. Правда. Это глупая идея.

— Тогда я сама всё расскажу!

— Это будет ещё хуже! Ты сама ничего не знаешь, а у них точно будет миллион вопросов.

— А что мне ещё делать? Ты же, бука, отказываешься!

— Но, Лили, я правда не готов к этому! Если я сделаю что-то не так, это может быть очень серьёзно! Вдруг они не послушают меня и решат, что могут болтать о магии на право и на лево? — в подтверждение своих слов он замахал руками и тут же об этом пожалел: живот отозвался болью.

— Ну Сев, я не выживу, если не смогу обсуждать с родителями все те чудеса, о которых мы с тобой говорим!

Северус уставился на неё с недоумением. Почему для неё так важно говорить об этом с родителями? Он вообще с родителями общается в исключительных случаях, а Лили постоянно рассказывала о том, что они с Петуньей обсуждали с родителями. Но ей нельзя позволить рассказать об этом самой! Она нанесет какую-то ахинею, которая не имеет ничего общего с реальностью, и родители ей не поверят, и ещё запретят с ним общаться! Этого нельзя было допустить! Если уж говорить о том, что жизненно необходимо было Северусу, то это была именно Лили. Но он не хотел рассказывать об этом её родителям. Вдруг они не захотят его дослушать? Да и как правильно рассказать? В каком порядке? О чем лучше умолчать? Поняв, что Лили от него не отстанет, Северус сказал:

— Ладно, Лили. Я обещаю, что расскажу всё твоим родителям.

— Ура! Побежали, Сев! — она подпрыгнула от счастья, схватила его за руку и уже рванула в сторону дома, когда поняла, что друг старается остаться на месте. Она обернулась, и посмотрела на его скривившееся лицо. — Что такое, Сев?

— Не сегодня, Лили, — тихо, будто с трудом, прошептал Северус. Затем он продолжил громче: — Мне надо обдумать всё. Я хочу чтобы они все правильно поняли.

— Ловлю тебя на слове! — озорно улыбнувшись, воскликнула Лили. Он мягко улыбнулся ей в ответ.

— Давай я провожу тебя домой? — спросил Северус. Заметив, что её глаза засветились от предвкушения, добавил: — Просто провожу, говорить ни с кем не буду. Меня э-э-э... родители дома ждут.

— Хорошо, Сев, пойдём! А что такое Азкабан?

— Ну-у-у... Это волшебная тюрьма.

— А в волшебном мире всего одна тюрьма? Или это название э-э-э... сети тюрем? — спросила Лили и хихикнула.

— Я не знаю... Думаю вряд ли одна. А так, Азкабан — это одна конкретная тюрьма.

— А расскажи про неё что-нибудь!

— Ну... — Северус задумался. — Я мало знаю. Я про неё прочитал в книге о магических законах, там Азкабан упоминался просто в контексте количества лет, которые нужно провести там, в качестве наказания. И я заинтересовался, стал искать информацию. Единственное, что я нашёл, это в книге о волшебных существах рассказывалось о дементорах, — на этом слове он передёрнул плечами. — что они работают в Азкабане. И там шло краткое описание этой тюрьмы, где было сказано, что Азкабан находится где-то в Северном море, на одном из островов.

— А кто такие дементоры?

— Это такие существа, закутанные в черные плащи. Если я правильно помню, то я срисовывал тебе иллюстрацию из «Истории Магии», придёшь домой — посмотри, может найдёшь. Если нет — то я как-нибудь принесу учебник на прогулку. В книге про магических существ говорилось, что это одни из самых страшных созданий в нашем мире. Там описывалось, что когда к тебе приближается дементор, тебе сразу становится холодно и тоскливо. А если их не остановить, то они будут питаться твоими счастливыми воспоминаниями. — после этих слов Лили побледнела, но мальчик этого не заметил.- А ещё есть Поцелуй Дементора...

— Поцелуй? Ты сейчас шутишь, Сев? — она нашла в себе силы слабо улыбнуться. — Ты говоришь, что они такие страшные и плохие, а потом заявляешь, что они целуются?

— Ну-у-у... Это так называется, — мальчик пожал плечами. — Но это ужасно... Там было написано, что если дементор кого-то целует, то у человека пропадает душа.

— Душа? То есть он умирает?

— Я тоже не понял, по правде говоря. Но думаю нет. Я считаю, что если бы это убивало, то они бы так и написали.

— А если это не смерть, то что тогда? Как человек может жить без души?

— Я думаю, он становится чем-то вроде инфернала, — Северус пожал плечами.

— Инфернал? А это что такое?

— Э-э-э... Ну если я правильно понял, это что-то наподобие магловских зомби.

— Такие существуют?

— Они не расхаживают по улицам, Лили, не беспокойся. Просто темные маги, некроманты, могут поднимать мертвых, но это очень сложно. Почти никто не может даже одного поднять, так что ни о каких зомбовских восстаниях, о которых снимают фильмы маглы, и речи быть не может.

— Темные маги? — испуганно спросила девочка.

— Ну, да, я же сказал, — Северус не понял, зачем она переспросила.

— И ты этому хочешь научиться?! — вскрикнула Лили.

— Ты о чём? — мальчик недоуменно поднял бровь.

— Ты говорил тогда, помнишь, что ты хотел бы научиться Темной магии?

Северус уставился на неё, выпучив глаза, от чего стал выглядеть ещё несуразнее, чем обычно.

— А. Ты об этом. Если честно, я до этого момента даже не думал об этом. В смысле... Я хочу научиться, — он заметил её взгляд , и поспешно добавил: — но я не задумывался, что можно попробовать научиться... создавать инферналов. Да и, честно, не очень понимаю зачем это нужно. Они же наверняка как зомби, тормознутые и глупые. Зачем такие нужны? Плюс, для этого нужно, наверное, в могилах копаться. Ужас! Пусть мёртвые остаются мёртвыми, раз даже магия не даёт воскресить человека.

Лили посмотрела на него с нескрываемым ужасом.

— Сев! Ты почему вообще о таком думаешь? Откуда у тебя такие мысли?

Северус пожал плечами.

— Просто во всех книгах, где кто-то пытается воскресить, это плохо заканчивается. Например, в «Чудовище Франкенштейна». И в магической литературе точно также, в «Сказке о трёх братьях» воскрешение тоже ничем хорошим не закончилось.

— «Сказка о трёх братьях»?

— Ну да... А, ты же не читала! Я как-нибудь принесу, не хочу пересказывать, у меня плохо получается, — он наклонил голову, закрывшись волосами.

— Да ты обо всём так говоришь, Сев! А потом оказывается, что ты в этом мастер! — захихикала Лили. Северус скептически посмотрел на неё из-за волос, а затем улыбнулся, довольный, что отвлёк её от мрачных мыслей.

— Ну объясни хоть эту часть сказки. Что там общего с Франкенштейном?

Он задумался о том, как рассказать, не вдаваясь в подробности.

— Там была история о молодом парне, который вернул к жизни свою возлюбленную, которая рано умерла. К сожалению, она стала слишком привязана к тому миру, и этот стал ей чужд. В итоге, парень не смог смириться с тем, что она страдает рядом с ним, и он... — Северус запнулся, не зная как сказать мягче. — решил, что ему будет лучше рядом с ней.

— Он умер?

— Ага... — мальчик отвёл взгляд.

— Какие у волшебников жестокие сказки! У нас, как ты говоришь, маглов, тоже есть своя «Сказка о трёх братьях». Только она о поросятах, — она лукаво улыбнулась.

— Я читал, — Северус вернул ей улыбку. — Ничего общего. Но, кстати, в моём классе один мальчик говорил, что читал более страшную версию этой сказки. Там волк съел всех троих.

— Это ничего не значит! Пока ты не расскажешь мне всю сказку, я не буду их сравнивать! Твоя всё равно наверняка окажется кровожадней!

Лили сказала это настолько нарочито серьёзно, что они одновременно засмеялись. Тем временем они дошли до дома, и Лили позвонила в дверной звонок. К огромному сожалению Северуса, открыла Петунья.

— Привет, Туни! Ты уже дома?

— Да, Лили, — ответила старшая сестра, сморщив носик. — Нас отпустили пораньше. Ты что тут делаешь, Снейп? Лили, только не говори мне, что вы в одном классе! Такого не может быть, таким больным грубиянам не место среди нормальных людей!

Северусу захотелось нахамить этой нахалке в ответ, и на языке вертелась парочка подходящих фраз. Он закусил внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержаться, зная, что если он этого не сделает, то Лили обидится.

— Нет, Петунья, мы не в одном классе, — яростно сверкнув глазами, процедила сквозь зубы Лили.

— Хорошего вечера, Лили, — счёл лучшим ретироваться Северус. — До завтра!

— До завтра, Сев! — помахала она ему рукой. Петунья схватила её за эту самую руку, презрительно зыркнула на Северуса, и дернула младшую сестру в дом, яростно хлопнув дверью. Мальчик услышал, как трижды щёлкнул замок. Северус заметил, что обычно входную дверь в их семье закрывали на один оборот, и решил, что, скорее всего, это был показательный жест, чтобы он, мальчик из неблагополучного района, понял, насколько опасен. Северус поплёлся в сторону Паучьего тупика.

Зайдя домой, он почувствовал запах спирта и услышал крики матери. Не разуваясь, Северус забежал на кухню.

Сегодня был определённо не лучший день Тобиаса. Вся комната была усеяна осколками разбитой посуды, но мальчик не обратил на это внимания. Он обратил свой взгляд на противоположный угол комнаты. Там, пытаясь закрыться от мужа руками, лежала Эйлин. Все её голые ноги были в порезах. Видимо посуда перед тем, как подчиниться гравитации, летела именно в неё. Сквозь растопыренные ладони Северус увидел, как с её разбитой губы на порванное во многих местах платье капает кровь и заметил наливающийся на щеке синяк.

Не думая ни о чём, мальчик поднял с пола крупный кусок стекла, некогда бывший тарелкой, и запустил им в Тобиаса. Мужчина развернулся, вся его ярость обрушилась на неугодного отпрыска, и он двинулся в сторону мальчика. Северус понял, что пора драпать. Он, конечно мог выбежать на улицу, но тогда Тобиас вновь займётся матерью, а значит его долг задержать это чудовище как можно дольше, так что он понесся в свою комнату. Игнорируя вернувшуюся боль в животе, Северус взлетел по лестнице и, захлопнув дверь, он закрылся на ключ. Мальчик понял, что если что-нибудь не сделать, то пьяный отец либо выбьет дверь, либо пробьёт в ней дыру, а она ещё может сослужить ему хорошую службу, когда отец будет пьян не настолько, чтобы не замечать физическую боль.

Кинув быстрый взгляд на свою полку, уставленную мамиными книгами, он понял, что это его единственный шанс. Надо рискнуть, но если его план не сработает, он постарается проскользнуть мимо Тобиаса даже в такой узкой комнате, как его спальня. Северус отчётливо понимал, что если отец его достанет и нанесёт ему хоть один удар в живот, он этого не выдержит. Так что нужно собраться. Чуть успокоившись, насколько это было возможно в условиях опасности, сходной с ситуацией, если бы Северус удерживал за дверью не родного отца, а разъяренного медведя, он открыл дверь и отскочил на другой конец комнаты. Еле держущийся на ногах Тобиас ввалился в комнату. Когда он встал, над его головой в воздухе уже висела настенная полка Северуса. Ещё секунда, и она с грохотом обрушилась на голову мужчине. Тобиас потерял сознание, и обмякнув, повалился на пол, забросанный книгами. Северус громко выдохнул. Отойдя от адреналина, он резко услышал завывания Эйлин на первом этаже.

На ватных от стресса ногах он постарался как можно быстрее спуститься к матери.

— Мама! Мама, ты как? — опустившись на коленях рядом с ней и игнорируя впивающиеся в них осколки, спросил Северус. Она только промычала что-то невнятное в ответ.

Северусу вдруг захотелось обнять маму, как это делала Лили, возвращаясь с прогулки, но он удержался. Его мать никогда не обнимала его, а значит, ему не стоит этого делать. Да и не знал он, как обнимать первым. А ещё, она вся в порезах, не только ноги, ей от прикосновений только хуже будет.

— Мама, я сейчас! — с этими словами он вскочил и понёсся в родительскую комнату, за маминой палочкой. Легко найдя её на привычном месте в тумбочке, Северус вернулся обратно, и решил, что ему пора попробовать залечивающее порезы заклинание, прочитанное недавно.

Пробовать заклинание на матери показалось ему опасным, так что он занёс палочку над собственными коленями. Раны чуть затянулись, но так как они его совершенно не беспокоили, он бросил лечение на середине, и приблизился к матери.

Эйлин открыла глаза и посмотрела на сына. Увидев палочку у него в руке, она резко переменилась в лице.

— Северус! Как ты смеешь! Я тебе много раз говорила, никогда не трогай мою палочку!

— Мама, я знаю вылечивающее заклинание, я уже попробовал на себе, дай мне тебя вылечить!

— Ты... что?! Северус, тебе нельзя колдовать на людях! Ты мог оторвать себе ногу! — тирада продолжилась и дальше, но Северус не слушал. «Она что, волнуется за меня?» — задавал он самому себе вопрос, и от него становилось тепло на душе. Конечно, не так тепло, как при общении с Лили, но тем не менее. Его мысли прервал резкий вопрос матери: — Что ты сделал с Тоби? Где он?

Северус скривился. «Тоби»! Да как она может так его называть, после того, что случилось.

— Жив он! Дрыхнет в моей комнате. Мама, если ты мне не доверяешь, вылечи себя сама, пожалуйста, — в его голосе была нескрываемая мольба.

— Нет, Северус! Он проснётся и придёт в ярость, если увидит что я здорова, — резко осекла его мать. — Я не желаю повторения сегодняшней ситуации.

Поняв, что ему нечем ей помочь, Северус вышел из кухни. Сейчас мать починит все тарелки — уж на это Тобиас злится не будет — и пойдёт спать, он ничем не может ей помочь. Сейчас ему нужно дотащить тело отца до родительской комнаты. Северус скривился ещё сильнее от мысли, что его матери нужно будет спать рядом с этим ублюдком.

Вновь сконцентрировавшись, ему удалось отлевитировать отца. Да, весил он куда больше полки с книгами, и поднять его над полом Северусу удалось лишь на мизинец, но и этого было предостаточно. Мальчик внутренне гордился собой: он читал, что для беспалочкового колдовства нужно очень много сил. А он уже сейчас может левитировать предметы вполне осознанно, это никакой не магический выброс! Надо потренироваться ещё, и ему будет что показать родителям Лили.

Вернувшись в свою комнату, он огляделся. В обычно идеально чистой и аккуратной комнате, к слову, единственной в доме, не покрытой толстым слоем пыли, стоял разгром. В очередной раз за день скривившись, он принялся за уборку. Сложив книги в стопку и разместив их в углу, Северус устало посмотрел на полку. Внутренне укорив себя за непредусмотрительность, мальчик поднёс её к стене. Северус закрыл глаза и представил, что она вновь зависла на прежнем месте. Когда он открыл глаза, его настигло разочарование. Полка так и лежала грузом на ладони. Конечно, Северус не тешил себя надеждами, что резко стал всемогущим, но недавний успех с левитацией окрылил его. Теперь надо будет либо попросить мать прикрепить её с помощью магии, либо, если Эйлин, будет уж очень категорична из-за его недавнего "покушения" на Тобиаса, попробовать выбрать удачный момент, когда отец не будет пьян, и попробовать уговорить его прикрепить полку обратно магловскими инструментами. Но, учитывая причину, по которой она открепилась, вряд ли его попытки увенчаются успехом. Так что, теперь его книги перебираются в угол на неопределённый срок.

Северус улёгся в кровать, но глаза закрывать не спешил. Стоило ему опустить веки, перед глазами вставали самые "приятные" сцены прошедшего дня. Когда ему и на потолке начали мерещиться то Тобиас, то насмехающиеся одноклассники, Северус понял, что ему нужно отвлечься, иначе его замучают кошмары и нехотя встал с кровати. Мальчик подошёл к книгам, опустился у них на корточки, провел указательным пальцем по корешкам. Остановив свой выбор на «Сказках Барда Бидля», которые обсуждал сегодня с Лили, Северус сел спиной к окну, чтобы лунный свет падал на тонкие, в нескольких местах порванные страницы, и, опершись спиной на стену, погрузился в чтение.

После прочтения «Фонтана феи Фортуны» Северус надолго задумался. Он уже читал эту историю, но она всё равно показалась ему интересной. Северус понимал, что основная мысль этой истории заключалась в том, что счастье среди нас, и удача благоволит абсолютно каждому, но, Мерлин, как же ему сейчас не везло!

Мальчик был уверен, что если бы эта сказка была правдивой, то он обязательно, когда бы вырос, нашёл бы этот фонтан и прошёл все испытания! И тогда к его интеллекту, любознательности и усидчивости добавилась бы ещё и удача! И не было бы ему равных!

Но, увы, это были всего лишь придуманные давным давно истории. Всё, что оставалось Северусу — учиться, учиться и ещё раз учиться. Но что мешало ему пофантазировать?

Полностью погрузившись в раздумья о сказке, Северус вернулся в кровать, с головой завернулся в тонкую зелёную простыню, служившую ему одеялом и в холодные зимние вечера, и уснул. И снились ему сцены с молодым черноволосым магом, с успехом преодолевающим все испытания, идущим по жизни с гордо поднятой головой и счастливой улыбкой.

Примечание от автора:

Я упоминаю сказку «Фонтан феи Фортуны», с которой вы можете ознакомиться в книге Дж. К. Роулинг «Сказки Барда Бидля».

Лили Эванс встала ближе к полудню с несвойственными ей отвратительным настроением и совершенно непрезентабельным внешним видом — при взгляде на ее бледное со сна лицо казалось, будто она не спала несколько дней самое меньшее, а живописный кавардак на голове заставлял предположить, что по ней недавно прошёлся ураган.

Времени расчесываться уже не было, так что Лили спустилась на завтрак прямо так. При одном взгляде на нее мама и сестра единогласно охнули, а Петунья ещё и презрительно скривилась, но говорить ничего не стала.

Сонно покопавшись вилкой в яичнице, но так и не засунув в рот ни кусочка, Лили вернулась в комнату: добрела до постели, легла, закуталась в одеяло и уже была готова снова провалиться в царство Морфея, но тут же усилием воли вновь стащила себя с кровати. Вместе с одеялом. Сегодня важный день, и ей нужно быть готовой к нему, а значит, не время спать.

Она наконец-то, спустя чуть больше месяца, уговорила Сева на разговор с её родителями! Этот жук всё время придумывал отговорки, да ещё и такие продуманные! Не отмахнёшься! «Лили, мы не можем сегодня, четверг же не выходной, твой отец наверняка занят на работе!», «Я ещё не знаю, что говорить, а если мы ошибёмся и расскажем неправильно, то это могут счесть за нарушение Статута, и нас накажут!», «Лили, сегодня же воскресенье, твой отец не успеет до того, как ему нужно будет идти на работу, свыкнуться с мыслью, что его дочь — волшебница. А как он будет работать? Вдруг его уволят за рассеянность?», «А вдруг я неправильно начну и они выгонят меня, даже не выслушав?». Но вчера он наконец сказал, что готов!

Лили всю ночь не могла уснуть и отключилась ближе к рассвету, так что сейчас её по естественным причинам так и тянуло полежать в мягкой, тёплой кровати. Совсем чуть-чуть, всего пару минут...

Нехотя избавившись от теплого кокона, она принялась за сборы. Расчесалась, оделась и взяла школьный рюкзак, в котором с вечера лежали четыре яблока и два банана, позаимствованные с семейного ужина, а также книга о Шерлоке Холмсе.

Лили плохо помнила сюжет этой истории и была совсем не против перечитать её вместе со своим новоиспечённым лучшим другом. Тем более, что она возлагала на это произведение большие надежды: гениальный детектив был обязан понравиться Северусу. Правда, еще она немного боялась, что эта книга сделает его ещё более подозрительным... Он и так порой слишком остро реагировал даже на простые взгляды окружающих: Северуса неимоверно раздражала библиотекарь, искоса наблюдавшая за ними, когда они читали за столиками и тихо перешептывались после особенно эмоциональных моментов, а также бесили почтальон, соседи, продавцы, да и вообще, казалось, всё. Какие он только теории не строил! Словно весь мир был одним большим заговором, нацеленным на то, чтобы испортить ему, Северусу, жизнь...

Радость пополам с самодовольством буквально переполняли Лили каждый раз, когда ей удавалось вызвать у Сева улыбку, а уж если получалось еще и рассмешить его, то девочка вообще чувствовала себя воздушным шариком, который вот-вот оторвется от земли. Все-таки это было настоящим испытанием.

Она давно отметила, что самое большее, чего от него могут добиться смешные жизненные ситуации, забавные моменты из книги и шутки отца, которые она ему пересказывала — это улыбка. И то только наедине. Если они в такие моменты были в библиотеке, этот гад либо сидел с каменным лицом, как будто она рассказывала ему о какой-то трагедии, а он пытался сдержаться, чтобы не разрыдаться, либо мимолётно ухмылялся. Только тогда, когда они вдвоём сидели на полянке, Северус позволял себе смеяться, даже довольно часто, но только за компанию с ней. Девочке было приятно подобное особенное отношение, но, с другой стороны, ей хотелось, чтобы её друг был более открытым и к другим. Лили удивлялась, насколько по-разному он ведет себя, когда они находятся на людях и один на один. Девочка чувствовала, что дело тут совсем не в том, что он не хочет, чтобы люди знали об их дружбе, и, конечно, не в том, что он какой-то высокомерный гад, который пытается холодностью и отстраненностью показать, что он важная шишка. Нет, он просто будто автоматически, стоило вдалеке кому-либо показаться, сутулился, опускал плечи, закрывался волосами и становился немногословен.

Точно также на него действовали любые личные вопросы. Стоило Лили попросить Сева рассказать, как у него прошёл день, с кем он общался или что ел на завтрак, он сразу закрывался. Как будто на разговорах о себе всё его красноречие, так завораживающее её, истощалось. Девочка не понимала, что делает не так...

Совместное чтение было одним из немногочисленных моментов, во время которых друг чувствовал и вел себя совершенно свободно.

Совсем недавно они с Северусом дочитали Питера Пэна.

Стоило только отзвучать последнему слову, как Лили буквально замерла в ожидании тех слов, которые друг уделит на разбор прочитанного. Ей всегда было интересно его слушать, потому что там никогда не звучало обычного, будто заученного: «книга мне понравилась, потому что она интересная», столь популярного среди её одноклассников-мальчишек. У Северуса это всегда были именно полноценные разборы, где он отмечал самых интересных, по его мнению, персонажей и свои любимые сюжетные линии.

Она ожидала слов Сева о том, что книга показалась ему занимательной или захватывающей, ведь во время прочтения не прозвучало ни одного едкого замечания, что было весьма и весьма необычно, ведь даже те работы, которые в конце концов он хвалил, Северус обязательно комментировал, а с Питером Пэном четко следовал оригинальному тексту, однако вышло иначе.

— Сев, ну как тебе книга? — не дождавшись ни единого комментария, Лили с любопытством уставилась на Северуса. Он пожал плечами.

— Не особенно. Питер какой-то поверхностный и глупый, совершенно наивный и самоуверенный... Не воодушевило и не откликнулось. Совсем. Я, наоборот, хочу поскорее повзрослеть.

— Чтобы потом в Хогвартс? — лукаво улыбнулась Лили. Она давно отметила, с каким азартом и восхищением Северус говорит о волшебной школе. Было ясно, что он горит этой идеей. Его тянуло в магический мир, он рассказывал о Хогвартсе так, будто это будет самое счастливое время в жизни. Лили тем временем переживала из-за необходимости расстаться с родителями на несколько месяцев. Сева, казалось, это совсем не заботило.

— И это тоже, — увильнул от прямого ответа мальчик. Он затуманенным взглядом устремился куда-то вдаль.

— Что такое, Сев? Ты какой-то молчаливый сегодня...

Мальчик вновь пожал плечами. Он так и не ответил ничего вразумительного в тот день. Просто с наступления учебного года Северус становился всё мрачнее и мрачнее, всё молчаливее и молчаливее. Лили объясняла это усталостью от учёбы, а учитывая, насколько близко он принимал её к сердцу, эта гипотеза была вполне обоснованна, как считала девочка.

Можно лишь надеяться, что сегодня с её родителями друг будет расслабленнее...

Закончив со сборами, Лили спустилась на первый этаж и, зайдя на кухню, второй раз за прошедший час поздоровалась с семьёй:

— Доброе утро, мама, Туни!

Они посмотрели на неё с заметным удивлением, а Петунья так вообще вскинула брови. Лили на автоматизме провела аналогию с Северусом. Она не могла сдержать хихиканья, когда он поднимал одну бровь. И он делал это так виртуозно! Кстати, надо напомнить Севу, чтобы он научил её. Лили пыталась повторить этот его трюк перед зеркалом, но это оказалось безуспешно. Брови были будто склеены друг с другом, как единый организм, который никак не хотел разделяться.

— Лили, ты хорошо себя чувствуешь? — обеспокоенно спросила мама, удивлённая тем, что дочка, казалось, позабыла об их утренней встрече.

— Да, мам, всё замечательно. Я просто не выспалась, — попыталась успокоить её Лили.

— Что-то случилось в школе? Ты переживаешь из-за чего-то? — мать не отступала. «Да, — подумала Лили. — Стоит один раз не выспаться, как мама уже волнуется».

— Нет, мам, я же говорю — все хорошо, — попыталась успокоить девочка и решила сменить тему: — Мамочка, а можно Сев придёт к нам? Вы же с папой говорили, что хотели бы с ним познакомиться?

— Да, Лили, мы бы хотели с ним пообщаться, а то он просто заходит за тобой, только здоровается, на вопросы отвечает односложно, и парой лишних слов не обмолвится... А ты с ним столько времени теперь проводишь... Мы волнуемся, Лили. Так что я не против, если Северус придёт. Но попозже, папа хочет выспаться, суббота всё же.

— О, тогда Сев сегодня придёт! — радостно воскликнула Лили.

— Милая, а почему ты обещаешь за него? Вдруг он занят сегодня? Может быть, у него уроки, или у его родителей есть планы?

— Ну... — девочка замялась. — Если честно, я уже думала пригласить Сева к нам, — Лили решила не упоминать, что они планировали этот день пару недель, — и заранее спросила, сможет ли он сегодня. Так что он должен прийти.

— Ты думала пригласить этого заморыша к нам? — Петунья фыркнула, не сумев сдержаться, и отложила вилку с таким видом, будто собиралась разбить тарелку. — Опять этот... Северус? Мама, ты серьезно? Он же странный! Вечно ходит, как тень, волосы жирные, одежда висит мешком! А что на нём за кофты? И смотрит исподтишка, как будто все ему что-то должны. Он за Лили приходит, а здоровается так, будто мы ему мешаем! И зачем он нам тут нужен? Лили, у тебя что, других друзей нет? Нормальных? Позвала бы хоть девочек своих, — лились язвительным потоком слова.

— Петунья! — резко оборвала ее миссис Эванс, нахмурившись. Ей тоже не очень нравился этот скрытный мальчик, но раз Лили проводит с ним столько времени, к нему нужно приглядеться. — Это невежливо. Северус — друг Лили.

— Какой ещё друг? — Петунья уперлась руками в бока. — Вы вообще сколько знакомы? — Она перевела взгляд на сестру, затем снова на маму. — Он просто приходит за Лили, а потом они уходят куда-то на свои «секретные» дела! Мы его даже толком не знаем! А теперь он тут будет сидеть? За нашим столом? Нет уж! Лили, скажи ему, что передумали! Или приведи кого-то... другого.

Лили вспыхнула, краска залила ее щеки и шею. Она видела, как мама заметила эту реакцию, и чуть улыбнулась в уголках губ.

— Он мой друг, Петунья! — выпалила Лили, голос дрожал от обиды и злости. — И он совсем не странный! Он просто... стеснительный! И Сев умный! Очень! А ты его даже не пыталась узнать! — и затем она добавила, чтобы позлить сестру: — Ты просто завидуешь, потому что у тебя нет такого друга!

— Завидую? — Петунья вскинула брови с таким презрением, что Лили едва не бросилась на нее. — Да мне плевать на твоего грязнулю-дружка! Пусть только попробует коснуться чего-то в гостиной своими руками! И "умный"... Ха! Будет разве умный человек фантазировать о каких-то глупостях? И те рисунки, которые ты мне показывала! Что это за чудачества?

— Это не глупости! И не чудачества! — Лили была готова расплакаться. — Мама, скажи ей! Сев хороший!

Миссис Эванс вздохнула, устало потерла виски. Споры дочерей выматывали.

— Довольно, девочки! Петунья, ты несправедлива. Мы не судим людей по одежде или по первому впечатлению за дверью, — её тон был холодным и острым. — Лили проводит с ним много времени, и если она считает его хорошим другом, мы должны дать ему шанс. Северус придет в гости, и ты будешь вести себя прилично. Поняла? Никаких колкостей и косых взглядов. Мы познакомимся с ним как следует.

Петунья надула губы, ее лицо стало каменным.

— Как скажете, — процедила она сквозь зубы, демонстративно вставая и отодвигая стул с грохотом. — Только пусть мои вещи не трогает. Или я за себя не отвечаю. — И она, бросив на Лили убийственный взгляд, вышла из кухни, громко хлопнув дверью.

Лили смотрела вслед сестре и сжимала кулаки. Она ненавидела, когда Петунья так относилась к Северусу! Ей так хотелось крикнуть сестре правду прямо сейчас: «Он волшебник, тупица! И он в тысячу раз интереснее тебя!» Но нельзя. Еще рано. Да и не могла она долго злиться на сестру. Только надо остыть...

— Прости, милая, — миссис Эванс положила руку на плечо дочери. — Туня просто... ревнует. Она любит проводить с тобой время, и ей не хочется делить тебя ни с кем другим. Не обращай внимания.

— Мам, почему мы не можем гулять втроём, например?

— Лили, ты слышала, что сказала Петунья. Надеюсь, твой друг произведет на неё хорошее впечатление сегодня, и вы сможете проводить время все вместе. Приводи его сегодня к двум.

— Хорошо, мам!— Лили почти успокоилась, сосредоточившись на радости от того, что всё вышло так, как они хотели. Ну, кроме Петуньи... — Сев обещал в полдень за мной зайти, мы погуляем и вернёмся, да?

— Да, милая, конечно. А сейчас нужно приготовиться к гостям. — Фраза была сказана по привычке хорошей хозяйки, поэтому мама, улыбнувшись, поправилась: — Ну, точнее, к гостю. Лили, помой посуду! А я пока схожу за Петуньей, надо попросить сделать пирог, у неё замечательно выходит!

Миссис Эванс вернулась через несколько минут в сопровождении Петуньи, которая старательно игнорировала младшую сестру. Дочери принялись помогать матери, и Лили даже не заметила, как пролетел час. Из безвременья её вытянул звонок в дверь.

С радостным криком «Сев! Разрешили! Разрешили!», благо глава семейства уже проснулся и можно было шуметь, девочка подлетела к двери.

— Что разрешили? — с явным недоумением поинтересовался Северус.

— В гости, конечно, а что же ещё? — так же недоуменно посмотрела на него в ответ Лили.

— А. Ну конечно, здорово, — без особого воодушевления пробормотал мальчик.

— Ой, я совсем забыла поздороваться... Доброе утро, Сев! — Лили лучезарно улыбнулась другу.

— Доброе, Лили! — Сев, стрельнув глазами по сторонам, еле заметно вернул ей улыбку. — Как спалось?

Ему самому уж точно не слишком хорошо. Северус был ещё бледнее обычного, хотя его кожа и так совсем не загорала и была белой-белой, как лист бумаги, и не заметить это было сложно. У него сильнее потемнели круги под глазами, от которых Сев говорил, что никак не может избавиться, потому что не в силах долго спать.

— Если честно, не очень. Волнуюсь. — Она игриво сверкнула глазами, и её улыбка, не сходившая с лица с момента прихода Сева, стала шире. — Ты вообще спал?

Северус чуть поник и отвёл взгляд, но тут же коротко, как отрезал, ответил:

— Нет.

— Почему? — Лили невинно хлопнула глазами.

— Думал. — Нет, все же сегодня друг был ужасно немногословен.

— О чём?

— А ты из-за чего волновалась?

Лили нарочито сердито взглянула на него и закатила глаза.

— Ну ты и зануда, Сев. Из-за родителей.

— Вот и я... — он вдруг испуганно посмотрел на неё широко раскрытыми глазами и как-то непривычно робко добавил: — Ну, из-за твоих, конечно, — и кивнул, подтверждая свои слова. Лили посмотрела на него со смесью удивления и тревоги. «Чего он так испугался?» — думала девочка.

— Будешь банан? — спросила Лили, снимая с плеч рюкзак и запуская в него руку.

— Не уверен. А на что он похож по вкусу?

— В смысле? Ты что, никогда не пробовал бананы?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Может, только если давным давно.

Лили ужасно хотелось спросить его, как так вышло, но она сдержалась.

— Попробуешь тогда? Мне нравится, не сильно сладко. Я не знаю, как описать вкус, Сев. Ни на что не похоже, — с этими словами она протянула ему банан. Северус осторожно снял кожуру и, принюхиваясь, укусил. С полминуты он стоял неподвижно. Затем, пожав плечами, неспешно пошёл дальше по тропинке, то и дело покусывая фрукт.

Лили поняла, что большей реакции от него не дождёшься, и так же молча присоединилась к нему. Но долго она не выдержала паузу.

— Сев, ведь хорошо, что мы наконец им всё расскажем, да? Сегодня просто идеальный день. Ну, по твоим невозможным критериям, — она хихикнула. — Суббота, ты все-все продумал... И мой папа в отличном настроении!

Северус почему-то хмуро глянул на неё. Лили для себя решила, что с ним точно что-то не так, уж очень он странный сегодня. Видимо, что-то изменилось в её взгляде и мальчик это заметил, потому что он вдруг быстро сказал:

— Да, Лили, конечно, хороший день, — он вдруг поник. — Только вот я не могу сказать, что продумал всё.

— Сев, ты последний месяц всё время в облаках витаешь, как будто где-то далеко! Всё время об этом думаешь! Ничего страшного не случится, если что-то пойдёт не так! Почему ты настолько близко к сердцу все принимаешь? Ты же сам говорил, что мы дети, и нам многое простительно в вашем мире, по крайней мере до Хогвартса точно.

— Ты права, — согласился Сев. Но настолько холодно и отчужденно это было сказано, будто на автомате! У Лили аж дрогнуло сердце.

— Сев! Что такое, правда?

Северус удивлённо вскинул бровь. Видимо, он был убеждён, что вел себя как обычно, но Лили, уже успевшая привыкнуть к его весёлой и разговорчивой версии, было не по себе.

— Ничего, — он пожал плечами, отбрасывая опустевшую кожуру в ближайшие кусты.

Этого она уже не могла выдержать. Лили обогнала его и, встав напротив, всмотрелась в темные глаза друга.

— Сев, но что-то ведь случилось! Ответь, пожалуйста! — в её голосе звучала неприкрытая мольба.

— Все хорошо, правда, — Северус говорил совершенно искренне, спокойным, успокаивающим голосом, и Лили верила. — Я просто много думаю о том, что нам сегодня предстоит. Кстати, надо это обсудить...

Лили вновь посмотрела на него, прищурив глаза, словно предупреждая: «Не пробуй даже лгать мне, я пойму!», но сделала это чисто для галочки, затем кивнула и принялась слушать.

— В общем, Лили, чтобы всё гладко прошло, тебе надо кое-что уяснить. Я знаю больше, так что рассказывать буду сам, а тебе нужно будет только иногда вставлять пару слов, чтобы они мне больше верили. Также я взял с собой «Историю Хогвартса»... — на это моменте он запнулся, отведя взгляд, — чтобы показать твоим родителям хоть какое-то подтверждение. А ещё в подходящий момент нужно будет показать им какое-нибудь волшебство, если они попросят.

— Ой, Сев, я совсем забыла про это! Я не научилась ничего колдовать специально! — встревоженно затараторила Лили. — Что же нам теперь делать?

Северус с гордостью и чуточкой самодовольства ухмыльнулся, а затем утешил подругу:

— Все в порядке, Лили, я научился.

— Правда? — девочка удивлённо уставилась на него, будто впервые видела. — А что именно ты можешь сделать?

— Я практиковался этот месяц и теперь вполне осознанно могу левитировать предметы.

— Что-о-о? Покажи, пожалуйста, Сев!

— Чуть попозже, Лили, надо куда-нибудь уйти, в укромное место, чтобы маглы не заметили. — От внимания Лили не ускользнуло, с каким пренебрежением он произнёс «маглы», но все её мысли были заняты одним.

— Ну, Сев, я не смогу ждать. Можешь просто листочек заставить полетать? Это же могут счесть за ветер, никто не поймёт! — Девочке отчаянно хотелось увидеть волшебство в исполнении её друга.

Северус насупился.

— А вдруг ты тоже решишь, что это ветер, а не я? — в его голосе ясно сквозила грусть, так что Лили решила, что попробует подождать.

— Я так не решу, ты что! Но ладно, раз ты такая бука, пошли на Пятно, — и, гордо вскинув носик в притворной обиде, зашагала в сторону парка. Она не заметила, как расплылись в счастливой улыбке губы её собеседника от её последнего слова. «Пятно»... Именно так решила назвать их полянку Лили.

— Лили, ты запомнила, что я тебе сказал по поводу разговора с твоими родителями? — спросил Северус, идя чуть позади.

— Угу, Сев! Я всё поняла! — Она невнятно кивнула и вдруг сменила тему: — А ты можешь мне кое-что объяснить?

— Да, Лили, конечно! Что именно?

— Чего ожидают люди в Хогвартсе или, как ты сказал, в Министерстве, когда не рассказывают маглорожденным о магии до одиннадцати лет? Это же ужас какой-то! Да я интуитивно колдую лет с пяти! А если бы я от выброса превратила Туни в жабу? Случайно! Они бы и в этом случае ничего не рассказали?

Северус потупился, смущённый её напором. Затем, неуверенно начал:

— Ну... Я не знаю, чего они ожидают, и согласен, это не очень разумно, но при особенно серьёзных случаях Министерство, конечно, высылает команду обливиэйторов, — он проговорил непростое слово по слогам. — Они стирают память и, скорее всего, рассказывают всё родителям и, следовательно, ребёнку. Было бы куда лучше, конечно, если бы они рассказывали сразу после первого выброса, но так не делают. Скорее всего, это просто очень неудобно. Так они посещают каждое лето, по-моему в июле, максимум пять детей одного возраста, а иначе им бы пришлось в любое время года отрываться от дел и бежать к разным детям, а также часто ещё неопытным родителям, и взваливать на них новые раздумья и проблемы... Сейчас родителям нужно жить с ребёнком-волшебником всего месяц или два, потом его забирают в Хогвартс, и на расстоянии взрослые свыкаются с мыслью, что их дети теперь великие колдуны, — он позволил себе саркастическую ухмылку. — А вообще, как я понял, у магов много необдуманных моментов. И не только в Министерстве. В Хогвартсе тоже непонятно зачем пользуются перьями и чернилами. Признаю, — он развёл руками, — магловские ручки куда удобнее и практичнее.

— А мы можем потом взять их в Хогвартс и писать ими, кстати? Это же ужас, помимо пера, которое тупится и легко ломается, ещё и чернила можно пролить и вещи все залить!

— Я не знаю, я не был в Хогвартсе... — Северус задумчиво глядел куда-то вдаль.

— А ты у мамы не спрашивал?

Лили прикусила язык, когда с него сорвался этот вопрос, и уже ждала того, как он, по обыкновению, ощетинится, но, на её удивление, Северус просто покачал головой.

И все-таки почему он так сильно переживает из-за встречи с её родителями? Хотя... Они же еще незнакомы и мнение друг о друге не сложили... Мало ли... А тут ещё и Петунья... Скажет что-нибудь грубое, а он наверняка как-нибудь ей ответит, и родители обозлятся. Да, в конфликтах между дочерьми они пусть и ругали их за оскорбления друг друга, но вставали на сторону того, кто был прав, а не того, кто был менее груб. Но стоило кому-нибудь обидеть Лили или Петунью из окружающих, они всегда вставали на сторону своих детей. И Лили поняла это правило — семья важнее всего. Поэтому, даже несмотря на то, как иногда хотелось накричать на Петунью, девочка всегда старалась встать на её сторону, стоило кому-то даже косо на неё взглянуть. Но с Севом было сложно так поступать. Лили заметила, каким острым он мог быть на язык, когда видела его иногда в коридорах в школе, и он не замечал её, или даже когда они читали книжки. Он умел язвительно отвечать на чужие нападки, саркастически высмеивать человеческую глупость, а ещё кидал настолько презрительные взгляды на других, что Петунья ему и в подметки не годилась. Так что его реакция на сестру Лили была даже спокойной. Он всегда старался побыстрее уйти, закусывал губу, будто без этого с неё бы так и слетали оскорбления. И Лили очень гордилась другом. Он держался как мог, хотя был недалёк от взрыва от ярости. Это было видно по глазам. Так что вставать на сторону Туни, которая вечно прикапывалась к так старающемуся Севу, даже если он всё-таки отвечал ей, было ужасно тяжело.

Молчание затянулось, и Лили решила сменить тему:

— Сев, как думаешь, почему маги не пользуются э-э-э... магловскими изобретениями? — Ну никак она не могла привыкнуть к слову магл! Вечно на нём запиналась...

— Ну, если ты про ручки, то, я думаю, тут дело в том, что маги радеют за экологию, — сказал Сев и улыбнулся, но, заметив недоуменный взгляд Лили, добавил: — Шучу.

— А телефоны? Ты говорил, у вас нет дома...

Северус помрачнел и перебил её:

— Тут дело не в этом. У моих родителей есть телефон. Просто мы не платим за него, — и скрылся за волосами цвета воронова крыла так, что только краешек носа торчал из-за занавеса. — Тобиас не видит необходимости в этом.

— Тобиас? Это кто? У тебя есть какой-то родственник, который живёт с вами? — глаза Лили загорелись любопытством.

Северус долго шёл молча, тяжело дыша, будто пытаясь успокоиться.

— Это... отец, — наконец выдавил мальчик.

— Твой папа? А почему ты зовёшь его по имени? У нас так не принято... Это у всех волшебников так?

Сев быстрым движением головы откинул волосы назад, резко обернулся и молча уставился в глаза Лили. Девочка остановилась и посмотрела в ответ. Вновь она тонула в этих глазах цвета ночи, будто окунаясь с головой в водоворот его мыслей.

Его лицо не выражало абсолютно ничего. Никакой злобы, ни намёка на привычную его агрессию в ответ на расспросы о семье. Но глаза... Столько в них было боли, у Лили в ушах аж звенело от безмолвной мольбы: «Не надо, не хочу говорить об этом, не спрашивай, прошу!» Лили впервые видела такой взгляд у кого-либо, а особенно у Сева, который пусть и постоянно закрывался ото всех, но когда они сидели на Пятне, казался таким весёлым и беззаботным. А тут такое... Девочке было невдомёк, как она вообще видит что-то в этих абсолютно гладких и однотонных чёрных глазах, но они были даже понятнее, чем его мимика.

Лили не знала, сколько они так простояли и чего хотел этим добиться Сев. Да, это было странно и неловко, но девочку почему-то накрывало волнами тепла от его взгляда, который с каждой секундой становился все спокойнее и умиротворение.

В конце концов Сев вдруг отвел взгляд и, вновь сгорбившись, прошептал:

— Прости, Лили. Не знаю, что на меня нашло.

Девочка вышла из транса, в который, казалось, была погружена всё это время, и они пошли дальше, наконец достигнув парка.

Лили еле услышала, когда Сев чуть слышно пробормотал себе под нос:

— Это не у волшебников так, это только у меня, — затем, видимо, побоявшись дальнейших расспросов, добавил: — Просто так сложилось. Мне так привычно.

— А маму ты тоже зовёшь по имени? Как её зовут? — Лили была рада, что он, видимо, вконец вымотанный мыслями о предстоящих посиделках с её семьёй, вполне спокойно говорит о родителях, и решила попробовать этим воспользоваться, потому что ей было ужасно интересно, как живётся у него дома.

— Когда как, — он неопределённо дернул плечом. — Её зовут Эйлин. Эйлин Принц. — От последнего слова края его губ на секунду дрогнули в подобии улыбки.

— Красивое имя. А что значит Принц? К чему это? Ты же говорил, что в магмире главный — министр, а не король, и почему не принцесса? И если твоя мама принцесса, то почему ты... — она запнулась, не зная, как закончить вопрос мягко.

— Живу в Паучьем тупике? — выплюнул Сев, к удивлению Лили, начав с последнего вопроса, а не с первого, но он не ответил. — Ты неправильно поняла. Это не титул. Как я и сказал, по крайней мере в Магической Британии, главный — министр магии. А Принц — это девичья фамилия моей мамы.

— Правда? Круто! А там все такие фамилии? Ну, со значением? У меня обычная фамилия, Эванс — ничего не значит, впрочем, и Снейп, — Сев чуть скривился, — тоже, да?

— Ну, вообще нет. Не все. Но, например, есть Блэки, Лестрейнджи или Гринграссы. А так большая часть обычная. Вообще и наши фамилии тоже что-то значат, просто нам для того, чтобы это понять, нужно углубляться в лингвистику.

— Ага. Но Принц звучит круто, да?

— Наверное, — Сев заметно смутился. — Но, думаю, в магическом мире это не будет уж очень престижно, так что мне с одной стороны повезло, что у меня другая фамилия.

— Да? Почему?

— Ну, маму исключили из рода. И я, получается, не Принц.

— Как исключили? Это же семья? Родственники?

— Ну, у магов такое возможно. Выжигают с семейныв гобеленов, вроде бы проводят какой-то ритуал и всё, как бы не родственники.

— А почему?

— Потому что вышла замуж за магла, — яростно выплюнул Северус.

— А это плохо?

Северус резко обернулся и взглянул на неё, приподняв бровь и выпучив глаза, на этот раз будто желая что-то крикнуть, но Лили не смогла прочитать его послание. Он посмотрел на неё лишь пару секунд, затем отвел взгляд и продолжил как ни в чём не бывало спокойным, отрешенным голосом:

— Не знаю. Видимо, у магов не очень хорошо. Но я думаю, тут, скорее, дело в том, что, возможно, маме уже нашли какого-нибудь чистокровного жениха, а она сбежала, расторгнув выгодную родителям помолвку. Но я не уверен, мама не рассказывала.

— А. Понятно. — Лили не знала, как реагировать на подобный рассказ. А вдруг она из-за того, что её родители маглы, окажется лишней в этом чудесном, волшебном, едва открывшемся ей мире?

Тяжёлые мысли прервало осознание, что они пришли на Пятно. Их полянку заливало редкое в ранние октябрьские дни солнце, с дуба опала большая часть листвы, но дерево всё равно казалось живым, а в его ветках щебетали мелкие птички, свыкшиеся с мыслью, что теперь делят полянку с двумя человеческими детьми.

На этот раз тишину нарушил Северус.

— Что мне отлевитировать?

— О, точно! А я почти забыла, зачем мы сюда шли! — Лили звонко, заливисто рассмеялась. Сев мягко улыбнулся.

— У меня есть три книги, можно на них. Только одна из них библиотечная, и если с ней что-то случится, мадам Кроули больше никогда мне ничего не выдаст.

— Да что ты, Сев! Я один раз пролила сок на «Алису в стране чудес», но я же до сих пор хожу в библиотеку!

— Это ты, Лили. Ты не представляешь что бы она со мной за такое сделала.

Лили закатила изумрудные глаза, но губы предательски расплылись в улыбке. Опять эти его теории заговора!

— А ты можешь левитировать несколько предметов одновременно?

— Ага. — Северус гордо выпятил грудь. — Ну, всего пару штук, очень сложно контролировать больше пяти. С тремя справлюсь. — В подтверждение своих слов он кивнул, полез в рюкзак и достал оттуда «Питера Пэна», которого, видимо, собирался вернуть в библиотеку после прогулки, «Историю Хогвартса» и свою записную книжку.

Лили удивлённо взглянула на него.

— Сев, а зачем тебе блокнот? Он же у тебя закончился, ты говорил!

— Э-э-э, — Сев еле заметно покраснел. — Ну... Я просто... А, да пофиг, — он махнул рукой. Лили обратила внимание на то, что он использовал жаргонное слово. Это происходило довольно редко, только если Северус сильно из-за чего-то переживал. — Я просто ломаю ветки деревьев и... практикую заклинания, — закончил он почти шёпотом.

— И как? — Лили, на удивление Сева, не смеялась над ним, только огонёк любопытства загорелся в глазах.

— Что — как? — не понял вопрос плохо соображавший от напряжения Сев.

— Работают? Заклинания?

— А, нет, конечно! Там нужны специальные волшебные палочки — с сердцевиной! Например, из сердечной жилы дракона, пера феникса, волоса вейлы... А так я больше пассы отрабатываю. Надеюсь, в Хогвартсе это поможет.

— О, здорово! А покажешь мне? Будем вместе отрабатывать! Можно будет даже "дуэли" устраивать! Ты говорил, волшебники так делают! Мы, конечно, большую часть будем просто воображать, но будет весело!

Северус вытаращенно посмотрел на неё. Она сейчас серьёзно? Тоже хочет заниматься этой откровенной фигнёй?

— Э-э-э... Ну ладно. Но как-нибудь в другой раз! Сегодня у нас другие дела.

Он бережно положил книги на землю, выпрямился и закрыл глаза. Пару мгновений ничего не происходило, а затем книги вначале медленно приподнялись, а затем, постепенно наращивая темп, полетели по кругу, центром которого был Северус. Он открыл глаза, и они на секунду застыли, а затем вновь закружились, словно вертикально стоящий обруч.

Северус стоял и заворожённо вглядывался в полные восхищения глаза Лили. Несколько секунд она не могла отвести взгляд, а затем посмотрела на него и запрыгала на месте.

— Сев, это волшебство! Ты такой молодец! А научишь? Это похоже на жонглирование, знаешь? — с этими словами она подлетела к Северусу и прыгнула на не ожидающего ничего подобного мальчика. Сев не устоял, и они оба оказались на земле. Книги с секунду повисели в воздухе, а затем начали по одной падать на землю. Одна из них застыла аккурат над головой Лили, и Северус, среагировав необычайно быстро, каким-то образом столкнул Лили с себя и навис над ней, закрывая от падающего фолианта. Книга попала ему в плечо, он, прикрыв глаза, чуть скривился. Затем, вновь открыв их, понял, что прямо напротив его лица находится лицо Лили, и её губы расплываются в озорной улыбке.

Северус густо покраснел, осознав, что буквально сидит на бедрах Лили. Мальчик поспешно слез, отряхнулся, а затем подал всё ещё лежащей на траве Лили руку. Когда Лили поднялась, она не выдержала и рассмеялась. Со звоном этого ручейка у Северуса с плеч будто свалились все переживания, преследовавшие его со вчерашнего вечера, и он тоже вначале расплылся в широкой улыбке, обнажая кривые жёлтые зубы и пару проплешин в их рядах, а затем засмеялся. Честно, искренне, своим особенным хриплым смехом. Лили выдохлась и перестала хихикать, просто, улыбаясь, любовалась другом. Он, к сожалению девочки, прервался сразу, как только осознал, что она остановилась тоже.

— Прости, Сев, — Лили извинялась искренне, но в её голосе не было ни капли раскаяния, и было очевидно, что она не сожалеет о случившемся.

— Ничего, Лили, — Северус покраснел ещё сильнее. Затем, только чтобы спрятать лицо, он пошел собирать разбросанные книжки, любовно отряхивая их от пыли. Благо, последнюю неделю было довольно сухо, и книги не испачкались в грязи.

— Это очень круто, Сев! — чирикала тем временем Лили. — Правда! Ты большой молодец! Мои родители точно нам поверят, если ты покажешь им такое!

— Спасибо, но так все могут... Ты наверняка даже лучше сделаешь, если попробуешь... — Дальнейшие его фразы Лили пропустила мимо ушей, сполна наслушавшись подобных отговорок, которые Сев произносил так, будто провинился в чем-то. Наконец, собрав книги, он спросил: — Чем займёмся сейчас, Лили?

— Не знаю... Хочешь, помахаем ветками? — Лили нахально, с небольшой язвинкой улыбнулась, наблюдая за его ещё большим смущением. Северус ни капли не обиделся. Он понимал, что она шутит по-доброму, и даже нашёл в себе силы улыбнуться в ответ.

— Можно... А может, лучше просто почитаем? А то вдруг мы... заиграемся и не уследим за временем?

— Ну, как хочешь. Ладно, ты прав... Может, завтра? Как раз целый день будет!

— Про что тебе почитать? — спросил Северус, привычным движением снимая с плеч куртку и раскладывая её в корнях дуба, где они любили сидеть, читая. Под ней у него оказалась полная рюш, которые сразу отметила Лили, красная рубашка. Потом он сел и, положив рюкзак рядом с собой, откинулся назад, на ствол, будто на спинку кресла. Лили опустилась рядом с ним, с тихим неодобрением поглядывая на друга, который раздевается в середине осени. Впрочем, зная, что все её доводы будут проигнорированы, говорить девочка ничего не стала.

— Ты помнишь, на чём мы в прошлый раз остановились?

— Да. Мы дошли до раздела, описывающего запретный лес и его обитателей.

Лили даже не стала удивляться. Северус обладал феноменальной памятью, особенно когда дело касалось их посиделок. Девочке иногда казалось, что если его попросить, он с точностью до слова перескажет любой их диалог. Он редко, но всё же иногда забывал какие-то факты из бесконечного множества прочитанных им книг, особенно не магических, но всё, что касалось её, Лили, помнил предельно чётко. Всё, что она рассказывала ему о том, как они проводят время в семье, какие сладости она любит, да даже то, какие оценки она получала каждый день в школе, будто навсегда откладывалось в черноволосой голове.

— О, точно! Мы можем сейчас полчаса почитать, а потом нам лучше будет пойти в сторону дома, чтобы точно успеть.

Сев кивнул и, согнув ноги в колени, начал читать, на удивление, сам, вслух. Лили даже не пришлось его уговаривать. За почти два месяца общения он, видимо, смирился с тем фактом, что рано или поздно Лили всё-таки уговорит его ей почитать (ох, и не догадывалась девочка о том, что на самом деле Северус был готов читать ей вслух без уговоров после первого же раза, когда она его об этом попросила и сказала, что любит это, и спорил мальчик больше из вредности, просто чтобы услышать это её: «Сев, ну пожалуйста!» и увидеть её радостно торжествующий взгляд, когда он "нехотя" соглашался).

Лили уже привычным жестом уложила голову у Северуса на плече, умиротворённая его голосом, и начала погружаться в сон, когда вдруг он прервался и его шершавая ладошка мягко погладила её по руке с тихим: «Лили, просыпайся, нам пора идти». Как же было приятно слушать такой его мягкий, бережный, заботливый тон. Лили решила чуть-чуть поиграть в спящую и еле сдержала смех, когда он, решив, что она и впрямь спит, шёпотом запричитал:

— И что мне теперь делать? Да блин, почему я должен её будить? А-а-а, — его последний возглас перешёл в сдавленный рык. Затем он трепетно прошептал так, что Лили еле-еле услышала, хотя они сидели впритык друг к другу: — Я не хочу будить этого ангела...

Подушечка указательного пальца едва ощутимо коснулась щеки Лили, когда он решил заправить ей за ухо выбившуюся из прически рыжую прядку. Когда его палец мягко коснулся её уха, Лили не выдержала и расплылась в широченной улыбке.

— Мерлин! — вскрикнул Северус. — Какого хрена, Лили? — Она прыснула, распахивая глаза, так как её актерские способности не оправдали ожиданий. Да, он использовал ругательство, но девочка чувствовала, что Сев на неё не злится.

— А что, Сев? — лукаво блеснула глазами Лили. — Кто сказал, что я сплю?

— Но я же тебя будил!

— Кто так будит вообще? Ты почти не дотрагивался до меня! Если бы я и впрямь спала, я бы никогда от такого не проснулась!

Северус почему-то вновь покраснел, затем поднялся и подал ей руку. Лили чуть посидела, посмотрела на смутившегося друга, схватилась за его ладонь, их пальцы переплелись и она встала.

— Ладно, пойдём уже, пока не опоздали, — пробурчал Сев. Пока Лили отряхивалась, он поднял куртку, встряхнул от листвы и закутался, полностью застегнувшись, чтобы скрыть рубашку, которой явно стеснялся, а затем закинул на одно плечо рюкзак.

Обратно они дошли довольно быстро, Северус только и успел, что повторить свой инструктаж на тему: «Как Лили нужно вести себя с собственными родителями». Девочка, в свою очередь, предупредила друга о скверном настроении Петуньи, на что тот, усмехнувшись, отметил, что, на его взгляд, у сестры Лили оно такое всегда.

Когда они дошли до семейного гнезда Эвансов, Лили никак не могла определиться, какая эмоция переполняет её больше: страх за то, как к Севу отнесутся мама с папой, или волнение перед таким важным разговором. По Севу было видно, что его вновь забеспокоило второе. Он опять сгорбился, нахмурился и в целом будто попытался скукожиться и уменьшиться, видимо, чтобы привлекать как можно меньше внимания.

Тем не менее, хотя было видно, что он волнуется не меньше неё, если не больше, Северус впервые за всё время общения первым нашёл её руку, поддерживающе сжал её пальцы и прошептал: «Все будет хорошо», когда они подошли к входной двери родного для Лили дома.

Летом Лили не имела обыкновения носить с собой ключи, потому что дома всегда кто-то был, а излюбленные девочкой платья в большинстве своём славились отсутствием карманов.

К радости Северуса, открыла мама Лили.

— Привет, Лили, как погуляли? — она перевела полный тепла взгляд на мальчика. — Здравствуй, Северус, рада, что тебе удалось найти время и прийти к нам.

Северус кивнул. Почему-то, несмотря на доброту миссис Эванс, найти в себе силы на ответ было сложно. Мама Лили, казалось, ни капли не расстроилась из-за невежливости гостя.

— Мам, всё отлично! Пойдём, Сев!

Они зашли в дом, Лили переобулась в домашние тапочки, сняла свою куртку и повесила её на крючок, затем обернулась на Сева. Он разулся, и выяснилось, что мальчик надел ботинки на босые ноги. Лили удивилась, потому что вспомнила, как у неё мёрзли пальцы, когда она не надела носки, выходя на улицу неделю назад, чтобы помочь родителям с многочисленными пакетами из продуктового. Но она-то всего пару минут на улице простояла, и то замёрзла, а он всё это время так ходит! Северус точно железный! Видимо, мама тоже отметила эту странность её друга, потому что она еле слышно ахнула. Затем поспешно сказала:

— Северус, возьми тапочки в тумбочке. Да, тут.

— Спасибо, миссис Эванс, — выдавил из себя Сев, напялив безразмерную обувь.

Куртку мальчик снимать не спешил. Не хватало ещё, чтобы его засмеяли родители Лили. А Петунья... Эта кобыла точно не упустит шанса пройтись по его внешности! Так что нет, он не будет давать этой стерве лишнего повода!

По его мнению, куртка была совершенно приемлемой. Просто большой. Очень большой. Огромной. Но хотя бы не рваной, а заплатки были только на внутренней стороне.

— Северус, ты не зажаришься в куртке? — обеспокоенно спросила мама. Она вежливо умолчала о том, что в её доме принято снимать верхнюю одежду.

Северус сделал вид, что не понял намёка.

— Нет, миссис Эванс, спасибо.

— Ладно, пойдём на кухню, мам! — разрешила неловкую ситуацию Лили. — Проходи, Сев.

Северус зашёл в светлую, окрашенную в бежевые тона комнату. Она была обставлена минималистично, современно, в центре стоял чуть вытянутый овальный стол, за которым сидели отец Лили и Петунья. Едва завидев Северуса, она окинула его цепким взглядом и презрительно усмехнулась, задержав взгляд на воротнике. Мальчик машинально застегнул молнию ещё выше, стараясь, чтобы никто не увидел горла его рубашки.

Миссис Эванс присела между Петуньей и мистером Эвансом, Лили опустилась по другую сторону, рядом с сестрой. Северус, тихо поздоровавшись с присутствующими, сел на стул рядом с подругой. Ему в нос резко ударил запах выпечки. До этого момента все чувства были затуманены волнением, и только сейчас, почувствовав опору, Северус очнулся от одурманенного состояния.

Миссис Эванс встала и, разливая по чашкам чай, нарушила установившуюся тишину:

— Северус, ты учишься в той же школе, что Лили?

— Да, — ответил Сев чуть погодя. — Но мы в разных классах. К сожалению.

Петунья фыркнула на его добавку. Лили отметила, как Северус кинул на неё убийственный взгляд, но сестра его проигнорировала.

— Лили говорила, ты хорошо учишься, так?

— Да, — Северус был неразговорчив.

— Какие предметы тебе нравятся в школе?

— Мне нравится математика, литература и химия, — чётко, будто заученно ответил Северус. Заметив недоумение во взгляде матери Лили, добавил: — Я иногда читаю учебники за старшие классы.

— Молодец, Северус, — вступил в разговор молчавший до этого, за исключением приветствия, мистер Эванс. — А чем ты занимаешься в свободное время? Лили, например, ходит на танцы, а Петунья на курсы по домоводству, как настоящая леди. Чем интересуешься ты?

— Мне нравится рисовать. — Северус смутился, особенно после того, как отец Лили сказал про курсы. Платные курсы. — А ещё я люблю читать. Мы с Лили много времени проводим в библиотеке.

Было видно, что Северусу тяжело поддерживать светскую беседу и в целом говорить пространными предложениями с незнакомыми ему людьми, но он старался как мог, выдавливая из себя слова. Ему было необходимо произвести хорошее впечатление.

— Рисование — это замечательно, — мягко произнесла миссис Эванс, присаживаясь обратно. — А в какую художественную школу ты ходишь, Северус?

Северус молча сгорбился, вжавшись в стул. Пару секунд на кухне стояла тишина, затем Петунья громко фыркнула. Лили почувствовала, как напрягся Северус, поэтому нашла на ощупь его ладонь и сжала её. Видимо, это дало мальчику сил, потому что он ответил.

— Я никуда не хожу. Самоучка.

Родители Лили чуть смутились, видимо, заметив красноречивые взгляды Лили, которые будто вопили: «Сменить тему! Сменить тему! Сменить тему!»

— Ну конечно, самоучка. Куда бы такого неряху взяли вообще? Даже за деньги! — выплюнула Петунья.

— Туни! Что ты такое говоришь? Северус очень талантливый! — взвилась вместо друга Лили.

— О да! Талантливый! Умело находит неприятности на свой огромный нос?

— Петунья! Немедленно прекрати! — вступился за Северуса мистер Эванс. Лили показалось, что ещё чуть чуть, и от Северуса пар пойдёт, настолько он покраснел из-за сдерживаемой злости.

Они пару минут посидели молча, переглядываясь и попивая чай. Затем миссис Эванс нарушила тишину, взглянув в глаза гостю, и спросила, вновь поднимаясь из-за стола, возвращаясь с формой с пирогом:

— Северус, Петунья любезно приготовила для нас шарлотку. Попробуешь?

Миссис Эванс невольно удивилась смене эмоций у мальчика. Когда она только закончила вопрос, его лицо пару мгновений было каменным, затем он резко побледнел, а потом почему-то сжал одной ладонью живот.

Северуса тем временем накрыл вихрь эмоций. Вначале в голове промелькнула мысль: «Да я лучше сдохну, чем съем что-то приготовленное этой лошадиной!» Затем он увидел усыпанный сверху сахарной пудрой пирог и мягкую улыбку на лице миссис Эванс, и в груди разлилось тепло. А потом у него вдруг заколол бок. Мальчик смутно вспомнил, что опять долго не ел. Казалось, дня два с половиной. Вначале ему просто не доставалось, а потом он настолько погрузился в мысли о предстоящем разговоре, что остальное отошло на задний план.

— Спасибо, миссис Эванс, — затем он собрался и повернулся к Петунье. — И тебе спасибо.

Петунья вскинула брови. Она ожидала всего, кроме того, что этот мальчишка окажется вежливым. Нет! Нет! И ещё раз нет! Он просто притворяется! А значит, это её долг — заставить его раскрыть свою истинную натуру! Наверняка он хулиган и хам, нельзя Лили с таким общаться!

Северус тем временем ложка за ложкой поглощал восхитительный яблочный пирог, который таял во рту, оставляя прекрасное послевкусие, и был убеждён, что никогда в жизни не ел ничего настолько вкусного. Мальчик наслаждался моментом. Даже если их с Лили план обернётся катастрофой, у него будет воспоминание о теплом, приятном семейном обеде. И плевать, что с чужой семьёй! Главное — атмосфера.

Проглотив пирог, Северус начал говорить первым:

— Спасибо ещё раз за пирог. Было очень вкусно, Петунья, — и нехотя шепотом добавил: — у тебя талант. Миссис и мистер Эванс, спасибо, что организовали этот обед ради меня.

Лили была ошеломлена. Она знала, насколько Северус не любит льстецов — уж очень он ругал таких персонажей книг — и насколько им не является. Ему было очень тяжело хвалить людей. А сейчас он так вежливо разговаривал с её родителями, так ластился к ним, что Лили заворожённо смотрела на него. Ни дать ни взять — заученные фразы! Но звучало искренне. И насколько Лили понимала своего нового друга, так и было.

— Мистер Эванс, миссис Эванс, — продолжал тем временем Северус, и Лили поняла — вот этот момент, сейчас он всё расскажет, — я на самом деле хотел с вами поговорить. О том, что мы с Лили делаем, когда гуляем вместе. Я думаю, вы, как её родители и... — он запнулся, кинув полный презрения взгляд на Петунью, — сестра, должны это знать.

Родители Лили посмотрели на него, прищурив глаза. Петунья вновь фыркнула.

— О чём ты, Северус? — подала голос мама.

Мальчик чуть помолчал, собираясь с мыслями и, видимо, внутренне повторяя план рассказа.

— Перед тем, как начать, я хотел бы попросить вас троих дать слово, что информация, которую вы получите сегодня от нас, не покинет пределов этой комнаты.

Мистер и миссис Эванс с улыбкой переглянулись: они не верили в серьёзность детских секретов. Когда они открыли рот, видимо, чтобы произнести обещания, Петунья пресекла неначатую фразу на корню.

— Мам, пап, я же говорила, они занимаются чем-то незаконным! Теперь Лили накажут! Из-за него! Из-за этого оборвыша! Я говорила, что не нужно Лили с ним общаться!

— Петунья! — резко прервал её мистер Эванс, но от Северуса не укрылось то, каким настороженным стал его взгляд. Чертова Петунья!

Несколько секунд Петунья и Северус сверлили друг друга полными ненависти взглядами, затем Северус произнёс:

— Дело совсем не в этом. Просто это не наша тайна и нам позволено поделиться ей только с кругом сидящих за этим столом, — он выделял каждое слово, и казалось, будто он на ходу обдумывает фразу.

— Хорошо, Северус. Мы обещаем, что никому не расскажем, — мягким голосом, явно пытаясь сгладить ситуацию, произнесла мама Лили. Мистер Эванс кивнул. Все устремили взгляд на Петунью. Громко фыркнув, она еле заметно опустила голову.

— Спасибо, — без всякой благодарности в голосе поблагодарил Сев. — Для того, чтобы вы правильно нас поняли, пожалуйста, скажите, не помните ли вы ничего необычного, что происходило когда-либо с Лили?

— Например? — заинтересовался мистер Эванс.

— Ну, — в разговор встряла не сумевшая сдержаться Лили. Она, подобно старшей сестре, проигнорировала убийственный взгляд Северуса, как бы напоминающего ей об их договоре. — Помнишь, мам, в июне ты слышала, как на кухне будто разбились пару кружек, а когда ты пришла туда, увидела только меня и ни одного осколка?

— Лили, ты же сказала, что это был звук из телевизора?

— Вообще-то нет. Я действительно разбила кружку.

Родители удивлённо уставились на дочь. Петунья торжествующе фыркнула: она знала!

— Как ты успела так быстро всё убрать, я пришла всего через полминуты?! — удивленно попросила мама.

— Я не убирала, — припечатала Лили. — И мы с Севом хотим объяснить вам, как.

Взгляды переместились на Северуса.

— Спасибо, Лили, что вмешалась, — недовольно процедил он сквозь зубы, хотя злоба явно была показной. — Вы не помните ещё что-нибудь? Петунья? Помнишь то, что тебе Лили показывала на площадке в первый день нашего знакомства?

— Ну, — на секунду забыв про ведущуюся между ней и этим мальчиком войну, спокойно сказала Петунья, — Лили каким-то образом... летала, а потом что-то творила с цветком, но я решила, что мне всё показалось... — вдруг её взгляд стал прежним. — А потом выскочил ты со своими россказнями про волшебников! Стоп... — она вдруг побледнела. — Волшебников?

Северус понял, что потерял контроль над ситуацией. Он хотел сказать лично, но старшая Эванс догадалась сама.

— Да, — смущённо пробормотал мальчик. — Это правда.

На какое-то время на кухне воцарилась звенящая тишина. Её нарушил стук, с которым из обмякшик пальцев мистера Эванса выпала ложка.

— В смысле, правда? Мы не в сказке живём... — чуть дрожащим голосом произнесла миссис Эванс.

— Я вам всё объясню, отвечу на все вопросы, только скажите, сейчас или чуть попозже? — попытался сохранять самообладание Северус.

— Сейчас, конечно! — громче, чем следовало, сказал мистер Эванс. — Что всё это значит?

— Только, пожалуйста, попробуйте, пожалуйста, дать мне договаривать предложения, чтобы не возникло путаницы из-за того, что я не договорю, — Сев громко вздохнул. — Дело в том, что на самом деле по соседству с ма... — он осекся, — обычными людьми живут волшебники. Не знаю насчёт нашего района, но они есть почти везде. От ма... обычных людей прячут факт существования магического мира, чтобы не нарушать спокойствие и потому что так требуют наши законы. Поэтому очень важно, чтобы вы никому не рассказывали об этом, иначе нам с Лили попадёт.

— Но мы же тоже... обычные, — чуть отойдя от шока, начал мистер Эванс. — Зачем тогда вы решили рассказать нам?

— Во-первых, мы не хотим скрывать от вас ничего, вы же близкие люди Лили, — польстил Северус, — а во-вторых, вы семья волшебницы и потом всё равно всё узнаете, но Лили не захотелось откладывать это ещё на полтора года. А так вы должны были узнать летом, перед отъездом Лили в Хогвартс.

— Какого отъезда? — взвился глава семейства. Северус побледнел, осознав, что сболтнул лишнего. — Куда?

— В Хог-вартс! — по слогам произнесла Лили. — Это волшебная школа! Мы с Севом будем там учиться, когда нам исполнится одиннадцать! Здорово, да?

— Но как же учёба здесь? — вернулась в разговор миссис Эванс. — Лили, ты же мечтала стать врачом в будущем? Нельзя ли отказаться? Это платно?

— К сожалению, миссис Эванс, — начал Северус, — совмещать учёбу будет очень проблематично, скорее, невозможно. Отказаться нельзя: если не научиться контролировать магию, а именно этому учат в Хогвартсе, это может ужасно обернуться. Даже фатально. Жизнь и учёба в Хогвартсе бесплатная. Только вещи для школы нужно покупать самостоятельно, например, форму, ингредиенты для зелий, котлы и волшебную палочку.

Услышав последнее предложение, Петунья вышла из состояния шока, в котором пребывала, и взвизгнула, перебив Северуса:

— Котлы? Зелья? Палочки? Что ты несёшь? Мама, папа, как вы вообще в это поверили? Это же розыгрыш!

— Но, Туни, разве ты сама не помнишь, что со мной и вправду случаются необычные вещи? — мягко начала Лили, но Петунья перебила и её тоже.

— Но это же бред! Все, что с тобой происходит — случайности и совпадения!

— Кстати, по этому поводу, — прервав истерику Петуньи, произнёс Северус, — я могу вам поколдовать, чтобы вы мне поверили. Вообще мы обычно делаем это с помощью палочки, но у меня пока её нет, — он чуть скривился, — поэтому я научился делать кое-что без неё. Хотите?

— Да! Конечно! — поддержали его предложение мистер и миссис Эванс. Даже Петунья пробурчала что-то похожее на "Давай, посмотрим, что ты умеешь..."

Северус встал из-за стола.

— Можно мне две-три чайные ложки? — спросил он, сжимая в руке собственную. Ему протянули то, что он просил, и Сев, прямо как на поляне, разложил их на полу, пропустив мимо ушей возмущённое фырканье Петуньи. Вновь вокруг него в воздухе зависли и закружились предметы, на этот раз четыре, и он для пущего эффекта даже заставил ложки обогнуть сидящих за столом. Представление закончилось тем, что ложки опустились ему на раскрытую ладонь. Он, шаркая неудобными тапками, подошёл к раковине и бросил туда испачканную посуду. Затем под молчаливыми взглядами сел и как ни в чём не бывало спросил:

— У вас есть ещё вопросы?

— Лили тоже так может?

— Как ты это делаешь?

— А я волшебница?

Вопросы прозвучали одновременно, так что Северус разобрал только отдельные части слов.

— Можно по одному, пожалуйста? Миссис Эванс?

— Лили тоже так умеет? Ты сказал, она тоже волшебница.

— Конкретно это пока нет, но, думаю, я смогу её научить. Зато она умеет многое другое.

Миссис Эванс кивнула и с любопытством посмотрела на родную дочь. Им будет о чём поговорить, когда Северус уйдёт.

— Северус, как ты это делаешь? — взял слово мистер Эванс.

— В основном, просто представляю что-то, и в половине случаев это работает, — пожав плечами, тихо сказал Северус. Увидев огонёк в глазах папы Лили, он поспешно добавил: — Но, конечно, самое важное — то, что во мне есть магия. К сожалению, если до этого в вас этот дар не раскрылся, вы не сможете колдовать.

— А я волшебница? Мне одиннадцать исполнилось в сентябре. Это значит, что меня возьмут туда в следующем году?

Северус усмехнулся.

— Нет, Петунья, ты не волшебница, насколько я понял. Ты не поедешь в Хогвартс ни в следующем году, ни после.

— А, — произнесла Петунья, и её голос предательски дрогнул. — Не больно-то и хотелось!

— У вас есть ещё вопросы, мистер и миссис Эванс? Если нет, я могу вам показать одну волшебную книгу. Думаю, она вам покажется интересной.

После этих слов глаза взрослых загорелись предвкушением.

— Северус, конечно, у нас куча вопросов! Но нам было бы интересно посмотреть, — как маленькая девочка, вскинулась миссис Эванс.

Северус потянулся в рюкзак и, вытащив оттуда «Историю Хогвартса», протянул её родителям Лили. Мистер и миссис Эванс отодвинули чашки, разместили книгу на столе и принялись с интересом разглядывать яркие иллюстрации. Не справившаяся с любопытством Петунья нависла над плечом матери. Все трое дружно ахнули, когда дошли до колдографии нескольких директоров, которые... двигались!

— Но как такое возможно? — прошептал мистер Эванс, проводя пальцем по лицу одного из сфотографированных.

— Магия, — пожал плечами Сев. Лили прыснула.

— Северус, а ты мог бы оставить нам эту книгу? Мы бы почитали. Раз Лили нужно будет там учиться, нам обязательно надо знать об этом!

— Э-э-э... — Лили ожидала, что Северус откажет им, как делал всегда, когда она просила его о подобном, но он вдруг сказал: — Я могу оставить вам книгу только до завтра. Моя мама не разрешит мне на более долгий срок, она может попасться на глаза кому-нибудь из... обычных людей, с которыми вы общаетесь, а этого нельзя допустить.

Конечно, Северус врал. Мать ему не разрешала даже выносить книгу из дома, а речи о том, чтобы кому-то её оставить, и идти не могло! Но сейчас нужно было рискнуть, закрепить результат, чтобы они точно убедились в правдивости его слов. А ещё так, дав им книгу, он покажет себя щедрым, и это поможет расположить родню Лили к себе. Конечно, ему было не особо важно, что подумают о нём маглы, но они имели власть над Лили и могли запретить ей с ним общаться, а он так бы не выжил! Так что нужно отдать им книгу...

— Спасибо большое, Северус, — миссис Эванс прижала ветхий фолиант к груди, смотря на него, как на величайшее сокровище. — Мы, наверное, отпустим тебя домой, тебя наверняка ждут. Ты сможешь прийти завтра, мы как раз обдумаем вопросы, хорошо?

Северус кивнул.

— Спасибо ещё раз за то, что пригласили, и за чай с пирогом. Всё было очень вкусно. Я могу прийти завтра, во сколько вам удобно?

Миссис Эванс захотелось сказать, чтобы он приходил прямо в восемь утра, когда все члены её семьи только просыпались, потому что ей просто не терпелось задать ему ещё вопросы. Но сейчас она этого сделать не могла. У неё был всего один вечер на то, чтобы ознакомиться с этой волшебной книгой и в целом чтобы осознать, что магия существует, а ещё нужно было поговорить с Лили...

— Приходи к одиннадцати, если тебе удобно.

— Хорошо, я могу. Я пойду тогда, ладно? — Сев привстал. За ним поднялась из-за стола Лили.

— Конечно, Северус, — мягко произнесла миссис Эванс.

Северус быстро обулся, Лили тоже засунула ножки в сапожки, накинула на плечи куртку и, не застегиваясь, выскочила из дома вслед за ним.

— Сев! Получилось! — она повисла у него на шее, но на этот раз мальчик устоял. Куртка спала на землю, но Лили этого не заметила.

— Лили, оденься, а то заболеешь! — он расцепил её руки, поднял куртку и закутал девочку в неё, а затем вдруг обнял Лили. У него было прекрасное настроение. Все вышло просто замечательно! Северус был счастлив, сыт и рядом с подругой! Ему захотелось через объятия передать ей всё то, что никогда бы не сказал вслух.

Чуть постояв так, они отстранились друг от друга, взялись за руки и совершенно по-детски попрыгали вокруг своей оси, тихо попискивая от счастья.

Надурачившись, Лили отпустила Сева, они попрощались, и он поплёлся в сторону парка, туда, где был его дом.

Девочка не могла этого знать, но тем вечером мальчик вернулся домой только через несколько часов — хотел продлить своё счастье как можно дольше.

Ночью в доме Эвансов спала только Лили. Петунья тихо плакала в подушку, злая на сестру и этого её заморыша, разочарованная тем, что, оказывается, есть волшебный мир, но ей, Петунье, места в нем нет. А горше всего было от того, что этой мелкой двери туда распахнуты! И даже этому уродцу и хаму Снейпу!

А в комнате родителей тихо обсуждали прошедший день мистер и миссис Эванс, чтобы потом до самого рассвета читать удивительную книгу, выданную им новым другом младшей дочери...

Северус выскочил из школы одним из первых и почти бегом направился домой. Сегодня у Лили было на урок больше, так что мальчика ничего не задерживало в ненавистном учебном заведении, а у него была куча планов на эту пятницу.

Стремительно приближающийся ноябрь сказывался на погоде в Коукворте. Тучи плотно покрыли небо, почти каждый день шёл дождь, холодало.

Северус судорожно пытался придумать что-нибудь, что поможет ему выдержать осень и пережить зиму. В конце прошлого марта у него окончательно протёрлись последние носки, превратившиеся теперь в держащиеся на одних соплях лоскутки ткани. Никакая штопка не помогала, так что поняв, что их ношение стало абсолютно бессмысленным, мальчик бросил эту затею. С тех пор он ходил в ботинках на голую ногу.

На самом деле носки не были чем-то непозволительно дорогим для его семьи, как, например, новая рубашка или куртка, но тем не менее подходящего случая попросить об обновке не представлялось. Финансовая ситуация в доме Снейпов, впрочем, как и взаимоотношения между Северусом и Тобиасом, необратимо ухудшалась. А оба этих фактора существенно влияли на условия жизни мальчика.

Северус старался не контактировать с родителями. Так же, как и погода, Тобиас с каждым днём становился все более и более буйным. Переносить его нападки было абсолютно невозможно, но к огромному сожалению мальчика, примерно к десятой его попытке усмирить отца старым добрым приёмом «падение чего-нибудь тяжёлого на дурную голову» Тобиас, пусть и пьяный в хлам, сообразил, что вот-вот произойдёт. Северус даже на улице, уматывая подальше от нисколько не родного дома, слышал яростный рёв Тобиаса.

Той ночью Северус так и не вернулся обратно, а так как дело было ровно неделю назад и идти в школу на следующий день ему было не нужно, он не пришёл и назавтра, опасаясь, что дорогой папаша вспомнит подробности попойки.

Огромной, да и вообще единственной для него отдушиной стали встречи с Лили и, как ни странно, её родителями.

Посиделки дома у Эвансов стали занимать большую часть свободного времени Северуса. Первые разы, конечно, они походили на допрос, потому что любопытство Лили, видимо, было чертой, передавшейся ей по наследству. Её родители часто забывали о времени, задерживая мальчика на два-три часа больше запланированного.

Как ни странно, даже Петунья иногда встревала в их разговоры. Северус нехотя отметил, что когда с её лица сходит это вечное пренебрежительно-нахальное выражение, старшую из сестер Эванс можно счесть за нормального человека, и она даже чем-то необъяснимым начинает напоминать Лили.

Постепенно, когда основной вагон вопросов истощился, его начали приглашать и просто так, например, составить семье компанию на прогулке в парк или поиграть в новую настольную игру.

Северус с огромным удовольствием отметил, что у него будто прирождённый талант к шахматам: ему с первой попытки удавалось обыграть и Лили, и Петунью, и миссис Эванс. Единственным его конкурентом оставался мистер Эванс, которому Северус безоговорочно проигрывал. Только однажды им удалось сойтись в ничью, чем мальчик очень гордился.

Он поставил себе цель превзойти своего более преуспевающего партнера и поэтому постоянно упрашивал Лили поиграть с ним...

На Пятне они с Лили бывать почти перестали, что его ужасно расстраивало, однако ничего нельзя было с этим поделать, слишком уж неподходящей была погода: пока дойдёшь даже до тропинки — либо навечно увязнешь в грязи, либо с ног до головы промокнешь под градом капель с листвы деревьев. Так что они условились вернуться туда тогда, когда выдастся более-менее сухая неделя. Но пока что эта затея откладывалась в долгий ящик.

Удивительно, но за прошедший месяц Северус уже успел забыть о боли в пустом желудке. Он спокойно не ел один день, а на больший срок с семьей Эвансов они пока и не расставались.

Да и с одноклассниками всё было не в пример лучше прошлого года. Конечно, словесные нападки были ежедневны, если не ежечасны (если учитывать только время, проведённое в школе), но Северусу было плевать на них. Физически его попытались достать всего трижды за месяц, и все эти три раза мальчик успешно выскальзывал из крепких рук обидчиков, подобно змее или рыбе.

В общем, жизнь даже начала радовать Северуса. А может, просто он начал относиться к ней проще и снизил планку?

По-прежнему плохо все было только коттедже в Паучьем тупике. Собственном его, как бы родном, доме.

С непонятной тоской Северус думал о родителях. Единственными светлыми воспоминаниями о них оставались непонятным образом сохранившиеся в глубине памяти сцены времен чуть ли не младенчества, где родители держали его на руках, улыбались, смеялись... Нереальные воспоминания, но такие нестерпимо притягательные...

А сейчас его постоянно посещала мысль, что в кирпичном доме под бирюзовой крышей ощущение пребывания дома, по крайней мере, каким его описывали в книгах, было явнее. Даже несмотря на то, что под этой крышей его подстерегали нападки Петуньи. Уж к такому-то Северус привык, и лишь редким, особенно цепким замечаниям удавалось задевать тонкие струны его души.

Да и родители Лили как будто стали ему ближе собственных. Когда Северус думал об этом, в сердце плотно начинала вгрызаться тоска и чувство... стыда. Ему было совестно за то, что он ставит совершенно чужих людей выше матери. Мальчик пытался понять её мотивы и характер, оправдать её действия... Идеализировал, как мог, её поступки, пытался прочитать в её жестах любовь и нежность, но все попытки были тщетны. Он упирался в холодность и безразличие. Это как никогда цепляло его. Невыносимо было находиться в погруженном во мрак доме в конце Паучьего тупика после тепла, уюта и идиллии, царивших в хозяйстве Эвансов.

В подобных раздумьях Северус приблизился к порогу дома, вытащил из внутреннего кармана ключи, четырежды провернул их в замочной скважине и вошёл.

Очевидно, Тобиас был дома. Эйлин всегда закрывала дом на один оборот, а иногда и вообще забывала, погружённая в собственные мысли. Ох и попадало же ей, когда Тобиас замечал это! Северус, выскальзывая в предрассветный сумрак перед школой, прокручивал ключ дважды. Закрывать на максимум было чертой, свойственной Тобиасу. Северус про себя шутил, что отец это делает с надеждой, что на втором или третьем обороте остальные домочадцы устанут и не заберутся в дом.

Добравшись до комнаты, Северус бросил рюкзак на кровать и подошёл к рабочему столу. Подняв лежащую на нём «будто случайно» чёрную футболку, заглянул в стакан. Там, в неприятно пахнувшей спиртом жидкости, набухали небольшие, буквально с фалангу пальца, куски коры. Скривившись от ненавистного запаха, мальчик пальцем подцепил деревяшки и, завернув в вытащенную из кармана салфетку, положил в карман. Он хотел показать Лили сегодня нечто особенное, и эта заготовка у него настаивалась уже второй день.

Вытряхнув учебники и тетрадки на пол и сделав из них стопку, Северус отнёс их в угол. Из одной из тетради он вырвал два листа и, сложив их в небольшую гармошку, положил в опустевший рюкзак. Туда же отправились ручка, два небольших камушка и излюбленный блокнот. Да, эта записная книжка давным-давно закончилась, но Северус за неимением иного выбора всё время норовил впихнуть туда тонкие строчки, отчего разобраться в записях удавалось лишь их автору. Вчера, например, он истратил последнее, как казалось, пустое место — на внутренней стороне обложки, но нисколько об этом не жалел.

Как ему показалось, полностью собравшись, Северус решил, что пора уже выдвигаться. Лили тоже обещала ему нечто особенное на этот вечер и просила прийти как можно раньше.

Северус выскользнул из комнаты, и черт знает что потянуло его зайти на кухню узнать, сколько времени.

Навалившись обоими локтями на стол и держа в подрагивающей руке наполовину пустой стакан, там сидел Тобиас Снейп. Он, нелепо приоткрыв рот, затуманенным взглядом рассматривал пустую стену, и от него за милю несло перегаром. Стоило ли упоминать, что появлению сына Тобиас не обрадовался?

Проклиная себя за любопытство, мальчик поспешно попытался выскочить обратно за дверь, но не успел. Совсем чуть-чуть не успел, лишь обернулся на отца и заметил летящий в то место, где ещё секунду назад был его затылок, стакан, к счастью, не тот, что с алкоголем. Не медля, Северус вскинул руку, и стакан, замедлившись, влетел прямо ему в ладонь. Тобиас вскочил, опрокидывая стул. Запах перегара и пота стал гуще, смешавшись с запахом страха. Его глаза, налитые кровью, сверлили Северуса.

— Да как ты смеешь, щенок?! — голос хриплый, как скрип ржавой двери. — Колдовать в моём доме?! Такой же ненормальный уродец, как твоя мамаша! — Он тыкнул пальцем в потолок, где в родительской спальне скрывалась Эйлин.

Северус замер.

«Не дышать. Не шевелиться», — судорожно думал он. Но тело предало его — рука, остановившая стакан, дрожала. К несчастью, Тобиас это заметил. Его губы растянулись в оскале, похожем на волчий.

— Дрожишь, гаденыш? — Шаг вперед. Пол скрипел под его тяжестью. — Боишься? Правильно делаешь... — С этими словами он рывком схватил сына за воротник, притянул так близко, что их носы соприкоснулись. — Я тебя научу бояться!

Запах дешевого пива обжег ноздри. Тобиас выдернул из кармана зажигалку, непонятно откуда взявшуюся у не курившего, к счастью, отца. Щелчок. Желто-синее пламя вспыхнуло в сантиметре от лица Северуса.

— Видал, как ведьм жгли? — прошипел он, тряся зажигалкой так, что огонь плясал. — Щас покажу! Мамаша научила заставлять стаканы летать? Я научу тебя летать от боли!

Когда пламя опасно приблизилось к кончику его носа, Северус инстинктивно вцепился здоровой рукой в запястье Тобиаса, держащее зажигалку. Из пальцев посыпались тусклые искры, предвещавшие магический выброс.

Тобиас их заметил. Его оскал стал шире, безумнее.

— Ага!!! Вот оно, гадство твое! — заревел он. — Щас я его выжгу! Начисто!

Тобиас свободной рукой оторвал ладонь Северуса, вцепившегося ему в руку, и ухватил его за предплечье. Северус отчаянно дернулся назад, пытаясь вырваться, и ударился спиной о косяк двери. Загнанный в угол, мальчик краем глаза заметил, как огонёк зажигалки придвинулся к его ладони.

В глазах потемнело от боли, ноги подкосились, из глаз брызнули слёзы, а изо рта вырвался вой, переходящий в жалостливое хныканье, которое невозможно было сдержать. Нос заполнил запах паленой кожи. Северус, подобно птице в клетке, затрепыхался в твердых руках Тобиаса ещё сильнее, но безуспешно. Когда он понял, что вот-вот потеряет сознание от неописуемых ощущений, Северус собрал остатки сознания, согнул колено и со всей силы ударил Тобиаса в пах. Хватка ослабла, отец согнулся пополам.

Северус инстинктивно прижал к себе раненую руку и бросился прочь. Не помня себя от боли, он выскочил из дома, не закрыв за собой дверь.

Краем уха он услышал за спиной:

— Ты... гхр... сдохнешь... выродок... ЭЙЛИН!!!

Ноги несли сами по мокрому от недавнего дождя тротуару.

«Он убьет ее... Мама... Я сбежал... Я трус... Жалкий трус...» — стучало в голове тяжёлым набатом.

Сам не зная как добравшись до реки, Северус свалился на колени у самой кромки воды. Грязная, маслянистая вода Коуквортского канала... Не думая, сунул туда пылающую ладонь.

В первую секунду мальчик даже не понял, что произошло. Рука погрузилась в холод и на одно счастливое мгновение все ощущения пропали, но вдруг боль вернулась, удвоившись. Холод впивался в ожог тысячами игл.

Он всхлипнул — коротко, глухо, от бессилия и боли, и выдернул руку из воды. Вновь прижав её к животу и скрыв под курткой, Северус погрузился в небытие.

Первым, что он увидел, когда боль отпустила и он нашёл в себе силы открыть глаза, было собственное отражение в мутной воде. Взглянув на него, Северус скривился. Оттуда на него смотрел уродливый зареванный мальчишка. Отвратительный и жалкий. Затем взгляд перешёл на руку. Большая часть ладони была покрыта ужасными волдырями.

От одного взгляда на них стало дурно. Стоило попробовать подвигать пальцами, и всё окружающее помутнело, а из глаз посыпались искры.

Долго Северус просидел у реки, ожидая ослабления боли. На краю сознания сидела мысль о том, что его ждёт Лили, и это давало ему сил на попытки встать, но максимум, чего мальчику удалось добиться — пара шагов. Примерно через час, показавшийся Северусу вечностью, он медленно, совершенно вымотанный, побрёл в сторону квартала Эвансов. Всё вокруг горело праздничными огнями, на порогах стояли тыквы, а один особо инициативный хозяин выставил на улицу облаченный в рваную одежку манекен, видимо, изображавший зомби.

На автомате Северус преодолел путь и, дойдя до ставшей уже родной площадки, остановился.

Подышав с пару минут и отряхнувшись целой левой рукой, чтобы придать своему виду хоть какую-то нормальность, мальчик подошёл к дому Лили и неуверенно нажал на звонок. Он решил, что разумной тактикой будет держать руку в кармане и стараться её не беспокоить.

Дверь открыла миссис Эванс, чье лицо озаряла привычная тёплая улыбка, чуть поддернувшаяся лёгкой тенью беспокойства при взгляде на гостя.

— Здравствуй, Северус. Наконец-то! — воскликнула она, шире распахивая дверь. — Заходи, заходи, ты же наверняка замёрз! Лили уже с полчаса как на иголках от нетерпения.

— Извините... что опоздал, — пробормотал Северус, протискиваясь в прихожую и стараясь при этом держаться в тени.

— Ничего страшного, дорогой, — отозвалась миссис Эванс, её взгляд скользнул по его напряжённой фигуре, но не задержался. — Проходи в гостиную, согреешься. Лили! Северус пришёл!

Рыжий вихрь вынесся из гостиной. Лили в старом свитере, перепачканном краской, с горящими от азарта глазами едва не сбила его с ног.

— Сев! Где ты пропадал?! — Она схватила его за предплечье засунутой в карман больной руки. — Я уже целую армию привидений из бумаги вырезала! Петунья говорит, что они похожи на мокрые тряпки! Пойдём, покажу!

У Северуса в глазах потемнело от прикосновения, он тихо взвыл и, опасаясь, что упадёт из-за подогнувшихся от боли коленей, облокотился на стену. Лили испуганно отпрыгнула от него.

— Сев, что такое?

— Не тяни! — вырвалось у него резче, чем он хотел.

— Извини! Всё в порядке, Сев? Ты не замёрз? Иди погрейся, мама как раз имбирное печенье достала! — Она понеслась в гостиную. Северус несколько секунд постоял, пытаясь прийти в себя. Затем под озабоченным взглядом миссис Эванс зашагал вслед за подругой.

Его взгляду предстал творческий беспорядок.

Повсюду были разбросаны обрывки бумаги, стол был заставлен банками с краской, клеем и водой, на свободном стуле лежало три пары ножниц, а на полу валялось бесчисленное количество тряпок. От привычной аккуратности, присущей этой комнате, не осталось и следа. Краем глаза Северус заметил, как слегка покраснела миссис Эванс, видимо, смущенная царившим в её обители разгромом.

Петунья сидела спиной к двери, но Северус видел её отражение в небольшом зеркале. Тщательно выбеленная, будто мукой, кожа, голубые узоры, чем-то напоминающие иней на окнах, простирающиеся от века до виска. Она старательно вырисовывала в уголках глаз крошечные снежинки, а потом, убрав кисточку, намазала губы ярко-розовым блеском.

Повернувшись, Петунья скривилась.

— Опоздал, — высокомерно сказала она, а затем, окинув его презрительным взглядом, добавила: — Грязнуля.

— Туни! Ну хватит, пожалуйста! — вмешалась Лили.

Северус не нашёл в себе силы на приветствие, которым обычно отвечал на подобные высказывания старшей девочки. Вместо этого он недовольно фыркнул и недоуменно посмотрел на Лили в ожидании объяснений, чем именно обусловлено подобное необычное состояние гостиной. Видя, что подруга не понимает, чего он от неё хочет, Северус спросил:

— Что происходит, Лили?

— Ну ты что, Сев? — удивлённо воскликнула девочка. — Хэллоуин же!

Мальчик задумался. Хэллоуин... Его познания об этом празднике ограничивались парой прочитанных рассказов и краем уха подслушанными в школе обсуждениями. Он отмечал, что к концу октября в богатых кварталах украшают дома. У Паучьего тупика было только три состояния на протяжении всего года, и всех их различало только количество шума. Были дни, когда шумели почти везде и когда было почти тихо. Абсолютная тишина была настоящей редкостью.

И во всех этих состояниях этот район выглядел одинаково мрачно, серо и опасно.

К Хэллоуину Северус был равнодушен, а иногда его начинал даже раздражать этот праздник. Счастливые лица одноклассников, приходивших прямо в школу в костюмах волшебных существ, бесили, а когда они ещё и надевали остроконечные шляпы, у Северуса прямо руки чесались от желания сорвать их с этих пустых магловских голов.

Лили заметила, как помрачнело его лицо, и спросила:

— Сев, а ты празднуешь?

Ответом ей было молчаливое покачивание головы.

— А со мной пойдёшь?

Северус пожал плечами.

— Сев, ну что такое?!

Повторение движения.

— Ну скажи хоть слово!

— Всё хорошо. Пойду. Не праздную.

— Так-то лучше. — Лили улыбнулась, но Северус, на её удивление, не перестал хмуриться, хотя она уже привыкла к его ответному жесту. — Смотри, Сев, сейчас мы повырезаем всяких монстров из бумаги, сделаем из них гирлянду и прицепим её на дверь, чтобы люди знали, что к нам можно приходить за сладостями.

— За чем?

— За сладостями, — непонимающе пробормотала Лили. Заметив его недоуменный взгляд, она добавила: — К нам, ну точнее, к маме с папой, будут приходить дети и клянчить вкусняшки. А мы тем временем нарядимся и пойдём заниматься тем же.

— В смысле? — Северус нахмурился ещё сильнее.

— Северус, хочешь, я расскажу тебе про Хэллоуин, а то ты, видимо, совсем ничего не знаешь? — встрял в разговор мистер Эванс. Дождавшись согласного кивка, он начал: — Хэллоуин — это кельтский праздник. В древности верили, что в этот день стирается граница между нашим и потусторонним миром, и оттуда приходят всякие тёмные создания. Для того, чтобы они не навредили, люди решили одеваться по их подобию, они верили, что монстры примут их за своих. В наше время, конечно, никто в подобное не верит, но традиция наряжаться осталась. И теперь дети ходят по соседям и просят конфеты со словами: «Сладость или гадость?»

— А ещё, говорят, если тебя не угостили, нужно устроить какую-нибудь пакость, — хитро улыбаясь, добавила Лили.

— Да, милая, так было, — мягко сказала миссис Эванс, тщетно сдерживая улыбку. — Но мы так не делаем, помни это. Пожалуйста.

— То есть мы должны пойти выпрашивать еду? — с изрядной долью презрения в голосе, отображающей всё его недовольство ситуацией, пробурчал Северус.

— Что-то тебя не смущает питаться за наш счёт! — выплюнула Петунья.

Что-то поменялось во взгляде Северуса. Ему, наверное, стоило бы разозлиться на подобный выпад, потому что он никогда не просил о еде, просто соглашался на предложения, однако вместо злости его с головой накрыло волной стыда. И вправду, ходит к чужим людям, постоянно ошивается у них дома, да ещё и ест их еду. Всё его презрение перекинулось на него самого. И на несколько секунд мальчик даже забыл о ноющей боли в ладони, погрузившись в тяжёлые мысли. Из них его выдернул возглас миссис Эванс.

— Петунья, что ты такое говоришь? — и более мягким голосом она добавила, обращаясь к мальчику: — Не бери в голову.

Он полными грусти и стыда глазами посмотрел на неё.

— Простите, миссис Эванс. Петунья права.

— Северус, ну ты чего? Всё хорошо, ты нисколько нас не затрудняешь.

Мальчик молча уставился в пол и сгорбился.

— Сев, давай вырезать! — решила прервать затянувшееся молчание Лили. — Ты сейчас вырежешь парочку тыкв из оранжевой бумаги, а я пока волков из черной. Вот трафарет! Затем раскрасим, и можно будет протянуть нитку.

Через полчаса они закончили гирлянду. Северус был ужасно рад, что огонь не тронул подушечки большого и указательного пальца, и он мог придерживать лист. Ладонь, правда, то и дело пронзала ужасная боль, но ее можно было стерпеть. Главное было держать руку так, чтобы никто из Эвансов не заметил покрывших ее ожогов.

Удовлетворившись видом связки из разных бумажных волшебных атрибутов, перетянутых тонкой тесьмой, приклеенной на скотч к входной двери, Лили воскликнула:

— Здорово, Сев, да?

— Не знаю.

— Почему?

— Ну, интересно выглядит... наверное.

Лили рассмеялась.

— Ты такой милый, Сев! Ладно, пойдём обратно.

С этими словами девочка заскочила в дом, а Северус, на своё удивление, всё-таки улыбнулся и залился краской. «Ты милый...» Боль в этот момент стала почти незаметна.

— Мама, доставай репу! — крикнула Лили матери. — Вообще обычно вырезают тыкву, но в этом году их почти невозможно достать, а они ещё и дорогие, так что папа взял репку. Тоже неплохо на самом деле. Ты видел фонари Джека? — протараторила она на ходу.

Северус закатил глаза и мысленно перебрал всех людей, которых когда-либо встречал, пытаясь вспомнить хоть одного Джека. Перед глазами всплыло лицо одного хулигана из Паучьего тупика, и он недоуменно посмотрел на Лили. Откуда она знала этого гада? И что за фонари? У Северуса перед глазами проплыли все его встречи с этим мальчиком, но ничего, связанного с лампами, не было.

— Не видел... — задумчиво пробормотал Северус. — А что за Джек? Я одного знаю, но не представляю, где бы вы могли пересечься, да и никакими фонарями он не хвастался вроде...

— Ты что, это выдуманный персонаж! Ну, наверное, выдуманный. В смысле, это не кто-то из твоих знакомых! Была какая-то легенда, но я её плохо помню... Мам, не расскажешь нам?

— Конечно, Лили, — ответила мама Лили, ставя на расчищенную половину стола крупную репу. — Есть легенда, что жил на свете Джек, скупой ирландский кузнец, и пригласил он в трактир злого духа, но, когда пришло время расплачиваться, схитрил и попросил того обратиться монеткой. Затем спрятал монетку в карман, и злой дух оказался в ловушке. Он разозлился и наказал Джека: после смерти неприкаянный кузнец стал бродить по земле, освещая себе путь тлеющим кусочком угля. Этот уголёк он положил в пустую тыкву, так и появился светильник, который люди стали называть фонарём Джека.

— Вот, Сев, понял? — спросила Лили и, дождавшись кивка, продолжила: — И это очень значимый атрибут Хэллоуина! Мы сейчас будем вырезать у репы мордочку. Теперь понял, о чем я говорила? Видел такое на улице? И прошу, ответь на нормальном языке, а не жестами!

— Да, видел, Лили.

— И постарайся, пожалуйста, так и отвечать, а то как будто с зомби общаюсь. Или с инферналом, так уж и быть. Нарисуешь мордочку? — Она улыбнулась и пододвинула ему овощ и карандаш.

— А какую?

— Какую придумаешь! Давай страшную!

Северус кивнул и уже было потянулся к карандашу, как ладонь, задетую какой-то ниткой внутри рукава, обожгло болью. Он закрыл глаза, закусив губу, и поспешно засунул руку в карман. Взяв карандаш в левую руку, он неуверенно занес её над репой. Он не мог похвастаться тем, что был амбидекстром, и боялся всё испортить. Решившись, он начертил глаза и нарисовал репе ухмылку. Получалось, на удивление, очень даже неплохо. По указке Лили он добавил треугольный нос. А затем, поддавшись неясному порыву, нарисовал с двух сторон отпечатки ладошек, будто у овоща появились ручки. Подруга захихикала за плечом.

— Здорово, Сев! А теперь давай вырезать! — С этими словами она протянула ему нож. Северус посмотрел на него и покачал головой.

— Я... не хочу. Устал. Давай ты... — Он осёкся, представив, как Лили со своей энергичностью будет орудовать острым лезвием. — Нет, давай лучше твой папа. Чтобы хорошо получилось.

Лили обиженно посмотрела на него.

— Ну... ладно. Пап, вырежешь?

— Конечно, милая!

Миссис Эванс, срезав "крышку" предоставила детям опустошить репу от мякоти. Затем они передали её главе семейства и получили уже готовый фонарь со свечкой. Северус вдохнул аромат репы и с непонятной ему самому опаской взглянул на тонкое лезвие пламени. Невольно вздрогнув, он обратил все свое внимание на ощущения в правой кисти. Ладонь до сих пор жгло, при малейшем соприкосновении с чем-либо пронзало болью так, как будто там появлялся новый ожог.

Северус отпросился в туалет, просто чтобы посмотреть, как она выглядит. Зайдя в ванную и заперевшись, он вытащил руку из кармана. Грязь из реки пропитала тонкую кожу, ладонь почернела, вздулась и сейчас меньше всего напоминала его прежнюю — мертвенно-бледную.

Он решил попробовать охладить руку под водой и попытаться её отмыть, опасаясь, что рана загноится, однако едва на кожу попала тонкая струйка, как сознание померкло. Голова закружилась, и Северус камнем свалился на пол, хорошо приложившись головой. На грохот к ванной подбежали обитатели дома. За дверью послышались голоса.

— Северус, всё в порядке?

— Сев! Что случилось?

Найдя в себе силы встать, Северус отпер дверь. На него устремились три пары испуганных и одна пара насмешливых, подчеркнутых ухмылкой, глаз.

— Простите. Я... поскользнулся, — пробормотал мальчик себе под нос, потирая ушибленный затылок и выходя из ванной. — Всё хорошо, ещё раз извините.

— Северус, ты уверен? Ты должен сказать, если плохо себя чувствуешь! — обеспокоенно воскликнула миссис Эванс.

— Нет-нет, все хорошо, — поторопился ответить Северус. Настаивать взрослые не стали. Лишь осмотрели скептически абсолютно сухой пол комнаты и отправились обратно в гостиную.

— Ладно, Сев. Теперь предпоследняя часть, — решила отвлечься от мыслей Лили. — Наряжаемся! Сейчас мы переоденемся в кого-нибудь и пойдём по домам. Как раз уже люди собираются, — добавила она, выглядывая в окно, за которым был виден пока тонкий поток детей. — Надо придумать, кем тебя нарядить. Я вчера весь вечер делала из картона шляпу, но это было так муторно, что мне ни сил, ни времени не хватило на вторую. А Петунья, кстати, будет снежной королевой.

— Лили, у нас есть чёрная ткань на чердаке. Можно сделать плащ. Будет Северус, например... — миссис Эванс оценивающим взглядом оглядела мальчика, пытаясь найти в нём хоть какие-то "задатки", и, отметив бледность, изрекла: — вампиром.

Лили закивала и побежала на чердак. Северус скривился. В волшебном мире звание вампира не было чем-то престижным, скорее, тем, чем можно было впечатлить детишек, не больше. Проблемы их жизни были куда значимее преимуществ.

Лили вернулась с намотанным на руку длинным лоскутом и булавкой, которой закрепила у Северуса на шее эту ношу. Северус бросил взгляд в зеркало, и ему неожиданно понравилось: плащ чем-то отдалённо напоминал мантию.

Лили убежала в свою комнату, вернувшись в свободном зелёном, подчеркивающем её яркие глаза, платье по щиколотку и с длинным рукавом, оно было подпоясано тонкой черной полоской ткани. На голове красовалась остроконечная тёмно-изумрудная шляпа. Северус улыбнулся. На Лили этот головной убор смотрелся органично, ведь он наверняка знал, что она волшебница.

Петунья тем временем вернулась в голубом платье по колени и распустила волосы, едва доходившие до лопаток.

— Сев, а давай тебе гримом нарисуем две точки на шее?

— Так я же вампир, а не жертва нападения? — тонкие губы искривились в ухмылке.

— Ну и что! А ты... свежеобращённый!

— Ну, хорошо, если хочешь.

Лили придвинулась к нему близко-близко и, дыша ему в ухо, поставила две красные точки на шее. Грим непривычно лёг на кожу, и у Северуса появилось резкое желание почесать именно там. Левая рука уже потянулась, когда Лили мягко её перехватила и сжала в своей ладони.

— Не надо, Сев, сотрешь! Ну, вроде готовы... Пойдём!

И взяв с собой два черных мешочка, они вышли в прихожую. Северус быстро обулся и принялся ждать Лили. Она надела салатовую дутую куртку, черные сапожки и нехотя, по указу мамы, натянула под шляпу тонкую шапку, которая тут же скрылась под картоном.

Сумерки сгустились, когда они вышли на улицу. Воздух звенел от смеха, криков и запаха жженой тыквы. Лили сияла, неся свой фонарь-репу с трепетным огоньком свечи внутри. Северус шел рядом, закутавшись в плащ, ощущения в руке вновь обострились.

— Запомни, Сев! — Лили потрясла его за рукав. — Подходишь, стучишь или звонишь и громко спрашиваешь: «Сладость или гадость»! Весело! Понял?

У первого дома — мистера Олсена, владельца небольшого магазинчика неподалёку — Лили звонко крикнула заветные слова и получила горсть разноцветных леденцов. Северус подошел, глядя в землю. В ушах зазвучала фраза Петуньи: «Что-то тебя не смущает питаться за наш счёт». Не сумев сдержать льющуюся через край желчь, он прошипел:

— Слабость или гадость?

Он сразу же пожалел о своей грубости, увидев, как исказилось от злости лицо мужчины. На какое-то мгновение Северусу даже показалось, что перед ним стоит Тобиас. Мальчик сделал шаг назад и вовремя: мужчина резко схватил дверь и захлопнул её перед самым носом Северуса.

За спиной захихикали. Лили нахмурилась и, схватив его за плащ, потянула прочь от дома.

— Сев, и что это было? Зачем ты это сделал?

— Не знаю, — прошипел он в ответ. — Давай ты сама походишь, у меня настроение что-то пропало, — заметив как погрустнели её глаза, он добавил: — Я имею в виду, что, конечно, составлю тебе компанию, но просить не буду. Не хочу я их сладости, — выплюнул он, протягивая ей свой пустой мешок. Гордость и боль смешивались в нем в ядовитый коктейль. — Унижаться ради конфет... идиотизм.

— Но это же весело! — настаивала Лили. — И традиция!

— Твоя традиция, — огрызнулся он. — Не моя.

Они прошли еще несколько домов. Мешок Лили заметно отяжелел. Пару раз девочка пыталась заставить его попросить конфет, но он вечно огрызался. Лили уже думала возвращаться домой, как Северус вдруг сказал:

— У меня для тебя есть сюрприз, пойдём, — с этими словами он взял в свою левую её правую руку и двинулся в сторону парка. Глаза Лили загорелись азартом и любопытством. «Сюрприз! От Сева!» Она очень любила приятные неожиданности и была уверена, что то, что придумал её друг, будет очень интересно.

Когда они пришли на совершенно обычно выглядящее Пятно, её уверенность чуть пошатнулась.

— Ты научился чему-то новому?

— К сожалению, нет.

— Ты принёс мамину волшебную палочку?

— Я не самоубийца.

Лили расхохоталась. Знала бы она, что он говорил вполне серьёзно.

— А что тогда? — успокоившись, выдохнула она.

— У волшебников тоже есть свой... Хэллоуин. Только зовётся Самайном. Он тоже проводится ночью, предшествующей приходу ноября. Правда, я не очень уверен, что его празднуют все, в Хогвартсе такой традиции нет, но в одной книге я нашёл ритуал, который проводят в этот день. И я бы хотел, чтобы мы его провели. Я его чуть изменил, но это не должно ни на что повлиять.

— Ритуал?

— Ага. Самайн посвящён памяти духов предков, наши верят, что в эту ночь можно с ними связаться. Нужно благодарить их за возможности и силы, которые они нам подарили. Люди считают, что ритуалы на Самайн могут помочь стать более сильными волшебниками. А ещё в конце можно будет загадать желание.

— И оно сбудется?

— Не уверен, думаю, вряд ли, особенно если это что-то невыполнимое. Но попытаться стоит, исполняется часто. Я пока кое-что подготовлю, а ты подумай, чего хочешь больше всего.

Лили закрыла глаза. Чего же она хочет? Может быть, хорошие оценки в школе? Нет, не то. Этого она и сама добьётся. Да и, если честно, с этим у неё все довольно хорошо. Или, может быть, танцевать в кружке лучше, чем эта дурочка Кейтлин, которой даже соло выдали в предстоящем номере?! Лучше, конечно, но не то.

Открыв глаза, она пару секунд наблюдала за мрачной фигурой Сева, по узкому кругу раскладывающего камни, видимо, готовя место для костра. Вдруг он поднял взгляд. Они встретились глазами, и Лили осенило.

Больше всего ей хотелось поехать в Хогвартс. С Северусом. Она вдруг задумалась: а что из этого было важнее? Спустя полминуты она осознала, что, видимо, Сев. Ей и вправду просто хотелось, чтобы он был рядом, встречаться с ним взглядом, слушать его голос, когда он читает ей на ухо, или просто вслушиваться в его странный хриплый смех, держать его за вечно ледяные руки, обнимать его, говорить с ним, играть... Делать всё, что душе угодно. Главное — с Севом.

Но в Хогвартсе это будет ещё лучше. Она решила.

Северус наблюдал за тем, как менялось лицо подруги. Вначале оно было задумчивым, затем после того, как они переглянулись, стало мечтательным, а сейчас оказалось безусловно радостным. Она улыбнулась ему, и его внезапно пронзила волна тепла. Губы сами расплылись в улыбке, а боль наконец стихла, но, к сожалению, лишь на пару мгновений.

— Придумала?

— Да! А ты?

— Я уже давно.

— А что ты загадаешь?

— Я бы тебе рассказал, да нельзя. Считается, что не сбудется.

Он знал, что загадает на Самайн, уже неделю назад, когда впервые прочитал про ритуал. Ответ пришёл почти сразу. «Быть рядом с Лили». Ему больше ничего не было нужно. С момента её прихода в его жизнь все кардинально изменилось. Дни наполнились радостью и ожиданием. Да, он по-прежнему много занимался учёбой, но это перестало быть смыслом жизни. У него появилась подруга. Впервые в жизни. Да ещё и такая добрая, искренняя, идеальная... И всё, чего ему хотелось — быть рядом с ней. Но после сегодняшнего дня он решил добавить ещё одно условие.

— Ладно, давай начнём ритуал. Вообще желательно не говорить ничего лишнего, но мы будем, потому что первый раз. Надеюсь, нам простят. Но постарайся болтать поменьше, хорошо?

— Хорошо, Сев, — в голосе предательски прозвучала небольшая обида. А с чего он вдруг решил, что она будет болтать?

— Тогда начинаем.

Северус снял с плеч рюкзак и положил его на землю. Вытащив из него пару вещей, он разместил их на сухом участке земли. Лили узнала его блокнот. Девочка больше не удивлялась, когда он приносил его на прогулки. Эта записная книжка прослужила ему службу за двоих, если не за троих. Однажды Лили упросила Северуса дать ей её почитать, но спустя пару минут поняла, что это бесполезно. Она уже неплохо начала понимать его почерк за время их знакомства, но количество и качество записей оставляло желать лучшего. Строчки накладывались друг на друга, затертые страницы стирались, чернила размывались, и разобрать в этой каше слова было совершенно невозможно. Тем не менее Северусу эти записи, казалось, были понятнее печатных букв.

Мальчик тем временем достал два камешка и начал стучать ими над пучком трав. Лили подошла поближе, чтобы понять, что он делает. Из двух кремней Северус высекал снопы искр.

— Сев, а что это за растение?

— Шалфей.

— Шалфей? А где ты его взял?

— В Миствейле, там есть поле.

— О, вы с семьёй туда ездили? Давно?

Северус посерел.

— Я туда ходил.

— В смысле? — не поняла Лили. Миствейл находился в пятнадцати милях от Коукворта.

— В прямом. Я не понимаю, в чём вопрос, Лили.

— Как ты мог туда ходить? Это же ужас как далеко! Когда ты успел?

— Помнишь, ты в воскресенье не пошла гулять, потому что ездила на день рожденья к... Саре, если мне не изменяет память?

— Да.

— Тогда и ходил.

Лили долго смотрела на его потуги над камнями. Северус ужасно морщился, как от боли, закрывал глаза, громко выдыхал, рычал и фыркал. В общем, вёл себя не совсем так, как стоит человеку. Лили для себя решила, что это часть ритуала.

Наконец пучок соизволил загореться, и Северус поднял его левой рукой и понес по кругу поляны. От него шёл белый дым и создавалось ощущение туманности. Лили пару раз кашлянула от непривычного запаха.

— Этот ритуал направлен на то, чтобы обезопасить место от злых духов, — затем, усмехнувшись, он добавил: — Которых выпускают маглы.

— Эй, это не так работает вообще-то!

Северус улыбнулся и кивнул. Впрочем, вскоре он вновь скривился.

Он сделал пару кругов по краю Пятна, а затем бросил остаток травы в место, приготовленное до костра.

Затем он вытащил из кармана складной ножик и отрезал им небольшую прядку волос с задней части головы и кинул в "костёр".

— Лили, тебе тоже надо... Только совсем чуть-чуть. — Он протянул ей ножик рукояткой вперёд.

Девочка кивнула и, выбрав незаметную прядку, отрезала чуть-чуть и уже хотела протянуть Северусу, когда он кивнул в сторону жертвенника. Она подошла и сама опустила волосы туда.

Северус вынул из кармана какую-то салфетку и выкинул из неё чёрные маленькие комочки.

— Тут я немного отхожу от ритуала. Кору надо было замачивать в вине, но у меня не было, поэтому я взял у... неважно. Я взял пиво, короче. Надеюсь, это простительно.

Лили молча кивнула, не зная, что на это ответить. Северуса это удовлетворило. Он подошёл к будущему костру и, опустившись на колени, вновь застучал кремнями. И снова от него стали слышны фырканье, мычание и тихий вой. Девочка поняла, что делает он это инстинктивно, а не нарочно.

— Сев, что такое? Тебе больно?

Он застыл, как каменное изваяние. Просидев так с минуту, он медленно повернулся и уставился на неё испуганно вытаращенными глазами.

— В... в смысле? Нет!

— Почему ты издаёшь такие э-э-э... страшные звуки?

— Ну... так надо, — выдавил он из себя после небольшой заминки.

— Для ритуала?

— Ага.

Лили наклонила голову на бок и недоуменно уставилась на него.

— Точно?

Он пожал плечами и возобновил прерванное занятие. Едва начал зарождаться огонь, Северус отпрыгнул от костра, тихо взвыв. Затем мальчик подошёл к ближайшему дереву и, наломав пару веток, кинул их в ритуальное пламя. Когда костёр разгорелся достаточно, он протянул Лили левую руку, она схватилась и они завели импровизированный хоровод. На третьем круге Северус вдруг остановился, проколол кончиком не пойми когда вытянутого из кармана ножа палец и, стряхнув кровь в костёр, нараспев произнес:

— Sanguis offero. Ignis ardet. Spiritus antiqui, audite!

— Vires da! Desiderium comple!

— Sic fiat! ⁽¹⁾

Затем, протянув Лили ножик, он хрипло добавил:

— Тебе тоже надо проколоть палец. Это жертва духам Самайна. Сможешь?

— Хорошо, Сев, я попробую. — Она взяла ножик, и его остриё легко и совершенно безболезненно пронзило мягкую детскую кожу. Из пальца засочилась кровь.

Она встряхнула руку, прямо как Северус несколько минут назад, и едва алые капли достигли огня, пламя окрасилось в голубой.

— Ну нихрена себе! — воскликнул Сев.

Лили просто стояла, разинув рот.

— А теперь мы должны были бы выпить зелье и поболтать с духами, но у меня не было нужных ингредиентов, а как из того, что имеется, сварить подобное, я не знаю, так что обойдёмся. В другой раз как-нибудь. Да и не факт, что они выйдут на контакт. Так что сейчас просто пишем желания и бросаем в огонь.

Северус поднял с земли свой блокнот и, раскрыв его примерно на середине, вытащил оттуда сложенные в несколько раз два листа бумаги. Один он протянул Лили вместе с вытащенной не пойми откуда ручкой, а другой взял сам и, аккуратно держа ручку в ноющих от боли пальцах, нацарапал всего четыре слова: «Быть рядом. В Хогвартсе». Затем, чуть подумав, добавил: «Всегда».

Очень бы он удивился, узнав, что Лили тем временем выводила своим каллиграфическим почерком абсолютно идентичные слова.

Дождавшись, пока она закончит, Северус взял её за руку, они одновременно бросили свои записки в пламя, и Северус крикнул:

— Desiderium comple!

Пламя вновь изменило цвет, в этот раз на зелёный, и дети испуганно отшатнулись от него. Успокоив разогнавшееся до бешеного ритма сердце, Лили перевела взгляд на Сева. Он восхищённо, приоткрыв рот, смотрел в пламя.

— Сев, это было невероятно!

Он кивнул.

— А что теперь?

— Не знаю. Вообще ритуал закончен. Давай чуть-чуть посидим тут?

— Давай! — радостно отозвалась Лили.

Северус снял плащ и постелил его в их излюбленном месте среди корней дуба. Присев туда, он ожидающе посмотрел на Лили. Она опустилась рядом. Ночь была довольно зябкой, несмотря на огонь, который неведомым образом дарил своё тепло всей поляне, и она прижалась к Северусу. Он чуть дрогнул, но убегать не стал. Вместо этого, наоборот, приобнял её одной рукой, принявшись мягко поглаживать ей плечо. Лили обжигало от этих прикосновений. Они дарили необычайное тепло, почти жар. Так, в молчании и неподвижности, прошло минут десять. Наверное, могло бы и больше, но под напором несдерживаемого любопытства она всё-таки нарушила окружавшую их тишину.

— Сев, а много у волшебников праздников, как этот?

— Не уверен, — Северус говорил тихо, каким-то настороженным взглядом глядя на пламя. — Я точно знаю про Самайн, Йоль — это у волшебников вместо Рождества, и Бельтайн.

— Бельтайн? А в честь чего этот праздник?

— Он празднуется ночью с тридцатого апреля на первое мая. Они с Самайном чем-то похожи. Только Бельтайн празднуется в честь конца темной части года, а не её начала. Если хочешь, можем отпраздновать и его тоже, потом.

— Хочу! А что мы будем делать?

— Даже если бы я знал, я бы тебе не сказал. Будет сюрпризом. Я пока не дошёл до этой части книги, но обязательно изучу. Может, даже удастся и маму об этом расспросить... — Он резко побледнел и нахмурился. Глаза странно заблестели.

— Что такое, Сев?

— Ничего, Лили, ничего... — прошептал он, чтобы скрыть предательскую дрожь в голосе. Северус закрыл глаза. Его рука мягко сползла с её плеча, уступив место ледянящему ветру. Лили поёжилась. Мальчик обхватил ноги освободившейся рукой и, спрятав правую где-то в глубине этого кокона, уперся лбом в тощие колени. Он просидел так, не говоря больше ни слова, несколько минут, когда Лили поняла, что он судорожно вздрагивает. Будто от рыданий, хотя от него не было слышно ни звука.

— Сев! Сев! Боже, что такое? Что случилось? — Лили обогнула его и, найдя ладонями лицо друга, приподняла его.

Сложно было сказать, плакал ли Северус. Глаза его совершенно точно были влажны, но не было видно ни дорожек от слёз, ни новых слезинок. Губы были поджаты, но когда он тяжело выдохнул ртом, Лили обратила внимание, насколько они были искусаны.

— Сев! Всё хорошо? Пойдём домой, если хочешь! Что случилось?

Вдруг вокруг них совершенно необъяснимо с земли поднялись листья и закружились в безумном танце, затушив поднятыми воздушными потоками Самайновский костёр. Лили услышала, как трещит за спиной у Северуса дерево, и, испуганно схватив его за обе руки, дернула к себе. Северус взвыл и, обмякнув, обязательно бы улёгся на земле, если бы не поддерживающая его Лили. Выброс закончился.

Простояв так несколько мгновений, Лили, совершенно не понимающая, что с ним творится, вдруг почувствовала, что сжимает одной из рук что-то странное на ощупь. Что-то мало напоминающее Северусову ладонь. Никаких тонких изящных пальцев, никакой мягкой, приятной шершавости. Она повернула его кисть тыльной стороной вниз. Под лунным светом её взгляду предстали ужасные черные волдыри, вздувшиеся пальцы. Зрелище это было настолько неожиданным и ужасным, что Лили просто не удержалась и испуганно пискнула.

— Сев, Господи, что это такое?! Ты когда успел?! Ты же это не об костёр, да?! Я бы заметила, точно!

Северус ей в ответ только сдавленно простонал что-то неразборчивое, видимо, совершенно не соображал...

Лили аккуратно, избегая касаний правой руки, потащила его к реке, на выход из Пятна. Когда она была на середине пути, Северус начал возвращаться в реальность, а когда они успешно добрались до водоёма, он осознанно высвободился из её объятий и, прижав к себе больную ладонь, скрутился на земле, избегая взгляда Лили.

— Сев! Откуда это? Что случилось? Объясни, пожалуйста! Кто?

Мальчик выпрямился, все так же сидя на холодной траве, и молча посмотрел на девочку. Видимо, именно последний вопрос привел его в чувство.

— Ничего особенного не случилось. Это, — Северус еле-еле помахал рукой. — он.

— Твой пап... — Лили в ужасе очнулась, заметив красноречивое выражение его лица. — Но почему? Как?

Северус молча посмотрел ей в лицо. Было видно, что у него внутри сейчас велась немая борьба. Как будто другу хотелось раскрыться ей, но в то же время эта мысль пугала его. Спустя некоторое время мальчик медленно, скрыв лицо за волосами и мелко дрожа, еле слышно начал:

— Ну... тебе же наверняка что-то говорила Петунья про... Тобиаса. Так вот, скорее всего, это всё правда.

У Лили в памяти всплыли фразы Петуньи про то, что отец Северуса безумный пьяница и безработный. Она не верила в это, отмахивалась, убеждала сестру, что будь это так, она бы обязательно знала, Сев бы ей сказал!

А сейчас она смотрела на него, и перед глазами вставали одна за одной сцены с их встреч, когда он вечно одергивал рукава и штанины, стоило ей заметить под ними синяк и спросить его об этом. А сейчас ещё и рука! Вот почему он такой угрюмый сегодня, вот почему так жестко себя вёл, вот почему упал в ванной, вот почему отказался выпрашивать конфеты вместе с ней, вот почему так странно проводил ритуал!

На секунду в сердце заговорила обида за то, что он ни о чём ей не рассказывал и что врал. Они же друзья, почему, почему же он молчал? А потом обида уступила место волне какой-то печальной нежности.

Она подошла к Северусу и мягко обняла его. По её щекам невольно покатились слёзы страха и жалости. Её плечо, на котором лежала голова Северуса, тоже чуть увлажнилось. Лили сжала его крепче и успокаивающе зашептала:

— Всё будет хорошо, Сев. Ты молодец. Пойдём ко мне домой, мама с папой вылечат тебя, они помогут. Мы найдём способ, и всё будет хорошо. Только не закрывайся, пожалуйста.

После её слов о помощи родителей Северус мелко замотал головой и тихо запротестовал:

— Нет, Лили, нет, нет, нет! Они не поймут, нельзя!

— Сев, твоя рука — это ужас! Это нельзя просто бросить! Пойдём! Ради меня, пожалуйста!

После её последних слов он наконец остановился и, мягко отстранившись, жалобно, будто обиженно, взглянув ей в глаза, кивнул. Лили мягко взяла его целую ладонь и потянула за собой в сторону дома.

До семейного гнезда Эвансов Северус скорее дополз, чем дошёл. Лили случайно и неосознанно пережала ему обожженную руку и подковырнула один из волдырей, отчего боль стала затуманивать сознание.

Также ему было сложно сосредоточиться на чем-либо, кроме того, что он рассказал Лили. Всё. И она отреагировала нормально! Она не назвала его сыном пьяницы, не посмеялась, не скривилась от отвращения, хотя имела полное право... наверное.

Вместо всего этого она просто повела его домой. Лечить. Северус мысленно умолял всех милосердных, чтобы мистеру и миссис Эванс не пришло в голову отправлять его в больницу. Он никогда там не был, у него не было медицинской карты, ему не делали прививок. Волшебники подобным не занимались. От этого к его персоне появится куча вопросов, а следовательно, и к его семье. И тогда его могут забрать от мамы! А как он будет так жить? Как выживет Эйлин? Тобиас же её убьёт, если ещё не сделал это сегодня...

От душевных переживаний его отвлекла Лили. В который раз за последние полчаса она спросила:

— Сев, как ты?

— Всё хорошо, Лили, — по привычке ответил он. Страх за Эйлин захватил всё его сознание, и Северус даже попытался было сбежать из цепких рук подруги, быстро затараторив: — Я успокоился, прости за то, что было в лесу, я не должен был... так себя вести. Мне уже лучше, я, пожалуй, пойду... домой.

Но Лили придерживалась другого мнения на этот счёт.

— Замолчи лучше, Сев. Иначе я соберу всю свою магию в кулак и ударю им тебя по голове. И как миленького потащу тебя за собой. А впрочем, в этом нет необходимости. Пришли.

Расплывчатая всё это время действительность, которую наблюдал Северус, сконцентрировалась в этот момент на украшенном и неожиданно оказавшемся ужасно близко доме Эвансов. Это здание, в котором горел свет в гостиной, откуда слышались встревоженные и, видимо, спорящие голоса, нависал над детьми.

У Северуса в одно мгновение перед глазами пронеслись все ужасающие плоды его развитой фантазии, и впервые за долгое время задрожали от страха ноги. Вновь он попытался вырваться из цепкой хватки Лили. Она одарила его хмурым и грустным взглядом.

— Может, хватит, Сев? Всё будет хо-ро-шо, не переживай.

С этими словами она позвонила в дверной звонок.

За распахнутой настежь дверью, от которой Лили и Северус благоразумно отпрыгнули, стояли все оставшиеся Эвансы. Они были встрёпаны, у всех троих были испуганно распахнуты глаза и приоткрыт рот, и смотрели они на детей со смесью радости и злости. Северус впервые видел у кого бы то ни было такой взгляд. У мамы Лили и Петуньи на щеках виднелись узкие мокрые полоски от недавних слёз.

Первым опомнился от ступора мистер Эванс.

— Лили Эванс! — Голос мистера Эванса дрожал от смеси облегчения и ярости. — Боже правый, где вы пропадали?! Час ночи! Мы обыскали весь квартал, звонили в полицию, в скорую! Мы думали... — Он не договорил, сглотнув ком, резко провел рукой по лицу. — Ты только представь, что творилось у нас здесь! Почему не предупредили?! Хоть записку оставили бы!

Миссис Эванс шагнула вперед, ее глаза, полные слез, обжигали Лили и скользили по съежившемуся, пытающемуся стать невидимым Северусу.

— Милые мои... — голос ее сорвался. — Мы чуть с ума не сошли. Ты же понимаешь, Лили? Уже стемнело, Хэллоуин... люди, маски... что угодно могло случиться! И Северус... — Ее взгляд задержался на закутанном в иссиня-черный плащ мальчике, лицо которого было скрыто падающими прядями волос. — Господи, вы оба... Северус, что такое?

Лили обернулась к другу. Он с каждым их словом делал крошечный шаг назад, сжимался всё больше и всё его тело колотила мелкая, но заметная дрожь. Он еле ощутимо тянул Лили за собой. По Северусу было видно, что он в любой момент при первом же признаке опасности готов сорваться и броситься наутёк.

— Мы были... мы были в парке, — выпалила Лили, крепче сжимая тонкие пальцы Северуса, чувствуя, как дрожь пробегает по ее спине. Ей хотелось зарыться в их объятия, но вина и страх за Сева держали ее на расстоянии. — Я... я хотела показать Северусу... ну, как украшают дома... А потом... потом мы решили... — Она искала безопасные слова, чувствуя напряженное молчание друга за спиной. — У волшебников есть свой праздник... Самайн. Мы... провели маленький ритуал. В честь предков. Зажгли костер...

— Ритуал? — Мистер Эванс нахмурился, его взгляд стал пристальнее, изучающим. — Костер? В такую сырость? И до часу ночи?

— Мы засиделись, — тихо, почти неслышно, пробормотал Северус, не поднимая головы. Его голос был хриплым, сдавленным. — Извините. Моя вина. Я... уговорил Лили.

— Вина общая! — резко парировал мистер Эванс, но тон его чуть смягчился, столкнувшись с жалкой фигуркой мальчика. — Ладно. Заходите. Сейчас не время выяснять. Вы промокли, замерзли... Надо уведомить всех, что вы нашлись.

Они втянулись в ярко освещенную, пахнущую имбирным печеньем и тревогой прихожую.

Северус, сгорбившись, пытался проскользнуть вдоль стены к выходу из прихожей, но Лили не дала ему уйти. Ее сердце колотилось, как птица в клетке. Сейчас или никогда.

— Мама, папа... — Лили шагнула вперёд. Ее рука дрожала, когда она осторожно взяла его правую руку за запястье, чуть выше страшных волдырей, все еще спрятанных в рукаве и кармане. — Посмотрите... С Севом... кое-что случилось. Во время... ритуала.

Северус попытался вырваться, но Лили держала крепко. Ее глаза умоляли родителей понять без слов. Миссис Эванс наклонилась, ее материнский взгляд мгновенно сфокусировался на странном, неестественном положении руки друга дочери, на том, как он инстинктивно прижимал ее к животу даже сейчас, когда Лили пыталась её отобрать.

— Северус, милый, покажи, — мягко, но не терпя возражений, сказала она. — Что там? Обжегся у костра?

Северус замер. Его черные глаза, полные животного ужаса, метнулись от лица миссис Эванс к Лили, потом к полу. Он кивнул, еле заметно. Ложь была написана на его лице крупными буквами, но он не мог сказать правду. Не эту правду.

— Д-да... — прошептал он. — Случайно... дотронулся. Глупо.

Миссис Эванс осторожно, как хрупкую птичку, взяла его запястье. Мистер Эванс подошел ближе. Петунья невольно сделала шаг вперед.

Когда миссис Эванс осторожно закатала грязный, мокрый рукав куртки Северуса, а затем и рубашки под ней, в прихожей воцарилась ледяная тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием мальчика.

На бледной коже зияло чудовищное зрелище. Большая часть ладони и основания пальцев представляла собой ландшафт из огромных, слившихся черно-багровых волдырей, некоторые лопнули, обнажая мокнущую, грязно-розовую плоть. Кожа вокруг была воспаленной, отечной. Запах паленого, смешанный с грязью и речной тиной, стал ощутимее.

— О Господи... — выдохнула миссис Эванс, осторожно поднося руку ближе к глазам. Ее глаза наполнились не просто шоком, а пониманием. Таким же, как у мистера Эванса, чье лицо вдруг закаменело. Он теперь смотрел не на руку, а сквозь Северуса, будто видя не мальчика, а страшную картину, сложенную из обрывков сплетен о Снейпах с окраины, из его вечной замкнутости, слишком взрослого взгляда, одежды не по размеру, внезапных синяков, которые Лили когда-то оправдывала "упал с дерева", и сегодняшних странных событий.

Петунья ахнула и отшатнулась. На мгновение в ее глазах, обычно таких колючих, мелькнуло что-то похожее на ужас и... жалость. Настоящую, не наигранную.

— Это... это ты не просто дотронулся, Северус, — тихо, но очень твердо сказал мистер Эванс. Его голос потерял всю сердитость. В нем была только тяжелая, холодная уверенность. — Это ожог. Серьезный. Очень серьезный.

— Нужно в больницу. Срочно. — Миссис Эванс уже вставала, ее материнский инстинкт пересилил шок. — Такую рану нельзя лечить дома, может быть заражение, она глубокая...

— Нет! — резкий, почти звериный вопль вырвался у Северуса. Он рванулся назад, выдернул руку, глаза дико забегали. — Не надо! Не в больницу! Я... я не пойду! Ни за что! Там... там спросят... — Он задыхался, паника сжимала горло. Идея официального учреждения, вопросов, документов, возможного вмешательства социальных служб была для него страшнее любой боли. Это означало конец. Для него. Для мамы. Он отбежал в другой конец комнаты и, забившись в угол, испуганно таращился на них, как загнанный на охоте зверь.

— Северус, успокойся, — мистер Эванс медленно подошёл к нему и попытался положить руку ему на плечо, но мальчик отпрянул, как от огня, — это необходимо. Ты понимаешь, Северус? Это может быть очень опасно!

— Я знаю! — выкрикнул Северус, слезы наконец пробили плотину страха и стыда, потекли по грязным щекам. Он отчаянно замотал головой. — Знаю! Но... но нельзя. Пожалуйста. Мама... Мама... — Он не договорил, но по его лицу, по этому отчаянному возгласу было все ясно.

Миссис и мистер Эванс переглянулись. Между ними пробежал немой диалог, полный ужаса и решимости. Понимание ситуации было полным и безоговорочным. Сплетни обрели жуткую конкретику.

— Ладно, — тихо сказала миссис Эванс. Ее голос дрожал, но она взяла себя в руки. — Ладно, Северус. Не в больницу. Сейчас. Но руку обработать надо. Пойдем в ванную. У нас есть мазь от ожогов, бинты... Лили, принеси аптечку. Быстро.

Следующие полчаса были для мальчика настоящей агонией. Северус сидел на краю ванны, сжавшись в комок, стиснув зубы до хруста, пока миссис Эванс с белым от напряжения лицом промывала рану прохладной чистой водой. Ей невероятных трудов стоило не отдергивать руку Северуса, которую она крепко держала, после каждого его громкого выдоха или сдавленного воя. Северус стойко держался и ни разу не пожаловался на наверняка нестерпимую боль. Миссис Эванс не могла понять, как он это выдерживает, и старалась, насколько это было возможно, сделать процесс менее болезненным. Она аккуратно удаляла грязь, наносила толстый слой успокаивающей мази с антибиотиком и бинтовала ладонь и кисть, оставляя кончики пальцев свободными. Мистер Эванс молча помогал, подавая бинты и ножницы, его взгляд то и дело останавливался на других, более старых ссадинах и желтеющих синяках на тонких руках и ногах мальчика. Каждая новая отметина была немым обвинением. Петунья стояла в дверях, отвернувшись, но не уходя. Лили, бледная как мел, подавала все, что просили, ее глаза не отрывались от страдальческого лица друга.

— Вот так, — наконец выдохнула миссис Эванс, закрепляя последнюю скобку бинта. Ее руки дрожали. — Сейчас... сейчас нужно отдохнуть. Северус, ты останешься у нас сегодня. На диване в гостиной. Тебе нужен покой, а руку надо беречь.

Северус резко поднял голову. Остаться? Спать здесь? В голове вдруг всплыла в который уже раз за день фраза Петуньи, сказанная сегодня днём.

— Нет, — он встал, пошатываясь от слабости и боли, но с твердой решимостью в глазах, — нет, спасибо. Я... я должен идти. Домой. Мама... она ждет. Она волнуется. — Ложь резала горло, но альтернативы не было. Остаться означало признать, что дома его ждет нечто худшее, чем выговор за опоздание.

— Северус, это безумие! — возразил мистер Эванс. — Посмотри на себя! Ты еле стоишь! Твоя рука...

— Я справлюсь. Спасибо за... за помощь. — Он кивнул в сторону забинтованной ладони. — Большое спасибо. Я... я пойду.

Он не стал ждать ответа, не стал смотреть на их растерянные, полные беспомощной жалости лица. Он просто проскользнул мимо Петуньи, все еще застывшей в дверях, мимо Лили, которая не успела среагировать, рванул через прихожую к входной двери и нащупал левой рукой щеколду.

— Сев! — Лили бросилась за ним, на ходу натягивая первые попавшиеся ботинки. — Стой!

Она выскочила на крыльцо, хлопнув дверью. Холодный ноябрьский воздух обжег легкие. Северус уже шёл по дороге, его черный силуэт сливался с темнотой улицы, с погашенными в честь Хэллоуина фонарями.

— Сев! — Лили сбежала по ступенькам, догнала его и схватила за рукав. — Куда?! Куда ты идешь? Домой? К нему? После... после этого?! — Ее голос срывался.

Северус остановился, но не обернулся. Его плечи были напряжены, как тетива.

— У меня нет выбора, Лили, — его голос был глухим, безжизненным, — ты не понимаешь.

— Зачем вы терпите?! — вырвалось у Лили, слезы снова подступили. — Ты и твоя мама! Почему?! Почему она не уходит? Почему, Сев?!

Северус медленно повернулся. Лунный свет падал на его лицо, изможденное, покрытое грязными следами, но странно спокойное сейчас. В его глазах горела недетская усталость и горечь.

— Куда, Лили? — спросил он тихо. — У нее нет денег. Нет работы. Нет друзей. Она... она боится. Боится его. И любит. А я... — замолчал он, сглотнув. — Я не могу ее бросить. Одну. С ним. Понимаешь?

Он не стал ждать ответа. Он не видел новых слез, хлынувших по ее лицу, не слышал ее просьб остаться. Он просто развернулся и шагнул в темноту, растворившись в ней, как призрак.

Лили простояла на улице, пока последний звук его шагов не растворился в ночной тишине. Потом медленно, словно сомнамбула, побрела обратно к яркому, теплому, такому уютному, но сейчас почему-то чужому дому.

Северус не пошел домой. Идти туда, где, возможно, ждал разъяренный Тобиас, а еще страшнее — где могла лежать мертвая или умирающая Эйлин, он не мог. Физически не мог заставить свои ноги свернуть на Паучий тупик. Вместо этого он брел. Без цели. По знакомым и незнакомым улицам спящего Коукворта. Мимо темных окон, мимо редких фонарей, чей желтый свет казался насмешкой. Боль в руке стала тупым, пульсирующим фоном, сливаясь с ломотой в теле и ледяным холодом, проникавшим под тонкую куртку. Каждый шаг отдавался эхом в пустой голове. Обрывки фраз крутились, как осенние листья: "Щенок!", "Выродок!", "Сдохнешь!", "Что-то тебя не смущает питаться за наш счет!", "Почему вы терпите?", "Он убьет ее...", "Ты милый...", "Sanguis offero...", "Быть рядом. В Хогвартсе. Всегда".

Каким эгоистичным теперь казалось его желание. Сейчас больше всего ему хотелось прийти домой и... обнять маму. Живую и, желательно, здоровую.

Стыд за свой побег, за свою слабость грыз изнутри. Страх за мать сжимал горло ледяным обручем. Жалость к себе, острая и унизительная, смешивалась с ненавистью к Тобиасу и к самому себе — за то, что не смог защитить ни себя, ни Эйлин как следует.

Он ходил, размышляя, пока ноги не стали ватными, а веки не начали слипаться сами собой. Пару раз приближался к Паучьему тупику, но ступить на мрачную улицу не было сил. Ноги подкашивались от страха, боль в руке будто усиливалась, а сердце окутывал холод отчаяния.

Рассвет был еще далек, а город погружен в глухую предрассветную синеву. Ноги сами вынесли его в знакомый парк, к старой деревянной беседке, стоявшей на пригорке, открытой всем ветрам, но хотя бы с крышей. Здесь они иногда сидели с Лили летом.

Северус зашел внутрь. Пусто. Холодно. Запах сырой древесины и прошлогодней листвы. Он подошел к грубо сколоченному столу, стоявшему посередине. Пыльный, холодный. Он снял плащ Эвансов, который забыл вернуть, сложил его наподобие подушки и водрузил на край широкого круглого стола, стоящего в центре беседки. С бесконечной осторожностью положил свою забинтованную правую руку рядом, ладонью вверх. Боль заныла с новой силой. Левой рукой он поправил "подушку". Потом опустил голову на скрещенные руки — на левую, обхватывающую правую, как щит. Лоб уперся в холодное дерево стола.

Физическое истощение было настолько полным, что даже боль, страх и стыд не могли противостоять ему. Сознание начало плыть. Последнее, что он ощутил перед тем, как провалиться в беспробудную тяжелую мглу, был леденящий холод дерева под щекой и слабый, далекий запах репы и дыма, призрачно витавший в воздухе. Самайн закончился. Наступило первое ноября. Темная часть года вступила в свои права.

1) (Кровь приношу. Огонь горит. Духи древние, услышьте!

Силу дай! Желание исполни!

Да будет так!)

Вернуться к тексту

«Мама жива».

С этой фразой в голове Северус переступал порог дома в Паучьем тупике следующие полтора месяца. Хэллоуинский конфликт с Тобиасом сильно повлиял на него, однако на Эйлин он сказался ещё больше. Мама была жива, и все же это не означало, что она была в порядке. Отец не убил её той роковой ночью, но что-то в ней сломалось окончательно — Северус видел это в её пустых глазах, в том, как она больше не пряталась в книгах, а просто часами молча сидела у окна, будто ждала, когда мир снаружи поглотит её.

Он почти не говорил с ней. С каждым днём Северусу всё больше хотелось подойти к маме, обнять, поддержать, успокоить... Хотя она и не плакала, это отрешённое поведение пугало его больше давних редких истерик. Но... Наверное, ему не хватало стойкости характера на это... За свою короткую, но непростую жизнь Северус научился бесстрашно смотреть в глаза опасности, голода и лишений, но он ужасно боялся того, что Эйлин на какой-нибудь его жест или слово спросит: «Почему ты ушёл тогда?» Боялся, потому что знал: даже если бы тот ужасный день повторился, он бы снова пошел на поводу у инстинкта самосохранения. Снова бы убежал.

Чем ближе становилось к Северусу семейство Эванс, тем сильнее он ощущал пропасть между собой и Эйлин. До знакомства с Лили Северус привык делить всех людей на тех, кто к нему относится нейтрально, как, например, миссис Дженкинс, его учительница, и тех, кто относится враждебно. Он ни с кем не общался, напротив, предпочитал держаться от людей подальше, все его мысли, не касающиеся учёбы, были заняты продумыванием способов защититься от окружающих... А сейчас молчание Эйлин почему-то висело у него на душе тяжёлым грузом.

Каждый раз оставаясь в доме, Северус начинал чувствовать себя физически плохо, а потому он старался проводить всё время во вне его стен, на улице. Делал уроки в беседке, иной раз, когда совсем не было сил видеть ненавистного папашу, там же и ночевал... Сразу, не заходя домой, направлялся туда после школы и выполнял все задания или шёл на прогулку с Лили, а иногда отправлялся бродить по городу.

С началом зимы поддерживать такой распорядок дня стало практически невозможно. Каким бы Северус ни был упрямцем и как бы его ни пугало нахождение дома, долго в ботинках на голую ногу и коротких школьных брюках на улице не походишь.

В Коукворте снег был редок, а если и выпадал, то держался недолго. Более характерными для этой местности были бесконечные дожди, сменявшиеся ледяной изморозью. Пока мальчик успевал добраться до школы, куртка уже промокала насквозь, и увы, его любимая тактика — попробовать не снимать куртку в школе, чтобы не давать одноклассникам лишних поводов поиздеваться над ним из-за женских рубашек — не срабатывала. Она и в сухое время года давала осечки, но иногда всё же учителя не замечали или просто делали вид, что не замечают того, что один из их учеников "забыл" снять верхнюю одежду.

Впрочем, даже в куртке он всё равно то и дело становился предметом насмешек. Его высокоразвитые одноклассники сочли уморительным то, что третьего ноября их любимый Снупи вернулся в школу с перевязанной рукой. Погруженный в тяжёлые мысли, Северус в основном игнорировал их выпады и попытки разузнать, что же произошло, посредством подсаживания к нему какой-нибудь девочки. Только новоявленных и совершенно нежеланных соседок прогонял. Задиры быстро сообразили, что рука у него болит до сих пор, и, сталкиваясь с ним в коридоре, теперь направляли тычки не в ребра или живот, а в раненую конечность.

Весь ноябрь Северус потратил на то, чтобы более-менее сносно научиться писать левой рукой. Вначале казалось, что от прежнего летящего почерка остались только воспоминания. Каждая буква выписывалась долго, сложно было хоть что-то понять в сделанных записях, да и темп письма заметно сел. Северус удивлялся, как он только поспевает за учителями? Впрочем, к концу месяца мальчик наконец заметил приличные результаты. Почерк стал другим, но писалось уже быстро и даже... свободно. Нет, у него не появилось ощущения, что он резко стал левшой, просто и эта рука начала отлично его слушаться, что не могло не радовать, особенно в свете последних событий.

Ожог заживал отвратительно медленно и мучительно. Всю первую неделю от любого, даже мимолётного касания хотелось кричать и выть, а в глазах мгновенно начинало темнеть. Дальше боль потихоньку начала отпускать, к огромной радости мальчика, однако полностью отказаться от повязок ему удалось только пару дней назад. Сейчас на ладони остались лишь белые оспины и пятно, полностью повторяющее очертания страшных волдырей, которые были там раньше. Северус иногда ловил себя на том, что будто в трансе водит пальцем по краю шрама, запоминая рисунок, впечатывая, врезая его в память, словно он ужасно важен. В такие моменты страх, охватывающий его при одном воспоминании об октябрьском инциденте, отступал. Не оставалось ни злости, ни обиды на отца за беспричинное и даже более, чем обычно, безжалостное нападение... Да и перед глазами не всплывали воспоминания о той нестерпимой боли, которую он испытывал в первое время. Северус не представлял, сколько бы продлилась эта пытка, если бы не воистину волшебные мази миссис Эванс, то, как она осторожно перевязывала ему руку раз в один-два дня.

С ней и другими Эвансами всё было очень легко и очень сложно одновременно. У Северуса в груди неумолимо щемило от одной мысли о том, что о нём заботятся, но он просто ненавидел это жалостливое выражение, которое то и дело теперь возникало на их лицах. Естественная реакция на необходимость во время перевязок причинять боль "милому мальчику", но как же это было унизительно...

С Лили всё было иначе. Единственное, что поменялось после его признания у Самайновского костра — её вопрос: «Как дела?» получил ещё и подоплёку: «Как дела в семье?» Северус обычно коротко бросал «всё неплохо» в обычные дни или «терпимо» — после стычек, которые, к счастью, не заканчивались ничем серьёзным.

Северусу было ужасно тяжело говорить о родителях, и дело было тут совсем не в недоверии. Лили он доверял безоговорочно. Северус просто не хотел вызывать жалость, а Лили, к его счастью, не проявляла, ну или во всяком случае не демонстрировала ее ему. Лишь иногда, в самые первые секунды после его рассказов, на ее лице проступало и тут же исчезало сочувственное выражение, а затем девочка благосклонно сменяла тему.

Он очень ценил это ее молчаливое понимание, но все равно редко заходил в своих рассказах дальше одного-двух предложений, пока однажды, к собственному удивлению, не завёл с Лили разговор об Эйлин. Он рассказал ей немного, всего лишь поделился своими переживаниями о маме. Очень кратко. В основном говорил о её изменившемся состоянии, потому что это волновало его даже больше, чем отчуждение — её молчание было привычным, да и Северус не принимал никаких шагов к разговору, а вот пустой взгляд и заторможенность были Эйлин совсем не свойственны.

Возможность обсудить это оказалась величайшим благом. Конечно, Лили иногда спрашивала что-то о Тобиасе, но это было относительно малой платой за возможность поделиться лежащим на сердце грузом, тем более, что говорить о нём не было больно. Северус просто не видел в этом смысла. Он давно поставил крест на отце, а вот к матери его неумолимо тянуло.

Мальчик был благодарен Лили за то, что она слушает его, не перебивая, что смотрит в момент этих коротких речей не на него, а в сторону, что в их конце она подходит к нему и мягко его обнимает. Это было именно то, в чём он нуждался: высказаться, не видя сочувственного взгляда, а потом почувствовать тепло и опору.

Лили однажды призналась Северусу, что ей было немного обидно из-за того, что он не рассказывал ей о своей семье до этого, что не доверял, но она его понимает. Как же надолго этот разговор засел у него в голове! Северус размышлял, когда бы ему стоило раскрыться ей раньше, но не мог найти ответ. Выходило так, что он, скорее всего, не признавался бы ей и дальше, если бы не ожог и психологическое напряжение, которое он испытал на Хэллоуин.

Сейчас в их доме воцарилось некое подобие затишья. Не то чтобы Тобиас раскаялся, нет, конечно, нет, но по какой-то причине он предпочел оставить жену и сына в покое, а вернее, просто перестал замечать их в те редкие часы, которые проводил в Паучьем тупике.

Это была некоторая передышка для его домочадцев, однако эта передышка слишком запоздала. Эйлин она уже помочь не могла.

Северус не знал, что именно произошло в ту ночь. Физически она не пострадала, во всяком случае не больше, чем обычно, однако душевное ее состояние... оно словно перешло в другую полярность. Она стала тенью самой себя.

Северус думал, что Эйлин так же, как и он, просто устала от этого всего. Просто чаша её выдержки и стойкости переполнилась. Он ощущал себя так же в конце октября. Каждая нападка Тобиаса стала задерживаться в голове, каждый выпад одноклассников и Петуньи долго стучал в ушах, и все его восприятие окружающего мира, казалось, стало в разы более острым. После того, как у него случился выброс и он наконец выговорился, это ощущение отхлынуло. А у Эйлин, видимо, не было возможности выпустить пар, и все ее напряжение развернулось вовнутрь, разрушило и без того хрупкие остатки воли к жизни, воли к сопротивлению...

Когда тишина отцу надоела и стычки возобновились на регулярной основе, Северус обнаружил, что изменилось и кое-что еще... Раньше он никогда не вмешивался в разборки родителей, однако теперь просто не мог этого избежать.

Возможно, если бы Северус не стремился защитить Эйлин, за эти два месяца с него могли бы сойти синяки. Тобиас, к огромному удивлению мальчика, перестал лезть к сыну и полностью переключился на жену. Только вот Северуса такое положение дел не устраивало: какой бы ни была его мама, она все-таки была его мамой, а значит, самым родным, близким человеком... И раз она почему-то не может защититься сама, эта задача ложится на его плечи.

Вот он и защищал, прибегал ко всем доступными методами, что не подразумевали магию.

Последнюю неделю, несмотря на постепенное приближение зимних праздников, в честь которых всем мужчинам рабочей части Коукворта было свойственно напиваться, в доме в конце Паучьего тупика было относительно тихо. Как и ожидал Северус, зарплату отцу вновь понизили, и Тобиас, как мог, экономил, чтобы как следует провести праздники. В этом году мальчик даже задумался: а вдруг на фабрике специально занижают зарплату, чтобы их работники не упились до смерти? Поразмыслив, он пришёл к выводу, что это вполне может соответствовать реальности...

Шел уже четвертый день каникул, двадцать пятое декабря, и сегодня Эвансы пригласили Северуса на праздничный ужин, так что он собирался с утра погулять с Лили, потом помочь её родителям, если его помощь понадобится, и уже потом навязываться на семейный ужин. Что бы ни говорили мистер и миссис Эванс о том, что он им за эти месяцы уже стал как родной, как бы ни убеждали в том, что он их совсем не утруждает и им забота только в радость, Северус им не верил. Да, они были очень добры, щедры и великодушны, но лишний рот — всегда помеха. А значит, ему нужно отработать, как он мог это сделать. А если и не нужно, то по крайней мере ему этого хочется. Иначе он бы просто не пришёл, несмотря на уговоры.

Проведя все утренние ритуалы, расчесав маминой расчёской изрядно отросшие волосы и одевшись, Северус на цыпочках спустился на первый этаж. В доме было очень тихо, не было слышно ни храпа, ни тяжёлого дыхания Тобиаса, а значит, либо дома было пусто, либо тут была только мать.

Проходя мимо кухни, Северус бросил случайный взгляд в дверной проем и замер. Словно каменное изваяние, мама сидела и смотрела в окно. Она как будто не дышала, и её мертвенно бледная кожа, так похожая на мрамор, придавала ей еще большее сходство со статуей. Несколько секунд он простоял, не в силах оторвать от неё взгляд. Затем, встряхнувшись, двинулся в прихожую. Наскоро обувшись и поплотнее завернувшись в куртку, Северус уже даже потянулся к ручке на входной двери, когда его окликнул тихий, до боли непривычный голос:

— Северус, подожди.

Мальчик замер. Медленно обернувшись, он встретился взглядом с черными, такими же, как у него, глазами. Эйлин стояла, облокотившись на дверной косяк, и смотрела будто сквозь него пустым взглядом. Северус похолодел. Медленно подойдя к ней поближе, он спросил:

— Да, мам? Что такое?

— Мы можем поговорить? — прошептала Эйлин.

— Конечно. Пойдём на кухню. — Он мягко обхватил ее руку и, проскользнув мимо неё в комнату, потянул за собой.

Они уселись, и незаметно наступила тишина. Эйлин несфокусированным взглядом молча смотрела в стену, Северус вглядывался в ее лицо.

Она не была красивой. Частое смешение крови у чистокровных волшебников редко хорошо сказывалось на их внешности. Но её нельзя было назвать уродливой. Довольно густые, чёрные как смоль волосы, прямой нос и чёткая форма лица. Портили её облик погасший взгляд, потерявшая некогда горделивую осанку фигура и тонкие губы. Но Северусу было всё равно на всё это. Это был его единственный родной человек. Да, холодный, язвительный, порой жестокий и жадный, но родной. Она много делала для него, хотя и порядком меньше, чем, например, мама Лили делала для своих дочек. Эйлин давала ему свою одежду, кормила его, пусть и не всегда, разрешила ему читать почти все её книги, и в Хогвартс, он знал, что поедет именно с ними. А значит, она их ему почти подарила. А ещё в редкие случаи, когда ледяная стена отчуждения между ними таяла, Эйлин очень интересно рассказывала ему что-нибудь про Хогвартс. Так он узнал, что в школьные годы она любила играть в плюй камни, волшебный вид спорта. Это была одна из её любимых тем. Она не была выдающейся ученицей, поэтому проводила за игрой большую часть своего времени. Однажды она принялась объяснять ему правила и закончила бы, если бы с работы в тот момент не вернулся Тобиас. Это, кстати, был их последний и к тому же самый длинный нормальный разговор. С того момента они обменивались только приветствиями, прощаниями и пожеланиями приятных снов. И это всё в основном по инициативе Северуса. Так что он был весьма удивлён и, если честно, рад, что она его окликнула.

Эйлин не спешила с речами, видимо, как и он, полностью погрузившись в мысли. Он не хотел сильно её торопить, но сейчас, в новом её состоянии, она, похоже, могла сидеть так часами, так что Северус мягко коснулся её ладони, возвращая в реальность.

Она медленно перевела взгляд на сына и, похоже, удивилась происходящему. Эйлин как будто не ожидала его тут увидеть... Мальчик нахмурился.

— Мам, как ты?

Её взгляд резко стал холодным и колким. Это была привычная её реакция в ответ на заботу. В другой раз Северус бы расстроился, но сейчас он даже улыбнулся, потому что мамины глаза наконец наполнились хоть какими-то эмоциями, и это не могло не радовать. Эйлин вскинула бровь, заметив его улыбку. Затем выдохнула и спокойно сказала:

— Всё нормально, Северус. Я хотела тебя спросить, куда ты собираешься?

Мальчик удивлённо посмотрел на мать. Насколько он помнил, она впервые в жизни задавала ему этот вопрос, и он не знал, как стоит на него ответить.

— На улицу, — решил не вдаваться в подробности Северус. И не сумев удержать любопытство, спросил: — А что такое?

— Ты всё время проводишь вне дома. Реже, чем обычно, присоединяешься к нам на ужине, однажды ты вообще не ел больше двух недель. А ещё ты до недавнего времени всё время ходил с повязкой, и будто каждый день с новой. Кстати, дай сюда руку.

Северус оторопел. Он уставился на маму, будто видел её впервые. Она что, наблюдает за тем, что он делает? Она заметила, что он почти не ест, да ещё и обратила внимание на руку, а сейчас ещё и просит посмотреть?

Пару секунд Северус вглядывался в нее, пытаясь понять, точно ли это Эйлин, настолько такое поведение было ей несвойственно.

Не заметив никакого подвоха, он все-таки выдохнул и медленно протянул ей руку. Она мягко взяла её и принялась тонкими длинными пальцами водить по его ладони. Северус заворожённо смотрел на это проявление заботы с её стороны.

— Куда ты ходишь, Северус? — отпустив его руку, еле слышно спросила Эйлин.

— К моей подруге, — чуть помедлив, ответил Северус.

— К подруге? — удивлённо повторила Эйлин. — Ты дружишь с маглой?

— Нет! — раздраженно возразил Северус. Затем более спокойно добавил: — Не совсем. Она... маглорожденная.

— Грязнокровка? — казалось, даже более презрительно переспросила Эйлин.

Северус хмуро посмотрел на неё. Он встречал этот термин когда-то. Так называли маглорожденных те, кто придавал значение статусу крови. По правде говоря, он был весьма удивлён, услышав его от матери. Да, она выросла в семье с подобными идеалами, но ведь Тобиас был маглом. И она его любила. Своей больной, но бесконечно преданной любовью...

Мальчику было плевать, какая кровь течёт у Лили в жилах. Иногда ему даже становилось плевать на то, что она волшебница. Всё таки они общались и на отстранённые темы, никак не касающиеся магического мира. Она была доброй, искренней, честной, весёлой и просто была его подругой. Ему этого было достаточно. Но матери, видимо, нет.

Ему не понравилось это слово. Грязнокровка. Грязь. Лили была чистой и опрятной, по крайней мере большую часть времени. Всё-таки с её непоседливым характером сложно было сохранять полную опрятность внешнего вида, по невнимательности она могла и заляпаться краской, но Северус был уверен, что так делали все нормальные дети. Да и родители Лили были очень аккуратными людьми. На кухне Эвансов, когда он туда приходил, всегда царил безупречный порядок, а этого было наверняка сложно добиться при двух не очень взрослых дочках.

— Разве это имеет значение, мам?

— Конечно, Северус. В твоих жилах течёт кровь Принцев, как можешь ты дружить с грязнокровкой?

Северус вспылил. Слово вызывало отвращение.

— Что-то ты не думала о том, кто твои родители, когда выбирала себе супруга! — выкрикнул он и вскочил со стула, уронив его. Эйлин молча посмотрела ему в лицо, только опять опустели глаза. Северус ужаснулся. Медленно подойдя ко всё ещё сидящей Эйлин, он опустился перед ней на корточки и, положив ей на колени ладони, начал:

— Мама, мама, прости, пожалуйста. Я не должен был так говорить, просто... просто... Лили очень хорошая! Она... она не заслуживает того, чтобы ты называла её так грубо, — чуть помолчав, он спросил: — Это же не очень хорошее слово, да? Мам?

Не дождавшись никакой реакции, он немного надавил на её колени пальцами. Эйлин, казалось, наконец очнулась от той дрёмы, в которую погрузилась.

— Будь осторожен, Северус. Может выйти... так же, — с этими словами она обвела рукой комнату, а затем откинулась на спинку стула, вновь оказавшись мыслями в неведомых далёких далях.

Пару раз Северус вновь звал маму, гладил ей колени и плечи, махал перед её лицом руками, даже один раз на свой страх и риск несильно ущипнул её, но за этим не последовало никакой реакции. Она была не здесь.

Устало поднявшись, Северус наконец вышел из дома. Последняя фраза матери звучала у него в ушах. «Так же...» Разве это не значит, что ей не нравится тут? Разве не значит, что она наконец осознала, что с Тобиасом ей плохо? И что теперь делать? Как реагировать?

К тому же она спросила, что он ест, куда ходит, да и вообще сама захотела поговорить! Такого раньше никогда не было! Неужели теперь они смогут говорить, у него наконец будет такая же мама, как у Лили? А может, даже лучше? Она же волшебница... Может быть, она даже будет давать ему свою палочку и обучит его заклинаниям... Хотя Северус не сильно акцентировал на этом внимание. С момента знакомства с семейной идиллией, царившей в доме у Эвансов, мечты мальчика касательно матери были совсем о другом... Ведь теперь они, возможно, наконец будут обниматься, когда он будет приходить со школы, а может, даже чаще, если она позволит, наконец будут говорить о... да вообще обо всём! Ну, возможно, обо всём, кроме Лили, если Эйлин не изменит к ней отношения, и кроме Тобиаса. Северус не хотел обсуждать отца ни с кем.

Но что же с мамой такое? Почему она не реагирует на него? Почему часами смотрит в окно? Почему так исхудала за эти два месяца, будто даже сильнее, чем раньше, хотя Северус не знал, возможно ли такое вообще?

Раз за разом прокручивая в голове разговор с мамой, Северус добрался до квартала Лили. Тут было как никогда шумно, а из окон тянулись самые разнообразные ароматы: выпечка, салаты, индейка...

От мысли о еде у Северуса заурчало в животе. Каким бы нахлебником, возможно, ни считала его мать, он таковым не был. Слова Петуньи накрепко засели в голове, и по большей части он отказывался от очень заманчивых предложений. Учитывая, что к Эвансам он ходил каждый день, за исключением максимум пяти случаев за последние месяцы, было вполне достаточно, как считал Северус, раз в три-пять дней соглашаться. К огромной радости Северуса, он научился игнорировать голодную боль на протяжении трёх, в редких случаях четырёх дней.

Мальчик неизмеримо радовался возможности видеться с Лили каждый день. Как же он был благодарен судьбе за то, что они жили так недалеко друг от друга! И ещё больше он был благодарен её родителям, которые, пусть, скорее всего, из жалости к бедному мальчику, пускали его в свой дом. Каким бы чудом он не попадал в семейное гнездо Эвансов, главное — он всё-таки попадал. И как же там было здорово!

Заботливые, добрые, отзывчивые люди, если, конечно, не придавать особого значения Петунье, интересные настольные игры, старый телевизор, по которому они с Лили иногда смотрели мультики, головокружительные ароматы выпечки старшей дочери Эвансов... Петунья и впрямь была прекрасной маленькой хозяйкой. Она умела поддерживать порядок, чудесно готовила, пусть сладость блюд, частенько предлагаемых им с Лили на дегустацию, нисколько не перекрывала её желчный характер. В общем, она была настоящей гордостью своих родителей, хотя почему-то этого не замечала. Северус, к его сожалению, потому что в такие моменты он непременно чувствовал себя лишним, пару раз был свидетелем их ссор из-за Петуньиной ревности родителей к Лили. Старшая девочка постоянно утверждала, что мистер и миссис Эванс любят младшую дочку больше.

В остальном, если быть честным, Петунья оказалась не такой уж плохой, как могло показаться на первый взгляд. Что бы она ни говорила, а Лили она любила безоговорочно. Также, когда она присоединялась к Северусу и Лили в какой-нибудь игре, им было довольно весело втроём, по крайней мере, пока Петунья не вспоминала о том, кем является друг Лили.

Но как бы Северусу ни было весело у Лили дома, по-настоящему он был счастлив, когда выбирался с ней вдвоём на улицу. Какой бы замечательной ни была её семья, в его сердце место было только для неё одной, да и наедине с кем-либо ему, видимо, всегда будет комфортнее, чем в группе. Даже если это группа всего из четырёх человек.

Чуть отвлекшись на весёлые мысли о чете Эвансов, Северус подошёл к их дому в достаточно благодушном настрое духа и постучал. Открыл мистер Эванс.

— Здравствуй, Северус! С Рождеством тебя!

Мальчик приподнял бровь. Рождество... Точно! Как он мог забыть? А впрочем, ничего удивительного. В его семье не праздновали никаких праздников, а в приглашении на ужин он не увидел никакого подвоха, потому что это уже стало привычным. Северус с головой погрузился в мысли, а когда оттуда вынырнул, поспешно выпалил:

— И вас с Рождеством, мистер Эванс. Как у вас дела?

— Всё хорошо, на наше счастье. Проходи, — с этими словами он шире распахнул дверь, пропуская мальчика. Но Северус не спешил.

— Мы договорились с Лили погулять, прежде чем помогать вам. Вы можете её позвать?

— Конечно, позову. Но, Северус, подожди, пожалуйста, дома, ты же довольно далеко живёшь, наверняка замерз. — Его взгляд весьма красноречиво упал на голые ноги мальчика. Впрочем, быстро одёрнув себя, мистер Эванс устремился вглубь дома на поиски младшей дочери.

Через пару минут по лестнице со второго этажа слетела рыжая молния и устремилась в прихожую.

— Сев! — выкрикнула Лили и, подскочив, повисла у Северуса на шее, всматриваясь ему в лицо. Мальчик мягко улыбнулся.

— Привет, Лили.

— Привет. Как дела?

— Не знаю, — Северус пожал плечами. — Довольно хорошо.

Лили удивлённо посмотрела на него. Он впервые ответил так.

— Пойдём на улицу? — спросил Северус, когда в молчании пролетела минута. Ему нравилось вот так молча стоять, ощущая приятную тяжесть на шее, но становилось душно.

— Да, Сев, секунду! — Расцепив кольцо рук, Лили опустилась на корточки, застёгивая сапожки. Когда она закуталась в красное пальтишко, Северус распахнул входную дверь, выходя на улицу и вдыхая холодный воздух. Ногам сразу стало холодно, но это не могло одолеть тепло, волнами разливавшееся по телу от одного воспоминания об объятиях Лили. А сейчас он четко ощущал теплый след от её прикосновений на своей шее.

Лили выскользнула следом, и они пошли по асфальтированной дороге в сторону парка. Шёл крупный снег, погружая детей в зимнюю сказку. К сожалению, едва достигая земли, он таял, но всё новые и новые хлопья, сыпавшиеся с небес, дарили праздничное настроение, которое так подробно описывали в разных книгах.

— Сев, а что случилось? — поинтересовалась Лили. — Что нового?

— Поговорил с мамой. Здорово, — коротко ответил мальчик.

Лили недоуменно посмотрела на него. Если бы она услышала эту фразу от кого-либо другого из её многочисленных знакомых, это бы абсолютно ничего не значило. Но в словах Северуса крылся какой-то важный смысл, он говорил это так, будто это и вправду было чем-то необычным и радостным. Ей вдруг стало чуточку грустно. Они с Туни говорили с мамой каждый день, не придавая этому никакого значения. А Северус рассказывал об этом, как о каком-то сокровище, с трудом доставшимся ему.

Лили взяла его за руку и спросила:

— О чём, если не секрет?

— Да так, спросила, чем я занимаюсь.

— В смысле? — не поняла девочка.

— Ну, где я хожу, что делаю. Я сказал ей о тебе.

— В смысле? — повторилась для себя Лили. — А она что, не знала обо мне?

Северус повернулся и посмотрел ей в лицо.

— До сегодняшнего дня нет.

Лили приоткрыла рот от удивления. Они с Северусом общались уже больше четырёх месяцев, они виделись в последнее время каждый день, а его родители не знали, где он проводит всё это время? Но как?

Девочка уже хотела спросить об этом друга, как вдруг осеклась ещё на вздохе. А чего она ожидала? Северус оставался немногословен в своих рассказах о семье, но тем не менее она выудила из него информацию о том, что с отцом у него ужасные отношения, что в общем-то было неудивительно после того, что случилось в конце октября, а про маму Северус говорил настолько противоречивые вещи, что Лили запуталась. Её друг описывал маму как какого-то ангела, единственным минусом которого была любовь к Тобиасу. В то же время он говорил, что они с Эйлин, как иногда называл её друг маму, почти не общаются, особенно после Хэллоуинского инцидента. Так же Северус говорил, что в конфликтных ситуациях Эйлин защищает его, но не всегда. Ещё он рассказывал, что мама даёт ему читать почти все её книги о магии, но в то же время почти ничего не рассказывает сама. А больше всего ужаснули её слова, ради которых она пилила Северуса несколько часов — миссис Снейп никогда не делала завтраки! После этого мальчик стал более разговорчивым и совершенно обыденным голосом признался, что в их семье бывают ужины, хоть и не каждый день.

После одной похвалы Северуса за очередной высший балл за тест он обмолвился, что его мама никогда не хвалит его за оценки, а наоборот, пресекает на корню все его попытки этим похвалиться. После этого Лили представляла миссис Снейп не иначе как страшную каргу, ведьму с зелёной кожей, спутанными волосами, отвратительным характером и маниакальным желанием готовить маленьких детей в печке. Впрочем, с последним она, скорее всего, ошибалась. Северус совершенно для подобных целей не подходил. Её друг был человеком типа «кожа да кости». И иногда Лили казалось, что буквально.

Северус всё время размышлений Лили молча краем глаза наблюдал за тем, как изменяется её лицо. Спустя несколько мгновений он узнал возмущение, у неё раздувались ноздри и казалось, что ещё чуть-чуть, и из них, как у самого настоящего дракона, пойдёт пламя. Северус испугался этой эмоции и поспешно спросил:

— Лили, что такое?

— А?

— Я что-то не так сделал? Почему ты злишься?

— А, ничего. Я не на тебя.

Северус подождал продолжения, но подробностей не последовало, так что он уточнил:

— А на кого? Что-то с Петуньей?

— Да нет, забудь.

Северус чуть посмотрел на неё и выдохнул. Любопытство было одним из его пороков, но он всегда имел чувство меры, особенно в отношении желания или нежелания других людей говорить о чём-либо. По крайней мере, он никогда не любил расспросов после того, как сам попросил его не расспрашивать, и желание Лили уважал. Так что сделал, как и просили — забыл.

— Сев, помнишь, ты меня учил левитировать предметы? — сменила тему Лили.

— Ага. Ты практиковалась ещё? — Северус помнил. Он начал учить её этому чуть ли не на следующий день после того, как они с Лили рассказали её родителям о мире магии. К его огромному сожалению, у неё выходило не так хорошо, как у него, а если быть точнее, совсем не выходило. Всё, чего она добилась в первый раз — поднять в воздух на короткое мгновение шариковую ручку. Северус надеялся, что всё дело в отсутствии практики, и ещё чуть-чуть — и у неё будет выходить так же хорошо, как и у него. Но время шло, а ничего у Лили не менялось. Впрочем, и у Северуса дело почти никуда не двигалось: внимание рассеивалось на пяти предметах, а увеличение веса, увы, приводило к неудачам.

— Да. Но, к сожалению, ничего нового. Я не понимаю, как ты вообще это вытворяешь. Ты огромный молодец!

Северус покраснел.

— Лили, ты, скорее всего, просто не натренировалась ещё. Я уверен, у тебя всё получится, надо просто чуть-чуть подождать!

— Сев, не думаю. Ты же говорил что ты в первый раз поднял целую полку с книгами. А потом через пару недель уже несколько предметов левитировал! Тут либо у тебя талант, либо у меня на это стоит блок. Зато я умею открывать-закрывать цветы! А ты нет! — Лили показала ему язык.

— А зачем это нужно? Бесполезно же!

— А кто учился парить с качелей, как я?

Северус хмуро посмотрел на неё и возвел глаза к небу, быстро соображая.

— Я... подумал что это беспалочковое аресто моментум. Вот и учился.

Лили улыбнулась в ответ на его отговорки.

— Аресто моментум?

— Блин, у меня в голове каша, я уже не помню, что мы с тобой успели обсудить, а что нет. Аресто моментум — заклинание замедления падения. Оно довольно сложное. Его часто используют на матчах по квиддичу, чтобы избежать серьёзных травм. Оно позволяет сделать так, чтобы на какое-то время предмет или человек замер в воздухе, — рассказал Северус.

— Ой, здорово! Квиддич — это, наверное, так интересно! Да и в целом на мётлах летать, да?

— Не знаю, Лили. Мне кажется, квиддич — это глупо. Пустая трата времени, а такой ажиотаж! — в подтверждение своих слов он фыркнул. — А летать на метле — это вообще полная глупость! Во-первых, наверняка жутко неудобно сидеть на палке. Мы же не птицы всё-таки. Во-вторых, отстойное транспортное средство. Чтобы полететь куда-то на метле и чтобы при этом не заметили маглы, надо либо держать дезилюминационные чары, либо того хуже — покупать амулеты невидимости. А ещё и медленно, ужас! Ну а чтобы не медленно было, надо тратить кучу денег на метлу. А в-третьих, какой идиот полетит на метле, когда есть каминная сеть и аппарация? — Северус уставился на Лили.

Она рассмеялась. Таким он выглядел смешным, когда яростно выражал своё недовольство мётлами. Да ещё и с тремя аргументами! Будущий политик, и дураку видно.

— Сев, ну разве ты никогда не хотел летать? Это же так здорово?

— Те, кто в детстве хотел летать, плохо кончают. У таких обычно два пути: либо прыгнуть с крыши просто так, либо с зонтиком, как Мэри Поппинс. Я стою здесь, а значит, не принадлежу ни к первым, ни ко вторым. Летать — это, конечно, здорово, но не вижу резона. Да и ты не летаешь, по сути, а просто сидишь. Да, ветер в ушах, высота, холод и так далее, но не знаю. Зависимость какая-то. Не люблю такое. Зависеть, да ещё и от деревяшки! — Он скривился. — Я хочу научиться аппарировать. Чтобы бац, и на другом конце страны. Ну, не бац, а хлоп.

— А я хочу летать. И в детстве хотела.

— Если хочешь — полетаешь.

— Правда, Сев? Как?

— Ну... У меня есть идея. Побежали на Пятно.

Лили фыркнула, совсем как Северус несколько минут назад. Научила на свою голову делать сюрпризы! Теперь расхлёбывать! Но интересно-то как!

Идеи у Северуса всегда были замечательными. Продуманными, интересными и иногда весёлыми. А ещё, на удивление... всегда рабочими. Ни разу друг не просчитался в своих расчётах. Всё выходило пусть и не так идеально, как он представлял, но программу минимум он выполнял всегда.

На Пятне Лили схватила Северуса за ладони и встала прямо перед ним, всматриваясь в лицо. Друг постоянно твердил, что он уродец. Девочка не понимала, о чём он говорит. Да, у него был немного забавный нос, но он смотрелся на лице весьма уместно. Аристократические черты, которые, как он уверял, достались ему от матери, черные густые волосы, такие шелковистые, бледная кожа. А глаза... Казалось, одни глаза делали его самым-самым лучшим. Лили тонула в этих чёрных омутах каждый раз, когда они встречались взглядом. Они неумолимо затягивали её в счастливый мир, полный их смеха, улыбок и бесконечных идей и энтузиазма Северуса. А как же они загорались любопытством, когда ему что-то приходило в голову. Вот и сейчас его губы дрожали в улыбке, а глаза горели идеей.

— Я буду... тебя левитировать. — Северус отчего-то смутился. — Если хочешь, конечно.

— А ты можешь? Хочу, хочу, очень, конечно! — Лили запрыгала и закружилась на месте.

— Ну, невысоко и недолго. Я пока плохо могу. Да и не очень безопасно это.

Лили отмахнулась от его занудства. Он иногда казался таким взрослым! Вот и сейчас строил из себя непонятно кого.

— Давай, Сев, я готова!

Северус уже закрыл глаза, чтобы сосредоточиться, как Лили вдруг крикнула:

— Стой, подожди! У меня тоже идея!

Она рванулась к дубу. Вскарабкавшись по широким веткам и игнорируя крики Северуса, что там опасно и скользко, она остановилась на самой широкой.

— Лили, что ты, гриндилоу тебя подери, придумала? — крикнул мальчик, испуганно смотря на бесшабашную подругу.

— Смотри, Сев, я спрыгну, использую моё аресто моментум, и в этот момент ты меня подхватишь своей левитацией. И тогда я буду летать высоко. Здорово?

— Замечательно просто. Нет, Лили, это опасно. Вдруг у нас ничего не получится, ты упадёшь с этой ветки и сломаешь себе что-нибудь?

— Всё получится, Сев! Точно! Я буду прыгать, твоё дело — помочь мне или нет.

Северус чуть злобно, скорее всего, наигранно, посмотрел на неё. Лили увидела тень азарта, мелькнувшую в его глазах. Ему явно хотелось проверить, получится ли у них то, что они задумали.

— Вот и отлично! Собирайся с духом тогда!

Северус закрыл глаза и спустя полминуты прошептал:

— Давай пробовать. Только аккуратно, Лили, пожалуйста.

— Хорошо! Давай на счёт три! Раз! Два! Три!

Лили соскользнула с ветки. Она мягко опускалась по воздуху, будто ставшему вокруг неё вязким. Затем вдруг какая-то сила подхватила её и стала поднимать вверх. Находясь примерно в метре над землёй, она парила по краю поляны, затем Северус крикнул:

— Не могу больше!

Лили сконцентрировалась и, почувствовав, что он её отпустил, медленно опустилась на землю. Северус тяжело дышал, руки у него еле заметно дрожали, но на губах горела счастливая улыбка.

— Получилось, Лили! Это было очень круто! Но я не уверен, что мы скоро сможем это повторить, тяжело как-то даётся... — С этими словами он наклонился и опёрся руками о собственные колени.

— Спасибо, это было просто волшебно! Ты самый лучший! Но, Сев, ты в порядке?

— Да, просто устал немного. Пять минут, и буду как новенький.

— Если ты уверен, что оклемаешься так быстро — хорошо. Сев, а что ещё мы можем делать без палочки?

Северус задумался.

— Я не знаю. Мы с тобой, по идее, и то, что уже делаем, не должны уметь. По крайней мере, в нашем возрасте. Обычно всё беспалочковое колдовство в детстве — магические выбросы. Я не уверен, что мы ещё чему-то научимся. У беспалочковой магии есть свои ограничения. Например, я никогда не слышал, чтобы у кого-то из пальцев шла вода или огонь. Думаю, такое невозможно. Думаю, из полезного можно научиться закрывать дверь беспалочково. Хотя бы попробовать.

— Дверь закрывать? А за счёт чего? Типа ветер вызывать, или, как с левитацией, просто двигать?

— Попробуем и так, и так. — Северус пожал плечами. — Так, ну я вроде очухался. Куда теперь?

— Пойдём домой? Уже почти два часа дня. Пора обедать, а ещё мама с утра просила помочь ей с салатами, а потом уже время ужина будет.

— Хорошо, пойдём. Как мы долго гуляем, оказывается, да?

За беззаботной, в большинстве своём бессмысленной, но ужасно приятной болтовнёй они дошли до дома. Северус с удовольствием помогал с приготовлениями, ему даже разрешили повесить пару шариков на ёлку, что он сделал, просто чтобы позлить Петунью, с помощью магии. В отместку за это старшая дочь Эвансов во время ужина великодушно напомнила, что Рождество — семейный праздник. После этой фразы не прошло и пяти минут, как от гостя и след простыл. Встал, помыл за собой посуду, поблагодарил, откланялся и совершенно по-волшебному испарился, не дав никому и слова возразить. Петунью даже не стали ругать. Да, результат был наверняка таким, как она ожидала, но ничего плохого она не сказала, так что корить её было не за что. Просто их необычный гость на фразы подобного рода реагировал очень остро.

На следующий день Северус пришёл к полудню. Он неловко постучался, и ему открыла Лили. На спине у мальчика висел рюкзак, что было весьма непривычно. С наступлением холодов Северус почти не пользовался им во внеурочное время, опасаясь, что он скоро развалится, настолько старым и потрёпанным он был.

После объятий Лили с Северусом пошли в гостиной, где находились остальные Эвансы.

— Добрый день, мистер Эванс, миссис Эванс, Петунья.

— Здравствуй, Северус, — в один голос поприветствовали его родители Лили. Петунья лишь скривилась от напускной, как ей казалось, вежливости мальчишки, постоянно ошивавшегося у них дома.

— Насколько мне известно, сегодня празднуется день подарков, и я хотел кое-что вручить вам всем лично, если вы не против.

Все присутствующие удивлённо посмотрели на него. Никто из них ничего не ожидал от Северуса. Они чувствовали, что если бы у него была возможность, он бы обязательно их отблагодарил, но Эвансы если не знали, то как минимум догадывались о том, что такая возможность у него отсутствует. В самых страшных кошмарах снилась миссис Эванс его рука, которую, она знала это, он обжёг явно не об костёр. Маргарет Эванс и представить не могла, как Северус вообще возвращается домой. Каждый раз при виде этого исхудавшего мальчика с кучей синяков и шрамов самым большим её желанием становилось откормить его, измазать какой-нибудь всесильной исцеляющей мазью, заявить на его родителей в полицию, добиться его усыновления, всё-таки мальчик был интересным, кротким и довольно вежливым, а потом стереть Северусу память, чтобы он забыл весь кошмар, творившийся у него в семье. Увы, её планы не только были частично нереалистичны, но ещё и обрубались на самом первом этапе: Северус большую часть времени отказывался есть. А от того, чтобы заявить на Снейпов в полицию, её упорно останавливала Лили, пересказывающая матери доводы своего друга об этом. Миссис Эванс иногда хотелось проигнорировать дочь со всеми этими её словами и просто забрать, спасти этого мальчика, помогшего и их дочке, и им самим поверить в сказку.

А сейчас Северус, этот золотой ребёнок из нищей семьи, хотел что-то преподнести им. Маргарет показалось, что даже если он всучит ей самый обыкновенный дубовый лист, она сохранит этот подарок и долго будет за него благодарна, совершенно искренне.

Северус вытащил из рюкзака три вещи, завернутые в газету непонятно какой давности. Затем он сказал:

— Это довольно скромные подарки, простите. Также я хотел бы вручить вам открытки, — с этими словами он вытащил оттуда неизвестную книгу, в которой, как закладки, лежали четыре разукрашенных листа.

Каждая открытка была персонализированной. У мистера Эванса Северус нарисовал самых разнообразных рыб: папа Лили однажды обмолвился, что любит рыбалку. На листе, предназначенном миссис Эванс, красовалась вся её семья, счастливо обнимающаяся, аккуратный дом, выпечка, которой она часто угощала мальчика. На открытке Петуньи были изображены лошадки, которых кормила довольно симпатичная блондинка. А на поле также стояла корзинка с пирогами и пирожными, так похожими на те, которые готовила Петунья. У Лили был нарисован Хогвартс, к которому по озеру плыли лодки. Головы всех детей были размыты, кроме двух: огненно-рыжей и угольно-чёрной.

Миссис Эванс расчувствовалась, только краем глаза посмотрев свою открытку, и заплакала. Северус медленно подошёл к ней и неуверенно коснулся плеча.

— Миссис Эванс, успокойтесь, пожалуйста. Я не хотел, чтобы вы плакали из-за меня.

— Северус, ничего страшного, я не плачу, — пробормотала миссис Эванс, вытирая слёзы. Мальчик смерил её настороженным взглядом.

— Мистер и миссис Эванс, это вам, — он вытащил из первого газетного свёртка два пучка трав. — Тут смешаны магические и магловские растения. Из них нужно заваривать чай, я уже пробовал, у меня было три порции. Скорее всего некоторые из них вы не видите или видите иначе, я не знаю, как точно это работает, но эффект почувствовать должны.

Родители Лили посмотрели на подарок с любопытством и благодарностью.

— Спасибо, Северус. Сейчас закончим с этим и все вместе попьём твой чай, — с улыбкой сказала миссис Эванс.

Северус кивнул.

— Северус, мы тоже хотели вручить тебе подарок.

Мистер Эванс протянул ему красный бумажный пакет, в котором Северус обнаружил десять пар тёплых шерстяных носков и три шоколадки, как успели заметить Эвансы, любимой сладости Северуса. У мальчика задрожали пальцы. Подарок был самый простой, но он поразил его своей заботливостью и чуткостью. В этот момент Северус понял, что значит — слёзы счастья. Но он тут же одёрнул себя, сгорбился, занавесился волосами и пробормотал под нос:

— Спасибо большое. Не стоило, правда.

— Северус, на Рождество принято дарить подарки, и на этом всё.

Северус вновь кивнул, задавливая рвущийся из него и дальше поток слов на тему: «вы не должны были ничего мне дарить». Он медленно развернул второй свёрток и протянул его содержимое Петунье. Там находился моток небесно-голубой пряжи. Северус нашёл его на чердаке в Паучьем тупике. Слава Мерлину, всё неведомое количество времени он лежал там в целлофановом пакете и не успел покрыться пылью.

Петунья оторопела от такого. Пряжа была неплохая, да и как раз того цвета, какой она искала. Сам не зная, этот Снейп очень ей угодил. А она и не планировала ничего ему дарить... И не ожидала, что он подарит ей что-то... Что же теперь делать?

Петунье в голову пришла одна идея, девочка убежала в свою комнату, вернулась с коробочкой леденцов от кашля, купленной недавно на всякий случай на собственные деньги, и протянула её Северусу:

— Спасибо... Северус. Это тебе, чтобы ты не болел.

Северус повертел коробочку в тонких пальцах, прочитал этикетку и улыбнулся.

— Спасибо, Петунья. Пригодится.

— Мама, мама, а можно я подарю Северусу наедине его подарок? Ну пожалуйста!

Миссис Эванс удивлённо посмотрела на дочь, но, улыбнувшись, разрешила.

— Ладно, милая. Бегите в комнату.

Дети побежали на второй этаж. В довольно большой комнате Лили было светло. Северус был тут уже не первый раз. Пастельно-зелёные обои, рыжеватые деревянные полки, шкафы почти во всю стену. На каких-то полках лежали игрушки, на большинстве стояли книги: художественная литература и школьные учебники. В одном углу стоял письменный стол, во втором — высокий платяной шкаф с зеркалом во весь рост. У другой стены стояла большая кровать, застеленная аккуратным белым покрывалом. У окна расположилась небольшая скамеечка, на которой Лили любила сидеть, читая и поглядывая в окно.

— Садись на кровать, Сев, — предложила Лили, забирая со стола красивый бумажный пакет.

Северус послушно сел, заведомо ещё раз отряхнув уличные штаны. Через несколько секунд рядом опустилась Лили.

— Кто первый будет дарить подарок? — заговорщицким шёпотом осведомилась она.

— Как хочешь. Могу я.

— Давай!

Мальчик развернул газету так, чтобы её содержимое оставалось видно только ему, и стал по-одному вытаскивать элементы подарка.

Первым был передан Лили небольшой, не больше листа А6, прямоугольник картона, на котором был нарисован её портрет. Лили изумлённо посмотрела на него. Конечно, до идеала было далеко, но она отметила на таком маленьком рисунке кучу отдельных деталей, по которым с чёткостью можно было сказать, что нарисована именно она. Каждая веснушка на рисунке будто не просто была натыкана где попало, а стояла на чётко отведённом ей месте. Лили не удержалась и обняла друга.

— Сев, это так красиво! Спасибо тебе огромное!

— Ничего особенного, Лили. Если хочешь, я тебе буду каждый день портреты рисовать. Хочешь?

— Нет необходимости, Сев. Обойдусь. Пусть это будет чем-то особенным. Теперь моя очередь?

— Пока нет. Ещё кое-что. Но я не знаю, понравится ли тебе...

Он неловко протянул ей сверток. Она развернула газету и обнаружила там длинную чёрную верёвочку, которая была продета через небольшой камень с будто специально выбитым отверстием. В его центре были высечены её инициалы: «Л.Э.» По краю камешка бежали непонятные символы. Она провела пальцем по ним, стараясь прочувствовать их на ощупь.

— Это... типа амулет. Не думаю, конечно, что в нём есть хоть какой-то смысл, но я старался высечь на нём защитные руны и вроде даже похоже вышло. А ещё я проводил обряд, который нашёл в книге по ритуалистике. Но видимого эффекта не было, так что я не уверен, что сейчас это не просто камень на верёвке.

— То есть это руны? Здорово! Сев, я уверена, это будет работать, если ты так много сделал! Спасибо, я обязательно буду его носить!

После этих слов она вновь заключила его в объятия. Они просидели так пару минут, когда Лили вдруг отстранилась.

— А теперь, Сев, моя очередь. Это, конечно, не так продуманно, как у тебя, но я тоже очень надеюсь, что тебе понравится.

Она протянула пакет. Северус смущённо открыл его и увидел... три блокнота. В черной обложке из искусственной кожи, минималистичных, перевязанных резинкой. Мальчик молча смотрел на них и не верил своим глазам. Затем он вдруг сам обнял Лили.

— Лили, ты же знаешь, что ты самая-самая лучшая? Я и представить себе не мог... Но это же слишком дорого! Давай ты себе оставишь два, мне и одного хватит!

— Нет, Сев. Они — твои. Мы с Туни таким не занимаемся, максимум первые страницы заполним, а у тебя они точно не будут лежать без дела. Пойдём обратно, попьём твой волшебный чай. Где ты растения нашёл сейчас?

— Ну, у меня еще с лета собрано и засушено. А ещё я чуть-чуть позаимствовал из маминого запаса для зельеварения.

— Классно!

Весь дальнейший день чета Эвансов и присоединившийся к ним Снейп-младший пили чаи, доедали то, что осталось со вчерашнего ужина, гуляли, играли в настольные игры, вечером смотрели телевизор и чувствовали себя одной большой семьёй.

Даже Петунья после неожиданного внимания со стороны Северуса стала более благосклонной и даже не грубила.

Так что несомненно приятный день закончился улыбкой на всех пяти лицах, и прощание звучало с пожеланиями поскорее увидеться.

Примечание авторов: не бечено

Это было обычное серое, дождливое утро. Северус сидел на широком подоконнике, обхватив колени руками и задумчиво смотрел в окно. По сути, в этом не было особого смысла. Окна его комнаты выходили на задний двор, а так как в семье он был единственным ребёнком, домашних животных у него не было, и его родители были целиком и полностью домоседами, наблюдать там было нечего. И именно это давало ему хорошую возможность подумать. Наблюдая однообразие, он мог не отвлекаясь и не перепрыгивая с одной мысли на другую, размышлять, а холодная оконная рама и подоконник не давали уснуть.

В доме было холодно. Как Северус и ожидал, с началом нового года наступил, как и в прошлом январе, период жизни без отопления. Только в этом году ситуация была ещё хуже. Тобиаса чуть не уволили совсем. Он настолько погрузился в праздники, что никак не хотел возвращаться на работу. И, видимо, не собирался, но, к счастью, в его голове остались хоть какие-то здравые мысли и, после предупреждения о возможном увольнении, Тобиас всё-таки отправился на фабрику.

Это произошло сравнительно недавно, так что коммунальные услуги ещё не были оплачены, и мальчик ходил по дому в уличной одежде.

Всё одетое на нём выглядело изрядно потрёпанно, лишь сильно выбивались из общей картины новые шерстяные носки...

Мальчик очень дорожил подарками Эвансов. За две недели он успел исписать половину одного из блокнотов, съесть половину шоколадки и отдать остальные две матери, на что она даже, к его радости, мимолётно улыбнулась. Сейчас Северус с удовольствием посасывал уже пятый апельсиновый леденец от кашля. К слову, это становилось ему необходимым. Как бы он уютно себя не чувствовал, нося подаренные Эвансами носки не снимая, и какое бы душевное тепло это ему не дарило, сон в неотоплённом доме под одним только тонким покрывалом в середине зимы изрядно подкосил его здоровье и несколько дней Северус проходил с температурой и кашлем. К счастью, это было уже неделю назад, и сейчас он чувствовал себя довольно хорошо, спасибо Петунье и её подарку.

Северус осмотрительно не виделся с Лили с того момента, как почувствовал первые признаки заболевания. В школу ему всё равно приходилось ходить, несмотря на самочувствие и риск заразить окружающих, однако он старался делать это, не попадаясь на глаза подруге.

Мальчик очень скучал по Лили и был безумно рад тому, что они наконец встретятся сегодня. И сейчас он сидел и думал, как пройдёт сегодняшний день. Будет ли он особенным?

А для его сомнений были причины. Девятое января... Сегодня Северусу исполнялось десять лет. Точнее, уже исполнилось.

Мальчик никогда не ждал своего дня рождения, по крайней мере, сколько себя помнил. Тобиас никогда не вспоминал про праздник сына, что, в какой-то мере, даже было к лучшему. Эйлин через раз вспоминала, поздравляла, и даже иногда что-то ему дарила, но в этом году он просто не знал, что можно от неё ожидать.

Уже два месяца Северус её совсем не узнавал. Мама никогда не была энергичным и болтливым человеком, который часто показывал эмоции. Тем не менее, раньше у неё были хоть какие-то интересы и занятия. Она иногда ходила на подработку, а приходя домой, читала книгу...

Северус дорожил моментами, когда она не прогоняла его из гостиной и он мог тихонько подсесть к ней, на другой край дивана. Так они сидели рядом и читали, каждый своё. В такие моменты Северус даже ощущал их настоящей семьёй. Но сейчас единственным занятием Эйлин, за исключением доведённых до автоматизма готовки и иногда уборки, было молчаливое смотрение в окно. Или в стену, что даже больше пугало Северуса.

Иногда он присаживался рядом с ней и обращал свой взгляд туда же, пытаясь разглядеть то, что было видно маме. Вот только в такие моменты он не ощущал того тепла, которое дарили совместные посиделки за книгами. Только холод, тоску и... страх перед неизведанным. Он пытался расспросить Эйлин о том, что с ней случилось, пытался помочь...

Но даже если мама и реагировала на него, после первого же подобного вопроса она выстраивала между ними непробиваемую стену и убирала её лишь тогда, когда он менял тему. Тогда они даже обсуждали что-то, но длились эти разговоры не дольше десяти минут, даже с учётом бесконечных пауз, которые стали постоянными. И то, в большинстве своём, она игнорировала его после этих расспросов. Не прогоняла, не указывала ему, что это не его ума дела. Просто молчала и смотрела на него невидящим взглядом.

Северус тоже погружался в эту мрачную меланхолию, видимо царившую в душе его матери. Он тоже чаще стал присаживаться у окна и думать обо всём на свете. Из-за болезни он не ходил к Эвансам и однажды, спустя неделю после их последней встречи, ему даже показалось, что он их придумал. Что он наконец не выдержал нападок со всех сторон и сошёл с ума. Что нет никакой уютной гостиной, где они часами играли в настольные игры, что нет никакой вредины Петуньи, которая готовит самую вкусную выпечку в его жизни, что нет заботливых лиц мистера и миссис Эванс, которые помогали ему вылечить руку и подарили ему носки, что нет Лили... Лили...

Северус не представлял, как он выживет, если однажды проснётся и её не будет. За эти пару месяцев мальчик настолько привязался к ней, что порой ему казалось, что он даже жить не может на расстоянии от неё. Ведь каждый раз, когда они оказывались поодаль друг от друга, его мир погружался в, казавшийся иногда непроглядным, мрак. И единственным лучиком света в этом мире была Лили. Самым светлым и ярким. Были и другие проблески, например её родители, но их и сравнивать было бессмысленно. Никогда в его жизни не было никого лучше, или хотя бы столь же хорошего. И Северус почему-то был свято уверен, что и не будет.

Вчера в школе Лили подловила его на перемене и предложила провести сегодняшнее время после уроков вместе. Северус не знал, что и думать. Скорее всего её предложение было обусловлено тем, что он наконец выздоровел и мог себе позволить находиться рядом с ней без риска её заразить, но он отчаянно надеялся, что подруга помнит о том, что сегодня у него день рождения. Хотя, Северус был уверен, что зря надеется. Он обмолвился о дате своего рождения лишь единожды и было это ещё в конце августа. Четыре месяца прошло, она и не вспомнит наверняка...

А вот он помнил про день рождения Лили. Он должен был наступить тридцатого января, всего через три недели после его. Денег на подарок у Северуса все равно не было, так что нужно что-то смастерить. Но вот что? Этот вопрос постоянно занимал его мысли, но ответ никак не хотел приходить.

Пока он размышлял, начало светать. Зимой светлело поздно, но вот уже первые солнечные лучи принялись разгонять мрак. Северус слез с насиженного места и, посмотрев в зеркало и накинув на плечи рюкзак с школьными принадлежностями, отправился в школу: спустился на первый этаж, бесшумно зашёл на кухню, где сидела Эйлин, произнес дежурное: «Доброе утро, мама»...

Она, снова погруженная в свои мысли, вдруг встрепенулась и посмотрела на него.

— Доброе утро, Северус. У меня для тебя кое-что есть, — непривычно быстро, почти скороговоркой произнесла она. Потом плавно встала, стремительной походкой прошла в гостиную и вернулась через минуту, сжимая в руке потрёпанную книгу.

Северус узнал её. Это был учебник по продвинутым зельям. Мальчик уже читал эту книгу и не понимал, что мама имеет ввиду. Если бы она хотела дать ему что-то новое, то просто бы вручила темномагические книги. Вот это было бы по-настоящему здорово! Однако Эйлин выжидающе глядя на сына, протягивала ему книгу, поэтому он взял дар.

— Спасибо, мам. А что ты имела ввиду?

— В смысле, Северус?

— Я просто уже читал эту книгу. Мне нельзя было этого делать раньше, да? Прости.

— Нет, Северус. Я имела ввиду, что это теперь полностью твоя собственная книга. Можешь делать с ней всё, что хочешь. Просто... Мне хотелось что-то тебе подарить, а большего я... не могу тебе предложить. У Принцев была традиция на восьмилетие дарить волшебную палочку, на девятилетие первый котёл, а на десятилетие метлу. Но, к сожалению, я не могу этого тебе предложить, прости.

— Правда, мам? Моя? — проигнорировал Северус её последние слова. — Спасибо, мама!

Он подошёл к ней очень близко, уже раскинул руки, будто собираясь обнять её, как вдруг осёкся. Сделав шаг назад, он повторил:

— Спасибо большое, мама! Это намного лучше, чем метла. Зачем мне оно надо? С моим уровнем везучести я бы сразу разбился. А так — отлично! — конечно, ему всё-таки любопытно было бы покататься на метле, но с другой стороны Северус даже и не преувеличивал — наверняка ему с головой хватило одной-другой поездки. Вот если бы как Принцу ему была бы положена волшебная палочка на этот день рождения, он бы может и расстроился. А из-за метлы — фе! Не стоит оно того!

А за книгу он и вправду был благодарен. Очень. Теперь Северус от души мог писать в этой книге, а потом мог бы даже использовать её вместо блокнота, когда те закончатся. Хотя, с этим стоило бы быть поосторожнее. Всё-таки этот учебник наверняка пригодится ему на старших курсах Хогвартса и сохранить в нём то, что там было напечатано, было просто необходимо. А вот от беспредела на полях его теперь никто не остановит...

Ещё раз поблагодарив мать, Северус вернулся в комнату с новоиспечённой собственностью и уже хотел положить книгу в ящик стола, когда в голову пришла мысль: а почему бы не подписать её?

Он никогда не подписывал книги. В школе ему выдавали книги из библиотеки со строгим запретом на заметки. И он не перечил. А своих книг до этого момента у него не было.

Чуть поразмыслив и повертев в пальцах остроконечную чёрную шариковую ручку, Северус склонился над столом и нацарапал на обложке в конце учебника: «Эта книга является собственностью Принца-Полукровки».

Удовлетворившись, Северус оставил книгу на столе и вышел из комнаты. Пожелав матери хорошего дня и получив ответное пожелание, он беспрепятственно вышел из дома и всё-таки направился в школу.

Учебный день не предвещал ничего хорошего. Одноклассники всегда особенно лезли к нему в день рождения.

На стене в кабинете миссис Дженкинс, классной руководительницы, висел плакат, на котором значились даты рождения учеников. Сверстники узнали, когда у него день рождения, пару лет назад, и это стало очередной возможностью для Северуса ознакомиться с их удивительным чувством юмора.

С тех пор с огромным удовольствием они дарили ему "подарки", а если быть точнее — завернутый в целлофан мусор: фантики от конфет, кожура фруктов, жвачка. По-настоящему это задело Северуса только в первый раз, но он тогда в целом был ранимее и принимал всё куда ближе к сердцу...

С каждым годом и словесные нападки, и травмы, даже если становились серьёзнее, воспринимались проще. Боль, и физическая, и душевная, закаляла. А вообще подобные дары не доставляли никаких проблем, когда вручались из рук в руки или подбрасывались на парту.

Только однажды один индивидум придумал подбросить эту вонючую бомбу к Северусу в рюкзак. К несчастью, подарок напоролся на лежащую прямо в большом отделении, за неимением пенала, ручку и лопнул. Создатель подлил туда ещё и воду, и Северус еле-еле смог вернуть в конце учебного года заляпанные учебники школьной библиотекарше.

В общем, Северус не хотел идти в школу сегодня. Он и в целом не особо горел желанием ее посещать, однако в этот серый день это чувствовалось особенно остро. Единственное, что останавливало его от прогула — договорённость с Лили возвращаться из школы вместе. Но, к сожалению, до этого сладкого мгновения оставалось ещё несколько часов.

Северус переступил порог школы и оглянулся, войдя в здание. Людей особо не было и он двинулся к пустому диванчику у стены.

Усевшись, Северус погрузился в чтение «Таинственного происшествия в Стайлз».

Когда в начале октября Лили предложила вместе почитать «Шерлока Холмса», мальчик и ожидать не мог, что его так захватят детективы. Он прочитал все имеющиеся в библиотеке книги Конан Дойла и переключился на других писателей в этом жанре. Сейчас он читал первую книгу Агаты Кристи и ему очень нравился стиль автора и сюжет.

С каждым мгновением школа оживала. Но Северуса фоновый шум нисколечко не отвлекал. Он был полностью погружён в чтение, лишь вздрогнул, когда кто-то опустился на диванчик рядом с ним. Выглянув из-за книги, Северус с удивлением увидел Лили. Она, заметив его взгляд, улыбнулась и подвинулась поближе, кладя голову на плечо и смотря в страницы книги, которую он держал в руках.

— Лили? — хрипло спросил Северус.

— Привет, Сев! Как ты себя чувствуешь?

— Уже лучше, — отойдя от первого шока и откашлявшись, ответил мальчик.

Он испуганно смотрел на Лили, прижавшуюся к нему. Он безусловно был рад её видеть, как и всегда, да ещё к тому же, он успел изрядно соскучиться по подруге за неделю разлуки. Но это было совсем не вовремя. К нему вот-вот должны были подойти одноклассники, с тем, чтобы начать свою обычную песню, а если вдруг они увидят рядом Лили, то могут и на неё набросится... Так что Северус быстро отложил книгу и чуть отсев, чтобы отстраниться от Лили, посмотрел ей в глаза. Она недоумённо вглядывалась ему в лицо.

— Сев, что такое? Я что-то не так сделала?

— Да нет, Лили. Просто... скоро начало занятий, и я думаю, нам стоит разойтись по классам. Давай встретимся после уроков?

— Ладно, Сев. Как хочешь, — в её голосе явно сквозила обида. — Увидемся позже.

Не дав ему и слова сказать в оправдание, Лили вскочила и побежала в сторону нужного кабинета. Северус виновато посмотрел ей в след.

Когда три урока прошли спокойно, так, будто был совершенно обычный день, Северус немного расслабился. К его радости, одноклассники видимо забыли. Была длинная перемена и Северус, едва прозвенел звонок, достал книгу и, положив её на парту, вновь начал читать.

Он насторожился, когда его одноклассники столпились в начале класса и о чем-то воодушевленно зашептались. Всё-таки вспомнили. Замечательно.

Гул шепотков всё наростал и наростал, в компанию с то и дело раздающимся злобным хихиканьем. Северус не поднимал глаза от книги, делая вид, что ничего не замечает, но невольно вместо чтения принялся пристально следить за происходящим.

Все его чувства обострились, когда на страницы перед ним упала тень. Северус медленно поднял глаза. Перед ним стоял Даррен Мэлоун.

— Снупи, а что же это ты нам не сказал, что у тебя сегодня праздник? Мы бы тебе такой подарок сделали, во век бы не забыл!

— Я, в данном случае к сожалению, на память не жалуюсь, так что можно было не тратить на это силы, — холодно ответил Северус, глядя ему прямо в глаза.

— А нам кажется, что ты как раз страдаешь амнезией. Даже наверняка не вспомнил бы про день рождения... Если вообще знал про него — в ваших краях же такого не празднуют, денег не хватает... — сочувственно протянул Кевин Брик. — Или мозгов.

— Что бы ты без нас, своих лучших друзей, делал-то, Снупи! — подхватил Уэйн.

— С такими "друзьями" и врагов не надо, Гросс, — Северус презрительно фыркнул, а затем обратился уже ко всей компании: — Отвалите, а?

Парни расхохотались.

— Ой, Снупи, так обидно! — отсмеявшись, приторно-сладким голосом заговорил Даррен. — Мы же для тебя стараемся! Устраиваем тебе праздник, а то всем остальным на тебя побоку, даже родителям!

— Заткнись, Мэлоун. Не твоё дело.

— Разве, Снупи? Ты же наш дорогой одноклассничек! Пять лет глаза мозолишь, а уж своей семье, о ужас, целых десять!

Северус пристально посмотрел на Мэлоуна, стараясь молча выплеснуть всю злость на беспричинную агрессию в этот взгляд. Его яростью воспользовались. Пока он отвлёкся на первого задиру, Кевин Брик ловко забрал книгу с его парты.

— О! — довольно захихикал он, отпрыгивая на шаг назад. — Что это тут у нас? «Таинственное происшествие»! Это наверное описание дня, когда папаша Снупи не напился! Или дня, когда родился сам наш уродец! — Кевин раздражающе-мерзко загоготал. Все подхватили его смех.

Северус вскочил.

— Верни книгу. Быстро.

— А иначе что, Снупи? Кто за тебя заступится?

— Я сам могу за себя постоять, Брик, у меня нет необходимости в двух подпевалах, в отличие от некоторых. Верни книгу, — Северус вышел из-за парты и сделал резкий выпад, стремясь отобрать свою вещь.

Его пальцы сомкнулись на одной половине раскрытой Кевином книги и впились в неё так, будто от этого зависела его, Северуса жизнь. Брик заметил это и дёрнул на себя. Раздался сухой хруст. Оба мальчика отпустили злополучный том, но это уже не могло его спасти — книга была безвозвратно испорчена.

Внутри Северуса что-то сломалось. Его холодная злость превратилась в ледяную ярость с этим чудовищным звуком, сулящим ему крупные проблемы.

— Вы... — зашипел он, не хуже настоящего змея. — Грёбаные придурки... Безмозглые богатеи... — На этом запас его красноречия закончился и дальше из него полились грязные заправские ругательства, которые слабо заглушил стук, с которым он сложил к друг другу две половинки поднятой с пола книги.

Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь его шипением, которое в конце концов донеслось до ушей глухой на конфликты миссис Дженкинс.

Она оторвалась от проверки тетради и стремительным шагом подошла к ним.

— Что вы творите? Что за..? — Она заметила порванную книгу в руках Северуса. — К доске! Все четверо! Быстро!

Нехотя они послушались. Выстроились у доски и выжидающе воззрились на чуть приотставшую учительницу. Впрочем, недолго это продолжалось. Вскоре миссис Дженкинс была уже на месте и теперь пришел ее черед смотреть выжидающе. Учительница грозно нависла над нарушителями.

— Я хочу знать в чем дело. Не будете ли вы так любезны, чтобы объяснить мне что произошло?

Мальчишки наперебой "заобъясняли":

— Это всё Снупи!

— Он псих!

— Мы просто его поздравили, а он разорвал свою книгу!

Северус стоял молча. Все внутри его клокотало от ярости. Эти твари испортили библиотечную книгу! Что ему теперь делать?! Попробовать починить беспалочковой магией?! Попросить помощь у мамы?!

А если не получится?! Он потеряет возможность посещать библиотеку? И чем ему тогда заниматься?! Чем жить?!

Одноклассники продолжали выкрикивать самые разные и невозможные объяснения, выставляя его в плохом свете. Ему было плевать. Самым важным была испорченная книга.

— Мистер Снейп, — вдруг обратилась к нему миссис Дженкинс, — расскажите вашу версию произошедшего.

Северус тяжело выдохнул, кинул на одноклассников полный ненависти взгляд и тихо рассказал:

— Я просто читал. Брик выхватил книгу. Я попытался вернуть. Теперь книга порвана.

Он не вдавался в подробности, объяснял сухо, как робот, потому что поступить иначе значило бы показать, то, что на него действительно повлияло произошедшее.

— Он всё врёт! — возмутился Брик, а остальные подхватили.

— А ну тихо! Замолчите! — прикрикнула на них Дженкинс.

На какое-то время в классе повисла тишина, а затем учительница, неожиданно для всех, сказала:

— Мистер Брик, вы приобретёте мистеру Снейпу новую книгу. До конца следующей недели. И вы все трое отбудете наказание после уроков. Все свободны, и надеюсь, сегодня вы не привлечёте больше моего внимания.

Северус стоял, как вкопанный. Это было невероятно. Дженкинс, обычно всегда встающая на сторону его одноклассников из более благополучных семей, поверила ему. Видимо, это был подарок от судьбы на день рождения. А ещё, возможно, даже более щедрым подарком стала библиотечная книга. Ведь если ему удастся починить ее с помощью магии, то когда в библиотеку отправится книга от Брика, ему достанется библиотечная.

Вот это сюрприз! Сами того неведая, однокласснички преподнесли ему отличный подарок! Ну или вернее преподнесут, да ведь не суть важно.

Когда кончились уроки Северус нашёл Лили в холле на первом этаже. Он помахал ей рукой, но она, задрав носик, демонстративно отвернулась. Северус сгорбился из-за грусти и стыда, занавесившись волосами, и, подойдя, еле слышно сказал:

— Ну прости, Лили.

— Что-что? Не слышу, — ехидно спросила она.

— Прости пожалуйста, Лили, — повторил он громче. Если быть честным, сейчас он чувствовал себя виноватым только за то, что она обиделась. Как ему казалось, он был максимально вежлив утром.

— Сев, почему ты не хотел общаться утром?

— Ну... — задумавшись, Северус решил что он может сказать правду. — Я... Помнишь, я говорил, что у меня не очень хорошие отношения с одноклассниками? — дождавшись кивка, он продолжил: — Так вот, я просто подумал, что они могут и к тебе полезть.

— Почему? В смысле, из-за чего полезть?

— Не знаю. Просто так.

— Ты параноик, Сев! — рассмеялась Лили. Ему оставалось только кивнуть. Пусть она думает так. — Пойдём уже, нас наверняка давно ждут дома.

Она схватила его за руку и потянула на улицу. Холод приятно обжёг щёки.

— А почему нас ждут?

— Ну, я предложила родителям и Туни провести сегодня вечер все вместе. И с тобой. Ну знаешь, настольные игры, чай, а вечером будет фильм классный. Здорово?

— А я точно нужен?

— Конечно Сев! Обязательно! А почему ты спрашиваешь?

— Ну, вдруг это опять «семейное мероприятие», — фыркнув, буркнул себе под нос Сев.

— А, ты про Петунью, — Лили ухмыльнулась. — Да она это не со зла, точно! А сегодня точно не семейное. Ты нужен. Все очень хотят тебя видеть сегодня.

Северус прищурился. Лили вела себя странно. Была чересчур улыбчива, отводила взгляд, говорила загадками. Он что, что-то сделал не так? У мистера и миссис Эванс какие-то претензии к нему? Что им нужно?

— Хорошо, — выдавил из себя Северус. — А в честь чего это?

— Просто так, — Лили преувеличенно пожала плечами. Северус побледнел. Что-то точно произошло.

— Лили, правда, что такое?

— Да ничего, Сев! Параноик чёртов! — она нервно хихикнула, а затем сменила тему: — Э-э-э... Как у тебя дела с мамой? Мы неделю не виделись, может есть какой-то прогресс?

— Ну, — Северус решил подыграть ей и попытался отвлечься. — Пока не заметно никаких особых изменений.

Северус намеренно умолчал о сегодняшнем мамином подарке. Он всё надеялся, что Лили вспомнит о его дне рождении. Если что — он расскажет ей завтра, ничего страшного. Всю жизнь прожил без праздников и сейчас обойдётся.

— Это грустно, Сев. Надеюсь скоро ей станет лучше, — Лили печально посмотрела в даль.

— А как у тебя прошла неделя?

— Вообще, хорошо, наверное. Пока каникулы были, мы с семьёй ездили к родственникам, во Францию. Там здорово! Такие люди интересные, блюда вкусные и язык такой красивый! Может, как-нибудь выучить французский, как думаешь?

— Я думаю, это хорошая идея. Интересный язык. Я, кстати, пару слов знаю.

— Правда? Откуда?

— У меня дома словари есть, я на досуге читал.

— Класс! А скажи что-нибудь, Сев!

— Ну... У меня не было учебников по грамматике, так что я не знаю как строить предложения. Но знаю, например, что Lumière — это в переводе с французского свет, ну а ещё книга — это Livre, а котёл — Chaudron.

— Сев, а что ты вообще не знаешь? — с восхищением спросила Лили. Северус зарделся.

— Много чего.

— Сев, а все в мире волшебники едут в Хогвартс? — внезапно сменила тему Лили.

— Нет. Во многих странах свои школы. Например во Франции Шармбатон, а в Болгарии Дурмстранг. Ещё есть Илверморни в США. Другие плохо помню.

— Круть! И там всё также как в Хогвартсе?

— Не знаю. Думаю, нет. По крайней мере, если у них и есть факультеты, то они называются иначе. Слизерин, Гриффиндор, Когтевран и Пуффендуй основывали только Хогвартс. А ещё там, наверное, другая программа. И предметы. Кстати, в Дурмстранге учился Геллерт Грин-де-Вальд.

— А кто это?

— Это величайший тёмный волшебник истории. Когда у маглов был Адольф Гитлер, в магмире тоже была война и её вёл Грин-де-Вальд. Кстати, для маглов многие его труды перекладывали на плечи Гитлера. То есть, чтобы оправдать статут, говорили, что во всём виноваты немцы.

— А из-за чего была война у волшебников? — чуть дрожащим голосом спросила Лили.

— Ну... Геллерт хотел власти, наверное. А так, основой его политики было... — он осёкся и испуганно взглянул на Лили. — желание... поработить маглов.

Лили остановилась и повернулась к другу. Она простояла так несколько секунд, ожидая, что он вот вот скажет, что шутит, успокоит её. Но он молча смотрел ей в глаза. С каждым мгновением внутри у девочки что-то ломалось. Магический мир переставал казаться таким волшебным и идеальным.

— Но... почему?

— Я не знаю. В учебнике было написано, что Грин-де-Вальд считал волшебников лучше маглов. И был убеждён, что маглы мешают нам.

— Так что, все волшебники считают? Помнишь, ты говорил, что Слизерин считал также?

— Ну... Нет ничего, в чём единогласно уверены все. Такого не бывает. У Грин-де-Вальда было много сторонников, но почти все они либо убиты, либо сидят в тюрьме.

— В Азкабане?

— Нет. О, я вспомнил! Есть другие тюрьмы, помимо Азкабана! Грин-де-Вальд в Нурменгарде! Кстати, он сам эту тюрьму и построил, представляешь?

— Он жив? — Лили широко распахнула глаза.

— Ага. Его победил Дамблдор уже почти двадцать пять лет назад

— Дамблдор? Ты же говорил, что он директор Хогвартса.

— Да, но ещё он Верховный чародей Визенгамота, а ещё его считают сильнейшим светлым магом современности.

— И мы у него будем учиться? — у Лили загорелись глаза предвкушением.

— Думаю, нет. Он директор, а не профессор. А директора не преподают.

— Эх, а было бы так круто, наверное, да?

— Да, — Северус грустно посмотрел вперёд. — О, мы пришли.

Мальчик только сейчас понял, насколько они приблизились к дому Лили.

— Точно! — девочка быстро взбежала по ступенькам крыльца и позвонила в дверной звонок.

Дверь открылась, и оттуда показалась улыбающаяся миссис Эванс.

— Привет, Лили! Здравствуй, Северус. Рада тебя видеть.

Северус недоуменно посмотрел на неё. Почему она настолько вежлива и так непривычно улыбается, будто что-то скрывает?

— Здравствуйте, миссис Эванс, — выдавил из себя напряжённый мальчик.

— Заходите быстрее, на улице такая холодина, поспешно сказала миссис Эванс и впустила их в дом. Лили мягко обняла маму и начала раздеваться. Северус краем глаза отметил, что дверь в гостиную закрыта, хотя обычно была открыта на распашку.

Дети быстро разделись, девочка взяла друга за руку и вдруг сказала:

— Сев, закрой глаза!

Мальчик приподнял бровь.

— Зачем?

— Надо! Закрой!

Он повиновался. Спустя секунду Северус почувствовал её теплые ладошки у себя на лице и её мягкие подушечки пальцев на веках. Он вздрогнул.

— Не переживай, Сев, — шепнула ему на ухо Лили. Он услышал как скрипнула дверь и под ведомый подругой сделал пару шагов вперёд, в темноту.

Затем руки отнялись от его лица и он распахнул глаза. В них тут же забил яркий свет и перед глазами забегали разноцветные пятна.

— Сюрприз! С днём рождения, Сев! — с этим криком Лили повисла у него на спине.

Когда глаза привыкли к свету, Северус осмотрел гостиную. Комната была украшена. У потолка висела гирлянда из бумажных листов, на которых гигантскими буквами было выведено: «С днём рождения, Северус!». Круглый журнальный столик был уставлен блюдами, а в его центре стоял большой шоколадный торт, на котором была выведена золотыми буквами та же фраза, что и на гирлянде. Над столом склонилась Петунья, поправляющая и так идеально стоящие тарелки. На секунду их взгляды встретились, и она даже еле заметно улыбнулась Северусу.

Мальчик же стоял с открытым ртом, не в силах пошевелиться. Он ожидал всё, что угодно, но не это. Он просто надеялся, что Лили поздравит его и, может быть, обнимет, но праздник... праздник... Для него?

Первое, что сделал Северус, когда наконец обрёл способность дышать и двигаться, это ущипнул себя. Лили заметила этот жест и звонко рассмеялась.

— Нравится, Сев?

Северус молча расцепил кольцо её рук у себя на шее и, повернувшись обнял сам. Конечно, благодарить стоило её родителей, но наверняка это чудо ему подарили именно по просьбе подруги. Вновь он убеждался, что нет во всём этом мире никого, лучше Лили. Он сжимал её в объятиях, пытаясь найти в ней опору в этом уходящем из под ног мире. Увидеть в нём хоть что-то знакомое, потому что вся окружающая действительность казалась ему сказкой, которая вот-вот разобьётся на миллионы осколков и ускользнёт сквозь пальцы, оставляя кровоточащие порезы. Ему было необходимо почувствовать тепло и скрыть наполнившиеся предательской, но приятной, влагой глаза в её огненных волосах.

Постояв так чуть-чуть и почувствовав, что прошло это головокружительное ощущение счастья, Северус отстранился и покраснел, заметив горящие чуть насмешливым огоньком глаза Лили в нескольких десятков сантиметров от него. Затем он повернулся к стоящим молча Эвансам.

Северус судорожно сглотнул, чтобы избавиться от этого кома слов, так и рвущихся у него из горла, произнёс нетвёрдым голосом:

— Спасибо. Всем... всем спасибо, — голос стал хриплым, из глаз так и нарочили брызнуть совершенно неуместные слёзы. Сгорбившись, чтобы скрыть лицо за волосами, Северус, прокашлявшись, добавил: Это... невероятно.

— С днём рождения, дорогой! — Миссис Эванс подошла первой и мягко обняла его за плечи. — Мы так рады, что ты пришёл. Десять лет! Важный рубеж.

— Здорово, Северус! — Мистер Эванс похлопал его по спине, чуть сильнее, чем нужно, отчего Северус, и так нетвёрдо стоящий на ногах от избытка эмоций, качнулся. — Первый юбилей!

Петунья ограничилась коротким: «С днём рождения», и Северус был очень ей за это благодарен. Если бы она сделала что-то большее, то Северус бы решил, что либо отец его всё-таки убил и он каким-то образом попал в рай, либо он попал в кому, либо застрял во сне, ведь даже небезызвестный способ с щипанием не помогал.

Мальчик кивал, повторяя «спасибо», чувствуя себя немного глупо от этой односложности, но других слов просто не находилось. 

— А теперь, за стол! — скомандовала миссис Эванс. — Все голодные после школы, да и угощения не должны простоять зря.

Они уселись вокруг журнального столика, на который будто были наложены чары расширения. Потому что Северус не представлял, как могло такое обилие еды помещаться на обычном, пусть и довольно большом, столе.

Его усадили между Лили и мистером Эвансом. Перед ним поставили тарелку, которую миссис Эванс тут же начала наполнять: миниатюрные пирожки с мясом и картошкой, хрустящие кусочки жареной курицы, яркие овощные палочки с соусом, нежные бутербродики с рыбой и сливочным сыром. Ароматы смешивались, дразня обоняние.

Северус осторожно взял вилку, стараясь не смотреть на всё это великолепие слишком голодно. Он начал с пирожка — тесто было воздушным, начинка сочной и горячей. Вкус был таким насыщенным, таким волшебным, что он чуть не застонал от удовольствия.

— Как самочувствие, Северус? — спросила миссис Эванс, передавая ему салатницу. Ее взгляд скользнул по его лицу, ища признаки усталости или недомогания после недавней болезни, и опустился ниже, остановившись на правой кисти. — Рука не беспокоит?

Мальчик на секунду замер с протянутой рукой в воздухе, явно не ожидая подобного вопроса. Затем вновь потянулся за салатницей и взял её у миссис Эванс из рук. Его мимолётная заминка не укрылась от внимания окружающих, но он попытался скрыть своё смущение, быстро начав есть.

— Нет, миссис Эванс, — ответил он спустя некоторое время, глотая кусок. — Все в порядке. Рука... не чувствуется. Спасибо, — поблагодарил он в очередной раз за этот вечер.

— Отлично, — счастливо улыбнулась она. — Ешь, набирайся сил. Праздник же!

Разговор за столом был легким и шумным. Лили взахлеб рассказывала о каком-то забавном случае в школе, Петунья вставляла колкие, но сегодня скорее беззлобные комментарии о учителях. Мистер Эванс делился новостями с работы. Северус в основном слушал, кивал, изредка дипломатично улыбался одними уголками губ в ответ на шутки мистера Эванса и ел. Ел так, будто боялся, что этот пир никогда не повторится. Каждый кусочек был маленьким чудом, согревающим изнутри.

После того, как первая волна голода утихла, миссис Эванс объявила: «А теперь игры! Кто за Монополию?»

Северус почувствовал легкое волнение. Он уже играл в нее здесь, пару раз. И хотя Петунья всегда жаловалась, что он играет «слишком расчетливо и скучно», ему нравилась стратегия, нравилось чувствовать контроль над виртуальными финансами и недвижимостью. Мистер Эванс с энтузиазмом расстелил поле, раздал банкноты и фишки. Северусу достался старый паровозик.

Игра затянулась. Северус, как и в прошлый раз, методично скупал улицы, стараясь собрать монополии, особенно дешевые. Каждое его действие было продумано. Лили играла азартно, но не очень продуманно, часто попадала на его участки и громко возмущалась. Петунья пыталась строить стратегию, но ее подводила жадность или невезение с кубиками. Мистер Эванс играл с веселым азартом, подбадривая всех и подкалывая. Миссис Эванс наблюдала, попивая чай и улыбаясь.

Прошёл уже час с момента их возвращения из школы и Северус наконец расслабился и стал потихоньку открываться.

— Сев, опять ты весь Бонд-стрит прибрал к рукам! — воскликнула Лили, когда ее фигурка собачки остановилась на дорогой улице, застроенной отелями Северуса. — Это нечестно!

Северус лишь слегка поднял бровь, протягивая руку за ее деньгами. «Аренда. Семьсот пятьдесят. Плюс четыреста за каждый отель. Итого... тысяча пятьсот пятьдесят, пожалуйста». Голос был ровным, почти без интонации. На губах застыла нахальная улыбка, но в душе ему хотелось рассмеяться от демонстративно обидчивого выражения на её лице. А потом вновь заключить её в объятья. И никогда не отпускать... Так, замечтался!

— Уф! Грабитель! — Лили, тем временем, с преувеличенным стоном отсчитала купюры. — Мам, пап, вы только посмотрите на него! Настоящий магнат! А я скоро банкротом стану!

— Игра есть игра, милая, — засмеялся мистер Эванс.

В конце концов, Северус разорил всех. Сначала Петунью, а потом и Лили сдалась под натиском его империи недвижимости. Мистер Эванс продержался дольше всех, но и его ресурсы иссякли.

— Ну что ж, король Монополии, поздравляю! — Мистер Эванс протянул ему руку для шутливого рукопожатия. — Жестокий, но эффективный. Может, теперь в Скраббл сыграем? Дадим мозгу отдохнуть от финансовых махинаций.

Переход к Скрабблу был освежающим. Северус любил слова. Он быстро составлял длинные и сложные комбинации, используя редкие буквы и премиальные клетки. В его распоряжении было много слов из волшебного мира. Лили старалась изо всех сил, выкладывая более простые, но часто приносящие хорошие очки слова. Петунья сосредоточенно боролась со своим набором букв. Мистер Эванс удивлял эрудицией, выкладывая неожиданные слова. Миссис Эванс играла осторожно, но эффективно.

— «Афелий» на утроение! — объявил Северус, выкладывая фишки и самодовольно ухмыляясь. Его счет резко подскочил.

— И что это такое? — чуть возмущённо поинтересовалась Лили, чуть раздосадованная его очередным успехом.

— Так называют наиболее удалённую от Солнца точку орбиты планеты Солнечной системы, — пояснил мальчик.

Какое-то время в комнате стояла тишина. Все молча смотрели на него. Затем Лили рассмеялась.

— Ну ты и зануда всё-таки, Сев! Невозможный зануда! — Северус, улыбнувшись, кивнул в ответ на это обвинение. — Где ты это слово нашёл?

— В учебнике по астрономии за... не помню какой курс.

— Северус, с тобой бесполезно играть в «Скраббл»! — воскликнул мистер Эванс, складывая игру. — И так понятно, кто выиграет. Давайте уже есть торт, наверняка все проголодались.

Северус покраснел в начале от похвалы, а потом вновь посмотрев на торт. Снова благодарность с головой нахлынула на него.

Миссис Эванс установила в торте десять одинаковых свечей, а её муж поджёг их. В комнате погасили свет и Эвансы запели поздравительную песню. К щекам Северуса прилил жар, но в темноте этого было не видно.

— Загадывай желание, Сев, и задувай все свечи!

Мальчик закрыл глаза. Чего он хочет? Перед глазами возникло воспоминание о самайновском костре, о его глупом, наивном и ужасно эгоистичном желании. Вместе с презрением к своей персоне пришли боль и страх, которые он тогда испытывал. И он понял, чего он хочет.

«Хочу, чтобы у мамы всё было хорошо» — подумал Северус, и дунул. Одна свечка держалась особенно стойко, но ему всё-таки удалось задуть и её. Эвансы захлопали. Петунья беззвучно и без особой энергичности соприкосала ладони.

Миссис Эванс разрезала торт на кусочки и дала всем присутствующим по порции. Торт был невероятным. Шоколадный бисквит, прослоенный вишневым конфитюром и воздушным кремом. Северус съел свой кусок медленно, смакуя каждый кусочек, ощущая сладость не только на языке, но и где-то глубоко внутри. А потом плюнул на смущение и попросил добавку.

После торта пришло время кино. Выбрали старый, добрый мюзикл — «Звуки музыки». Диван в гостиной был большим и мягким. Миссис Эванс принесла пледы и подушки. Лили сразу устроилась рядом с Северусом, прижавшись к нему боком. Он сначала замер, потом осторожно обнял ее за плечи. Петунья уселась в кресло. Мистер и миссис Эванс расположились на другом конце дивана.

Тепло дивана, сытость, уютный полумрак комнаты, мерцание экрана и негромкая музыка действовали как сильнейшее снотворное. Напряжение последних дней и недель начало растворяться. Северус чувствовал, как тяжелеют веки. Он пытался следить за сюжетом, вслушивался в слова песен, но картинки плыли перед глазами. Голова Лили все чаще клонилась к его плечу, ее дыхание становилось ровным и глубоким. Ее тепло, знакомый запах волос и полная безопасность этого места были неодолимы. Его рука, обнимавшая Лили, обвисла. Голова откинулась на спинку дивана. Последнее, что он смутно почувствовал перед тем, как погрузиться в сон — тёплое дыхание Лили на коже его шеи.

Фильм давно кончился. На экране телевизора мерцала заставка. В гостиной царила тишина, нарушаемая только ровным дыханием спящих детей на диване. Лили и Северус спали, крепко прижавшись друг к другу под пледом, их лица в полумраке выглядели удивительно безмятежными.

Петунья ушла, когда закончился фильм, кинув полный презрения взгляд на младшую сестру, лежащую в объятиях друга.

Мистер и миссис Эванс стояли в дверях, наблюдая за ними. Маргарет Эванс улыбалась, но в ее глазах светилась грусть.

— Посмотри на них, Ричард, — прошептала она. — У него такое выражение лица... умиротворённое. Северус обычно такой хмурый... Должно быть, первая настоящая ночь покоя за долгое время.

Ричард Эванс кивнул, положив руку жене на плечо.

— Да. Выглядит... спокойным. Не так, как обычно. — Он помолчал, глядя на бледное, исхудавшее лицо мальчика, мирно покоящееся на макушке его дочери. — Знаешь, Марго, мы же буквально похищаем чужого ребенка. А если его мать вдруг спохватится? Или отец... — В его голосе звучала горькая ирония.

Маргарет тяжело вздохнула.

— Ох, Ричард, я не думаю, что такое возможно. Ты же сам видишь. Северус всегда такой худой и... болезненный немного. Он всегда приходит такой молчаливый, ослабший... голодный. Хотя скрывает это. Помнишь, Лили однажды сказала, что он иногда ночами просто бродит по улицам или спит в парке. А помнишь его руку? Меня до сих пор передёргивает! Ничего подобного никогда не видела! Не представляю, как мы это вообще вылечили... Дорогой, ты же помнишь все эти синяки? — Она тихо, чтобы не разбудить детей, подошла к дивану и поправила плед, укрывающий Северуса и Лили чуть плотнее. — Я просто не могу его сейчас разбудить и выставить на улицу. Не могу отправить... туда. Пусть спит.

Ричард подошел к жене, обнял ее.

— Я знаю. Ты права. Просто... странно это. Чувствовать себя такими беспомощными. Хочется помочь больше, но...

— Мы помогаем, как можем, — Маргарет положила голову ему на плечо, глядя на спящих. — Даем ему немного тепла, еды, нормального общения. Видишь, как Лили к нему привязана? И он к ней. Он... хороший мальчик, Ричард. Несмотря на все. Умный, начитанный не по годам, благодарный за малейшее внимание. Нашей Лили с ним повезло. И Лили на него хорошо влияет. Он так изменился с лета. Он был таким забитым, скованным, молчаливым. А сейчас смеётся и шутит. Так странно, когда это ощущается, как что-то необычное у ребёнка, Ричард, — Она замолчала, наблюдая, как во сне Лили еще крепче прижалась к Северусу, а тот, даже не просыпаясь, машинально обнял ее в ответ.

— Пусть спят. Утро вечера мудренее. Утром разберемся. Не представляю, что Северус сделает, когда поймёт, где проснулся, — он совершенно по-мальчишески ухмыльнулся.

— Думаю, он просто молча исчезнет. Уйдет по-английски, так сказать, — Маргарет мягко улыбнулась.

Они еще немного постояли в тишине, слушая ровное дыхание детей. Затем, погасив основной свет и оставив лишь маленький ночник в углу, мистер и миссис Эванс тихо вышли из гостиной, оставляя Лили и Северуса в мире тепла, безопасности и детского сна, который, для одного из них, был редкой и бесценной роскошью.

Примечание авторов: не бечено

Как и предсказывала миссис Эванс, утром десятого января в их доме, кроме самих Эвансов, никого не было. Никто даже сказать не мог, во сколько их гость улизнул. А спросить это у мистера и миссис Эванс не выдавалось возможности: Северус стал их избегать. Не полностью, конечно. Он всё так же приходил за Лили, здоровался, один раз даже снова поблагодарил за устроенный для него праздник, но в доме больше не задерживался, брал подругу за руку и выводил на улицу, где они часами гуляли.

Спустя неделю такого поведения мальчика, Эвансы забыли о его причинах, но Северус не мог забыть. Его грызло чувство стыда за то, что он навязался, за то, что спал при других людях.

Во-первых, это было небезопасно, без сознания находиться на людях. Даже при Эвансах. Что они могли ему сделать, пока он спал? Нет, этот аргумент, конечно, был откровенно глупым, но вдруг в следующий раз он уснёт на диване в гостиной или за столом на кухне в Паучьем тупике? Сейчас расслабится, а потом ему это аукнется. «Постоянная бдительность!» — напоминал себе Северус каждое утро, просыпаясь в собственной, слава Мерлину, постели.

Во-вторых, он мог опозориться. Больше, чем он опозорился на Самайн, когда припёрся к ним со своими просьбами его лечить. Северус вспоминал те дни с презрительным фырканьем. Да, это было отвратительно, чисто физически он мог справиться сам, не навязываясь Эвансам. Сколько они на него заживляющей мази потратили?! А сколько времени?! И сейчас он навязался на целую ночь, пусть и неосознанно. А вдруг он храпит, как Тобиас? Вдруг в ту ночь никто в их доме не смог спать из-за шума, который он издавал во сне? Впрочем, когда он проснулся посреди ночи, Лили, лежащая у него на плече, спокойно себе дрыхла и не жаловалась на его возможный храп. Но тем не менее! Вдруг он пускает слюни во сне? Мерзость!

В общем, Северус ужасно стыдился того, что уснул в гостях и старался не попадаться Эвансам на глаза, боясь, что они скажут что-то по этому поводу, например попросят его больше никогда так не делать, или возможно скажут, что он разговаривает во сне. А вдруг он и вправду разговаривает? А о чём?

Иногда, просыпаясь после очередных кошмаров, Северус начинал ругаться. Ругаться, пока не выплеснет все эмоции до последней. Долго, однообразно, подобно стандартному представителю его района. Пару раз ему снилось то, что отец убил маму, и мальчик долго плакал, не в силах сдержать слёзы. Ну, а потом долго себя за это ругал. А вдруг ему бы приснился кошмар у них дома и он бы разрыдался? Только представив себе что-то подобное, Северус скривился.

Хотя... Он не мог представить, как в этом светлом, тёплом, уютном доме, который, казалось, даже в тёмное время суток был залит солнечным светом, могли сниться кошмары.

Что ему снилось тогда, в ту ночь? Снилось ли что-то вообще? Он не помнил. Всё, что сохранилось в памяти — так это воспоминание о том, как он смотрит на экран телевизора, краем уха слушая бессмысленные диалоги актёров, а на самом деле полностью погружённый в свои мысли и ощущения. А особенно, в ощущение тепла под боком и того, что отчаянно хочется почесать щёку, которая чешется из-за соприкосновения с огненно-рыжими волосами, но почти также отчаянно не хочется двигаться. Хочется, очень хочется заморозить момент, в то же время оставив его таким же тёплым, живым и волшебным....

Он сам не понял как заснул. Просто как будто кто-то выключил свет. А когда проснулся, оказался в полной темноте непонятно где. Если бы не Лили, еле слышно сопящая на плече, он бы точно вскочил и бросился наутёк. Но пришлось мягко отодвинуть подругу, опустить её голову на подлокотник дивана, на который ещё полминуты назад опирался он сам, накинуть на неё плед и только потом медленно, стараясь не шуметь, выскользнуть из спящего дома.

Январь проходил довольно быстро. Отлично отдохнувшие за каникулы школьники быстро втянулись в учебный процесс, который полностью их поглотил. Даже его долбанутые одноклассники настолько погрузились в дела житейские, что почти отстали от Северуса. За весь месяц у них случилось всего три серьёзных стычки. Чего нельзя было сказать о ситуации дома...

Тобиас стал невыносим. Не было ни дня, чтобы он не пил и не прикапывался. К середине месяца Северус настолько устал от постоянных придирок и, что уж тут скрывать, побоев, что, приходя домой, сразу же мчался в комнату, где запирался, баррикадировал дверь тумбочкой, и только тогда успокаивался.

Всё свободное время он посвящал подготовке подарка для Лили. Первую неделю после своего дня рождения он даже не мог думать ни о чём другом.

У него совсем не было денег. И они не появятся к концу месяца. В прочем, вряд ли они у него вообще будут в ближайшие лет пять. Откуда?

А идей для подарка, который можно было бы смастерить своими руками, не было.

Когда до праздника оставалось всего две недели, он плюнул на всё и решил, что перепишет для Лили «Сказки Барда Бидля с иллюстрациями». Для этого он выпросил у учительницы пятнадцать листов плотной бумаги. Вообще, его версия сказок, из издательства, растянулась на все пятьдесят страниц, но написана она была таким крупным шрифтом, что Северусу казалось, что он с лёгкостью перенесет весь содержащийся на них текст страниц на десять. Главное было не наделать ошибок или помарок... Его предположение оправдалось. Когда он закончил с первой из пяти сказок, она поместилась на трёх листах, даже оставив место для иллюстраций.

Вообще, он всё равно не был доволен своим подарком. Лили была уже не такой маленькой, как и сам Северус, впрочем, чтобы прийти в восторг от сказок, но он правда не смог придумать ничего лучше. Когда со сказками было покончено, мальчик сложил все листы напополам, благо, он писал с одной стороны, и склеил их. Получилась такая небольшая книжка. Северус даже вдохновился и, пронумеровав страницы, сделал узоры на колонтитулах.

Далее получалось, что ему нужна была обложка. Делать её из бумаги показалось мальчику не слишком презентабельный, так что он сходил в супермаркет неподалёку и выпросил там картонные коробки из-под продуктов с браком. Так ему досталась коробка из под овсяных хлопьев (сами хлопья расчётливые работники магазина оставили для своего пользования), с которой он с трудом соскоблил весь рисунок, а после нарисовал свой на бумаге и приклеил поверх картона.

В итоге получилась довольно-таки презентабельная книжка.

Северус вспомнил, как были красиво упакованы ему подарки от Лили и в итоге последнюю половину недели ходил хмурый, потому что ничего подходящего не находилось. Совсем отчаявшись, он обратился за советом к матери, которая, фыркнув при упоминании, для кого он так корпит над подарком, но, впрочем, ничего не сказав, забрала у него книгу и, чуть помахав над ней волшебной палочкой, вернула уже завёрнутой в салатовую упаковочную бумагу. После долгих и изнурительных расспросов она даже выдала ему инкантации, которые Северус поспешил записать в один из своих новых блокнотов.

После всех этих мучительных, но таких приятных приготовлений, Северус шёл к дому Эвансов, чтобы, как обычно, вместе пойти в школу, с хоть чуть-чуть успокоенной совестью. Конечно же, если Лили напрямую скажет, что его подарок — чушь собачья, он ей поверит, поймёт и определённо не будет рассказывать, каких стараний он ему стоил, но вот обидится ли... Северус не мог быть уверен, что подобное замечание его не заденет.

Впрочем, опасениям мальчика, в кои-то веки, не суждено было оправдаться.

Лили повисла у него на шее сразу же, как только открылась дверь, не дав вымолвить ни слова. Северус осторожно приобнял её в ответ и медленно закрутился на месте. У Лили оторвались ноги от земли и она радостно захихикала.

— Делай так всегда, Сев! — воскликнула она, когда друг остановился.

— Не-а, — нарочито серьезно отозвался Северус. — Это мой первый подарок. С днём рождения, Лили.

— Спасибо, Сев! А их будет несколько?

— Не так много, как хотелось бы, — смущённо улыбнулся Северус. Кинув на неё очень сердитый взгляд, он добавил: — Получишь второй, если наконец слезешь с моей шеи.

Лили рассмеялась, какими-то фибрами души чувствуя, что друг нисколько на неё не злится, когда она так делает. Но, подстёгиваемая любопытством, девочка все равно сделала то, о чём он её просил.

Северус снял с плеч свой потрёпанный, в нескольких местах заштопанный, рюкзак и, вытащив оттуда свёрток в яркой упаковочной бумаге, протянул его Лили. Девочка вытаращилась на него. Она удивилась не столько тому, что он упаковал подарок — Северус упаковывал подарок на Рождество, — сколько тому, во что он упаковал. Такая яркая бумага совершенно выбивалась из всего его облика и... истории.

Северус, конечно, не говорил о финансовом состоянии своей семьи — было ясно, что он очень этого стыдится, — но всё в нём буквально кричало о проблемах. Явно женские блузки, совершенно не подходящие ужасно мужественному Северусу, безразмерная куртка, эти чудовищные огромные ботинки разных размеров, этот рюкзак! Лили иногда казалось, что он у него с рождения. Не чета её новенькому, который она выпросила у мамы в сентябре. А ещё у Северуса очень странно пахли волосы. Когда они обнимались, Лили замечала, что от них пахнет... мылом. Не шампунем, не какими-нибудь фруктами или цветами, не каким-то химическим запахом, а обычным мылом. Причём не таким, каким мыли руки у неё дома, а тем, которым мама отстирывала вручную особенно стойкие пятна. Вопрос об этом, который так и норовил сорваться у неё с языка, просто добавился к уже, казалось, сотне таких же.

Северус потихоньку раскрывался ей, открывал ей всё больше возможностей для расспросов, но закрытых дверей всё равно оставалось предостаточно. Они уже обсуждали его отношения с родителями, но сам дом описывать Северус не горел желанием, и Лили мучилась картинками, то и дело всплывавшими в её воображении. То ей казалось, что Северус спит в обнимку с тридцатью жирными крысами, то, что у его отца прямо на кухне стоит гильотина, в которую то и дело помещают Северуса, и только Бог удерживает в такие моменты лезвие от падения...

Лили передёрнуло от картины Северуса, идущего с гордо поднятой головой на эшафот, и она поспешила разорвать упаковочную бумагу, чтобы наконец узнать, что именно он ей подарил. С удивлением девочка вытащила оттуда маленькую, аккуратную книжку в тонкой, явно самодельной обложке. Стоило ей прочитать название, как подруга удивлённо открыла рот и медленно подняла глаза на Северуса. Её взору предстал Северус, весь сгорбившийся, завесившийся неровно отросшими чёрными прядями и напряжённо ковыряющий пальцами молнию куртки.

Бегло пролистав книжку она поразилась тому, какими непривычными выглядели буквы в ней. Открывая ее Лили ожидала увидеть внутри порывистый, летящий почерк, друга, что научилась прекрасно понимать благодаря их Севом совместным занятиям, во время которых он иногда позволял ей списать какой-нибудь особо сложный пример, однако здесь ее взору предстали печатные буквы... Было видно, что писать так для друга было совсем непривычно, однако теперь с тем, чтобы прочитать помещенные сюда сказки, справиться смог бы любой.

Иллюстрации привели девочку в еще большее восхищение. Северус определённо превзошёл самого себя. Раньше он рисовал просто талантливо. Это же было профессионально и ужасно детализированно. От внимания Лили не ускользнуло, сколь затёрто выглядела бумага — несколько раз перерисовывали, это точно.

Когда первый шок прошёл, она прошептала дрожащим от волнения голосом:

— Сев, это... это... спасибо... Ты самый-самый лучший! — она вновь бросилась Северусу на шею, который, правда, с небольшой заминкой в начале, прокрутил её намного быстрее и дольше. Лили решила пропустить мимо ушей его отнекивания по поводу последней её фразы.

— Лили, — пытаясь отдышаться, хрипло выдохнул Северус, ставя её на землю, — нам пора в школу. Сходи за рюкзаком и пойдём.

— Хорошо, Сев, я сейчас! — Лили помчалась в дом, прижимая к груди его подарок. Северус смотрел ей вслед с улыбкой. Ей понравилось. От одной этой мысли хотелось прыгать, смеяться, улыбаться так, чтобы болели щёки! А уж от её слов сердце Северуса и вовсе пустилось в скач и улетело в какие-то далёкие дали...

Лили вернулась через несколько минут и в припрыжку двинулась по направлению к школе. Северус не слишком охотно присоединился к ней и подивился, насколько у него поднялось настроение от такой беззаботной походки.

В школе они разошлись по классам и увиделись только после всех уроков — день выдался насыщенным на события — несколько тестов забрали у школьников всё свободное время, а Лили ещё и весь день была окружена вниманием со стороны учителей и одноклассников.

— Привет, Сев! — Лили с улыбкой подбежала к Северусу, попрощавшись наконец со школьными подругами.

— Привет, Лили. Как прошёл день?

— Замечательно! Я обожаю свои дни рождения! Это всегда так здорово, Сев!

Северус искренне радовался за подругу, хотя не мог в полной мере понять её чувств. Свои дни рождения он не любил. Даже то, насколько прекрасно прошёл этот день в этом году, не сильно смягчило впечатления, оставленные всеми годами до.

Как-то так получалось, что именно в девятый день нового года Тобиас обязательно напивался в хлам, и, чаще всего, дело заканчивалось побоями. Северус невольно вздрогнул, когда вспомнил свой позапрошлый день рождения...

Тогда Северус ещё не настолько осмелел, чтобы давать отцу отпор, сидел в своей комнате, опершись спиной на закрытую на замок дверь и, совершенно не сдерживая льющиеся ручьём из глаз слёзы, напряжённо вслушивался в очередной спор родителей. В один момент, мама закричала так сильно, что даже затравленный и насмерть перепуганный малыш, которым тогда был Северус, отправился ей на помощь. Спустившись на первый этаж, он увидел, что отец яростно орёт на маму, пока та сползает по стенке, судорожно закрывая голову руками. Из её носа хлестала кровь. Северус бросился к Эйлин, игнорируя нависшего над ней отца. Тогда мальчик получил свою первую в жизни оплеуху, от которой искры из глаз сыпались. Сколько же их было позже... Не сосчитать...

Когда они дошли до дома Эвансов, Северус спросил:

— Лил, будем вместе уроки делать? Или завтра? — мальчик намеренно не стал спрашивать Лили о планах на праздник, уверенный, что если он в этих планах и присутствует, то она сообщит ему об этом сама.

— Наверное только завтра вечером. Или вообще послезавтра утром, как получится. Сев, я хотела с тобой поговорить об этом. Ко мне сегодня приедут бабушка с дедушкой, мы давно не виделись и вот, случился повод. Так вот, сегодня не получится вместе отпраздновать, но мне бы очень этого хотелось. Ты завтра свободен?

Северус кивнул.

— Конечно, Лили. Полностью.

— Здорово, Сев. Тогда завтра мы сможем поехать в другой город! — восторженно воскликнула девочка.

— А зачем? — недоуменно приподняв бровь, поинтересовался Северус.

— Завтра узнаешь! — подмигнув, озорно улыбнулась Лили. — Тебе понравится! Одеться можешь также, как сейчас, тебе удобно будет.

Северус хмуро посмотрел на неё. Что она опять задумала? В начале осени Лили назвала его неугомонным затейником из-за того, что из него прямо-таки ключом били идеи о том, чем таким они могут заняться. Но сейчас он очень сомневался, что это почетное звание из них двоих по праву принадлежит именно ему.

Вынырнув из своих мыслей, Северус на прощание снова произнёс:

— С днём рождения, Лили.

— Спасибо тебе ещё раз за сказки, — улыбнулась ему в ответ Лили. — До завтра, Сев. Приходи как можно раньше!

Он кивнул и направился в сторону Паучьего тупика, размышляя над её последней фразой с ехидной улыбкой. Лили и предположить не могла, во сколько бы он пришёл, если бы воспринял её слова всерьёз. А так, их нужно было понимать как: «приходи, как я проснусь и приготовлюсь».

Субботнее утро в Паучьем тупике встретило Северуса знакомой ледяной сыростью, пробирающейся сквозь тонкие стены. Он проснулся задолго до рассвета, как обычно. Лежа в темноте, какое-то время напряжённо прислушивался к тишине за дверью. Видимо, остальные домочадцы ещё спали. Вот и хорошо.

Вчерашний разговор с Лили звенел в его ушах: «Завтра мы поедем в другой город!» Что она задумала? Другой город. Какой?

Северус провёл бы всё своё детство безвылазно в Коукворте, если бы не его неутолимая страсть к далёким прогулкам. Мальчик и мечтать не мог о совместном походе с родителями ( а он, впрочем, и не мечтал ), так что устраивал себе такие путешествия сам.

Миствейл, в котором было много полей, на которых время от времени Северус находил какие-то магические растения. Гравлинг, до которого Северус шёл целый день, и всё ради того, чтобы походить по аристократичному поселению. Там была архитектура , которую он видел только на иллюстрациях в книгах. Самая любимая и далёкая его экспедиция была в Биттервелл. Он шёл туда двое суток, почти без передышки. Но был щедро вознаграждён по прибытии...

В этом городе было огромное озеро. Дело было летом, и Северус даже покупался в нём, как и другие жители. Он ни сколько не стесняясь вошёл в воду прямо в одежде — раздеваться, чтобы потом люди шептались о всех его синяках и ссадинах не было ни малейшего желания. Плавать долго он не планировал, да и не умел. Несмотря на то, что он всю жизнь провёл в городе у реки, у него не было повода научиться. Коуквортский канал был очень загрязнён.

Охладившись, Северус в тот день устроился под деревом у берега и сладко дремал до ночи. Проснувшись в темноте, мальчик долго смотрел на отражение небесных светил в мрачной глади озера и представлял, что он сейчас не в двух днях хотьбы от дома, а уже в Шотландии, в Хогвартсе.

Эти его импровизированные походы в одиночку, стали некой традицией — каждое лето лет с семи он непременно ходил в какое-нибудь новое место, а иногда и на каникулах посреди учебного года удавалось уделить этому время. Но поездка? С Лили? Это звучало как нечто из другого мира.

Воодушевление боролось с привычной тревогой. Он представлял яркие витрины, толпы людей, которых он так старательно избегал, и неведомую цель их путешествия. Лили обещала, что ему понравится. Северус отчаянно хотел в это верить.

Оделся он быстро, почти бесшумно, в свои обычные вещи: мамина светло-голубая рубашка, школьные брюки. После его новогодней простуды мама отдала ему свой растянутый чёрный джемпер, пока что выглядящий не настолько заношенно, как всё остальное, чему Северус был рад. Он натянул на свои ноги в тёплых шерстяных носках, тех самых, что подарили на Рождество Эвансы, ботинки, хранящиеся у него под кроватью, быстро накинул на плечи куртку, лежащую на его подоконнике... Только недавно мальчик принял решение хранить одежду в собственной комнате, и ужасно гордился своей предусмотрительностью.

Взглянув на свое отражение в мутном зеркале, Северус поморщился. Волосы висели жирными прядями — мыло плохо справлялось с их природной сальностью. Выругавшись, мальчик направился в ванную и максимально тихо вымыл голову ещё раз, плюнув на риск простудиться, гуляя в середине зимы с мокрой головой.

Вернувшись в свою комнату и наскоро расчесав ещё влажные волосы, Северус, как тень, выскользнул из нее и, пригнувшись, проскочил мимо открытой двери кухни. Пока он собирался, отец успел проснуться.

Он мельком увидел спину Тобиаса, склонившегося над не пойми как доставшейся ему газетой. Запах немытого тела ударил в нос. Северус ускорил шаг, сердце колотилось где-то в горле. Под ним предательски скрипнула половица.

— Ты куда, сопляк? — донесся хриплый окрик из кухни.

Северус замер, не оборачиваясь.

— К моей подруге, — пробормотал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Раздалось фырканье и бормотание, полное презрения: «...чертов бездельник... вечно пропадает у своих богатеев...» Северус не стал дожидаться продолжения. Он рванул дверь и выскочил на промозглую улицу, захлопнув ее за собой. Холодный воздух ударил в лицо, но он глотнул его с облегчением, как глоток свободы. Он был на улице. Он шел к Лили. Сегодня будет поездка, и ему честно всё равно куда. Главное — с ней.

Дом Эвансов, как всегда, казался Северусу, проходившему по ещё не успевшему проснуться району несколько часов, чтобы скоротать время, островом света и тепла посреди серого моря Коукворта.

Стоило ему подойти, как дверь распахнулась, и на пороге появилась Лили. Она прямо сияла. Или это просто Северусу так казалось? На ней было ярко-синее платье, поверх него — свободная белая шерстяная кофта, а огненно-рыжие волосы были заплетены в две аккуратные косички, украшенные маленькими синими бантиками. Она выглядела так празднично и… чисто, что Северус невольно почувствовал себя еще большим оборванцем.

— Сев! Ты пришел! И довольно рано! — Лили захлопала в ладоши. — Заходи скорее, завтракать будем! Мама нажарила оладьи!

Северус колебался на пороге.

— Я… я не голоден, — соврал он автоматически. Завтрак в чужом доме все еще казался ему чем-то навязчивым.

— Северус, доброе утро! — Из кухни вышла миссис Эванс, улыбаясь. Ее доброе лицо и запах свежих оладьев действовали на Северуса гипнотически. — Конечно, голоден. Заходи, не стой на холоде. У вас сегодня будет замечательное приключение.

Не в силах сопротивляться двойному напору — теплой улыбке миссис Эванс и сияющим, полным ожидания глазам Лили — Северус переступил порог. Запах дома Эвансов — выпечка, чистота и что-то неуловимо цветочное — обволакивал его, как плед. Он разулся, стянул куртку и последовал за Лили на кухню.

За столом уже сидела Петунья. Она ела оладьи с видом величественного снисхождения и едва кивнула Северусу в ответ на его нерешительное «Привет». Ее взгляд скользнул по его одежде и задержался на плохо расчесанных волосах. Северус почувствовал, как уши наливаются жаром. Он сел напротив Лили, стараясь занимать как можно меньше места.

Завтрак прошел относительно спокойно. Миссис Эванс постоянно предлагала Северусу оладьи, но он отказывался, вместо этого попросив чая — всё-таки надо было как-то согреться и предупредить простуду. Лили болтала без умолку о предстоящей поездке, тщательно избегая конкретных сведений, как будто это был сюрприз до последней минуты. Северус ловил каждое ее слово, пытаясь угадать, куда же они направятся.

— Так, дети, — сказал мистер Эванс, заглянув на кухню с газетой в руке. — Автобус до Ноттингема через полчаса. Вы готовы? Вот деньги на билеты и на… ну, на развлечения, — он подмигнул детям, передавая миссис Эванс несколько купюр. — Маргарет, лучше поторопитесь и будьте осторожны.

— Мы будем осторожны, папа! — воскликнула Лили, схватив свою небольшую сумочку. — Пойдем, Сев! Время приключений!

Выход из дома Эвансов в предвкушении неизвестности был одним из самых волнительных, в хорошем смысле, моментов в жизни Северуса. В последний раз он испытывал нечто похожее, только более яркое, в день, когда решился заговорить с Лили.

Они шли по улицам Коукворта, но сегодня все выглядело иначе — не как серая рутина, а как путь к чему-то важному, удивительному и... необыкновенному. Лили шагала бодро, Петунья чуть впереди, с высоко поднятой головой, а Северус старался идти рядом с подругой, чувствуя себя одновременно счастливым и ужасно уязвимым.

Автобусная остановка была полна народу. Северус никогда не ездил на автобусе. Толпа, запах бензина и выхлопных газов, громкий гул моторов — все это обрушилось на него, вызывая легкую панику. Он невольно прижался к Лили.

— Ничего страшного, Сев, — прошептала она, угадав его дискомфорт. — Просто заходим, платим кондуктору и садимся. Смотри на меня.

Она сделала это так легко и естественно... Петунья уже протиснулась вперед, за руку с миссис Эванс. Северус, стиснув зубы, последовал за Лили, чувствуя, как его толкают со всех сторон. Внутри автобуса было шумно, душно и тесно. Кондуктор, бормоча что-то неразборчивое, взял деньги у Лили и выдал билеты. Они нашли три свободных места в конце. Петунья села у окна, Лили посередине, Северус у прохода. Миссис Эванс осталась в середине, напоследок наказав детям хорошо себя вести и назначив Петунью главной.

Автобус тронулся с рывком, заставив Северуса вцепиться в поручень. Вид мелькающих за окном домов, людей, машин — все это было непривычно. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Лили, напротив, с интересом разглядывала все вокруг, комментируя мелочи. Петунья презрительно молчала, уткнувшись в окно.

— Мы едем в Ноттингем, — наконец призналась Лили, видя его вопросительный взгляд. Северус тихо фыркнул — он же не глухой, слышал, что сказал мистер Эванс. — Там сейчас гастролирует Цирк «Феникс»! Мама читала в газете, что он один из лучших! Акробаты, жонглеры, дрессированные звери… и клоуны! — ее глаза горели.

Цирк. Северус представил яркие картинки из телевизора, которые иногда мелькали в доме Эвансов. Смех, неестественно ведущие себя животные, люди в нелепых костюмах. Что-то внутри него дрогнуло — смесь любопытства и смутного опасения. Цирк казался слишком громким, слишком ярким, слишком публичным. Но Лили так ждала этого! И он хотел увидеть то, что вызывает у нее такой восторг.

— Звучит… интересно, — осторожно произнес он.

— Интересно? — фыркнула Петунья, не отрываясь от окна. — Это будет просто потрясающе! Не то что твои скучные книжки про волшебников, Снейп. Хотя… — она обернулась, и в ее глазах мелькнул знакомый Северусу ехидный огонек. — Может, для вас двоих это будет полезным опытом. Присмотритесь к клоунам. Может, в будущем, когда закончите свою школу, будете коллегами.

Северус ощутил, как по спине пробежали ледяные мурашки. Его руки сжались в кулаки. Это была не просто насмешка над ним. Это был удар по их мечте, по Хогвартсу, по всему, что было для него свято и что Лили любила так же сильно. Он видел, как подруга нахмурилась, ее губы сжались.

— Петунья! — вырвалось у нее. — Это не смешно!

— А мне и не до смеха, — холодно парировала старшая сестра. — Просто практический совет. Клоуны — тоже артисты, развлекают публику. Раз уж вы собрались по курсам фокусников… — она презрительно растянула слово.

Северус хотел что-то сказать. Что-то резкое, колкое, что поставило бы Петунью на место. Но слова застряли в горле, смешавшись с горечью и обидой. Он посмотрел на Лили. Ее лицо пылало, но в глазах читалась не только злость, но и капелька неуверенности, которую Петунья всегда умела в ней пробудить. Северус молча положил свою руку поверх ее сжатого кулака на сиденье. Лили взглянула на него, удивленная, потом слабо улыбнулась и разжала пальцы, позволяя его руке лежать поверх своей. Это маленькое, неловкое прикосновение стало их молчаливым союзом против Петуньиной ядовитости. Они сидели так всю оставшуюся дорогу, пока автобус не въехал на шумные улицы Ноттингема.

Цирковой шатер, огромный и пестрый, возвышался на окраине города, как пришелец из другого мира. Уже издалека доносились ритмичные марши, смех и возгласы, смешивающиеся с запахом жареного сахара, попкорна и самых разнообразных духов прохожих. Впервые в жизни Северусу стало так душно на улице. Из-за чуткого нюха ему казалось, что люди специально надушились.

Толпа у входа была плотной и шумной. Северус инстинктивно напрягся, почувствовав себя песчинкой в этом людском море. Он невольно крепче сжал руку Лили , боясь, что следующая волна народу унесёт её прочь от него. Петунья, напротив, шла уверенно, пробиваясь вперед. Миссис Эванс неторопливо шагала за их спинами, приглядывая.

Купив билеты, они протиснулись внутрь. И тут Северуса накрыло волной.

Шум. Грохот оркестра на балконе, аплодисменты, крики продавцов сладостей и игрушек, смех детей, рев где-то за кулисами. Это был хаотичный гул, бивший по ушам.

Запахи. Сладкая вата, жареные орехи, краска на деревянных скамьях, пыль манежа, пот, духи и подстилки зверей. Пряный, густой, почти осязаемый коктейль, от которого у Северуса потемнело в глазах и к горлу подступила тошнота.

Цвета. Ярко-красный бархат лож, ослепительно желтые костюмы акробатов, сияющие блестки на трико, пестрые юбки наездниц, огни прожекторов, выхватывающие из полумрака арену. Все кричало, сверкало, требовало внимания.

Северус стоял как вкопанный, глаза его метались, пытаясь охватить все сразу. Он чувствовал себя оглушенным, ослепленным, потерянным. Это было чем-то совершенно противоположным тому, к чему он привык: тишине и полумраку Паучьего тупика, размеренности их прогулок с Лили, да даже школе. В сравнении с этой броскостью она казалась лишь искоркой на фоне пожара. Его сердце бешено колотилось — от переизбытка впечатлений и от легкой паники.

— Сев? Ты как? — Лили тронула его за руку, ее голос пробивался сквозь шум. Он увидел в ее глазах восторг, но и тень беспокойства за него. — Пойдем, найдем места! Нам нужно повыше, чтобы все видно было!

Он кивнул, не в силах говорить, и позволил ей вести себя по узкому проходу между рядами. Они уселись на деревянные скамьи довольно высоко, откуда открывался хороший обзор всей арены. Петунья и миссис Эванс устроились несколькими рядами ниже.

Представление началось парадом-алле. Под бравурную музыку на арену выехали все артисты цирка: наездники на лошадях, акробаты на ходулях, жонглеры, клоуны в нелепых нарядах, веселые собачки, прыгающие через обручи. Яркие костюмы, улыбки, блеск. Лили ахала и хлопала в ладоши, полностью захваченная зрелищем. Северус смотрел, завороженный, но его внутренний аналитик не дремал. Он видел пот на лбу у наездницы под гримом, заметил, как дрогнула рука у жонглера, едва не уронившего булаву, почувствовал напряжение в мышцах гимнаста, взлетающего под купол. За внешним блеском, показушной лёгкостью, он интуитивно угадывал тяжелейший труд, риск, изнурительные тренировки. Это восхищало его куда больше, чем просто яркие краски.

Номер с дрессированными медведями вызвал у него смешанные чувства. Звери выглядели огромными и немного жалкими в своих смешных костюмчиках, выполняющими неестественные для них трюки. Лили умилялась, а Северус думал о том, насколько это унизительно для такого могучего животного.

Но настоящий восторг охватил его во время выступления воздушных гимнастов. Двое молодых артистов, мужчина и женщина, под куполом шатра исполняли танец, полный невероятной грации, силы и абсолютного доверия друг другу. Они летали, кружились, бросали друг друга в пустоту, зная, что партнер поймает в последний момент. Их тела были совершенными инструментами, каждое движение было выверено до миллиметра. Музыка постепенно затихала, и в тишине, нарушаемой только свистом воздуха и напряженным дыханием артистов, было что-то… магическое. Северус забыл, как дышать. Он видел не просто трюки, а чистую красоту движения, воплощение риска и совершенного мастерства. Это было близко к тому, что он читал о волшебстве — полет, ловкость, преодоление земного притяжения силой воли и тела. Он ловил каждое движение, анализируя траектории, чувствуя напряжение каната, на котором раскачивалась девушка перед тем, как броситься вниз, в руки партнера. Когда они закончили под гром оваций, Северус хлопал громче всех, его глаза горели.

— Правда же здорово? — крикнула ему Лили на ухо, ее лицо сияло. Он мог только кивнуть, словно завороженный.

Затем на арену высыпали клоуны. Неуклюжий Август с огромными ботинками и рыжим париком и его ловкий, насмешливый напарник в клетчатом костюме. Они разыгрывали смешные сценки с ведром «воды» которое оказывалось пустым, с бесконечной вереницей клоунов, вылезающих из крошечной машинки, с неудачной попыткой поймать воображаемую муху. Толпа хохотала. Лили смеялась, звонко и искренне. Северус… старался получать удовольствие. Некоторые шутки были действительно смешными, но большую часть времени он чувствовал себя неловко. Гротескность персонажей, их нарочитая глупость, падения — все это казалось ему каким-то унизительным. Он ловил на себе взгляды других зрителей, особенно детей, и ему казалось, что они смеются не только над клоунами, но и над ним самим, над его нелепой одеждой, над его вечной настороженностью. Слова Петуньи про «работу клоунами» отдавались в его ушах едким эхом. Он украдкой взглянул на Лили. Она смеялась, но когда их взгляды встретились, в ее глазах мелькнуло понимание — она видела, что ему не совсем комфортно. Теперь она положила свою руку поверх его, сжатой в кулак на колене. Он медленно разжал пальцы.

Представление закончилось под оглушительные аплодисменты и марш. Зрители стали медленно расходиться, переполненные впечатлениями. Лили была в восторге.

— Ох, Сев, ты видел гимнастов? Это было потрясно! А медведи! А жонглер с горящими факелами! — Она тараторила, выходя из шатра на прохладный вечерний воздух. — А клоуны? Август такой смешной!

— Да, — коротко ответил Северус, все еще переваривая увиденное. Его больше всего впечатлили гимнасты. Их мастерство, граничащее с волшебством. Но клоуны… он предпочел бы забыть о них.

— Смешной? — вступила Петунья, отставая от матери, покупавшей им сладкую вату. Она поправляла перчатки с видом превосходства. — Примитивно. Дрессированные звери — жестоко. Гимнасты… да, неплохо. Но в целом… — она пожала плечами. — Развлечение для простонародья. — Она бросила многозначительный взгляд на Северуса, как бы включая его в эту категорию. — Хотя, для вас двоих, я думаю, это было поучительно. Особенно номер с клоунами. Прямая иллюстрация к вашей будущей карьере. Ведь что такое ваши волшебные фокусы, как не дешевый цирк для невежд? — Она произнесла это с ледяной вежливостью, но каждое слово вонзилось в Северуса, как нож. Они были чуть в стороне от миссис Эванс, которая разговаривала с продавцом.

Он замер. Кровь ударила в голову. Не просто насмешка. Это было отрицание всего, что он любил, во что верил. Магия — его единственный шанс, его спасение, его мир — сравнивалась с этим… балаганом? С паясничаньем для потехи толпы? Красные пятна поплыли перед глазами. Его руки снова сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

— Петунья! — голос Лили дрожал от ярости. — Замолчи! Ты ничего не понимаешь! Ты просто злая и завистливая! Ты боишься, что у нас будет настоящая жизнь, а ты останешься тут, в своей скучной, серой обыденности!

— Настоящая жизнь? — Петунья засмеялась резко и неприятно. — Жизнь в каком-то старом замке, игра в волшебников? Не смеши. Я буду жить настоящей жизнью. В Лондоне. С настоящими людьми. А вы… вы будете такими же изгоями, как и сейчас. Только в смешных мантиях вместо лохмотьев. — Ее взгляд снова презрительно скользнул по одежде Северуса. — И работать вам придется клоунами, чтобы прокормиться. Хотя нет. В цирк вас не возьмут, придется изворачиваться самим. Показывать фокусы на улицах за гроши. Веселенькая перспектива...

Северус не выдержал. Он сделал шаг вперед, его черные глаза загорелись холодным огнем. Голос, когда он заговорил, был низким, шипящим, полным недетской ненависти:

— Ты… тупая, ограниченная магловская дрянь. Ты боишься всего, чего не можешь пощупать своими жирными пальцами. Твое место — в этой грязи, в этом убожестве. Хогвартс — это не цирк. Магия — это сила. Сила, о которой ты никогда не сможешь даже мечтать. Ты будешь здесь, в своем Ноттингеме или Лондоне, стареть и тухнуть, а мы… мы уйдем в мир, где ты никогда не сможешь нас достать. И слава Мерлину за это.

Он выпалил это почти без пауз, его слова были как удары хлыста. Петунья побледнела, ее глаза округлились от шока и ярости. Даже Лили смотрела на него с изумлением — она никогда не слышала в его словах такой ядовитой силы.

— Дети! Что здесь происходит? — Голос миссис Эванс прозвучал резко. Она подошла, держа три палочки сладкой ваты, ее лицо выражало тревогу и непонимание. — Петунья? Северус? Что вы сказали друг другу?

— Как он смеет!.. — начала Петунья, задыхаясь, но не решаясь повторить слова Северуса при матери. — Он... он оскорбил меня! — выпалила она, указывая пальцем на Северуса, чье лицо стало каменным.

— Северус? — Миссис Эванс посмотрела на него. В ее взгляде читались вопросы и разочарование.

— Я... — он попытался что-то сказать, объяснить, но слова застряли в горле, смешавшись с горечью и обидой. Как объяснить то, что началось с насмешки над всем, что для него свято?

— Мы обсудим это дома, — твердо сказала миссис Эванс, видя его замешательство и ярость Петуньи. — Сейчас нам нужно на автобус. Идемте. Немедленно. — Она раздала сладкую вату, но праздничное настроение было безнадежно испорчено.

— Но, мам! — начали было протестовать Лили и Петунья.

— Сейчас же, девочки. Северус, пожалуйста. — Ее тон не допускал возражений.

Они молча пошли к остановке, миссис Эванс шла посередине, держа Лили за одну руку, а Петунью за другую, словно боясь, что они снова бросятся друг на друга. Северус шел чуть сзади, не притрагиваясь к сахарной вате, которую потом, едва она закончила со своей, отдал Лили, чувствуя на себе тяжелый взгляд миссис Эванс и злобные взгляды Петуньи, которую он лишь изредка видел в профиль. Он чувствовал себя грязным, виноватым, но и бешено обиженным. Он не мог объяснить миссис Эванс, взрослой магле, почему слова Петуньи были для него таким ударом ниже пояса.

Выйдя на знакомой остановке в Кокворте, они молча пошли к дому Эвансов. Вечерний воздух был холодным и влажным. Петунья шла впереди, высоко держа голову. Лили шла рядом с Северусом, но дистанция между ними чувствовалась физически.

У калитки дома Эвансов Петунья, не оборачиваясь, бросила: «Я все расскажу родителям!», — и исчезла за дверью.

Лили остановилась, обернувшись к Северусу. В свете уличного фонаря ее лицо выглядело усталым и озабоченным.

— Сев… — начала она.

— Мне пора, — резко перебил он ее. Он не мог сейчас говорить. Не мог видеть разочарования или упрек в ее глазах. Не мог столкнуться с мистером и миссис Эванс после того, что он наговорил их старшей дочери. — Спасибо… за цирк. Гимнасты… они были великолепны.

— Да, — Лили слабо улыбнулась. — Они были. — Она помолчала. — Сев, насчет Петуньи… Она была ужасна. Но ты… будь осторожнее со словами. «Магловская дрянь»… это…

— Я знаю, — глухо сказал он. — Прости. Я не… Я не хотел… — Он не знал, что хотел или не хотел. Он просто взорвался. — Я пойду.

— Подожди, — Лили схватила его за рукав. — Завтра… мы все равно будем делать уроки? Как договаривались?

Северус посмотрел ей в глаза. В них все еще была тревога, но и надежда. Она все еще хотела его видеть. Несмотря ни на что. Это согрело его, как глоток горячего чая в мороз.

— Да, — он кивнул. — Завтра. После обеда?

— После обеда, — Лили улыбнулась чуть увереннее. — И… спасибо, что был сегодня со мной. Даже с Петуньей.

Он кивнул еще раз, не в силах сказать ни слова, развернулся и зашагал прочь, в темноту, по направлению к Паучьему тупику. Радость от подарка для Лили, восторг от гимнастов — все это было затянуто тяжелой, липкой пеленой стыда.

Чем ближе он подходил к своему дому, тем сильнее сжимался внутри. Шум и краски цирка казались сном наяву. Реальность была здесь: кривые, мрачные дома, разбитые фонари, запах гнили и заброшенности. Он подошел к своей калитке, замер, прислушиваясь. Из окна кухни лился тусклый свет. Слышались голоса. Громкие. Гневные. Тобиас и Эйлин.

Северус почувствовал, как ноги стали ватными. Не сейчас. Только не сейчас. Он ужасно устал, ему хотелось проскользнуть в свою комнату, запереться, спрятаться. Максимально тихо провернув ключи, он осторожно толкнул входную дверь. Он вошел в темный, пропахший сыростью и плесенью коридор, стараясь ступать бесшумно.

— …Деньги! Где деньги, а?! — ревел голос Тобиаса из кухни. — Я оставлял их на столе! Где они?

— Я… я не брала их, Тоби, — голос Эйлин звучал устало и безнадежно.

— Врешь, ведьма! Ты все на свою чертову магию! На книги эти свои! — Раздался звук опрокинутого стула. — Где мои деньги?!

Северус замер у двери на кухню. Его сердце бешено колотилось. Он знал, что будет дальше. Он должен был вмешаться. Но страх парализовал его. После дня, полного таких разных эмоций, после ссоры с Петуньей, у него не было сил.

— Тоби, — неожиданно резко выкрикнула Эйлин. — Может ты их пропил?

Тишина. Густая, зловещая. Потом — страшный, животный рев:

— ЧТОООО?! Да как ты смеешь! Ведьма! Потратила всё на свои книги и этого выродка!

Раздался глухой удар, стон, звук падающего тела. Что-то внутри Северуса оборвалось. Страх сменился слепой яростью. Он забыл про осторожность, забыл про все. Он рванул дверь на кухню.

Тобиас стоял над Эйлин, которая лежала на полу, прижимая руку к окровавленной губе. В глазах мужчины было безумие и ненависть.

— Ты! — Тобиас повернулся к Северусу, его лицо было багровым. — Ты взял мои деньги! — Это был не вопрос, а утверждение. Слепая убеждённость.

Он шагнул к сыну, тяжело дыша, сжав кулаки. Запах перегара и пота был невыносим.

Северус отпрянул, но спиной уперся в стену. Бежать было некуда. Он видел мать на полу, видел кровь. Видел ненависть в глазах отца. Все накопившееся — страх, унижение, злость на Петунью, на весь несправедливый мир — вырвалось наружу.

— Нет! — прошипел он. Голос сорвался, но был полон неожиданной силы. — Я ничего не брал! Ты вечно напиваешься в хлам, а потом лезешь с необоснованными претензиями!

Тобиас остолбенел на секунду. Никогда еще сын не говорил с ним так. Потом ярость, еще более дикая, исказила его лицо.

— АААРГХ! — Он рванулся вперед.

Северус инстинктивно пригнулся. Кулак отца просвистел над его головой, врезавшись в штукатурку стены. Осколки посыпались вниз. Воспользовавшись моментом неловкости пьяного человека, Северус рванулся к матери.

— Мама! Вставай!

Он схватил Эйлин за руку, пытаясь поднять ее. Она застонала, но позволила ему помочь ей встать. Тобиас, выдернув кулак из стены, с ревом развернулся к ним.

— Я вас обоих…!

Но Северус уже толкал мать к двери в коридор. Они выскочили, он захлопнул дверь и, к ужасу своему, понял, что замка здесь нет. Он оглянулся в панике, увидел старую тумбочку в углу коридора, сконцентрировался, насколько позволяла ему ситуация, чуть-чуть помог себе магией, и изо всех сил придвинул ее к двери. Как раз вовремя. Дверь дернулась изнутри, ударившись о тумбочку.

— Открой, тварь! Открой! Я тебя убью! — Тобиас бил кулаками в дверь, тряся ее.

Северус, дрожа всем телом, помогал Эйлин подняться по лестнице. Ее лицо было бледным, из разбитой губы сочилась кровь. Они ввалились в его комнату. Северус захлопнул дверь, щелкнул замком и, как всегда, подпер ее тумбочкой. Потом прислонился спиной к холодной поверхности, слушая, как внизу отец продолжает бесноваться, ломиться в дверь кухни, потом в дверь гостиной, швыряя что-то, ругаясь.

Эйлин медленно опустилась на колени у его кровати, закрыла лицо руками. Ее плечи тряслись. Северус стоял у двери, глотая воздух, чувствуя, как дрожь постепенно отступает, оставляя ледяную пустоту и всепоглощающую усталость. Он посмотрел на мать. На ее седые пряди в черных волосах, на тонкую, изможденную шею, на кровь на губе. На его потрепанный школьный рюкзак, валявшийся в углу у стопки книг, так и не вернувшихся на полку. Книг, про волшебство, зелья, магов и заклинания. Заклинания, которые она не могла, а точнее не хотела применить здесь, в этом доме, против этого человека.

Внизу наконец стихло. Видимо, Тобиас либо свалился где-то, либо ушел. Тишина повисла тяжелым, давящим покрывалом.

Северус подошел к столу, налил в чашку, стоящую на столе, воды из кувшина, намочил уголок своего чистого носового платка и молча протянул матери. Она взглянула на него, ее темные глаза, обычно такие скрытные и холодные, сейчас были полны боли и… стыда? Она взяла платок, прижала к губе.

— Северус… — начала она хрипло.

— Не надо, — резко оборвал он. Он не мог слушать оправдания или жалобы. Не сейчас. Он сел на пол у кровати, спиной к ней, уткнувшись лбом в колени. Физическая усталость от долгого дня, эмоциональная встряска от цирка и ссоры с Петуньей, адреналин и страх от только что пережитого — все это обрушилось на него. Он чувствовал себя разбитым, опустошенным, грязным. Слова Петуньи о клоунах смешались в голове с пьяным ревом отца и его собственными ядовитыми словами. "Магловская дрянь". Он сказал это. О сестре Лили. А сам жил в этом магловском аду. Кто он сам? Выродок. Изгой. И там, и там.

Но потом, сквозь мрак, пробился другой образ. Лили. Ее сияющие глаза, когда она увидела его подарок. Ее рука, лежащая поверх его, в автобусе и после слов Петуньи. Гимнасты под куполом цирка, летящие, как на метле, свободные и прекрасные.

Хогвартс. Это слово, сколько он себя помнил, было для него мантрой, якорем. Всего год. Всего один год, и он уедет. На поезде. В Шотландию. В замок. Туда, где есть магия. Где его способности — не повод для насмешек или страха, а дар. Где он сможет стать сильным. Настолько сильным, чтобы никогда не бояться. Чтобы защитить… кого? Мать? Она не поедет. Она останется здесь. С Тобиасом. Почему? Этот вопрос горел в нем, как раскаленный уголь. Но он не задавал его вслух. Никогда.

Он поднял голову. В темноте комнаты его глаза блестели, как у хищной птицы. Он не будет клоуном. Никогда. Он станет самым могущественным волшебником. Самым умелым. Он выучит все заклинания, все зелья, все защитные чары. Он заставит всех уважать себя. Бояться. И тогда… тогда, может быть, он сможет что-то изменить. Вырвать мать из этого ада. Показать Петунье Эванс, что такое настоящая сила. И быть рядом с Лили.

Он услышал, как Эйлин осторожно встала с кровати.

— Я… пойду вниз, — прошептала она. — Он… он уснул, наверное.

Северус не ответил. Он не повернулся. Зачем? Мама всё равно пойдёт, всегда шла. Он слышал, как тумбочка скребнула по полу, как открылась дверь, как шаги матери затихли на лестнице. Он поднялся, снова закрылся на замок и сполз по стене, не в силах стоять на ногах. Один в темноте. Но в его сердце, среди хаоса боли, страха и стыда, теплился крошечный, но упорный огонек. Огонек надежды на поезд, который увезет его от всего этого. Огонек, зажженный верой Лили Эванс и видом гимнастов, парящих под куполом цирка над обыденным миром. Скоро. Всего год. Год и семь месяцев.

Февраль пролетел незаметно, как одно мгновение. Дни слились в одну нескончаемую канитель из слякоти, от которой Лили и Северус прятались у неё в гостях, делая вместе уроки, читая, играя в настольные игры и просто болтая ни о чём по сути, но в то же время обо всём сразу.

Северус не единожды извинялся перед Петуньей за свою грубость, несмотря на то, что был искренне уверен в том, что в том конфликте виноват был не он, но не услышал от нее ни слова в ответ. Впрочем, совесть его больше не грызла, так что основная цель этих извинений была достигнута.

Весна пришла как-то... резко. Первого марта Северус проснулся, ощутив в воздухе фантомный аромат распускающихся цветов и свежих почек. Этот неповторимый запах, смог бы преобразить даже самый пасмурный день. Уже много лет он неизменно поднимал Северусу настроение, обещая скорое наступление тёплых летних дней — времени, когда он мог часами, днями, а иногда почти неделями, если хорошо подготавливался, пропадать на улице. Даже смрад Паучьего тупика не мог заглушить эту живительную свежесть.

Северус пронесся по дому, спускаясь на первый этаж чуть ли не вприпрыжку. Тобиас, отлёживаясь после очередного запоя, спал и не мог помешать сыну наслаждаться этим прекрасным утром.

Но самым чудесным, тем, отчего душа Северуса буквально пела, было то, что накануне вечером, перед сном, к Северусу в спальню пришла мама. Сама. И она предложила ему почитать что-нибудь на ночь...

Северус "заказал" у неё её любимую сказку из сборника Барда Бидля. То, что он знал их почти наизусть, особенно после того приготовления подарка на день рождения Лили, значения не имело, ведь было что-то совершенно особенное в самой идее, что их ему прочитает кто-нибудь другой.

В тот вечер Северус позволил себе побыть самым обыкновенным ребёнком. Он завернулся под простыню, подложил под голову ладонь и с улыбкой слушал то, как мама читает ему сказку на ночь. Северус был удивлён, когда Эйлин начала «Фонтан феи Фортуны». Он тоже считал эту историю лучшей, и был ужасно горд тем фактом, что он в очередной раз оказался чем-то похож на маму.

Северус замечательно выспался и с утра прокручивал в голове вчерашнее событие. А для него это было именно событие, ведь раньше такого никогда не случалось. Даже в детстве. Он, конечно, прекрасно помнил, как Эйлин учила его читать, именно по этой книге, к слову, но чтобы она читала ему просто так... особенно когда он прекрасно справлялся с этим самостоятельно...

Мальчик буквально влетел на крыльях счастья на кухню, где застал маму за её обычным занятием в нынешнем состоянии: просмотром вида из окна. Эта сцена перестала вызывать в нём такие яркие эмоции, как в том же ноябре, к примеру, но сейчас, особенно после вчерашнего проблеска, было больно смотреть на... такую маму.

— Доброе утро, мама, — поздоровался Северус. — Как ты?

Эйлин медленно повернулась к мальчику. «Ну хоть слышит, и то хлеб», — подумал Северус.

— Всё... нормально, Северус. А ты как?

— Превосходно! Мама, можно тебя попросить?

— О чем?

— Ты не могла бы читать мне сказку хотя бы раз в месяц? Или два? Ну, хотя бы раз в полгода? Просто... — он смущенно шаркнул ножкой. — Я... Я же скоро уеду в Хогвартс. Через полтора года. И редко буду приезжать. А так у нас были бы эти воспоминания.

Эйлин помрачнела, но пожала плечами.

— Не знаю, Северус, думаю, вряд ли, — она помолчала, затем сменила тему: — Ты что-то ещё хотел? Опять бежишь к своей маглорождённой?

Северус кивнул с улыбкой. Мама не назвала его подругу грязнокровкой. Вот и замечательно.

— Да, я сегодня пойду к Лили. Мама, я могу у тебя попросить палочку? Мне надо попробовать одно простенькое заклинание, оно из Трансфигурации. Я отвернусь к стене и не буду направлять палочку ни на себя, ни на тебя, ни на кого-либо ещё. Просто опробую заклинание... и всё. Можно? Пожалуйста!

— Что за заклинание, Северус? — уточнила Эйлин.

Северус встрепенулся. Она не отвергла его идею, значит... значит... есть шанс, что разрешит?

— Орхидеус. Оно создаёт цветы. Помнишь такое?

— Помню, Северус. Как и то, что у меня не выходило. Принцы никогда не были сильны в Трансфигурации, так что и у тебя вряд ли что получится. Тем более, это заклинание далеко не первого курса...

— Пятого, если быть точнее, — прервал её Северус. — Но можно я всё-таки попробую? Мне очень нужны цветы.

Эйлин усмехнулась. Что-то в лице этого мальчика, выражающем решительность во что бы то ни было достать цветы своей даме сердца, забавляло её.

— Попробуй, Северус. Но только это. И не направляй ни на что в доме. Тоби... Ему не понравится, если ты что-то сломаешь.

Она встала и ушла вглубь дома, вернувшись через несколько минут с небольшой ивовой палочкой с сердцевиной из волоса из хвоста единорога.

— Осторожно, Северус.

Мальчик напряжённо кивнул. Палочка чуть заискрилась, когда её передали в новые руки. Он закрыл глаза, вспомнил нужный пасс палочкой, представил красивые, невозможно голубые орхидеи и произнёс максимально чётко:

— Орхидеус.

Северус едва успел их подхватить, иначе они бы точно упали на пол. Он аккуратно положил цветы на стол и перевёл полный восторга взгляд на маму. Эйлин с широко распахнутыми глазами, в которых читалось искреннее удивление, смотрела на него. Северус впервые видел у неё такое выражение лица.

— Как..?! — выдохнула Эйлин.

— Не знаю, мам, — смущённо ответил мальчик. — Ты видела? Можно ещё раз? Пожалуйста-пожалуйста! — Северус попытался повторить жест Лили, который она использовала, чтобы выпросить у родителей ещё одну печеньку, и который неизменно помогал — наклонил голову чуть набок, сложил руки в мольбе, а также попытался сделать самый жалобный взгляд, на какой только был способен. Эйлин сморщила нос в ответ на его глупые попытки, но всё-таки разрешила.

Северус создал ещё три букета: пышный и торжественный букет для Лили с рыжими и изумрудными орхидеями; с бежевыми, голубыми и миниатюрными розовыми, для Петуньи, а также изысканный для миссис Эванс — с песочными, фиолетовыми и одной белой в центре. Он перевязал каждый букет ленточками из ниток для вязания, взятых на чердаке.

Вручив маме первый букет, поздравив её с международным женским днём и порывисто, но крепко обняв, Северус вышел на улицу. Оставшиеся букеты пришлось засунуть в рюкзак, чтобы их необычные цвета не привлекли внимания маглов, всё-таки ему оставалось ещё как минимум полчаса добираться до дома Лили через парк.

Северус шёл в ещё более приподнятом настроении. Перед глазами стояло чуть омрачённое какой-то детской завистью, но тем не менее полное гордости лицо матери, принимающей букет. Северусу резко захотелось каждый день воровать у мамы палочку и дарить ей цветы. Просто ради её улыбки. Чёртов Тобиас! Наверняка, даже если бы был магом, никогда не сделал бы этого для Эйлин. Невежественный козёл!

Как бы Северус его ни не любил, Тобиас в последнее время был... не таким ужасным, как обычно. В середине февраля он заявил, что бросает пить, и, несмотря на ставки Северуса на то, что тот сопьётся через два дня, отец продержался целых полторы недели. Это были дни спокойствия в жизни Северуса. Так удачно совпало, что именно в тот период классу мальчика приготовили кучу контрольных, и одноклассники нашли себе другие занятия, помимо приставаний к своему любимому «Снупи». Тем больнее было, когда Тобиас вернулся почти в прежний темп жизни, хотя напиваться в хлам стал только через день. В промежуточные дни он выпивал лишь полкружки, «для смелости», так сказать.

На сегодняшний день у Северуса не было абсолютно никаких планов, кроме похода к Эвансам. С большей частью домашней работы он расправился ещё в пятницу, в гостях у Лили и всю субботу в основном выполнял задания на неделю вперёд.

Подруга говорила, что у неё есть одна интересная идея, чем они смогут заняться, помимо одностороннего дарения-получения подарков. Ни словом, ни намёком Лили не дала понять, что конкретно ему предстоит, так что сейчас Северус делал шаги в пустоту, от которой было неизвестно, чего ожидать. И мальчику... нравилось это чувство. Ему доставляла непривычное удовольствие возможность полностью отпустить контроль, идти на поводу, следовать за маленькой нежной рукой, под взором прекрасных изумрудных глаз... Ему, оказывается, очень нравились сюрпризы. Сюрпризы... от Лили. Иногда ему казалось, что они ему нравятся исключительно из-за того, кто именно их устраивает. Северус уже давно заметил, что всё в его жизни, как бы то ни было связанное с Лили, идеально. Он не знал, почему так, но ему это безумно нравилось.

Северус предвкушал замечательный день. Он довольно быстро дошёл до дома Лили. Сначала он вынул букеты и открытки, которые, слава Мерлину, не помялись, завел за спину руку, в которой непонятно каким образом уместил всё это великолепие, и нажал на дверной звонок. Открыл мистер Эванс. Мальчик хотел было поздороваться, как вдруг под рукой мужчины протиснулась огненная молния и кинулась ему, Северусу, на шею.

— Доброе утро, Сев! — выкрикнула Лили, повисая на нём, как маленькая мартышка.

— Доброе утро, мистер Эванс, Лили.

— Вау, Сев... Ты где такие взял? — спросила подруга, заметив цветы у него за спиной.

Северус уже привычным движением расцепил её руки у себя за шеей и, наклонив голову, скрывая смущение за волосами, протянул букет с открыткой, предназначенные ей. Лили с восторгом приняла цветы, и, обхватив их обеими руками, внюхиваясь в их неповторимый аромат, принялась рассматривать открытку. На квадратном листочке была изображена полянка, на которой, видимо на пикнике, устроившись на пледике с корзинками, сидела она с Севом. А на фоне возвышался Хогвартс, где было видно различных студентов, которые, как бы, спешили по своим делам. Лили вначале открыла рот от удивления, а потом подошла к Северусу, взяла его лицо в две ладошки, показывая солнечному свету, и порывистым, импульсивным движением поцеловала в кончик носа. Северус вытаращился на неё, покраснел до корней волос и, когда его наконец отпустили, тут же сгорбился и скрылся за волосами, как за щитом. Лили звонко рассмеялась, хотя её щёки тоже горели.

Мистер Эванс, тем временем, приглашающим жестом распахнул дверь пошире. Дети вошли, Северус снял верхнюю одежду, и они направились в гостиную, где их ждали Петунья и миссис Эванс. Их удивлённые взгляды с неприкрытым любопытством и даже восхищением остановились на цветах, выглядывающих у Северуса из-за спины.

— Доброе утро, миссис Эванс, Петунья. С праздником вас, — произнёс Северус, протягивая им по букету и открытке. Их глаза распахнулись от удивления, когда они увидели его подарки во всей красе. Первой опомнилась Петунья.

— Ты где их спёр? — с подозрением спросила она.

— Пожалуйста, Петунья, — ответил, скривившись, Северус, как бы намекая на то, что девочка пропустила слова благодарности. — Я ничего не воровал, да будет тебе известно, так что адрес для твоих нужд не подскажу.

— Тогда откуда у тебя цветы, Северус? Особенно... такие? — задал интересующий всех вопрос мистер Эванс.

— Я попросил у мамы палочку и наколдовал их.

— Вау, Сев! — воскликнула Лили. — Они такие... реалистичные, только цвета необычные. Спасибо, Сев!

— Спасибо, Северус! — поблагодарила молчавшая до этого миссис Эванс.

— Пожалуйста, — коротко ответил Северус.

— Сев, знаешь что я придумала? Мы сегодня будем готовить! А если точнее — печь! Здорово? — так и пылая энтузиазмом выпалила Лили, нетерпеливо приплясывая вокруг друга.

Северус уставился на неё. Он не ожидал такого предложения. Чуть поразмыслив, мальчик пришёл к выводу, что это и правда отличная идея, ведь он никогда раньше ничего не готовил, а, тем более, не пёк.

— Здорово, Лили.

— Знаешь, что самое замечательное?

— Ноль идей, — приподнял бровь Северус.

— У нас будет самый крутой куратор — Петунья! — с ехидной улыбкой вскрикнула Лили.

Словами невозможно описать весь тот шок, который отразился на лице Северуса. Он медленно перевёл глаза на Петунью. Она стояла, презрительно скривившись. Это зрелище позабавило мальчика, и он, собравшись с силами, улыбнулся и выдавил из себя:

— Спасибо, Петунья, — затем он перевёл взгляд снова на Лили. — Ещё сюрпризы будут?

— Пока не планировались, — самодовольно ухмыльнулась девочка. — Так вот. Мама купила творог, так что мы будем делать ватрушки. А потом ещё испечём небольшой кекс. Но сейчас — чай!

Когда все уселись, мистер Эванс спросил:

— Как дела у твоей мамы, Северус?

Северус слегка напрягся, но быстро взял себя в руки и ответил:

— Всё хорошо. Правда, — добавил он, заметив недоверие на их лицах.

— Это замечательно, Северус. А как у тебя дела в школе?

— Нормально, — Северус пожал плечами. Это не было правдой в полной мере. Одноклассникам в последнее время снесло крышу и они всё время лезли к нему с претензиями, а иногда даже пытались достать его физически, но все это давно было для него привычно. Почти что в пределах нормы. Пока Северус с головой погрузился в воспоминания, ему прилетел следующий вопрос, от Лили.

— Сев, а что это за заклинание?

— Орхидеус. Можно делать и другие цветы, но я не успел отработать для них пасы и решил, что так... безопаснее. К тому же, мне нравятся орхидеи.

— Мне тоже, Сев! — поддержала его Лили.

Вскоре диалог закрутился вокруг будничных дел, а затем и вовсе сошёл на нет, так что закончив его дети перебрались на кухню: Северус мыл посуду, Лили протирала стол, а Петунья набирала ингридиенты для ватрушек. Когда все дела были завершены, Северусу поручили замешивать тесто. Он с энтузиазмом принялся за дело, представляя, что готовит зелье. Петунья время от времени поправляла его ехидными замечаниями, но Северуса они нисколько не задевали — он привык, да и понятно было, что у старшей дочери Эвансов такой язык общения не из какой-то большой ненависти, а скорее просто так, для галочки.

Пока остальные занимались ватрушками, Лили замешивала тесто для шоколадного кекса, украдкой посматривая на вовлечённого в процесс друга. Было видно, что ему нравится готовить. Он делал это с азартом, с какой-то искоркой.

В какой-то момент Северусу пришла в голову идея. Он отошёл от стола на два шага, впился взглядом в тесто и оно... начало мешаться само. Так, будто это делали невидимые руки. Петунья, контролирующая процесс, взяла ложку и стукнула ей Северуса по голове, возвращая его к реальности.

— Ты что творишь? — прошипел Северус, поморщившись.

— Это ты что творишь? — парировала Петунья. — Никаких ваших чудаковых фокусов на кухне!

Северус недовольно фыркнул, бросил на неё обиженный взгляд и взялся за тесто вручную.

— Сев, это было круто! — прошептала ему Лили, стоящая рядом.

Петунья это услышала и уже занесла ложку над головой сестры, как вдруг та вылетела у неё из рук. Девочка впилась глазами в Северуса. Тот покачал головой, ухмыляясь. Лили расхохоталась.

— Готовьте уже! Снейп, доставай противень, — приказала порядком раздражённая Петунья.

Северус послушался. Она называла его по имени лишь иногда, в моменты, когда у неё было хорошее настроение, так что обращение по фамилии нисколько его не смутило.

В целом, дальнейшая готовка прошла спокойно. У Лили получился прекрасный кекс, который быстро поднялся, а ватрушки даже не успели остыть, когда все снова собрались за столом в гостиной, наслаждаясь выпечкой. Северус таял от удовольствия, не столько от физического, хотя ватрушка, которую он сейчас с упоением жевал, была замечательной, сколько от покоя, царившего у него в душе. Он привык, что в его жизни никогда не наступает полностью светлая полоса, либо наступает, но ненадолго, тут же обрываясь каким-то кошмарным событием, в основном связанным с его отцом, однако несмотря на это, он научился ценить эти хрупкие, короткие моменты счастья.

В один момент Северус легонько толкнул Лили локтём в бок и прошептал ей на ухо:

— Лил, хочешь попробовать кое-что?

Лили посмотрела на него полными недоумения и любопытства глазами.

— Давай! Что именно? — шепнула она ему.

— Можно руками разогревать еду, ты пробовала?

— Нет. А у тебя получается?

— Да. Хочешь покажу?

— Покажи.

Северус положил руку ей на предплечье. Вначале ничего не происходило, но уже через пару мгновений его пальцы начали стремительно нагреваться, как закипающий чайник. Заметив перемену в лице Лили, Северус резко отдёрнул руку, боясь сделать ей больно.

— Вау, Сев! — восхитилась Лили шёпотом. — Как ты это делаешь?

— Закрой глаза, сконцентрируй ощущения на ладонях и представь что-нибудь горячее. Я представляю извержение вулкана — недавно читал об этом. Потом представь, что у тебя это горячее на кончиках пальцев. Лучше всего взять что-то в руку — так ещё можно представить, что ты это что-то нагреваешь, и оно так и получится, — немного сбивчиво объяснил Северус.

— Можно я возьму тебя за руку, а ты скажешь, получается, или нет?

— Давай.

Северус протянул ей ладонь. Лили взяла её и попробовала выполнить инструкции Северуса. Она вспомнила жар Самайновского костра, когда они ходили вокруг него в ту волшебную ночь, сконцентрировалась на ладонях и попробовала их нагреть.

Краем сознания девочка услышала, как Северус сказал ей, что у неё получается, и попросил попробовать нагреть ещё сильнее. Она вновь стала прокручивать в голове то их приключение с начала и до... конца. Тут она вспомнила ожог Северуса и прямо почувствовала, как резко похолодели её пальцы. Друг тоже это заметил.

— Что такое? — шёпотом спросил он её.

— Ничего, Сев. Просто вспомнила... Ну, я думала про Самайн...

— Я понял, — резко оборвал Северус её, прекрасно зная, о чём она говорит. Затем попытался её отвлечь: — Но у тебя получилось, Лили! Молодец!

— Сев, как ты к этому пришёл?

— К чему?

— Ну, к нагреву?

— Ну... Помнишь, я болел в январе? У нас тогда... отопление отключили, и я мёрз. И с того момента я стал пробовать что-то сделать. Я вообще часто пытаюсь колдовать без палочки, каждую неделю отрабатываю по пять "заклинаний", если прогресса нет, бросаю и пытаюсь придумать что-то новое.

— Круто! И что у тебя уже получается?

— Ну... Мне нравится левитировать, ещё, если помнишь, мы с тобой силой мысли дверь толкали, ты тоже это умеешь. Конечно же, нагревание, охлаждение по тому же принципу в общем-то... А ещё я научился зажигать свечку рукой!

— Что? Рукой?

— Ага. Хочешь покажу? У вас есть свечки?

— Да, но давай чуть попозже...

Всё это время, пока они шептались, остальные Эвансы вели оживлённую дискуссию. Северус попытался вникнуть в её смысл, но быстро запутался.

Через какое-то время разговор сам собой затих, и мистер Эванс включил телевизор, чтобы хоть как-то заполнить возникшую тишину.

Все повернулись к телевизору. Северус, как заворожённый, слушал женщину-диктора, пока в телевизоре мелькали изображения ужасного происшествия.

«Вчера вечером, в 11:26 загорелось офисное здание на Черинг-Кросс-Роуд. Двадцать пять человек пострадавших, девять находятся в реанимации, трое погибли. Очередное кровожадное нападение неизвестной террористической организации...»

Мистер Эванс выключил телевизор.

— Ужас какой... — прошептал он.

— А давно это? — спросил Северус. Он бывал у Эвансов почти каждый день, но ничего не слышал об этом раньше.

— Нет, с конца января. Такой ужас... Страшно прямо-таки...

Северус кивнул.

— Черинг-Кросс-Роуд... — задумчиво протянул он. — Я это где-то слышал...

— Может быть, в какой-то книге упоминалась эта улица?

Северус похолодел. Он вспомнил, что это за улица.

— Лили, эта улица... Я вспомнил! Именно там стоит здание, в котором находится проход в Косой переулок.

Все в комнате уставились на него широко распахнутыми глазами.

— То есть нападение случилось рядом с вашей торговой улицей? — спросил мистер Эванс.

— Да, — ответил Северус.

Эвансы замолчали. Северус потирал виски, размышляя. Может это совпадение? Там же сказали, это террористическая организация! Или несчастный случай? А что вообще говорят маглам, если волшебник неправильно произнёс заклинание и, например, взорвал дом? Или тут как с войной с Грин-де-Вальдом? Маглам же сказали, что всё было из-за Гитлера...

Спустя десять минут напряженного молчания, голос подала миссис Эванс:

— Дети, вы большие молодцы, у вас всё получилось очень вкусно. Северус, если хочешь, вы с Лили можете посидеть у неё в комнате, пока мы тут уберём. Петунья, можешь либо к ним присоединиться, либо пойти к себе.

Петунья фыркнула и отправилась восвояси. Лили и Северус переглянувшись, синхронно поднялись и понеслись в комнату. Девочка закрыла дверь на щеколду.

— Как думаешь, Сев, что это значит?

— Не знаю, — пожал плечами Северус. — Возможно, просто совпадение. Может быть, кто-то из волшебников... неуклюже себя ведёт.

— Полтора месяца? Неуклюже убил трёх человек? И это не первые жертвы, Сев!

— У меня столько же информации, сколько и у тебя, Лили. То, что моя мама — волшебница, к сожалению, почти ничего не значит. Она ни с кем не общается из... нашего мира. И газет не получает. Давай не будем об этом, ладно? Мы можем лишь строить предположения, а сейчас нафантазируем себе какой-нибудь далёкий от реальности бред и потом спать не сможем.

— Хорошо, Сев. Покажешь мне тогда фокус со свечкой?

— Это не фокус, — насупился Северус. — Покажу.

Лили достала свечку и поставила её на тумбочку у кровати. Северус провёл ладонью над свечкой, и она загорелась. Затем он повторил движение, только в другую сторону, и пламя погасло. Затем повторил эти действия ещё столько раз, сколько попросила Лили.

Потом Лили попросила научить и её. Она пробовала полчаса, пока у неё наконец не загорелась свечка. Измученная стараниями, она заявила:

— Если гасить будет так же сложно, обойдусь. Буду задувать.

Северус рассмеялся.

— Тогда можешь не пробовать. Я учился гасить дольше.

Лили кивнула и упала спиной на кровать.

— Сев, давай ещё что-нибудь попробуем. Ну не знаю...

— Хочешь поиграть в волшебные шахматы? — предложил Северус.

— Это как? Ты не говорил, что у тебя есть...

— У меня и нету. Я буду твоими волшебными шахматами.

— Каким образом?

— Ну, ты будешь говорить типо: «Конь на Е4», а я левитировать туда. Настоящие волшебные шахматы ещё говорят и спорят с игроком, если он поступает глупо. Второе тоже могу обеспечить, — он улыбнулся.

— Давай, Сев!

Лили побежала на первый этаж и вернулась через минуту с шахматами в руках. Они прекрасно провели время, больше дурачась, чем действительно погружаясь в игру. Лили увлеклась озвучкой шахматных фигур, а Северус в итоге сам не понял, как подхватил. Они много смеялись, улыбались, и под вечер Северусу совсем не улыбалось идти в Паучий тупик. После этой воистину волшебной атмосферы комнаты Лили возвращение домой, в трущобы, казалось пыткой.

Миссис Эванс всучила Северусу половину оставшихся ватрушек и три куска кекса, чтобы он угостил родителей. Северус поотнекивался, но вскоре согласился и, обнявшись с Лили, попрощался, договорившись встретиться завтра утром и вместе пойти в школу.

Чем ближе Северус подходил к Паучьему тупику, тем сильнее его охватывало тревожное предчувствие. Он всегда чувствовал, возвращаясь сюда то, что тут опасно. Тут могли напасть на улице, чтобы отобрать одежду или деньги, тут даже дома нельзя было ждать убежища. Так что он всегда старался быть максимально сконцентрированным, а особенно ему стоило быть таким сейчас, ведь он нёс ценный груз и желанную добычу для обголодавшихся детей и подростков, каким он тоже был до знакомства с Эвансами.

Несмотря на все его опасения, до дома он добрался вполне спокойно, но довольно поздно. В окне кухни мерцали свечи. Внутри было тихо и, на удивление Северуса, запах алкоголя был не сильнее, чем когда он уходил.

Он медленно снял куртку и разулся. Протиснувшись в освещённую комнату, он застал непривычную картину: мама о чём-то спокойно разговаривала с... Тобиасом. От него не несло, и Северус удивлённо осознал, что тот, видимо, был трезв.

Родители обернулись на скрип половиц.

— А, это ты, щенок, — выплюнул Тобиас. Даже в трезвом состоянии он плохо относился к сыну и имел мерзопакостный характер.

— Здравствуй, То... — он осёкся и процедил сквозь зубы: — отец.

— Здравствуй, Северус, — поздоровалась Эйлин. Северус с радостью отметил, что у неё вполне осознанный взгляд.

— Я могу сесть с вами? — попросил Северус, взглядом указывая на пустой стул рядом с матерью.

— Валяй, — ответил Тобиас.

Северус подошёл к посуднице и взяв оттуда одну большую, две маленькие плоские тарелки и две вилки, начал сервировать стол под недоумёнными взглядами родителей. С помощью вилок он положил по куску кекса каждому из родителей и на большую тарелку выложил две ватрушки. Остальные пять он завернул в пакет и отнёс в неработающий холодильник. Туда же отправилась пластиковая коробочка с последним куском кекса. В полной тишине захлопнул дверцу и опустился на стул рядом с матерью.

Затем Северус взял в одну руку тарелку с ватрушками, а в другую — с кексом, который заведомо хотел отдать маме, и подогрел их. Вернул на место.

— И что это за фокусы? — спросил вышедший из оцепенения Тобиас. — Ты где еду взял?

— Я был в гостях у моей подруги, и она предложила мне поготовить вместе с ней. Потом мне дали с собой, и я решил поделиться с вами, — Северус умолчал, что в его планах было только угостить Эйлин, но сейчас, смотря на трезвого, пусть и ядовитого, отца, даже не сильно жалел.

Тобиас фыркнул.

— Скоро в бабу превратишься, повар недоделанный.

— Возможно, — холодно ответил Северус. Затем мягко обратился к Эйлин: — Мам, попробуй кекс, пожалуйста, пока тёплый.

Эйлин медленно кивнула, неуверенно отломила вилкой кусочек и поднесла ко рту. На мгновение её губы дрогнули в довольной улыбке.

— Вкусно, Северус. Это ты сам испёк?

— Нет, мам. Это Лили сама. Я, под руководством Петуньи, старшей сестры Лили, делал ватрушки. Если они остынут, когда ты захочешь попробовать, скажешь, я подогрею, хорошо?

— Да, Северус.

— Как ты это делаешь? — вмешался Тобиас.

Северус нехотя перевёл на него взгляд.

— Что именно?

— Подогреваешь. Эйлин говорила, что для колдовства нужна эта ваша чёртова палочка. А твои ранние фокусы объясняла тем, что ты их не контролируешь.

— При желании можно научиться и так, Т... отец. У меня это желание было. Тебе я подогревать не стал, не бойся.

— Что ты сказал? — прищурившись, выплюнул Тобиас.

— Ты же постоянно говоришь, что мы своим колдовством затягиваем тебя в ад, — совершенно спокойным тоном объяснил Северус. — Твой кекс приготовлен без капли колдовства и я его с помощью магии не подогревал, так что ты можешь не опасаться — он твоей душе не повредит.

Тобиас попытался испепелить сына взглядом, но мальчик спокойно выдержал его — больше он не боялся.

— Если ты хочешь, я могу подогреть и тебе, так правда будет вкуснее, — сам не зная зачем, предложил Северус.

— Валяй.

Тобиас пододвинул тарелку к Северусу. Снейп-младший сделал, что велели и вернул её обратно.

Отец отломил большой кусок кекса и проглотил его. Затем последовали второй, третий и четвёртый, на котором всё в общем-то и завершилось. Тобиас знаком показал Северусу, чтобы тот подогрел ватрушки.

Когда Тобиас покончил с первой и потянулся за второй, Северус спросил:

— Отец, может мама покушает? А завтра на завтрак съешь две, а? Просто сегодня у мамы праздник...

Тобиас вначале взбесился, но потом, услышав про праздник, спросил, глядя на мягко улыбающуюся Эйлин:

— Что ещё за праздник?

— Международный женский день, — Северус пожал плечами и показал рукой на вазу с голубыми орхидеями, стоящими на столе. — Это я наколдовал маме цветов, если что.

Тобиас хмуро посмотрел на цветы, потом на Эйлин и улыбнулся ей.

— Я тебе говорила, Тоби. Нет у меня ухажёров, — подала голос Эйлин.

— Северус, — неожиданно обратился Тобиас к сыну, впервые за последние месяцы, по имени. — Принеси сюда эту вашу чёртову штуковину и покажи мне.

Северус кивнул, поднялся. Взгляд скользнул по лицу матери — оно было спокойным, без тени прежнего страха. Он принес палочку. Показал «Орхидеус», и на стол мягко опустились цветы глубокого, бархатисто-черного цвета. Тобиас посмотрел на цветы, потом на Эйлин. Уголок его рта дернулся — нечто среднее между усмешкой и невольным одобрением.

Ладно, — буркнул он наконец, отодвигаясь на стуле. — Чудеса в решете. — Он потянулся, громко зевнул. — Спать пора. Завтра на смену рано. — Он встал и, без привычной грубости, просто кивнул в сторону Эйлин: — Идем?

Эйлин встала следом.

— Спокойной ночи, Северус, — сказала она мягко.

— Спокойной ночи, мама. Отец, — ответил он, все еще чуть настороженно, но внутри что-то оттаивало.

Они ушли в спальню. Дверь закрылась не с грохотом, а с обычным щелчком. Северус остался один на кухне. Тишина. Но это была другая тишина. Не зловещая, не давящая. Просто... тишина вечера. Воздух не вибрировал от скрытой ярости, не пахло перегаром и страхом. Пахло сладковатым кексом и пылью.

Он убрал остатки еды в холодильник, потушил керосиновую лампу. Поднялся в свою комнату по скрипучей лестнице. Запер дверь на ключ, по привычке подпер тумбочкой. Но сегодня это было не от страха, а просто ритуал. Его личное пространство.

Он разделся, погасил свечи легким движением ладони — навык, который уже не требовал усилий, и нырнул под одеяло. В ушах всё еще звенел смех Лили, перед глазами стояли яркие краски ее комнаты, теплый вкус ватрушки на языке. Обрывки их разговоров о магии, о цирке, о будущем в Хогвартсе.

Из спальни родителей не доносилось ни звука. Только полная, мирная тишина. Северус перевернулся на бок, уткнувшись лицом в прохладную подушку. Усталость накрыла его теплой волной после насыщенного дня. Сегодня все было... хорошо. По-настоящему хорошо. И у Эвансов, и здесь, в этом, обычно проклятом, доме. Редкий, хрупкий подарок судьбы.

«Воистину прекрасный день», — подумал он, и последнее, что он почувствовал перед тем, как уснул, было не привычное гнетущее ожидание беды, а легкая, почти забытая тяжесть усталости в мышцах и тихое удивление перед этим неожиданным затишьем. Он заснул быстро, без кошмаров, под смутный гул далекого поезда в его мечтах, уносящего его в Шотландию. Оставался всего год и пять с половиной месяцев до начала его пути в Хогвартсе.

Примечание авторов: не бечено

Стояла тёплая тёмная ночь. Северус стремительным шагом двигался в сторону парка. Под ногами, нарушая гробовую тишину Паучьего тупика, стучали мелкие камешки. Ветер ласково дул в лицо мальчику, развевая его длинные чёрные пряди. В последнее время он настолько часто ходил в парк, что даже немного загорел под солнцем, но это нисколько не ослабило контраст между его глазами, волосами и кожей. Северусу всё равно казалось, что он напоминал старую фотографию — черное на белом. Сейчас мальчик был бледен ещё сильнее обычного, волнение сдавливало ему горло.

Он всегда был послушным ребёнком, по крайней мере вне семьи точно. Дома иногда ему приходилось идти на крайние меры и... так сказать, перечить взрослым, но лишь в целях самозащиты. В школе он всегда слушался учителей, хотя проблем всё равно доставлял немало — конфликты в его ситуации были неизбежны. Северусу с какой-то стороны даже нравилось жить по правилам. Они давали ему хоть какую-то опору в его вечно неустойчивом мире.

А сейчас он шёл, чтобы нарушить один закон — комендантский час в кирпичном доме под бирюзовой крышей. В доме, который стал ему родным. Он планировал обмануть людей, которые были к нему добры и... доверяли ему.

Ровно полгода назад он делал то же самое, пусть и при других обстоятельствах. От воспоминания о той ночи Северус чуть замедлил шаг и передёрнулся.

Вдруг его отвлёк какой-то шорох и он, подпрыгнув, повернулся по направлению к звуку. В темноте призрачно сверкнули ярко жёлтые глаза. Северус улыбнулся. Чёрная кошка. Символ проблем. Вестница беды.

Он не верил в эту примету. Тихо фыркнув, чтобы не спугнуть ночное создание, Северус плавно приблизился к кошке и опустился на корточки, не дойдя до животного буквально пару футов. Он протянул руку, пробормотал стандартное: «Кис-кис» и через несколько секунд кошка, тщательно обнюхав кончики его пальцев, подставила пушистую морду под ладонь. Северус улыбнулся шире и принялся чесать её за ухом.

Он всегда любил кошек, и они отвечали ему взаимностью. Мальчик видел в них отражение себя, таких осторожных одиночек. Ну, а ещё их обоих не любили собаки.

Северус и вправду никогда не мог поладить с псами. Любая псина, уличная и домашняя, даже самая-самая ручная, при малейшей его попытке сблизиться, начинала рычать и угрожающе клацать зубами. Северус не переживал из-за этого. Собаки в большинстве своём казались ему бесшабашными и неопрятными, а вот кошки... Они были аккуратны, красивы и собраны, у них, по поверьям, было девять жизней... И очень важным для Северуса было то, что они почему-то всегда считали его своим.

Они никогда его не царапали, лишь однажды от него убежал кот. И то, только потому, что в тот момент к Северусу подбежала маленькая, спущенная с поводка собака и начала лаять на мальчика. Кот, видимо, счёл что это бешеное создание может переключиться на него, и смылся по добру по здорову.

Северус несколько минут чесал кошку за ушком, а затем, мягко проведя по спинке ладонью и в последний раз вслушавшись в громкое мурчание, встал.

— Ладно, хватит. Прости, меня ждут, — сказал он своей новой знакомой и двинулся дальше.

Кошка чуть раздражённо мотнула хвостом и... пошла следом. Северус усмехнулся и ускорил шаг. Странное создание непреклонно семенило за ним.

Мальчик чуть подумал и решил, что спутница ему не помешает, если, конечно, не начнёт выпрашивать продолжения ласок. Так, в компании кошки, он и дошёл до площадки. Кинув взгляд на дом неподалёку, который, казалось, он теперь узнал бы из тысячи, и увидев, что там ни в одном из окон не горит свет, Северус решил не торопиться и перепрыгнул невысокую ограду детской площадки. Его спутница последовала его примеру и, когда он сел на лавочку, улеглась по соседству. Мальчик удивлённо посмотрел на неё. Это было прямо-таки неестественное поведение для кошки. Они, конечно, и раньше к нему хорошо относились, но чтобы чуть больше получаса преследовать... Совсем странно, в общем. Он пару раз провел тыльной стороной ладони по мягкой пушистой спинке, а затем вновь отнял руку и стал копаться в рюкзаке. Арсенал у него был примерно тот же, что и полгода назад. Камешки, блокнот. Только теперь, вместо пучка шалфея, у него была с собой старая походная фляжка Тобиаса наполненная водой.

К сожалению, довольно значительную часть ингредиентов для ритуала пришлось попросить принести Лили, потому что их у него дома не водилось.

Он открыл свой черный блокнот, подаренный подругой и в очередной раз перечитал порядок проведения ритуала, повторил нужные фразы. Сегодня ему хотелось, чтобы всё прошло идеально. Не в пример Самайну.

Пока что всё шло по плану. Погода благоволила, он всё запомнил и, самое главное, Северус шёл на ритуал совершенно здоровый и в хорошем настроении.

Почему-то его так и потянуло посмотреть на правую кисть. Повернувшись к свету стоящего неподалёку фонаря Северус осмотрел ладонь. Всё, что осталось от ожога — большой шрам. Иногда, конечно, кожа будто была более чувствительна к температуре, но это совсем не мешало. Он поправил рукав обратно, снова сложил вещи в рюкзак, вздохнул и, кинув последний взгляд на кошку, встал и двинулся в сторону дома Эвансов.

Начиналась самая большая в его жизни авантюра. Он должен был помочь Лили сбежать из дома. С ним, в парк, на Бельтайн.

Полгода назад Северусу эта идея казалась захватывающей. Это была ещё одна возможность для него погрузиться в чарующий мир магии. Да ещё и с Лили! Провести ритуал, захлебнуться переполняющей тебя энергией! Самое восхитительное в жизни ощущение... Но сейчас радость накрепко сковывали стыд и чувство вины. Старшие Эвансы столько хорошего для него сделали, а он сейчас похитит Лили. Да, только на ночь. Да, ничего плохого с Лили не случится. Он не даст ничему плохому случиться! Да, скорее всего они даже и не узнают о ночном побеге... Но, Мерлин, как же стыдно! Как тяжело сделать следующий шаг к этому дому, как ужасно нога вязнет в воздухе, как чудовищно страшно! И это не страх физической расправы, который был его верным спутником на протяжении всей жизни. Нет, это страх разочаровать близких людей. Такой незнакомый и... горький.

Дойдя до своей цели и попутно поборов все внутренние голоса, которые пытались его от этого отговорить, Северус поднял с земли мелкий камешек и, прицелившись, запустил его в окно Лили. Спустя какое-то время из окна выглянула совершенно, безоблачно счастливая физиономия его подруги.

— Привет, Сев! — громким шепотом поприветствовала она его.

Северус чертыхнулся себе под нос. Конспирация!

Лили тем временем скрылась в комнате и минуты через три распахнула окно настежь, уже одетая и с рюкзаком на плечах. Хотя Северус знал, что она сейчас должна сделать, от напряжения у него перехватило дыхание. Лили перекинула ногу через подоконник и соскользнула. Вначале она стремительно падала вниз, а затем замедлилась, словно попав в невидимый бассейн. Северус подхватил ее у самой земли.

— Ты предупредить не могла? — яростно рыкнул он в самое ухо подруги. Лили захихикала и мальчик прикрыл ей рот ладонью, прошипев: — Тихо.

Чуть успокоившись Лили кивнула, но когда Северус убрал руку с её губ, они были растянуты в самой широкой улыбке, какую он только у неё видел. Чеширский кот прямо-таки, ей-Мерлин! Девочка тут же поспешила взять его за руку, и они побежали в парк под покровом ночи.

Когда они удалились на достаточное расстояние, Северус тихо спросил:

— Всё взяла?

— Да, но у тебя такие запросы конечно... интересные.

— Так было в книге, — пожал он плечами.

— Кстати, Сев, я записку оставила, — как бы невзначай бросила Лили.

Северус замер.

— Ты... Что?!

— Записку оставила. Для родителей.

Он несколько минут молча смотрел на неё, не в силах пошевелиться. Потом кивнул и пошёл дальше.

— Что, даже не похвалишь? — Лили нарочито обиженно надула губки. Северус расплылся в совершенно неуместной улыбке, настолько очаровательно это выглядело. — Что ты смеёшься?

— Я не смеюсь, Лили. И ты молодец. Что написала?

— Написала, что с тобой, — Северус побледнел ещё сильнее. — что скоро вернёмся и чтобы не волновались. Нормально? Не против, что про тебя написала?

— Да, хорошо. Это правильно.

— Ага. Им так спокойнее будет, точно, — согласилась Лили.

— Пойдём быстрее? Может, они и не заметят твоего отсутствия...

— Хорошо. Побежали!

Через пятнадцать минут они уже были на Пятне. В парке было темно, лишь призрачный, почти скрытый за тучами полумесяц освещал поляну. Чуть отдышавшись, Лили спросила:

— Что будем делать?

— Погоди, — оперевшись руками о колени, прохрипел Северус. Через пол минуты он снял с плеч рюкзак и вытащил оттуда фляжку. — Я сейчас очищу поляну от злых духов.

Не до конца открутив крышку, Северус пошёл по самому краю Пятна, по чуть-чуть капая воду на траву и раз за разом повторяя:

«Spiritus maligni, discedite! Terra, munda esto!» «⁽¹⁾

Закончив он обратился к всё это время с нескрываемым интересом наблюдавшей за ним подруге.

— Лили, пойдём в... лес, искать цветы? Для ритуала нужны свежие. Я нашёл полянку неподалёку. Пойдём?

— Хорошо, Сев. Только будь рядом, пожалуйста. Я... боюсь, — ответила Лили, беря его за руку.

— А за ручки обязательно держаться? — беззлобно съехидничал Северус.

— У меня они мёрзнут, — с улыбкой подыграла ему Лили.

— А зачем я учил тебя их нагревать?

— Но так же намного веселее, Сев! — засмеялась она.

Северус счастливо заулыбался и перехватил действительно ледяные пальцы подруги так, чтобы это её ладонь оказалась в его, сжал покрепче, с помощью магии направляя всё тепло, расплывшееся по груди от Лили слов, в ладонь, стремясь её согреть.

Дойдя до полянки, Северус отпустил уже значительно потеплевшую руку и принялся рвать цветы.

— Нам нужно максимально мно... — он осёкся, с открытым ртом смотря на вырванный с корнем цветок в собственной руке.

— Перестарался, Сев! — захихикала Лили.

Набрав полные карманы и ладони цветов, они вернулись на Пятно. Северус отдал Лили половину и, попросив её повторять за ним, принялся раскладывать вокруг костра круг из цветов в несколько рядов.

— А к чему все эти круги? — полюбопытствовала Лили.

— Обычно они служат как способ защиты костра от злых духов и привлечения добрых. В Самайн мы окуривали поляну шалфеем, например, помнишь?

— Ага, точно! — воскликнула девочка, опуская последний цветочек на землю. — Что дальше?

— Костёр!

Он достал из рюкзака два кремния и принялся высекать искры. Вообще, можно было бы попробовать поджечь все с помощью ладони, как он поджигал свечку, но такое пламя было ужасно нестатично.

Лили даже показалось, что Северус следует какому-то причудливому ритму. Наконец, полыхнуло пламя. Мальчик встал и убрал камни в карманы.

— А теперь, давай руку, мерзлячка, — он галантно протянул ей ладонь.

— Ты невыносим, Сев! — возмутилась Лили.

— Знаю.

Вновь три круга, совсем как полгода назад. Затем Северус остановился и властным, таким непривычным голосом произнёс:

— Теперь приносим дары. Доставай молоко и мёд, — сам он начал копаться в рюкзаке, откуда минуту спустя выудил пакет с горсточкой крупы.

Когда Лили протянула ему бутылку молока, банку мёда и столовую ложку мальчик удовлетворённо кивнул.

— Fruges terrae, accipite! Spiritus, benedicite! ⁽²⁾— Северус махнул рукой, разжав пальцы и крупинки полетели в огонь.

— Lac offero, pacem rogo! ⁽³⁾ — мальчик налил на крышечку бутылки чуть-чуть молока и плеснул его в пламя.

— Dulcedo mellis, sapientiam revela! ⁽⁴⁾

Когда сладкие капли достигли огня, тот взмылся ещё выше. Лили настороженно посмотрела на Северуса. Он довольно улыбался.

— Что это значит?

— Ну... Помнишь, в прошлый раз огонь цвет менял?

— Ага... — ответила Лили, не понимая, к чему он ведёт.

— Тогда конечно эффектнее было... Но и сейчас это значит, что нас типо духи... услышали.

— Здорово! — воодушевлённо воскликнула Лили. — И что теперь?

— Вообще... нужно прыгать через костёр, — с каждым словом его голос становился всё тише. Договорив Северус смущённо отвернулся и стал смотреть в сторону деревьев, как будто это было самое занимательное зрелище в его жизни.

— Прыгать через костёр? Круто! — Лили схватила его за руку и потянула к огню.

— Погоди, Лили, — он дёрнул её назад, и Лили остановилась. — Не торопись, я первый пойду. Это может быть опасно.

— А ты у нас бессмертный, что-ли? — скептически поинтересовалась подруга. — Тебе не опасно?

Северус пожал плечами.

— Мне так будет спокойнее. Я хочу... разведать обстановку, перед тем, как это попробуешь ты, — заметив, что Лили смотрит на него раздражённо, он добавил: — Ну пожалуйста, Лили...

— Хорошо, Сев, хорошо! Раз тебе это так важно. Но потом вместе! — Она вскинула руку с поднятым указательным пальцем, подтверждая свои слова.

Северус мягко улыбнулся и кивнул, потом громко выдохнул, снял с плеча рюкзак, бросил на костёр сердитый взгляд, словно запугивая неукротимое пламя и побежал вперёд. У Лили замерло сердце, когда Северус приблизился к огню. Но тут, он прыгнул и пламя будто расступилось перед ним. Мальчик приземлился на землю и обернулся к Лили.

У него был чуть приоткрыт рот, а глаза горели восторгом. И тут он счастливо, совершенно по-детски подпрыгнул и... взлетел на полметра. А затем опустился на землю.

Лили вытаращила глаза. Северус приподнял бровь.

— Что такое, Лили?

— Ты как это сделал?

— Сделал что? — Северус явно ничего не понимал.

— Ты взлетел, Сев! Взлетел! — Лили подбежала к Северусу и повисла у него на шее. Мальчик смотрел ей в глаза, их носы почти соприкасались. Его взгляд был полон недоумения.

— Я не летал.

— Но, Сев, ты только что это сделал!

— Правда? Я и не заметил... — их носы соприкоснулись, и Северус испуганно сделал шаг назад, будто это могло помочь отдалить Лили. Девочка хихикнула.

— А как такое могло выйти?

— Ну... Вообще, Бельтайн, как и Самайн, если его правильно праздновать, по идее должен усиливать возможности волшебников. Но в это мало кто верит.

— А ты веришь?

— Да. Я это чувствую.

— Это как? — Лили задумалась, чувствовала ли она что-то.

— Ну... Такое ощущение, будто у тебя по телу мурашки. Только это... приятно, — Северус залился краской.

— А... Ну... что-то подобное было. И что это значит?

— Ну, в нашем возрасте это вроде даёт больше сил на беспалочковую магию. Не знаю, как это должно влиять, если у тебя есть волшебная палочка. В таком случае колдовать вроде бы можно бесконечно, от этого не устают.

— То есть ты теперь можешь отлевитировать меня выше? — у Лили загорелись глаза от воодушевления.

— Ну... Давай попробуем! — Северус чувствовал, что он опять устанет, но ему очень хотелось порадовать Лили, а ещё, в идеале, отвлечь её от прыганья через костёр.

Но не тут то было.

— Сев, а давай мы вначале прыгнем ещё раз, наберёмся ещё энергии, так сказать, и потом попробуем!

Северус устало посмотрел на неё, отцепил от себя и взял за руку. Они разогнались и... перепрыгнули. Вновь пламя расступилось.

— Класс! — у Лили тоже загорелись глаза. Она схватила Северуса за вторую руку и она воскликнула: — Сев, а давай подпрыгнем!

Северус послушался, они прыгнули и их ноги оторвались от земли. Лили какая-то неведомая сила дёрнула вверх. Она закрыла глаза и попыталась помочь другу. Не получалось, она просто тянула его вниз. Лили схватилась за его плечи, чтобы быть чуть-чуть повыше. Северус покраснел, но подхватил её за талию, иначе она рисковала упасть. Так они минуту висели в воздухе, в метре над землёй, а затем мягко опустились.

— Это было офигенно! — воскликнул Северус, отпуская Лили и убирая руки за спину. Лили сделала шаг назад.

— Да! Это так круто! А теперь что?

Северус некоторое время молчал, запрокинув голову назад и всматриваясь в полное звёзд небо. Лили к нему присоединилась, рассматривая созвездия.

— Можем пойти по домам, если хочешь, — наконец сказал он.

— Нет, давай посидим ещё! — с этими словами она первая пошла к их излюбленному месту под дубом в центре Пятна. Северус ещё чуть-чуть постоял, затем подошел к ней и опустился рядом, откинувшись на спину. Лили опустила голову ему на плечо. Под щекой оказалась шершавая ткань его куртки. Северус не начинал разговор, и Лили стала дремать.

— Лили? — через некоторое время тихо позвал он.

— М-м?

— Ты представляешь, нам остался всего год и четыре месяца до Хогвартса!

Лили встрепенулась и посмотрела на друга. Северус с нежностью в глазах глядел на нее в ответ и счастливо улыбался.

— Ты что, дни считаешь? — пошутила Лили. Северус отвел взгляд и с его губ сошла улыбка. — Ой, Сев, что такое?

— Да ничего, Лили, — успокоил он её. Затем задумчиво добавил: — Вообще... Ой, это наверное глупо, но... Иногда правда считаю.

Лили стало грустно. Ей очень нравилось дружить с Северусом. Ей... нравился сам Северус. Он был добрым, умным, умел слушать и поддерживал любой разговор, а ещё ей очень нравилось, каким взглядом он одаривал её при каждой встрече. Трепетным, восхищённым...

Но в то же время у него была ещё одна неотъемлемая часть. Он был скрытной натурой, увиливал от ответов, пытался врать. А ещё часто вздрагивал от прикосновений. Лили не понимала, почему. Ей нравилось, когда мама брала её за руку, ей было приятно обниматься с Петуньей. Долго она думала, чем это может быть объяснено. Полгода назад она наконец поняла, что Северус видимо ассоциирует любые касания с... болью. У него было столько синяков! Буквально везде! Нет, Лили, конечно, иногда падала и разбивала коленки да локти. А ещё иногда стукалась обо что-то так, что даже оставались синяки. Но Северус был просто испещрён ими, причём на постоянной основе.

И его было очень жаль. Он определённо не заслуживал того, что ему приходилось терпеть. Лили до сих пор вздрагивала при воспоминании о его ожоге. Было абсолютно понятно, почему Северус так хочет в Хогвартс.

— Ничего глупого, Сев, — наконец сказала она, когда очнулась от тяжёлых мыслей. — Это нормально. Я тоже хочу в Хогвартс.

— Но ты вряд ли так часто об этом думаешь.

— Почему? — удивилась Лили. — Я думаю об этом каждый день, когда мы с тобой обсуждаем магию, а иногда чаще. А почему я не могу купить волшебную палочку уже сейчас? Или они только с одиннадцати лет продаются?

— Почему? Есть семьи, в которых палочка у ребёнка есть чуть ли не с рождения. Мне мама на день рождения говорила, что ей купили в восемь. А ты... Ты просто не найдёшь магазин. В смысле, твои родители. И я не найду.

— В смысле?

— Мама говорила, что в Англии закупаются для Хогвартса на Косой Аллее. А чтобы туда попасть, нужно быть волшебником, потому что на доме, через который люди проходят на эту улицу стоят маглооталкивающие чары. И твои родители не смогут туда зайти.

— А мы с тобой сможем?

— По идее да, но я не знаю точный адрес дома, в котором находится вход.

— А твоя мама знает?

— Да, — нехотя выдавил Северус, но увидев энтузиазм в глазах Лили, сказал: — Но вы не сможете там в одиночку. Запутаетесь, ничего не поймёте. А ещё нужно будет в Гринготтс идти, деньги обменивать, а там гоблины! Не думаю, что твои родители быстро сориентируются, так что, наверное, лучше подождать прихода человека из Хогвартса.

— Но это так долго... — протянула Лили. — Ладно, будем страдать вместе. Раз тебе до одиннадцати это точно не светит.

— Я благодарен тебе за самопожертвование, — с иронией ухмыльнулся Северус. — Но я был бы очень рад за тебя, имей ты палочку. Надеюсь, ты бы делилась со мной?

— Нет, конечно! Я бы украла у твоей мамы книжку по темным искусствам и прокляла тебя! — съязвила Лили.

— О, ты меня уже убила, Лили, — улыбнулся Северус и обнял её крепче. Девочка в свою очередь посильнее прижалась к нему. Ей было очень тепло и комфортно в его объятиях, она чувствовала себя в безопасности. Она чувствовала, что если случится что-то опасное, Северус обязательно её защитит.

Они сидели так несколько минут, наслаждаясь теплотой ночи. Лили удивилась, когда почувствовала, что его ладонь обмякла на её плече и услышала его тихое сопение. Он никогда не засыпал первым. Обычно именно Северус сторожил их покой во время подобных посиделок. Лили очень понравилось смотреть в его спокойное, умиротворенное лицо. Насмотревшись, она опустила голову на костлявое плечо. Северус вдруг вздрогнул и повернул к ней голову.

— Ой, прости-прости, Сев!

Он недоуменно поднял бровь, проморгался и прошептал:

— Ничего страшного, я просто задремал. Лили, я, конечно, с удовольствием бы поспал тут с тобой, — после того, как он это произнёс у Северуса к щекам прилил жар и он прикусил язык. — но... завтра же школа. А я не хочу расстраивать твоих родителей. Да и нам спать надо, пойдём уже, а?

Лили немного удивилась его словам. Он иногда говорил ей, что не спал всю ночь, а тут его клонит в сон. Не отдавая себе отчёт в своих действиях она отстранилась от него и приложила руку к его лбу, проверяя температуру. Северус вздрогнул, но потом расслабился и даже прикрыл глаза, чуть ли не замурчал. Лоб был холодным и Лили удовлетворилась этим фактом.

— Ты прав, пойдём. Только ответь пожалуйста, ты спал прошлой ночью?

Северус захлопал глазами.

— А? — растеряно переспросил он.

— Ты спал?

— Нет.

— Почему?

Северус помрачнел. Его глаза стали ледяными и он отвёл взгляд.

— Что-то с... Тобиасом, да? — спросила девочка. Ей было непривычно называть чьего-то отца по имени, но Северус становился чуть разговорчивее, когда она делала так.

— Нет, — отрезал мальчик. — Я просто... просто...

— Не увиливай, пожалуйста, Сев, — попросила Лили.

— Я не увиливаю, Лили. Мне просто сложно... говорить. Я... иногда устаю и мне... нужно просто походить ночью.

Лили задумалась. «Устаю»... И что это значит? От чего устаёт? Она побоялась спросить — вдруг обидится? Нужно придержать своё любопытство.

Северус тяжело вздохнул, встал, отряхнулся и протянул ей руку. Она чуть помедлила, всматриваясь в его лицо. Сейчас глаза были теплее, но в них не осталось и следа от того огонька, который горел в них во время ритуала.

Когда Северус помог ей подняться, он улыбнулся. Лили не отпустила его руку и они пошли домой так.

Девочка насторожённо вглядывалась в лицо друга, совершенно не понимая, как он держится два дня без сна. Лили ужасно хотела спать и совершенно не представляла, как завтра пойдёт в школу.

— Сев, знаешь, я иногда думаю, что ты правда вампир, — зачем-то призналась Лили. — Особенно после того костюма.

Северус весело рассмеялся в ответ на это предположение.

— Я тоже сегодня много думаю о Хэллоуине. Но, иначе, конечно... — задумчиво сказал Северус, всматриваясь в темноту.

Лили не знала, что на это отвечать. Он впервые сам начал разговор о том случае.

— Знаешь, что бы я сделал, если бы был вампиром? — внезапно спросил Северус, не иначе, чтобы сменить тему.

— Что? — заинтересовалась Лили.

— Я бы предложил тебе тоже обратиться, — с улыбкой, но совершенно серьёзно, ответил Северус. — Ты бы согласилась?

— А какие плюсы и минусы? Какие вампиры по-настоящему?

— Они очень скрытны, так что о них не так много информации. Они живут вечно, но смертны. В общем-то, маглы правы в мифах об осиновом коле, серебре и чесноке. Ну, и они пьют кровь и не едят ничего другого. Не знаю насчёт того, что будет, если вампир попробует обычную еду... По крайней мере, это его точно не удовлетворит. А я, к слову, получаю и насыщение, и огромное удовольствие, от человеческой пищи.

— Да я пошутила, Сев! Просто... Ты правда какой-то сверх человек. Спишь мало, ешь мало...

— Я многое могу выдержать, Лили, но я не бессмертен. Знаешь, иногда я сомневаюсь, что... — он осёкся и встряхнул головой.

— Сомневаешься в чём? — Лили не понравилась его заминка.

— Нет. Ни в чём. Я зря начал, прости.

— Сев! Что ты хотел сказать?

Северус остановился. Он молча смотрел перед собой.

— Я правда не хочу говорить, Лили.

Девочка не знала, что и думать. Ужасно хотелось спросить. Лили была уверена, что в конце концов он признается, но Северус был ужасно мрачен и его было жалко допрашивать. Она сдержала в горле не заданный вопрос, но странное чувство не покидало её.

В чём Северус мог сомневаться? Что именно он хотел сказать?

«Я не бессмертен....» Боже, неужели?

— Северус!

Друг удивлённо уставился на неё. Лили редко называла его по имени, и обычно это означало, что он чем-то её обидел. Но что же он сделал не так?

— Северус, ты думаешь, что он тебя убьёт?

Мальчик похолодел. Затем он взглянул в её самые прекрасные в мире глаза, сейчас полные горькой влаги, и еле заметно пожал плечами.

Лили ахнула, у неё подогнулись ноги. Северус заметил, подхватил её и помог устоять.

— Лили, что с тобой? — его голос звучал хрипло из-за комка в горле.

И тут она заплакала и уткнулась ему носом в грудь. Северус растерянно стоял не зная, что делать. Он никогда не видел Лили в такой истерике. Каждый её жалобный всхлип разрывал ему сердце. Хотелось успокоить, утешить, защитить... Северус мягко начал водить ладонями по голове подруги, запуская пальцы в её волосы.

— Успокойся, Лили, пожалуйста. Всё хорошо. Я просто дурак. Не слушай меня. Ну, прости, я не должен был так говорить. Я не хотел, чтобы ты плакала. — она зарыдала только громче. — Лили!

У Лили в голове был целый ворох мыслей. Она не могла успокоиться, унять рыдания. Ей хотелось, чтобы Северус был рядом, живой. После того, как он пару раз рассказывал ей о стычках с его отцом, её тоже посещали такие мысли. Они стали ужасно ясными, когда Северус поделился, пусть нехотя, что и он тоже об этом думал... Ей стало ужасно страшно. За него. Северус говорил ей что-то, но от каждого его слова звенело в ушах и она не могла понять их смысл. Ей казалось, что ещё чуть-чуть и этот голос затихнет, она откроет глаза и окажется на его могиле. Прямо как несколько лет назад на похоронах дедушки.

Северус сжал её в объятиях, мягко поглаживая по голове и шепча на ухо что-то ласковое. Через какое-то время, согретая его теплом, она ослабла в его руках и затихла, только чуть-чуть вздрагивая в беззвучных рыданиях. Северус совершенно не представлял, что делать теперь. Он ужасно стыдился того, что начал этот разговор. Эти слова просто вырвались прямо из глубины души. Он просто не успел удержать их. И он совершенно не хотел, чтобы Лили его жалела. Ему просто нравилось ощущать, что Лили разделяет какие-то его переживания или просто знает об их существовании.

А сейчас Лили плакала из-за его слов. Он не понимал, из-за чего. Что её так расстроило? Неужели она вправду думала, что он бессмертный вампир? Да нет, это совсем бред. Тут что-то другое.

Когда Лили задышала более-менее ровно, Северус взял её за плечи и отстранил от себя, чтобы взглянуть ей в глаза. Они покраснели и смотрели на него так испуганно, что Северус даже на секунду усомнился, то ли он в них увидел. Чего ей бояться? Рассказа о вампирах? Да она же вроде нормально реагировала, шутила даже.

Вдруг, ему в голову пришло одно предположение, но он не поверил. Такого не могло быть. Или могло? Лили испугалась... за него?

Северус ещё раз прижал её к себе. Да, это было похоже на правду. Он бы наверное так же, как и она, ужасно испугался, если бы узнал, что ей грозит смертельная опасность. Ну он, конечно, любитель подраматизировать, идиот! Всё у него хорошо! Тобиас не настолько больной придурок. В конце октября он просто перегнул палку. Это было зверски больно и жестоко. Намного хуже, чем обычно. Но разве мог он убить Северуса? Мальчик не знал ответа на этот вопрос. Не было абсолютно никакой уверенности.

Что бы он сам не думал по этому поводу, сейчас нужно убедить Лили, что это все ерунда, паранойя, бред.

— Лили, ты меня слышишь? — спросил Северус, вглядываясь ей в глаза. Она кивнула. — Такого не будет. Обещаю. Я просто... параноик. Ты же согласна? — Северус улыбнулся, чтобы успокоить подругу.

Лили выдавила из себя ответную вымученную улыбку, но её глаза всё ещё были влажными от слёз.

— Лили, нам нужно идти, правда. Скоро наступит рассвет и если ты сейчас же не вернёшься, то твои родители заметят наше отсутствие, испугаются и наругают нас. А ещё... Ну... Не знаю, как ты, а я бы не отказался хотя бы часик поспать. Давай я тебя провожу? — задал Северус по сути риторический вопрос, потому что иначе и быть не могло, но сейчас он ждал ответа. Устного, потому что ему нужно было отвлечь её от мыслей хотя бы на разговор.

— Да, давай, — подрагивающим голосом согласилась Лили. Он взял её за руку и через десять минут они уже вышли к реке. Подруга молчала, и Северус не знал, как нарушить эту тишину. Он думал о том, что сейчас ощущает Лили намного младше себя, хотя он был старше её всего на три недели. Северус размышлял о том, что ему нравится ощущать себя взрослее, нравится ощущать Лили как ещё совсем крошечную девочку. То, какой она себя сегодня показала. Нежной, мягкой, доброй и имеющей привязанность к... нему. Северус очень дорожил этой мыслью.

За то время, что они шли до дома Эвансов, никто так и не проронил ни слова. Они подошли к участку под окнами и стали думать, как реализовать возвращение Лили в комнату. Раньше они думали что придут в середине ночи, когда все будут крепко спать и Лили тихо протиснется через входную дверь. Но сейчас уже довольно рано и это план становился небезопасен.

Северус решил, что сможет поднять Лили в воздух на минуту достаточно высоко, и она успеет залезть в комнату. Он сейчас после ритуала, его переполняет сила. Если что-то случится, и он не справится — Лили просто замедлит падение. Всё продумано.

— Сев, — нарушила тишину Лили.

— Что?

— Ты сейчас домой пойдёшь, да?

Мальчик уставился на неё. «Да-а-а... Язык мой — враг мой. Чтобы я ещё хоть раз рот первым открыл!» — пролетело в голове.

— Да, Лили, я спать хочу. Всё будет хорошо. Обещаю. Лили, отложи свои переживания лет на восемь. Я всё, что угодно сделаю, чтобы попасть в Хогвартс. Я слишком долго этого ждал. А оттуда меня даже смерть не вытащит до окончания школы. Точно. Так что в следующий раз я тебе разрешаю волноваться за моё благополучие, только когда нам будет по восемнадцать с половиной. Хорошо?

Лили вновь его обняла. Спустя несколько минут Северус прошептал:

— Лили, всё, лимит объятий на сегодня исчерпан, — его голос дрожал от плохо скрываемого смеха. — Хватит. Пожалей меня, пожалуйста, мне ещё минут сорок домой идти, а завтра, то есть уже сегодня, вставать рано.

Лили кивнула и отошла. У Эвансов во дворе стояла деревянная табуретка, и девочка встала на неё, чтобы быть повыше.

— Готов? — спросила она.

— Да. Начинай отсчёт и прыгай.

— Три! Два! Один!

Лили взмыла в воздух, но чуть чуть не доставало до того, чтобы она достала до окна. Северус собрал все силы и девочка дотянулась. Он подержал её ещё чуть чуть и когда она наконец оказалась в комнате, у него подкосились ноги от слабости, и мальчик упал на спину.

— Сев? — чуть не вскрикнула Лили, заметив, что он лежит на земле.

— Тихо, Лили, всё хорошо, — ответил Северус, с трудом вставая и отряхиваясь. Ноги до сих пор чуть-чуть дрожали, но в целом всё и правда было в порядке. — Я просто чуть перестарался. Иди спать. Спокойной ночи.

Не дожидаясь её ответного пожелания, слишком вымотанный и уставший, Северус помахал на прощание рукой, развернулся и медленными, будто дающимися с трудом шажками стал удаляться из поля зрения, пропадая в предрассветных сумерках.

1) Злые духи, удалитесь! Земля, очистись!» — ( латынь)

Вернуться к тексту

2) «Дары земли, примите! Духи, благословите» (латынь)

Вернуться к тексту

3) «Молоко приношу, мира прошу!» (латынь)

Вернуться к тексту

4) «Сладость мёда, мудрость яви!» (латынь)

Вернуться к тексту