СУПчик дня (ТРИУМФАЛЬНЫЙ) (гет)

Он хотел, она мечтала…

Познакомились сначала.

В соцсетях: «Привет-пока»,

«С добрым утром!», «Как дела?»

Смайлик «kiss» для антуража,

Два пропущенных и… сажа

Вместо кабачка:

Сковородка прогорела,

Но она плевать хотела,

На экране то и дело

Вспышкою — слова.

Профиль милый, симпатичный,

Чуть усатый, но… приличный,

Тёмные глаза.

Он хотел, она мечтала…

Погуляли вдоль причала,

Утром — в парке, днём — в кафе.

Счёт на чеке вышел скромный:

Два латте, салат свекольный.

Лёгкость в животе.

К маме Свете на смотрины:

На пирог, борщи, свинину.

(«Настоящий он мужчина!

Ты своё не упусти!»)

Как же: дочка-то созрела,

Но с гнезда не улетела,

Всё какие-то причины:

То женат, то есть прыщи…

Этот, хоть и не брутальный,

Но вполне себе нормальный,

Ни детей, ни прошлых браков,

Двушка в центре,

Дача в Гаграх без кредитной кабалы.

«А усы, смотри, какие:

Напомажены, густые!

Как у наших депутатов,

И без всяких вам мандатов!

В общем, дядя обеспечен,

С сигареткой не замечен,

Пусть немного перелечен:

В сорок семь мы все больны!»

Он пыхтел, она молчала…

Полночь. Спальня. Одеяло.

Ситец выцветший в горох.

Он кряхтел, водил усами,

Ковырялся всё с трусами,

Но, увы, не смог…

Искусница-судьба

В сплетеньи нитей кружевных,

В причудливых узорах рока

Прядётся жизнь у всех живых,

Канвою выстилаясь долгой.

Здесь узелок, а здесь — рельеф,

Немножко припусков, деталей:

Неидеален жизни бег,

Как швы-стежки на мягкой ткани.

Судьба-прядильщица ловка,

Неумолимо её пальцы

Раскрутят ось веретена,

И тонкой нитью ляжет счастье…

На трон взошёл, окутан властью,

В парче, брильянтах и мехах

Король Вильгельм-завоеватель,

Как символ вторгшихся Норман.

Он собирал большое войско

Из княжеств северных своих

И сквозь Ла-Манш,

Шторма и грозы,

Настроив компас, смело плыл.

Тогда-то попытал он счастье

В жестоких Гастингских боях,

Разил мечом, пронзал стрела́ми

Англосаксонских тех вояк.

И вот он здесь,

В прекрасном замке,

Сидит, потупив тусклый взор,

Обрюзг, ослаб, на злато падкий,

Меча не слыша славный звон.

По глади блюд лоснятся фрукты,

И жарится на вертелах

Младых оленей бок упругий,

Рождая желчный сок в телах.

Король слюну глотает жадно,

За вилкой тянется тотчас,

Готов сгрызать кусок нещадно,

Но дух боренья в нём угас…

В предместьях города Киото,

Среди камелии цветной

Стоит фигурка из хиноки⁽¹⁾,

Покрыта краской золотой.

В том парке пышно и красиво,

Белеет сакура, как снег,

Журчат фонтаны сиротливо,

В кустах не слышен детский смех.

А по ночам зловеще тихо

Луна блистает над водой,

И шёпот местных старожилов

Бередит душу чёрной мглой.

Легенда в тех местах прижилась

О дочке знатного посла,

Что без взаимности лишилась

Рассудка, воли и себя.

Она влюбилась в самурая,

Он был красив, умён, богат

И мастерски владел катаной⁽²⁾,

Ей порубив пятьсот солдат.

Но он желал, увы, другую:

Принцессу Муцухито сан.

Ей посвящал своё искусство

И караулил по ночам.

Не выдержав сердечной боли,

Итико — дочь посла — сдалась,

Одним осенним тёмным утром

На ветви дерева кружась…

Посол остался безутешен,

Оплакивал и день и ночь,

Вид этих мест его калечил,

И он скорей собрался прочь.

Пять тысяч йен златых потратил

На памятник своей «Кико»⁽³⁾,

Её хотел с собою взять он,

Но смерть прибрала и его.

Осталась статуя ненужной,

В углу пылилась у тансу⁽⁴⁾,

Пока знакомый царедворец

Не выставил её в саду.

Искусный зодчий постарался:

Ожили девичьи черты,

И всяк прохожий удивлялся

От этой тонкой красоты.

Ярчали дни, темнели ночи…

Вдруг парни стали пропадать:

Торговцы, ронины, крестьяне…

Куда и как? Кто мог узнать?

Один ремесленник из пришлых

Шёл как-то мимо парка в ночь,

Под утро — грязный и охрипший —

Едва дополз до ближних рощ.

«Она! Она!» — он всё пытался

Ямато местным рассказать.

Язык бедняги заплетался,

Ни слова толком не понять.

«Цок-цок!» — сипел.

«Цок-цок!» — срывался

И всё показывал туда,

Где средь зелёных кипарисов

Безмолвно статуя спала.

Никто не верил,

Все смеялись:

«Сакэ⁽⁵⁾ ты, верно, перебрал!»

Однако вскоре испугались,

Когда мэр Ки́ото пропал.

Покой оставил мирный город,

И смежить веки до утра

Теперь любой боялся тёнин⁽⁶⁾.

Настала мрачная пора.

Ночами статуя ходила,

Искала нового мальца:

Душа, застряв на грани мира,

В грехах мучительных жила.

…Сменялись годы, поколенья.

Сожгли обломки у дорог

Фигурки той без сожаленья,

Но снова слышится «Цок-цок»…

1) Кипарис

Вернуться к тексту

2) Меч

Вернуться к тексту

3) Любимый цветок

Вернуться к тексту

4) Японский низенький комодик с ящиками

Вернуться к тексту

5) Рисовая водка

Вернуться к тексту

6) Горожанин

Вернуться к тексту

Как грациозен, и красив,

И преисполнен благородства!

Он выходец чащоб густых

И принц лесного воеводства!

Увековеченный в резьбе,

В металле, бронзе и акриле,

Несёт он песнь любви к мечте,

К тончайшей философской силе!

И кто бы мог предугадать,

Предвидеть это сумасбродство:

«Оленем» дурость нарицать,

Сменить на наглость благородство!

По трассам шумных городов,

Сигналя нервно и упорно,

Летят «олени» всех родо́в

И подрезают нас позорно!

P.S: основано на реальных событиях 😁

Он был красив, высок и бледен…

В театре, в густоте теней,

Его ловила взгляд прицельный,

Пронизывающий до костей.

Антракт, толпа, аплодисменты!

Благоухание цветов…

Он поджидал меня у входа,

Толкнув за бархат мягких штор.

Он целовал меня так страстно!

И сладкой называл своей…

Я позабыла про опасность,

Про то, что муж у галерей!..

Прохлада рук на жаркой коже

Сломала мой привычный мир,

Укус пробрал меня до дрожи…

Как смел ты, проклятый вампир?!

Густая кровь текла по венам,

Пьянила слаще коньяка,

Меня испил он до предела,

До самой капли естества…

В трактире шумно, душно, дымно,

Сидим мы с Джимом за столом,

А с нами верные бутылки

С початым ромом и вином.

В его руках, шершавых, грязных

Белеет луч звезды морской.

Казалось, сущая игрушка —

Осколок, брошенный волной.

Но Джим её не отпускает,

Везде таская за собой.

— Вот, знаешь, Том,

Хоть ты смеёшься

И говоришь мне «суевер»,

А я скажу: не попадёшься,

Коль есть в ладони амулет.

Со мной давно одно случилось,

Не говорил я никому:

Я помню, матушка бранилась,

Когда завёл о том пургу.

Прошло пятнадцать лет — немало,

Но пред глазами всё стоит

И ночью, если сплю я рвано,

Меня пугает и манит.

Мы плыли в океане Тихом,

К тем островам, которых нет,

Наш капитан — ты помнишь Биша? —

Погиб тогда во цвете лет.

Стояла мирная погодка,

Под килем мерно шла волна,

Мы с юнгой у руля курили,

Считали в небе облака...

Вдруг вод разверзлась бездна синя,

Взметнулась сотней брызг на нас,

И рёв разнёсся над пустыней,

И свистопляска началась!

Огромных щупалец канаты

Объяли весь корабль сперва,

Все наши выскочили с вахты,

Схватили ружья, гарпуна…

Не знаю, что со мной случилось:

Я побежал скорее в трюм,

Там под подушкой был припрятан

Подарочек моей Улун.

Давно мы с ней уже расстались,

Но я храню её завет:

«Куда б вы, Джим, не направлялись,

Бери с собой мой амулет».

Едва его в ладонь схватил я,

Как рядом треснула стена,

То чудище морское — Кракен,

Сжимал нещадно древеса!

Обшивка лопнула по кругу,

И в кубрик хлынула вода,

Насилу вырвался наружу

Да ужаснулся я тогда.

Бурлило всё, упала мачта,

Подмяв десяток под себя.

А склизкий щупалец лоснился,

Завязывая в узелок,

Всех тех, кто в панике молился

И не успел отпрыгнуть вбок.

Минута — утонул корабль,

Он стал могилою морской.

Отродье ада утащило

На дно всех тех, кто был со мной!

Один я спасся из команды,

Три дня носило на доске,

Пока — иссушенный и смрадный—

Едва не отдал дух судьбе.

Мне повезло: пути морские

Проходят рядом в тех местах,

Я дрейфовал, а судовые

Меня заметили впотьмах.

Улун моей лет пять, как нету,

И я скорбел, и пил три дня,

Теперь осталась от завета

Морская звёздочка одна...

На плите арбуз кипит,

Курица по потолку бежит.

Вдаль посмотришь — красота:

Инопланетная орда!

Кружит прямо над селом,

Светит лазерным лучом.

На окошко лезу я,

Им кричу: «Давай сюда!»

Божий страх меня пронзает:

Там начальник мой мелькает.

Лезет он во двор по трапу,

За собой ведёт собаку.

«Павел Дмитрич, как же так?..

На больничном я!»

«Пустяк!» — мне он дерзко

Отвечает и собаку отпускает.

Пёсик прыгает в окно —

Я ничком лечу в кашпо.

Кое-как встаю, страдая,

Кошек мелких отгоняю…

Бац! Холодное яйцо

Разбивает о лицо!

Поднимаю вверх глаза:

Это ж курица моя!

Возле люстры притаилась

И от страха котенилась.

Не успел ей пригрозить,

Стало с кухни вдруг дымить…

Я помчал туда вприпрыжку,

Там арбуз бурлил под крышкой.

Я убавил быстро газ

И надел противогаз.

Сел без сил на табуретку,

Взял солёную конфетку.

Развернул, а съесть — не съел:

Тут будильник прозвенел…

Что прикажете мне делать,

Сны при температуре тридцать девять?!

Когда ты смотришь свысока,

Когда «уйди» бросаешь злобно -

Становится душа черства

И тяжестью ложится чёрной.

Не радует ни день, ни ночь,

Всё раздражает, звуки резки,

И плавного напева мощь

Вдруг исторгает клёкот мерзкий.

Слабеет свет любви людской,

В сердцах углями дотлевает,

И мается во тьме ночной

Тот, кто днём не унывает.

Считает деньги — те гроши,

Что за собой он не утянет,

Пусть превратятся в черепки,

Когда дышать уж нечем станет!

«Но что же делать?» — скажешь ты.

— Как одолеть грехов пучину?»

А я отвечу: «Полюби!

Без зла, без выгод, без причины…»

Гадалка карты разложила

Под треск свечей вокруг стола,

Почистить карму предложила,

Что засоряется всегда.

«Ну что, красотка, коль пришла ты,

Скорее фото доставай!

Я погляжу: Один? Женатый?

И будет жизнь твоя как рай!»

«Вы знаете, ведь он семейный!» —

Ей говорю, потупя взор,

И подаю кусок картонки

С желанным для меня лицом.

«Так, так, я вижу, вижу, вижу:

Богат он очень и красив,

Но есть червовая здесь дама,

Чей нрав завистлив и спесив.

Она за ним как хвостик ходит

И проверяет телефон,

Но не узнает самой соли,

Что муж её в тебя влюблён!»

«Ах, как же так? Неужто правда?! —

Я восклицаю, как во сне. —

Ведь незнакомы с Эдуардом:

Случайно виделись в кафе!»

«Смотри, король лежит пико́вый

Между десяткой и тузом,

Он на тебя давно зари́лся,

Мечтал ночами об одном!»

Стук сердца заглушал рассудок,

Вопросы без конца лились:

«Мы будем вместе? А ребёнок?

С женой он сможет развестись?»

«Постой! — промолвила гадалка. —

Тебе не стоит много знать.

Одно скажу, и мне не жалко:

Валетов нужно отсекать!»

«Когда же то случится счастье,

Что предрекаете вы мне?» —

«Не торопись: вокруг напасти,

А счастье будет в январе.

Я простираю своё око

Не дальше трёх декад подряд,

Как истекут последни сутки —

Увидим новый мы расклад».

«Ну что ж, спасибо вам большое!

Могу ещё раз я прийти?» —

«Конечно! — улыбнулась дама. —

Наличкой лучше приноси!»

Мы жалим осуждением других

И словом резким больно раним,

Походим часто на глухих,

Когда прошеньям не внимаем.

И чаще «нет», чем «да» звучит,

В крови кипит самодовольство.

На пьедестале вновь царит,

Увы, не честность, а притворство!

Ликует разум до поры,

Пока во тьме плутает сердце:

Одной медали две черты,

Две стороны духовной дверцы.

И всё бы ничего жилось:

Смеясь, лукавили и врали,

Да только жало занеслось

Уже над нами…

…Удар басов! И вспышки света

Скользят лучами по стене...

В руках — бокал,

Почти раздета,

Бьюсь в танце,

Словно не в себе…

…На языке — шальная сладость,

Шипучей выжимки экстракт.

Мне хорошо!..

Хмельная радость

Внутри кипит, сжигая страх…

…Гудит движок,

А чьи-то руки меня

Ласкают и манят,

Холодный ветер треплет кудри…

«Садись в машину!» — говорят.

…Я больше ничего не помню,

Лишь слабый шорох от колёс

И запах: терпкий, но знакомый…

И влагу подступивших слёз…

…Вокруг запястий жмут верёвки,

В окно струится лунный свет.

Я здесь, одна,

На стуле жёстком,

Теперь жить в рабстве —

Мой удел…

Две бабули-красотули,

Сев на кухне, отдохнули,

Заварили мятный чай,

И скорей болтать давай.

— Нин, ну кружку-то возьми,

Кипятка подлей соби́!

— Ой, Татьян, невмоготу!

Сердце дёргает в жару…

Я ж вчера ещё полола,

Пальцы все поисколола,

Огурцов ведро сняла,

В поллитрушки загнала.

— Нынче огурцов немало,

Да́веча сама собрала,

А вот помидор — нема:

Фитофтора сожрала.

Пей чаёк! Не сильно крепкий?

— В самый раз, Танюш, чуть терпкий…

— А картошку откопала?

— Две бороздки, крупной мало,

Много средней и гнилья…

— Да-а, погодка подвела!

Месяц — ливни проливные,

Затопило все сливные,

Между грядками — вода

Настоялась, зацвела…

Как там сына твой? Невестка?

Внук в саду? Нашлось же место?

— Место Димочке нашли,

В ясли хорошо пошли,

А от этих нету вести,

Ни звонка, ни «эсэмэски».

Я им так и говорю:

«Заболею да помру,

И узнаете не сразу,

От соседки или «газу»:

К нам ребята приходили,

Техработы проводили…

— Нин, так сын тебе звонил!

И продукты привозил.

— Дык и что? Когда то было?

Я уже и позабыла!

— В понедельник, в три часа,

Мне сама ж и донесла!

— Быть не может!.. Помню-помню!

В этот день Серёга-дворник

На машине приезжал,

Громко музыку включал.

— Что ж Серёга, всё гуляет?

И жениться не желает?

— Баб к себе на хату водит,

С ними там и греховодит.

— Ой, какая срамота!

Без жены и без дитя.

Всё мотается по свету,

День-деньской, покоя нету!

— Тань, какой же здесь покой?

Как с работы — так с литро́й!

А твоя дочурка что?

Вся в учёбе? А жильё?

— Вот диплом свой получила,

Курсы эти оплатила…

— Что за курсы?

— Ерунда: курсы кройки и шитья.

Ишь, чего себе решила:

Сняла новую квартиру,

Ваську увезла кота,

Поступила на права!

— Молодец твоя Елена!

Всё сама, в ночные смены…

— Нин, от рук совсем отбилась,

Лучше бы остепенилась!

Мне приходит помогать:

Пол помыть, в шкафу прибрать…

— Ей же сорок?

— Сорок два. А без мужа,

Всё одна.

— Поколенье, Тань, такое:

Своевольное, другое…

Им учиться подавай!

Молодёжь хамеет в край…

— В церкву я вчера ходила,

Пару свечечек купила,

За Витюшу и отца

Помолилась да пошла…

— Я у Коли побывала,

Сор-траву с холма сняла,

Памятник ему протёрла,

Рюмку водки налила...

— Мужичков-то наших жалко:

Им ещё бы жить и жить,

Но инсульты да инфаркты

Не дают свой век продлить!

— Мы, Танюша, все там будем!

Что печалиться зазря?

Я ещё на свадьбе внука

Погуляла б, попила!

(Тут звонок).

Алло, сынуля?

Да всё так же я, Сашуля!

Еле ноги подвигаю,

Вот лежу и угасаю…

Что?.. Приедешь?

Обожди!

Дай хоть кости протрясти!

Мы с Танюшею болтаем,

Чай попьём и погуляем.

До свидания, сынок!

Не забудь забрать мешок!

— Надо Лене мне набрать,

Как у ней дела, узнать,

Пусть про курсы те расскажет,

Может, шарфик маме свяжет.

А то всё ворчу-ворчу,

Не пора ли мне к врачу?

— Ой, Танюш, ну что он скажет?

От больниц здоровый сляжет!

Лучше мы с тобой пешком

Вдоль по улочке пройдём,

Воздухом чуть-чуть подышим,

Про знакомых что услышим…

— Ну, пошли, Нинуль, пошли!

Что-то ноги затекли…

Две бабули, чуть кряхтя,

Осушили чай до дна,

Выключили «телемост»⁽¹⁾

И покинули свой пост.

1) Телевизор ейный

Вернуться к тексту

Могуч ствол дерева лесного,

Шершава мшистая кора,

И ветер, вольный и суровый,

Лишь треплет крону без вреда.

А было время молодое,

Когда побег — упруг и хил —

Едва листочками касался

Соседних кряжистых верзил.

Пускай в порывах ветви гнулись,

И наклонялся он к траве,

Его держала силы юность

И тяга к жизни на земле!

Так человек, в поре «зелёной»,

Бывает гибок, свеж и юн:

Его спасает окрылённость

От жизненных невзгод и бурь.

Пройдут года, он повзрослеет

Да обрастёт корой-бронёй,

Сквозь испытанья зачерствеет —

И воцарит в душе покой.

У юности — свои забавы,

У старости — свои пути,

Но есть одно у нас богатство:

Опору в сердце обрести!

Ярко-алою зарёю

Луч окрасил небеса,

Мы в траве, вдвоём с Федотом,

Два потрёпанных бойца.

Ночь не спали, день не ели,

Утомились слегонца.

«Эх, Борис, на всё готов я! —

Говорит мне друг-Федот. —

Но без грамочки махорки,

Иль «Казбека» с «Беломоркой»⁽¹⁾

Не идёт и капля в рот!»

«Что ж, товарищ, нет кисета,

Потерял его вчера:

Падла-фриц чуть не прирезал,

Злой, как сто головорезов,

Налетел из-за куста!»

Мы задумались немножко,

Вспомнили вчерашний бой,

Как от немцев отбивались,

Их в засаде дожидались,

Окружённые толпой.

Доложила нам разведка,

Что у крайней стороны,

На заставе⁽²⁾ вдоль пролеска,

Где пустующие съезды,

Три лазутчика прошли.

Их не трое оказалось,

А десяточек голов!

По оврагам мы мотались,

Так шумели и стрелялись,

Словно рота юнкеро́в!⁽³⁾

Те «синьоры» испугались,

Что солдат советский здесь,

Долго-долго совещались,

Поделились, разбежались:

На ловца идёт и зверь.

Две винтовки, два стилета,

Чарка водки, три блина́

Против десяти «Рейнме́талл»⁽⁴⁾

— Карабинов ствольных с меткой —

По калибру «сорок два».

Пятерых мы уложили,

Карауля у моста.

Два других в лесу кружили,

Но с прицелом не дружили

И отведали свинца.

Три оставшихся боролись:

Притаившись у холма,

Разрядили пуль на совесть,

Так закончилась бы повесть,

Но смекалка помогла.

Мой Федот залёг в стремнине⁽⁵⁾,

Взял на «мушку» главаря,

Я гуськом пролез в крапиве,

Увидал затылок сивый,

Только дёрнулся!.. А зря!

Повалился на опушку:

Придавил меня фашист,

У него большая тушка,

Знать, кормила фрау плюшкой,

Вырос жилист и плечист!

Мы схлестнулись не на шутку,

Он порвал мне все бока,

И мешочек с самокруткой —

Мой кисет, расшитый Нюркой, —

Потерял я навсегда.

Ладно, сам хоть жив остался!

Крови было, что вина!

Гимнастёрка разорвалась,

Вся нашивка потрепалась,

Но уснула немчура.

Тут Федот поспел к поляне,

Отряхнулся, дал отчёт:

Застрелил двоих в бурьяне,

Уложил, накрыл плащами,

Еле ноги приволок!

…Солнце весело поднялось,

Пар курится над рекой…

Мы с Федотом отлежались,

Рваной тряпкой подвязались

И теперь идём домой!

1) Марки сигарет во времена Великой Отечественной войны

Вернуться к тексту

2) Погранпост

Вернуться к тексту

3) Воинское звание в нацистской Германии

Вернуться к тексту

4) Облегчённая винтовка вида «VG-3» немецкой армии

Вернуться к тексту

5) Узкое русло с течением

Вернуться к тексту

Моя ошибка номер «раз»:

Купить вино, налить в бокал,

Тебе оставить пару фраз

О том, кого ты потерял…

Моя ошибка номер «два»:

Когда с тобою вместе жили,

Не воспринять всерьёз слова:

«Побуду на другой квартире».

Моя ошибка номер «три»:

Увидев вашу переписку,

Трусливо замести следы

Вместо развода и юриста.

(Сюда добавлю я подпункт:

Ты говорил мне «развиваться»,

Наверно, мало высших двух

И надо бы ещё стараться.

Ах да, и суп ты не любил:

То недосолен, то с поджаркой.

И всё лицо своё кривил,

И называл «плохой кухаркой»).

Моя ошибка «намбер фо»

До очевидного простая:

На радостях надеть кольцо,

О будущем не помышляя.

И, наконец, ошибка «пять»:

Одной осенней тёплой ночью

Каблук на мостовой сломать

И выглядеть весьма беспомощно…

«Ваше Величество! Ваше Сиятельство!

Здесь у меня есть одно обстоятельство,

Так, пустячок, тут негоже бояться,

Просто в казне не хватает богатства…

Кто виноват? Ну помилуйте, Боже!

Это совсем на меня непохоже!

Ваше Величество! Ваше сиятельство!

Действуем скоренько, без отлагательства!

Видел вчерась, как наш гоф-секретарь

Нагло и дерзко заглядывал в ларь!

Я и гонял его, я и ругал,

Только бесценный брильянтик пропал!

Ваше Величество! Ваше Сиятельство!

Это не я!!! Нет гнуснее предательства!

Как же вы, батюшка, верите им!

Да, был в казне я, но лишь за одним:

Пыльку смахнул с золотишка слегка,

Пересчитал все монетки двора…»

Эх, брат Евграфий, таким был твой сказ,

Даром юлил ты за пышностью фраз:

Не скрыл воровства своего от Петра,

Что ж, посиди-ка в остроге сперва!

Над хогвартскими шпилями

Застыли облака.

Смеркалось. Все окрестности

Накрыла темнота,

И лишь на крыше Хагрида

Слегка чадил дымок,

Да где-то в Чёрном озере

Плеска́лся ветерок.

Уснули мандрагоры

Уже в своих горшках…

Вдруг, слабо скрипнув, створы

Раздвинулись впотьмах.

Костюмчик-тройка в клетку,

Серебряный шатрен⁽¹⁾,

Лукавый взгляд и, мельком,

Две колбочки в руке.

Зашевелились ветви

У дальнего стола:

То была «Тентаку́ла» —

Смертельная трава.

Сквозь мутные стекляшки

Струился лунный свет,

Когда профессор Слизнорт

Свой доставал лорнет.

Рука его в морщинках,

С зажатым в ней ножом,

Уже тянулась к листьям…

Как вдруг: «Гораций! Что?!»

Профессор Стебль тоже

Не спала по ночам,

Любовно поливая

Китайский «Джекичан».

— Мой дорогой Гораций,

Что делаете здесь?

— Помилуйте, Помо́на,

Научный интерес!

Вы знаете, что листья

«Тента́кулы» такой

Чрезвычайно ценны

И устраняют хворь?

— Я то, конечно, знаю

И вас хочу спросить:

За сколько галлеонов

Планируете сбыть?

— Ох, Мерлина кальсоны!

Какая ерунда!

На чёрном рынке в Лютном

Я не был никогда!

Профессор улыбнулась,

Качнула колпаком,

Сама достала ножик

И срезала рывком:

— Держите, друг Гораций!

Вы знаете и так,

Что с ядом этим делать,

Я в этом не мастак.

— Душа моя, Помона!

Ну, раз такой расклад,

Пойдёмте-ка в каморку,

Отведаем вина!

— Гораций, уж извольте!

Куда мне на ночь пить?

Я в прошлый раз от пива

Всё не могла остыть!

— От сливочного часто

Кружи́тся голова,

А вот от медовухи

На сердце — красота!

Я в этот раз освоил

Особенный рецепт:

Чуть-чуть дрожжей погуще

И персики в конце!

Подольше настоялась

Заквасочка моя,

Налью я вам стаканчик,

И выпьем мы до дна!

…По тихим коридорам

Звучал задорный смех,

А над Запретным лесом

Уже ярчал рассвет...

1) Цепочка от часов

Вернуться к тексту

Красивы гор хребты резные,

Покрыты шапкой снеговой,

Над облаками перьевыми

Застыли гордою ордой.

Но человек — венец творенья,

Провозглашённый сей король —

Стремится доказать явленьям,

Что превосходит их порой.

Надев страховку, карабины,

Потуже завязав узлы,

Нагруженный едва по силам,

Упорно лезет на холмы.

И не страшит его опасность,

Ведь за спиной шипит баллон.

Пусть кислород струится в маске,

«Мы новый покорим подъём!»

Пронзает жало ледоруба⁽¹⁾

Хрусталь крошащийся горы,

И манит, манит Джомолунгма⁽²⁾,

Сулит бессчётные дары!

Неверный шаг — и ты в пучине,

Примёрзший к пасти вековой!

А может, там твоя кончина,

Где тает солнца луч златой?..

На гребне спать окоченело,

Среди таких же смельчаков,

Ласкать стеклянным взглядом небо,

Его изменчивый покров…

Пусть так: играешь в кошки-мышки

С самой проказницей-судьбой,

Отпив из горлышка излишки,

Напоен страстью, рвёшься в бой!

Чтоб там, на высоте надмирной,

Презрев волненье, страх и риск,

Воткнуть свой флаг неутомимый,

Удачи, гордый альпинист!

1) Заострённый альпинистский топор

Вернуться к тексту

2) Так на тибетском называют Эверест, что означает «Богиня Ветров»

Вернуться к тексту

Быть сильной женщиной непросто

В том мире, где грядёт война,

Где белоснежный пух плантаций

Накроет дым и гарь костра.

Где прежний идеал мужчины —

Весь утончённый Эшли Уилкс —

Не выдержит могучей силы,

Подмявшей слабых духом вниз.

Он растеряет превосходство,

Хоть вскормлен южной красотой,

Останется от благородства

Лишь тусклый свет любви былой.

Давно он не соперник Ретту,

Чья вольная душа полна

Противоречий и секретов,

Азарта, страсти и огня!

Чьё чувство, обретая силу,

Сжигало сердце до углей,

Вот только Скарлетт не склонил он

Познать всю глубину речей.

«Чёрт подери! — сказал ей Батлер. —

Вы были мне верны, о да!

Но только потому, что Эшли

Не брал вас первым… Знаю я,

Сколь тело женщин мало значит,

Могу любую я купить,

А вот души упрямой вашей

И сердца мне не получить!

Я злюсь на идиота Уилкса:

Он, сам не зная, овладел

Всей сутью вашей, вашей жизнью!..

Быть в стороне: вот мой удел.

Но мне вас жаль…

Не удивляйтесь!

Напрасно гонитесь за ним:

Он не способен оценить вас,

А я… останусь нелюбим!»

«Тебе такой мудак не нужен!» —

Сказал мне, заглушив мотор,

И в гулкой тишине салона

Ты прозвучал, как приговор.

Мои очки разбились внутрь,

Усыпав розовым стеклом,

Всего очередная пара

Из тысяч сломанных очков!..

Твой взгляд, холодный и надменный,

Утратил прежнее тепло,

И я, не выдержав, взорвалась:

«Ты прав, не нужно мне дерьмо!

Давай ключи от той квартиры,

Я вызову сейчас такси.

И всё, что мы тогда купили,

Оставлю у своей сестры.

Жалеешь? Велика потеря!

Я не пробуду там и дня!

Лечь на постели, где вы были:

Я не настолько влюблена!

Прощай, и видеться не нужно,

Не забывай кормить кота!

На будущее: если можно,

Сбавь эгоизм свой до нуля!»

Бонус «Октябрьская зарисовка» (это НЕ продолжение первого стихотворения)

Мокрое шоссе, грязная листва,

Дорожки туши вдоль лица,

Дрожащее «Прости»,

Надменное «Пока»

Под свист колёсного кольца.

Стук каблуков, свет фонаря

В холсте размытом октября,

Надрывно «Нет», но шёпот «Да»,

И понимаю, что... пора.

Звонок ему, гудков едва

Не набирается и два.

«Привет, Андрей, а это... я!» —

Внутри сжимается струна.

«Привет, малыш, ну как дела?» —

Чуть с хрипотцою, как всегда.

«Всё хорошо, а... у тебя?» —

Хочу заплакать, но нельзя.

«Да так... Работа, дом, жена... —

Ухмылка слышится с конца. —

Да я шучу! Ты там одна?»

И слаще нету для меня!

«Я на углу, у «Янтаря», —

Ну вот, закончилась игра.

«Сейчас приеду, всё, пока!» —

Гудков коротких череда.

Шуршанье шин, свет фонаря,

Моё рыдающее «Да!»,

Ласканье рук и уст игра,

Тепло ладоней у виска.

Сиянье звёзд, луны заря,

Душистый ветер у моста.

«Я так скучал! Зачем лгала?» —

«Не знаю... Больше никогда!..»

Бежит дорожка стадиона,

Ложится плавно под стопу,

Вдох-выдох, вдох…

И снова скорость сбивает ритм.

Болит в боку…

Кричат восторженно трибуны,

Теплеет палочка в руке.

Осталось метров сто…

Подумай, дожмёшь

На финишном рывке?

Всё как в тумане: лиц улыбки

И поздравления друзей…

Целуют губы кубок липкий:

Скорей вина хлебнуть успей!

Потом идём гурьбою шумной,

Штурмуем местный магазин,

Берём конфеты, чипсы, фрукты —

Всего на парочку корзин.

Ну… и ещё игристых, пенных…

Для блеску глаз и огонька!

Мы ж настоящие спортсмены:

Без расслабленья никуда!

Захватим старые кроссовки,

Где сетки рваной жалок вид,

И, размахнувшись, очень ловко

На ветви клёна бросим их.

Они повиснут там, цветные,

На перекрученных шнурках,

И будут на ветру качаться,

Как символ будущих наград.

Зеркало 🪞

Есть у нас в семье одна вещица,

Так, пустяк, не стоит ничего,

Но настолько бережно хранится,

Словно с бриллиантами кольцо.

На простой из дерева подложке,

С вделанной подставкой для стола,

Зеркало квадратное на ножке

Чуть скрипит, но держится в паза́х.

Скромный лик его в равноугольной глади

Отражал отцовские вихры,

А ещё — серебряные пряди

Бабушки подстриженной косы.

Мамины цветные «Ру́би Ро́уз»⁽¹⁾

И тональник в тюбике «Балет»,

Тушь в картонке — «ленинградский» опус,

Женщин всех советский аутлет⁽²⁾.

И мои отточенные «стрелки»,

Поиск благородной седины,

Дочкины искусные проделки

Из моей косметики мечты.

Пусть стоит оно, то зеркальце литое,

Отражая жизни неизбежный ход,

Может быть, увидит внуков тройню,

Ну, а впрочем, как там повезёт!

1) Популярная фирма косметики в 90-ые

Вернуться к тексту

2) Собрание разных брендов на одной площадке

Вернуться к тексту

На серой гладкости гранита

Белеет фото в ободке,

В нём образ: светлый и любимый,

Таким запомнился он мне…

Зима… Мерцают в небе звёзды,

И я, укутана до глаз.

Скрипит в полозьях снег морозный:

Ты в сад везёшь меня, смеясь.

…Блинов румяных сладкий запах

Из кухни — прямо в коридор!

С вареньем, творогом, сметаной,

И я лечу во весь опор!

…Сидим мы за столом с тобою,

А рядом с нами — Васька кот,

И что-то в прописях леплю я,

А что, сам чёрт не разберёт!

Ты смотришь долго, с укоризной

На мой этюд малёванный,

Потом вздыхаешь живописно:

«Как турок завоёванный!»

…Шуршанье мишуры блестящей,

И хвойный аромат в ноздрях.

В уютных недрах чемодана

Стеклярус, шишки, космонавт.

Мы снова украшаем ёлку,

Верша особый ритуал,

Руководишь ты мною ловко:

«Здесь — симметрично,

Здесь — как зря!»

Пишу письмо я Дед Морозу,

Ты мне диктуешь, что сказать:

«Хочу цветную авторучку,

Чтоб было сте́ржней целых пять!»

Моё желанье воплотилось

Под ёлкой в нужный день и час,

К тебе с утра почти вломилась:

«Бабуля, Дед Мороз у нас!»

И если счастье матерьяльно,

То облеклось оно тогда

В простой пакетик целлофана,

Который в памяти всегда.

Там три лежало апельсина,

Открытка с зайчиком была,

Чьё пожелание гласило:

«Катюша, хорошо веди себя!»

Твой почерк был округлый, складный:

Вот как старался Дед Мороз!

И сквозь снега, ветра, бураны

Он авторучку мне привёз!

А помнишь, как я убегала,

Когда ты звала на обед?

Эх, как сейчас была бы рада

Прийти в твой дом, поесть котлет!

Сидеть тихонько на диване,

Не шелохнувшись, не дыша,

Смотреть, как ты, очки приладив,

Читаешь снова Шукшина́.

Шестнадцать лет уж пролетело,

Но сердце греет сквозь года

Тот огонёк, что ты дарила, —

Мой свет надежды и тепла!

…По серой гладкости гранита

Скользит озябшая рука.

Смахнув сухих листочков крылья,

Букетик лилий ставлю я…

(Штат Оклахома, 1996)

— Джо, покрути ещё приёмник!

Они там снова говорят?

(Шипит в динамик голос ровный,

Передавая сводок ряд).

— Циклон крепчает в океане,

Ты видишь, Стив? Идёт Гольфстрим!⁽¹⁾

Шалит барометр в кармане,

Падение — Гектопаскаля три!⁽²⁾

Бейсбольную поправив кепку,

Рик долго смотрит в монитор:

На завихренья и улитки,

Ползущие по складкам гор.

Несёмся вдоль пустынных прерий,

Равнин, поросших сорняком,

И устланных шалфеем белым

Покатых спин крутых холмов.

(А кстати, я же Стив, читатель!

Забыл вначале рассказать.

Мне двадцать пять и я, приятель,

Тебя не буду отвлекать).

Привет, родная Оклахома!

Команда здесь, в твоих руках!

Преследуем торнадо снова,

Забыв про риск и жалкий страх.

За лязгом кузова дрянного

Скрываем новый наш проект:

«Протон-Две тысячи», готовый

Подняться по воронке вверх.

Сезонов пять мы откатали,

Истратив деньги на бензин,

Но вихря так и не догнали:

«Эф-третий»⁽³⁾ был неуловим.

И вот сейчас, поймав Удачу

За тонкий, как проводка, хвост,

Мы мчим вперёд, настроив датчик,

И только пыль из-под колёс!

— А Миллер что, опять скучает?

Сидит над кипою бумаг? —

Смеётся Джо и добавляет

Побольше звука в сингле «Тайм».

Ох, Джонас — вечный наш соперник!

Пять джипов, новый кабинет…

Вот только выследить хоть смерчик

Сноровки у бедняги нет!

Мотает без конца по штату,

Сверяя карты, флюгера́,

Ворует наши координаты,

А смысла в этом: ни-фи-га!

— Их чёрный «Шевроле» маячил

Сегодня возле «Сунер Молл»!⁽⁴⁾ —

Джо курит крепкий «Винстон» в пачке,

Хотя до этого — «Ньюпорт»⁽⁵⁾.

На горизонте, разрастаясь,

Чернеет облаков гряда,

Клуби́тся, пухнет, приближаясь,

Суля великие дела.

Рычит движок в железных недрах,

Мы мчим по трассе во весь дух,

Туда, где крепнет ярость ветра,

Рождая в мыслях близость мук.

Сметая целые кварталы

Безжалостной рукой своей,

Лютуют смерчи, ураганы,

Крадут покой простых людей.

Предугадать их невозможно:

Они капризны и сильны.

Но мы сегодня осторожны,

А ставки — слишком высоки.

— Давай туда!

— Рик машет Джорджу. —

Смотри, вращение пошло!

Наш «Додж» послушно

Лезет в лужи,

С дороги — в кукурузный шторм.

Петляет лента сквозь овраги,

Хлестают листья в зеркала,

А там, в полмиле перед нами,

Чернеет грозная стена.

Спускает ногу великана

Спираль по небу до земли,

И рёв разносится титана,

Как реактивные тяжи́.

— «Четвёртый»⁽⁶⁾, гад! —

В восторге Рики.

— Давай, левее придержи!

Джо объезжает ферму Никки

И правит курс на гаражи.

А справа — страшная картина,

Я хоть привычен и храбрюсь,

Но вид спирали-исполина

Во мне взметает бурю чувств.

Я лезу к кузову с «Протоном»:

Настроить, щёлкнуть, подключить.

Внутри него бренчат «патроны» —

Две сотни шариков фольги.

Они должны взлететь по кругу,

Подняться в теле смерча вверх,

Чтоб передать сигнал на штуку

С одной антенкой и рэле́.

— Стив, ты готов? — кричит мне Рики.

— Так точно, командор! — шучу

И прыгаю в початков пики,

За мной — ребята на ходу.

Под шквалом страшного бурана,

К мосту на сваях у шоссе

Бежим, а в спину жалят палки,

Щепа ́и мусор — всё в песке!

— Держись!! —

Кричим мы с Джоном Рику,

Ныряя под железный кров.

Наш «Додж» уносит, как пылинку,

Закручивает в злобный рёв.

Последний кадр пред глазами:

«Протон», рассеявший шары,

Летит всё выше над полями,

Как символ «чейзерской»⁽⁷⁾мечты.

Припав к опорам, врытым в землю,

Кричим! Но гул съедает всё!

Потоки вихревые слиты

В одно живое существо.

Оно кусает, рвёт и тре́плет,

Из тела выбивает дух,

Шумит, бросается и сле́пит,

Как дьявол на ничтожных слуг.

Ещё чуть-чуть бы продержаться!

Сжимаю судорожно столб...

Не отпускать! И не сдаваться!

Иначе горсть положат в гроб.

Немеют руки, стынут пальцы,

В ушах набился ком земли,

Ну всё, «зэ-энд», пора прощаться,

Целую, Бетти, и прости…

Вдруг резко ветер иссякает,

Стихает грозный рык толпы,

И мокрые, в грязи дорожной,

Смеясь, лежим в овраге мы…

P.S: Посвящается моему любимому фильму «Смерч» (1996 года)

1) Тёплое океаническое течение

Вернуться к тексту

2) Гектопаскаль в метеорологии — единица измерения атмосферного давления

Вернуться к тексту

3) Для измерения силы торнадо используется шкала Фудзиты-Пирсона (F-шкала)

Вернуться к тексту

4) Торговая сеть в Оклахоме

Вернуться к тексту

5) Марки популярных в 90-ые американских сигарет

Вернуться к тексту

6) F-4

Вернуться к тексту

7) Чейзеры — охотники за смерчами

Вернуться к тексту

Был поздний час, и я ступил на камни,

Объялось небо вдруг огнём земным,

И жар напал: мучительный, нещадный.

Он опалил мне губы до крови.

Вокруг скалы, куда хватало взора,

Плясали языки сплошных костров,

И плавилось, ревело всё живое,

Под небом чёрным, в мареве златом.

Я ужаснулся весь от пламенной картины

И хоть едва дышал в чаду густом,

Не смог сдержать тогда я слёз обильных

От вида мук людских,

Под жалящим мечом.

И вниз сбежал с горы той опалённой,

До кромки вод направил я свой путь,

Туда, где в паре завихрённом

Тела кипели, обнажая суть.

Едва взглянув на ближнего страдальца,

Я сам готов был испустить свой дух:

Весь вздутый, в язвах,

Простирал он пальцы,

Прося скорей избавить от потуг.

«Воды! Воды!» — шептали его губы,

Иссушенные, словно соль земли,

Но я ничем не мог обле́гчить этой муки,

Осталось лишь познать его мольбы.

«При жизни той грешил я очень много:

Транжирил средства, беспробудно пил

И умер от подслащенного рома,

Который мой подельник отравил».

А рядом с ним другой хрипел бедняга,

От жара плавилось высокое чело:

«Прослыл я сластолюбцем, коих мало,

За каждой юбкой бегал: увлекло.

Пока один гвардеец кардинала

От ревности не про́бил мне нутро».

От ужаса и смрадного дыхания

Я отшатнулся вмиг,

Но слабый глас левей

Меня сподвигнул выслушать стенанья

Ещё одной души в юдоли сей:

«А я всю жизнь

Присваивал чужое, —

Шептал измученный

И сломленный вожак. —

Безбожно грабил, презирая скорби,

Пока не угодил в судьбы ловушку сам.

Однажды ночью, тёмной, словно сажа,

Я шёл к селенью, бряцая добром,

Карманы грела золота пропажа:

Я знатно поживился у купцов.

Как вдруг упал — ни шороха, ни звука! —

Приставили холодный к горлу нож

И прохрипели, страшно и беззубо:

«Живым сегодня точно не уйдёшь!»

Рассказчик третий, то поведав миру,

Пытался выбраться на сушу из огня,

Но только зря истратил капли

Жалкой силы:

Горящая стремнина унесла.

Не смог я вынести отчаянной кончины

И ринулся обратно вдоль горы,

Но свыше глас грозой неотвратимой

Остановил мои трусливые шаги:

«Куда ты, грешник, убегаешь ныне?

От вод кипящих хочешь ты уйти?

За все твои дела и мысли злые

Не избежать тебе той кары до поры!»

И я упал, издав животный вопль,

Склонился ниц к обугленной степи

И прокричал в великом страхе Божьем:

«Помилуй меня, Господи, прости!»

…Забрезжил свет

Сквозь спущенные шторы,

На полке мирно тикали часы,

Открыл глаза я, весь в поту холодном,

С тупою болью, давящей виски...

Виденье? Сон?

Иль дьявольская прелесть?

А может быть — причудлива игра?

Вопросы эти без конца роились,

А сердце вдруг укутала тоска.

И вспомнил я про все свои деянья,

Про те года, что бе́столку прожёг,

Сложил я три перста для покаянья

И тут увидел на руке ожог…

Вот есть такой типаж людей,

Которые, без сожаленья,

Вас уведут в леса мысле́й,

В густые дебри рассужденья.

Едва почувствовав вопрос

И толику от вас вниманья,

Они займут всегдашний пост,

Волной окатят обаянья.

— Не продаёт ли кто козу? —

Вы спросите немного скромно. —

А то у матери в Остру́⁽¹⁾

Последняя прибралась Зорька.

— Конечно! Много продают, —

Ответят вам весьма успешно. —

На птичий рынок Лёха-шут

Привозит со своей черешней.

— А что за Лёха? — и вот здесь

Вы совершаете ошибку,

Рождая яркий интерес

И плотоядную улыбку.

— Да Лёха тот, что с Юркой в смене,

Ну, помнишь, бывший Райсоюз?

Они возили на прицепе

Колёса, балки, новый шрус.⁽²⁾

У них начальником был Палыч,

Ну, тот, что с Люськой раньше жил,

Которая вдовой осталась

Из-за того, что Волков пил.

Ну, Волков, помнишь, наш сантехник?

Он раньше часто приходил,

А с ним дружил Борис-электрик,

Который в армии служил.

Он дембельнулся и приехал,

Пошёл водителем в такси,

Сошёлся с Ленкой из Промтеха —

Подругой Палыча жены.

А-а, ты жену его не знаешь?

Она работала в Сельпо,

Вела учёт товара в кассе,

Детей водила на дзюдо.

Мы с нею часто там встречались,

Бывает, говорили вскользь,

Она же мне и рассказала

Про Люську Зайцеву и гвоздь.

Ты что, не помнишь? Было дело,

Та Люська — Палыча жена —

Ходила в шлёпках по отделу,

Да пропоролась подошва́.

Там ржавый гвоздь в полу забыли,

Ну, помнишь, старый Райсоюз?

Где Лёха с Юркой и Вадимом

Возили летом новый шрус!

Так вот, тот гвоздь ей в пятку впился,

А это, знаешь ли, беда!

Пришлось в больницу ехать быстро,

Прививку брать от столбняка.

А там на пропускном засада:

Народу, что на Новый год!

Хромых, косых и пьяных стадо:

Кишечник, грыжа, пищевод…

Конечно, Люське стало страшно!

Так что там надо про козу?..

— Ты извини, уже неважно,

Я у знакомых расспрошу.

1) Деревня в Смоленской области

Вернуться к тексту

2) Деталь трансмиссии

Вернуться к тексту

Ищу в других иные смыслы,

Подтексты, скрытые миры,

Я презираю анонимность —

Тот выкормыш слепой игры.

Я тонко чувствую скольженье,

Подводной мысли быстрый ход,

И не смутит меня броженье

Под килем правды мутных вод.

Я ваши речи разбираю

На многоточья и слова

И бусин буквы продеваю

По тонкой ниточке добра.

Пускай огнём сжигают фразы,

На сердце вытравив рубец,

Омою солью эти язвы,

Прияв терновый свой венец.

Под шелухою лжи и фальши

Дойду до сути естества,

Где каждый слой — ранимый, падший —

Скрывает чуточку тепла…

Дрянной мотель,

И снова — полночь,

Потухший лик

Пустой луны.

На старом кресле,

Словно овощ:

Бессилен, слаб

В своей любви.

Любви к себе, конечно,

Что же, кого ещё

Ему любить?

Красив он? — Да.

Талантлив? — Тоже.

С таким не стыдно потусить.

И он гулял, кутил безбожно,

Висел на баре до утра.

Чужой парфюм

Въедался в кожу,

Помада липла, как нуга.

Потом сияла

Жирным блеском

На волосках небритых скул,

Её стирал он

Жидким средством,

Подобно тем, кому он «вдул».

А было много,

Этих женщин,

Их пошло выкрашенных лиц

И томных взглядов манекенщиц,

В разводах туши для ресниц.

Он с ними спал…

Нет! Жёстко трахал,

Вбивая в тоненький матрас:

Так притуплялся приступ страха,

И отпускал противный спазм.

Потом лежал,

Курил сигару,

Смотрел бесцветно в потолок:

Уже плевать, что рядом дама

Искала кружевной чулок.

И так всегда же с ним бывало:

Дешёвый номер на двоих,

Бутылка пойла из «Уолмарта»,

Надетый впопыхах «СкинКинг»⁽¹⁾

Его бесила их безликость:

Тех женщин, что лежали с ним.

Он раздражал в себе брезгливость

И злобу взращивал на мир.

Так легче было избавляться

От хлама некрасивых тел:

В белье дешёвом, несуразном,

В бюджетных платьях

«Эйч Энд Э́м»⁽²⁾.

Они всегда воняли по́том —

Такой обманчивый контраст! —

Себя считая «высшей пробой»,

Элитой тех, кому он даст.

А он всегда искал чего-то,

Перебирал колоду карт:

Студентки, женщины «за сорок»,

Тридцатилетние «мадам».

Азарт охотника куражил,

Играл в крови, сулил любовь…

Ну да, до той минуты, скажем,

Когда кончал обильно вновь.

Потом — так резко отпускало,

Что мерзко зя́бнуло нутро́,

Простого секса было мало,

Хотелось больше… А чего?

Он сам не знал

И только злился,

Бесила ночи красота.

Зеркально профиль отразился,

В глазах зияла

Пус-то-та…

1) Марка презервативов в США

Вернуться к тексту

2) H&M — популярный бренд одежды

Вернуться к тексту

Мур-мяу, здравствуйте, друзья!

Какая чудная погодка!

Немножко похвалю себя:

Почистил утречком я шёрстку.

Она лоснится и блестит,

Моё кошачье сердце греет,

Манишку нужно вам блюсти,

Ведь грязный вид никто не ценит!

Штанишки чистить, лапки мыть

И спать подольше спозаранку,

Мяф, как хорошо котейкой быть!

А вам не повезло, так жалко!

В красивом домике мне жить —

Одно мурчащее довольство!

Своих питомцев приютить,

У них вдвоём большое сходство!

О двух ногах, совсем без шерсти,

Представьте, даже без хвоста!

Мур-мяу, как же это зверски!

Им только мучаться зазря…

И вы, друзья, не оставляйте

Своих зверят на произвол,

Почаще воду им меняйте

И покупайте вкусный корм!

Мур-мяу-мяф и «чик-чирички»!

Какие стайки там пестрят?..

Я «Каф-Каф» зову их, «Птички!»

Но они же не хотят!

Что за наглые привычки

У растрёпыш-воробьят?

Вы, друзья, не расслабляйтесь:

Если кто-то не идёт,

То терпенья набирайтесь,

Не пускайте когти в ход!

Мур-мяу, вот мои бумажки!

С утра люблю в них пошуршать,

Подумаешь, кота замашки!

Науку нужно изучать!

И вы, друзья, любите книжки,

Старайтесь больше их прочесть:

Они пополнят ваш умишко

И не дадут вас скуке съесть!

Мур-мяу, слышите, детишки?

Зовут питомцы поиграть,

Ну что за э́таки плутишки?

Не могут без меня начать!

Пришла пора и нам прощаться!

Мур-мяу, вот ещё урок:

Старайтесь зря не огорчаться

И запасайте мышек впрок!

🐁🐁🐁🐾🐾🐾🐾

Ты знаешь, моё сердце вновь свободно,

Недолго в нём симпатия росла,

Играла в недотрогу я упорно,

Но зёрнышко любви не извела.

С другими я встречалась беззаботно,

Смеялась, веселилась — как всегда.

Мой лёгкий нрав тогда мне был опорой,

А по ночам печалилась душа.

Я часто вспоминаю наш октябрь,

Лазурь небес и золото листвы,

Прогулки под луной, фраппе из мяты

И сладость поцелуя у реки.

Твои большие тёплые ладони,

Смешную шапку, полосатый шарф,

Как ты бежал к вагону на перроне,

Сиял улыбкой, не сбавляя шаг…

Меня кружил да так, что я пищала,

Сгребал в охапку, называл «доцент»,

Твои вихры сквозь пальцы пропускала

И часто повторяла: «Мой студент...»

Вся кафедра за спинами шепталась,

Беззвучно наполняя кабинет:

«Какой позор! С мальчишкою связалась,

Ему едва мину́ло двадцать лет!»

А я цвела вполне себе счастли́во,

В том возрасте, который не хотят

Отпраздновать хоть сколь-нибудь красиво,

Ведь «сорок» — суеверный постулат.

Тогда, признаюсь, всё же отступила:

Шептал рассудок, общество гнало́.

Тебя позвав, легонько пожурила,

А после огорошила, что «всё»…

Твои глаза наполнились слезами,

Их ясный блеск от боли потускнел,

Напрасно я промучилась словами:

Ты спорил, злился, слушать не хотел.

Последний аргумент,

Пусть насквозь лживый,

В тебя всадила, словно арбалет:

«Прости меня, Артём, что так случилось,

Но в сердце для тебя вакансий нет!»

Противно стало мне от этой «правды»,

В груди тугой комок скрутил нутро́.

Когда ты хлопнул дверью, как петардой,

Хотелось сдуру выпрыгнуть в окно.

Тревожно шли недели без ответа,

«Пропущенные» в столбик от тебя,

Но я держалась — стойко, «сигаретно»,

И бесхребетной точно не была.

На зависть всем с коллегою гуляла,

Потом — с другим, потом ещё с двумя,

А как же, очень «правильною» стала,

Ни дать ни взять законная жена!

И даже получалось одно время:

Смеяться, жить, таскаться по кафе.

Вот только ранка в сердце

Всё ещё болела,

Назойливо садни́ла о тебе!

К «позорной» связи я была открыта,

Хотя сейчас, на «ри́ллсовой»⁽¹⁾ волне,

Могла назло носить корону «ми́лфа»⁽²⁾

И че́рпать вдохновенье в пацане.

Рассы́пался октябрь вновь дождями,

Раззолотился скатертью листвы…

И как у нас на кафедре бывало:

«Вакансия открыта, но увы…»

1) Reels — короткие видеоролики в запрещённой сети

Вернуться к тексту

2) Милфа — зрелая привлекательная женщина от 30 до 50 лет, которая ищет отношений с молодыми мужчинами

Вернуться к тексту

Если спросят меня ненароком:

«Что считаешь наградою ты?»

Я отвечу, подумав немного:

«Предрассветные у́тра часы!

Когда небо — в лиловом пурпу́ре,

Разрастаясь с востока зарёй,

Разливается в небе июля,

Предвещая безветренный зной.

Или зимних красот самоцветы,

Заточённые в снежном плену,

В их мерцающем блеске одетый

Старый дуб, что шумит на ветру.

И осенних покровов пушистых

Золотой и бордовый отсве́т,

И весенних денёчков лучистых

Пропуск в лето, душистый билет.

Неба звёздного купол расши́тый,

Весь в мерцающих блёстках планет,

А ещё — крепкий чай сахари́стый,

Согревающий в бури и снег.

Но ничто не сравнится с отрадой

Быть с людьми, ощущая родство!

Без конца обсуждать свои взгляды,

Находя в том уют и тепло.

Всем известна одна аксиома,

Нашей жизни священный догмат:

«Возлюби же того, кто с тобою,

Столь же сильно, как любишь себя!»

Протянулась по белому свету,

От бескрайних морей до пустынь,

Мировая стезя интернета,

Всех собрав на просторах своих.

И теперь в слове «ближний» иное

Обретает значение мир:

Мы бываем родными друг другу

Даже через две тысячи миль.

Никогда не узнаешь, пожалуй,

Где скрывается «твой» человек:

За красивой картинкой с цветами

Или строчкой простой «незарег»!

Но Господни пути очень мудро

Сквозь пространство и время сплелись:

С тем, кто нужен тебе в ту минуту,

Обязательно свяжется Жизнь.

И горят эти яркие нити,

Обнимая наш шарик земной,

По одной им известной орбите

Держат курс на свой спутник родной.

Чтобы где-то, на дальних границах,

Расцвели вдруг в конце октября

Две улыбки на радостных лицах,

Веселее забились сердца!

THE END

❤️❤️❤️