Мрачный (джен)

Мрак в Азкабане не был просто отсутствием света. Он был живым, плотным, липким. Он заползал под кожу, высасывая тепло и память. Он был единственным сокамерником, которого нельзя было игнорировать.

Беллатрикс Лестрейндж сидела на каменном полу, не чувствуя холода. Она давно перестала его чувствовать. Её мир сузился до четырёх влажных стен и постоянного шёпота. Шёпот дементоров был похож на шелест высохших листьев, но он вытягивал из неё не жизненные соки, а нечто большее — яркие вспышки прошлого.

Сначала она пыталась бороться. Выкрикивала имя Тёмного Лорда, стремясь прогнать мрак силой своей преданности. Но дементоры высасывали и её ярость, оставляя лишь горький осадок. Они оставляли только самое мрачное.

И вот она сидела, и мрак плёл для неё свои картины. Не картины света и радости — дементоры оставляли лишь обрывки поражений, боли, страха.

Она видела не триумфальное возвращение Лорда, а его падение. Не свой гордый смех, а искажённое ужасом лицо, когда заклинание аврора сбило её с ног. Не верность сестры Нарциссы, а её испуганные глаза в день их последней встречи.

Это было хуже любой пытки. Её заставляли переживать не боль, а пустоту. Ту самую пустоту, что осталась в мире после исчезновения её господина.

Иногда в этом мраке рождались образы. Ей чудился силуэт в углу камеры — высокий, гордый. Она бросалась к нему, протягивая руки, шепча слова клятвы. Но её пальцы встречали лишь скользкую стену, покрытую инеем. Это был не он. Это был призрак, сотканный из её безумия и отчаяния.

Она начинала смеяться. Её хриплый, надломленный смех разносился по камере, отражаясь от стен и возвращаясь к ней уже чужим, пугающим эхом. Она смеялась над своим положением, над глупостью авроров, над всей этой жалкой системой, которая думала, что может сломить её. Но смех быстро переходил в рыдания, а рыдания — в тишину, которую снова заполнял всепоглощающий мрак.

Она цеплялась за свою ненависть. Ненависть к Поттерам, к Дамблдору, к всем тем, кто посмел встать на пути её Лорда. Ненависть была якорем, последним островком в этом море отчаяния. Она шептала проклятия, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Боль была реальной. Боль напоминала ей, что она ещё жива.

Но дементоры были искусными палачами. Они по крупицам вытягивали даже её ненависть, оставляя лишь леденящую пустоту. В самые мрачные моменты ей начинало казаться, что её господина никогда и не было. Что её жизнь, её вера, её жертвы — всё это лишь сон, порождённый её больным сознанием в этой вечной ночи.

Она сжимала голову руками, пытаясь выгнать эти мысли. Нет. Он был. Он должен вернуться. И когда он вернётся, он найдёт её. Он оценит её верность, её страдания. Он освободит её из этого мрака.

И эта мысль, словно слабый лучик света в кромешной тьме, позволяла ей дожить до следующего дня. Она выпрямлялась во мраке, пытаясь придать своей фигуре былую горделивость. Она была Беллатрикс Блэк. И никакой мрак не мог заставить её забыть, кому она принадлежит.

Но мрак снаружи уже давно стал мраком внутри. И в её глазах, привыкших к вечной ночи, горел теперь только одинокий, безумный огонёк — последний след того, что когда-то было её душой.