О коронах и королевах (джен)

— Мисс Певенси, могу я поинтересоваться, что вас так рассмешило? — разрезал деловитое шуршание учебников строгий голос мистера Лоренса. Люси поспешно перевела взгляд с иллюстрации, демонстрирующей, как выглядели короны королевы Виктории и французской властительницы Марии-Антуанетты, на исцарапанную поверхность парты и смущенно потупилась.

Лицо учителя, всё, до последней черточки и складочки, просто тряслось от негодования. Его брови взлетели так, что почти скрылись из виду, усы возмущенно прыгали из стороны в сторону, а губы неслышно проговаривали что-то, видимо, куда более гневное продолжение прозвучавшей перед тем фразы.

Остальные ученицы, заметив это, сразу же захихикали, а Люси стало очень стыдно. Вот и она довела бедного человека.

Каждому в их школе было известно, что смотреть на разгневанного мистера Лоренса очень забавно. И что вывести его из себя не стоит особых усилий. Школьницы без зазрений совести пользовались возможностью поразвлечься, а остальные учителя смотрели на это сквозь пальцы: не поощряя, но и не пресекая подобные выходки. Дух индивидуализма всегда был в них сильнее духа коллективизма. Не над ними смеются — тогда пожалуйста.

Она никогда не могла понять такого отношения, но и сделать тоже. Лишь от души жалела мистера Лоренса и старалась на его уроках вести себя образцово. Но вот сейчас так неудачно попалась. Надо было быть посдержаннее. Но при взгляде на массивные украшения, венчавшие некогда головы английских монархов, Люси никогда не могла сдержать расцветающую на губах улыбку. Эти уборы были так не похожи на те тоненькие золотые обручи, что носили они во время своего правления.

Один раз она примеряла подобную. Во время визита в дружественное государство по ту сторону гор, жена монарха не уставала поражаться свободе, с которой вели себя нарнийцы, — словно и не короли и знатные вельможи они, а простолюдины, царские одежды надевшие, и скромности, эти одежды отличающей.

Сама она была щеголихой знатной: шелка, бархат, серьги, перстни да браслеты — всё с превеликим удовольствием носила и Люси приобщить к своему обыкновению пыталась. Водила в сокровищницу, наряды показывала, даже драгоценную корону, что надевала на торжества, примерить дала как-то. Но безуспешно. Люси с удовольствием соглашалась полюбоваться ценными украшениями и чудесными платьями, но менять точку зрения не собиралась. Не богатые одежды да украшения, которых у нее было достаточно, делают из короля или королевы истинного правителя, совсем не они. Да и дистанция в отношениях с подданными, о которой неустанно твердила ей новая приятельница, далеко не всегда служила во благо...

Так и остались они каждая при своем. Лишь чудилась порой Люси фантомная тяжесть венца, коей ее обруч-корона никогда не обладала. И в моменты принятия решений трудных казалось порой, что куда легче было бы смотреть на подданных своих сверху вниз, не впитывать, не понимать всей душой их боль. Но она была королевой и не могла, не должна была поступать иначе. Так завещал Аслан, так велело ее собственное сердце. Что могло быть поводом весомее?

Возможно, поступай так и королевы родной Англии, им не нужна была бы давящая тяжесть их роскошных корон, чтобы не возноситься слишком высоко над простыми людьми. Ведь корона — не только роскошное украшение или символ власти. Она — напоминание. Напоминание о том, что власть не только слава, богатство и великий почет, но еще и ни с чем не сравнимая ответственность: за себя, за тех кто рядом, за тех кто был и будет.

Она всего лишь улыбнулась. Что в этом такого? Но если мистера Лоренса это огорчило...

— Мистер Лоренс, — разнесся по классной комнате звонкий голосок. — Извините, — Люси встала со своего места и с робкой, обращенной к нему одному улыбкой произнесла: — Я не хотела. Эти короны, они просто очаровательны, но вам не кажется, что носить их было несколько затруднительно?

Учитель прервал свою тираду и растерянно посмотрел на нее. — Действительно, мисс Певенси, действительно... Весила такая корона...

Смех прекратился, теперь девочки внимательно слушали говорящего, а мистер Лоренс, увлекшись, долго еще разглагольствовал об особенностях венцов, что носили, да и продолжали носить монархи. Ведь, в сущности, было у него в жизни всего два увлечения: история и пествование духовно-нравственных качеств учеников, первое его увлечение не разделявших.